Неравный брак

Глава 1

Не видя Бланш, Джейн чувствовала себя в Респрине достаточно счастливо. Руперт (он настоял, чтобы она именно так его называла) трижды помогал им подниматься на чердак и подбирать мебель для дома в Тринике. Джейн с Алистером как будто расхаживали по большому антикварному магазину, с той лишь разницей, что здесь ни за что не нужно было платить.

Несколько дней они провели в Лондоне — подбирали обои в комнаты и материал для штор. Супруги заходили лишь в те магазины, где продавались авторские изделия. Джейн с удовольствием и даже с наслаждением выбирала рисунок, фактуру ткани для мебели и штор: прежде она и представить себе не могла подобного разнообразия материалов. Внимательные и услужливые клерки готовы были предложить ей массу идей относительно целесообразности и моды. Однако все их советы Джейн напрочь отметала: перед ее мысленным взором давно уже вырисовался ее дом, таким, каким ей хотелось его видеть. Заказав ковры и шторы, Алистер с Джейн возвратились в Респрин с краской и обоями.

Джейн казалось, что все делается очень уж медленно. Рабочие не торопились: закончив одну комнату, переходили в другую, затем в третью… Леди Редланд тотчас начинала обставлять комнаты мебелью, вытирать пыль, развешивать картины, распаковывать фарфор, целые залежи которого обнаружились на бездонном чердаке респринского особняка.

Возбуждение Джейн не имело границ, как не имела границ ее новоявленная буржуазная гордость. Она с удовольствием бы довела дело до конца. Однако Алистер был непреклонен.

— Когда вернемся из Шотландии, у нас еще будет достаточно времени, чтобы все тут завершить. А за это время выветрится запах краски. Как бы то ни было, а шторы, которые мы заказали, все равно будут готовы только к нашему приезду.

Джейн обнаружила на чердаке одну из любимых игрушек Алистера. Она вытащила Фреда из темного угла, вымыла и насухо вытерла лошадку, осторожно расчесала гриву, хвост и поставила игрушку в холл.

— Странное место ты нашла для Фреда.

— А мне кажется, тут он очень даже смотрится.

Алистер отошел на пару шагов, внимательно присмотрелся.

— Впрочем, знаешь, а ведь ты права. Должен признаться, что тебе удается каким-то образом все вещи ставить на свои места.

— Тут и удивляться нечему.

— А тебе нечего нос задирать.

— Мог бы быть повежливее. Если я из рабочей семьи, это не значит, что у меня нет вкуса или что я не разбираюсь в цветовой гамме.

— Джейн, ради Бога, не взвивайся.

— А ты думал, я буду молчать?

— Если ты, дорогая, будешь такой скрипучей, я стану называть тебя колючкой. — Он улыбнулся, однако она насупилась.

— Извини, дорогая, я вовсе не хотел становиться ментором. Я так горжусь тобой. — Алистер вернул-таки Джейн хорошее расположение духа. Впрочем, она и сама испытывала такой прилив радости, что попросту не могла долго сердиться.

В эти две недели Джейн заметно сблизилась с отцом Алистера. Она чувствовала, что пришлась ему, что называется, по душе.

Но две недели пролетели стремительно, и пора было ехать в Шотландию. Настроение Джейн резко упало.

Ехать пришлось в спальном вагоне. Вообще-то Джейн любила ездить поездом, любила милый железнодорожный комфорт, мчащийся в ночи состав, гудок локомотива… На каждой остановке, пока в багажное отделение загружали почту, она высовывалась из окна, пытаясь определить их местонахождение. Ей нравилось, как паровоз пускает пары и сдавленно свистит, когда в тендер заливают воду, и клубы густого пара заволакивают перрон. По мере того как состав продвигался на север, менялись местные диалекты. И вот Джейн услышала шотландскую речь, а взору ее предстала величественная панорама севера. Тут преобладали невиданные ранее оттенки пурпурного, желтого, ярко-красного. Именно эти цвета прихотливо смешал Господь, расцвечивая ландшафты Шотландии. В Инвернессе они вышли из вагона, и Джейн вдохнула полной грудью.

«Роллс» с Такером за рулем поджидал их на станции. Над узкими проселочными дорогами деревья смыкали свои кроны, так что, поднимая голову, не всегда можно было разглядеть небо. Подобно жидкому серебру, со скал падали водопады, стремительные речушки торопливо куда-то несли свои желтые воды.

— А почему здесь вода такого цвета?

— Из-за торфа.

— А что это такое, торф? — спросила девушка. Ей объяснили. Внезапно на небе, над горизонтом, показался великолепный тетерев. Такер даже остановил машину, чтобы лучше его рассмотреть.

— Пап, ты только полюбуйся на это чудо. Эх, было бы сейчас ружье!..

— Да, это, наверное, королевский тетерев, — сказал Руперт. — Превосходно смотрится!

— Алистер, неужели у тебя рука поднимется убивать такую красотищу?! — спросила Джейн.

— Очень даже поднимется, дорогая, — сказал он твердым голосом.

Спустя два часа они прибыли наконец на место. Этот дом обыкновенно называли «домиком» или «пристанищем», и потому Джейн ожидала увидеть какую-нибудь маленькую постройку, вроде флигеля. Когда же на горизонте вырос Драмлок, его величественный вид потряс Джейн. Узкие окна, подобно бойницам, шли не сплошными рядами, а располагались весьма причудливым образом. Входная дверь оказалась такой огромной, что через нее без труда сумел бы пройти крупный слон.

— Ну как тебе? — с улыбкой поинтересовался Алистер.

— Надо же, какой он здоровенный!.. — нерешительно проговорила она.

— Мне всегда казалось, что Людвиг Баварский построил его в недобрый день. — И Руперт рассмеялся.

Еще не переступив порог, Джейн почувствовала, что здесь ей не понравится. Слишком уж дом огромен да и выглядит совершенно нелепо на фоне местного пейзажа. Джейн еще подумала о том, сколько работников, причем явно за нищенскую плату, таскали черт знает откуда строительные материалы, и многие из возводивших это грандиозное сооружение наверняка умерли от истощения. Какой-нибудь из лордов Апнорских в прошлом веке заказал, должно быть, себе замок, выбрал архитектурный проект и ткнул пальцем: «Строить здесь!» Этот замок должен был свидетельствовать о влиянии и мощи владельца, отсюда и размах строительства.

При появлении «роллса» навстречу выскочили несколько собак, радостным лаем приветствуя автомобиль. При виде Бэнкса у дверей Джейн радостно улыбнулась.

— Мистер Бэнкс, как я рада снова вас видеть!

— Леди Редланд, — поклонился в ответ дворецкий. Джейн ненавидела свое новое имя, как если бы этот титул был ей не по чину, и теперь вот вновь смутилась.

Холл дома напоминал просторный банкетный зал. Казалось, что каждый квадратный дюйм на стенах покрыт головами убитых животных: стеклянные взгляды провожали Джейн буквально повсюду. Устилая пол, под ногами во множестве лежали шкуры животных. Иные из них были снабжены головами, так что требовалась известная ловкость, чтобы пройти по полу, не поскользнувшись.

Бэнкс проводил молодых в отведенную им комнату. Они двинулись по длинной скрипучей лестнице, затем вдоль узкого коридора, по обе стороны которого висели портреты каких-то грозных мужчин. Их покои, подобно многим другим комнатам этого странного дома, были круглой формы. Сразу же в глаза бросалось огромное, четырехколонное ложе из дубовой рамы, занавешенное балдахином из шотландки. Окно оказалось маленьким, утопленным в толстенной каменной стене, потому в комнате было темно и Джейн поискала глазами выключатель.

— Тут нет электричества, только керосиновые лампы, — объяснил Алистер. — Есть лишь небольшой генератор, чтобы подавать напряжение для холодильников на кухню, а так, больше ничего. Забавно, не так ли?

— Да уж, — без особой, впрочем, радости согласилась Джейн. Нет, ей никогда не полюбить этот дом. Она уже всем сердцем ненавидела эту темную холодную спальню, ненавидела обилие шкур убитых животных.

— Я пойду погуляю. Ты со мной? — поинтересовался он.

— Нет, спасибо. Я пока распакую вещи.

— Это сделает служанка. Пойдем подышим.

— Нет, уж лучше я сама распакую и разложу по местам.

Алистер пожал плечами и вышел. Как только дверь за ним закрылась, Джейн тотчас пожалела о своем решении. Через толстые стены не проникало ни единого звука, кроме того, в спальне стоял довольно ощутимый холод. Джейн принялась распаковывать вещи, но ее раздражала тишина, казавшаяся какой-то слишком уж неестественной. Внезапно оставив чемоданы, она схватила пальто и, выскочив из комнаты, сбежала по длинной лестнице, надеясь, что ей удастся догнать Алистера.

Она огляделась, но мужа, похоже, и след простыл. По обеим сторонам ведущей к дому дорожки рос самый что ни на есть настоящий лес, как бы желая поглотить человеческое жилье. Лишь перед фасадом тянулась аллея, проложенная по небольшому лужку в сторону серо-стального озера, за которым вздымались величественные горы. Потрясающе! Покинув дом с его давящей атмосферой, Джейн почувствовала себя свободнее и счастливее. Усевшись на невысокую каменную ограду, она невольно залюбовалась захватывающим дух видом.

Внимание ее привлек звук водопада. Она спустилась на землю и двинулась на звук через лес. Изредка Джейн останавливалась, любуясь пахучими лесными растениями и цветами. Гниющие прошлогодние листья добавляли сладкий привкус к и без того сильным лесным ароматам. Присев на корточки, Джейн вдохнула полной грудью и почувствовала приятное тепло земли-матушки.

Звук падающей воды сделался громче. Пройдя еще несколько шагов, Джейн обнаружила, что оказалась на невысокой каменной гряде, за которой текла река. Бурый пенистый поток осторожно огибал прибрежные валуны, как бы стараясь не беспокоить их, и так уже изрядно подточенных за прошедшие века. Неподалеку, вверх по течению располагался водопад. Джейн осторожно приблизилась. Как ни странно, но в месте падения вода образовывала темное и практически бездвижное озеро, которое далее проливалось вниз стремительной рекой. Зачарованная этой красотой, Джейн присела на берегу.

Краем глаза она уловила какое-то движение. Подняв голову и ничего не заметив, Джейн собиралась уже было отвести глаза, как вдруг увидела огромную рыбину, которая, сверкнув чешуей, легко выпрыгнула из темного потока, описала в воздухе дугу и, рассыпав множество брызг, упала в воду чуть ли не рядом с водопадом. Почти тотчас и вторая рыбина выскочила из воды, попыталась запрыгнуть на порог, не преуспела, но возобновила попытки: казалось, она несколько мгновений простояла на хвосте, сделавшись похожей на острый боевой клинок, затем сильно оттолкнулась и достигла желаемого порожка. Весь темный бассейн так и кишел рыбой: иные из рыбин легко запрыгивали на пороги, тогда как другим приходилось предпринимать несколько попыток, чтобы одолеть трудную высоту. Одна незадачливая «прыгунья», не рассчитав усилий и направления, выскочила на берег как раз у ног Джейн. Джейн осторожно притронулась к ней пальцем, ожидая, что чешуя будет липкой и противной на ощупь. Однако ничуть не бывало; Джейн, взяв бившуюся на берегу рыбину за хвост, швырнула ее обратно в воду. Рыба, подобно мощной торпеде, тотчас же ушла на глубину.

Часа два сидела Джейн у водопада, любуясь красотами ландшафта. Впрочем, время подходило к обеду.

Она вернулась в дом. На переднем дворике Джейн заметила несколько подъехавших автомобилей. Среди прибывших оказалась Кларисса, она в упор посмотрела на Джейн, затем, ни слова не говоря, демонстративно отвернулась. Джейн подняла голову и гордо прошествовала сквозь толпу молодежи, чувствуя, что все, как по команде, посмотрели на нее.

В холле она встретила Бэнкса. Поинтересовавшись у него, куда идти, Джейн вошла в большую гостиную. По сравнению с респринской мебель тут была сравнительно непритязательная, старенькая. Большие, обтянутые вощеным ситцем диваны с продавленными сиденьями имели весьма непрезентабельный вид. Впрочем, в гостиной было достаточно уютно, видимо, домочадцы проводили тут много времени.

— Ну вот и ты, наконец. Где изволила гулять? — поинтересовался Алистер.

— Обнаружила тут неподалеку красивейший водопад и озеро. Дорогой, как же это все здорово!.. Там, знаешь, такие огромные рыбины, они так смело выпрыгивают и оказываются за порогом… — Глаза Джейн сверкали, она захлебывалась от переполнявшей ее радости. — Исключительно красивые рыбы. Как хоть они называются?

При этих ее словах Кларисса и ее друзья, вошедшие следом, громко расхохотались.

— Лососи, бестолочь, — услышала она презрительный голос Клариссы. Джейн стремительно обернулась: стало быть, никакого примирения, эта особа так и намерена ее унижать?!

— Да, я никогда ранее не видела лосося и поэтому не знаю, как, черт побери, этот самый лосось выглядит. Не у всех же были такие стартовые условия, — твердо произнесла она.

— Могла бы не говорить, это и так понятно!

— Одно из двух, Кларисса, или ты будешь себя вести как положено, или сейчас выйдешь отсюда, — заявил ей отец. Когда он отвернулся, она скорчила рожу. — Ты совершенно права, Джейн, рыбы эти исключительно красивы, — обратился к ней Руперт. — Завтра я переговорю с Мэком. Алистер, наверняка молодые лососи идут вверх по течению, а значит, в ближайшие дни мы можем славно порыбачить.

Джейн настолько переполняли эмоции, что она не сразу заметила сидевшую в высоком кресле с подушечкой для головы леди Апнор. Поздоровавшись со свекровью, Джейн извинилась за свою рассеянность, однако леди Апнор сделала вид, что ничего не слышала. Она обратилась к Алистеру:

— Не мог бы ты проследить, чтобы твоя жена в этом доме не опаздывала к столу?

Алистер чуть было не взорвался, но счел за благо сдержаться. Джейн при этих словах испытала привычный уже животный ужас, который эта женщина нагоняла на нее. Подобно многим представителям ее генерации, леди Апнор была исключительно властной, высокомерной особой. И поскольку ее собственная свекровь умерла, именно слово леди Апнор в Респрине считалось законом: никто не мог бы припомнить каких-либо возражений хозяйке. Если кто иногда и отваживался спорить с ней, так это лишь собственный ее супруг. И потому леди Апнор, будучи по природе женщиной грубой и недальновидной, самодурствовала, своими словами и поступками зачастую обижая ближних. Впрочем, домочадцы, видимо, воспринимали ее поведение как вполне допустимое и даже совершенно нормальное.

Джейн кое-как вытерпела обед, и то главным образом потому, что сидела справа от Руперта. Она уже усвоила, что может занимать это место благодаря тому, что Алистер является обладателем своего титула. Странной все-таки женщиной была леди Апнор: грубо игнорировала Джейн, однако строго соблюдала в отношениях с ней те правила поведения, которыми надлежало руководствоваться при общении с той, чей социальный статус был полностью определен. Будучи второй замужней женщиной за столом, Джейн получила возможность занять место рядом с Рупертом. Сие лицемерие лишь усугубляло общую ситуацию, расширяя и без того непреодолимую пропасть между Джейн и свекровью.

Прибыло еще несколько гостей, зазвучали нестройные приветствия, и Джейн незаметно выскользнула из гостиной. Лучше уж пойти в свою неприятную спальню, нежели оставаться рядом с леди Апнор.

Алистер, пребывающий в прекрасном расположении духа, присоединился к жене. Он намеревался переодеться к ужину. Джейн с интересом и восхищением наблюдала за тем, как муж облачается в одежды северного края. В новом наряде он выглядел совершенно иначе, более мужественным, что ли. Изменилась даже его походка, шаг приобрел этакую горделивую тяжесть.

— Ты выглядишь просто потрясающе, Алистер!

— Говорят, у меня идеальная задница для шотландской юбки. Ты не находишь?

Наблюдая за тем, как он вертится перед зеркалом, Джейн улыбнулась.

— И что это с тобой сегодня, Алистер? С чего бы это вдруг ты решил так разодеться? — спросила она.

— Обычно в первый вечер здесь устраивается торжественный ужин. Так у отца заведено, собираются его здешние друзья. Но ты можешь лечь спать, когда захочешь. Женщины обычно так и поступают, ну а мужчины, как правило, пьют всю ночь напролет и режутся в бильярд. Здорово!

На сей раз холл выглядел совершенно по-иному. Помещение освещали огромные свечи, в камине трещал огонь. На столе коптили шандалы.

Понемногу съезжались друзья лорда Апнора. Мужчины все в юбках; женщины тоже в юбках, только кашемировых, и джемперах. Появился волынщик и сыграл приглашение к ужину. Блюда оказались превосходными: за все время, что Джейн гостила у Апноров, ей не доводилось отведывать столько действительно вкусных угощений. Тут было и сочное оленье седло с прекрасно прожаренным картофелем и ярко-красным желе из рябины. Как чета женатых людей, Алистер и Джейн оказались разделены. Джейн сидела между старым генералом, который отчаянно старался расслышать то, что она говорила, однако беседа с которым была абсолютно невозможна, и прилизанным молодым человеком, другом Клариссы, который приехал из Лондона.

— Жаль, вас не было на Майском балу, — без преамбулы заявил молодой человек.

— Что еще за Майский бал? — поинтересовалась она.

— По случаю первой июньской недели. Было клево. Алистер был в ударе, ему тоже понравилось. Он такой занятный, когда напьется, правда ведь? — Молодой человек рассмеялся.

— Я тогда не могла, я работала, — ответила она, внутренне напрягшись.

— Да, Алистер говорил об этом. Жуткая работа, это ваше сестринское дело, должен сказать.

Голос этого парня, казалось, доносился откуда-то издалека. Разговаривать с ним Джейн совершенно не хотелось. Она чувствовала себя одинокой и потерянной среди застольного гама, ее раздражало и подавляло обилие свечей, в глазах рябило. Ей приходилось тратить немало усилий на то, чтобы просто осознать услышанное. Оказывается, Алистер был на балу, но при этом ни словом не обмолвился! «Этому должно быть какое-то объяснение», — подумала Джейн. Впрочем, сейчас ей не стоит размышлять на эту тему, иначе настроение ухудшится и весь вечер пойдет насмарку. Джейн заставила себя обернуться к соседу и поинтересоваться, чем он занимается.

После ужина они вернулись в холл, там тоже стоял большой стол с закусками. Вновь появился волынщик. Гости принялись внимать протяжным заунывным звукам. Казалось, все только этого и ждали, потому как, дождавшись соответствующего места, дружно пустились в пляс. Еще днем Джейн заметила в холле галерею и сейчас, взобравшись туда, сверху взирала на празднество. Внизу никто не сбивался и не портил строгий рисунок танца. Мужчины дружно вскрикивали в такт мелодии и притопывали, окружая партнерш. Весь же танец казался очень слаженным, в движениях танцующих чувствовались умение и большая энергия.

К часу ночи у Джейн уже слипались глаза. Она отыскала Алистера.

— Ну что, дорогой, может, пойдем спать?

— Прекрати, ночь только начинается. Иди, если хочешь, а мне совершенно неохота. — Издав громкий торжествующий вопль, он обвил руками талию оказавшейся рядом хорошенькой девушки и пустился в пляс.

Джейн выскользнула из холла и не без труда отыскала свою комнату. Отбрасывая по стенам длинные тени, тускло горели керосиновые лампы. Она опустилась на огромную постель и уставилась в потолок. До ее слуха доносились шум, легкое прихлопывание и притопывание. Было холодно, и Джейн натянула на себя джемпер и шерстяные носки Алистера. Ей так сейчас его недоставало! Как бы там ни было, всего-то семь недель прошло со дня их бракосочетания. Она пыталась себя урезонить. Алистер так превосходно развлекался, что ей следовало бы чувствовать себя счастливой по этому поводу. Однако счастья она не испытывала. Вдали от Алистера ей не может быть и не будет хорошо, хотя сам он, по всей видимости, отлично отдыхал без нее. Впрочем, Джейн же не виновата, что не умеет танцевать местные танцы. Но ничего, она научится, обязательно научится. Попросит служанку или еще кого-нибудь, и тогда ей не придется стоять в стороне и наблюдать за общим весельем. Но все же было в этом что-то странное: двое молодых, один из которых от души веселится, тогда как другая томится от одиночества в пустой постели. Джейн наблюдала за мерцавшим фитильком лампы и старалась не думать сейчас про Алистера, который танцует с другими женщинами. Она гнала прочь и мысли о том, что он, ни слова не говоря, пошел на Майский бал. Она поежилась. Видимо, не так-то просто уснуть в одиночку в этой жуткой спальне.

И все-таки она заснула. Пробудилась же Джейн оттого, что рядом на постель плюхнулся пьяный Алистер.

— Жаль, тебя не было, мы отлично повеселились, — загоготал он, срывая с себя одежду.

— О Господи, Алистер, ты так меня испугал! У меня от этой комнаты вообще мурашки по спине…

— Черт побери, Джейн, нельзя же быть такой, в самом-то деле! — грубовато бросил он.

В его тоне слышалось столько пренебрежения, что у Джейн было чувство, словно ей отвесили пощечину. Она с отвращением отвернулась, ибо, кроме всего прочего, от него противно несло перегаром. Впрочем, это не помешало ему грубо овладеть женой, да так, что Джейн вскрикнула от боли. Он, однако, или не расслышал, или сделал вид, будто не расслышал. А может, ему было просто наплевать. Наконец он отвалился и моментально заснул. Джейн же еще долго ворочалась с боку на бок.

Глава 2

— Эй, дорогая, поднимайся, петушок пропел давно. Сегодня двенадцатое число, открытие сезона. Большой охотничий день!

Она раскрыла глаза. Рядом с ней был ее прежний Алистер, мужчина, которого она любила, а вовсе не тот грубый насильник, который мучил ее ночью. Алистер, как всегда, нежно поцеловал ее.

— Это что такое? — Он указал на синяк возле груди.

— Синяк, разве не видишь? Ты ночью постарался.

— Ой, прости меня, дорогая. Я, видимо, был жутким мерзавцем.

— Не без того, — холодно согласилась она.

— Это потому, что я напился.

— Понимаю.

— Такого больше не будет, обещаю тебе.

— Имей в виду, я ведь твоя жена, а вовсе не какая-нибудь шлюха, — резко заметила она.

У него был такой виноватый, такой потерянный вид, что Джейн неожиданно ощутила прилив нежности. Конечно же, он говорил сейчас именно то, что чувствовал! Она резко переменила тему разговора.

— Знаешь, дорогой, я вчера так напугалась. Пришла сюда, легла, слышу — какие-то странные шумы. — Она попыталась воспроизвести услышанное ночью, и он в ответ рассмеялся.

— Ах ты, бедняжка! Я совершенно забыл тебя предупредить: это ветер так свистит, огибая орудийную башенку, а также по-особому гудят краны горячей воды. Ну я и ворвался, как монстр какой-то… — Он погладил ее по голове, поцеловал синяк на груди Джейн. — Ну да ладно, хватит об этом. Нам следует поторапливаться, иначе вся охота пройдет.

— А на кого именно ты сегодня охотишься?

— На шотландских куропаток, разумеется.

— Это кто?

— Ой, Джейн, какая же ты забавная, ей-богу. Неужели ты и вправду не знаешь?! Это птица, птица такая. Восхитительная, между прочим, на вкус.

— Я про таких слыхом не слыхивала.

— Знаешь, иногда твое невежество попросту убивает меня.

— Что ж, очень жаль, — холодно отозвалась она. — Я прожила всю жизнь там, где никаких шотландских куропаток и в помине не было. И если ты не возражаешь, ни на какую охоту я не пойду, ладно?

— Очень даже возражаю. Мы пойдем вместе. Увидишь, это так замечательно! Я даже разрешу тебе разок-другой пальнуть.

— Знаешь, я терпеть не могу, когда при мне убивают живность. И кроме того, меня вовсе не тянет стрелять.

— Ради Бога, Джейн, речь идет всего-навсего о птицах. Нельзя же так реагировать, в самом-то деле! А зачем же мы тогда вообще сюда приехали? — Он потянул за одеяло. — Ну же, пойдем, нас ждут.

Безо всякого желания Джейн подчинилась. Она понимала, что эти бесконечные препирательства ничуть не улучшат их отношений. Быстренько позавтракав, они спустились в холл, где уже собрались остальные участники охоты. Большинство были одеты в толстые твидовые костюмы и сапоги из грубой кожи. На головах были самые разнообразные виды шляп и шляпок.

— Неужели и Джейн с нами? Вот умница, — воскликнул лорд Апнор.

— Да, пап, решил показать ей, как мы охотимся.

— Но ведь нельзя же ей идти в такой одежде, — сказала мать Алистера. Джейн была в слаксах и туфлях от Веллингтона. Сверху было накинуто теплое полупальто с пояском, на голове — шарф.

— Да, но у меня просто-напросто нет другой одежды, — сказала она и с выражением взглянула на Алистера.

— Она вся вымокнет, — продолжила леди Апнор.

— У меня есть запасной макинтош, — с приятной улыбкой произнесла одна из женщин.

— Очень вам признательна, — ответила Джейн, чувствуя себя крайне смущенной.

— Да, если уж отправляться на охоту, то одеваться следует соответствующим образом, — не унималась леди Апнор.

— Если бы меня заранее предупредили… — попыталась было оправдаться Джейн, а сама меж тем подумала: «Если бы хоть кому из вас в голову пришло, что о подобных вещах следует заботиться заранее, а не накануне охоты…»

Наконец все благополучно разрешилось. Охотники уселись в «лендроверы» и двинулись по торфянику. Позади осталась хорошая погода, впереди шел дождь. Наконец караван остановился. Спущенные собаки тотчас стали носиться кругами и громко лаять. Очень скоро Джейн поняла, что мягкий на вид вереск оказался весьма обманчивым; веллингтоновские туфли постоянно скользили, Джейн то и дело оступалась и все более оказывалась в арьергарде. Она промокла, настроение ухудшилось донельзя. Она чувствовала, что Алистер, которому всякий раз приходилось останавливаться и поджидать ее, все более и более раздражается.

Наконец они достигли стрельбищного вала, который представлял собой длинную стенку, вроде изгороди, покрытую вереском. Алистер и Джейн подошли к своему отделению, устроились на сырой земле, тогда как заряжающий Алистера занял позицию сразу же за ним.

— Вы тоже намерены стрелять, миледи? — осведомился он.

— Ну уж нет, покорно благодарю, — резко ответила она.

— Нет же, Фергюс, разумеется, она тоже будет стрелять. Заряди-ка ей ружье. Ты, вот что, Джейн, послушай меня… — И Алистер коротенько объяснил ей, как устроено ружье. — Прозвучит очень громкий хлопок, так что тебе следует покрепче держаться на ногах, иначе упадешь из-за отдачи. Упри приклад покрепче в плечо, а левую руку положи вот сюда. После выстрела передашь ружье Фергюсу, а он тотчас даст тебе заряженное. Посмотри, — взволнованно воскликнул он, — только посмотри, а вот и помощники. Когда я был совсем еще пацаном, мне тоже доводилось помогать старшим на охоте.

Приглядевшись, Джейн различила за туманом двигавшихся в их направлении мальчишек. За мальчишками шли взрослые, они размеренно махали руками и в такт опирались на шесты. Перед ними в воздух поднимались перепуганные птицы и, не сумев сориентироваться, летели очень низко над землей, прямо над охотниками. Тотчас раздались первые выстрелы.

Звуки, казалось, оглушали. Птицы, отчаянно пытаясь набрать высоту и уйти от новой опасности, одна за другой падали на землю. Джейн была потрясена, ее ужаснула такая охота. Как только отгремели выстрелы, за добычей послали собак, которые вернулись с пушистыми комочками в зубах, радостно виляя хвостами.

— Ну как, разве не здорово, а?

У Джейн по щекам катились слезы.

— Мне кажется, это просто ужасно. — Она заплакала.

— О черт, Джейн, какой же ты временами бываешь занудой, кто бы только знал!.. Если тебе так уж все противно, может, пошла бы ты отсюда? — крикнул Алистер.

— Начнем с того, что я вообще не собиралась ехать!

— Да, очень жаль, что я тебя не послушал. — И Алистер гневно сверкнул глазами.

Джейн повернулась и зашагала к «лендроверам». Девушка старалась идти осторожно, однако то и дело оскальзывалась и, пока шла, умудрилась не единожды грохнуться на влажной мягкой земле. Около ближайшего к Джейн «лендровера» стоял, опершись на капот, молодой человек: при виде женщины он почему-то поспешил выбросить сигарету.

— Может, вы хотели бы вернуться домой, миледи?

— Да, будьте так добры, отвезите.

— О чем речь, миледи? — Молодой человек сел за руль, ловко развернул автомобиль. Она предложила ему сигарету.

— Ой, нет, спасибо, — сказал он.

— Почему вы отказываетесь? Вы ведь курите?

— Да, но мне едва ли стоит курить в присутствии хозяев.

— Ну, допустим, я не ваша хозяйка, так что при мне можете не бояться нарушить какие-то там предписания. — Он благодарно улыбнулся и взял предложенную сигарету.

— Стало быть, вам такая охота не по нутру?

— Терпеть не могу ничего подобного, — с чувством произнесла она.

— Но дело в том, что мясо у этих птиц исключительно вкусное, и если хочешь полакомиться, придется убивать.

— О да, конечно. Но тут ведь устроили настоящую бойню, хотя и называют ее почему-то спортом и развлечением.

— И все-таки, если охотятся не ради забавы — в этом нет ничего дурного. Хотя есть, конечно, границы допустимого, которые лучше бы не переходить. Один мой дружок нашел работу на юге. Так вот он рассказывал, что крестьяне там бьют несчастных птиц вообще по-черному. Домашней птице чуть ли не прямо на птичьем дворе сворачивают головы. Эти-то куропатки по крайней мере дикие.

При этих словах Джейн передернуло, водитель тотчас сменил тему. Он принялся рассказывать про названия здешних холмов, про ландшафт и зверей, обитающих в округе. Олени здесь, например, в зимнюю бескормицу делаются от голода настолько доверчивыми, что принимают пищу прямо из рук.

— А вы их часом не убивали?

— Ну, видите ли, до некоторой степени это ведь тоже входит в мои обязанности, миледи. Если иных не убивать, то они от истощения заболеют и подохнут.

— И как вы к этому относитесь?

— Все зависит от обстоятельств. Какое-нибудь глупое животное, да, его стоит пристрелить ради других, чтобы дурная кровь не передавалась по наследству. Но если вдруг передо мной оказывается здоровое, красивое, сильное животное, то я не стану губить, отпущу. Пусть произведет на свет таких же, красивых и умных, особей.

— Я вот только никак в толк не возьму, отчего эта кровавая затея приводит стольких людей в такой восторг? Ладно, если бы люди отстреливали больных и слабых, но ведь все это далеко не так. Например, лорд Апнор убивает зверей совершенно из иных соображений.

— Ну, что вы, миледи, он сейчас уже не тот. Когда возраст дает себя знать, люди уже не столько стремятся убивать животных, сколько любуются ими. Другое дело, что охота в такой, как, например, сегодня, день — это древняя и почитаемая здесь традиция, да и гости приезжают именно поохотиться. А вот мы с хозяином тут давеча выехали, вроде бы тоже на охоту, так он даже из ружья не стрелял: глаз прикроет и скажет: «Ба-бах», — как если бы выстрелил. И так не один раз. Хозяину теперь вполне хватает и рыбалки.

Джейн нравилось, как водитель рассуждает о людях и животных. И человек-то вроде молодой и, судя по мускулам, очень сильный, однако была в нем и какая-то чувствительность, которой, по мнению Джейн, так недоставало остальным мужчинам, стрелявшим сейчас дичь.

Подъехав к дому, Джейн поблагодарила шофера и направилась к дверям. Кто-то из гостей поприветствовал ее.

— Ну как охота? Для вас, наверное, слишком много впечатлений? — ехидно спросила Кларисса. — Или, может, неприятно было смотреть?

— Ну отчего же.

— Ха! И ты хочешь, чтобы мы тебе поверили?!

— Верьте или не верьте, какое мне, к черту, дело! — Джейн повернулась и взбежала на крыльцо.

— А что это ты так разговариваешь?

— На себя посмотри, — парировала Джейн.

— Мэк, отвези нас к охотникам! — раздраженно скомандовала Кларисса. Джейн про себя отметила, что водитель не отвечал Клариссе такой же улыбкой, какой улыбался ей.

Усевшись на берегу озера рядом с водопадом, Джейн задумалась. Всего лишь семь недель, как она вышла замуж, и вот они с Алистером уже умудрились повздорить. Как ей хотелось уехать отсюда, где все только и делали, что говорили про охоту. Казалось, общее настроение передалось и Алистеру, в него словно демон какой-то вселился. Джейн чувствовала себя совершенно чужой, да, впрочем, она и не хотела бы чувствовать себя комфортно в таком вот доме и таком месте. Однако она была женой Алистера. Боже, она может научиться сервировать стол, рассаживать и занимать гостей, однако ей никогда не удастся привыкнуть к тому, как люди хладнокровно уничтожают животных. Охота — занятие явно не для нее.

Она читала, лежа в огромной постели с колоннами, когда вернулся муж.

— Ну как, все еще дуешься?

— Я и прежде не дулась.

— Стало быть, мне почудилось. — Он ввалился в комнату, разбросал по углам мокрую одежду. — Там, на охоте, ты очень неприлично себя вела, мне было стыдно за тебя. Собственно говоря, я чувствовал себя совершенным идиотом. Особенно когда ты повернулась и ушла.

— Но ты ведь сам сказал, чтобы я «пошла отсюда», — сердито воскликнула она.

— Господи, ну и дура же ты! — в сердцах сказал он, удаляясь в ванную.

Джейн улеглась на кровати. Она была напряжена, в душе кипела обида, тем более что оскорбили ее совершенно незаслуженно.

— Какого же черта, в таком случае, ты вообще потащилась на охоту?! — спросил Алистер, выходя из ванной.

— Больше никогда не потащусь, не волнуйся.

— Чудесно! — сказал он угрожающе. — По крайней мере мне никто не будет портить удовольствие.

— Удовольствие?! И это ты называешь удовольствием?! Убивать невинных птиц — удовольствие?!

— О Боже, кажется, я женился на Франциске Ассизском!.. Не всех же мы убиваем! Сотни спасаются и остаются в живых. Интересно, а откуда тогда на столе берется еда? Если уж тебе претит убийство живности, становись тогда вегетарианкой. По крайней мере так гораздо честнее.

— Тебе ли говорить о честности! Лицемерие — это как раз то, без чего твоя мать шагу ступить не может. Подлинный мастер! — взорвалась Джейн.

— Не смей так говорить о моей матери!

— А почему же тогда при всяком удобном и неудобном случае она пытается выставить меня в дурном свете?!

— Ты чудовищный параноик, вот что я тебе скажу! И всегда говорил это, — прокричал Алистер. — Сегодня ты сама выставила себя на посмешище! Да еще и меня подставила. Несносная сучка, вот ты кто…

— Алистер, прекрати орать! Я терпеть не могу, когда на меня кричат. Я ведь и помыслить не могла, что это настолько ужасно! При мне еще никогда никого не убивали. Меня чуть не вывернуло на охоте.

Ничего не отвечая, Алистер начал переодеваться.

— Самое время тебе одеваться на ужин, — наконец сказал он.

— Я не хочу ужинать.

— И все же тебе придется.

— Я не намерена ничего делать против собственного желания, — раздраженно ответила она.

— И все-таки ты спустишься и поужинаешь вместе со всеми. Иначе что люди-то подумают?! Начнут подтрунивать надо мной: мол, я не могу справиться с собственной женой.

Она плотнее закуталась в одеяло.

— Скажи, а как тебе понравилось на Майском балу? — Стоило ей только рот раскрыть, как она тут же сообразила, что сейчас не время и не место для подобного рода разговоров, однако остановиться уже не могла. Алистер резко обернулся, быстро смерил ее взглядом, затем опустил глаза. Похоже, он раскаивался. — Ну, так ты мне не ответил, понравилось тебе или нет? — повторила свой вопрос Джейн.

— Ну, раз на то пошло, понравилось, и даже очень, — бросил Алистер.

— Несмотря на то, что ты пошел туда без меня?

— Да, ибо я вполне могу отдыхать и без тебя.

— Наверное, без меня даже лучше, а?!

— Я этого не сказал.

— И говорить ничего не нужно. — Они зло смотрели друг на друга, затем Алистер начал расчесывать волосы, смочил лицо лосьоном. — А почему же ты мне ничего не рассказал?

— Даже и в голову не пришло.

— А меня почему не пригласил с собой?

— Не думал, что тебе будет весело на такого рода балу.

— Иначе говоря, там мне не место, так, что ли?!

— В каком-то смысле.

— Слишком, должно быть, избранная публика, да?

— Не будь дурой, ей-богу.

— Я вовсе не дура. Я всего-навсего констатирую факты. Ты не взял меня потому, что стыдился бы меня, ибо я совершенно не похожа на тех…

— О Боже… Какие глупости приходят тебе в голову!

— А с кем же ты в таком случае был, а?! — Она зашла слишком далеко, однако теперь терять было нечего.

— Я пошел туда вместе с Клариссой и ее компанией. А так чтобы специально, я никого с собой не брал.

— Какое же ты все-таки дерьмо, — с ненавистью произнесла она.

— О черт, женщина, успокоишься ты или нет?! — Он с отвращением взглянул на нее. — Ладно, если уж тебе так хочется, я открою тебе истинную причину. Я не пригласил тебя туда, потому что ты наверняка не дала бы мне как следует выпить и вообще постаралась бы обломать кайф насколько возможно. Вот это и есть самая что ни на есть правда. Ты всегда портишь мне удовольствие, куда бы я тебя ни взял, — немного помолчав, добавил Алистер.

Джейн наклонила голову, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы. Что ж, она сама виновата. Она начала эту склоку, точь-в-точь как когда-то мать у них дома. Алистер почему-то молчал. Внезапно он подошел к Джейн, обнял ее.

— Джейн, любимая, ну, перестань же, в самом-то деле… Да, ты во всем права. Мне следовало бы рассказать тебе об охоте заранее. И не стоило ходить на бал, не уведомив тебя. Но будем считать, что это была последняя вольность холостяка. Извини, дорогая. Прости меня. Все, что я тут тебе наговорил, ты уж, пожалуйста, забудь. — Он вынудил ее взглянуть ему в глаза. — Ну же, перестань киснуть. Мы ведь с тобой друзья? — Она положила ему руки на плечи, и Алистер поцеловал ее. — Ну вот так-то лучше. Будь хорошей девочкой, иди переоденься.

Взявшись за руки, они спустились к ужину. Все разговоры за столом вертелись вокруг сегодняшней охоты: кто убил и сколько убил. На стол особенно торжественно водрузили блюда с дичью. Джейн с трудом заставила себя проглотить хоть пару кусков.

В этот вечер она опять пошла спать раньше. А посреди ночи в спальню снова ввалился пьяный Алистер. На сей раз Джейн попыталась избежать его цепких объятий, ей даже пришлось выбраться из постели. Однако Алистеру удалось-таки схватить ее и привлечь на супружеское ложе. Ему казались забавными эти потуги Джейн увильнуть от ночных обязанностей. Алистер громко рассмеялся, затем сорвал с жены ночную рубашку. Оставшись нагишом, Джейн попыталась прикрыться руками.

— Алистер, я тебя умоляю… — взмолилась она, однако это лишь раззадорило его. Он грубо овладел ею.

Для Джейн эти две недели тянулись исключительно медленно. Местная жизнь привнесла в их отношения какую-то первозданную дикость, — ничего подобного в Лондоне не было. Да, конечно, тут все пили гораздо больше обычного и чаще напивались, однако Джейн не без основания полагала, что постоянная охота, стрельба и кровь разжигали страсти. Как еще можно было объяснить то жуткое удовольствие, с которым все лупили по бильярдным шарам, удовольствие, с которым иные из гостей били стекла картин, развешанных по стенам. Иногда то один, то другой из приезжих среди ночи забирался на башню и устраивали настоящий гвалт с пальбой из ружей. А случалось и так, что кто-нибудь по пьянке закапывал в землю на лужайке сигнальные ракеты, подсоединял запалы к дверной ручке, и, когда ничего не подозревающий Бэнкс открывал входную дверь, все ракеты разом вспыхивали. Поутру лужайка представляла собой кошмарное зрелище, садовник был в отчаянии, однако все остальные рассматривали происшествие как обычную милую «шутку». Разумеется, все, кроме Джейн.

Она чувствовала себя здесь исключительно одиноко. Большую часть дня проводила за книгой, часами ходила смотреть на своих рыбок, часто и подолгу прогуливалась по лесу. Свекровь по-прежнему ее упорно игнорировала. Всякий раз, когда ей доводилось слышать разговоры, то были разговоры про смерть; головы убитых животных, наполнявших различные залы, сделались для Джейн сущим кошмаром. Ей хотелось бежать из этого дома. Тем более что каждую ночь Алистер, бывший нежным и внимательным любовником во время их медового месяца, приходил в спальню за полночь и фактически насиловал ее.

Джейн скучала по своему дому. Скучала она и по тому Алистеру, которого знала в своей прежней жизни. Боже, хоть бы он сделался прежним!

Глава 3

Алистер стал прежним, но не ранее, чем они возвратились в Респрин. Он, правда, никогда не говорил о своем поведении в Шотландии. Впрочем, он и не извинился, а Джейн казалось, что такой воспитанный и мягкий человек, каким был Алистер, должен был бы, по логике вещей, сказать, что сожалеет о случившемся. Как это произошло, например, в Кембридже. Тут и там выпивка была общим знаменателем, спиртное действовало на него как своего рода катализатор. И поскольку в Англии он напивался нечасто, Джейн решила не заводить разговор на эту тему. Она, впрочем, и сама пыталась забыть о Шотландии, об ужасах последних недель.

В Тринике девушка чувствовала себя вполне счастливой, и все здесь радовало ее.

И только слова Алистера о том, чтобы подобрать нескольких служанок, ужаснули Джейн.

— Но мне не нужна никакая прислуга! — попыталась было возражать она.

— Не говори глупостей, дорогая. Тебе очень даже нужна помощь. Как же ты в одиночку сумеешь со всем справиться?

— Но я же целыми днями мучаюсь от вынужденного безделья!

— Очень странно. У тебя вскоре появится масса разных дел. Я вовсе не хочу, чтобы ты превратилась в домашнюю хозяйку, дорогая. Ты попросту боишься того, что в доме будут другие люди, — обвиняюще сказал он.

— Да ничего подобного, — покривив душой, возразила она. Ей было и самой неприятно, что в эти вот последние дни приходилось так часто лгать Алистеру.

— Ну по крайней мере найми хоть поденщицу для уборки в доме.

— Об этом я непременно подумаю, — пообещала Джейн. С поденщицей она уж как-нибудь да справится, тем более что это будет примерно как в больнице, когда Джейн просила кого-нибудь из девушек помочь ей. Может, будет даже проще, чем в больнице, где уборщицы представляли собой отдельную касту, без особой симпатии относившуюся к медсестрам. — Впрочем, я найму поденщицу, раз ты настаиваешь.

— Прекрасно. И еще кухарку. Не можем же мы обходиться без еды?

— Ох, Алистер, какой же ты забавный. Я сама хочу готовить для тебя. Это именно то, что я, как мне кажется, должна делать по дому. И кроме того, нужно ведь еще подумать и об издержках.

— Издержки такого рода — не проблема. Пусть тебя не беспокоят такие незначительные траты. Если дело только в этом, мы могли бы когда угодно, хоть завтра, нанять кухарку.

— Да нет, зачем же… — поспешила сказать она. — Я просто хочу готовить тебе сама. — Джейн отлично понимала, что профессиональная кухарка наверняка знает куда больше и потому будет втайне насмехаться над ней, не умеющей толком готовить, не знающей, какой именно соус с чем именно подавать. Но в такого рода объяснения она решила сейчас не вдаваться.

— Но ты ведь не умеешь готовить.

— Я обязательно научусь.

— А времени на это сколько уйдет? Пожалела бы хоть бедный желудок собственного мужа.

— Я быстро научусь, обещаю.

Джейн накупила уйму книг по кулинарному искусству и проштудировала их так же тщательно, как учебники перед экзаменом. Кроме того, она подолгу разговаривала с мясником и торговцем рыбой, вызнавая специфику приготовления блюд. Тому и другому было очень приятно внимание со стороны Джейн, и потому они весьма охотно делились секретами, снабжая девушку самым отменным своим товаром.

Сам того не подозревая, мясник в один прекрасный день придал ее проблемам некоторую перспективу. Развернув купленные у него в лавке кости, Джейн обратила внимание на обертку. Это была та самая газета, где в свое время опубликовали статью и фото улыбающихся Алистера и Джейн. Разгладив на столе газетный лист, она внимательно всмотрелась в мутное изображение. Да, все ее прежние волнения, все эти дурацкие фотовспышки и объективы, весь былой стыд, паника, неловкость — все это оказалось годным лишь для того, чтобы служить оберткой для купленных продуктов. И нечего было придавать всем этим газетчикам столько значения.

Алистер нанял садовника, который без промедления принялся приводить в порядок сад. И если вопрос касательно остальных слуг Алистер отдал на откуп Джейн, позволив делать по дому все то, что она считает нужным, то остался непреклонен в том, что касалось его самого. Он сказал, что у всех женатых мужчин его возраста имеются камердинеры, и буквально через несколько дней у них появился Марк. В отличие от большинства других камердинеров, он не гнушался никакой сторонней работой и готов был помогать Джейн по хозяйству: помогал чистить серебро, картошку. В качестве камердинера Марк объехал едва ли не весь свет, и потому Джейн часами напролет с чашкой остывшего кофе в руках завороженно слушала его россказни о жизни сильных мира сего. Марк, казалось, знал обо всем на свете, для Джейн он стал настоящим экспертом в вопросах этикета.

Алистер оказался совершенно прав: Джейн не слишком часто виделась со свекровью. Леди Апнор приезжала в Респрин разве только на выходные, предпочитая все остальное время проводить в столице. Алистера с Джейн в особняк приглашали редко, а если и приглашали, то лишь на крупные вечеринки, когда отсутствие молодых явно бросалось бы в глаза. Но даже и тогда леди Апнор весьма удачно игнорировала Джейн, впрочем, создавая у невестки впечатление, что в такие минуты свекровь особенно внимательно наблюдает за ней, словно надеясь подловить на очередной оплошности. Джейн весьма нервничала в такой обстановке и принимала приглашения исключительно ради Алистера и Руперта.

Тот по нескольку раз на неделе заглядывал к молодым поболтать, попить кофе. Он усаживался на кухне, так, чтобы не мешать Джейн заниматься готовкой, и беседовал с ней обо всем на свете. Она не раз говорила Алистеру, что, будь у них кухарка, Руперт не смог бы так вот свободно приходить в гости и беседовать о чем угодно. Казалось, отец Алистера понимал проблемы Джейн и по мере сил старался сглаживать все конфликты.

Онор бывала у них чаще всех прочих, заглядывая в Триник всякий раз, когда оказывалась в Респрине. И еда, и компания, как она уверяла, в меньшем доме были ей куда более по душе.

Однако Онор никогда особенно долго не засиживалась, да и в Респрине подолгу не задерживалась, хотя Джейн и не хотелось отпускать ее. Тетушка Алистера приезжала всего на день-другой, а затем отбывала по своим вечно неотложным делам.

Сыну же очень нравилось работать под началом отца и Локхарта, управляющего имением. Всякое утро Алистер поднимался ни свет ни заря и отправлялся по своим делам, однако к завтраку непременно возвращался, равно как и к обеду. А с учетом визитов Руперта Джейн практически не чувствовала себя одинокой.

От физической работы, которую приходилось теперь выполнять Алистеру, он сделался крепче, мужественнее, что в глазах Джейн придавало ему еще больше очарования. Она находила тихую радость в том, чтобы наблюдать за тем, как во всех отношениях небезразличный ей мужчина делается все неотразимее.

Приобретя определенный опыт в кулинарии, Джейн почувствовала себя куда увереннее, и молодые начали изредка приглашать к себе друзей. У Редландов сложились вполне дружеские отношения с семейством Локхартов, а также с семьями местных доктора и ветеринара: последние тоже были молодоженами. Среди них Джейн чувствовала себя свободно и комфортно; она с удовольствием ухаживала за гостями, смеялась, охотно отвечала на шутки. Правда, недавно хозяйку Триника поразила мысль, что никто из ее новых друзей никогда не был приглашен в особняк.

— Никогда, Ричард? Но ведь ты же их доктор, как же так?

— Что же делать, атавизм викторианского и эдвардианского времен, когда врачей считали ровней каким-нибудь кузнецам. Тогда медикам надлежало входить к пациентам только через черный ход.

— Но, Ричард, надеюсь, тебя не заставляют пользоваться черным ходом? — весьма шокированная, спросила она.

— Я не о частностях речь веду, я в принципе. Ведь мой отец все годы, что обслуживал это семейство, вынужден был пользоваться именно черным ходом.

— Боже, какой ужас! Скажи, Алистер?! Ведь кто может быть важнее доктора и ветеринара, а?

Алистер изумился не меньше Джейн. Он даже извинился, объяснив при этом, что ему, собственно говоря, и в голову не приходило ничего подобного. Позднее, наедине, гости поговорили о том, сколь многое должно измениться, когда хозяйкой тут сделается Джейн. Правда, ей самой о таких вещах друзья никогда не говорили.

Алистер как-то предложил Джейн пригласить сюда родителей. Пускай, мол, приедут, погостят немного. Тем более что и повод сыскался: мать Джейн наконец-то удосужилась ответить на письмо, которое дочь послала ей накануне свадьбы. Это было, по сути, единственное письмо, полученное когда-либо от родителей, и состояло оно из странной смеси прощения и увещеваний. Вместе с письмом Джейн получила большую посылку с бледно-розовым, густо расшитым одеялом на гагачьем меху, взглянув на которое сразу же его возненавидела. Однако сам факт умилил Джейн, она даже всплакнула, ибо отлично знала, сколь непросто для родителей было выкроить из бюджета сумму, необходимую для покупки. И Джейн с некоторым чувством вины подумала о том, что все реже — чем дальше, тем реже — вспоминает о доме, о своей семье. Казалось, что жизни прежняя и нынешняя, эти две жизни разделены множеством световых лет, словно бы находятся на разных планетах. Джейн в глубине души вовсе не желала, чтобы родители хоть в какой-то мере сделались частью ее нынешней жизни. Алистер, однако, настоял.

— Нельзя же так, в конце-то концов. Они ведь твои родители, не забывай.

— Все это так, конечно. Но, кроме тебя, мне никто не нужен. У меня с ними нет ничего общего. Черт возьми, подумай сам: они ведь даже не хотят со мной переписываться.

— И все-таки пригласи их сюда. Может, они ожидают с твоей стороны какого-нибудь шага к сближению.

— Отцу здесь явно не понравится. И он скорее всего тебе нагрубит.

— Ну что ж… Ты с моей матерью, я с твоим отцом: мы в некотором смысле квиты. — Он рассмеялся.

Одним словом, Джейн послала родителям приглашение.

Алистер был занят делами, а поскольку сама Джейн еще не сдала на права, за родителями отправили Марка. Джейн тем самым почему-то обидела родителей: когда они приехали, на их лицах было весьма недовольное выражение.

Угощение Джейн намеренно приготовила самое что ни на есть простое, хорошо зная кулинарные вкусы отца. Однако несмотря на то что ему на тарелку положили только жареного мяса с овощами, он ел без аппетита.

— Что, папа, может, овощи плохо получились?

— Они вообще непрожарены, — проворчал он.

— Но овощи именно так и следует готовить, чтобы серединка у них была мягкой, — объяснила Джейн.

— По-твоему, может, и так, а по-моему, все следует готовить как положено. Как хочешь, а сырые овощи мне не по нутру.

Как ни старалась Джейн, родители были вовсе не склонны поддерживать непринужденный застольный разговор. Это напоминало ей о тех молчаливых трапезах, которые являлись частью их домашней обстановки. Сама же она с тех пор сильно изменилась и теперь полагала, что разговор за столом не менее важен, чем сама пища.

В этот раз она заметила в поведении родителей немало такого, что прежде ускользало от ее внимания. Например, отец очень громко чавкал, мать весьма кровожадно орудовала вилкой и ножом. Неужели же и она прежде так ела?! С ужасом Джейн вслушивалась в речь родителей: наверное, сама мать пыталась говорить как можно интеллигентнее, однако результат получался ужасным. За обеденным столом, да и после, когда перешли в гостиную, мать держалась весьма неестественно, боясь расслабиться, сидела на самом краешке стула, как если бы всякую минуту готова была вскочить и уйти. Джейн так и подмывало подойти, усадить ее поудобнее, сделать хоть что-то, чтобы мать чувствовала себя комфортнее, однако не придумала, как это обставить. Не получалось и непринужденной беседы.

Утром следующего дня Алистер усадил их в «лендровер» и прокатил по всему поместью. Возвратился он один, без четы Рид, — при этом выглядел весьма озадаченно.

— Что случилось? — поинтересовалась Джейн.

— Твой отец отказался ездить со мной. Сначала он назвал непристойным то, что мой отец владеет таким количеством земли, затем обозвал меня паразитом и поинтересовался, на что в этой жизни я могу рассчитывать после того, как настанет долгожданный день и все земли будут национализированы. А потом и вообще вылез из машины, заявив, что хочет пообщаться с «рабочими», так он выразился. Хочет, мол, поговорить с ними с глазу на глаз, чтобы никакие «хозяева» при этом не мешали.

— Очень похоже на папочку. А мать где?

— С ним вместе пошла. Была очень возбуждена… — Алистер попытался улыбнуться.

— Мать наверняка решила, что нужно оградить его от всякой возможности учинить скандал. Я ведь тебе говорила, что незачем было их сюда и тащить. Заранее было ясно, что отцу тут ничего не понравится. Как и многим социалистам, ему претит сама мысль о том, что кто-то владеет тем, чего у него нет и никогда не будет. — И Джейн грустно усмехнулась.

Через некоторое время родители ее возвратились. Отец прошел в кабинет Алистера, уселся и закрылся газетой.

— Что это с ним, мам?

— Такого дурака свалял, что любо-дорого… Встретил каких-то крестьян и принялся засыпать их дурацкими вопросами: сколько они зарабатывают, сколько времени им приходится работать, как оплачивается внеурочное время — в таком примерно духе. Затем принялся учить их, как следовало бы тут все переиначить. Те слушали его, слушали, а затем сказали, что им осточертела эта коммунистическая пропаганда, что у них все есть, они всем решительно довольны, а если он приехал, чтобы портить другим настроение, чтобы нелестно высказываться за спиной лорда Апнора и его сына, то ему лучше бы убраться подобру-поздорову, иначе они сами его отсюда выкинут.

— Господи, бедный папочка…

— Чего ж это он бедный?! Он просто-напросто старый упрямый осел, каких еще поискать. И годы его лучше не делают, поверь на слово.

— Мам, а не хочешь посмотреть сам особняк? Свекрови сейчас тут нет, так что случай подходящий.

Матери предложение очень понравилось, однако отец Джейн решительно отказался составить им компанию, заявив при этом, что ему вовсе не интересно смотреть, как жируют загнивающие представители загнивающего класса. Оставив его наедине с газетой, Джейн провела мать по залам и комнатам особняка. Когда они возвратились, то обнаружили, что отец, упаковав чемоданы, стоит в холле. Он потребовал, чтобы его, отвезли домой.

— Папа, но это же глупо! — взмолилась Джейн. — Впереди у нас еще несколько дней. Завтра сюда приедет отец Алистера. Он так хотел с тобой познакомиться.

— Ничего глупого, если ты хочешь знать. Мне тут не нравится. Все не нравится, сама система. Я не хочу чувствовать себя очередным ее винтиком, пусть даже только в выходные. Оставаясь тут, я тем самым предаю свой класс. И если ты думаешь, будто я готов сидеть и дожидаться, когда какой-то там гребаный эрл, или кто он там, приедет и соизволит переброситься со мной парочкой слов — то очень ошибаешься.

— Папа!..

— Джейн, ты здорово изменилась, а я все тот же. У нас с тобой теперь нет ничего общего. С тобой и с твоим мужем, если уж на то пошло. Так что я хочу уехать, и поскорее.

Она упросила Марка отвезти родителей домой и никакой горечи при этом не чувствовала. Родители и прежде-то были далеки от нее, так стоит ли огорчаться? Пускай отец и дальше придерживается своих дурацких взглядов, между ними и правда не осталось решительно ничего общего, только формальное родство. Теперь именно здесь находился дом Джейн, здесь были ее друзья, тут она чувствовала себя в безопасности.

Сняв с кровати дурацкое розовое одеяло, которое положила специально, чтобы родители полюбовались на свой подарок, Джейн аккуратно сложила его и засунула подальше, на антресоли большого шкафа.

Глава 4

С каждым прожитым месяцем Джейн все увереннее чувствовала себя в новом доме, ловко справляясь с хозяйственными делами. Правда, круг друзей все еще оставался достаточно небольшим, и отчасти это объяснялось тем, что владельцы соседних имений не спешили приглашать их в гости. Исключение составляла разве что уэссекская герцогиня, несколько раз приглашавшая молодых на ужин и, в свою очередь, пару раз посещавшая их. С этой женщиной Джейн было на удивление легко и приятно, как легко ей было вместе с Онор, с семейством местного ветеринара.

— Скажи, а раньше в другие дома тебя приглашали? — как-то вечером поинтересовалась Джейн у мужа.

— Приглашали.

— А почему же не приглашают теперь? Должно быть, из-за меня?

— Скорее всего по округе ходят слухи, что, дескать, моя мать не одобряет подобные мероприятия. Соседи не желают ссориться с ней. Да и она их не особенно жалует.

— Но ведь герцогиня-то приглашает?

— Ну, той совершенно плевать на мнение моей матушки. У нее с матерью различные весовые категории. Помнишь, я как-то тебе говорил, что герцогини — это тяжелая артиллерия на английской общественной сцене.

— Прямо игра какая-то да и только. Надеюсь, я никогда не опущусь до такого: делать или не делать, говорить или не говорить что-либо в зависимости от того, что могут подумать обо мне люди, занимающие более высокое социальное положение.

— Да, дорогая, ты совершенно права. Я не сомневаюсь, такой ты уже никогда не будешь, — со смехом согласился Алистер. — И если хочешь знать, я вовсе не против.

— Но Линда и Берти Талбот, по-моему, весьма милые люди, хотя у них с твоей матерью отношения очень неплохие.

То была чистая правда. Талботы изо всех сил старались подружиться с молодыми, часто приглашая их на обед и зазывая к себе Джейн в любое удобное для нее время.

— Я в некотором смысле даже удивлен, — раздумчиво произнес Алистер. — Это все довольно странно. Ты правильно подметила, что они в хороших отношениях с матушкой. Кстати, а тебе не приходило в голову, что матушка использует Линду как источник информации: чтобы та зазывала, значит, нас, а потом сплетничала? Впрочем, Линда, возможно, просто-напросто старается держать нос по ветру, с тем чтобы, когда я унаследую имение, у нее были бы с соседями приличные отношения?

— Алистер, как ты можешь?! Они всегда были так внимательны ко мне. Я думаю, причина в другом. Поскольку у них нет собственных детей, им, должно быть, приятно видеть молодежь у себя в доме. Поначалу я их ужасно боялась, но теперь привыкла, и мне у них нравится. Должно быть, потому, что они такие эксцентричные, твоя мать сквозь пальцы смотрит на их доброе отношение ко мне. Считает это просто-напросто очередной их причудой.

— Знала бы ты, какой ценой достается им эта эксцентричность! — загадочно произнес Алистер.

Да, эти люди поистине не знали забот. Джейн прямо-таки испытывала священный трепет, наблюдая за тем, как эта чета говорит и поступает, решительно не обращая внимания на мнение окружающих. Они жили в просторном палладинском доме, однако из-за отвратительного ведения хозяйства он разваливался прямо на глазах. Талботы принадлежали к тем домовладельцам, которые не поддерживали порядок даже для видимости, не говоря уже о том, чтобы изредка делать ремонт. В результате дом их представлял собой ужасное зрелище. По фасаду прошли огромные трещины, от баллюстрады откалывались огромные куски кирпича, крыльцо порядком поизносилось, ступеньки заросли сорняками. Главный подъезд к дому представлял собой вообще сплошную череду рытвин и грозил неопытному автомобилисту большими неприятностями. Внутри дом был ничуть не лучше. От времени и отсутствия должного ухода мебель развалилась, собаки пачкали некогда превосходные старинные ковры. В доме постоянно стоял запах кислой капусты. Линда и сама весьма смахивала на собственный дом. Некогда весьма привлекательное, лицо ее теперь покрылось густой сетью морщин, поблекло. Одевалась она черт знает во что — в какие-то допотопные твидовые тряпки, в свитер домашней вязки. Что же касается трапезы, то в доме Талботов случалось по-разному: то угощали на дорогом фарфоре с серебряными приборами, то запросто ставили тарелку горячих бобов прямо на ковер: приходилось есть в окружении резвящихся кошек и собак.

Талботы придерживались столь правых взглядов, что других таких людей Джейн вряд ли когда еще встречала. Девушка тихо изумлялась, слушая рассуждения Линды о том, что коммунисты проникли уже во все дыры, что их следует искать не только под кроватью премьер-министра, но и в самой кровати. Джейн полюбила Талботов, доверилась им, и мало-помалу Линда сделалась ее конфиденткой. Она нередко спрашивала у Линды совета относительно меню, или о том, как следует ответить на то или иное письмо, или как надписать письмо титулованному лицу.

Огород Талботов находился в не менее запущенном состоянии, нежели их главная подъездная дорога. Джейн с помощью Марка сумела наконец получить водительские права и взяла за правило заезжать к Талботам с целыми сумками даров с собственного огорода.

Однажды утром Джейн, как обычно, позвонила у входной двери. Ответа, однако, не последовало. Тем не менее она вошла в дом, что ей разрешалось хозяевами, и тотчас услышала скрипучий голос хозяйки. Та разговаривала по телефону в соседней комнате, и Джейн решила подождать.

— Знаю, знаю, что проблема не терпит отлагательства. Она так нервничает, что места себе не находит, — сказала Линда. — Я часто вижу их и потому всегда стараюсь держать ее в курсе. Я имею в виду, что она, конечно же, и сама делает все, что в ее силах, всякий раз заскакивает, испрашивает советов. Дорогая ты моя, если бы я тебе рассказала, о чем она советуется со мной, ты бы просто не поверила! — Линда скрипуче рассмеялась. — Но что толку… Это не сработает. Гласные звуки, именно гласные — вот что их всегда и всюду выдает с головой. — Линда немного помолчала. — Да, очень симпатичная, но ведь мы-то знаем, что это все ненадолго. Придет время, она разжиреет. Сделается сплошь задница и груди, по словам Берти. — Линда опять рассмеялась в полный голос. «Господи, — подумала Джейн, — какая же, оказывается, сука эта самая Линда! Вот уж никак не ожидала…» Тут опять послышался голос Линды: — Да, понимаю, конечно… Вся надежда исключительно на расторжение брака. Надеюсь, развод произойдет ранее, чем родится ребенок. Бедная Бланш, она, видит Бог, не заслужила всех этих мучений…

Джейн более не могла спокойно выслушивать весь этот ужас. Однако она словно приросла к полу. Ей хотелось развернуться и убежать, но она не могла и пальцем пошевелить. Кровь прилила к вискам, казалось, она вот-вот рухнет без чувств. Тут в дверях появилась Линда.

— О, Джейн, как я рада тебя видеть! Ну-ка, кликнем Берти, он очень обрадуется нашей самой милой соседке. Давно ждешь? — осведомилась она.

— Да уж достаточно, чтобы все услышать! Какая же вы все-таки лицемерка! — не сдержавшись, выкрикнула Джейн. — А я вам так верила! — еще громче крикнула она и со всего маху швырнула в Линду сумками с овощами. Скатившись со ступенек, Джейн поскользнулась на замшелом камне, тотчас вскочила и на умопомрачительной скорости погнала на машине домой. Алистеру ничего не пришлось объяснять, потому как вечером того же дня, едва только он вернулся домой, ему позвонила мать.

— Ну так и что случилось? — спросил он. Когда Джейн ему все объяснила, он протянул: — Поня-атно… Жаль, конечно, что все так вышло… Конечно, лучше бы тебе не называть ее лицемеркой и не швыряться овощами.

— Но она лицемерка!

— Знаю, только зачем произносить это вслух?

— То есть?! — сердито спросила Джейн.

— В конечном счете эти слова будут использованы против тебя же самой. Своими обвинениями ты всего лишь подтвердила то мнение, которое у них о тебе сложилось.

— Мне решительно наплевать, что они обо мне думают. Я говорю, черт побери, что считаю нужным!

— Конечно, Джейн, но иногда, знаешь, лучше молча удалиться, сохраняя достоинство.

— Плевать мне на такое достоинство! Она же оскорбила меня, неужели ты не понимаешь?!

— Отчего же, вполне понимаю. Просто хочу предупредить на будущее. Ну, что у нас на ужин?

К этому происшествию они более не возвращались.

Однако для Джейн этот случай не прошел бесследно. То робкое чувство уверенности в себе, которое мало-помалу начинало укрепляться в ее душе, разлетелось буквально на кусочки. Джейн теперь никому не доверяла, более того, она теперь сомневалась в том, что сама способна правильно оценивать людей. Она практически перестала встречаться со знакомыми, милые домашние обеды прекратились сами собой.

И тем не менее она так хотела преуспеть в этом новом для себя мире, так хотела доказать всем этим людям, что она ничуть не хуже их! Джейн приобрела книгу о правильном произношении, о которой как-то раз упомянул Алистер, — приобрела вроде как в шутку, однако проштудировала от корки до корки. В ряде случаев все оказалось довольно просто, — достаточно было вместо «прошвырнуться» говорить «пройтись». Теперь, правда, она не говорила о «софе», что это «диван». В разговорах с Алистером она употребляла «что?», но, болтая с уборщицей и служанкой, по-прежнему говорила «пардон».

Гласные звуки вызывали у Джейн легкий испуг. «А», «Е», даже «У» казались из разряда наилегчайших, но даже при их произношении в ряде случаев получались досадные огрехи. Когда приходилось угощать гостей чаем, она спрашивала: «Вам простой?» вовсе не из желания сэкономить на молоке, но лишь потому, что в слове «молоко» между буквами «М» и «Л» у нее то вовсе не получалось звука, то выходило какое-то непотребство, весьма смахивающее на звук «Ы». И, зная об этой своей особенности, Джейн обходилась без «молока». Она теперь старалась больше выслушивать гостей, меньше говорить самой. При разговоре усвоила этакое легкое, едва заметное заикание, с помощью которого ей проще было продираться через коварные гласные звуки.

Раз в месяц они с Алистером уезжали на выходные в Лондон. Этих поездок Джейн всегда ожидала с большим нетерпением. Там они встречались с друзьями Алистера по Кембриджу, иногда приглашали на ужин Сандру. Сандра стала уже полноправной медсестрой, ее зачислили в штат больницы, кроме того, она была помолвлена с агентом по продаже недвижимости Джастином Клемансом. Этот спокойный, несколько напыщенный мужчина совершенно не походил характером на Сандру.

Только в Лондоне Джейн вылезала из своей скорлупы. Изредка они с Алистером устраивали вечеринки в Тринике, однако, несмотря на все старания, Джейн никогда не могла полностью расслабиться и как следует отдохнуть. За несколько дней до вечеринки она уже испытывала волнение. Даже с теми немногочисленными друзьями, которые у них появились, Джейн чувствовала легкую скуку. За пределами Лондона у нее был лишь один настоящий друг — Алистер.

На следующий год в августе Джейн категорически отказалась сопровождать Алистера в Шотландию. Они жутко поссорились, причем Джейн чуть было не спасовала перед гневом Алистера, однако в самый последний момент удержалась. Алистер был буквально взбешен ее решением, он места себе не находил. Джейн же не сомневалась в том, что своим отказом она лишь укрепляет семейные отношения, а отнюдь не разрушает их.

Когда же Алистер вернулся из поездки, их радость оказалась взаимной. Они отдались друг другу с большей, чем прежде, страстью, с большим наслаждением. И Джейн вовсе не удивилась, когда через некоторое время забеременела. Алистер с Рупертом сходили с ума от счастья. Даже леди Апнор несколько смягчилась: купила будущему внуку кое-что из детских вещичек и, по словам Алистера, заявила, что ей очень хочется иметь внука или внучку, пусть и не от той невестки, о которой она втайне мечтала.

Последовавшие недели оказались вовсе не из легких. Джейн сразу же почувствовала себя отвратительно. Ее рвало, она сделалась неловкой, заметно раздалась в бедрах.

Алистер демонстрировал все свое терпение. Несмотря на безобразный вид жены, он настойчиво повторял, что она для него самая красивая женщина на свете. Он научился мириться с ее постоянными срывами, ее депрессией. Они повздорили лишь из-за будущей няни.

— Но мне не нужна никакая няня! Я не позволю посторонней женщине заниматься моим ребенком.

— Знаешь, Джейн, мало того что ты отказываешься от поварихи, так тебе еще и няня не угодна! Все, хватит, няня будет, и точка!

— В таком случае лучше возьмем кухарку. За ребенком я намерена ухаживать сама.

— Нет! У моего ребенка непременно будет няня, как и положено. Когда родится ребенок, у тебя сил ни на что не хватит, а при наличии няни ты будешь поспокойнее.

И вот в один прекрасный июньский день Джейн оказалась в клинике, где и произвела на свет мальчика, Джеймса Руперта.

Джейн внимательно разглядывала сморщенное личико: ребенок получился великолепным. Интересно, будет ли он любить ее, свою мать? А ведь настанет день, когда сын полюбит какую-нибудь другую женщину. И Джейн как бы заранее решила прикрыть в своем сердце некую дверцу, хотя в тот самый момент ни о чем подобном и не подозревала. Странным казалось, что этот вот крошечный человечек в скором времени окажется для нее важнее всего остального, что материнские чувства возобладают над другими… Пока же самым любимым человеком для нее по-прежнему оставался Алистер, которого она любила больше, чем новорожденного.

Алистер поведал ей о вечеринке, которую отец устроил для рабочих имения по случаю рождения внука. Мужчины преподнесли лорду Апнору специально изготовленную детскую колыбельку, женщины приготовили новорожденному изумительное приданое. Слушая Алистера, Джейн растрогалась до слез.

Вернувшись из больницы, Джейн обнаружила в доме раздражительную няньку, а также обещанную кухарку.

— Алистер, но это ужасно! Она не позволяет мне брать ребенка на руки, когда я того хочу. Более того, мне всякий раз приходится с ней торговаться за право войти в детскую.

— Сама же и виновата! Если бы раньше договорились, выбрала бы няньку по себе. А так мне пришлось обратиться к матери.

— К матери?! О Господи, да нянька же наверняка будет ей обо всем докладывать. С этой женщиной я не уживусь, — простонала Джейн.

— Ладно, в таком случае что-нибудь придумаем. Ребенок — это твое дело, и, стало быть, ты и увольняй эту самую няню.

В ближайшей же деревне Джейн познакомилась с приятной девушкой, окончившей сестринское училище, которая и согласилась стать няней. Не только Джейн, но и маленький Джеймс тотчас полюбил Клэр, она, в свою очередь, в нем души не чаяла.

Вновь наступил август, и Алистер поинтересовался:

— Ну что, Джейн, на сей раз вместе едем в Драмлок?

— Но у меня же ребенок… — откликнулась она, сочтя такого рода причину более чем уважительной.

— Мы бы взяли с собой и сына, и няньку. Или это следует понимать как очередной твой отказ?!

— Знаешь, Алистер, мне лучше туда не ездить.

— Но ради Бога, почему?! Без тебя мне там очень одиноко. Тебе ведь не надо присутствовать при самой охоте, если в этом дело. С матерью отношения тоже несколько наладились, особенно после того, как родился Джеймс. В противном случае, ты до конца своих дней будешь говорить, что не хочешь туда ездить!

Он не отставал, продолжая допытываться, каковы же истинные причины ее нежелания ехать в Шотландию. Наконец Джейн не выдержала:

— Дело не во мне, а именно в тебе. Если бы ты только знал, насколько там меняешься! Мне тяжело видеть это, Алистер!

— Что ж, действительно, иногда я могу перебрать. Но ведь это чуть ли не единственное место, где я вообще позволяю себе расслабиться!

— Дело даже не в этом, я не против того, что ты изредка выпьешь лишку. Дело в том, что пьяный ты обращаешься со мной не по-человечески.

— Не представляю, о чем ты?!

— Ты фактически насилуешь меня. В прошлый раз в Драмлоке ты всякую ночь по сути насиловал меня.

— Брось! Вечно ты все преувеличиваешь!

— Ничуть не преувеличиваю, так оно все и было.

— В таком случае, не изволь беспокоиться, если в один из дней в Драмлоке я изменю тебе с какой-нибудь женщиной! — бросил он ей в лицо.

— Вот пусть другие тебя и ублажают!

Он выскочил из комнаты, но тотчас вернулся.

— Знаешь, Джейн, иногда меня так и подмывает надавать тебе по щекам. — И с этими словами шарахнул дверью.

Шотландия, вечно все проблемы связаны с нею! И что за напасть?!

Чтобы как-то отвлечься от дурных мыслей, Джейн с головой погрузилась в домашние дела, принялась наводить порядок.

Алистера не было уже целую неделю, и все это время она буквально испытывала наслаждение от физической усталости. Ее фигура постепенно становилась прежней, настроение улучшилось. Она занималась делами вместе с одной из служанок, когда внезапно зазвонил телефон.

— Джейн, дорогая. — Голос Алистера звучал как-то неестественно, словно бы он выпил или простудился.

— Дорогой, говори громче! Такое ощущение, будто ты звонишь со дна океана. — Джейн рассмеялась.

— Джейн, дело в том, что папа… В общем, он умер. Пожалуйста, приезжай как только сможешь.

Джейн застыла как громом пораженная.

— О Господи… Ну конечно, разумеется… Я немедленно выезжаю.

— Свяжись с Локхартом, пусть он поможет тебе с самолетом. Ты вполне можешь из Плимута долететь до Инвернесса.

— Да, дорогой, разумеется. Сам-то ты как?

— Жутко!

— Я люблю тебя, — прокричала в трубку Джейн, но их уже разъединили.

Локхарт был поражен известием ничуть не меньше Джейн. Он помог ей арендовать легкий самолет. Джейн второпях собрала свои вещи, Клэр, в свою очередь, приготовила все для маленького Джеймса. И буквально через пару часов они уже были в воздухе. Джейн до сих пор не могла поверить в реальность происшедшего. Наверное, произошла какая-то чудовищная ошибка! Не мог же Руперт, такой симпатичный, энергичный человек, так вот ни с того ни с сего…

Наконец самолет приземлился в Инвернессе. Такер уже поджидал их в «роллс-ройсе». При встрече он привычно козырнул.

— В грустный час приходится нам встречаться, леди Апнор.

Джейн огляделась по сторонам, ожидая увидеть свою свекровь. Однако той здесь не было. Только тут Джейн окончательно поверила, что Руперта более нет в живых. Смерть его повлекла за собой необратимые последствия: теперь Джейн сделалась графиней.

Глава 5

Усадив Клэр с ребенком на заднее сиденье «роллс-ройса», Джейн уселась спереди, рядом с Такером.

— Как же это случилось, Такер?! — спросила она, когда автомобиль, набирая скорость, продирался через густеющий вечерний туман.

— Да мы ведь и сами ничего толком не знаем, миледи. После завтрака его светлость решил немного прогуляться. А когда он не вернулся вовремя, мы решили сходить за ним. Нашли его в лощине, неподалеку от так называемого Девичьего пруда. Вы ведь наверняка знаете, миледи, то самое место, где река сужается? — Джейн кивнула. — Он лежал наполовину в воде, вся одежда промокла. Он еще был жив, когда его нашли. Мы сразу же перенесли лорда в дом, вызвали доктора, но было уже поздно.

— Значит, он умер от ушиба, так что ли?

— Пока неясно, миледи. Его отвезли в Инвернесс, с тем чтобы врачи могли установить причину смерти.

Далее ехали молча. Если бы только он не один пошел на прогулку… Если бы кто-нибудь оказался рядом с ним… Если бы у Руперта достало сил позвать на помощь… Если бы… если, если, если… Неужели он упал в воду, будучи еще в сознании и понимая, что без посторонней помощи ему не выбраться?! Мысль эта казалась ей невыносимой. Как вообще была невыносима мысль о том, что такой славный человек вдруг умер среди бела дня.

— А как дела у мужа? — поинтересовалась Джейн, стараясь как-нибудь отогнать невеселые мысли.

— Держится, миледи. Для него это чудовищный удар.

Наконец автомобиль подъехал к главному входу Драмлокского дома. Джейн тотчас открыла дверцу и по ступеням взбежала на крыльцо. В большом холле не было ни души. Вообще дом как-то странно затих. Джейн посмотрела по сторонам, и на какую-то долю секунды ей показалось, что морды животных на полу гнусно осклабились. Джейн помотала головой и быстро прошла в гостиную. Там сидели Алистер, леди Апнор и какие-то гости, которых Джейн едва помнила по своему первому визиту сюда. При ее появлении Алистер торопливо поднялся и бросился ей навстречу. Лицо его сейчас походило на серую застывшую маску, руки безжизненно повисли.

— Джейн, ну, слава Богу, наконец-то! Я так тебя ждал! — с чувством произнес он.

— Ну конечно, любимый, я все понимаю. Теперь мы вместе, — попыталась она успокоить мужа.

— Не было никакой необходимости приезжать сюда, — вдруг резко сказала свекровь.

— Леди Апнор, я не могу передать вам, каким ужасным оказалось для меня это известие. Я должна была приехать, чтобы разделить с вами горечь утраты, — мягко возразила Джейн, глаза которой наполнились слезами.

— Вот как? Странно… Неужели? — В этих коротких восклицаниях леди Апнор послышались нотки холодного цинизма.

— Я так любила его, леди Апнор, — без околичностей ответила Джейн. — Он всегда так по-доброму ко мне относился…

В комнату неслышно вошел Бэнкс.

— Прошу простить, миледи, — обратился он к Джейн, — однако няня спрашивает, не отнести ли лорда Джеймса наверх, в его комнатку?

— Да, мистер Бэнкс, пусть отнесет.

— Ты еще и ребенка притащила?! — Леди Апнор неожиданно взорвалась. — Это-то еще зачем?! И без ребенка у меня голова идет кругом.

— Как я могла его оставить?! У него кормежка, режим…

— О! Ну да, конечно, конечно… — По лицу леди Апнор разлилось выражение живейшего отвращения. — Только я была бы очень тебе признательна, если бы вы с ребенком не мешались тут под ногами.

У Джейн было такое чувство, словно бы ей прилюдно отвесили пощечину. Она вспыхнула, но сдержалась и промолчала. Гости, явно смущенные, поспешили покинуть комнату. Их весьма озадачила атака леди Апнор.

— Мама, ради Бога, неужели даже в такой день нельзя обойтись без колкостей?! В такой вот день?! — взмолился Алистер.

— О чем ты говоришь, Алистер?! Без чего нельзя обойтись?!

— Я говорю о твоем безобразном отношении к Джейн, вот о чем! Неужели нельзя хотя бы на время сдержаться?! Нравится тебе это или нет, но она моя жена. Я люблю ее, понимаешь?! И когда ты унижаешь ее, ты тем самым оскорбляешь и меня. Особенно в такой вот день, когда папа… — Тут голос Алистера сорвался.

— Не понимаю, о чем ты?! Конечно же, я помню, что Джейн — твоя жена. Я и рада бы забыть, но — увы! И вообще, что я такого сказала?! Ну попросила ее, чтобы она не кормила ребенка перед гостями, что с того?

— Можно подумать, она собиралась кормить его прямо здесь.

— Никогда не можешь быть заранее уверена, когда имеешь дело с людьми такого вот… — Она осеклась.

— Такого сорта, хотите вы сказать? — с горечью поинтересовалась Джейн. — Послушайте, леди Апнор, я ведь приехала только потому, что думала быть тут полезной. Пожалуйста, давайте не будем больше обсуждать эту тему. Я всего лишь хотела помочь!

— Помочь?! Ты?! Чем это, интересно знать, ты могла бы мне помочь?! — В голосе леди Апнор прорезался истерический смешок.

— Она мне поможет, мама! И прошу тебя, не забывай об этом. Тем более я тоже нахожу, что ты явно перебарщиваешь, и продолжать в таком духе едва ли целесообразно. Джейн, пойдем-ка взглянем, что там делает наш Джеймс.

Обняв Джейн за плечи, он вывел ее из комнаты.

— И что это на нее нашло, ума не приложу? После рождения Джеймса мне показалось, что отношения у нас постепенно выравниваются, — с некоторой грустью призналась Джейн.

— Должно быть, речь идет о ревности старой королевы к молодой, — устало ответил Алистер.

Взяв ребенка у няньки, Джейн перенесла сына в спальню. Усевшись на постель, она начала качать ребенка, Алистер же мерял спальню шагами, время от времени останавливаясь и посматривая на жену и сына. Джеймс удовлетворенно сопел, посасывая материнскую грудь. Насытившись, ребенок уснул.

— Теперь Джеймс так никогда и не узнает деда, — вырвалось вдруг у Алистера. — Жаль. Отец многому мог бы его научить. — По щекам Алистера покатились крупные слезы. Джейн привлекла мужа к себе.

— О, Джейн, мне сейчас так тяжело. Я все еще никак не могу поверить… Это так неожиданно… Вообще, как теперь я без него?.. — Алистер зарыдал в голос.

— Дорогой, ты непременно справишься. И отлично будешь вести хозяйство, я в этом не сомневаюсь, — погладила мужа по голове Джейн. — Я всегда буду с тобой, буду помогать тебе. — У нее и самой сердце разрывалось от жалости. Ее слова несколько успокоили Алистера.

— Извини, дорогая, — выдохнул наконец он. — Разнылся тут, хуже маленького Джеймса.

— Нет же, нет, все нормально. Слезы всегда облегчают душу.

Алистер вытер глаза.

— Накануне он предлагал мне прогуляться вместе с ним по этой самой тропинке. Сказал, что хочет поговорить со мной. А я проспал, просто-напросто проспал и сейчас не могу себе этого простить, черт бы меня побрал!

— Он бы тебя понял, Алистер. Со всяким может случиться.

— Да, но я чувствую себя таким виноватым! О Господи, Джейн, и чем я так не угодил Всевышнему?!

— Ничем, дорогой. Доктора все установят. Думаю, внезапный приступ или что-то подобное. Он ведь был отнюдь не молодым человеком.

— Ты ничего не понимаешь, Джейн, — сказал он, кладя голову ей на плечо. — Я проспал потому, что всю предыдущую ночь занимался любовью. С другой женщиной. — И Алистер мученически посмотрел на нее.

Джейн словно в прорубь окунули. Она отстранилась, выпрямилась и принялась вышагивать по комнате. Надо срочно отыскать свитер. Надеть. Взять стакан воды, выпить. У нее голова шла кругом. Джейн глубоко вздохнула, чтобы как-то унять неожиданную дурноту. Холод разлился по всему телу, заполнил все ее существо.

— Ради Бога, прекрати мельтешить и скажи мне хоть что-нибудь! — взмолился Алистер. Она обернулась, глаза ее были исполнены обиды и боли. Алистер мгновенно отвернулся. — Не надо на меня так смотреть! — крикнул он. — Я не выношу, когда ты так вот смотришь.

— Хоть бы уж не говорил мне ни о чем, — только и произнесла Джейн.

— Джейн, прости, ради Бога, прости меня. Я не мог больше молчать. Весь день, с самого утра я места себе не нахожу. Если бы не я, отец был бы сейчас жив.

— Разве он вернется оттого, что ты мне сейчас рассказал?!

— Я должен был рассказать.

— Чтобы облегчить душу? Лишь бы только не чувствовать себя виноватым, а что я чувствую — это не важно?! — Джейн вдруг испугалась, что расплачется. Но слез не было.

— Я ведь предупреждал тебя. А ты упорно не желала сюда ехать, — пытаясь оправдаться, сказал Алистер.

— Да, ты говорил, я помню. — Она слышала себя как бы со стороны.

— И потому здесь есть и твоя вина, — устало закончил он.

— Наверное, — так же устало согласилась она.

— И больше тебе нечего сказать? — спросил он.

— Не знаю, что тут еще скажешь? А что бы ты хотел от меня услышать?

— Я хочу, чтобы ты поняла и простила меня!

Джейн молча смотрела на него, смотрела на его красивое лицо, на любимые губы, которые столько раз целовали ее и столько раз произносили нежные слова. И вот эти самые губы, оказывается, целовали другую, другой дарили радость.

— Да, здесь ты делаешься совершенно иным. Я понимаю это, но простить не могу. Пока не могу. И не проси меня сейчас об этом, — проговорила она каким-то странным металлическим голосом.

— Джейн, она для меня ровным счетом ничего не значит, эта женщина!

— Но ведь значила же что-то прошлой ночью? И позапрошлой?

— Ее уже тут нет. Это просто одна из подруг Клариссы. Она…

— Мне абсолютно все равно. Я не хочу, чтобы ты мне когда-либо рассказывал, — внезапно выкрикнула она. Ее крик прозвучал так неожиданно, что Алистер даже вздрогнул. Ребенок тотчас проснулся, сморщил личико и громко заплакал.

— О, малышечка, извини меня, я напугала тебя, да? — Джейн проворно схватила сына на руки, прижала к груди. Сейчас все ее внимание было сосредоточено на нем. В дверь постучали. Джейн услышала, как Алистер с кем-то разговаривает.

— Джейн, приехал доктор из Инвернесса. Ты спустишься? Он пока еще ничего не сообщил.

— Нет, Алистер, я устала, хочу спать. Увидимся утром. Мне надо побыть одной.

— Джейн! — Алистер сделал шаг ей навстречу.

— Не трогай меня! — сдавленно произнесла она.

Отдав ребенка няне, она принялась разбирать постель. Абсолютно машинально она вымылась, почистила зубы, забралась в постель, затем, немного подумав, снова зашла в ванную и еще раз почистила зубы. Наконец улеглась и выключила свет. Ее била дрожь, и унять озноб не было никакой возможности. Перед глазами стояла одна лишь картинка: Алистер целует тело другой женщины.

С первыми лучами солнца Джейн проснулась, приподнялась на локте. В кресле рядом, уронив голову на грудь, спал Алистер. На полу стояла ополовиненная бутылка виски. Алистер сидел, должно быть, ночью и смотрел на нее, спящую. Какие мысли, какие страхи роились у него в голове?..

К Джейн наконец-то вернулась способность мыслить. Да, она любит Алистера, это самое главное, и ничто на свете не в силах этого изменить. Да, ей хотелось бы, чтобы он заключил ее в свои объятия, поцелуями и нежными словами освободил от боли и горечи. Он, конечно же, виноват, но неужели из-за этого конец всему, всей их жизни, как нынешней, так и будущей?! Раньше ей казалось, что она не переживет измены, но любовь ее, оказывается, была столь сильна, что сумела выдержать и такой удар. Выскользнув из-под одеяла, она шмыгнула к креслу, присела на корточки.

— Алистер, — прошептала она. — Алистер! — Он слабо пошевелился во сне. — Дорогой, я люблю тебя.

При этих словах он пробудился.

— Джейн, любимая, скажи еще раз.

— Я тебя люблю.

— Ну слава Богу. О, любимая! — Он взял ее на руки, перенес на постель. — Джейн, я так люблю тебя. Каким я был дураком! Я всегда буду любить тебя, Джейн. Мне нужна только ты, ты одна. — И он принялся целовать ее. Былой страх лишь усилил сейчас его желание.

Позднее, когда они лежали рядом, пришло время для слез. Его слезы смешивались со слезами Джейн. Алистер тогда поклялся, что никогда не сделает ей больно, что бы ни случилось.

Следующие несколько дней выдались очень хлопотливыми. На похороны съехалась уйма народу отовсюду, в том числе и соседи. Джейн с утра до вечера была чрезвычайно занята: готовила еду, разливала напитки гостям, следила за тем, чтобы всех их разместили.

Врач из Инвернесса подтвердил тот факт, что у Руперта случился сильнейший удар, в результате чего лорд Апнор потерял сознание. Если бы он не умер, то остался бы парализованным и лишенным возможности говорить. При этом сообщении доктора все присутствующие с облегчением вздохнули.

Джейн должна была признать, что леди Апнор держалась превосходно. Ни на мгновение не потеряла она самообладания. Принимая соболезнования от многочисленных друзей и соседей, держалась просто и с достоинством. Не позволила себе ничего, хоть отдаленно напоминающего вчерашнюю эскападу. Впрочем, возможно, выходка леди Апнор объяснялась свалившимся на нее горем? Что ж, тогда простительно… Она даже нашла предлог и поблагодарила Джейн за поддержку.

Приехала также и Онор. Страшно было смотреть, как она переживает смерть брата. Казалось, сестра скорбит сильнее, чем леди Апнор. Джейн подолгу сидела рядом с Онор, и та рассказывала ей об их с Рупертом детстве. Обе женщины порой часами гуляли по имению.

— Знаете, Онор, была бы я богатой, купила бы где-нибудь в этих краях имение и категорически запретила бы на своих землях убивать какую бы то ни было живность. Ну, за исключением, разве что, больных животных. Вот где был бы подлинный рай!

— Превосходная мысль! Я тоже ненавижу охоту. Именно потому так редко и бываю здесь. Что ж, будем надеяться, в один прекрасный день ты и вправду разбогатеешь и сумеешь устроить свой земной рай.

Однажды утром они сидели на берегу озера и любовались рыбками.

— Ты очень переменилась, Джейн. Что-нибудь случилось?

— Что вы имеете в виду, Онор? — Джейн несколько удивилась ее словам.

— Такое чувство, Джейн, что тебе очень больно. Раньше не было такой усталости во взгляде. Что с тобой?

И Джейн неожиданно для самой себя выложила все, что произошло.

— Бедная ты моя… Хорош же Алистер, дурак! И кто его только за язык тянул?!

— Он рассказал, чтобы повиниться.

— Мужчины всегда так делают. Идиоты! Они уверены, что если расскажут да еще и покаются, то все станет как прежде. Иногда у меня прямо-таки зла не хватает: до чего же все мужчины инфантильны!

— Да, он так и считает: все забыто и быльем поросло.

Онор грустно кивнула:

— Как я тебя понимаю! Все они одним мирром мазаны. И ведь другие женщины для них действительно не важны, а тем не менее мужчины продолжают причинять боль ближним. Почему они так поступают, ума не приложу. Тем более когда у них хорошая семья, любящая супруга. Ведь у вас, скажем, с ним было все нормально, да?

Джейн опустила глаза. Что уж тут нормального, если всякий раз, занимаясь с Алистером любовью, приходится изображать оргазм, — но разве можно такое рассказать Онор?.. Нет, Джейн даже заикаться не станет.

— Знаете, Онор, не считая отношений с его матерью и ее жуткими друзьями, все остальное у нас с Алистером было вполне нормально.

— А что же будет, если он повторит выходку?

— Нет, Онор, вторично я такое ему не прощу.

— Но ты ведь понимаешь, что рано или поздно он опять тебе изменит. Раз уж мужчина начал изменять, он не остановится.

— Ой, Онор, он ведь дал мне слово. Говорит, боялся, что навеки потерял меня…

— Очень бы хотелось надеяться на лучшее.

Взявшись за руки, женщины направились к дому. Пора было пить чай.

Руперта похоронили на следующий день в Хайлендз, том самом месте, которое он так любил. Возглавляемая волынщиком похоронная процессия потянулась за гробом вдоль холма. Рабочие из имения с трудом удерживали гроб, следя еще и за тем, чтобы не оступиться. Кортеж прошествовал через небольшой лесок, поднялся на вершину холма, откуда открывался прекрасный вид на Драмлок. Отсюда, насколько хватало глаз, простирались земли некоего Лэрда. Здесь Руперта и похоронили. Гроб опустили в могилу, и окрестности огласились стонами волынки, — от этих звуков сжималось сердце всякого, кто мог их слышать.

Вскоре после похорон семье покойного зачитали завещание. Как и предполагали, Руперт оставил все свои имения, равно как и лондонский особняк, Алистеру. Вдова получила пенсион, благодаря чему могла до конца своих дней жить безбедно. Значительная сумма предназначалась и Клариссе. Некоторые пособия передавались преданным слугам. В самом конце завещания говорилось о том, что некая квартира в Челси, равно как и сумма в 20 000 фунтов стерлингов, передается мисс Джин Робинс.

Алистер довольно долго разговаривал с юристами, когда же он освободился, вид у него был измученный.

— Худо дело, Джейн, — объявил он. — Кажется, похоронные проблемы никогда не решатся.

— Завтра, дорогой, завтра: утро вечера мудренее, — успокоила она.

— Джейн, любимая, давай займемся любовью.

Позднее, когда они уже отходили ко сну, Джейн спросила:

— Дорогой, а кто эта Джин Робинс?

Алистер засмеялся.

— Мать тоже хотела это выяснить. Мисс Робинс в течение двадцати лет была папиной любовницей. Очень милая женщина, мы с ней несколько раз встречались. Она превосходно готовила шоколадный торт и вообще была очень приятной, я бы даже сказал — забавной.

— И что же ты ответил матери?

— Соврал. Сказал, что понятия не имею, кто она такая. Пускай кто-нибудь другой просвещает.

— А тебя не шокировало, когда ты узнал это?

— Господи, конечно же, нет. Отец ведь тем самым никому не делал плохого. У всякого человека должна быть какая-то отдушина в жизни, разве не так? — чистосердечно признался Алистер, поудобнее устраиваясь возле Джейн.

Джейн долго тогда не могла уснуть. В голове ее все крутились слова Онор: «Он опять изменит тебе, все они такие…»

Когда же Джейн наконец удалось заснуть, ей приснилась овечка, которую терзает разъяренный пес с окровавленными клыками.

Глава 6

Несмотря на кончину Руперта, следующие два года оказались едва ли не самыми счастливыми в их семейной жизни. Даже несмотря на то что у Алистера вдруг возникли столь серьезные финансовые затруднения, что им вместе пришлось трудиться не покладая рук.

Они по-прежнему жили в Тринике. Каждое утро, позавтракав, Алистер отправлялся в особняк. Джейн занималась с сыном, затем усаживалась в свой красный «мини» и отправлялась в Респрин. Там, в респринском особняке, у нее теперь был собственный кабинет. Джейн главным образом занималась тем, что составляла подробнейший перечень имущества для последующей официальной его оценки. Она с радостью взялась за эту работу, не вполне даже понимая все связанные с ней трудности. Задача оказалась не из легких, вскоре сделалось очевидным, что Джейн требуется помощь. Был нанят секретарь, а кроме того, в дни университетских каникул приглашали также кого-то из студентов. Ранее никогда никакой описи имущества не существовало — просто не было необходимости. Однако в связи с кончиной Руперта, а также по причине активизации деятельности Управления налоговых сборов все приходилось начинать с нуля и делать самым что ни на есть тщательным образом. У леди Апнор, однако, был свой взгляд на деятельность Джейн: она всем и каждому говорила, будто бы жена ее сына только тем и занята, что составляет опись имущества свекрови. Эти ее благоглупости невестка научилась, впрочем, оставлять без внимания.

Джейн и Алистер и работали, и планировали работу сообща. Они совместно решали, где целесообразнее сэкономить, куда поместить свободные деньги. Джейн чувствовала себя нужной и оттого испытывала явное удовлетворение.

Они часто разговаривали о послепохоронных обязанностях. Требовалось определиться, что именно из наследства лучше всего продать.

В итоге продали две респринские фермы. Кроме того, Алистеру намекнули, что, продав редкую коллекцию отцовских марок, он получит кругленькую сумму, но у него духа не хватало распрощаться с марками — отец так любил свою коллекцию! Однако с Книгой Часов и двумя редчайшими картинами Алистеру все-таки пришлось расстаться. Не так даже ему было жаль Констебла, как Стаббза! На месте полотен остались только печальные невыгоревшие пятна.

Алистер решил побывать на торгах, Джейн его сопровождала. Когда торги завершились, Джейн неприязненно посмотрела на мужчину, приобретшего обе картины. А неделю спустя супруги были немало изумлены, когда им доставили деревянную упаковочную клеть с обоими полотнами и запиской: «Дорогая, повесь эти картины у себя в доме. Любящая тебя Онор». Чувство было такое, словно в дом после долгой разлуки возвратились добрые старые друзья.

Денег не хватало, Джейн втайне надеялась, что Алистер продаст Драмлок. Ей очень бы хотелось никогда более не видеть этого дома и вообще никогда более не бывать в тех краях. Однако после бесконечных встреч и консультаций с юристами и специалистами по продаже недвижимости Алистер решил продать лондонский дом. Этот роскошный особняк ничуть не грел его душу, тогда как в Драмлоке производили массу самых разных, но одинаково нужных вещей. Более того, поскольку отец был похоронен именно в Драмлоке, Алистер и думать не хотел о том, чтобы расстаться с шотландским имением. Леди Апнор буквально заходилась в истерике. Теперь все свои обвинения она обрушила на сына: друзьям и знакомым она говорила, что сын буквально выбрасывает ее на улицу. Чем более невыносимой делалась мать, тем более раздражался Алистер. И Джейн, к собственному стыду, с удовольствием следила за тем, как разлаживались отношения меж леди Апнор и ее сыном.

Леди Апнор по-прежнему жила в особняке. Как и обещала во время похорон, она приняла на себя все заботы по организации мероприятий, связанных с годовщиной со дня смерти мужа. Траурная дата отмечалась в Респрине. Приближался срок, однако леди Апнор не спешила переезжать, более того, не рассчитывала никого из слуг и вообще жила точно так же, как и при муже. Расходы целиком ложились на Алистера, потому как его матери не хватало выделенной мужем суммы.

— Ты только взгляни на эти счета, — сердито проговорил Алистер, швырнув Джейн на стол пачку чеков. — Взгляни сама! Мы сейчас не можем позволить себе таких трат.

— В таком случае ты должен ясно дать матери понять, что следует быть более бережливой.

— Здесь она никогда не согласится хоть на чем-то экономить. Нужно как-то заставить ее переехать в Триник.

— О, Алистер, нет! — с ужасом воскликнула Джейн. — И думать не смей об этом! Я так люблю Триник. Пусть уж она живет в Респрине.

— Но все равно, родная, нам с тобой придется переехать, хотим мы того или нет. И мать все это отлично понимает. Она знает, что ей рано или поздно предстоит переехать в Триник. Более того, ей давно следовало бы сюда переехать, уже много месяцев назад, а не дожидаться последнего момента. Она по своей всегдашней легкомысленности…

— О чьей это легкомысленности ты тут говоришь?! — спросила леди Апнор, входя в комнату. Она, обратила к сыну холодную свою улыбку. — Джейн, взгляни-ка сюда. — Она положила перед невесткой некий список.

— И что я должна с этим сделать, леди Апнор?

— Перепечатать, что же еще. У тебя ведь есть пишущая машинка? Вот и перепечатай. — Леди Апнор сделала неопределенный жест рукой в сторону секретарши. — Это мои распоряжения слугам касательно устраиваемого вечера в Драмлоке.

— Мама! Сейчас нельзя серьезно говорить об устройстве охоты!

— Почему это?! Твой отец вполне одобрил бы эту идею.

— Ну, во-первых, думаю, в этом году было бы целесообразно вообще не устраивать там охоты. Как-никак, годовщина смерти отца. А кроме того, следует подумать и о расходах, связанных с организацией охоты.

— Прости меня, Алистер, что-то я не совсем тебя понимаю! — рыкнула леди Апнор, вперившись взглядом в сына. Молоденькая секретарша, что-то невнятное пролепетав, поспешно выскочила за дверь. — Как ты вообще можешь так со мной разговаривать в присутствии слуг?!

— Извини, мама, я совершенно упустил секретаршу из виду. Но ты и меня пойми: не может же все это продолжаться бесконечно! Сама посмотри. — Он выложил перед ней счета. — В этой ситуации единственный выход — прикрыть все, что мы сейчас имеем в Респрине, распустить прислугу и начать экономить. Только так мы могли бы, проживая в Тринике, сводить концы с концами.

— Мне противно говорить о деньгах, Алистер! Это так низко!

— Очень жаль, мама, однако на сей раз придется поговорить именно об этом. — В его голосе не было ни капли юмора.

— Я бы стала жить только в одном крыле особняка, — принялась торговаться леди Апнор.

— Ты совсем не хочешь понять того, что я тебе говорю, мама! Мы не в состоянии держать целый особняк. И кроме того, пока ты там живешь, Джейн совершенно не чувствует себя хозяйкой.

— Очень из нее хорошая хозяйка! — И как ни в чем не бывало продолжила: — Если Респрин окажется в ее руках, с имением можно будет распрощаться.

— Мама, не заводи этот бессмысленный разговор. Мне совершенно неинтересна эта вендетта. Тем более что за последнее время я столько раз помогал тебе. Но более таких трат я себе позволить не могу. Если ты на следующей неделе уедешь в Шотландию, то за время, что тебя здесь не будет, мы перевезем все твои вещи в Триник.

— От того маленького домика меня прямо-таки мутит.

— Но коли уж я вынужден заниматься вопросами экономии, — продолжил Алистер, — то сразу хочу тебе заявить: никакой многочисленной охоты в Драмлоке!

— Но я уже всех пригласила!

— В таком случае пошлешь извинения. Они все — твои друзья, должны понять правильно.

Несмотря на последующие жалобы, сетования и горькие слова его матери, Алистер остался непоколебим.

— А сам-то ты поедешь в Драмлок? — упавшим голосом спросила мать.

— Нет, мама, у меня слишком много дел.

Леди Апнор энергично вышла из комнаты. Да, эта женщина вела себя крайне неразумно, однако Джейн было жаль ее. Тем более что в ближайшее время она должна будет полностью изменить свою жизнь. Джейн более всего обрадовала новость, что на сей раз Алистер не поедет в Шотландию. Тем более что втайне она как бы уже приготовлялась сопровождать его, отлично понимая, сколь неразумным было бы отпускать мужа одного.

Пока свекровь отсутствовала, Джейн занималась переездом. Для себя Алистер и Джейн выбрали в большом доме несколько просторных комнат. В западном крыле особняка, откуда через особую дверь можно было выйти во дворик, они устроили большую гостиную, столовую, кабинет. На втором этаже — спальню, туалетную комнату, ванные. Также тут были две гостевые. Этажом выше помещались детская и комната няни. Всей остальной прислуге пришлось довольствоваться комнатами для слуг.

Для Алистера оказалось весьма непросто отказаться от услуг некоторых людей, давно и преданно служивших в семье. Некоторым он назначил пенсион, и они, эти люди, поселились неподалеку, приобретя себе деревенские дома. Иным слугам Алистер сумел подыскать новую работу. Разговоры бесконечно вертелись вокруг экономии и дискомфорта, однако Джейн еще так хорошо помнила свое детство, что вряд ли сочла нынешнюю ситуацию тяжелым временем. Кроме прочих, удалось оставить Бэнкса; кухарка леди Апнор равно как и одна служанка перебрались в Триник. Алистер, впрочем, оставил при себе камердинера Марка, а также настоял, чтобы Джейн наняла служанку для себя. Без колебаний она остановила свой выбор на Мэй, о которой сохранила самые что ни на есть добрые воспоминания. В своей квартире над гаражом по-прежнему проживал преданный Такер. У маленького Джеймса осталась няня. Правда, число садовников с дюжины пришлось сократить до трех. Уборщиц в доме вообще не осталось, хотя из ближайших деревень всякий день в имение приходили поденщицы.

Но как бы то ни было, Алистер с Джейн могли гордиться, что по-прежнему живут в одном из очаровательнейших уголков Англии, в одном из красивейших особняков. Кроме того, за ними сохранялся Фулем и поместье в Шотландии. Так что экономия, как вскоре выяснила Джейн, была понятием весьма и весьма растяжимым.

Несколько неожиданно для Джейн в ее жизни вновь появилась пресса: газетчики вдруг живо заинтересовались тем, как же сама Джейн отнеслась к резкой перемене своего социального статуса. И опять бесконечно трезвонил телефон, превратившись в неумолкающего монстра.

Сделавшись графиней, Джейн вовсе не испытала никакой в себе перемены, равно как для нее прошло совершенно бесследным превращение в «леди Редланд». При необходимости использования титула Джейн испытывала явную неловкость. В Лондоне она продолжала называть себя миссис Апнор и чувствовала себя при этом очень даже неплохо. Однако гневу Алистера не было предела. Он кричал, чтобы она выкинула из головы свои дурацкие комплексы и не позорила его. Уж раз она сделалась его женой, то ей надлежит получать весь тот почет и уважение, которых достойны Апноры. Этот аргумент только еще сильнее смутил Джейн. Как мог титул, то есть какие-то определенным образом сочетаемые буквы, приносить людям почет и уважение?!

Онор говорила ей, что людям с титулами предоставляют лучшие каюты океанских лайнеров, лучшие номера в отелях, с ними обращаются в аэропортах как с самыми дорогими гостями. Но поскольку Джейн с Алистером никуда не ездили, все упомянутые преимущества не имели для Джейн решительно никакой цены, а неудобства она испытывала. Стоило, например, только упомянуть свой титул, как прежде терпимые цены на товары и услуги мгновенно взлетали в заоблачную высь. На некоторых титул оказывал магическое воздействие, и люди вмиг делались подобострастными, лица же других перекашивало от ненависти. Бывали такие, кто при упоминании ее титула норовил как бы отойти в тень, чтобы, не дай Бог, их не заподозрили в излишнем к Джейн дружелюбии, а именно этих последних Джейн более всего хотела бы видеть в числе своих друзей. Старинные ее друзья вдруг все сделались такими почтительными, что это весьма изумляло ее. В кругу же самих титулованных особ Джейн традиционно чувствовала себя неуютно.

Ее собственная свекровь — вот кто для Джейн был настоящей графиней. Джейн втайне радовалась, что она по-прежнему занималась различного рода благотворительностью, потому как в противном случае этим приходилось бы заниматься ей самой. Она вовсе не готова была сделаться президентом благотворительной организации или каким-нибудь там председателем благотворительного фонда — или вообще кем-нибудь в этом роде.

То общество, которое поначалу столь решительно отказывалось принять ее, теперь как бы даже покровительствовало Джейн. Без конца приходили разные приглашения, постоянно звонил телефон. Удивительно, как те самые люди, которые еще недавно и говорить с ней не желали, теперь словно по мановению волшебной палочки сделались вдруг милыми и обаятельными. Она чувствовала себя кем-то вроде именинницы, однако это ничуть не избавляло ее от презрения в отношении всех этих лицемеров. Ясно было, что, если с Алистером что-нибудь случится, весь процесс примет обратное направление. Он же почему-то не сомневался, что теперь все они, получше узнав Джейн, сожалеют о своем прежнем к ней отношении.

— Вот видишь, дорогая, — говаривал он, — теперь все они узнали, какая ты замечательная.

Удивляясь его наивности, она, однако, не считала нужным переубеждать его и следовала советам мужа. Оказалось, это нетрудно: улыбаться, разговаривать, обедать с ними — и в то же самое время в душе презирать и ненавидеть их всех.

Но в одном Джейн оставалась совершенно непреклонной: ни Линда, ни Берти Талботы не могли появиться в Респрине иначе, как через ее труп. И Алистер оказался бессилен.

В Лондоне они теперь не бывали, тем более что в Респрине работы всегда оказывалось выше крыши. Алистер лишь изредка наезжал в столицу, чтобы встретиться со своими юристами, брокерами, счетоводами. Джейн почти всегда ездила вместе с ним, во время таких поездок забывая, кто она такая.

Сандра вышла замуж и сейчас жила в Кембридже. Джейн всякий раз стремилась встретиться с ней, и тогда они предавались воспоминаниям, вместе обедали и прогуливались по магазинам.

После смерти Руперта Джейн всего лишь единожды приезжала к родителям, и, как всегда, ничего хорошего из этого не вышло. И дело даже не в тех косых взглядах, которые бросали на нее бывшие соседи. Ей тяжело было смотреть на условия жизни родителей, ей так хотелось, будь у нее собственные средства, купить им другой дом! Джейн несколько раз приглашала родителей в Лондон, где они все вместе обедали, обычно останавливая свой выбор на «Лайонз Корнер Хаусе», который особенно нравился матери Джейн. После обеда отправлялись в кино или в театр, как правило, выбирая что-нибудь легкое, музыкальное. После сытного ужина со стейками родители вечерним поездом отправлялись восвояси, ни в какую не желая оставаться на ночь. Однако такие вот недолгие наезды в столицу, казалось, доставляли им радость. Уже одно это успокаивало Джейн.

Предметом ее забот по-прежнему оставался Алистер. Бывали дни, когда новые обязанности делались вдруг слишком непосильными для него. Тогда он прямо на глазах делался старым и усталым. Но от одного только ободряющего слова Джейн он внезапно встряхивал головой, вмиг преображался и вновь делался прежним беззаботным и веселым Алистером. Как правило, в таких случаях его так и подмывало устроить вечеринку, причем именно в фулемском доме, со старыми друзьями из Кембриджа. И если уж он напивался, то только вином, как если бы крепкое спиртное вовсе не существовало.

С течением времени они перестали так часто заниматься любовью. Однако Джейн читала в специализированных женских журналах о том, что после первых лет супружества активность половой жизни, как правило, падает, и справедливо решила, что, стало быть, они с Алистером полностью подпадают под распространенную формулу. В определенном смысле Джейн была даже рада, потому как всякий раз, изображая оргазм, она словно бы лгала Алистеру. Теперь лгать приходилось гораздо реже.

По мере того как одну за другой удавалось решить респринские проблемы, у Алистера высвобождалось время. Теперь он стал появляться и в Палате лордов. Вместе с леди Апнор Джейн изредка взбиралась на галерею для посетителей, откуда они наблюдали разворачивающуюся под ними древнюю церемонию заседаний. В такие моменты Джейн остро ощущала, какое значение имеет положение Алистера в обществе.

Глава 7

В Лондоне шла обычная суматошная жизнь, впрочем, Джейн от такого давно уже отвыкла. Она отменно чувствовала себя нынче в Респрине: совершенно преобразилась, ощутив все прелести размеренной сельской жизни. С помощью Локхарта Джейн с Алистером принялись разводить племенной скот. Они, в частности, выписали себе пару хайлэндов и на этой основе скрещивали животных, выводили свою породу. Джейн с большим удовольствием разводила также цыплят, очень полюбила возиться с козами. Она, можно сказать, с утра и до вечера не вылезала из джинсов и грубых веллингтоновских сапог и даже ходила на местные соревнования по стипль-чезу.

Сейчас, когда на ее плечи были взвалены заботы по уходу за огромным респринским садом, одной ее на все сразу не хватало. Тем не менее Джейн трудилась не покладая рук и вырастила целое море цветов, так что даже леди Апнор была вынуждена открыто высказать ей свое восхищение.

Мать Алистера перестала быть для Джейн источником серьезных проблем, тем более что сын купил ей квартиру в Лондоне, которая располагалась в фешенебельном районе Риджент-Парка. Полюбив свое новое жилище, леди Апнор вскоре вернулась к привычному ритму жизни: в рабочие дни жила в Лондоне и лишь на выходные приезжала в имение.

Только спустя три года после кончины отца Алистер впервые посетил Драмлок, выяснив, что для того, чтобы оставить имение, надо резко увеличить получаемый от него доход. Супруги приехали туда вместе. Стоял июнь месяц, глаз радовала цветущая северная флора. Рододендроны так и сверкали всеми мыслимыми оттенками, наполняя окрестности своим ароматом. Никакой тебе августовской измороси, никаких комаров. В это время Шотландия представляла собой едва ли не самое идеальное для отдыха место. Отрешившись от привычных хлопот по хозяйству, Алистер сделался вновь молодым, веселым и беззаботным, и благодаря этой перемене, явно связанной с шотландским ландшафтом, Джейн понемногу полюбила и само драмлокское имение.

После длительных консультаций с управляющим было решено сдавать имение в аренду тем состоятельным иностранцам из Америки, Бразилии или Германии, которые устраивали бы тут конную охоту или рыбалку. Что же касается традиционной охоты на шотландскую куропатку в августе — сентябре, то Джейн с Алистером решили не пренебрегать традицией.

Джеймс рос спокойным, тихим ребенком, скорее даже застенчивым. У мальчика были светлые отцовские волосы и карие глаза. Можно было с уверенностью сказать, что маленький Джеймс очень любит Алистера: мальчик готов был следовать за отцом куда угодно, он даже копировал отцовскую походку. Джейн втайне радовалась таким их тесным отношениям, сама же она, к своему стыду, вынуждена была признать, что, несмотря на всю расхожесть мнений о материнской любви, мужа любила куда сильнее, нежели сына.

Припоминая, сколь одиноким было его собственное раннее детство, Алистер охотно согласился с предложением Джейн устроить в Респрине детский сад, где вместе с их сыном могли бы находиться также и дети местных крестьян, местных рабочих. Заведовать детским садом отрядили Клэр. К вящей радости родителей, Джеймс на фоне сверстников оказался вовсе не робкого десятка.

Джеймсу исполнилось пять лет, и родители решили отдать мальчика в местную сельскую школу. Собственно, это был первый случай в семействе Апноров, когда отпрыск рос без гувернантки. Мать Алистера никак не могла примириться с такого рода решением.

Но Алистеру некогда было считаться с капризами матери — он теперь постоянно заседал в Палате лордов, его то и дело приглашали на различного рода заседания Совета директоров, благотворительных обществ. Почти всю неделю Алистер проводил в Лондоне, но имения без присмотра не оставлял. Несмотря на былые страхи, Алистер прекрасно справлялся с делами, превратившись в уверенного, рассудительного мужчину.

Джейн особенно по Лондону не скучала. Дела мужа казались ей чрезмерно скучными. Большинство обедов, на которых бывал Алистер и которые вынужден был устраивать сам, посещались главным образом стариками или людьми весьма почтенного возраста. К проблемам бизнеса Джейн не испытывала решительно никакого интереса, так что, присутствуя с мужем на обедах, вынуждена была ограничиваться односложными ответами.

Алистеру же общественная жизнь нравилась чрезвычайно. И потому Джейн не раз и не два вдруг начинала чувствовать, как вся накопленная за годы совместной жизни уверенность покидает ее. Ей нравился Уимблдонский теннисный турнир, хотя нравились по-своему также Хенли и Аскот, где нужно было выглядеть элегантной, как подобает графине. А она по сравнению с другими женщинами своего круга выглядела далеко не лучшим образом. Дело в том, что самые шикарные наряды продавались лишь в тех дорогих магазинах, где Джейн вечно смущали приказчики, в других же магазинах был риск выглядеть не вполне «на уровне». Джейн злилась, чувствуя, что сама загнала себя в западню той самой неуверенности, которая зачастую являлась плодом ее собственного воображения. Тем не менее если и можно было найти несоответствие в ее нарядах, то уж лицо Джейн оставалось безупречным: серые прекрасные глаза были по-прежнему выразительны и производили сильное впечатление.

Алистер с готовностью отвечал на любое приглашение, Джейн же как-то робко заикнулась о том, что предпочла бы в большинстве случаев оставаться в Респрине. На удивление, Алистер пошел ей навстречу, что весьма и весьма ее обрадовало. Однако Джейн более всего мечтала о том, чтобы их спокойная жизнь продолжалась в своем неизменном виде, и, когда Алистер уезжал, томилась без него, не отходя от телефона.

После смерти Руперта прошло уже пять лет, и наступил период кардинальных перемен в отношениях Джейн и Алистера. Респрин, не принося дохода, требовал все новых и новых вложений. Что-то нужно было предпринимать. Джейн тотчас высказала мысль о том, что имение следует открыть для посещения широкой публики. Почему вся эта красота, эти замечательные интерьеры, превосходная мебель, — все это должно быть скрыто от людских глаз? А если поставить дело на должный уровень, то оно принесет немалую прибыль.

— Полагаешь, ты смогла бы все это организовать? — однажды вечером спросил у нее Алистер, несколько дней обдумывавший предложение жены.

— Я?! Ты шутишь, должно быть! — Она даже рассмеялась.

— Отнюдь. Сам я с подобным делом уж точно не справлюсь, у меня и времени нет, и обязанностей невпроворот, ничего не успеваю…

— Но я не уверена…

— Ничего, ничего. Ведь когда меня здесь подолгу не бывает, ты прекрасно справляешься. Как бы то ни было, но за годы, что мы тут прожили, ты вполне опровергла матушку. — Он улыбнулся. — Так ты подумай, Джей.

Вряд ли слова Алистера следовало принимать столь уж буквально, потому как главным умением Джейн оказалась способность перепоручать дела другим, профессионалам: Бэнксу, кухарке, главному садовнику, Локхарту. Они обладали куда большим, чем Джейн, опытом, отлично знали, как и что следует делать, что подавать, кого с кем усаживать за столом, что сажать и что продавать за пределами имения. И они всегда симпатизировали Джейн за ее готовность выслушать и помочь.

Она, впрочем, решила попытаться. Несколько месяцев она объезжала окрестные деревни, иногда как обычная туристка, иногда по приглашению того или иного из местных жителей, стараясь почерпнуть новые знания. За это время Джейн услышала столько разных, подчас самых противоположных советов, что у нее голова шла кругом. Одни говорили, будто в парке следует разводить животных, тогда как другие уверяли в обратном. Некоторые доказывали Джейн, что наилучший способ увеличения доходов — устройство ярмарок. Им тут же возражали — от ярмарок, мол, толку никакого, лишь грязь да толчея. Однако почти все сходились во мнении, что для прибыльного имения едва ли не самое большое значение имеют хорошие туалеты и ресторан, где всегда можно выпить чашку чая. Некая герцогиня заявила, что большинство туристов приезжают исключительно поглазеть и потом долго всем рассказывать, что именно они увидели.

Джейн рассчитывала открыть имение для туристов уже на будущий год. Однако она совершенно упустила из вида, что придется еще все утрясать с местными властями. А местная власть чрезвычайно серьезно относилась к вопросам обустройства специальных туалетов, к мерам противопожарной безопасности к регулированию потока любопытствующих.

Мало этого, как только планы Джейн и Алистера сделались известны, откуда ни возьмись начали появляться представители различного рода обществ охраны окружающей среды: всякий желал защитить Респрин от многолюдного вторжения. Джейн приходилось терпеливо объяснять, увещевать, доказывать.

Плотник из имения по просьбе Джейн соорудил макет дома, и Джейн часами напролет планировала наиболее интересные для туристов маршруты.

С удовольствием она трудилась и составляя путеводитель. Благодаря этому Джейн лучше узнала свой дом и сочинила даже что-то вроде краткой истории семейства Апноров.

На месте прежних помещений для прислуги Джейн устроила кафетерий, приобрела небьющиеся фарфоровые сервизы. Несмотря на возражения мужа, Джейн на каждом приборе заставила мастеров проставить фамильный герб. Кроме того, договорилась с крестьянками о продаже туристам джема и пирожных. Желающих было хоть отбавляй, потому как многим местным жителям подобная деятельность дала бы неплохой заработок.

Для прогулок по озеру приобрели лодки, очистили плавательный бассейн, в парке отвели специальные зоны для устройства пикников: установили мощные столы, лавочки, огромные корзины для мусора. На месте теннисного корта устроили сувенирный магазинчик. Супруги отважно подписывали чеки, повторяя каждый про себя, что, не сделав больших вложений, не получишь и прибыли.

Особым предметом гордости Джейн сделались туалеты. Кафель сверкал белизной, медные таблички были начищены до зеркального блеска, а сами кабинки, скрытые за конюшней, не слишком бросались в глаза.

Джейн пришлось отказаться от мысли поместить в парке диких животных, а также устроить ярмарку. Респрин призван был привлекать исключительно своими природными и архитектурными красотами.

Правда, имение для туристов удалось открыть только год спустя. Предприятие оказалось более чем успешным. Как это ни забавно, однако одной из главных достопримечательностей усадьбы сделалась сама Джейн. Всякий турист мечтал увидеть «графиню из рабочих».

Мать Алистера относилась ко всему этому с изрядной толикой недоверия, воспринимая нововведения как балаган, который затеяла невестка с целью дистанцироваться от свекрови. Сама леди Апнор в делах Джейн не принимала ровным счетом никакого участия. Онор, в свою очередь, когда ей случалось наезжать в Респрин, делалась замечательным гидом, с удовольствием рассказывая об имении.

Джейн весьма переменилась: держалась куда увереннее, стала руководить людьми, причем окружающие беспрекословно ей подчинялись. Изменилась и речь женщины, — теперь Джейн, не задумываясь, говорила «туалет» вместо «сортир», «что?» вместо «пардон» и вообще обрела достойные манеры. Это получилось как-то само собой, без усилий, однако в душе Джейн оставалась все такой же робкой и все так же нуждалась в любви Алистера. Она всего лишь научилась скрывать от людей свои несовершенства, представая перед миром этакой компетентной самоуверенной леди.

С каждым годом она все сильнее любила Алистера; впрочем, она всегда была уверена, что в ее жизни может быть только один мужчина. Ей подчас даже не верилось, что они женаты уже десять лет — так быстро летели годы.

Сегодня выдался очень тяжелый день. Джейн с удовольствием приняла ванну, плеснула в бокал джина с тоником и устроилась перед камином респринского дома, поджидая Алистера из Лондона. Неожиданно зазвонил телефон.

— Дорогая…

— Ты где, Алистер?

— Да еще в Лондоне. Извини, но у меня здесь столько дел, что едва ли я сумею выбраться сегодня.

— Бедный ты мой! Ну да ладно, чего уж. А я-то собиралась побаловать тебя семгой. Придется сказать кухарке, чтобы перенесла на завтра. — Джейн принялась рассказывать ему о событиях дня, однако Алистер не слушал. Жаль. Она повесила трубку. В последнее время Алистер частенько приезжал очень поздно или вообще не ночевал дома.

Назавтра была суббота. Джейн с самого утра предалась ежедневным хлопотам: успела уже побывать гидом, продала несколько сувениров, угостила туристов чаем. Лишь когда отъехала последняя автомашина, Джейн вдруг сообразила, что за все это время Алистер так и не позвонил. Несколько раз она набирала номер фулемского дома, однако трубку никто не поднимал. В десять вечера он наконец объявился.

— Дорогой, где ты пропадаешь? Я так переживала! Весь вечер звонила в Фулем.

— Извини, любимая. У меня уйма дел. Слушай, похоже, уже бессмысленно возвращаться, останусь-ка я до понедельника, ты как?

— О, Алистер, я так без тебя скучаю…

— В понедельник утром у меня заседание Совета. Глупо тащиться с утра в такую даль, если вечером придется возвращаться.

— Алистер, а может, все-таки приедешь?

— Нет, дорогая, я так устал. — В трубке послышался приглушенный смех.

— Алистер, откуда ты звонишь?

— Я у Клариссы. Ну ладно, дорогая, спокойной ночи. — И он повесил телефонную трубку.

У Джейн внутри все похолодело. Алистер уже тыщу лет не бывал у Клариссы, пожалуй, с тех самых пор, как она вышла замуж за некоего банкира по имени Гектор. И что это Алистера вдруг к ней потянуло?! Он же ненавидел Клариссу и постоянно твердил об этом Джейн. Может, все-таки он наезжал к ней, просто Джейн об этом не знала?..

А если он не рассказывал о Клариссе, Бог знает, что еще он мог утаивать?! Все эти годы после происшествия в Драмлоке она смотрела за ним и была уверена, что он ей верен. Впрочем, как знать? Нелепо было бы ожидать, что в один прекрасный день он завалится домой с помадой на шее и с порога объявит о том, что изменил с другой. Господи, что вообще ей известно о жизни Алистера за пределами Респрина?!

Она отменила ужин — есть совершенно не хотелось, пробовала смотреть телевизор — однако не смогла. В конце концов Джейн тупо уставилась на огонь в камине, зажав в руке бокал джина с тоником. Неужели сбываются ее наихудшие опасения?!

Глава 8

Джейн почти не спала, мучаясь от ревности и недоверия.

С первыми же лучами солнца она попыталась разобраться в своих чувствах. Может, она опять все драматизирует? Ведь Алистер и впрямь бывал очень занят в Лондоне, а когда приезжал, выглядел уставшим. Ничего удивительного, если Кларисса пригласила его в гости пропустить по рюмочке. Возможно, она желала показать брату свой новый дом.

— Я должна быть занята делом, — повторяла Джейн сама себе, — должна быть постоянно занята делом… — И все время искала себе занятие.

Вечером в понедельник она несколько нервничала, поджидая мужа в своем кабинете. Вот залаяли собаки. Значит, приехал. Джейн не сомневалась, что сразу же все поймет по его лицу. Однако он, как всегда, вошел с милой улыбкой, нежно поцеловал жену. Может, она себе все напридумывала?..

— Хорошо выглядишь, миледи. — Он широко улыбнулся, налил себе выпить, добавил в бокал Джейн.

— Ну как, хорошо провел время? — поинтересовалась она.

— Что? А, ты имеешь в виду у Клариссы? Да, отлично, спасибо. Не скажу, правда, что она передает тебе нежнейший привет. — Он рассмеялся.

— Как ее новый дом?

— Прекрасный.

— Большой?

— Ну, я бы не сказал. Так себе. Ужин у нас готов? Я прямо-таки умираю с голоду.

— А обстановка в доме?

— Неплохая. — Алистер уставился в свой бокал.

— Наверное, приглашала к себе дизайнеров?

— Понятия не имею. Господи, Джейн, что это тебя вдруг так заинтересовала Кларисса? — Он налил себе еще. — Так когда же будет ужин?

Джейн с уверенностью могла сказать, что Алистер лжет. Судя по его уклончивым ответам, ни у какой Клариссы он не был. Эта мысль как молния пронзила ее.

— А кто там еще был? — не унималась она.

— У Клариссы-то? Больше никого. Она и Гектор.

— Мне показалось, я слышала смех множества людей.

— Нет, только мы втроем. А, Бэнкс, ну, наконец-то! — Алистер улыбнулся при виде дворецкого. Ужинать сели в маленькой гостиной. — Ну, рассказывай, как прошла неделя.

— Нормально. В субботу получилось более шестисот.

— Великолепно.

— Но я так измучилась. Думаю, Локхарт вполне мог бы справиться и без меня. Слушай, может быть, мы куда-нибудь съездим на выходные, а?

— Дорогая, ты уж меня извини. Я принял приглашение Уоллеса Хопкинса, а ты ведь не любишь у него бывать: все эти разговоры о лошадях…

— Опять без меня?!

— Но ведь ты же терпеть не можешь охоту?!

— Ты же знаешь, мне нравится проводить выходные с тобой, Алистер.

— Знаю, хорошая моя, но мне надо побывать у Уоллеса. Через неделю мы с тобой непременно что-нибудь придумаем, обещаю. — Он подкупающе улыбнулся.

После ужина смотрели телевизор. Как хорошо, что можно уставиться в «ящик» и ни о чем не разговаривать с мужем. Ей было страшно.

— Ты скоро? — Она собралась спать.

— Нет, сейчас вот досмотрю до конца.

Она улеглась, уставилась в потолок. На панели телефона вдруг замерцал индикатор: по другому аппарату набирали номер. Джейн так и подмывало поднять трубку, но она не осмелилась. Разговаривал Алистер долго: индикатор погас лишь через полчаса.

— Не спишь еще? — входя, поинтересовался Алистер. — О Господи, как я устал… — Он широко зевнул, улегся рядом, но не обнял ее. Да, она была права: он изменил ей. Время заблуждений прошло.

Алистер провел дома еще два дня и две ночи, но ни разу не поцеловал Джейн, даже не прикоснулся. А ее так и тянуло, удерживал лишь страх, что он отстранит ее руку.

В четверг Алистер уехал, сказав, что вернется в понедельник и что непременно позвонит. Она молча проводила машину взглядом, затем, приняв окончательное решение, позвонила Мэй.

— Мэй, я хочу на некоторое время съездить в Лондон. Думаю, ты справишься с Джеймсом. Еще каких-нибудь пара месяцев, и он уже пойдет в школу.

— Разумеется, миледи, о чем речь.

— Хочу как следует отдохнуть, но вместе с Джеймсом, прежде чем он начнет учиться. Приготовь, пожалуйста, его вещи, игрушки.

Локхарту она сказала, что уезжает на некоторое время и оставила ему инструкции касательно того, как и что делать. Затем, усадив Мэй и Джеймса на заднее сиденье «БМВ», подаренного ей Алистером на тридцатилетие, она проехала по парку, который в эту июньскую пору выглядел прямо-таки роскошным.

Видимо, сейчас лучше всего переехать в Фулем: едва ли Алистер приведет в дом другую женщину. Мэй очень любила бывать в фулемском доме и вовсе не возражала против того, чтобы спать в одной комнате с маленьким Джеймсом.

— Как долго вы намерены оставаться тут, миледи?

— Еще не решила, Мэй. Слушай, сделай мне одно одолжение: пожалуйста, не называй меня больше «миледи». Терпеть не могу! Называй просто — Джейн.

— Миледи! — в совершеннейшем шоке вскрикнула Мэй. — Но я не могу вам этого обещать.

— Пожалуйста, Мэй, я прошу. Теперь все изменится.

— Я, конечно, попытаюсь, но это будет непросто… Джейн.

В тот вечер телефон так ни разу и не зазвонил. Телефонный звонок раздался лишь на следующий день, поздно вечером. Джейн сидела с бокалом в руке и ненавидяще глядела на аппарат, мысленно приказывая ему заткнуться. Правда, за выходные телефон трезвонил не единожды, и всякий раз Джейн удерживалась от того, чтобы поднять трубку.

Вот и сейчас, когда они ужинали, раздался телефонный звонок.

— А почему вы не поднимаете трубку? — спросила Мэй.

— Потому что не хочу, — ответила Джейн.

— Джейн, мне неловко говорить об этом, это, собственно, вообще не мое дело, но… Миледи, вы ужасно выглядите, вам следовало бы поесть. А то вы лишь пьете. Спиртное, как известно, горю не поможет.

— У меня кусок не лезет в горло, Мэй. Ей-богу.

— Ну пожалуйста, миледи. Что с вами? — Мэй неожиданно расплакалась.

— Ради Бога, перестань. Ты же знаешь, я терпеть этого не могу. Со мной все в порядке, правда. Только не мешай, я хочу все сделать по-своему. И кроме того, я ведь просила называть меня «Джейн». — В голосе хозяйки сквозило раздражение, и Мэй от этого было не по себе.

В воскресенье он приехал. Джейн даже не вышла ему навстречу. Она слышала, как Мэй сказала Алистеру, что собирается погулять с Джеймсом, слышала, как служанка и сын отправляются на улицу, как Алистер поднимается по лестнице.

— Джейн, черт возьми, что это еще за игры?! Я так переживал. Чего ради ты вдруг сюда приехала? Почему не отвечала на телефонные звонки?

— Я ушла от тебя, Алистер.

— Ты от меня — что?! — ошарашенно спросил он. — Но почему, ответь на милость?!

— Потому что ты вновь изменил мне.

— Глупости какие! Джейн, из-за того, что я без тебя съездил к Уоллесу…

— Да, но с кем?! Не стоит притворяться, Алистер, это совершенно ни к чему. Я все знаю.

— Кто же, интересно, тебе рассказал?

— Никто.

— Но как-то ведь ты узнала. Должно быть, эта дура Кларисса рассказала.

— Брось, Алистер, никто мне ничего не рассказывал. Я все сама знаю, потому что люблю тебя.

Он тяжело уселся на постель.

— Извини… Ради Бога, извини меня…

— Ты уже говорил это в прошлый раз.

— Но поверь, право же, такая ерунда… Эта женщина для меня ничего не значит.

— И это ты уже говорил. Без сомнения, ты и в следующий раз скажешь то же самое.

— Но я люблю тебя, Джейн!

— Знаю. Это-то и противно.

— Джейн, ну хватит… Собирай свои вещи, поехали домой. Обещаю, подобное не повторится. Мы ведь любим друг друга, ты сама говорила, нельзя же вот так взять и забыть все, что было… Мы все начнем сначала, я уверен.

— Нет, Алистер, ты так ничего и не понял. Мне ненавистна сама мысль о том, что ты прикасался к другой. Я не намерена делить тебя с кем бы то ни было. Мне нужно все или ничего. Я так ведь и сказала тебе в день нашей помолвки, предупреждала тебя. Как, по-твоему, я должна была себя чувствовать, когда ты лежал рядом и даже не дотрагивался до меня?! В последнее время я много думала и решила, что нам лучше расстаться.

— Джейн! — В его голосе прозвучала неподдельная боль, отчего Джейн внезапно захотелось крепко обнять Алистера, привлечь к себе. Однако она отдавала себе отчет в том, что стоит только ей прикоснуться к мужу, как она погибла, при том, что ее боль лишь усилится.

— Мне кажется, ты опять все усложняешь, — неожиданно заявил он. — В конце-то концов что произошло? Маленькая интрижка, ничего более. Я еще раз повторяю — эта женщина для меня ничего не значит.

— А для меня значит очень многое.

— Джейн, будь же благоразумна. Разве часто у меня приключаются подобные истории?!

— По мне, так очень даже часто, увы, Алистер. Мы же обещали друг другу…

— Джейн, иногда в тебе говорит типичная девушка из рабочих!

— Так оно и есть, разве ты позабыл?!

— Все так поступают, если уж на то пошло.

— Это по-твоему. А я предпочитаю придерживаться своих принципов. Можешь оставаться сколь угодно рафинированным аристократом, но замашки у тебя — мартовского кота, — зло выдохнула она и тотчас ощутила пощечину. Больно, обидно, но она не дрогнула. Даже не дотронулась до щеки. Вместо этого взглянула на Алистера в упор.

— Джейн, извини. Я сам не понимаю, как это произошло. Если ты меня любишь, зачем же тогда уходить?!

— Потому что я и дальше хочу тебя любить. Если я останусь с тобой, а твои измены продолжатся, я вполне смогу тебя возненавидеть.

Алистер вновь уселся на постели, обхватил голову руками.

— Но почему, Алистер?! Почему? Может, у нас с тобой было что-то не так?

— Да нет, Джейн, все у нас было здорово. Ты отлично все делала, умудрялась при этом еще справляться с матерью и сестрой. Вообще я втайне поражался, как это тебя хватает и на Респрин, и на Драмлок, и на меня. Все дело только во мне, признаю. Собственно, я ведь толком и сам не знаю, почему изменил. — Он замолчал, как бы раздумывая. — Должно быть, дело в однообразии. Захотелось чего-нибудь свеженького, понимаешь?

— Нет, Алистер, совершенно не понимаю.

— Все семьи рано или поздно приходят к этому. Да что там, ты и сама все знаешь. Собственно, я не возражал бы, если бы и у тебя началась интрижка. Это ни в коем случае не повлияло бы на нашу с тобой любовь. Ведь мои маленькие приключения не повлияли?

— О, Алистер… — выдохнула она, и в голосе Джейн слышалась такая глубокая, такая искренняя грусть. — Какой же дурой, какой слепой я была столько времени! Я-то думала, что после того раза в Шотландии ты остепенился! Однако… Наверняка были и другие разы. Ведь были, скажи? — Он не ответил. — Значит, и вправду все потеряно… А теперь тебе лучше уйти.

— Но Джеймс! Как же наш Джеймс?! О нем ты подумала?

— Разумеется, подумала. Ты можешь брать его на выходные. Тем более что в другое время тебя не бывает дома. А на неделе я буду с ним заниматься. В любом случае, скоро сентябрь, и он поедет в школу. Бедный, бедный мальчуган.

— Бедный? Вот уж, поистине бедный, если его мать сама готовит ему такую участь. Нельзя же быть такой эгоисткой! Подумай, какая будет у сына жизнь! Ему нужны оба родителя.

— Ничего, будем считать, что мы с тобой в отпуске. Будем по очереди брать его.

— Ну ты и человек, Господи… Никогда не предполагал раньше, что ты способна так холодно рассуждать о сыне. Я всегда думал… — Голос Алистера, казалось, сверлил мозг Джейн. Муж был таким умным, он отлично понимал, что главное — не умолкать, и тогда, в свой черед, она почувствует себя виноватой, как если бы все происшедшее — ее собственная вина. Надо что-то придумать, заставить его заткнуться.

— Алистер, тебе сейчас лучше уйти. Я чертовски устала.

— «Я чертовски устала…» Черт, из чего только Бог сделал женщину?! Разбить семью, отлучить собственного ребенка от нашего дома — и после всего этого так вот преспокойно говорить, что она чертовски устала. — Он сорвался с места, он почти кричал.

Гнев Алистера как бы пробудил Джейн.

— Я не разбивала семью, — воскликнула она сквозь слезы. — Это сделал ты и только ты.

— Ах вот как?! Это сделала не ты? А ты — по-прежнему идеальная Джейн, идеальная жена, да? Ну, скажи, скажи мне…

— Я всегда стремилась быть хорошей женой.

— Стремилась?! Вот именно, что стремилась. С тем лишь исключением, что из твоего стремления ничего хорошего не вышло! Видит Бог, ровным счетом ничего хорошего.

— Я тебя не понимаю. Я любила тебя как умела.

— Любила?! Любила, говоришь?! — Он заорал во всю глотку. — Да ты просто душила меня своей любовью, черт бы тебя побрал! Видал я такую любовь!

— Не говори так, — крикнула она, обхватив голову руками, словно желая заткнуть уши, чтобы не слушать этих жутких слов.

— Неужели ты и впрямь думала, что своими стонами, всхлипами и криками тебе удалось хоть на мгновение одурачить меня?! Ты ведь именно дурачила меня, твоего собственного мужа. И где? В постели! Вот она, твоя хваленая честность, которой ты всегда так кичишься. Сколько же времени ты меня обманывала! Ты фригидная, понимаешь, фригидная баба, и больше ты никто! Фригидная!

— Нет же, нет, — всхлипывая, повторяла Джейн.

— И вообще ты весьма ограниченная женщина! Чертовски ограниченная, хотя и думаешь, будто всегда права, хотя и критикуешь всех моих друзей, мой образ жизни, мою семью. Черт, и зачем я только на тебе женился?!

Джейн с ужасом посмотрела на него.

«Черт, и зачем только я тебя родила!» — почти тотчас возникла в памяти некогда услышанная фраза.

— Так в чем проблема? Если ты сразу знал, что намерен причинить мне в дальнейшем столько горя и страданий…

— Проблема в том, что я был идиотом, пожалел тебя.

— Вон отсюда!

— И пойду. Пойду туда, где мне дадут хоть немного тепла, — закричал он.

Дверь с треском захлопнулась. От этого грохота Джейн поежилась. Слез не было, не было сил что-либо делать. В эту самую минуту умирала частичка ее души.

Хорошо хоть юристы попались спокойные — помогли составить бракоразводный контракт, правда, вели себя так, как патологоанатомы перед телом усопшего. Алистер передал ей фулемский дом, определенную сумму денег на Джеймса, а кроме того, бывший муж настоял на том, чтобы платить жалование Мэй. Далее юристы приступили к обсуждению содержания Джейн.

— Но мне ничего не нужно, Алистер. Я уж как-нибудь сама.

— И чем же ты будешь заниматься? Не смеши, ты ведь, по сути, ничего не умеешь, — презрительно улыбнулся Алистер.

— Если бы ты согласился оплатить мою учебу на курсах машинописи и стенографии… Думаю, я бы стала неплохой секретаршей.

Джейн еле сдерживала слезы. Жаль, что они с Алистером даже сейчас не могут разговаривать спокойно.

Словом, она записалась на курсы секретарш. Снова принялась за учебу, вновь уселась за парту. Остальные девушки оказались выпускницами средних школ, и, сидя рядом с ними, одетыми в яркие модные «мини» и обесцветившими волосы, Джейн казалась себе старой. Однако однокашницы были добры к ней, более того, явно сочувствовали и симпатизировали.

Новая жизнь Джейн постепенно входила в свое русло. Каждое утро она шла в школу, а вечерами вместе с Мэй и Джеймсом они прогуливались в ближайшем парке или посещали музеи, ходили в зоопарк. Позднее, перед сном, Джейн изучала скоропись, все эти волнистые линии да закорючки. Жизнь ее сделалась исключительно простой; началась бессонница. На душе было пусто.

Так прошло месяца три. Всякий раз, наведываясь в Лондон, ей звонила Сандра. Домом занималась Мэй: приглядывала за Джеймсом, пока Джейн была в школе, готовила обеды, а также помогала Джейн справиться с депрессией. Забот у Мэй хватало. Особенно непросто было с хозяйкой.

— Джейн, дорогая, вам нужно как-то взять себя в руки.

— Непременно, Мэй, обязательно.

— Но вы который уже месяц повторяете это.

— Что ж, на все нужно время. Сейчас я словно провожаю умершего. Так что наберись терпения, Мэй, пройдет какое-то время, и я приду в себя.

Как-то раз позвонил Алистер, предложил на несколько дней взять с собой Джеймса в Италию. Джейн согласилась: мальчику полезно, да и Мэй пора отпустить навестить родителей. Правда, Мэй не хотела оставлять Джейн одну, однако Джейн настояла. Она чувствовала, что в одиночестве скорее справится с депрессией.

Подъехал автомобиль Алистера. Уже час, как Джеймс сидел у окна, ожидая приезда отца.

— Э-гей, мам, папа приехал! — с этими словами ребенок выбежал навстречу отцу. В автомобиле Алистера, как успела заметить Джейн, сидела хорошенькая светловолосая девушка. Подбежав к ней, Джеймс пылко поцеловал ее в щеку. Девушка, в свою очередь, вела себя с ним как старая подружка.

— Это еще кто? — спросила Джейн, чувствуя, как ужасный холод наполняет ее душу.

— Моя подружка, Саманта.

— Надеюсь, ее ты не возьмешь с собой в Италию?!

— Почему бы и нет?

— Но ведь ты едешь с сыном! Там, на вилле, мы провели лучшие дни. Это как бы наше с тобой место.

— Оставь эти глупости, Джейн. Хватит с меня твоей романтики. И почему это я должен отказывать себе в минимальном комфорте? Разумеется, я беру ее с собой. И вообще, Джейн, тебя решительно не должно уже волновать, с кем именно и куда я направляюсь, — резко добавил он, внимательно взглянув на нее. — Слушай, до чего же ты паршиво стала выглядеть! Знаешь, пора тебе взять себя в руки, нечего так распускаться. С таким настроением нечего и думать о том, чтобы получить хоть какую-то работу, я уж не говорю о любовнике.

Джейн захлопнула дверь и резко обернулась к зеркалу. Казалось, что на нее смотрит абсолютно незнакомый человек: одутловатое лицо от обилия выпиваемого спиртного, сухие растрепанные волосы, пустые глаза… Джейн схватила подсвечник и что было сил запустила в зеркало.

— Я ведь люблю тебя, тварь ты этакая, подонок несчастный! — выкрикнула она.

Эхо больно ударило в голову. Джейн трясущимися руками схватила бутылку, плеснула в стакан и залпом выпила. Налила еще. Осторожно поставила свою любимую Пятую симфонию Сибелиуса. Затем вытащила из шкафа расшитую подушку, обветшавшую от времени и длительного употребления, уселась по-восточному посреди комнаты и уставилась в окно, на небо.

Она припомнила, как впервые уселась на эту самую подушку в этой самой комнате. Сколько же воды с тех пор утекло! Куда делся прежний Алистер? Что вообще случилось с ними обоими?! Интересно, куда девается былая любовь? Вся та энергия, что была пробуждена к жизни их обоюдной любовью? Неужели, вырвавшись на свободу, ходит сейчас где-нибудь неподалеку, отыскивает других влюбленных? Алистер ненавидит ее, она отчетливо улавливает эту ненависть в его голосе. Теперь вот появилась другая, которая, видимо, знает, как следует любить Алистера, чтобы он не задыхался от любви, — в чем он как-то обвинил Джейн. Теперь наконец в его постели появилась женщина, которая вскрикивает от истинной, а не притворной страсти! Алистера более не возвратить, ее любовь, самое ценное, что она могла предложить, ему не нужна.

Она вытянула вперед руки, сжала кулаки, затем принялась раскачиваться из стороны в сторону, издавая при этом странные звуки, что-то среднее между хныканьем и мяуканьем. При этом она не сводила глаз с кусочка неба. Пришла ночь, сменилась днем, потом вновь наступила ночь, следом — новый день. А Джейн все так же раскачивалась и мяукала.

Сандра обнаружила ее три дня спустя. Джейн не узнала своей подруги. Она все так же сидела на полу, наблюдая за небом над соседней крышей.

Чьи-то мягкие руки разогнули ее затекшие ноги, уложили на носилки, накрыли одеялом.

Она не видела более привычную полоску неба, не могла более раскачиваться на подушке. Оставалось только тихо постанывать, оплакивая свою погибшую любовь.

Дни и ночи тянулись однообразной чередой, Джейн давно уже потеряла всякий счет времени. Ей казалось, что она превратилась в птицу, в маленькую желто-зеленую птицу. Она все ждала, когда же наконец появятся те нежные руки, от которых исходит тепло любви.

Мелькали разные лица. Над ней склонялись какие-то люди, говорили о ней так, словно бы ее самой здесь не было. Время от времени она замечала лица Сандры, миссис Эванс. Потом научилась различать лица докторов. Правда, ей не хотелось ни с кем разговаривать, у нее совершенно не было сил. Но она все слышала и отлично понимала. Господи, как же ей хотелось увидеть только одно лицо. Его все не было. Она бы поговорила с Алистером, все бы объяснила ему… Он обязательно ее поймет, и тогда они снова будут любить друг друга. Но ничего не менялось, и окружающие попытались напугать ее до полусмерти, чтобы она заговорила. К ней даже подослали человека, у которого совершенно не было лица. Он принялся чуть ли не каждый день навещать ее. Джейн всякий раз испуганно вскрикивала, и его куда-то отослали. Джейн почувствовала некоторое облегчение.

Она подолгу смотрела на небо, на солнце. Звезды по ночам светили как никогда ярко. Джейн полюбила ощущение, которое возникало во всем ее теле после уколов. Она словно бы начинала парить, вновь делаясь птицей.

Она существовала в полусне, то погружаясь в мир сновидений, то выныривая из него. Когда же Джейн окончательно пробудилась, то обнаружила, что над ней склонилось совсем новое, но такое знакомое лицо.

— Онор! — воскликнула Джейн и протянула к ней руки.

Женщина обняла ее и стала покачивать, как малое дитя. Она что-то тихо говорила, и Джейн вдруг заплакала. Наконец она кое-как сумела объяснить той, которую бесконечно любила, всю горечь своего положения. И лишь после этого она стала понемногу приходить в себя.

Доктора были вполне удовлетворены тем, как проходил процесс выздоровления. Оказывается, у нее был нервный срыв, сильнейший эмоциональный шок, но теперь уже не о чем волноваться. Вряд ли она догадывалась, что какая-то частичка ее души умерла навсегда и более не сможет быть восстановлена. Появился новый молодой доктор по имени Найджел: он подолгу разговаривал с ней, вникал во все ее проблемы. Ему она поведала, что не может жить без любви, выплеснула свое одиночество, свою душевную опустошенность.

Онор навещала ее едва ли не каждый день. Они прогуливались по больничному садику, говорили обо всем на свете, но никогда — про Алистера. Впрочем, Джейн ни с кем не могла говорить о своем муже, — разве только с молодым доктором.

Женщины уселись на скамейку. Ярко светило солнце. Джейн чувствовала какое-то умиротворение и почти что была счастлива.

— Я хочу домой, Онор.

— Конечно, дорогая, ты обязательно туда вернешься.

— Я хочу сегодня, Онор. Может, поедем вместе? Я так скучаю по Джеймсу. Бедный малыш!

— Только не сегодня, дорогая. Уже скоро, очень скоро, — пообещала ей Онор.

Сейчас Джейн очень часто заводила разговор о Джеймсе. Непонятно, как она могла столько времени вообще не вспоминать о сыне?

Несмотря на боль неразделенной любви, что затаилась где-то в глубине души, Джейн научилась мягко улыбаться окружающим. Ясно, что подобная улыбка производит благоприятное впечатление на докторов.

— Ну вот, Джейн, теперь вы уже вполне здоровы. Можете отправляться домой, — сказал ей лечащий врач в один прекрасный день. — Хотя, если хотите знать, я вовсе не считаю, что вам следует туда возвращаться. Леди Онор хочет забрать вас с собой в Италию, но я посоветовал бы вам оставаться в этой стране. Хотя бы месяца три, а потом, пожалуйста, куда угодно. И как можно на дольше.

— Но я хочу вернуться домой, к Джеймсу, — заявила она. При этих ее словах Онор и доктора переглянулись. — Может, вы чего-то мне недоговариваете? С сыном что-нибудь случилось? Скажите, умоляю вас, — почти выкрикнула она, чувствуя, как страх наполняет ее существо.

— С Джеймсом все нормально, дорогая. Он сейчас вместе с Алистером. — Они опять переглянулись, и Джейн уловила, как доктор едва заметно кивнул головой. — Видишь ли, дорогая, — продолжила Онор, — поскольку ты заболела, Алистеру пришлось взять мальчика к себе. Никто ведь не знал, как долго ты будешь болеть.

Джейн улыбнулась и понимающе кивнула.

— Очень мило с его стороны, но теперь Джеймс должен жить со мной.

— Видишь ли, в чем дело, Джейн… — Онор взяла ее за руку. — Пока ты болела… ну, словом, Алистер обратился в суд, и ему передали ребенка на воспитание.

Несколько секунд Джейн сидела молча, осмысливая произнесенные Онор слова.

— Иначе говоря, меня признали недееспособной?!

— Да.

— И это официально зафиксировано?

— Да. Алистер не видел тогда иного выхода, Джейн. Кто-то ведь должен был заботиться о Джеймсе.

Внутри у Джейн все похолодело. Внешне Джейн выглядела спокойной, однако в душе у нее все кричало и вопило от невыразимой боли.

— Онор, но почему он так поступил? Я ведь и так понимаю, что в конечном счете с Алистером мальчику будет лучше. Он уже самим фактом своего рождения принадлежит Респрину. Опять же, всякому мальчишке нужен отец… — В эту минуту Джейн вновь захотелось усесться по-турецки и начать раскачиваться из стороны в сторону. Она замерла, чувствуя, как по телу волнами пробегает крупная дрожь.

— Джейн, тебе нехорошо? Может, я могу чем-нибудь помочь? — тотчас же заволновался доктор, открывая медицинский саквояж.

— Не беспокойтесь, Найджел, — поспешила уверить она. — Мне вовсе не нужны никакие лекарства, я сама справлюсь. Это все от неожиданности. — Она отвернулась. — Что ж, видно, придется привыкать к мысли, что при всем при том я лишилась еще и сына. — Слова Джейн весьма обеспокоили Онор. — Одно только непонятно, зачем Алистеру понадобилось фиксировать все документально. Он что, боялся, что я убегу? Глупости! Никуда бы я отсюда не делась. Мне даже нравится здесь. — Врач и Онор внимательно следили за ее руками. — И почему он ни разу не проведал меня, Онор? Я так ждала, что он вот-вот появится.

— Он приходил сюда, дорогая. Много дней подряд, но всякий раз ты так кричала, что доктора посоветовали ему более не появляться.

— Странно, я совершенно его не помню.

— Ну разумеется, дорогая, тебе было так плохо, что ты вообще никого не узнавала.

Джейн благоразумно воздержалась от объяснений по поводу человека, лишенного лица: все и впрямь было так сложно… Едва ли они в состоянии понять…

— Итак, решайте, куда именно вы сейчас отправитесь? Это для вас самая насущная проблема — мягко сказал врач. — Может, домой, к родителям?

— Господи, ни за что! Они будут меня стыдиться, психические заболевания очень пугают таких людей. По улице разнесется молва… — Она коротко рассмеялась. — Да и потом, там уже нет ничего моего, мне там будет плохо. У меня есть, впрочем, одна подруга, Сандра. До моего отъезда в Италию она как медсестра вполне могла бы позаботиться обо мне.

— Ну, это просто великолепно! Особенно потому, что она медсестра. Стало быть, она организует вполне профессиональный уход. — Найджел весьма обрадовался тому, что все удалось устроить. — Скажите, а вам хотелось бы увидеться с мужем?

— Нет, благодарю вас, не сейчас, — моментально откликнулась Джейн. Пожалуй, перед такой встречей нужно несколько окрепнуть.

Сандра безо всяких колебаний согласилась принять подругу, покуда врачи не сочтут возможным дать Джейн разрешение на поездку в Италию.

И вот год спустя после болезни Джейн с Сандрой отправились в Кембридж. А с Кембриджем у Джейн было связано немало воспоминаний.