Неравный брак

Глава 1

Все осталось прежним, и тем не менее все изменилось. Глядя с террасы виллы Онор на неизменный ландшафт, Джейн понимала, что теперь она уже не та наивная и молоденькая девушка, что была здесь когда-то в свой медовый месяц.

Она чувствовала себя как настоящий инвалид, да и выглядела, должно быть, не многим лучше, судя по озабоченному лицу Онор. Джейн великодушно позволила за собой ухаживать: подолгу засиживалась на террасе, завернувшись в теплый плед, заботливо принесенный слугой Гвидо. Ела Джейн с удовольствием, все до последней крошки, потому как Гвидо считал личным оскорблением, если что-то оставалось на тарелке. Джейн помногу пила «Фраскати», утешаясь тем, что вино куда полезнее, чем, например, ее любимый джин, к которому она чрезмерно пристрастилась в Кембридже.

По мере того как начало пригревать весеннее солнце, Джейн бронзовела, а обильная итальянская пища способствовала хорошему настроению. Длинные волосы Джейн вновь блестели, в серых глазах ее вновь зажглись огоньки: Джейн несказанно похорошела.

Спокойная атмосфера на вилле умиротворяла. О своей болезни, впрочем, Джейн еще не могла спокойно разговаривать. Подобно старательному клерку, она лишь вычленяла и анализировала свои проблемы. Чем более занималась Джейн такого рода размышлениями, тем отчетливее ощущала, как в душе ее возникает некий порядок чувств и мыслей.

Больше месяца пролетело незаметно. Как-то раз за ужином Джейн совершенно неожиданно, безо всякой преамбулы заговорила. Она принялась рассказывать о своем раннем детстве, родителях, о любви — обо всем, вплоть до позора самых последних месяцев кембриджской жизни. Поведала она и о своих страхах. О тревоге за сына. О том, как ей необходимо чувствовать себя любимой. Она открыла Онор такие тайники своей души, которые никогда дотоле ни перед кем не открывала. Джейн казалось, что она говорит не о себе, а о совершенно другой женщине, жившей в совершенно иное время. Онор слушала внимательно, прерываясь лишь за тем, чтобы налить вино или закурить очередную сигарету. Когда Джейн наконец закончила монолог, Онор нежно поцеловала ее.

— Теперь все встанет на свои места, можешь мне поверить. — Она заботливо уложила Джейн в постель, словно та была крошечной девочкой.

Джейн долго и крепко спала, когда же проснулась, то и впрямь почувствовала себя лучше, легче, свободнее. К ней вернулось ощущение грядущего счастья.

— Вы такая мудрая, — призналась как-то Джейн Онор после того, как та в нескольких словах обрисовала ей будущее.

— Я?! Господи, дорогая, да что ты… Я самая обычная женщина. Все дело в том, что у меня чуть больше жизненного опыта. А потом, когда речь идет о чужих проблемах, всегда проще найти решение, если уж на то пошло. Если бы я хоть в малой степени была мудрой, как ты сказала, то не превратила бы собственную жизнь черт знает во что. — И она мягко рассмеялась свойственным только ей грудным смехом.

— Вы не жалеете, что у вас нет детей?

— Боже правый! Из меня бы получилась отвратительная мать!

— А мне, напротив, кажется, что вы были бы идеальной матерью.

— Нет, вряд ли. Я не выношу маленьких детей, да и вообще меня быстро утомляет однообразие. Может, я и получала бы удовольствие от общения с детьми, но только с детьми взрослыми. А сколько горя я принесла бы своим детям, пока они растут?! — Она невесело усмехнулась.

— Я, к сожалению, вовсе не образцовая мать.

— Ну и что с того?! У Джеймса отличный отец, не правда ли? Независимо от моего отношения к Алистеру как к твоему мужу, следует признать, он очень заботливый и любящий отец. Кто сказал, что ты непременно должна была стать хорошей матерью? Иметь детей, растить детей — это далеко не всякий может. Пока у самой не появятся дети, никогда ничего нельзя сказать заранее.

Джейн улыбнулась:

— Хотела бы я быть такой, как вы: уверенной, знающей.

— Глупости, никто не знает всего на свете. А у тебя, дорогая моя Джейн, одна-единственная проблема — ты слишком много думаешь. Весьма опасное занятие.

— Вот и Зоя говорит то же.

— Конечно, ты тратишь многие часы, раздумывая о любви, а ведь в это самое время ты могла бы встретить новую любовь! Лучше вообще не задумываться об этом, тогда и полюбишь.

— Но, Онор, вы не совсем понимаете! Мне никто больше не нужен. Никто, кроме Алистера.

— Боже! Нельзя же всю оставшуюся жизнь держаться за прошлое.

— Я вовсе и не держусь за него. Сейчас, сегодня — я люблю его. И знаю, что никого другого и полюбить не смогу. А без любви… Посмотрите, к чему привела моя связь с Томом?!

— Ну, Том — это сущее недоразумение, досадная ошибка, я бы сказала. Кто из нас их не совершал? — Онор пожала плечами. — Вот увидишь, пройдет буквально несколько недель, и Том превратится для тебя в пустой звук.

Джейн опять заговорила об отношениях с Джеймсом.

— Джейн, дорогая, пока ребенок находится в Респрине, ты совершенно ничего не сможешь предпринять. Это все из-за старой суки. Уверена, что именно она и настраивает внука против тебя.

Разговоры про Бланш Апнор были коньком Онор.

— Что раздражало меня в ней более всего, так это то, что она вечно меня критиковала. Всегда пристальным образом следила, осуждала, но при этом ни разу не сказала, как поступить, — посетовала Джейн.

— Но, дорогая моя, она ужасно глупа и чертовски нетерпима к другим. И раз Алистер позволил ей вновь переехать к нему, значит, он куда глупее, нежели я предполагала.

— А сам он задумывается над этим?

— Пока едва ли, но мужчины вообще странно относятся к своим матерям. Может, они таким образом подсознательно пытаются компенсировать всю ту боль, через которую проходят женщины, давая им жизнь? И в конечном итоге матери всегда побеждают, если ты заметила.

Джейн особенно любила слушать рассказы Онор о годах ее юности, о том, как тогда выглядел Респрин; о дебюте Онор в лондонском обществе. Это было все равно что слушать человека из прошлого века. Трудно было поверить, что все это происходило совсем недавно.

Время от времени и Джейн вдруг спохватывалась — ей бы пора уже вернуться в Лондон! Но Онор об этом и слышать не желала.

— Джейн, дорогая, в следующем месяце съедутся мои друзья. Ты не против?

— Да как же я могу быть против?! А кого мы ждем?

— Кого только здесь не будет! — улыбнулась Онор. — Очередной сезон: в жару здешние города пустеют, а виллы кишмя кишат. К середине лета в городах остаются только туристы да те бедняги, которые зарабатывают на жизнь собственным трудом. А у нас будет полно всяческих дел. Надеюсь, тебе понравится.

— Ну разумеется! — откликнулась Джейн. — Да только вам, должно быть, я ужасно наскучила.

— Глупости какие! Наоборот, мне так приятно, что ты с каждым днем все более расцветаешь. Вообще-то я в это время всегда куда-нибудь уезжаю, кручусь, знаешь, как белка в колесе. А сейчас благодаря тебе чувствую себя отдохнувшей. И чего я столько колесила, когда у меня такой прекрасный дом?! Нет, можешь мне поверить, с тобой не соскучишься… — Онор улыбнулась. — Как бы я хотела снова быть молодой. Я сделалась бы тогда хиппи. Вот было бы весело!

На неделе они отправились за покупками. Онор относилась к походам в магазины с той же серьезностью, с какой профессиональный полководец разрабатывает наступательную операцию. Сначала Онор перелистала массу журналов мод, затем обзвонила своих друзей в Лондоне и Париже, а уж потом составила список необходимого. Далее Онор исследовала свой гардероб и самым что ни на есть безжалостным образом выкинула все, что не соответствовало современным тенденциям. Туфли на вышедших из моды каблуках последовали за устаревшей одеждой, туда же полетели всякие шляпки. Все это заняло уйму времени, потому как, сидя на корточках с той или иной вещью в руках, Онор могла часами рассказывать Джейн о событиях давно минувших дней.

Наконец час пробил.

Они не покупали, а прямо-таки царили в том или ином магазине: при появлении Онор владельцы магазинов и приказчики бросали все свои дела, оставляли клиентов и устремлялись к тетушке Алистера, как если бы она была тут единственной покупательницей. В каждом из магазинов ее приветствовали как самого дорогого гостя. Ей тотчас предлагали стул, на столе появлялись напитки — и затем часами напролет Онор выбирала ткань и обменивалась последними сплетнями с хозяином. Если материал, не дай Бог, оказывался не совсем того оттенка, что хотела Онор, хозяева магазина тотчас делали заказ в Рим. У Джейн было такое чувство, что из реального мира она переселилась в мир шелка, крепа, шифона. Как только Онор останавливала свой выбор на той или иной ткани, начинались бесконечные визиты к швеям. У Онор для каждого вида одежды имелась своя швея, ибо, по ее словам, портниха, хорошо шьющая пиджаки, не сможет в равной мере безукоризненно сделать брюки, блузки или юбки. И поэтому Мария шила для Онор и Джейн блузки, Пепе — брюки, Франка — обычные платья, а Леле — вечерние. Ну а отделку платьев поручили Софии, потому как только ей Онор могла доверить подобную работу. Затем Онор и Джейн выбирали сумочки, а перчаточники предлагали им перчатки самых изысканных сортов и цвета кожи.

Едва ли не самым удивительным оказалась стремительность выполнения. В первый день материал был раскроен, на второй день состоялась первая примерка, на третий — исправлены досадные мелочи. Каждое платье смотрелось просто великолепно.

— Восхитительная работа! — воскликнула Джейн.

— Да, я вполне довольна.

— Но, Онор, я не могу позволить себе подобной роскоши. Одно-два, это еще куда ни шло, но целый гардероб!..

— Не смеши, дорогая, я все оплачу.

— Онор, я, пожалуй, не смогу от вас принять…

— Почему это? Не стоит так серьезно относиться к подобным пустякам. Разумеется, ты примешь платья в подарок. Это доставит мне большое удовольствие. Ну и кроме того, я не хочу, чтобы ты ударила в грязь лицом рядом с друзьями, одевающимися у «Марка и Спенсера».

— Да, но такие расходы…

— Не нужно быть вульгарной, дорогая, и — как сказала бы Бланш — говорить вслух про деньги. — Она рассмеялась, довольная собственной шуткой. — Поверь, я могу позволить себе подобные траты. Так что умоляю, не лишай меня такого удовольствия.

Джейн покорилась, да и немудрено, поскольку наряды были просто восхитительны. Когда привозили очередную коробку, Джейн с некоторым волнением раскрывала ее, вытаскивала обновку, прикладывала к себе и любовалась своим отражением в зеркале. Насыщенные, яркие краски обновок при солнечном свете великолепно оттеняли ее темные волосы.

Онор с удовольствием суетилась возле протеже, смотрела, хорошо ли сидит юбка, и время от времени расправляла очередную складочку на материале.

Всякий совет Онор Джейн, подобно хорошей ученице, принимала безоговорочно. И потому день ото дня делалась все более утонченной и уверенной в себе. Последнее было особенно важно.

— Вы так меня вконец испортите.

— Забавно, правда? — Онор улыбнулась. — Как ни странно звучит, но мне нравится быть богатой. Зачем еще деньги, если их нельзя тратить? Ведь они постоянно прибывают, и потому, я полагаю, нужно тратить сколько можно, регулярно осуществляя собственные желания. В некотором смысле я рассуждаю как завзятая социалистка. — Онор счастливо рассмеялась.

— Да, но откуда все эти деньги?

— Разве я никогда не говорила?! — Джейн отрицательно покачала головой. — Ведь, кажется, я рассказывала про Боба? Того самого, который сделался членом кабинета министров? Удивительный мужчина. — Она вздохнула. — Ну, словом, когда родители запретили мне выйти за него замуж, Боже праведный, как же я тогда злилась! И мне захотелось отомстить. Выждала я время и нашла себе одного американца, его звали Уилбур Калем. Только представь себе, это был настоящий американский сэлфмейдмен, человек, выбившийся из самых низов. Моего папочку чуть удар не хватил. Он был на тридцать лет старше меня, и даже имя его вызывало у родителей рвотный спазм. Имя «Уилбур» отдавало чем-то вроде «уик-энда» и «буровой установки». Но самое ужасное заключалось в том, что он был, как выражался мой папочка, «из торговли» — в моей семье подобные слова считались бранными. Кем только он не был в жизни: лесорубом, официантом, вором, если так можно выразиться, затем каким-то образом стал производить колбасу. Получалось совершенно великолепно. Только представь: единственная дочь эрла Апнорского выходит замуж за человека, который занят тем, что делает колбасы! Вообрази, как все в Респрине были шокированы.

С первой же встречи я поняла, что он очень богат. Но только после свадьбы стало ясно насколько. К тому времени он столько денег получил от своей колбасы, что смог заняться недвижимостью, нефтью — словом, чем только он не занимался! Но как же восхитительно он умел тратиться на меня! Было такое чувство, словно обрушивался водопад подарков. Но через какое-то время все пошло наперекосяк; я ведь своим замужеством просто хотела преподать урок своим. Затем я собиралась оставить мужа: родители приняли бы меня с распростертыми объятиями… Однако вышло так, что я в него влюбилась — жутко, всем сердцем полюбила собственного мужа. И ничего не могла с собой поделать. Он был сама доброта, никогда, ни до того, ни после, я не встречала столь заботливого и внимательного мужчину. Я рассказала ему все как есть, но в ответ он лишь рассмеялся, заявив, что женился на мне по любви и надеялся, что рано или поздно я тоже сумею его полюбить. Он готов был ждать сколько угодно. Он даже догадался, почему именно я вышла за него. И, представь, ему все это показалось забавным, не более того. Боже, как же я обожала этого человека! Именно поэтому, несмотря на все мои последующие замужества я сохранила его фамилию.

Онор сделала паузу. Джейн, затаив дыхание, ждала продолжения.

Онор вздохнула.

— Он умер. Умер через пять лет после нашей свадьбы. Однажды утром встал с постели, повернулся ко мне, сказал, что любит, — и сразу же упал замертво. Тогда мне тоже хотелось умереть, без него незачем было жить. — При этих воспоминаниях слезы навернулись ей на глаза, но она решительно смахнула их. — Видишь ли, у него не было родни, никого, кроме меня. В результате я получила огромное наследство. Эти деньги приносят такой гигантский доход, что я попросту не успеваю за год все потратить. Глупость, конечно, но так подчас бывает: столько денег — и все мне одной. Конечно же, за меня все делают юристы и финансисты, они наилучшим образом пристраивают капитал, а мне просто присылают чеки, которые я пытаюсь как-то истратить. — Она улыбнулась.

— И что же потом?

— Потом случилась катастрофа. Собственно, не одна даже, а целых три. Первым оказался алкоголик, который был по совместительству еще и автогонщиком. К счастью, его печень ненавидела своего хозяина столь же сильно, как и я сама. Затем я вышла замуж за Маркуса Теллинга, ужасного актера, которого я пожалела. С ним несколько иная история: он не счел нужным предупредить меня, что психически нездоров.

— А потом?

— Потом был Уэйн Хиггинс. Мне везет на всякие идиотские имена, правда? Я встретила его вскоре после того, как он вышел из тюрьмы. Но оказалось, что мошенничество у него в крови, он уже не мог остановиться, — и это несмотря на то, что мог тратить мои деньги в полное свое удовольствие. Судя по всему, ему недоставало интриги, волнений. Мы тогда были в Америке, заехали на Богом забытую автозаправку, он повздорил с хозяином и стукнул его по голове.

— И что же?

— Конец. — Онор поднялась со своего места, поставила бокалы себе и Джейн. — Он получил пожизненное, ну а я развод.

— Онор, как у вас все интересно! Как вы думаете, смогли бы еще раз выйти замуж?

— Боже правый, нет, конечно! В некотором смысле я похожа на тебя: всегда буду любить своего бедного Уилбура. Но только в отличие от тебя я получала удовольствие от спорадических связей. Я вела себя с мужчинами как хотела и при этом всегда контролировала ситуацию. Когда мне надоедало, я говорила: «Уходи», — и мужчина исчезал.

— Жаль Уилбура, — призналась Джейн.

— Он поступил весьма неосмотрительно, — произнесла Онор, но в глазах ее при этом сквозила печаль.

Как Онор и пообещала, к ним съехался весь свет. Бывшие до того пустынными дороги враз оказались забиты дорогими автомобилями, всякими «мазератти» и «феррари». У подножия горы, где находилась вилла, словно бы сами собой открылись новые магазины дорогих вещей. Расторопные римские парикмахеры открыли летние салоны. Пляжи заполнились отдыхающими. По ночам та сторона склона, где проживали все эти люди, сверкала многочисленными огнями, напоминая скопления светлячков. Джейн даже не предполагала, что в округе столько шикарных вилл.

Теперь телефон звонил не умолкая. К Онор постоянно стекались гости, так что о прежних тихих вечерах на веранде можно было лишь мечтать. Каждый вечер Джейн вместе с Онор спешили то на вечеринку, то на ужин. Приятели Онор сплошь были элегантны и излучали невероятную уверенность в себе. К Джейн они относились весьма дружелюбно. Ее и смущало, и вместе с тем приятно удивляло, что все они называли ее contessa inglese[4].

Джейн, подчиняясь здешним правилам, кокетничала с мужчинами, но при этом не испытывала никакого удовольствия. Так, очередная социальная роль, которую непременно нужно сыграть.

Среди друзей Онор выделялся весьма приятный француз, болтун и умница. Он, не переводя дыхания, переходил с английского на французский, немецкий или итальянский, и Джейн, наслушавшись, твердо решила в ближайшую же зиму заняться изучением языков.

Как правило, Джейн уходила к себе задолго до окончания приемов, ибо у Онор, казалось, был неуемный аппетит на общение с друзьями. По утрам, когда все еще спали, Джейн усаживалась на террасе и наблюдала за тем, как вверх по склону горы поднимался туман. Вслед за туманом всходило солнце. Джейн особенно любила купаться в это время, стараясь наплаваться до завтрака.

Онор появлялась во второй половине дня. Она выглядела свежей и отдохнувшей и вновь горела желанием принимать друзей. Как-то раз к ленчу накрыли на четыре персоны. И спустя несколько минут появились два симпатичных молодых итальянца.

— Умберто, — представился один.

— Федерико, — сказал другой.

Джейн в ответ лишь улыбнулась, потому как совершенно не владела итальянским, а молодые люди не знали английского. До прихода Онор все они так и сидели, улыбаясь друг другу.

— А, друзья мои, вы уже познакомились, — наконец-то подошла Онор. — Как тебе молодые люди, Джейн? По-моему, очаровательны. Симпатичные, воспитанные. Особенно Умберто, он вообще — высший класс.

— Но… — начала было Джейн и смущенно взглянула на итальянцев.

— Не беспокойся, дорогая, они ни слова не понимают.

— Они что же, останутся здесь?

— В общем, да. Я познакомилась с ними вчера вечером у Констанцы. Познакомилась и подумала, что было бы грешно позволить им бесследно исчезнуть. Они такие восхитительные, что лучше мужчин и не сыскать. — Онор рассмеялась, в ответ на что молодые люди охотно заулыбались. Онор произнесла что-то по-итальянски, они опять улыбнулись, поклонившись при этом Джейн. Теперь улыбались все, но лишь Онор знала причину улыбок.

— Двоих-то зачем, Онор?

— Я понимаю, это, наверное, жутко звучит, но они такие славные! Когда устанет один, можно будет заняться с другим. — И Онор вновь счастливо рассмеялась.

— Но, Онор… — В голосе Джейн явно слышалось недоумение.

— Да ладно тебе, Джейн. Ты же взрослая девушка. Я ведь тебе уже объясняла, почему здесь мне жить комфортнее, чем где-либо еще. Здесь я могу делать все что захочу. Говорила ведь?

Джейн оглядела улыбающиеся лица. У всех троих были невинные глаза. Джейн почувствовала неловкость: в конце-то концов, какое ей дело! Онор — самостоятельная женщина и вольна поступать, как ей заблагорассудится, тем более что своим поведением она никому не причиняет вреда.

Они вчетвером отправились по магазинам. Все вместе заглядывали в лавочки, пили кампари с содовой в кафе, вообще любовались городом.

Каждое утро молодые люди вместе с Джейн ходили купаться. Понемногу они стали учить ее итальянскому языку. Несомненно, прохожие, увидев их вместе, полагали, что один из двоих итальянцев — ее любовник. И Джейн это вполне устраивало.

— Ни свет ни заря ты уже чем-то занята, Джейн.

— Онор! Вы сегодня так рано поднялись, еще далеко до обеда, — не преминула подначить ее Джейн.

— Не могла больше спать. Кому это ты письмо строчишь? Я знаю твоего корреспондента? Может, я сделаю приписочку, а?

— Это вот письмо Джеймсу. Могу передать ему привет от тебя. А сейчас я пишу своей подруге Сандре. Интересно, я предпочитаю мужчин женщинам, но все мои друзья — именно женщины. И все они похожи друг на друга — ты, Сандра, Зоя. Для всех характерны душевность, практичность и склонность поступать логически. Может, любой человек подбирает друзей с такими чертами характера, каких ему самому недостает?

— Ну, дорогая моя, никак не могу согласиться с тем, что у тебя нет перечисленных тобой черт характера.

Джейн улеглась в шезлонге.

— В письме я пыталась обрисовать Сандре мою теперешнюю жизнь, но поняла, что это совершенно невозможно. Моя жизнь сейчас похожа на сказку; я понемногу забываю, какая она — обыкновенная жизнь.

— А разве ты уже соскучилась по ней? Алистер испортил тебя, и теперь ты едва ли сможешь вести какой-нибудь иной образ жизни. Ты легко привыкнешь к лучшему, но назад хода уже нет.

— Черт, Онор, не расстраивайте меня, ради Бога. Тем более что рано или поздно мне придется вернуться к обычной жизни.

— Ерунда! Надо лишь хорошенько распорядиться своими картами.

— Вы о том, что Алистер, возможно, захочет, чтобы я вернулась?

— Да нет же! Сколько в мире других таких людей, которым точно так же не повезло с первым браком и которые намерены предпринять вторую попытку. И если бы ты захотела, то могла бы начать поиски прямо здесь.

— Ох, Онор, вы в своем репертуаре!..

— Скажи, у тебя есть изумруды? — Онор резко поменяла тему разговора.

— Нет, изумрудов у меня нет, — ответила Джейн и рассмеялась.

— Я обратила внимание, что ты никогда не носишь драгоценностей. Надеюсь, ты не оставила в Англии все свои ювелирные украшения? — с явной заинтересованностью спросила Онор.

— Конечно, оставила. Все, кроме обручального кольца, портсигара и еще кое-каких мелочей. Ну, взяла еще подаренное вами колье.

— Весьма необдуманный поступок, дорогая. Драгоценности и меха всегда нужно брать с собой. Вообще покупать что-либо самой и получать то же самое в подарок от любовника — это две совершенно различные вещи.

— Онор! Вы такая забавная! Если бы я одела все то, что получила от Апноров, — куда бы я могла во всем этом выйти? И потом, у Алистера никогда не было столько денег, чтобы покупать мне дорогие безделушки. А почему это вы спросили про изумруды?

— Потому что сегодня вечером мы приглашены на бал в палаццо Виллициано. Там будет все общество, причем все разоденутся в пух и прах. И потому хорошо бы тебе одеть то зеленое шелковое платье, которое сшила Лела. Возьмешь мои изумруды — они очень к нему пойдут. Тем более что сама я надену сапфиры.

— Как скажете, Онор!

— Надеюсь, бал удастся на славу. Там будет полно изысканных мужчин для тебя. Надеюсь, к концу вечера ты влюбишься. Иначе получится, что я напрасно давала тебе изумруды. — Онор весело рассмеялась.

Глава 2

В этот вечер Гвидо повез их вверх, на гору. А несколько ранее Онор специально отправила молодых людей в город, причем как Умберто, так и Федерико, казалось, легко восприняли свою временную отставку.

За окном показалась какая-то долина, а вдали виднелся ярко освещенный замок. Общий вид представлял собой нечто потрясающее: тут светилось множество электрических огней, и все это напоминало иллюстрацию из книги детских сказок. Автомобиль затормозил на площади поселка. Джейн с Онор вышли из машины и присоединились к многолюдной процессии. Мимо проехали несколько экипажей, заложенных лошадьми, в которых сидели либо уж совсем пожилые люди, либо те, кто не мог по каким-то причинам подниматься в гору. С другой стороны дороги стояли горожане, выкрикивая приветствия и аплодируя особенно нарядным дамам. При появлении Джейн с Опор послышалось: «Bellissimo![5]»

Миновав массивные деревянные ворота, они оказались в просторном внутреннем дворике, освещенном фонарями. Пройдя входные двери, женщины попали в огромный средневековый зал. Здесь уже было полно гостей: женщины в светлых шелках и атласе, приглашенный оркестр. Слуги в ярко-красных, до колен, шелковых брюках и белых широких рубашках разносили напитки.

Джейн никогда ранее не доводилось видеть столько шикарных дам сразу. Правда, она в своем шелковом наряде могла потягаться с самыми роскошными женщинами. Изумруды, выданные Онор, украшали шею и пальцы Джейн, — однако даже драгоценности не могли затмить восхитительный блеск ее огромных серых глаз.

Онор перелетала, словно экзотическая птица, от одной группы к другой: всех она знала, со всеми могла по-приятельски поболтать…

— Онор! — послышался чей-то голос. Обе женщины тотчас обернулись, увидев, что к ним направляется темноволосый мужчина. Онор сразу оказалась у него в объятиях, тихо завизжав от радости. «Не исключено, что, ожидая увидеть именно этого мужчину, Онор и отослала Умберто и Федерико», — подумала Джейн и принялась с интересом разглядывать его. Она решила, что ему за сорок, хотя могла и ошибиться. Имея дело с людьми состоятельными, Джейн давно уже обратила внимание, что отсутствие материальных проблем сказывается на человеке самым наилучшим образом. И потому богатые всегда выглядят моложе тех, кто постоянно озабочен финансовыми вопросами.

Этого мужчину никак нельзя было причислить к симпатичным людям: большой орлиный нос, надменное выражение лица, мгновенно, впрочем, исчезавшее, стоило лишь ему улыбнуться. Широкоплечий, узкобедрый, правда, весьма невысок ростом. «Да, — подумала Джейн, — он был бы идеальным мужчиной для Онор, и он куда более подходит ей по возрасту, чем итальянцы…»

— Роберто, дорогой, — воскликнула Онор тем временем. — Где же ты пропадал? Почему только сейчас объявился? Нам всем так тебя не хватало!

— Увы, Онор, все проблемы, одни проблемы. — Он повернулся и впервые одарил Джейн очаровательной улыбкой, вопросительно подняв при этом брови.

— Джейн, позволь представить нашего дорогого хозяина — принц Роберто Микеле де Верантиль ди Виллициано. — Все эти имена были произнесены на одном дыхании. — Роберто, а это моя племянница леди Апнор.

На лице Джейн отразилось некоторое смущение.

— Можно просто «Роберто», — сказал он приятным бархатным голосом и, чинно склонившись, поцеловал Джейн руку.

— Роберто… — К своему неудовольствию, Джейн повторила его имя каким-то зачарованным полушепотом. Темные глаза внимательно смотрели на нее, и от этого взгляда она несколько потерялась, опустила глаза.

— Восхитительно, очаровательно! Наконец-то я получил удовольствие воочию лицезреть несравненную contessa inglese. Все вокруг только о вас и говорят, contessa. — При этих словах он тепло улыбнулся. — Да, совершенно забыл спросить, как ужин? О, вы еще не ужинали. Тогда прошу вас. — И он, взяв их под руки, повел к накрытым столам с цветами, стоящим поодаль. Тотчас к нему подскочили несколько эксцентричных лакеев. Ужин состоял из редкостного разнообразия великолепно приготовленных блюд, в хрустальных графинах стояли коллекционные вина. Джейн не пришлось поддерживать разговор, ибо в продолжение всего ужина Онор болтала без умолку, рассказывая Роберто про все вечеринки, которые он пропустил, и всех знаменитостей этих вечеринок. И поскольку разговор в основном касался неизвестных Джейн людей, та получила возможность любоваться парадом элегантных мужчин и женщин с невероятными по красоте ювелирными украшениями, стоившими, должно быть, целые состояния. Несколько раз она бросала взгляд в сторону принца и всякий раз встречала ответный взгляд и улыбку. Она торопливо отводила взор, испытывая такое чувство, словно он раздевает ее глазами.

— Дорогие мои, а вот и Джон Фелпс. Не видела его все лето. Умоляю, простите меня, я буквально на минуту.

Онор тотчас отошла от стола. Джейн даже не успела глазом моргнуть. И сейчас решительно не знала, что сказать принцу.

— Пожалуйста, не беспокойтесь, — выдавила наконец Джейн. — У вас сегодня столько гостей, и каждому из них нужно уделять внимание.

— Кажется, им и без меня весело. — Он неопределенно махнул рукой. — Кстати, не хотите ли потанцевать? В этом случае вам не придется ломать голову по поводу того, о чем со мной говорить.

Да, это был выход из положения. Она поднялась из-за стола.

— Что предпочтет contessa? Можем станцевать под оркестр, хотя я на всякий случай также пригласил одну из «групп», которая, насколько мне известно, очень нравится молодежи.

— О, мне все равно, право же. Я люблю старинные танцы.

— Старинные? Очаровательно, — произнес он с улыбкой.

— Я в равной степени отношусь как к молодым, так и к зрелым женщинам, потому с удовольствием танцую под любую музыку.

— Что ж, вам можно только позавидовать. Я вот предпочитаю только старинные танцы. Нынешняя молодежь в танцах выделывает такое, что вполне приличествует постели, но едва ли приемлемо на людях. Наверное, возраст сказывается. — Он вздохнул и, взяв Джейн под руку, повел ее в ритме квикстепа. Принц в продолжение всего танца молчал, так что Джейн всецело могла наслаждаться музыкой и опытным кавалером, движения которого были исполнены легкого изящества. Оркестр начал исполнять ча-ча-ча.

Боже, Джейн никогда ранее не доводилось танцевать со столь чувственным партнером! Жаль, что танец закончился и оркестранты отложили инструменты. Принц провел Джейн к столику, усадил ее, сел сам и, заказав еще вина, предложил ей сигарету.

— Вы замечательно танцуете, — сказал он, подавшись вперед.

— Но до вас мне расти и расти.

— Пока что — да, но вы легко всему научитесь. У вас явный талант, большая редкость для англичанок.

— Полагаю, подобное обобщение весьма условно?

— Я не обобщаю, это — факт. Они слишком много думают о том, как выглядят в глазах окружающих. А с такими мыслями не до танцев. В танце важны лишь ритм, звук и партнер. Это как в занятиях любовью — те же ритм, звук и партнер. — И он лукаво улыбнулся Джейн.

— В самом деле? — Голос ее прозвучал спокойно и уверенно, хотя ни спокойствия, ни уверенности она не чувствовала.

— Ну да! В этом вы когда-нибудь тоже достигнете успеха.

— Когда-нибудь? А почему вы считаете, что я его еще не достигла?! — От злости Джейн не стала даже подбирать слова.

— Можете мне поверить, я в этом знаю толк. — Он улыбнулся. — И мне приятно, что я рассердил вас, потому что в ярости вы еще очаровательнее.

— Вовсе я не сержусь. С чего вы взяли?! Впрочем, думайте как хотите. Тем более что наверняка вам не узнать.

— Именно сердитесь, contessa.

— Я уже сказала, что нет, — чуть ли не выкрикнула Джейн.

— О, разумеется, contessa. — Он все так же мило улыбался. «Какой же он жуткий грубиян», — подумала Джейн. Ей следовало бы уйти, но она этого не сделала.

— Знаете, мне бы очень хотелось, что бы вы перестали называть меня «contessa». Меня зовут Джейн.

— В таком случае почту за честь называть вас Джейн. — Имя, произнесенное принцем, вызвало у Джейн такое же чувство, как если бы он поцеловал ее.

— Вам нравится в Италии? — учтиво поинтересовался он, вновь приняв личину вежливого хозяина.

— О, да, здесь замечательно. — И она с воодушевлением принялась рассказывать о том, что вызывало у нее особый восторг.

— Вы впервые в этой стране?

— Нет. Я уже приезжала сюда. Жаль, что это было всего один раз.

— И мне тоже.

— Простите?

— Я говорю, действительно очень жаль, что вы не приезжали раньше. Мне было бы чрезвычайно приятно познакомиться с вами. — И опять голос его изменился. Предательский румянец залил лицо Джейн, она мысленно чертыхнулась. Принц тотчас взял ее за подбородок и заставил взглянуть ему в глаза.

— Восхитительно, — прошептал он. Он не просто флиртовал, он прямо-таки соблазнял ее обворожительным голосом, блеском в глазах. Это пугало и вместе с тем возбуждало ее, Джейн зажмурилась, чтобы не видеть принца.

— Вы устали? — озабоченно поинтересовался он.

— Здесь душновато.

— Может, хотите прогуляться? Погода прекрасная. — И он повел ее через толпу гостей.

Они вышли на просторную террасу. В вечернем воздухе пахло жасмином. Облокотившись о парапет, они некоторое время любовались мерцающими огнями городка.

— Удачное место для замка, — проговорила она.

— Да, никому никогда не удавалось захватить его. Мои предки всех своих недоброжелателей, если таковые вдруг объявлялись, просто брали и швыряли со стены. — Он сопроводил слова улыбкой. Джейн, находясь теперь в опасной близости от мужчины, хотела, чтобы он прикоснулся к ней, — хотела и вместе с тем опасалась этого.

— Вы — грустная женщина, — произнес он.

— Ничего подобного. Мне так здесь нравится!

— А-а, известная британская выдержка? Знаем, проходили. Но меня вы не проведете. В ваших глазах я вижу грусть. — Он коснулся руки Джейн. — Мне очень бы хотелось избавить вас от нее. — Она поспешно отвернулась. — Извините. Я не должен был так говорить. Посмотрите на меня, прошу вас. Моя дорогая contessa, я уверен, мы нужны друг другу.

— Прошу вас, — произнесла она, почувствовав легкий озноб. — Я бы хотела пойти поискать Онор.

— О, разумеется. Прошу меня простить.

Возвратившись в замок, они, однако, нигде ее не нашли, хотя заглянули буквально в каждый уголок.

— Вряд ли Онор уже уехала. — Принц взял Джейн за руку. — Может, вам было бы интересно заглянуть в мою галерею? Обещаю вам, что буду вести себя как джентльмен. — Он добродушно улыбнулся. — Пойдемте, полюбуемся картинами, как и подобает настоящим любителям живописи.

Галерея представляла собой поистине великолепное собрание полотен. Перед каждой картиной они подолгу останавливались, и Роберто подробно рассказывал Джейн о художнике и особенностях его живописной манеры.

— Вы так хорошо разбираетесь в живописи! Прямо как настоящий искусствовед. Вы не эксперт, случаем?

— Боже упаси, нет, конечно! Но нельзя же прожить всю жизнь бок о бок с этими превосходными полотнами и ничего о них не узнать, не изучить всякий фрагмент каждой из картин. Равно как нельзя, всю жизнь прожив с женщиной, не узнать ее как следует. — «Опять этот его тон»… — подумала Джейн и почувствовала, как внутри у нее все сжалось. — Не хотите ли пойти и познакомиться с моей семьей? — спросил он, беря Джейн под руку и направляясь в боковую галерею. — Уважаемые предки, позвольте представить вам леди Апнор, очаровательнейшую английскую графиню. — Он со смехом указал на ряд портретов вдоль стены. В свою очередь, Джейн присела в глубоком книксене. Ее жест очень понравился Роберто, он не менее почтительно подал ей руку. — Ну вот, Джейн, таковы мои предки. Некоторые, признаюсь, выглядят жутковато, хотя с иными я не прочь был бы познакомиться.

— У всех в лице есть что-то общее. Нос, должно быть, — сказала она, переводя взгляд с полотен на принца.

— Да, знаменитый нос семейства Виллициано. Это что-то вроде губ Габсбургов, не правда ли?

— Нет, что вы, очень симпатичный нос, я бы сказала.

— Симпатичный?! — Он демонстративно повернулся к ней в профиль. — Впрочем, мне тоже так кажется, если уж на то пошло.

В этот момент Джейн поймала себя на мысли, что Роберто ей, пожалуй, нравится: он обладал способностью смеяться над собой.

— О, какой замечательный портрет! — воскликнула Джейн, останавливаясь перед последним полотном. — Художнику удалось передать выражение ваших чудесных глаз.

— А разве у меня чудесные глаза?

— Я бы даже сказала — восхитительные!

— Ну, это лишь потому, что я смотрю на восхитительную женщину и ее восхитительность отражается в моих скучных глазах.

От столь экстравагантного комплимента Джейн почувствовала некоторое смущение и несколько поспешно сказала:

— А для чего здесь такой большой промежуток на стене?

— Это место я оставил специально. Здесь будет висеть портрет моей жены.

От этих слов Джейн окончательно потерялась.

— А разве у вашей жены еще нет портрета?

— Пока еще нет. Дело в том, что я до сих пор не обзавелся женой.

— Ах, вот оно что… — протянула она и неожиданно для себя обрадовалась, узнав это.

И тут послышался шелковый шелест: такой звук создавала при ходьбе только Онор.

— О, дорогие мои, прошу прощения, что прервала вашу беседу, но у меня неожиданно разболелась голова. Джейн, ты прости меня, ради Бога, но я покину тебя, ладно? Гвидо отвезет меня, а затем вернется и подождет тебя.

— Незачем так беспокоиться, Онор. Я поеду вместе с вами. — На лице Джейн отразилось легкое беспокойство.

— Нет, дорогая моя, даже и слышать об этом не желаю. Да и Роберто не простит мне, если я так вот внезапно попытаюсь тебя похитить.

— Нет, я поеду вместе с вами. Раз вам нездоровится, я должна быть рядом.

— Онор, дорогая, конечно, будет лучше, если Джейн проводит вас. Разумеется, мне грустно так вот одним махом лишиться сразу двух очаровательных дам, но… — Не закончив фразы, принц лишь пожал плечами.

Роберто проводил их во внутренний дворик, дождался автомобиля. Джейн первая уселась на заднее сиденье. Роберто обменялся несколькими словами с Онор, после чего обошел автомобиль и подошел к той дверце, у которой сидела Джейн.

— Очень надеюсь вскоре вновь увидеться с вами. — Он нагнулся и поцеловал ей руку.

— Это было бы замечательно! — как бы со стороны услышала она свой голос.

Гвидо умело вырулил на дорогу. Джейн так и подмывало обернуться, взглянуть, смотрит ли он им вслед…

— Джейн, дорогая, ты уж извини, что пришлось так неожиданно забрать тебя отсюда.

— Ну что вы, Онор, я и сама уже немного устала, — солгала она. — Как вы теперь себя чувствуете? Я никогда прежде не видела вас больной.

— Боже, что ты говоришь? Я вовсе не больна. Просто голова раскалывается. Должно быть, слишком много выпила. Ну, ничего, пораньше лягу, завтра буду как огурчик… — Она взяла Джейн за руку. — Знаешь, мне кажется, наш дорогой принц положил на тебя глаз. Кроме шуток. Он спросил у меня, можно ли тебя навестить. Как если бы я тебя опекала. Смешно, ей-богу…

— Вообще-то он очень приятный человек.

— «Приятный» — не то слово. — Онор улыбнулась. — Редкостной души человек, я бы так сказала. Такого подцепить не всякой удастся.

— О, Онор, я вовсе не собираюсь этого делать. Я лишь имела в виду, что вечер удался и он был очень приятным хозяином. Более того, мне показалось, что он интересуется именно вами.

— Мной?! — Онор зашлась от смеха, голова разболелась еще сильнее, так что лицо ее тотчас исказила гримаса боли. — Ох, голова моя, головушка… Ну что ты, дорогая, для Роберто я слишком стара. Впрочем, то, что он заинтересовался тобой, тоже весьма удивительно. Он обычно таскает с собой всяких глупеньких девочек лет двадцати.

— Честно говоря, он немного меня пугает.

— Дорогая, я прекрасно тебя понимаю. Этот его вид, словно бы он чертовски устал от жизни. Правда, с другой стороны, он и притягивает, не так ли? — И она усмехнулась.

Глава 3

Висевшее над морем дымчатое марево исчезало, как если бы невидимая рука приподнимала его, чтобы улучшить обзор. Это время суток Джейн любила больше всего, с удовольствием наблюдая за здешней природой. Она искупалась и теперь чувствовала себя великолепно.

На террасе появился Гвидо. В руке он держал телефон.

— Принц ди Виллициано, — объявил он.

— Вряд ли стоит будить леди Онор так рано, пусть даже и принц звонит. Так ведь, Гвидо?

— Но, контесса, принц хотел бы переговорить именно с вами.

Чуть волнуясь, она взяла трубку.

— Алло?

— Доброе утро, Джейн. Замечательное утро, не правда ли?

— Потрясающее! Хочу поблагодарить вас, Роберто, за вчерашний вечер.

— Всегда рад. Я надеюсь, Онор сейчас получше?

— Едва ли мы с вами узнаем об этом раньше полудня. — Джейн улыбнулась.

— Значит, ваша тетка проспит весь день? И все это время вы будете в одиночестве?

— Ну, в общем да… — как-то неопределенно ответила она.

— В таком случае, может, вы согласитесь отобедать со мной? Я был бы весьма польщен.

Джейн ответила, не колеблясь:

— Спасибо, Роберто, это было бы замечательно.

— В таком случае я перезвоню в одиннадцать.

Положив телефонную трубку, Джейн вдруг задумалась: с чего бы это ей так поспешно принимать его предложение? И ведь дело вовсе не в том, что она действительно заинтересовалась им. Он был не в ее вкусе, а кроме того, уж очень стар. Более того, даже не симпатичный. Однако как бы то ни было, а пообедать с ним — не велик грех. Вот если бы он пригласил ее на ужин, было бы совсем другое дело. Схватив пляжную сумку, Джейн поспешила на виллу, в свою комнату: Онор никогда не простит ей, если она на свидании с принцем будет выглядеть неэффектно.

Увы, получилось черт знает что: волосы отказывались принимать ту форму, какую им задумала придать Джейн, так что после долгих усилий пришлось вторично мыть голову. Возникли проблемы и с ногтями: Джейн дважды покрывала их лаком, затем смывала, и лишь третья попытка оказалась более или менее удачной. Затем Джейн бесконечно долго выбирала наряд. Благодаря чрезвычайной щедрости Онор у нее теперь появилось столько платьев, что всегда оказывалось весьма непросто сделать выбор. Она перемерила штук, наверное, шесть платьев, в каждом из них подолгу вертелась перед зеркалом и в конечном итоге остановилась на аквамариновом шелковом костюме. К этому костюму она надела недорогие, но весьма изящные украшения. Принарядившись, Джейн с удовольствием оглядела себя в зеркале и подумала, что едва ли ее английские друзья смогли бы сейчас признать в этой загорелой, подтянутой, стройной женщине прежнюю Джейн.

Оставив записку для Онор, Джейн вышла на крыльцо и подождала черный «мазератти» Роберто. В это утро Роберто был одет неброско, скорее даже просто: итальянцы великолепно умеют носить подобного рода вещи. Он усадил Джейн в машину с такой осторожностью, как если бы она была неким чрезвычайно хрупким предметом. И буквально через минуту они уже с ревом мчались по дороге.

— Приятно иметь дело с пунктуальными людьми, — с улыбкой сказал он. Только теперь она заметила, какие у него чувственные губы, какие белые и ровные зубы. Не дай Бог, это протезы — страшно даже целоваться. Впрочем, она тотчас одернула себя: какая чушь приходит иногда в голову! Джейн улыбнулась, не зная, о чем говорить. Вообще-то она ненавидела быть пунктуальной: всю жизнь мечтала сделаться легкомысленной женщиной, одной из тех, кто вечно всюду опаздывает и которым подобные опоздания спокойно прощают. Они гнали на огромной скорости так, что прочие автомобили вынуждены были уступать дорогу этому черному, с сильным двигателем, механическому монстру. Когда он закладывал очередной вираж, Джейн от страха закрывала глаза: не дай Бог, с такой высоты кувыркнуться в море!

— Страшно?

— Дорога здесь очень узкая. — Она постаралась не выказать своего волнения.

— А разве вам не кажется, что быстрая езда создает ощущение сродни сексуальному возбуждению? Я именно так воспринимаю.

— Нет. — Она нервно хохотнула. — Чего не кажется, того не кажется, смею вас уверить. Я испытываю всего лишь ужас, ничего больше.

— В таком случае поеду медленнее, — сказал он и снизил скорость до семидесяти миль в час, что тем не менее было достаточно быстро для этого серпантина. Джейн стиснула зубы и в продолжение часа всякий раз перед очередным поворотом в ужасе закрывала глаза. Когда автомобиль наконец затормозил, она с облегчением вздохнула, и этот ее вздох прозвучал как стон удовольствия. Открыв глаза, Джейн увидела небольшой белый отель, песчаный пляж и голубое ласковое море. Пляж окружали сосны, придававшие пейзажу особое очарование.

— Роберто, как же тут здорово! — воскликнула она.

— Не зря ехали, правда? — Он широко улыбнулся, взял руку Джейн и мягко прикоснулся к ней губами. Джейн стало не по себе. Он выпустил ее руку. — Никто из моих друзей не знает этого укромного местечка. И именно поэтому здесь так очаровательно. Тут подают весьма простые блюда, но готовят чрезвычайно вкусно.

Появился владелец отеля, низко поклонился Роберто, взволнованно заговорил, произнося при этом слова так быстро, что Джейн не могла уловить даже общий смысл. Слова Роберто были столь же неразличимы для ее уха. Владелец отеля несколько раз согласно кивнул, затем повернулся и мгновенно исчез.

— Что это вы такое сказали бедняге? Куда он так стремительно убежал? — поинтересовалась она.

— Я сказал, чтобы он поставил табличку «Мест нет». Не хочу, чтобы кто-нибудь нарушил наше уединение.

— Вы, должно быть, шутите, Роберто?! Неужели он согласился? — крайне удивилась она.

— Ну разумеется. — Он недоуменно пожал плечами. — Естественно, за определенную плату.

— Как странно!

— Что же здесь странного, если мне хочется побыть с вами наедине?

Джейн в ответ улыбнулась; сердце ее почему-то учащенно забилось.

— Вы взяли с собой купальник? — неожиданно поинтересовался он.

— Да, я уже привыкла повсюду таскать его с собой. — И она показала большую пляжную сумку.

— Ну что ж, тогда пойдем. — Взяв Джейн за руку, Роберто повел ее в отель. Они поднялись по простенькой деревянной лестнице, Роберто распахнул дверь в спальню. Посреди безукоризненно чистой комнаты стояла широкая деревянная кровать. Джейн нервно взглянула на это ложе.

— Вы сможете тут переодеться, Джейн. А я подожду вас на пляже. — Роберто прикрыл за собой дверь и оставил Джейн одну. Она облегченно вздохнула: была, была минута, когда ей показалось, что вся прелесть этого дня может быть испорчена торопливой попыткой принца немедленно затащить ее в постель. Впрочем, переодевшись, Джейн подумала, что едва ли такое поведение соответствовало стилю Роберто: не такой это был человек.

На пляже Роберто уже давал указания padrone[6], который раскладывал шезлонги и прикрывал их большими пляжными полотенцами. Под зонтом уже стояло ведерко с вином.

— Так ведь приятнее загорать, правда? — спросил Роберто, указав на расстеленные полотенца. — Как-то по-домашнему получается, — добавил он, хитро улыбнувшись.

Вместо ответа, желая скрыть смущение, Джейн нырнула в воду и поплыла к большой скале. Взобравшись на скалу, Джейн полюбовалась стайками мелких рыбешек, шныряющих почти на поверхности. Несколько удивило ее то, что в продолжение всего этого времени Роберто оставался на пляже, отдавая какие-то распоряжения владельцу отеля, который всякий раз чуть ли не бегом исполнял их. Затем Роберто вошел в воду, поплыл, делая мощные гребки, и через несколько минут он уже лежал рядом с Джейн.

— Замечательно, не правда ли? — поинтересовался он. — Тут всегда исключительно чистая вода, это из-за гряды скал, я думаю. Хорошо поплавали?

Она кивнула и уселась, обхватив руками колени. Таким образом Джейн попыталась отгородиться от его внимательного взгляда. Очень осторожно Роберто смахнул с ее верхней губы соленую воду, пальцем провел по нижней губе Джейн. От его прикосновения она вздрогнула, тотчас нырнула и поплыла к берегу. На пляже Джейн откинулась в шезлонге, надела солнечные очки и принялась наблюдать. Роберто раз за разом нырял со скалы, красиво выгибая в полете свое крепкое мускулистое тело. Через некоторое время он также вышел на берег, улегся возле Джейн, снял с нее очки.

— Грех прятать такие восхитительные глаза. Вообще-то говоря, мне представляется, что вы самая настоящая колдунья: серые глаза и темные волосы. Заглянешь в глаза — и все, погиб.

Джейн не нашлась что ответить на такой изысканный комплимент; она лишь рассмеялась и помотала головой из стороны в сторону, обдав Роберто брызгами. Затем улеглась на спину и притворилась, что намерена загорать. Она бы голову дала на отсечение, что Роберто сейчас внимательно разглядывает ее. Приоткрыв глаза, Джейн убедилась в этом: привстав на локте, принц пожирал ее глазами. Она уселась, накинула на плечи полотенце и в упор взглянула на него.

— Что, разве я не могу вами любоваться? Вы англичанка до мозга костей. Почему нужно стесняться собственной красоты?

— Вы меня смущаете, и вообще в вашем присутствии я чувствую себя незрелой девчонкой.

— Так это же замечательно! Мне очень нравится, как вы вспыхиваете. Значит, у вас чистая душа.

— Ну, это уж едва ли.

— Почему же? Очень даже может быть: утратить девственность и при этом остаться чистой душой и помыслами, — заметил он.

Джейн в ответ лишь неопределенно улыбнулась.

— Ложитесь, ложитесь. Обещаю, что не прикоснусь к вам.

Она вновь улеглась в шезлонг. Роберто сдержал слово, но казалось, он раздевает ее. Джейн ощущала его горячее дыхание, чувствовала жар его тела, неотступно скользивший по ней взгляд.

— Вы нарочно это делаете, да? — наконец не выдержала она.

— Полагаете?

— Ну конечно. Вы нарочно смущаете меня.

— Тогда прошу прощения. И в мыслях не имел. Ну ладно, больше не буду. Давайте поговорим. — Он улыбнулся, и Джейн почувствовала некоторое облегчение.

— Вы так хорошо говорите по-английски, практически без акцента.

— В последнее время я обленился, если уж на то пошло.

— А где вы учили английский?

— Я закончил школу в Англии, учился в Оксфорде.

— А, тогда все ясно. Вам понравилось у нас?

— Как вам сказать? И да, и нет. Британия — очень цивилизованная страна, спору нет. Там столько всего примечательного: чай, кресла, бисквиты, магазины, Гиннес, погода в стиле «русской рулетки». Впрочем, погода ваша мне не по нраву, а еще ненавижу ваших грубых приказчиков в магазинах, ваше теплое пиво, собачью шерсть на креслах… Самое ужасное то, что англичане всегда скованно чувствуют себя с иностранцами. Мне, по сути, так и не удалось обзавестись там близкими друзьями. Были, разумеется, приятели, но всем своим видом, манерами они давали понять, что воспринимают меня как чужака. Воспитание, манеры — все это для них было пустым звуком. Они — англичане, а я — нет. Только это и имело для них значение.

— И как же вы выдержали?

— Ну, поначалу меня это здорово бесило, затем я научился воспринимать такое отношение с известной толикой иронии. Экое высокомерие! У всех англичан прямо на лицах написано: Бог — это Англия! — Он рассмеялся.

— Вы знаете, что я замужем? — неожиданно поинтересовалась она.

— Да, я в курсе. Ваш муж; должно быть, настоящий сумасшедший, раз отпускает вас одну.

— Думаю, мужу все равно, где и с кем я провожу время. — Она печально улыбнулась.

— В таком случае, он просто безумец. — По лицу Роберто пробежала легкая тень. Он, впрочем, поспешил переменить тему разговора. — Как долго вы еще здесь пробудете?

— Даже не знаю. Онор уговаривает меня задержаться. Меня не нужно, собственно, и уговаривать: пока я здесь, у меня такое чувство, что все мои проблемы — за синими морями, зелеными лесами… Наверное, я останусь до конца лета. Затем вернусь в Кембридж, займусь поисками работы.

— Работы?! Зачем?! — В голосе его слышалось явное удивление.

— Чтобы зарабатывать на жизнь, зачем же еще. — Она понимала, что подобного рода ответ весьма удивит Роберто, но сказала так намеренно.

— Но ваш муж обязан вас обеспечивать.

— Он готов, но я не хочу. Мне совершенно не нужны ни его помощь, ни тем более его деньги.

— Да, вы, что называется, женщина с характером. Наверное, вы его просто ненавидите, если отказываетесь принимать от него деньги.

— Вовсе нет, я люблю его, — ответила Джейн. — Я лишь хочу быть независимой, заниматься каким-то конкретным делом. Не хочу просто быть женой. Таких женщин полно: в магазинах, в парикмахерских, — все они преисполнены гордости из-за того, что самим им не надо работать, чтобы обеспечивать себя. Они всю жизнь чувствуют свою значимость, много и охотно говорят об этом, подчеркивая положение и богатство своих супругов. Мне это не нравится. Я хочу оставаться самой собой. Если я чего и достигну, то только сама, а вовсе не потому, что сплю с определенным мужчиной. Пусть даже я буду всего лишь секретарем-машинисткой. В противном случае жизнь женщины отдает шлюшеским запашком, так по крайней мере мне представляется.

— Вы поставили перед собой весьма непростую задачу. Вы, конечно, молоды, но тем не менее уже несколько поздновато начинать все с нуля. Разве нет? Ну, допустим, сегодня вы придерживаетесь такой точки зрения, а что будет, когда сделаетесь постарше?

— Когда у меня будет за плечами работа, мне будет положена пенсия. — Она не смогла сдержать улыбки, увидев, как недоуменно вытянулось его лицо. — Ну а вы чем намерены заняться осенью? — в свою очередь, спросила Джейн.

— На какое-то время мне придется съездить в Рим, а потом я отправлюсь в Париж. Зиму проведу в своем имении на севере Италии, на диких медведей поохочусь. Что это вы сделали такое лицо? Это отличное развлечение, но, разумеется, не для женщин. Я терпеть не могу женщин, которые ходят с мужчинами на охоту, стреляют, притворяясь, что смыслят в этом ничуть не хуже мужчин… Не женское это дело, что ни говорите. А также я намерен покататься на лыжах, повидаться со своими старинными друзьями. Ну а если зима надоест, найду какое-нибудь солнечное местечко. Масса разных дел, в общем…

— А какое-нибудь конкретное дело у вас есть?

— Ну, разумеется. Масса дел. У меня имение, за которым нужно присматривать, а кроме того, множество разного рода финансовых сделок. Скажу вам больше: я общаюсь с людьми, и это своего рода работа. Тут слово, там полслова: вот я уже и в курсе важных событий. Я взвешиваю потенциальные возможности, прикидываю, как лучше поступить, выясняю у специалистов подробности. Ну и получается, что, встретив такого-то и такого-то в Гштааде, например, и наскоро перетолковав с ним, я получаю затем возможность устраивать свои финансовые дела с большей для себя выгодой. От связей многое зависит.

— И так всегда? — спросила она с некоторой горечью. — Неужели все зависит лишь от того, с кем именно вы учились в школе, в Оксфорде, на ком женат ваш кузен и кто ваши родственники? Ненавижу! — воскликнула она.

— Не вы одна такая, поверьте. Многие ненавидят, но тут уж ничего не изменить. Случается, людям кажется, будто они сломали систему, будто они вошли в определенные круги, но это только кажется. И если дела у них пойдут плохо, никто не протянет им руки, не придет на помощь. Так было и так будет. Но не буду с вами спорить. В такой замечательный день я вовсе не намерен обсуждать столь серьезные и вместе с тем скучные проблемы. — Он наполнил бокал вином.

Джейн не могла понять, жара ли тому виной, алкоголь или близость Роберто, — но она слегка захмелела. Казалось, коснись он ее рукой, и все, она потеряет голову. Однако он держал слово и ни разу к ней не прикоснулся. Один лишь голос Роберто ласкал ее слух, хотя говорил он о весьма отвлеченных предметах.

Подошел хозяин отеля и объявил, что обед подан.

— Хотите переодеться? — спросил Роберто.

— Нет, конечно, если вы и padrone не возражаете, — ответила она, обмотавшись пляжным полотенцем.

— Полагаю, он так же, как я, будет рад вас видеть именно в таком наряде.

В столовой зале было прохладно. Они уселись за столик у окна, угощение было великолепным. Всякий раз, когда padrone проходил мимо, он вопросительно взглядывал на Роберто. Принц заказал несколько бутылок вина и настоял, чтобы Джейн отведала понемногу каждого сорта.

— Вот это очень вкусное. — Она чуть отпила из бокала. — Что за сорт?

— Хочу коснуться вашей груди. — Роберто взял ее за руку, прежде чем Джейн успела отдернуть ее. — Хочу видеть вашу грудь, хочу целовать, ощущать вашу нежную кожу. Господи, кто бы знал, как я вас хочу!..

Джейн сидела как громом пораженная. Настолько услышанное сейчас напоминало произнесенное некогда Томом. У нее мурашки побежали по спине. Роберто по-прежнему не выпускал ее руки.

— Хочу целовать вас, заставить стонать от желания…

Широко раскрытыми от ужаса глазами она наблюдала за Роберто, во взгляде которого видела одно лишь влечение. Ее охватило сильное волнение. Джейн торопливо отняла руку.

— Роберто, ради Бога… На нас ведь смотрят… — Возле стола с улыбкой почтительно склонился padrone. Джейн покрепче обмотала полотенце вокруг талии.

— Не обращайте на него внимания. Он не понимает по-английски.

— Да одного взгляда на вас достаточно, чтобы понять, о чем речь! — с чувством произнесла она.

— Джейн, дорогая, простите, что не смог сдержаться. Вчера, едва встретившись с вами, я тотчас захотел вас раздеть, зацеловать, овладеть вами…

— Вы говорите обо мне, как о дикой лошади. — Она попыталась рассмеяться, но из горла вырвался какой-то сдавленный возглас.

— Я вполне серьезно, Джейн. Я способен доставить вам такое удовольствие, которого, уверяю, вы еще в жизни не испытывали. Позвольте мне подарить вам радость!

— Ради Бога, Роберто, отошлите этого человека! Не могу смотреть, как он наблюдает за нами.

Роберто что-то буркнул padrone, и тот буквально выбежал из залы. Принц вновь взял ее за руку.

— Ну же, дорогая, давайте займемся любовью, в нашем распоряжении целые сутки!

— Роберто! — Джейн смотрела на него с мольбой.

— Вы против?!

— Роберто: я не могу, право…

— Но почему?! Никто нас здесь не увидит! Представьте, сколько удовольствия… В той спальне, на той постели…

— Прекратите, прошу вас! Жаль, что вы настроены именно таким вот образом. Едва ли я давала вам к этому повод.

— Это только слова. Я уверен, что в душе вы тоже хотите меня! Джейн, только представьте себе, представьте, как я вхожу в вас!

— Роберто, нет, так нельзя. Я вообще не хочу… Я не намерена заниматься любовью с другим мужчиной!

Господи, хоть бы он замолчал! Потому как с каждым его словом она все более размягчалась, поддавалась его чарам.

— Нет же, моя прекрасная, не отвергайте меня! Конечно, мы с вами должны заняться любовью! Вы просто созданы для любви! И вам совершенно нечего опасаться: здешний хозяин умеет держать язык за зубами.

— Вот как?! — Джейн выпрямилась, в глазах ее сверкнул гневный огонь. — Вы, стало быть, знаете это наверняка? Частенько, полагаю, наведываетесь сюда?! Должно быть, в кругленькую сумму вылетает удовольствие побыть тут наедине с очередной избранницей, а?!

— Контесса, не сердитесь! Если уж на то пошло, я вовсе не часто здесь бываю. Я просто подумал, что вам должно понравиться это местечко, — мягко произнес он. — Заранее я ничего ровным счетом не планировал. Прошу прощения, контесса, но виной всему — это солнце, вино и ваша невозможная красота! Невыносимая, я бы сказал.

Джейн встала из-за стола и взбежала вверх по лестнице. У нее дрожали колени, она была возбуждена до предела. Да, он прав: она действительно не прочь была заняться с ним любовью. Ощущать его, целовать…

— Нет!.. — воскликнула она. — Нет! — Это все только сплошная похоть. Она вовсе не любит этого человека, она любит одного лишь Алистера! И если сейчас окажется с принцем в постели, то будет потом презирать себя. Кембриджскую ошибку она более повторять не намерена.

Роберто поджидал ее в холле, помог ей залезть в автомобиль. На своем жутком итальянском Джейн поблагодарила padrone. На обратном пути Роберто без умолку говорил о каких-то пустяках и ни разу не попытался к ней прикоснуться.

На террасе виллы Джейн увидела Онор и Умберто с Федерико. Молодые люди смерили Роберто презрительным взглядом, он, в свою очередь, не удостоил их вниманием.

— Ну, где это мы пропадали, а? — поинтересовалась Онор, приподняв бровь. — Чем занимались?

— Ничем, дорогая Онор. Я прокатил вашу обожаемую племянницу к морю, мы немного поплавали. Затем пообедали, выпили капельку вина. И теперь я возвращаю ее вам в целости и сохранности.

— Quel dommage[7], — произнесла Онор, вид которой выражал определенное сомнение. — Я-то ожидала услышать о завязке восхитительного романа. Жаль, очень жаль…

Роберто принял приглашение на чай, однако на ужин не остался.

После чая Джейн проводила принца до автомобиля.

— Жаль, что вы не останетесь поужинать с нами, — смущенно произнесла она.

— Увы, это не для меня, восхитительная Джейн. Это просто невыносимо: сидеть рядом с вами, смотреть на вас, более всего желая прикоснуться. И при этом наверняка знать, что вы не позволите ничего подобного. Нет, совершенно невыносимо! — Он нагнулся и поцеловал ее прямо в губы. От этого неожиданного прикосновения Джейн вздрогнула. Выпрямившись, Роберто взглянул на нее со странной умудренной улыбкой и едва заметно кивнул.

— Всему свое время, так, кажется, говорят. Всему свое время. — Он помахал ей рукой и уехал.

Глава 4

Вечером того же дня, сославшись на усталость, Джейн не пошла на вечеринку с Онор и молодыми людьми. Она хотела побыть одна.

Джейн намеревалась написать несколько писем, но вместо этого уселась на террасе и занялась самоанализом. Впечатление было двоякое: то она не желала никогда более встречаться с Роберто, то хотела немедленно увидеть его вновь. Позднее, когда он позвонил и пригласил ее назавтра пообедать вместе, она сразу же приняла приглашение.

На сей раз он повез ее в горы. Когда же они вошли в переполненный посетителями ресторан, Роберто, увидев недоуменное выражение на лице Джейн, заливисто рассмеялся:

— Как видите, дорогая Джейн, тут вам совершенно нечего опасаться.

— Роберто, я полагаю, с вами постоянно надо быть начеку. Впрочем, я уверена, вы поведете себя как джентльмен и я смогу насладиться вашим обществом.

К ним подошел старший официант, отодвинул стул и усадил Джейн. Затем ловко поправил цветы в вазе, передвинул на столе пепельницу и коснулся серебряных приборов. Щелкнув пальцами, подозвал официантов, передал Джейн меню. Джейн не покидало ощущение, что это короткое представление было организовано специально для нее.

Роберто оглядел соседние столики. Кто-то помахал рукой, кто-то поклонился. Джейн обратила внимание, что иным из посетителей он отвечал приветливо, других же одаривал покровительственным взмахом руки, отвешивал почтительные поклоны, несколько раз сухо кивнул головой. Потом он повернулся к Джейн и более не обращал внимания на окружающих.

— Ради Бога, если вам хочется подойти к кому-нибудь из знакомых… — Джейн улыбнулась.

— Нет, моя дорогая, я хочу быть только с вами. Все эти люди не имеют значения.

— Судя по всему, вы всех тут знаете. Странно, но я иногда думаю, что здесь, в Италии, я встретилась с большим количеством людей, чем за время всей супружеской жизни с Алистером.

— Ваш муж, судя по всему, весьма странный человек. Он отпустил вас сюда одну, в Англии же он совершенно не организует вашу жизнь. Будь я на его месте, о вас бы уже узнал весь свет. И все бы восхищались вами.

— Но я вовсе не стремлюсь сделаться частью общества. Это самое общество напугало меня и решительно отвергло. Да и Алистеру было весьма непросто. — Она почему-то надеялась, что Роберто сумеет ее понять.

— А почему общество отвергло вас?

— Ну, полагаю, потому, что я не соответствовала стандартам. — Она сдержанно улыбнулась.

— Бедняжка. Всему виной — ваш муж. Раз уж он женился на вас, то обязан был отвоевать вам место в обществе.

— В Англии все далеко не так просто.

— В этой стране еще хуже. Тут общество — своего рода каста. Прежде чем жениться, он должен был хорошенько все обдумать, ведь он знал, как это бывает. Судя по вашим словам, он недалекий, весьма недалекий человек. Или он что же, рассчитывал самостоятельно изменить порядок вещей, выправить его на собственный лад?!

— О, едва ли он задумывался тогда о подобном! Он как-то сказал, что женился на мне потому, что пожалел меня: пожалел, увидев, как ужасно отнеслись ко мне в его семье.

— В таком случае я не ошибся: он и вправду глупец. Он только все усложнил для вас.

— Должно быть, но, честно говоря, я не уверена, что он отдавал себе отчет: он ведь хотел как лучше, да и кроме того, был в меня влюблен.

Роберто усмехнулся.

— Этот разговор меня бесит. Я вовсе не намерен и далее говорить о вашем муже, Джейн. — Голос его неожиданно стал холодным.

— В таком случае, найдите другую тему для беседы, — тотчас предложила она.

— Неприятно думать о том, что вас обнимал другой.

— Но это же глупо, Роберто! Я не двадцатилетняя девчонка, в конце-то концов.

— А хотелось бы… Чтобы вы знали только одного мужчину — меня, — прочувствованно сказал он.

— Тут изумительная кухня!

— Вот она — английская манера поведения! Как только беседа касается нежелательной для вас темы, вы всегда так поступаете.

Подали кофе и бренди.

— Кстати, а почему ваша тетка живет с этими ужасными жиголо? — неожиданно спросил он.

— Они вовсе не ужасные и уж наверняка не жиголо, — парировала Джейн, чувствуя некоторую обиду за Онор.

— Именно жиголо. Мне, право, неловко наблюдать все это.

— А что значит, по-вашему, жиголо?

— Жиголо — это молодой человек, который за деньги занимается любовью с пожилыми женщинами.

— С чего вы взяли, что она им платит? Я, например, уверена, что о деньгах и речи нет!

— Ну, может, она расплачивается не купюрами, но тем не менее кормит их, повсюду таскает за собой, наверняка покупает одежду и драгоценности.

— А вот интересно, если бы я вчера согласилась переспать с вами, была бы разница между ними и мной? Может, в этом случае вы и ко мне относились бы с таким же презрением? — Она сердито уставилась на него.

— Ну что вы, это же совершенно другое дело!

— Отчего же — другое? Вы старше меня, вы платите за угощение. Наверняка, если бы я согласилась, вы бы мне что-нибудь подарили. Ведь у меня нет своих денег, потому отплатить за ваше гостеприимство я не могу.

— Дорогая, мне так нравится, когда вы сердитесь! Ваши глаза делаются совершенно неотразимыми. Они приобретают какой-то совершенно неземной оттенок, совершенно особенную глубину… Это восхитительно!

— Это все потому, что вы не принимаете меня всерьез, — сказала она, чувствуя, как все более и более раздражается.

— Отчего же? Просто в данном случае вы скорее всего правы… — Он с улыбкой поднес к губам ее руку. Роберто не просто поцеловал руку, он сделал нечто гораздо более чувственное, исполненное глубокого смысла.

— Спросили бы просто: «Почему ваша тетка обзавелась столь молодыми любовниками?» Я бы поняла все сразу. А вы: «жиголо»… Ужасное словцо! — Она отняла руку, однако при этом весьма мило улыбнулась.

— Пожалуй, вы правы. Так почему она сделала это?

— Наверное, потому, что ей осточертели собственные мужья. Она говорит, что муж — это очень дорогостоящее хобби. — Роберто рассмеялся. — А так она полностью распоряжается молодыми людьми и никаких обязательств, никаких долгих разговоров, выяснений отношений… Для богатых женщин это чрезвычайно удобно. Не думайте, будто я осуждаю ее, вовсе нет. Они исключительно хорошо к ней относятся, и вообще это очень милые молодые люди. Они делают ее счастливой, и за это я им благодарна. Потому что сама ее очень люблю.

— Да, я был не прав, прошу меня простить. Конечно, раз она счастлива… Должно быть, она иногда бывает очень одинока.

— Онор? Одинока?! Вот уж не сказала бы! Вечно ее рвут на части!

— Это-то и есть верный признак одиночества. Некоторых моих друзей она просто сводит с ума, многие бы хотели угодить ей. — Слова его прозвучали столь проникновенно, что Джейн не смогла сдержать улыбки.

После обеда Роберто отвез ее домой. Снова остался на чай и опять отказался от ужина. В течение всей недели продолжалось одно и то же: менялись лишь рестораны, куда Роберто возил ее обедать. Всякий раз он нежно флиртовал с Джейн, однако никаких попыток затащить ее в постель больше не предпринимал.

По вечерам она никуда более не выезжала: вечерами звонил Роберто, всякий раз в разное время. До очередного телефонного звонка Джейн места себе не находила и бесцельно бродила по комнатам.

В один из вечеров Онор не выдержала:

— Ради Бога, Джейн, успокойся! Сядь, почитай, что ли.

— Извини, Онор, мне что-то не сидится. Я жду звонка Роберто. И всякий раз боюсь, что именно в этот вечер он не позвонит, а когда поговорю, еще больше нервничаю. Сама не знаю, отчего это.

— Какая же ты странная, Джейн! Разумеется, не будешь тут места себе находить: ты постоянно выезжаешь с таким чувственным мужчиной, как Роберто, под вечер он тебя привозит, затем исчезает. Конечно, вместо того чтобы лежать с ним в постели, ты болтаешься по комнатам этого дома и сводишь меня с ума! Думаю, он пытался соблазнить тебя, не так ли?

— Да, — созналась Джейн, отчасти смущенно, отчасти с некоторой гордостью.

— И ты отказала?

— Разумеется.

— Что значит «разумеется»?! Мне кажется, любая женщина почла бы за честь. Пусть даже он не очень симпатичен, однако чертовски привлекателен, очень мил и вообще с ним всегда хорошо и весело. Сомневаюсь, что когда-либо прежде он сталкивался с подобным к себе отношением. Должно быть, ты серьезно его заинтриговала, потому как вообще-то от женщин у него отбоя нет. Пожалуй, ты поступаешь правильно.

— Как ты не понимаешь, Онор! Я не могу лечь с ним в постель — я не люблю его!

— Глупости какие!

— Но как же я могу спать с ним, а представлять, будто со мной — Алистер?!

Онор буквально зашлась от смеха.

— Джейн, дорогая! Смею тебя уверить, что в этом не будет никакой необходимости! Надо же, что подчас приходит тебе в голову… — протянула она. — А если серьезно, Джейн, то ты ведь не сможешь всю жизнь прожить без мужчин. Будь же благоразумна!

— Да, я готова признать, что мне нравится его внимание. Но механика секса меня не привлекает.

— Джейн, ты неимоверно старомодна! — Онор засмеялась, но тотчас осеклась. — Неужели ты все еще надеешься вернуть Алистера?

— Ну, вообще-то…

— Ох, Джейн! — с чувством воскликнула Онор. — Я подчас тебя решительно не понимаю. После того, как он столь ужасно с тобой обошелся…

— Иногда я думаю, что это именно я поспешила. Мне бы чуточку побольше выдержки и терпения, и сейчас я была бы вполне счастлива.

— Чушь собачья! Никогда в жизни не слышала подобной глупости! Сейчас ты была бы с ним еще несчастней. Я очень люблю его, но он из тех, кто никогда не меняется. Алистеру постоянно нужно иметь на стороне маленькую интрижку, без этого ему жизнь не мила. А ты превратилась бы в заложницу его слабости: сколько таких женщин я перевидала! Да ты и сама знаешь: они вызывающе одеваются, громко разговаривают, у них сомкнуты губы, глаза грустны. Они вечно таскают с собой собак. — Джейн так часто встречала подобного рода женщин, что тотчас улыбнулась. — Запомни, Джейн, ты слишком часто вспоминаешь о былом, а воспоминаниями нужно дорожить. В старости пригодится. — При этих словах Джейн чуть вздрогнула. — Роберто станет идеальным стартом для тебя. Очаровательный, богатый, умный, опытный в делах любви. С ним ты непременно будешь счастлива, — уверенно добавила Онор.

— Но я не хочу выходить замуж.

— Дорогая, а кто говорит о замужестве? Боже, какая ты еще наивная! Я говорю о романе, восхитительном романе, легких, необременительных отношениях под шум прибоя. Когда речь заходит о Роберто, о всякой женитьбе следует раз и навсегда позабыть. Во-первых, потому что ты разведена. Это напрочь убило бы его бедную мамочку, а сам он до конца жизни не смог бы отделаться от возникшего комплекса вины. И кроме того, как ты понимаешь, такой человек, как Роберто, с пиитетом относится к установившемуся порядку вещей. В пятьдесят он непременно найдет себе подходящую молоденькую женщину из приличной семьи, — уверена, что существует уже и подходящая кандидатура, произведет на свет несколько детей, после чего вновь займется своими любовницами. У него их будет сразу несколько, я уверена…

Джейн передернуло, но она постаралась не выказать своего волнения.

— Несколько?

Судя по всему, Роберто наконец устал. Теперь, когда Джейн узнала, что у него масса любовниц, это вовсе не удивило ее. Он позвонил только спустя шесть дней, и она, принимая приглашение отужинать, разговаривала с ним слишком уж взволнованно.

— Онор, он пригласил меня на ужин! — сказала она радостно, влетая в комнату к Онор.

— Ну и слава Богу! На сей раз не отказывай! Может, тогда всем нам будет поспокойнее. — И Онор рассмеялась.

Джейн спросила совета у Онор относительно вечернего платья и в итоге остановилась на сравнительно простеньком черного цвета, которое удачно подчеркивало формы Джейн. Онор настояла на бриллиантовых серьгах и колье. Вышло очень даже эффектно.

На сей раз они ехали по уже знакомой дороге.

— Где будем ужинать?

— У меня дома. Мне надоели переполненные рестораны с их извечным гомоном. Поужинаем a deux[8]. — При этих его словах Джейн почувствовала некое облегчение.

Никакой иллюминации замка не было. Роберто проводил ее через боковую дверь, провел по каменному узкому коридору. Высокие каблуки Джейн звучно стучали по старинному камню. Роберто ввел ее в комнату с типично английским интерьером, правда, вид за окном разрушил впечатление. При их появлении две большие собаки лениво приподняли головы, после чего вновь улеглись на лапы и уставились на огонь.

— Боже, как тут у вас все по-английски! Даже камин. И это — в Италии, посреди лета!

— В горах вечерами подчас весьма прохладно, но мне приятно, что вам эта обстановка показалась знакомой. Я немало постарался, добиваясь подобного эффекта.

— Бог ты мой… — Она в испуге отшатнулась от окна: внизу до самой долины разверзлась глубокая пропасть. Роберто поймал ее в свои объятия, и Джейн чуть заметно прижалась к нему, но, к ее великому разочарованию, принц разжал руки, прошел к буфету и наполнил бокалы.

— Извините, мне следовало бы предупредить вас. Никакой опасности, я специально заказал особо прочное стекло. Правда, с непривычки страшновато…

Роберто подвинул кресло к камину, передал Джейн бокал и поставил какой-то диск на проигрыватель. Едва только звуки Пятой симфонии Сибелиуса наполнили комнату, Джейн нервно вздрогнула и пролила вино.

— Джейн, дорогая, что с вами?! Сегодня вы — сплошной комок нервов. Да и побледнели что-то…

— Это все музыка… Роберто, пожалуйста, что-нибудь другое. Я не выношу этих звуков.

— Но музыка такая замечательная…

— Пожалуйста, Роберто, смените диск. — В ее голосе было столько боли, что он внял ее мольбе.

— Надеюсь, Малер вас так не испугает? — Он нежно улыбнулся, увидев, как Джейн отряхивает платье у себя на груди. — Если хотите, слуга принесет халат и почистит ваше платье.

— Да нет, спасибо. О Господи, вся облилась… Какая же я порой неловкая! А Малер звучит потрясающе, — поспешно добавила она.

— И что же это было?

— А, ничего, очередная глупость. Эта музыка напомнила мне о прошлом. Только в этом все дело.

— Наверное, воспоминание связано с какой-нибудь грустной любовной историей? — не унимался он.

— Да нет, ничего подобного.

— Все беды женщин имеют своими истоками мужчину, прямо или опосредованно.

— Ну, наверное.

— Я бы хотел знать о вас все, даже то неприятное, что случалось в вашей жизни.

— И думать не могу об этом, не только говорить.

— Знаете, я готов убить всякого, кто когда-либо вас обидел, — страстным голосом произнес он и нежно поцеловал ее в лоб. — Но когда-нибудь обязательно мне расскажете! Обещайте.

— Попробую. Но только не сейчас, не теперь, Роберто, я прошу вас. — Голос Джейн звучал столь просительно, что Роберто сменил тему разговора.

Появился слуга, почтительно встал у двери, ожидая распоряжений. Прошло минут, наверное, с десять, прежде чем Роберто сообщил Джейн, что ужин подан. Слуга бесшумно скользнул вперед и отворил дверь, сделанную на манер секции книжного шкафа. За дверью оказалась обеденная зала, обставленная также исключительно на английский манер. Слуги в черных ливреях с золотой оторочкой и в безукоризненно белоснежных перчатках выжидательно стояли за стульями. Когда с основными блюдами было покончено, тарелки тотчас заменили, причем никакими знаками мужчины не обменивались, отчего их слаженные действия особенно впечатляли.

— Мне казалось, вы пригласили меня поужинать а deux? — поинтересовалась она.

— Именно, — с некоторой долей изумления в голосе откликнулся он.

— Какое это a deux, если тут столько людей?

— Это слуги, они не в счет.

— Ужасно звучит, Роберто. Я надеюсь, они не понимают по-английски.

— Разумеется, не понимают, но если бы даже и понимали, это ровным счетом ничего бы не изменило. Они отлично знают свое место, равно как и я свое.

— В Респрине я с трудом привыкла к тому, что всегда вокруг были слуги. Это вечно меня смущало, вечно хотелось извиниться перед ними.

Он повернулся и спокойным голосом что-то сказал прислуге, те тотчас удалились.

— Ну, так лучше? — с улыбкой поинтересовался он. — Не хочу, чтобы вы испытывали хоть какое-то неудобство.

— Надеюсь, они не обиделись?

— Нисколько. Явно, вас с детства не приучили обращаться с прислугой. Расскажите-ка мне о вашей предыдущей жизни.

И она, на сей раз охотно, поведала ему обо всем, кроме разве что болезни.

— Ну-ну… Теперь я отлично вас понимают. Я сейчас вспомнил ваши фотографии в газетах. Тогда я еще подумал: надо же, какое у женщины прекрасное лицо. Впрочем, тогда вы выглядели совершенно иначе.

— Это все Онор. Еще совсем недавно на меня нельзя было смотреть без слез. Она меня, что называется, человеком сделала. — Джейн добродушно рассмеялась.

— И надо сказать, ей это удалось! Впрочем, в ее руках был отменный материал. В вас совершенно не чувствуется суеты. Для красивой женщины это большая редкость.

— Сомневаюсь, что я так уж красива. Более того, многие годы я считала, что принадлежу к числу страшненьких женщин. Да и мать внушала мне это.

— С ее стороны это весьма странно. А ваших родителей как часто вы навещаете?

— Нечасто. Отец уверен, что я — предательница интересов своего класса. Что же касается матери, то мы с ней совершенно разные люди. При встречах нам даже не о чем разговаривать. Я им изредка пишу, сообщаю о своем житье-бытье, иногда посылаю подарки.

— Значит, не один только ваш супруг причинял вам страдания?

— Знаете, в безрадостном детстве тоже есть свои преимущества: после того как вас отвергли собственные родители, ничего уже не принимаешь слишком близко к сердцу.

— Полагаете? — поинтересовался он.

— Ну, вообще-то по-разному бывает, но, видимо, у вас на этот счет свое мнение, хотя вам и не довелось натерпеться с мое.

— И чего же такого вы натерпелись?

— Отверженности. Сперва со стороны родителей, затем со стороны общества, потом со стороны мужа…

— Как же это он умудрился отвергнуть вас?

— Завел связь на стороне.

— Стало быть, вы покинули собственного мужа, которого, по вашим же словам, очень любите, только из-за того, что он изменил?

— И не раз, как выяснилось позднее. Но одна связь или несколько — в сущности, все равно.

— Бедный он человек… Потерять такую женщину! Ему следовало бы проявить большую осторожность!

— Это вряд ли что изменило бы. Все равно рано или поздно я бы обо всем узнала.

— А вы не думаете, что обошлись с мужем слишком уж сурово? Мы, мужчины, — очень слабые создания, и женщины прекрасно это знают. — Он улыбнулся и развел руками.

— Я рассчитывала на верность с его стороны. Ведь я же не изменяла ему. Значит, и мужчина не должен.

— Вы уверены? — Роберто лукаво улыбался, и Джейн не покидало ощущение, что он подтрунивает над ней и считает ее взгляды забавными и глупыми.

— Уверена, — многозначительно произнесла она.

— А вот я редко бываю уверен хоть в чем-нибудь в нашей жизни. — Роберто отхлебнул вина и сквозь стекло бокала пристально посмотрел на нее. — Ну, а как же я, в таком случае? Положим, у нас с вами начнется роман, а затем вы выясните, что я вам неверен, что тогда?

— Не потерплю.

— Понятно… А что, если я сейчас признаюсь, что у меня есть любовница?

— Я знаю. Даже не одна, а сразу несколько.

— Интересно, кто же вас просветил на сей счет?

— Птичка на хвосте принесла. Но поскольку у нас с вами никакого романа нет, все это совершенно меня не касается.

— Верно. Но все-таки интересно было бы узнать ваши ощущения при мысли о том, что, когда я отвезу вас домой и на прощание поцелую, я затем окажусь в объятиях другой женщины? И проведу с ней целую ночь, занимаясь любовью? Ведь вы сами вполне могли бы оказаться на ее месте…

— Неужели?

— Конечно, и знаете это.

— Но подобного не произойдет, и потому, опять-таки, это не мое дело, где и с кем вы намерены провести эту ночь, — откликнулась она как можно равнодушнее.

Роберто загадочно улыбнулся:

— Может, перейдем в гостиную?

Никаких слуг более не появилось. Джейн, подобрав под себя ноги, удобно устроилась на диване. Роберто уселся напротив, предварительно поставив музыку.

— Вас более не тянет флиртовать со мной, — почти с обидой в голосе произнесла Джейн.

— Никогда не прекращал флирта, — с улыбкой ответил он.

— Что-то я не замечаю, — парировала она.

— А чем же тогда, по-вашему, я сейчас занят?

— Вряд ли разговор о любовницах сродни флирту.

— А разве нет? — Он улыбнулся. — Не кажется ли вам, контесса, что вы немного ревнуете?

— Ничуть. Мне вообще все равно, чем вы занимаетесь. Мы с вами добрые друзья — не более.

— А разве обычно добрые друзья флиртуют друг с другом?

— Случается.

— Ох, Джейн, Джейн, какая же вы все-таки противоречивая. Но, насколько я могу судить, у нас с вами заключен пакт?

— О!..

— Вы попросили меня не пытаться соблазнять вас, вот я и не пытаюсь. Но при этом вы, оказывается, недовольны?! — Она потупилась. — Ну так как, возобновим? Я всегда готов. — Она уловила веселые искорки в его глазах.

— Я говорила о флирте, и только.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Не знаю, что и ответить. — Она вдруг вспыхнула.

— Жаль, что вы пока еще не поняли, насколько я вам подхожу. Но ничего, всему свой черед.

— Вы ни в чем не сомневаетесь!

— Все же написано у вас на лице! Вы хотите меня. Но даже сейчас решаете, как же все-таки поступить. Попусту тратите время — но все это не суть важно. В конце концов, подобное промедление лишь способствует конечному наслаждению.

— Вы говорите обо мне, как о какой-то рыбе на блюде. — Она попыталась улыбнуться, но осеклась, заметив его взгляд, исполненный напряжения.

— Когда окончательно решите, дайте, пожалуйста, знать, договорились?

— Ладно, — еле слышно выдохнула она, надеясь, что вот сейчас он подойдет, прикоснется. Джейн решительно не стала бы сопротивляться, во всяком случае сегодня.

— Отлично. Ну а теперь уже поздно. И как вы понимаете, у меня еще уйма неотложных дел. Так что давайте-ка собираться, — к вящему ее разочарованию и даже раздражению, добавил принц.

Глава 5

— Джейн, ты меня разочаровала. Что ты тут делаешь? — спросила Онор, входя в сопровождении Умберто и Федерико.

— А сколько сейчас времени? — рассеянно проговорила она.

— Четвертый час. Что случилось? — спросила Онор, после чего отправила своих молодых людей в постель.

— Ничего, — ответила Джейн, когда женщины остались одни. — Ровным счетом ничего. Мы говорили о его любовницах, это было главным предметом разговора. Мне кажется, ему сделалось скучно. Как бы то ни было, но он даже не попытался попросить…

— Джейн, дорогая, какая скука?! Он просто играет, поверь мне. Он прекрасно знал, как ты сегодня себя чувствовала, и решил разом отыграться за всю твою нерешительность. Мужчины вроде Роберто и не будут просить об одолжении… Они исподволь подводят к этому женщину: тут — взгляд, там — намек… О таком вульгарном способе, как просьба, даже и речи быть не может. — Онор весело рассмеялась. — Эх, Джейн, как же ты все-таки еще неопытна! Уже одно это сводит Роберто с ума.

— Я не смогла уснуть и потому пришла сюда: послушаю немного музыку. Во всяком случае, я решила не заводить с ним романа. Он такой самонадеянный! Представьте, у него армия любовниц — кошмар! — Ответом ей стал смех Онор, куда громче, чем прежде. — А меня это вовсе не забавляет. Я вовсе не хочу быть очередной фигурой в его секс-армии.

— Может, с тобой ему стали бы не нужны все остальные.

— Сомневаюсь. Вы ведь сами как-то обмолвились, что мужчины не меняются, они лишь учатся лучше врать.

— Что ж, твое личное дело… Но все-таки жаль: он был бы для тебя отличной школой. Ладно, пора спать.

Джейн долго ворочалась с боку на бок не в состоянии уснуть. Ладно, когда Роберто позвонит в очередной раз, она вежливо поблагодарит его за все хорошее и скажет, что, поскольку она не может быть для него тем, кем он желал бы ее видеть, им лучше больше не встречаться.

Однако такой возможности Джейн не представилось, потому как Роберто не позвонил. Не позвонил он и через два дня, и через три…

— Не унывай, Джейн, — подмигнула ей в конце недели Онор. — Если кого и винить, то лишь саму себя. И приободрись, а то куда ни ткнусь, всюду натыкаюсь на твое мрачное лицо. Соберись, принарядись, поедем к Паттерсонам.

Но и вечер не поднял настроения Джейн. Она совсем расстроилась, когда по приезде домой прочитала записку Гвидо о том, что принц ей четырежды звонил.

— Четырежды?! — переспросила Онор. — Значит, с его стороны то была сплошная игра. Выждал неделю, наконец позвонил. Он привык к тому, что, когда бы ни набрал номер, ты всегда дома. А тут вдруг — нет никого. Гвидо же — человек исключительно осторожный и наверняка не сказал Роберто, куда ты отправилась. Надо же, четыре раза?! Вот уж не ожидала! Должно быть, жалеет сейчас, что переиграл, переусердствовал.

— Вас послушать, все так сложно, а дело-то небось и выеденного яйца не стоит.

— Отношения между людьми — это вообще сложная штука. У меня многолетняя практика, и потому я отлично представляю, что сейчас приходит в голову твоему разлюбезному принцу. — Она радостно хлопнула в ладоши. — Сколько сейчас времени? Час? Вот посмотришь, могу спорить, что около двух он обязательно перезвонит. Если ты будешь достаточно разумна, то не подойдешь к телефону. Пусть немного поволнуется…

— Откуда вы знаете?

— Да уж знаю. Я переключу на твой аппарат. Вот мы и посмотрим.

В два часа две минуты Джейн устало погасила свет. Через три минуты вновь включила: телефон трезвонил вовсю. Она завороженно смотрела на аппарат. Прозвучало, должно быть, с десяток звонков, прежде чем она сняла трубку.

— Алло? — Она постаралась говорить сонным голосом.

— Джейн?! Вы? Я из Рима, Джейн. Меня срочно вызвали. — Он сделал паузу. — Алло, Джейн, вы меня слышите?

— Да, Роберто. — Она слышала, сколь взволнованно звучал голос Роберто.

— Где же вы пропадали? Я названиваю весь вечер!

— Я отъезжала, — не вдаваясь в подробности, ответила Джейн.

Затем последовала некоторая пауза, в завершение которой Роберто спросил:

— Дорогая, как вы?

— Замечательно. Просто была немного занята.

— Скучали без меня?

— Да.

— Прекрасно. Может, потихоньку сдадите свои позиции?

— Очень может быть.

— Послушайте, Джейн, ситуация может осложниться так, что мне придется пробыть в Риме несколько дней. В случае чего звоните: у Онор есть мой телефон. Я хотел бы еще поговорить, но, увы, дорогая, мне пора. Чао. — В трубке раздались короткие гудки.

«Ну и черт с ним, — подумала Джейн с некоторым раздражением. — Наверняка все дела в два часа ночи связаны только с женщиной. Наверное, убежал от нее в другую комнату, чтобы позвонить. Ну и ладно. Вообще-то странно, что взрослые люди играют в такие игры…»

Онор вовсе не выказала удовлетворения по поводу результатов телефонного разговора. Особенно когда Джейн заявила, что ей пора возвращаться домой.

— Дорогая, ты могла бы жить у меня постоянно. Ты такая приятная гостья.

— Вы чрезвычайно добры, но не могу же я жить здесь вечно?

— А почему бы и нет? Если я не испытываю неудобств от этого, что ж тебе-то беспокоиться? По-моему, это просто глупо!

В итоге Джейн пришлось пообещать, что она останется еще на месяц.

Онор уехала обедать, затем отправилась с Гвидо по магазинам. Джейн осталась на вилле. Когда зазвонил телефон, первым побуждением было не поднимать трубку. Однако звонивший продемонстрировал незаурядное терпение, так что она, не выдержав, все-таки была вынуждена снять трубку.

— Онор? — Джейн даже вздрогнула. — Онор, это ты? — снова раздалось в трубке. Голос был удивительно знакомый, Джейн сразу же сомлела.

— Нет, Алистер, это Джейн.

— О… — Последовала пауза.

— Как там дела у Джеймса? — наконец поинтересовалась она.

— Все отлично. Он великолепно чувствует себя в подготовительной школе. — Может, ей показалось, но теперь он говорил с прохладцей.

— А ты как? — стесняясь, спросила Джейн.

— Кручусь-верчусь, в общем, как обычно. — Последовала пауза. — Джейн, я рад тебя слышать. Ведь именно ты-то мне и нужна. Важное дело.

— Да? — переспросила она, чуть не задохнувшись от радости.

— Ты как, о'кей? Я имею в виду, выздоровела окончательно?

— Да, Алистер. Я в полном порядке, — торопливо заговорила она, не сомневаясь, что его вопрос мог означать только одно.

— У тебя там кто-то есть?

— Нет, никого, — пожалуй, чуть торопливее, чем следовало бы, ответила она.

— Понятно, — протянул он.

— И что?!

— Я полагаю, пришло время окончательно оформить наш развод.

Джейн отдернула трубку от уха и с недоумением уставилась на нее. Должно быть, она что-то не так расслышала?!

— Тогда наши отношения сделаются проще и конкретнее, — продолжал Алистер.

Джейн чувствовала себя подавленной и оглушенной. Это вовсе не те слова, которых она ждала. И странно: что случилось с часами, они совсем не тикали. Что же случилось?! Он ведь должен был бы попросить ее вылететь ближайшим рейсом…

— Слушай, тебе ровным счетом не придется ни о чем беспокоиться. Юристы урегулируют все сами. Разумеется, ты можешь поставить мне в вину супружескую неверность. Обычное дело, — развил свою мысль Алистер.

— Могу — что? — Неожиданно Джейн услышала себя как бы со стороны. — А, вот ты о чем… Что ж, Алистер, спасибо, — произнесла она с явной иронией. — Это так мило с твоей стороны! Какая честь: позволить мне обвинить тебя в неверности.

— Джейн, я что-то не пойму… Что с тобой?

— Со мной?! Я вне себя от твоего спокойствия.

— О чем ты? Так всегда бывает: женщина предъявляет претензии к мужчине, обычное дело. Но пойми, с точки зрения закона я ведь могу и у тебя спросить ответ за твое житье-бытье в Кембридже.

— Что ж, давай, Алистер, но как же быть с моральным правом? Если бы не твои шашни, мы по-прежнему бы жили вместе. Ты, может, уже позабыл?!

— Видишь ли, для разрыва брачных отношений требуется согласие двух сторон.

— Подонок! — рявкнула она.

— Слушай, Джейн, мне недосуг сейчас с тобой препираться.

— Ах вот как?! То я не слышу тебя месяцами, а то вдруг ты звонишь и с бухты-барахты заводишь разговор про развод.

— Во всяком случае, неплохо бы остаться цивилизованными людьми.

— Цивилизованными, говоришь?! — издевательским тоном переспросила она. Вся душа ее разрывалась на кусочки: она совершенно не хотела никакого развода, она любила Алистера! Но вместо этого Джейн заорала: — Ладно, делай все что хочешь, черт тебя побери!

— И сделаю! — рявкнул Алистер.

Нет, с часами все было в порядке. Теперь вот они опять шли, издавая при этом громкое тиканье. Чтобы в сердцах не вышвырнуть часы в окошко, Джейн торопливо спрятала их под подушку. Опять этот подонок ее достал! Он ведь отлично понимает, что именно Джейн сейчас испытывает! Она все изложила ему в последнем письме, на которое он, впрочем, и не удосужился ответить. Джейн в отчаянии пнула диван. Как же быть с ее гордостью, от которой, по сути, он камня на камне не оставил? Она уткнулась лицом в ладони. Если бы она не подняла чертову телефонную трубку, ничего бы этого не случилось… Слезы навернулись ей на глаза, и, чтобы не заплакать, она помотала головой. Нет уж, плакать она не станет! «Ну ничего, я еще покажу, покажу этому грязному подонку», — лихорадочно повторяла она про себя. Через полчаса слезы ручьем катились по ее щекам, однако то были слезы бессилия — Джейн никак не могла объяснить телефонистке, чего же она хочет. Услышав шелест шин, Джейн выскочила навстречу Гвидо.

— Гвидо, слава Богу, хоть вы приехали! Пожалуйста, помогите мне сделать телефонный заказ.

Гвидо ловко соединился и протянул Джейн телефонную трубку.

— Роберто?

— Контесса?!

— Мне ужасно вас не хватает. Я так соскучилась!

— Мне жаль, что вы так грустны.

— Роберто, могу я приехать в Рим?

— Конечно.

— Сегодня вечером?

— Вы решились?

— Да.

— В таком случае, любовь моя, разумеется, приезжайте.

Гвидо разузнал расписание поездов, он же снабдил Джейн деньгами. Перепрыгивая через несколько ступеней, Джейн взбежала по лестнице и лихорадочно принялась упаковывать чемоданы. Она отбирала лишь самое лучшее. Всю косметику с ночного столика она разом смахнула в косметичку. С тех пор как Джейн поселилась у Онор, никогда еще она не принимала душ, не приводила себя в порядок и не красилась с такой сверхъестественной скоростью. Гвидо отвез ее на станцию и по дороге неоднократно повторил обещание непременно позвонить принцу и сказать о том, когда именно Джейн прибудет в столицу.

Казалось, поезд едва ползет: в душе Джейн был такой сумбур, что не терпелось поскорее добраться до Рима. Пусть бы этот самый поезд на всех парах увез ее из прошлого! Но после стольких сомнений будет ли ей хорошо с Роберто? Какой по счету женщиной она для него окажется? Как ей отрешиться от тех принципов, которых она придерживалась всю жизнь? Нужно ведь еще будет научиться прятать свою любовь к другому мужчине, ту самую любовь, с которой Джейн прожила столько лет подряд. А вдруг Роберто поймет и в гневе выгонит ее… К счастью, переживания последних часов настолько измотали ее, что Джейн незаметно для себя уснула, — а когда проснулась, поезд уже подходил к вокзалу.

Она внимательно вглядывалась в лица встречающих. Может, Роберто передумал и не придет встретить…

— Джейн! — Он оказался совсем рядом, уверенно обнял ее, принялся покрывать ее лицо поцелуями — и как-то совершенно неожиданно Джейн превратилась в одну из многих пассажирок, такую же, как и все итальянцы.

— Я так соскучилась, Роберто, дорогой, — чистосердечно призналась она.

— Наконец-то вы назвали меня «дорогим», а то все время «Роберто» да «Роберто»… — Счастливо улыбаясь, он осторожно взял Джейн под руку, словно опасаясь, что иначе она как-нибудь незаметно улизнет от него. — Может, хотите, чтобы я снял вам комнату в отеле? А, Джейн?

— Нет.

— Вы уверены?

— Да, дорогой. Уверена. Я хочу сегодня же быть с тобой. Если, конечно, ты сам этого хочешь.

— Хочу ли я?! О, милая Джейн. — Он радостно рассмеялся. — Да, я очень тебя хочу, я ужасно хочу тебя!

Он ловко повел машину по оживленным улицам, умело лавируя в потоке автомобилей. Джейн никогда прежде не была в Риме, однако города она сейчас не видела: смотрела только на Роберто. В поезде ее донимал страх: казалось, что она едет исключительно из-за Алистера, из-за того, что тот отверг ее. Втайне Джейн была совершенно убеждена, что так оно и было. Но вот теперь, сидя возле Роберто, будучи в состоянии прикоснуться к нему, она не сомневалась, что Алистер был всего лишь звеном, благодаря которому она оказалась способной принять решение, которое давным-давно уже созрело у нее в душе. Именно так и следовало поступить много дней тому назад. Джейн провела рукой по щеке Роберто.

— Что такое? — спросил он, на мгновение отрывая взгляд от дороги.

— В каком смысле?

— Почему ты вдруг решилась приехать?

— Очень соскучилась. Поняла, чего именно хочу и как глупо вела себя до сих пор.

— И это все? Ничего более не произошло?

— Решительно ничего, — не моргнув глазом, ответила Джейн.

Глава 6

Все в жизни Роберто было раз и навсегда четко отлажено. Стальные ворота его римского дома бесшумно открылись, входная дверь гостеприимно распахнулась. В огромном, отделанном белым мрамором холле стоял ряд ливрейных лакеев в строгих черно-белых униформах с золотыми позументами.

К некоторому удивлению Джейн, он сразу же послал ее в отведенную комнату, попросив побыстрее переодеться, чтобы не опаздывать к ужину. Она так торопилась, что даже не успела оценить роскошный интерьер: не заметила висевшего на стене Мане, не обратила внимания на великолепное венецианское зеркало. Впрочем, не обратила внимания и на редкостное французское бюро, персидские ковры. Джейн мысленно выругала себя за то, что собиралась в такой спешке: вся одежда оказалась помятой, но еще более взъерошенной она почувствовала себя, когда возвратилась в холл и увидела безукоризненно одетого Роберто в вечернем костюме.

— Где поужинаем? Куда-нибудь, может, съездим?

— Давай. Я покажу одно место, там тебе непременно понравится. Прекрасный старинный монастырь, правда, Муссолини превратил его в ресторан.

— Мне хватило бы и небольшого перекуса, пары сандвичей. — Иначе говоря, ты несколько удивлена тем, что я не затащил тебя в постель немедленно, так, что ли?

— Ну… — Она почувствовала, как предательский румянец заливает лицо.

— Нет, дорогая, к такому я не привык. Все нужно делать не спеша, с толком, чувством, расстановкой. Не торопи удовольствие.

Ресторан оказался великолепным, как и обещал Роберто. Старинный и тем не менее со всеми удобствами. Из окон открывался вид на Тибр и замок Сан-Анжело: более романтический вид и представить было трудно. Во время ужина, чуть подавшись вперед, он рассказывал ей о самых различных вещах, ни разу, впрочем, не касаясь их отношений. Время от времени Роберто дотрагивался до ее руки, гладил по голове. И в продолжение всего вечера не угасала его соблазняющая улыбка. Однако Джейн почему-то почувствовала раздражение. Ей казалось, что она присутствует на церемонии привычного обольщения, — вроде той, через которую она однажды уже прошла на пляже белоснежного маленького отеля.

Время шло, а Роберто все говорил и говорил, как если бы они были просто старыми друзьями. У Джейн даже сомнение закралось в душу: может, она себе все придумала? Он ведь не зря спросил про номер отеля. Может, она недостаточно красива для него? Недостаточно хорошо одета?.. Может, Роберто нашел себе кого-то получше и этот ужин должен всего-навсего поставить Джейн на место? А может, она так затянула со своим окончательным решением, что он просто устал? Он неторопливо поглощал ужин и потому совершенно не был сейчас похож на нетерпеливого любовника. Но даже и после ужина Роберто не спешил, он заказал себе коньяка и принялся медленно его смаковать. Далеко за полночь они наконец вернулись домой.

Несмотря на позднее время, ритуал открытых ворот повторился. На сей раз Джейн заметила старика, привратника. В холле их уже поджидали слуги, чтобы взять у них с Роберто пальто, распахнуть двери.

— Интересно, а когда же они отдыхают? — шепотом спросила она.

— Когда я, тогда и они.

— А вот тот старик у ворот? Он давно бы уже должен лежать в постели, он такой дряхлый.

— Если бы я не заставлял Джованни работать, он давно уже был бы на том свете. Стоит мне предложить ему пораньше отправляться к себе, как он наверняка подумает, что я недоволен его работой. Я дарю ему жизнь, дорогая, неужели непонятно?

— Не знаю, не знаю… По мне, так это все — феодальные замашки, не более.

— Так оно и есть. Но все мои обязанности перед этими людьми, все мои расходы — тоже феодальные. Слуги обходятся мне в очень кругленькую сумму. Не понимаю только, отчего это мы с тобой постоянно обсуждаем положение слуг? — с некоторой гримасой поинтересовался Роберто.

— Потому что я об этом часто думаю.

— Думай лучше обо мне. Ладно? — Он с улыбкой пересек комнату, налил в бокал бренди. Джейн вовсе не хотелось сейчас пить: ее нервы были на пределе.

— Ну уж нет, — возразила она. — Ой!..

— В чем дело, дорогая моя?

— Моя сумочка! Я забыла ее в ресторане!

— Не переживай, с ней ровным счетом ничего не случится. Завтра утром я пошлю кого-нибудь, сумочку привезут в целости и сохранности. — Джейн нервно глотнула бренди. — Дорогая, да что с тобой? Вернут тебе сумочку, не переживай ты, ради Бога! — Удивленный столь явным ее переживанием, он улыбнулся. Джейн была в отчаянии: в сумочке лежала последняя порция марихуаны, которую она заначила у Тома. Раз уж она не могла обмануть Алистера, изображая любовный экстаз, то обмануть Роберто и вовсе не удастся. Почему бы ей не рассказать ему сейчас все напрямую?

Поставив ту же самую запись Малера, которую он прокручивал недавно во время ужина, Роберто подошел и сел напротив Джейн. Именно напротив, а вовсе не рядом, как ей бы хотелось. Уселся в кресло с бокалом бренди в руке и принялся изучать Джейн долгим, проникновенным взглядом, который одновременно пугал и возбуждал ее. Чувствуя, как взгляд Роберто скользит по ней, Джейн сидела словно зачарованная. Он долго смотрел на ее грудь, затем опустил взгляд ниже. Боже, хоть бы он заговорил; сама же она решительно не знала, что сказать.

— Дорогая, ты сейчас так напряжена. В чем дело?

— Это из-за тебя. Мне не вполне нравится твой взгляд.

— Извини, если так… А мне приятно любоваться тобой. Я так долго ждал, что сейчас было бы крайне неразумно торопиться. Разуйся, ложись поудобнее, вытяни ноги, расслабься…

Но, даже когда она последовала его совету, напряжение не исчезло.

— Нет, что-то не так. — Джейн поднялась и с отчаянием взглянула на Роберто. — Роберто, я… — Она осеклась на полуслове и покраснела, ненавидя себя за этот идиотский румянец. Он вопросительно посмотрел на нее. — Скажи, Роберто… нет ли у тебя, случайно, какой травки? — произнесла она сдавленным голосом и густо зарделась.

— Правильно ли я услышал это слово, контесса: «травки»?!

— Да, — подтвердила она.

— А зачем тебе травка?

— Чтобы немного расслабиться. Она хорошо расслабляет.

— Я понимаю, что расслабляет. Но вот голос у тебя какой-то странный. — Он подошел и сел рядом с Джейн, взял ее за руку. — Да, у меня есть какая-то травка, но мне сперва хотелось бы услышать, зачем вдруг она понадобилась?

— Ну, просто мне иногда нравится…

— Едва ли это единственная причина.

— Травка помогает мне.

— Помогает в чем? — Ответом было ее упорное молчание. Роберто взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. — Так в чем же?

— Я не хочу тебе объяснять. Разве нельзя просто дать — и ни о чем не спрашивать?

— Нет, дорогая. Мне вовсе не нравится этот твой отчаянный взгляд. Скажи мне, очень прошу.

— Ну, раз уж на то пошло, с травкой мне проще заниматься любовью.

— Но, дорогая, нам с тобой ничего такого не понадобится. Особенно сегодня.

— Ты не понимаешь! Пока не покурю, я не могу заниматься сексом.

— Дорогая… — протянул он, и в его голосе послышалась озабоченность: он увидел, как на глаза ее навернулись слезы. — Дорогая, не нужно так уж расстраиваться.

— Но все это именно так, — всхлипнула она. — Если чего-нибудь не принять, я не могу, в принципе не могу… И не желаю притворяться.

— Дорогая, тебе незачем притворяться, все равно меня не проведешь. Разве ты не поняла, что я очень чутко улавливаю все твои настроения? Как же, в таком случае, ты сможешь меня провести?

— Но это совсем другое дело. Я просто не хотела бы портить тебе удовольствие. Понимаешь, мне все нравится в начале и в самом конце, но вот в процессе я остаюсь совершенно холодной. — И она виновато улыбнулась.

— Дорогая, я научу тебя настоящему сексу. Со мной тебе не придется пользоваться стимуляторами. — С этими словами он принялся осторожно целовать ее лицо, шею, покусывать мочку уха. Джейн откинулась на спинку дивана. Через тончайший капрон чулок она почувствовала, как его теплые губы от лодыжек двинулись вверх, к коленям. Руки Роберто легли ей на бедра, так что Джейн невольно выгнулась. — Ну же, дорогая. — произнес он, взяв ее на руки, словно ребенка. На руках он и понес женщину вверх по лестнице.

Они оказались в другой комнате, посреди которой стояла огромная, позолоченная, с колонками по углам кровать. Большие свечи приглушенно освещали комнату. Роберто нежно уложил Джейн в постель. Открыв глаза, она увидела, что внутренняя часть полога выполнена в виде огромного зеркала: так она и лежала, как бы со стороны наблюдая за тем, как неторопливо Роберто раздевает ее. Чрезвычайно медленно он стащил чулки, осторожно снял платье. Затем чуть помедлил, наслаждаясь видом Джейн в тонком черном шелковом белье. Всякий раз он повторял, насколько она красива. Вот он обнажил ее полную грудь. Джейн очень хотелось, чтобы он прикоснулся, начал ласкать, однако Роберто предпочел упиваться взглядом. Точность всех его движений, чувственность, низкий и от этого очень сексуальный тон, каким он произносил ласковые слова, — все это обострило восприятие Джейн. Она совершенно не испытывала стыда; она полностью отдалась чувствам. Не отводя от нее взгляда, Роберто принялся раздеваться: в глазах его читалось страстное желание. Вот наконец он опустился рядом с Джейн: она подняла руки и начала ласкать его сильное мускулистое тело. Он придвинулся ближе, голос его сделался нежнее и тише: он говорил о том, как будет замечательно, сколько радости еще сулит им предстоящая ночь; говорил о том, что именно они будут делать. От звука его волнующего голоса, от явно звучавшей чувственности негромких слов ее желание превратилось в настоящую страсть, требующую незамедлительного удовлетворения. Джейн начала мотать головой из стороны в сторону, все ее тело ритмично вибрировало.

— Ну, пожалуйста, пожалуйста, дорогой мой… — услышала она свой голос. Роберто лишь нежно прикоснулся к ней. Продолжая нашептывать ласковые слова, он коснулся губами соска Джейн, и она совершенно неожиданно для себя вдруг испытала сильнейший оргазм. Затем расслабленно опустилась на подушки. Роберто привстал и мягко улыбнулся.

— Не смотри так! — потребовала она и спрятала лицо в подушку.

— Какая вы, однако, чувственная англичаночка. Ну как, все еще хотите травки? Для полного, так сказать, удовольствия, а? — Он благодушно рассмеялся.

— Роберто, да не смотри же ты так! Я стесняюсь!

— Неловко?! Чего же это тебе неловко, скажи на милость?

— Ты едва коснулся меня, и вот чем все это закончилось. Как же так?

— Многое в этом мире оказывается возможным, дорогая моя, очень многое. — Он склонился и крепко, страстно поцеловал Джейн в губы. Почувствовав его губы, руки и ощутив прикосновение чресел, она принялась умолять принца не тянуть более. Она прямо-таки стонала от страсти до тех самых пор, пока он наконец не овладел ею.

В эту ночь Джейн суждено было многое узнать об искусстве любви. Раньше она и не подозревала, что вообще можно так любить, что она в состоянии кончать раз за разом, как если бы тело ее превратилось в некий инструмент, полностью находящийся под контролем Роберто: чем больше она кончала, тем сильнее хотела вновь оказаться с Роберто. Вообще в эту ночь она сделалась совершенно ненасытной и прямо-таки упивалась этим мужчиной и его телом. Она узнала множество новых для себя позиций, причем каждая последующая была лучше предыдущей. В любви, оказывается, нет и не может быть места греху, отвращению, есть одно лишь удовольствие. Роберто делал с ней все, что хотел. Впрочем, и сама Джейн не стеснялась. Боже, как же много в ее душе от распутной женщины! Она впервые встретила человека, который с такой готовностью отдавал ей всего себя, все свои силы, свою страсть. Человека, который более всего хотел доставить удовольствие ей и сдерживал свои желания до такой степени, что в конечном итоге оказался совершенно измотанным.

Джейн проснулась от его поцелуя. Роберто стоял у постели. Он только что принял душ, побрился, оделся в чистейший шелковый халат. Рядом с ним стоял столик с кофе и круассанами.

— Завтрак, любовь моя?

— Я совершенно не голодна. — Джейн улыбнулась, с удовольствием потянулась, прикоснувшись щекой к мягкой кружевной наволочке.

Роберто понимающе улыбнулся:

— Значит, я как бы вылечил тебя?

— О, Роберто, ты был… Я вообще не подозревала, что можно так любить.

— Я же говорил, что ты слишком чиста и неопытна. И не сомневался, что твое тело еще не знало настоящей любви. А мы отлично подошли друг другу. Ты ведь не захочешь теперь со мной расстаться?

— Никогда. Впрочем, я бы и не смогла этого сделать. Чтобы вместо тебя оказался кто-нибудь другой?! Никогда, понимаешь? Никогда. Возможно, ты еще пожалеешь, но теперь я хочу быть всегда с тобой. — Она с удовольствием рассмеялась.

Они выпили кофе, съели все круассаны, затем заказали себе добавку. Джейн приняла ванну: долго лежала в воде с ароматизированной сладковатой солью. Роберто же сидел подле и говорил, говорил — безостановочно. Затем он вымыл ее, сам вытер, расчесал волосы, обрядил в кремовое белье.

— Ну вот, это и есть мой первый тебе подарок.

— Замечательно, Роберто!

Они вернулись в спальню. Постель была застелена свежим бельем.

— О Боже, взгляни! Кто-то прибрал за нами. Все простыни были в пятнах. Неловко как получилось…

— Вовсе нет. В этой стране занятия любовью — радость, пора бы тебе наконец понять это.

Весь день они не вылезали из постели, занимаясь любовью, болтая, веселясь.

— А разве у тебя нет никаких дел? — поинтересовалась она.

— Нет, — с улыбкой ответил он.

— Но мне показалось, что тебя вызвали по каким-то важным делам?

— Нет. Это была моя небольшая ложь. Я просто решил, что если неожиданно уеду, то, возможно, ты скорее примешь решение.

— Роберто, но это ведь сущее коварство!

— Именно, но это было единственное доступное мне средство. Тебе наверняка хорошо знакома пословица: «В любви и на войне все средства хороши».

Они приняли душ, переоделись. Роберто повез ее ужинать. Они с радостью насладились у «Фраскати» отличными винами, после чего возвратились в свою обширную, с зеркалом над головой, постель, которая как-то неожиданно превратилась для Джейн в центр вселенной.

На протяжении пяти дней все в точности повторялось. Джейн была преисполнена любви. Никогда ранее она не выглядела такой красивой, такой свободной и умиротворенной.

На шестой день он предложил ей переехать и жить у него. Тогда же они впервые поссорились.

Глава 7

— Ну так как? Ты согласна жить у меня?

Джейн оторвала взгляд от кофе, посмотрела на Роберто. Он лежал на постели, небрежно закуривая сигарету. Тональность, с которой он задал свой вопрос, показалась Джейн в точности такой же, как если бы он поинтересовался, намерена ли она поехать поужинать.

— Судя по твоему тону, мой ответ для тебя не важнее, чем если бы ты хотел узнать, буду ли я пить чай или кофе, — резко ответила она. Теперь уже Роберто с некоторым удивлением взглянул на Джейн.

— Прошу прощения?

— Ты отлично слышал, что я сказала! — рявкнула она.

— Слышать-то я слышал, но не пойму, отчего вдруг такой тон?

— Ты задал такой серьезный вопрос, вопрос, от которого во многом зависит вся моя жизнь, и тем не менее лежишь как ни в чем не бывало. Или ты уверен, что иначе как «да» мне и сказать нечего?!

— Джейн, что на тебя нашло? Ты с самого утра какая-то сварливая. — Он с улыбкой подался вперед, взял ее руку. Джейн сердито отстранилась. — Дорогая, пожалуйста… — Он несколько смутился. — Конечно же, ты права, это важный вопрос, важный для нас обоих. Но я задал его вполне продуманно, с чувством, а не просто так.

— Почему же тогда так прозвучало? Мы ведь говорим не о чем-то там постороннем, а о моей жизни.

— И моей тоже.

— Для меня это много важнее, чем для тебя. Потому что, единожды решившись, я могу распроститься c о своей былой репутацией.

— Любовь моя, я отлично понимаю, но ты будешь под надежной защитой. Мои друзья в состоянии понять. Что может быть естественнее, чем двое, которые хотят всегда быть вместе?

— А как насчет твоей семьи?

— Они воспримут как должное, что я хочу иметь… Что я намерен жить с женщиной, которую люблю всем сердцем.

— Хочу иметь — «любовницу». Именно это ты хотел сказать.

— Да, я хотел сказать «любовницу». Это старинное слово, вышедшее нынче из оборота, но именно так оно и есть. Мне тут ничто не кажется зазорным.

— Жаль, нет соответствующего слова для тебя. Жаль, что я не такая богатая, — в подобном случае ты мог бы сделаться моим жиголо. Тогда мы были бы квиты.

— Дорогая, напрасно ты так. Я предложил бы тебе и большее, окажись у меня такая возможность.

— Что бы, интересно, ты мне предложил? Жениться? Весьма сомнительно. — Она рассмеялась сухим, холодным смехом.

— Значит, ты не веришь, что если бы я мог, то непременно бы женился на тебе?

— В этом случае я получила бы развод… — тотчас сказала Джейн.

Роберто замолчал.

Джейн и сама, впрочем, не понимала, какой дьявол вдруг вселился в нее. С одной стороны, она радовалась, что Роберто все-таки предложил ей перебраться к нему. Однако с другой, была преисполнена гнева за то, что он вообще решился сделать подобное предложение. Впрочем, она нисколько не сомневалась, что, предложи он ей пожениться, она непременно отказала бы. Она понимала, что не в состоянии вынести те проблемы, которые неизбежно повлекло бы за собой подобного рода замужество. Ну, спрашивается, чего она вдруг так раскипятилась? Зачем затеяла весь этот ненужный разговор?!

— Или тут проблема «разведенной женщины в условиях католической страны»? — Роберто по-прежнему молчал. — Так или нет? — не унималась Джейн.

— Нет.

— А в чем же тогда проблема? — И на это он не ответил. — А, должно быть, в моем пролетарском прошлом. Я не достаточно хороша для твоей приличной семьи, так? Хоть бы что-нибудь сказал, а? — Голос ее звенел от злости.

— Джейн, все это весьма глупо звучит. Уж ты-то должна бы знать, что это совершенно невозможно. Боже, детка, в моем кругу есть семьи, которые не принимают у себя тех, кто не отмечен в «Готтском календаре». Можешь ли ты представить, что они подумают? Они не остановятся и перенесут подобное отношение и на наших детей. По сравнению с нашим кругом ваше английское общество очень даже либеральное.

— Ну а ты, разумеется, отмечен в «Готтском календаре»? — с ехидными интонациями поинтересовалась Джейн.

— Джейн, зачем ты… Пожалуйста, постарайся меня понять. Если бы я что-то мог изменить, я бы так и сделал. Но я всегда должен помнить о матери. Это убило бы ее.

— А разве для нее счастье сына ничего не значит?

— Она принадлежит совершенно к другому поколению. Для нее долг превыше счастья.

— Господи, архаика какая-то! Не могу спокойно слушать. Что же во мне такого ужасного?! Я не плохой человек, не вор, не какая-нибудь подзаборная сучка. Я всего-навсего хочу любить тебя. Почему же я должна признать себя человеком второго сорта?!

— Дорогая, все правильно, но мы с тобой не в состоянии изменить положение вещей. Общество раздавит нас, проглотит и выплюнет.

— Это все чертовски лицемерно. Ты спишь со мной, и меня принимают, но принимают только как любовницу. А вот если ты женишься на мне, тогда общество от нас отвернется.

— Джейн, Джейн… — Они сейчас сидели на постели, гневно глядя друг на друга. — Жаль, что слова мои так тебя задели. Мне казалось, ты и сама все понимаешь. Да, очень жаль, что я не в состоянии на тебе жениться, — однако это именно так, и обсуждать тут нечего. А в качестве любовницы ты будешь принята среди моих знакомых и друзей. Я обеспечу тебе защиту, что уже само по себе немало, а кроме того, подарю свою любовь. Это и без слов ясно.

— А что же будет, когда ты женишься?

— Я пока еще не думаю о женитьбе.

— Пока не думаешь, да. Но рано или поздно тебе подыщут какую-нибудь чистенькую школьницу. Что тогда будет со мной?

— О какой еще школьнице ты говоришь?!

— Ну, наверняка есть какая-нибудь девочка, на которой твоя семья уже остановила свой выбор. Чтобы, когда тебе стукнет полтинник, ты смог бы на ней жениться.

— Дорогая, и откуда ты набралась всего этого? Уверяю, никто никого для меня не подыскивает. — Он попытался рассмеяться, настолько забавной показалась ему эта мысль.

— Ничего смешного. Тогда ты бросишь меня, как ненужную вещь.

— Но ведь и ты сможешь меня бросить. Послушай, дорогая, я ведь не предлагаю тебе пожить до Рождества, а после убираться из моего дома. Я предлагаю долговременный вариант. Мы будем жить вместе до тех самых пор, пока не поймем, что далее не можем. И если такой день наступит, я обещаю, что буду помогать тебе до тех самых пор, пока ты не найдешь себе кого-нибудь еще. Если понадобится, даже до конца жизни. Это очень справедливое решение, ты не находишь?

— Я бы даже сказала — восхитительное. Настоящий пенсионный план. Остается только подписать и скрепить печатью.

— Слушай, ты сейчас договоришься!

— Но ты-то ведь уже вывел меня из себя! — В спальне воцарилась тяжелая тишина… — А любовницы? Как же насчет твоих любовниц?

— Никаких любовниц у меня не будет.

— Ни одной? — с явным недоумением в голосе переспросила она.

— Ни одной не будет, я человек чести. И если что-либо обещаю, можешь верить мне на слово! — выкрикнул он.

— Но это обойдется тебе в весьма кругленькую сумму, если ты решишься выселить всех своих любовниц и назначишь им пенсии.

— Джейн, поверь, я спал с сотнями разных женщин, у меня никогда не было в этом недостатка. Но ни с одной из них я не жил — в прямом смысле этого слова. Ты первая получаешь от меня такое предложение. Если ты не хочешь жить вместе со мной, так и скажи. Но не нужно продолжать этот отвратительный разговор. Я ведь люблю тебя, Джейн.

— Легко сказать!

— Но я по крайней мере говорю это! Ты-то ведь ни разу не сказала, что любишь меня. — Он перестал сдерживаться. — Ты-то меня любишь? — Она по-прежнему молчала. — Я, кажется, спросил тебя, Джейн? Ты меня любишь? Ответь мне!

— Нет, я тебя не люблю, увы… — ответила она тоном наглой девчонки.

— Я тебе не верю. Без любви мы ни за что не смогли бы проделать такое.

— Ты так легко произносишь это слово. Должно быть, у тебя богатая практика. Но только в моем лексиконе «любить» — это очень важное слово.

— Странно, что в твоем ограниченном лексиконе вообще есть подобное слово!

— У меня не было таких, как у тебя, возможностей учиться, так что нечего ехидничать. — Слезы навернулись ей на глаза. Сегодня утром она проснулась такой счастливой! Однако, начав этот разговор, Джейн уже не могла остановиться.

— Что ж, прими мои извинения. Не следовало бы мне, конечно, так говорить. Простишь? — Он взял ее руки, поднес к губам, осторожно поцеловал. Она сквозь слезы глядела на Роберто. — О, дорогая, это настолько глупо — затевать подобные разговоры! Не успели мы насладиться своим счастьем, как рискуем уничтожить его, уничтожить без остатка. — Он поцеловал ее в губы, и Джейн, в свою очередь, ответила на его поцелуй. — Ну так как же, любишь ты Меня?

— Роберто, мы только что помирились, не будем начинать вновь.

— Если ты меня не любишь, то хоть соври. Или так уж необходимо делать мне больно?

— Нельзя заставить, чтобы тебя полюбили. Любовь — она или есть, или ее нет.

— Но у нас все есть. Чего же в таком случае нам недостает? Я хочу, чтобы ты мне объяснила, — не унимался Роберто.

— Я предпочла бы не говорить об этом.

— Но я хочу услышать! Скажи мне, Джейн.

— Я люблю только одного человека — собственного мужа. Я сказала об этом, как только мы познакомились. И ничего с тех самых пор не переменилось. Я всегда знала, что однолюб. К тебе же я отношусь исключительно хорошо, но вряд ли это любовь.

— Чушь, совершеннейшую чушь городишь! — Он так взглянул на Джейн, словно хотел взять ее за плечи и так встряхнуть, чтобы из нее вылетела глупость.

— Ты сам настоял.

— Жестокая ты женщина, Джейн. Ты придумала себе невесть что и своими фантазиями умудрилась сделать мне больно. И своей неумной ложью, между прочим, рискуешь разрушить все самое хорошее, что у нас есть.

— Это вовсе не ложь. Я действительно люблю его, — крикнула она.

Роберто тотчас же отвесил ей пощечину, затем ухватил ее за волосы и сильно встряхнул.

— Сучка маленькая! Как ты смеешь говорить мне о том, что любишь другого?! Я даю тебе все, а он практически ничего! Этот кретин не сумел даже доставить тебе элементарное наслаждение!

— Это моя вина, — взвизгнула Джейн. — И никогда, слышишь, никогда не смей больше прикасаться ко мне!

— Дура! Слушай же хорошенько! Ты влюблена в фантом, в собственные мечты, разве ты сама не понимаешь?! Это лишь воспоминания о первой любви. Но воспоминания — это еще не любовь! — Он кричал во весь голос, а Джейн перестала сдерживаться, и у нее по щекам теперь катились слезы. Роберто продолжал: — Ты боишься расстаться с собственными воспоминаниями. Ты вообще жизни боишься! Именно поэтому ты так долго раздумывала, прежде чем прийти ко мне. Но только не заблуждайся, пожалуйста: то, что ты к нему испытываешь, — это вовсе не любовь! Меня, меня — вот кого ты любишь! Понятно?! — И он с силой отбросил ее на постель.

Джейн всхлипывала, лежа на постели, Роберто ходил по спальне из угла в угол. Его злость все никак не утихала. Зачем он вообще спросил ее?! Теперь решительно все было безнадежно испорчено. Былого не воротишь. Принц вдруг подошел, уселся рядом:

— Джейн, извини меня. Я не должен был так себя вести. Но я вышел из себя, потому что боюсь тебя потерять. Ты, наверное, думаешь, что я этакий плейбой, что всего лишь хочу позабавиться с тобой, да? О, если бы ты только могла понять, дорогая, насколько ты мне нужна! Мне совершенно необходима твоя любовь! А теперь я словно потерял тебя.

Джейн, вся в слезах, протянула к нему руки.

— Роберто, я вовсе не хочу ссориться. Конечно, я хочу жить с тобой, без тебя я уже и не смогу. Всему виной моя гипертрофированная чувствительность. Ты, разумеется, прав: женитьба для нас — немыслимый вариант. Я и сама понимаю, что мне не справиться с отверженностью, которую некогда мать Алистера и его друзья продемонстрировали мне в полной мере. И я понимаю, что ты хотел защитить меня. Правда, правда. Прости меня.

Они очень нежно занялись любовью, а после лежали на постели и глядели вверх, на собственные отражения в большом зеркале. Роберто повернул голову к Джейн.

— Ты полюбишь меня, — прошептал он. — Я тебе обещаю.

— Да, дорогой, — ответила она и улыбнулась.

— И мы будем жить, как если бы были мужем и женой. А когда все пройдет, расстанемся с достоинством, как и подобает приличным людям.

— А может, мы и вовсе не расстанемся?

— Может быть. В этом случае, любимая, я женюсь на тебе, когда мне стукнет семьдесят. И пошли они все к чертям! — с улыбкой сказал он.

Они не спешили покидать Рим. Сейчас в городе почти не было никого из друзей и знакомых Роберто: все разъехались, кто в горы, кто на море. В Риме остались одни только иностранные туристы. Роберто с Джейн с удовольствием гуляли по городу вместе с толпами приезжих: он показывал ей любимые уголки столицы, крошечные, расположенные вдали от туристических маршрутов церкви, маленькие площади с работающими фонтанчиками. А потом водил Джейн в рестораны, где в компании всего лишь нескольких посетителей можно было сидеть часами и наслаждаться болтовней о всякой чепухе. Только упрямый ребенок из детства без любви отказывался поверить, будто нынешняя Джейн может полюбить Роберто, но все, кто видел их, особенно когда они гуляли, взявшись за руки и пожирая друг друга горящими взглядами, не сомневались в ее любви.

В замке Роберто задолго до этого был назначен званый ужин, который немыслимо было отменить. Посему в один прекрасный день им пришлось возвратиться.

— А, вот и вы, наконец! Ума не приложу, что это вынудило вас в такую жару торчать посреди раскаленного Рима? — не без ехидства поинтересовалась Онор, лицо ее, впрочем, светилось радостью.

— Мы влюбились друг в друга, — без обиняков ответил Роберто.

— Дорогие мои, это ведь так замечательно! — Онор от полноты чувств даже в ладоши захлопала. — По этому случаю и шампанского не грех глотнуть. — Она кликнула Гвидо и распорядилась насчет выпивки. — Ну а теперь рассказывайте.

— Я вернулась, чтобы забрать свои вещи, Онор, если, конечно, вы не против. Я переезжаю к Роберто.

— С чего бы мне быть против? Ты последовала моему совету.

— Я хочу, чтобы она перебралась немедленно, вдруг, чего доброго, еще передумает, — пояснил Роберто.

— Думаешь, может передумать?

— О, если бы ты только знала, как непросто было убедить ее!

— Да, она отличается редкостным упрямством, — со сдержанным смешком призналась Онор.

— Да еще и гордая.

— Вот-вот. Эта самая гордость когда-нибудь и погубит ее, — тотчас же согласилась Онор.

— А не могли бы вы прекратить обсуждать меня в моем собственном присутствии, а? — с улыбкой спросила Джейн. — Онор, писем за это время не было?

— Лежат на моем бюро.

Кроме письма из банка были еще три. Перво-наперво она вскрыла письмо от сына. Читая, Джейн не могла сдержать ликования: сын хотел ее навестить!

— Он всегда такой стеснительный со мной, — удивилась она. — Вот уж не думала, что он сам захочет приехать. У меня только и есть от него, что эти смешные письма! Роберто, можно будет ему сюда приехать?

— Разумеется, дорогая. Он — единственный мужчина из твоего прошлого, против приезда которого я не возражаю.

Онор при этом быстро перевела взгляд с Роберто на Джейн.

— О, жалость-то какая… — произнесла Джейн, вскрыв другое письмо.

— Что такое? — поинтересовалась Онор.

— Мэй, помнишь такую? Моя замечательная служанка из Респрина, потом она переехала со мной в Лондон. Оказывается, Мэй развелась с мужем. Вернулась в Респрин, чувствует себя очень несчастной. Вот если бы можно было устроить ее как-нибудь ко мне? Как бы я хотела помочь ей…

— Напиши и спроси, согласна ли она прислуживать, если при этом ей придется разъезжать по свету?

— Роберто?!

— Дорогая, разумеется, тебе понадобится служанка. Надеюсь, она вполне тебя устроит.

— О, она лучшая, кого я только знаю! Но, Роберто, я не могу позволить себе такую роскошь.

— Дурочка, это ведь я буду платить ей жалованье!

— Роберто! — Она подбежала к нему, обняла. — Я так тебе признательна, Роберто! Огромное спасибо.

Роберто и Онор только улыбались, наблюдая за тем, как Джейн раскрывает последнее из полученных писем. Улыбка тотчас сошла с ее губ, она нахмурилась.

— Не могу поверить… — произнесла Джейн, мгновенно побледнев. Некоторое время она сидела совершенно неподвижно. — Вот дерьмо!

— Что случилось, Джейн? — взволнованно воскликнула Онор.

— Письмо от юриста. Алистер обвиняет меня в супружеской измене с Роберто и на этом основании хочет получить развод. — Она повертела конверт в руках. — Письмо отправлено через несколько дней после того, как я выехала в Рим. Удивительно… Как он узнал?! Кто ему сообщил? А ведь он говорил, что я сама могу обвинить его в супружеской неверности. Я сказала тогда, что у меня никого нет. Интересно, каким же образом он разузнал?!

— Когда именно ты ему говорила? — резко спросил Роберто.

— В тот самый день, когда выехала в Рим, — простодушно ответила Джейн.

— Значит, в тот день ты разговаривала с мужем?

— Да, Роберто.

— Теперь понятно, — сказал он, и лицо его исказила гримаса злости.

— Погоди, Роберто, ты не так понял. Дело вовсе не в этом… Разговор с ним не имел решительно никакого значения.

— Слушайте, о чем вы говорите? Видимо, кто-то из его знакомых увидел вас вместе и рассказал Алистеру. Здесь сейчас столько всяких людей.

— Не суть важно, как именно он узнал. Мне это совершенно безразлично. Я ведь говорю о лжи и передергивании, Онор. Вот я о чем! — Роберто при этом холодно посмотрел на Джейн.

— Роберто?! — возмущенно воскликнула та.

— Слушай, Джейн, если уж ты решилась, то давай, упаковывай вещи. У меня полно дел дома, — скомандовал он.

Воспользовавшись этим предлогом, она поспешила к себе в комнату, предоставив Онор возможность извиниться за поведение собственного племянника. Возвратившись, Джейн подошла к Роберто и поцеловала его в щеку.

— Извини, дорогой, что из-за меня у тебя столько проблем.

— Я вовсе не против того, что тебя обвиняют в связи со мной. Проблема совершенно не в этом.

Они покинули виллу. Напоследок Онор посоветовала Джейн незамедлительно связаться с адвокатом. В замок возвращались молча. Роберто вцепился в руль со свирепым выражением на лице. Он, как всегда, гнал автомобиль, однако сейчас Джейн и слова вымолвить не смела. Конечно, ей следовало бы давным-давно рассказать ему про звонок Алистера. Должно быть, Роберто предупредил прислугу: для Джейн были приготовлены комнаты. Из всех спален, где ей когда-либо доводилось отдыхать, эта комната была, пожалуй, самая восхитительная. Джейн уселась возле туалетного столика и уставилась в окно. Потрясающий вид — долина, горы, заходящее солнце. Прямо дух захватывало! Джейн огляделась по сторонам: стены спальни были увешаны картинами. Надо же, как подчас бывает в жизни: сидя в этой роскошной комнате, Джейн едва могла припомнить крошечную спаленку своего детства. Тут, в другой стране, в этом вот замке, рядом с Роберто, воспоминания более не принадлежали Джейн. Прошлое превратилось во что-то сродни мечте и более не соотносилось с настоящим.

Глава 8

— Ну как, тебе понравились твои комнаты?

Джейн даже вздрогнула от неожиданности: в дверях, закамуфлированных под массивные гобелены, стоял Роберто. Служанка, приводившая в порядок одежду Джейн, тотчас бесшумно удалилась.

— Не слышала, как ты вошел. — Джейн нервно прыснула. С тех пор, как завершилась их молчаливая поездка, и вплоть до этого вот момента она не видела Роберто. То есть часа четыре кряду. Сегодня Джейн напрасно ожидала его. — Я успела без тебя соскучиться, — прямодушно сказала она.

— Дела, дела.

Она немного успокоилась: возможно, он задержался именно в связи с делами?

— Ну так как, нравятся тебе твои комнаты?

— Дорогой, все просто изумительно. Я никогда прежде не жила в подобной роскоши. — Она опять нервно засмеялась. — Я имею в виду и гардеробную, и ванную… А эта комната такая большая, что прямо балы можно устраивать! — Она почему-то слышала себя как бы со стороны. — Скажи, а вон там, это что же, подлинный Гоген?

— Да, подлинный.

— Отличная картина, — только и произнесла Джейн.

Роберто подошел к ее туалетному столику, открыл шкатулку с драгоценностями.

— Откуда столько украшений?

— Жемчуг подарила Онор, а остальное — подарки моего мужа.

— Я бы предпочел, чтобы ты не называла этого человека мужем, он не достоин этого. — Роберто вытащил все украшения, бросил колкий взгляд. — И не хотел бы, чтобы ты надевала что-то еще, кроме подарка Онор. Понимаешь?

Джейн согласно кивнула, хотя и не поняла.

— Я куплю тебе все что пожелаешь. Не хочу, чтобы при мне ты носила подарки другого мужчины. — Холодность взгляда сопровождалась холодностью тона. — Ну и коли уж мы об этом заговорили, я не хочу, чтобы ты общалась с этим человеком иначе как через адвоката. В случае, если он будет звонить или пришлет письмо, немедленно скажи мне. Я дал соответствующие распоряжения прислуге. Изволь и ты подчиняться. Считай, что это приказ, Джейн.

— Но…

— Никаких «но». Либо ты принимаешь эти условия, либо собираешь вещи и возвращаешься к тетке.

— Дорогой, пожалуйста, не сердись. Я понимаю, что мне сразу же следовало бы все рассказать тебе о звонке… Я так бы и сделала, но как-то позабыла… Уже одно это доказывает, сколь не важно все это было для меня… — Она чувствовала, что Роберто прекрасно улавливает ложь в ее словах.

— К сожалению, Джейн, теперь не суждено узнать правду. — Не в силах смотреть ему в глаза, она поникла головой. Нет, унижаться перед ним она не намерена… Тишина сделалась гнетущей.

— Скажи, устраивает ли тебя прислуга, пока твоя собственная служанка не прибудет из Англии? — Джейн была приятно удивлена переменой темы разговора и тона.

— Отличная прислуга, спасибо. Представь, мы уже как-то общаемся: рисунки, мимика — все идет в ход. — На сей раз Джейн удалось рассмеяться вполне естественно.

— Тебе нужно выучить итальянский.

— Разумеется. Я уже знаю несколько слов, но…

— Я найду тебе хорошего преподавателя.

— Хватило бы учебника или лингафонного курса. Я буду стесняться преподавателя.

— Джейн, ты очень странный человек. В некоторых случаях наворачиваешь одно на другое, но иногда — совершеннейшее дитя. — И он нежно погладил ее по голове. Затем подошел к шкафу, распахнул створки красного дерева и принялся изучать гардероб Джейн. — Мы непременно пополним шкаф всем необходимым, это будет для нас своего рода развлечением, — объявил наконец Роберто. Казалось, его недавняя холодность исчезла без следа. Взяв Джейн за руку, он повел ее в небольшую гостиную, где они ужинали в самый первый раз. Она уже поняла, что ее и его комнаты занимают совершенно особую часть замка: тут имелся как бы дом в доме, совсем как в Респрине, с той лишь разницей, что в замке Роберто было значительно просторнее и роскошнее. За ужином они обсуждали предстоящую вечеринку.

— Я бы хотела чем-то помочь, например, заказать угощение, цветы…

— Господи, зачем тебе всем этим заниматься?! Прислуга у меня прекрасно знает, что нужно делать.

— Но, может, мне следует, в таком случае, заняться чем-то еще?

— И слушать об этом не желаю. Чтобы моя дражайшая женщина забивала себе голову подобными проблемами?! — Роберто весьма удивился, чувствовалось, что ее побудительных мотивов он понять не в состоянии.

— Но что же, в таком случае, мне целыми днями делать?!

— Быть моей любимой.

— Это, конечно, очень приятно, но, Роберто, не могу же я всю оставшуюся жизнь только и делать, что наряжаться да прихорашиваться. Я опять сойду с ума.

— Это как — опять? — поймал он ее на слове. Джейн залилась краской, опустила глаза. — Знаешь, Джейн, это, конечно, прекрасно, что всякий раз, когда ты оказываешься в затруднительном положении, ты начинаешь изучать свои прекрасные руки. — Она подняла голову и увидела, что Роберто мягко улыбается. — Ну так что там еще? Опять хотела что-то утаить, да?

— Да, но лишь потому, что ужасно стесняюсь.

— Я полагаю, речь идет о твоей болезни? Но стыдиться болезней совершенно незачем!

— Должно быть, это у меня еще с детства… такое отношение к психическим расстройствам.

— Бедняжка… Наверное, это было ужасно?

— Да, жутковато. — И с явным облегчением Джейн выложила ему то, что однажды пережила.

— И после всего этого ты еще утверждаешь, что любишь его?!

— Да.

— Странные вы существа, женщины, — только и нашелся что сказать Роберто.

— Ну, как бы то ни было, — она тряхнула головой, — а вопрос остается в открытым: что мне делать целыми днями?

— Я же сказал: ухаживать за собой.

— Что, весь день?! Я не могу заниматься этим целыми днями.

— А вот моя мать всю жизнь только этим и занималась. Да еще иногда благотворительностью.

— Не уверена, что в Италии привечают любовниц, которые занимаются благотворительностью, — усмехнулась она. — Придется найти себе какое-нибудь хобби. Может, начать рисовать? Когда я училась в школе, мне очень нравилось.

— Займешься итальянским языком. Ты будешь так занята, что на меня времени не останется, — подначил он.

После ужина они насладились коньяком, затем прогулялись по террасе. Наконец Роберто объявил, что пора спать. Джейн с радостью согласилась. Он поцеловал Джейн в щеку и затем вышел через дверь, скрытую рисунком настенного гобелена. Джейн быстренько приготовилась ко сну, уселась на огромной постели и принялась ждать. Роберто все не приходил. Джейн уже истомилась в ожидании: вспомнив римские ночи, она вдруг неимоверно возбудилась. Книга ее решительно не интересовала. В конце концов Джейн заснула с книгой в руке.

Неожиданно комната наполнилась дневным светом. Джейн проснулась: у постели стояли Роберто и какая-то пожилая женщина с подносом в руках.

— Доброе утро, Джейн, вот твой завтрак.

— Но я ненавижу завтракать в постели!

— В Риме ты это любила.

— Там все было иначе, там ты был рядом.

— У меня уйма дел, я с шести утра уже на ногах. Сейчас девять. То, что происходило в Риме, было для меня своего рода каникулами.

— В таком случае я тоже буду подниматься в шесть утра.

— Ради Бога, что ты?! Леди должна завтракать в своей спальне.

— А я не хочу. Я ненавижу есть в постели!

— Значит, придется привыкнуть. Едва ли мы сможем часто завтракать вместе.

— Какой ты строгий, Роберто, — пошутила она.

— Я просто учу тебя правильно вести себя в моем доме, — Джейн с удивлением уловила жесткие нотки в голосе Роберто. Это несколько насторожило ее.

— Вчера ты не захотел спать со мной, — капризным тоном протянула она.

— Да. Теперь у нас с тобой начинается совершенно новая жизнь. У тебя свои комнаты, у меня — свои. Когда захочу тебя, я непременно приду. Прошлой ночью я тебя не хотел, — холодно бросил он. На ее лице застыла неловкая улыбка. А Роберто, не обращая внимания на вытянувшееся лицо Джейн, продолжил: — Сегодня нужно подготовиться к вечеринке. Как я уже сказал, тебе ничего не придется делать по хозяйству. До вечера мы не увидимся — дела. Так что прими мои извинения. Но увы, без этого тоже подчас не обойтись. — Голос стал мягче, Роберто поцеловал ее и вышел из комнаты.

Потягивая утренний чай, Джейн размышляла. Почему только что нежный любовник в следующую секунду делался холодным? Эта холодность весьма расстраивала женщину.

Остаток дня Джейн бесцельно бродила по залам и комнатам замка. Мимо нее шмыгала разнообразная прислуга, занятая своими делами. Женщина, занимавшаяся расстановкой букетов, резко отстранилась, едва только Джейн попыталась помочь. Куда бы Джейн ни направлялась, прислуга исподволь наблюдала за ней, и несколько раз у нее за спиной раздавался сдержанный смех. Устав от собственной неприкаянности, женщина покинула замок, спустилась по холму и оказалась в городке. Из-за приспущенных штор, из открытых дверей местные жители бросали на нее осторожные любопытные взгляды. Вслед ей шептались и подчас, не таясь, хихикали. Джейн сердилась, повторяя себе вновь, что должна сдерживаться, не тешить свой характер. Тут не Англия, и это не начало семидесятых годов: здесь — Италия, страна, неподвластная времени. Вряд ли можно было ожидать тотального понимания со стороны всех этих людей. Для них она была всего лишь содержанкой, не более того. И потому следует быть спокойной и выдержанной, чтобы тебя уважали. Жарища стояла невыносимая. Полуденное солнце обрушивало на голову Джейн свои горячие лучи, так что вскоре она почувствовала некоторую дурноту и слабость. Она поспешила вернуться в замок, не без труда, справляясь с головокружением, нашла свои комнаты. Не было сил и желания выяснять, где будет подан обед. Джейн легла на постель, пытаясь отдышаться. Она отчетливо поняла, что, если намерена тут и дальше оставаться, ей необходимо что-то придумать, как-то занять себя, иначе от вынужденного безделья она буквально рехнется. Нужно настоять на своем праве хоть что-то делать по дому, иначе она вечно будет чувствовать себя временной жительницей, гостьей.

Прогулка и переживания настолько утомили Джейн, что она незаметно задремала. Проснулась женщина от звука шагов улыбавшейся служанки, — ожидала, когда можно будет помочь Джейн принарядиться для выхода к гостям.

По мере того как прибывали гости и вечеринка набирала темп, Джейн все более забывала дневные переживания. Роберто был исключительно внимателен и обаятелен, как и в тот первый вечер, когда они познакомились. Он не отходил от нее, всякий раз старался взять Джейн за руку, гладил ее по голове, по щеке, с гордостью представлял друзьям. Примерно в час ночи он сказал, что Джейн, должно быть, устала и ей лучше отправляться к себе. Она попыталась было возразить, однако он настоял — проводил в спальню и нежно поцеловал в щеку. Лежа в темноте, она слышала отдаленную музыку — и вся душа ее стремилась туда, где гости и веселье. Напрягая слух, Джейн ждала: вдруг да послышатся шаги Роберто, вдруг да он придет за ней! Уже и первые лучи нового дня проникли в окошко спальни, а музыка все еще гремела, все еще веселились гости. Устав от ожидания, Джейн наконец уснула.

Дни проходили чередой удивительно однообразно. Она писала бесконечные письма — Джеймсу, Зое, Сандре, Онор. Она много читала, хотя и без всякого удовольствия, часами просиживала у окна. Понемногу к ней возвращалось ужасное ощущение одиночества и покинутости.

С Роберто они ходили в гости, в рестораны, иногда ужинали дома, — и всякий раз он неизменно бывал добр и внимателен к ней. Каждую ночь Джейн ждала Роберто, всматриваясь в темноте в абрис малозаметной двери, жаждая, чтобы она распахнулась, и злясь, что этого не происходит. Как-то раз Джейн не выдержала и попыталась открыть дверь — но тут же стало ясно, что со стороны ее спальни нет даже ручки: то была тайная дверь, снабженная секретным механизмом. Джейн провела рукой по гобелену в надежде отыскать тайную пружину или скрытой замок. В отчаянии она принялась колотить по ней кулаками, рассчитывая, что Роберто услышит и придет на шум. Впрочем, она не представляла, где он сейчас, как далеко его собственные комнаты и вообще куда именно ведет эта самая дверь. Джейн так долго плакала, что устала и заснула, свернувшись калачиком под дверью. Утром Роберто тут ее и обнаружил: он нежно взял ее на руки, перенес на постель, однако ничего не сказал.

Внутри у Джейн все переворачивалось от боли и столь откровенного небрежения, — однако мало-помалу она начала злиться. И это его пресловутая защита?! По мере того как недели сменяли одна другую, Джейн начала все более опасаться очередного нервного срыва. Предпосылки уже были налицо: Джейн потеряла аппетит и чуть ли не насильно впихивала в себя каждый кусок. Она, кроме того, сделалась рассеянной, а концентрация внимания требовала больших усилий. Стало трудно улыбаться, трудно разговаривать с людьми. Более всего ей хотелось пребывать в одиночестве. Она чувствовала, как медленно умирают ее душа и сердце. А Роберто в ответ лишь улыбался: от этой улыбки Джейн оттаивала, ей казалось, что все худшее уже позади.

Однажды вечером, через месяц после того, как она переехала в замок, после прекрасного ужина с Роберто, когда он, как обычно, оставил ее одну, Джейн уселась за туалетный столик и принялась рассеянно расчесывать волосы. Она вдруг вспомнила, как спокойно ей было в больнице: целый год длился ее в общем-то безмятежный покой, — ни тебе забот, ни ответственности. И при этом все вокруг были исключительно милы. Почему же сейчас она не в состоянии изгнать из собственного сознания все то, что расстраивает ее? Ведь заставила же она себя позабыть лицо Алистера? Хотя, если уж начистоту, это было не самое худшее время в ее жизни, право… Расческа шлепнулась на туалетный столик, Джейн с ужасом уставилась на свое отражение. О черт! Надо же, она уже жалеет о том времени!.. Нужно уезжать, немедленно уезжать отсюда! Ей вредно далее оставаться здесь! Она совершенно не могла постигнуть той игры, в которую столь упоительно играл с ней Роберто. Каковы бы ни были мотивы, с его стороны то была весьма грубая и жестокая игра. Хватит, с нее довольно, она и без того уже перенесла столько, что не каждому человеку под силу вынести… Со все возрастающей паникой она начала думать, что Роберто специально желает разрушить ее психику. В таком случае, это вовсе не безобидные игры, а что-то вроде кары. Борясь с истерикой, Джейн схватила один из своих чемоданов и начала как попало скидывать туда одежду. Она немедленно отправляется к Онор, завтра же утром поедет к ней… Слава Богу, что Онор живет неподалеку!.. Всхлипывая, Джейн смела все свои пузырьки, бутылочки, флакончики.

— Ну, чем это занимается моя маленькая? — При этих словах стеклянная бутылочка с духами выскочила из рук Джейн и покатилась по полу. Спальня сразу же наполнилась сильным ароматом. — Ничего страшного, я куплю тебе новый флакон. — Роберто мягко улыбнулся.

— Роберто, — с усилием выдохнула она и всхлипнула. — Я не хочу оставлять тебя!

— В таком случае оставайся, дорогая. — Он взял ее на руки, перенес на постель. Джейн со страстью вцепилась в него: она была в отчаянии, она находилась на пороге сумасшествия. Они занялись любовью — и очень скоро принц довел ее до оргазма. Слезы сами собой хлынули из глаз Джейн.

Теперь они отдыхали в объятиях друг друга.

— Но почему, Роберто?

— Хотел, чтобы ты возненавидела меня.

— О, Роберто, я не могу тебя ненавидеть. Ты пугаешь и огорчаешь меня, но ненавидеть тебя… Никогда.

— Я подумал, что, возненавидев, ты уйдешь.

— Но почему?! Или ты хочешь, чтобы я ушла?

— Господи, нет, конечно!

— В таком случае, зачем же?!

— Каждое утро я просыпался с мыслью, что пойду к тебе и скажу, чтобы ты уезжала, вообще уходила из моей жизни. Но всякий раз, когда ты открывала свои восхитительные глаза, когда улыбалась мне, я совершенно терялся… А потом всякую ночь я из угла в угол ходил в своей спальне, борясь с непреодолимым желанием войти к тебе, взять тебя. Словом, всякую ночь я хотел сказать, чтобы ты уходила, а потом опять наступало утро… замкнутый порочный круг какой-то. Я ведь уже говорил, что ты — колдунья. — Он улыбнулся и, взяв в руку прядь волос Джейн, поцеловал их.

Джейн напряженно смотрела на Роберто.

— Роберто, дорогой, я совершенно не понимаю! Мы так много значим друг для друга, и тем не менее ты заставил меня пройти через все это… Столько ужасных недель!

— Ты солгала, рассказывая мне о причинах приезда в Рим.

— А что было бы, выложи я тогда все начистоту? Захотел бы ты меня тогда? Я не знала, что и придумать.

— Но я-то был уверен, что ты приехала именно ко мне. А потом выяснилось, что ты просто-напросто таким вот способом убегала от бывшего мужа… — Он горько усмехнулся. — Каково же мне было ощущать, что ты просто использовала меня, чтобы забыться.

— Но пойми, дорогой, в ту ночь у меня был совершеннейший сумбур в голове. Как же я могла быть с тобой совершенно откровенна, если я ничего не понимала. Я ведь тоже сначала подумала, что именно он — настоящая причина, побудившая меня приехать к тебе. Но потом пришла к выводу, что он, собственно говоря, лишь подтолкнул меня к принятию решения, которое давно уже созрело в моей душе.

— Как же я могу быть в этом уверен?

— Мое слово тому порукой.

— Будешь ли ты впредь знать истину, когда говоришь неправду? Вообще, можно ли знать правду, если лжешь? Но как бы то ни было, а мне так и не удалось разлюбить тебя. — Роберто улыбнулся. — Для меня это явилось большим потрясением. Поначалу я даже не мог поверить: я, Роберто Виллициано, — неприступный, умный, любимый женщинами — и вдруг влюблен! Поначалу я ничего не понял, да и как мне было понять, если ничего подобного со мной прежде не случалось. Мне казалось, что ты всего лишь очередное увлечение, однако всякий раз я так отчаянно хотел тебя, что все прочие женщины перестали для меня существовать. Ты сделала меня чрезвычайно уязвимым, это наполнило мою душу страхом. Как раз именно поэтому я и захотел, чтобы ты ушла из моей жизни. Мне показалось, что наши отношения приведут к большим бедам. — Он мрачно уставился в пространство. — И кроме всего прочего, ты еще так спокойно заявила, что все еще любишь его. Мне сразу же захотелось умереть, но сначала я хотел убить тебя.

— Роберто, послушай. — Она взяла его руки в свои. — Я думаю, что у меня появилась совсем другая, совершенно особенная любовь.

— Это ты говоришь, чтобы ободрить меня.

— Нет, дорогой, вовсе не поэтому. Я стараюсь быть объективной. Боже, ведь когда мы с Алистером поженились, мы были сущими детьми. Мы вместе росли, многое вместе испытали. Я не могу так вот вдруг разлюбить его, хотя вряд ли та моя любовь — любовь взрослой женщины. Но нельзя же так вот, в один момент, отринуть свое прошлое!

— Если бы я был уверен, что так оно все и есть… Если бы… — Роберто просительно посмотрел па Джейн. Она подалась вперед, коснулась сосками его груди. Роберто поцеловал ее, крепко сжал в своих объятиях. Они предались сладостным мгновениям любви, и, достигнув кульминации, Джейн вдруг закричала: «Я люблю тебя, Роберто!»

Роберто зарыдал от радости. Этот сильный, уверенный в себе мужчина сейчас плакал в ее объятиях. Она прижимала его, как ребенка, и верила, что любит именно его.

— Роберто, какой же я была дурой! Мы ведь могли потерять все это.

Глава 9

Ее долгие однообразные дни канули в прошлое. Теперь они с Роберто практически не расставались. Джейн всюду сопровождала его: часами сидела в машине, пока Роберто подолгу разговаривал с крестьянами. Счастьем была уже сама возможность находиться рядом с ним. Местные крестьяне отнеслись к ней очень дружелюбно. Никто более не пялился на нее, не кривился, видя их с Роберто вместе. Роберто всегда теперь старался обедать с Джейн, и чай они пили вдвоем. Только вот завтракали порознь. Каждое утро Роберто по-прежнему будил Джейн, служанка с подносом в руках неизменно демонстрировала свою беззубую улыбку.

Виллициано совершенно изменил ее. Теперь для Джейн сделалось очень важным хорошо выглядеть в его глазах. Она постоянно наблюдала за собой со стороны, наслаждаясь собственной женственностью. Чем чаще он занимался с ней любовью, тем более Джейн тянуло к нему. Она готова была принять его всегда, в любой час дня и ночи.

Единственный день, который Джейн не любила, — это воскресенье. Она терпеть не могла почти безостановочные звоны, доносившиеся снизу, со стороны городка. Эти заунывные звоны как нельзя лучше подходили к общему настроению, потому как по воскресеньям Роберто уезжал к матери, и хотя на сей счет ничего не было сказано, Джейн предусмотрительно не заводила речь о том, может ли она поехать с ним. Старая принцесса, давно уже разменявшая девятый десяток, жила на другом конце долины в другом замке.

— И сколько же всего у вас замков? Сколько замков необходимо вашей семье? — как-то поинтересовалась она у Роберто.

— Слишком много, — ответил он. — Поверь, они прямо-таки разоряют меня. Они — как каменные любовницы.

Иногда в гости приезжала Онор. Правда, приезжала очень редко, ибо не любила покидать виллу и своих друзей. А Роберто и слышать не хотел о том, чтобы Джейн ездила к Онор без него. И потому воскресенья оказывались самыми неприятными для Джейн днями. С десяти утра и часов до десяти вечера она вынуждена была терпеливо дожидаться его возвращения. Несколько раз Роберто приезжал в замок с какими-то своими кузенами, никогда, однако, не привозя к себе кузин: Джейн сделала вывод, что, наверное, кузинам не полагалось видеть таких порочных, как она, женщин. Иногда Джейн заходилась от злости, но нередко даже радовалась этому. В любом случае, она успокаивала себя тем, что воскресенье — всего лишь один из семи дней недели.

Она подолгу изучала замок, понимая, что ей известна лишь небольшая часть всех его помещений и переходов. Тут не было смешения стилей, которые так приятно радовали глаз в Респрине или Драмлоке, и нельзя было, как там, увидеть рядом современную безделицу и старинную мебель. Всякий предмет, всякое украшение, всякая скульптура располагались тут так, чтобы лучше подчеркнуть их красоту. Все здесь стояло на строго определенных местах. Во всех домах Роберто царила какая-то особенная тишина, слуги двигались бесшумно, подобно церковным служкам, и потому Джейн нередко вздрагивала. Иногда у нее возникало ощущение, будто она живет в волшебном подводном замке. Эту иллюзию создавали жалюзи и ставни на окнах. От ветра жалюзи тихо вибрировали: в каждой комнате и каждой зале с солнечными лучами боролись, как со смертельным врагом. В замках жило поразительное эхо. Джейн чувствовала даже некоторую неловкость оттого, что нарушала вековую тишину, и потому нередко ходила буквально на цыпочках. А случалось, что, к своему вящему изумлению, слуги замечали ее с туфлями в руках: она двигалась столь же бесшумно, как и они, особенно в галерее.

Роберто оказался прав: ее помощь совершенно не требовалась. Слуги наверняка были бы возмущены и рассержены попытками помочь им.

Впрочем, отношение Роберто к прислуге Джейн находила несколько странным. Он, казалось, никогда с ними не разговаривал, однако все они отлично знали, чего именно в каждый конкретный момент он хочет, и было бы неверно утверждать, будто он игнорировал слуг, как некие предметы интерьера. Слуги, впрочем, вместо предполагаемого Джейн отвращения к хозяину испытывали к нему чувство, похожее на восхищение и преклонение.

Джейн получила письмо от Алистера.

— Хочешь прочитать? — спросила она у Роберто. — Наверное, речь идет о приезде Джеймса. — Она криво усмехнулась, протягивая письмо.

— Прочитай вслух, — с улыбкой сказал Роберто.

Не успела Джейн пробежать глазами первые строчки, как залилась слезами.

— Он против того, чтобы Джеймс погостил у нас, — недоуменно произнесла она. — Послушай: «Я специально разговаривал с адвокатами. Мне сказали, что место, где ты нынче проживаешь, не вполне подходит для ребенка такого нежного, как у Джеймса, возраста».

— Вот как?! — Роберто разгневанно вскочил.

— Но и это еще не все. «До тех пор, покуда ты не уберешь этого жиголо, с которым в настоящее время предпочитаешь сожительствовать, боюсь, Джейн, тебе вообще не будет позволено видеться с Джеймсом. Мне очень жаль, однако я обязан думать о благополучии мальчика. А мои адвокаты уверили меня, что я волен поступать именно так…» Роберто, да что же это такое?! — Она в ужасе посмотрела на него, однако наткнулась на добродушную улыбку. — Что же, черт побери, в этом смешного? Как смеешь ты вообще смеяться, когда я так несчастна?! — набросилась она на Роберто.

— Дорогая, прости, я улыбнулся при мысли о том, что кто-то считает меня жиголо. Правда, очень забавно! Но ты, разумеется, совершенно права. Смеяться вовсе не над чем. Этот твой Алистер — судя по всему, весьма надменный человек. — Роберто обнял Джейн. — К тому же злой. И за то, что он доставил тебе столько страданий, я никогда его не прощу. Что ж, дорогая, теперь наш с тобой черед проконсультироваться у адвокатов.

— Это бесполезно. Наверняка все они будут говорить примерно одно и то же.

— Он просит тебя заплатить огромную цену. Я бы даже понял, если бы ты ради сына покинула меня. Понял бы и простил, разумеется.

— Но я не оставлю тебя, Роберто. — Ее голос звучал очень твердо. — Это все равно ни к чему не приведет, он сумеет найти какой-нибудь иной предлог, а если не сам, то его долбанная мамаша. Не сомневаюсь, это ее рук дело.

— В таком случае, он, должно быть, очень слабый мужчина, если позволяет матери крутить и вертеть им.

— Он не слабый, но его мамаша — очень сильный человек, в этом все дело. От этой карги даже черт убежит. — Джейн усмехнулась, успев подумать о том, что ей пока что не приходится выбирать между матерью Алистера и матерью Роберто, за что следует непременно благодарить судьбу.

— В таком случае, все это означает лишь его попытки вернуть тебя.

— Чтобы Алистер захотел меня вернуть?! Ну уж чего-чего, а этого у него наверняка и в мыслях нет.

Однако в тот день она не поехала с Роберто, а дождавшись его отъезда, возвратилась к себе в комнату. Она думала о том, какой жестокой и несправедливой бывает подчас судьба. Или ей поверить в то, что Алистер живет как монах в своем Респрине и что у него не было никаких связей? Вряд ли. Но так вот огульно порочить ее — как это мерзко с его стороны! Пожалуй, теперь английский суд и близко не подпустит ее к собственному ребенку. И ведь не далее как год назад Алистер умолял ее вернуться… И ведь он не из мстительных, равно как не назовешь его и чистоплюем: наверняка все это — результат происков старой карги, которая все еще никак не успокоится, все интригует против Джейн. Наверняка она боится, что если ее внук будет часто видеться с матерью, то он переймет многое из того, что составляло сущность Джейн до замужества, многое из того простого, ненаносного, что было так ненавистно Бланш. Покинуть Роберто? Но чего она этим достигнет?.. Ответ очевиден: у нее началась бы скучная жизнь одинокой женщины, тогда как сына ей удавалось бы видеть не чаще раза в месяц. Может, позднее, когда отношения с Роберто сделаются более устойчивыми, войдут в свою колею, может, тогда Джейн сможет уезжать на несколько дней и встречаться с сыном? Это единственное, на что она реально могла рассчитывать.

В течение нескольких дней она была подавлена — и ободрилась только после того, как приехала Мэй. Роберто предложил выслать за ней автомобиль, но когда Джейн настояла на своем желании съездить в аэропорт, он не стал спорить, лишь пожал плечами. Он недоуменно наблюдал, как при встрече женщины обнялись и из глаз у них ручьем потекли слезы.

— Мэй — это не просто служанка, Роберто, это моя хорошая подруга, — попыталась объяснить Джейн, однако сей аргумент остался для принца выше его понимания.

Чувствуя себя вполне счастливой, Джейн с удовольствием слушала новости про Респрин: кто родился, кто умер, кто против кого затеял свару.

— И ты вышла замуж, Мэй?

— Да, глупо, конечно. Я говорила, что никогда не выйду замуж, нечего было и пытаться. А когда вышла, этот человек принялся действовать мне на нервы: от него жутко пахло, и он чудовищно храпел.

— А кем был твой муж?

— Новый дворецкий, Феликс. Да, он казался мне вполне симпатичным, но его носки… Боже, хоть святых выноси.

— Ну, едва ли это достаточное основание для развода, Мэй — с улыбкой произнесла Джейн.

— Во-первых, незачем мне было вообще выходить за него, должно быть, всему виной одиночество. Респрин совершенно изменился с тех пор, как вы уехали, и когда я вернулась, то для меня нашлось всего лишь место обыкновенной горничной. Честно скажу, мне это совершенно не понравилось: другие служанки насмехались надо мной. И все потому, что в отличие от них я узнала другую жизнь. И вот в это самое время подвернулся Феликс, сделал предложение, ну я и согласилась. Рожа у него сразу сделалась такой довольной, что как-то даже язык не повернулся сказать, мол, извини, я передумала…

— О, Мэй…

— Его светлость был очень добр к нам, исключительно добр, выделил нам хорошенький коттедж неподалеку от самой фермы. Но вскоре мне осточертело заниматься своим хозяйством, а Феликс был против того, чтобы я опять работала в имении. Ну, а кроме того, он пил… Ну и… — Она вопросительно посмотрела на Джейн, как бы раздумывая, продолжать ли ей. — Ну, в общем, я не выдержала: он вел себя как животное.

— Извини, Мэй…

— А чего ж тут извиняться? Я сама во всем и виновата. Матушка, бывало, говаривала: «Всегда прислушивайся к своему внутреннему голосу». А я не прислушалась, и вот что получилось. Ну, словом, у нас получился вполне современный романчик: пару лет прожили вместе — и разбежались.

— Жаль, что ты так и не познала истинную радость любви, — сочувственно произнесла Джейн.

Мэй безразлично пожала плечами.

— Ну а у вас, насколько понимаю, все в полном порядке: обосновались на новом месте, он — принц, у него — свой собственный замок, да? Никаких тебе туристов, которые целыми днями только и делают, что ходят по имению и глазеют.

— К сожалению, Мэй, тут действительно нет никаких туристов, хотя я была бы не против.

— Я никогда не могла понять вашего отношения к этим ротозеям. По мне, так их на порог пускать не надо: только грязь да мусор после них.

— Мэй, ты говоришь совсем как старуха Апнор, — возразила Джейн.

— А когда вы намерены пожениться? Когда развод получите, да?

— Я вовсе не намерена выходить замуж, Мэй.

— А почему бы нет?

— Потому что все очень усложнится. Тем более что я уже считаюсь разведенкой. Ну и кроме того — мое прошлое… — И Джейн прищелкнула пальцами, как это делают итальянцы.

— А он любит вас?

— О да, конечно! — Джейн улыбнулась.

— В таком случае я совершенно ничего не понимаю. Лорд Апнор не позволил обществу воспрепятствовать вашему тогдашнему браку. Что же это за принц, если позволяет себе так поступать с вами? — рассерженно спросила служанка.

— Мэй, не стоит об этом. Тем более что я согласна с ним и не намерена проходить через все эти социальные препятствия по второму разу. Нам с ним и так хорошо, мы очень счастливы.

— Но мне все это вовсе не по нраву. Вы — и вдруг чья-то любовница! Это не дело, поверьте.

— На дворе семидесятые, Мэй. Все существенно переменилось.

— Многое, но далеко не все. А каковы гарантии, хотела бы я знать? И потом, если уж времена так изменились, как вы говорите, почему же этот человек не сделает то, что должен сделать на его месте всякий порядочный мужчина?

Ее логика была железной. Джейн решила прекратить этот спор.

— Мэй, поговорим об этом как-нибудь в другой раз, ладно? Я его люблю, он любит меня. И уж лучше жить с ним на нынешних условиях, чем остаться без него. Разве непонятно?

— Он кажется очень милым человеком. Наверняка джентльмен. И у него очень красивые глаза и этот его голос… У меня от него мурашки по коже… — Мэй захихикала. Более ситуацию они не обсуждали.

Джейн принялась со всей присущей ей серьезностью изучать итальянский язык. Каждый день к ней приходила молодая женщина, и в течение двух часов они занимались. Джейн демонстрировала весьма неплохие результаты, правда, отчасти из желания обрадовать Роберто.

Как-то принц уехал на весь день, и Джейн воспользовалась этим, чтобы подольше поработать в кабинете. На беду, в авторучке закончилась паста, и Джейн открыла ящик стола, надеясь найти какую-нибудь другую ручку. Ее внимание привлекла коробка, наполненная рулонами кинопленки. Любительские фильмы! Потрясающе! Она нажала кнопку, и стеллаж раскрылся, за полками оказался укрепленный на стене экран. Еще одна кнопка — и появился кинопроектор. Джейн ловко заправила пленку: она часто видела, как это проделывает Роберто, который терпеть не мог ходить в местный кинотеатр и получал новые фильмы из Рима. Затем уселась в большое кожаное кресло, навела фокус.

На экране появилась постель, молоденькая девушка. Девушка принялась раздеваться. У Джейн глаза на лоб вылезли: оказывается, она заправила порнографический фильм! Она никогда прежде не видела ничего подобного — и потому у нее даже захватило дух. Появился какой-то мужчина, принялся ласкать девушку, повернув лицо к камере. Роберто! Джейн завороженно наблюдала, как руки его гладят грудь девушки… С перекошенным от ужаса лицом Джейн вскочила и выключила проектор. Она глазам своим не могла поверить: отвратительно, чудовищно, — но во всем этом было и что-то еще… «Боже правый!» — воскликнула она, сообразив, что эти экзерсисы происходили на постели в его римском доме. Той самой, на которой они столько раз занимались любовью! На постели с зеркалом над головой…

Роберто вернулся только поздно вечером. Весь день Джейн места себе не находила: все никак не могла решить, сказать ли ему о найденном фильме или сделать вид, будто ничего не произошло. После ужина Роберто с Джейн перебрались в гостиную.

— Ты сегодня какая-то подозрительно притихшая. Что-то случилось?

— Нет, ничего.

— А мне представляется, что случилось. Ну, расскажи, какая там еще у тебя проблема?

Роберто улыбался своей мягкой улыбкой, а перед глазами Джейн стояли руки, ласкающие девушку.

— Я обнаружила кинопленки, — выдавила она наконец.

— Понятно.

— А я вот не могу понять!

— Может, не стоило рыться в чужих ящиках?

— Я не рылась. Я ручку хотела найти. Тем более что ты сам разрешил мне работать в той комнате.

— Правильно. Глупец, нужно было убрать оттуда коробку.

— Конечно. Это отвратительно… — Роберто ничего ей не ответил. — Я имею в виду, как вообще ты мог?! Это ужасно, низко, омерзительно…

— В таком случае зачем же ты смотрела?

— Я посмотрела только начало. Потом поняла, что на экране ты — и тотчас выключила.

— Ах вот оно что… Дело, стало быть, вовсе не в том, что это порнографический фильм, а в том, что ты увидела на экране именно меня. И это так тебя разволновало?

Она предпочла не отвечать.

— А все остальные пленки — там тоже такое, да?

— Да.

— Да ты извращенец! — крикнула она ему в лицо.

— Все было отснято до нашего с тобой знакомства. И потому я не понимаю, что тебя так беспокоит?

— Не понимаешь? Еще бы не беспокоило, если ты, оказывается, такой развратник!

— Ну ладно, допустим, ты права. Но ведь это — старая романтическая история: распутный герой преображается благодаря женской любви, — ровным голосом произнес Роберто.

— Ты что, издеваешься?! Да как ты смеешь?! У меня внутри все переворачивается от злости и отвращения!

— Джейн, успокойся, ради Бога. Позволь, я тебе объясню. Я совершенно не намерен извиняться за то, что отснял эти фильмы. Я лишь сожалею, что ты их обнаружила. Хотя твою любознательность и следовало бы направить в иное русло.

— Не намерен извиняться?! — недоуменно повторила она.

— Помолчи минутку, дай сказать, — одернул ее он. Джейн отвалилась на спинку кресла, по-прежнему пребывая в ярости. — Я тогда был совершенно другим человеком, поскольку с такими суммами добиваться побед над женщинами было сравнительно несложно. Лет в двадцать я уже очень неплохо разбирался в любви. Когда же перевалило за тридцать пять, секс мне смертельно надоел. Ничего более меня не возбуждало, а эти фильмы были всего лишь капризом, но в итоге они же мне и помогли. Я приходил в экстаз при одной только мысли о том, что все мои действия фиксируются кинокамерой. Вот, собственно, как все было… Физическое совокупление, ничего больше. — Он еще налил себе коньяка. Несмотря на гнев, Джейн внимательно слушала каждое его слово, а Роберто меж тем продолжал: — Надеюсь, ты многого обо мне никогда не узнаешь. Я, в общем, наломал дров. Главным образом от отчаяния. Но затем произошло чудо — я встретил тебя. Заниматься с тобой любовью стало для меня настоящим счастьем, ты разбудила меня, воскресила физически. А уж о духовном и говорить не приходится. Ты подарила мне достойную, высокую любовь… Не знаю, сможешь ли ты понять… Я стал, по сути, совершенно иным человеком.

— Ну отчего же, что-то я непременно пойму, — с явным сомнением в голосе произнесла она. — Но видеть тебя рядом с другой… Я бы убила ее, не раздумывая!

— Бедняжка ты моя… Ты простишь меня?

— Прощу, если ты согласишься уничтожить фильмы.

— Сейчас же. — Роберто быстро вышел из комнаты, вернулся с виноватой улыбкой. — Все, сжег все до единой пленки.

— Роберто, я вот что подумала… Та постель, где все это происходило… Где была камера?

— Над зеркалом.

— И?..

— Да, дорогая, тебя тоже. Один-единственный раз.

Она уткнулась лицом в ладони.

— Роберто, как ты посмел?!

— Могу лишь извиниться.

— Обещай, что непременно избавишься от этой кровати!

— Обещаю.

К его крайнему изумлению, Джейн настояла на том, чтобы он подставил ей стул: она влезла и тщательно изучила полог своей постели — нет ли там какой спрятанной кинокамеры? Позднее, когда они лежали рядом, Джейн спросила у Роберто:

— Скажи, а в этой вот постели ты был с другими?

Он нежно поцеловал ее.

— Нет, моя сладкая. Только с тобой.

Удовлетворенная его ответом, Джейн почти тотчас уснула.

Глава 10

Лето подошло к концу. Они уже три недели жили в Риме. Роберто сдержал свое слово, и постель с зеркальным пологом куда-то исчезла. Но все равно, Джейн не могла расслабиться до тех самых пор, пока они не переместились в другую комнату. Впрочем, она почему-то не чувствовала себя счастливой в этом доме, тут присутствовала какая-то странная аура. Поначалу Джейн не обращала внимания, но теперь постоянно испытывала на себе ее воздействие. Ей захотелось назад, в замок.

И когда Роберто объявил, что они едут в Париж, счастью Джейн не было предела. Мэй также обрадовалась этой новости. До приезда в Италию она выезжала из Респрина разве что в Лондон, а теперь перед ней открывался целый мир.

У Роберто была большая, уютно обставленная квартира в Пасси, с французской прислугой. Жаль, что итальянский Джейн во Франции совершенно не годился.

— Я слышу смех у себя за спиной, — пожаловалась она Роберто.

— Дорогая, ты слишком мнительна. Да и какая, в конце концов, разница? Это всего лишь слуги. А кроме того, французы вообще смеются над всяким, кто плохо изъясняется на их родном языке.

— Ты так странно говоришь о прислуге! Иногда мне кажется, что высокомерию твоему нет предела! — Джейн коротко усмехнулась. — Но в случае с французами ты скорее всего прав. Здешняя экономка — жуткая, судя по всему, стерва.

— Если так, я выгоню ее.

— Роберто… Господи, совершенно не хочу, чтобы кого-нибудь выгоняли из-за меня. Чтобы кто-то остался без работы, — потерянно сказала она.

— Не хочет потерять работу, пусть научится вести себя соответственно.

На следующее утро несколько виновато, хотя и не без облегчения, Джейн обнаружила, что стервы экономки нигде более не видно. Вся остальная прислуга начала относиться к Джейн с гораздо большим уважением. Квартира совершенно не понравилась Мэй. Ей так хорошо было в Италии, ей нравилась итальянская кухня, да и кроме того, она там подружилась с какими-то итальянцами. Во Франции Мэй жаловалась на отвратительный водопровод, ей не нравилась вода, не нравилась квартира, не нравился запах чеснока. Французскую кухню она прямо-таки возненавидела, считая, что многочисленные соусы нужны французам, чтобы не чувствовать запах тухлых продуктов. Мэй соглашалась употреблять разве что яйца-пашот, да и то из-за них охотно и часто шпыняла молоденького надменного француза-повара, который терпеть не мог, когда она приходила на кухню.

— Он только и умеет, что обливать все на свете своим вонючим соусом, — жаловалась Мэй. Но поскольку по-французски Джейн разговаривала отвратительно, то Роберто приходилось восстанавливать мир и спокойствие на кухне, причем нельзя сказать, что роль миротворца была ему очень уж по душе.

— Это первый случай в моей жизни, когда я пришел на кухню, и ничего в этом хорошего нет. Я не намерен вникать в те проблемы, которые столь охотно создает твоя служанка, — заявил он Джейн.

— Я еще и итальянского-то не выучила, — обиженно произнесла Мэй.

Компромисс был достигнут благодаря новому эконому, знавшему английский. Эконом был сама учтивость и сумел установить с ней вполне дружеские отношения. Тут уж для Джейн наступили сравнительно легкие времена.

Роберто чрезвычайно серьезно занялся пересмотром гардероба Джейн.

— Каждый мужчина должен одевать свою даму, — сказал он ей как-то. — Если это дело предоставить исключительно самим женщинам, они такого накупят, что сам черт потом не разберет.

— Благодарю тебя, — откликнулась она. — Непременно передам Онор.

— Онор — женщина уникальная, она вовсе не похожа на остальных. У Онор врожденный вкус.

— Но, Роберто, собственно говоря, мне больше не нужно нарядов. Онор уже позаботилась.

— Не забывай, что на носу зима. И тебе понадобится зимний гардероб. Кроме всего прочего, тебе нужны стильные вещи. Обо мне станут судить по тому, как ты одета.

Его мальчишеское высокомерие позабавило Джейн. Она, однако, разрешила Роберто поводить ее по салонам известных кутюрье. Он приходил в салон, усаживался перед подиумом и начинал критически оценивать наряды, которые ему демонстрировали. Затем останавливал свой выбор на чем-нибудь одном и переходил к другому виду одежды. И ни разу не позволил Джейн высказать свое мнение, несмотря на то что она порывалась.

— Роберто, мне нравится как раз то платье. — И Джейн с завистью глядела на оборчатую вышитую ткань платья английского покроя.

— Дорогая, это — совершенно не твой стиль. Это платье хорошо для какой-нибудь инженю. В нем ты будешь выглядеть неподобающе.

Vendeur[9] кивнул, заранее согласный со всем, что говорит Роберто.

Эти самые продавцы салонов приводили Джейн в тихий ужас. И не потому, что были грубы или не оказывали ей подобающего почтения, а потому, что были до такой степени вышколены, так изящно одеты, что, как бы Джейн ни готовилась к очередному походу в салон, как бы тщательно ни наряжалась, при виде безукоризненно одетых продавщиц и продавцов, при взгляде на идеальный макияж и безупречные прически она чувствовала себя дремучей провинциалкой. На юбках продавщиц не было ни единой складочки, обувь никогда не была грязной.

— Почему я не в состоянии выглядеть как все они? — поинтересовалась как-то Джейн у Роберто.

— Ты будешь даже лучше. Дело времени. Пройдет еще немного времени, и ты всему научишься. Только старайся запоминать, как они двигаются, как сидят. Они ведь постоянно видят себя со стороны, всегда знают, какое именно впечатление производят на окружающих. Они носят одежду — а не наоборот, они не боятся даже самых шикарных нарядов.

— Но я ведь не могу дефилировать так же, как они?! Иначе я сделаюсь всеобщим посмешищем. Да мне это и не нужно.

— Конечно. Другое дело, что тебе следует научиться у них, как подавать себя, чтобы все видели: ты гордишься собственной красотой. Тогда ты научишься и ходить соответствующим образом, и. наряды будут сидеть на тебе как подобает.

— Но я вовсе не считаю себя красивой.

— Прекрати и не нарывайся на комплименты.

Однако именно так оно и было. Джейн и в самом деле не понимала, насколько была красива. Ей хотелось бы быть кудрявой блондинкой, высокой и статной, а не маленькой и чернявой. Она не осознавала того, что в глазах Роберто ее невысокий рост придавал ей совершенно особенную прелесть. Еще одним сильным качеством являлось полнейшее отсутствие самонадеянности.

Попытка выглядеть максимально эффектно всегда давалась ей с огромным трудом. Мэй при этом все время приходилось что-то гладить, стирать, укладывать прическу Джейн, делать маникюр. Много времени отнимало общение с массажистками и косметичками. Роберто и слышать не хотел о том, чтобы Джейн ходила в салоны сама, и потому салоны приезжали к ней на дом. Перед каким-нибудь мероприятием, будь то прием или обед, специально приглашаемый визажист делал Джейн макияж: в таких случаях требовался высокий профессионализм, что-то сродни искусству. Джейн как-то сказала, что подчас чувствует себя огромной Барби, которую Роберто купил себе для развлечения.

Ей казалось, что после бурной деятельности, к какой она привыкла ранее, нынешний образ жизни вызовет у нее отвращение — однако, к ее собственному изумлению, ей даже нравилось это. Нравились красивые наряды, нравилось всеобщее внимание, нравилось, что многие люди, желая угодить, стояли на ушах. Ей нравилось, что Роберто гордится ею. Чтобы угодить ему, она делала возможное и невозможное. Она даже научилась ходить совсем по-другому, правда, с помощью пышнотелой, жуткого вида женщины, которая специально для этого была приглашена. Внешне Джейн существенно переменилась: она более не была напуганной девчонкой, которая некогда с замиранием сердца впервые переступила порог «Маркса и Спенсера», тушуясь под взглядами неприступных продавщиц отдела готового платья. Джейн сделалась гораздо увереннее в себе — и вовсе не потому, что отлично выглядела, а потому, что чувствовала любовь Роберто.

Они вернулись в Италию к началу охотничьего сезона, однако остановились не в замке, а в охотничьем домике Роберто. Ландшафт напомнил Джейн Драмлок, хотя сам дом был куда комфортабельнее. Поскольку Роберто не хотел, чтобы Джейн ходила на охоту, она могла днями напролет лежать с книгой в руках или, например, приводить себя в порядок, дожидаясь его возвращения. Роберто устраивал многолюдные ужины и в каждом доме держал полный набор опытных и знающих слуг. Всеми приготовлениями руководил мажордом, он отлично знал, где и как именно лучше всего разместить гостей, где и как их лучше рассадить за обеденным столом, что подать из угощений. А Джейн занималась только собой. С каждым разом она чувствовала себя все увереннее среди приятелей Роберто, вела себя как настоящая хозяйка. Роберто на это и надеялся.

Они вдвоем затем побывали в Вест-Индии. На яхте какого-то приятеля-американца они доплыли до Явы. Джейн была без ума от красот Бали. И куда бы ни заносила их судьба, всюду бывали новые знакомства, новые впечатления.

Друзья Роберто относились к ней с должным уважением. С ними Джейн чувствовала себя легко и непринужденно: они не демонстрировали своего социального превосходства, не смотрели на нее свысока. Тут существовали совсем иные критерии: мужчина непременно должен быть богатым, удачливым и веселым, женщина — красивой, умной и умеющей вести беседу. Прежде ей казалось, что друзья Роберто будут непременно пустыми и праздными людьми, что ей будет невыносимо скучно в их присутствии. Действительность рассеяла все ее страхи. Женщины почти сплошь оказались начитанными, прекрасно разбирались в живописи, музыке. В Англии умных и начитанных женщин считали не вполне женственными, их обходили стороной, здесь же подобных ценили. Рядом с приятельницами Роберто Джейн чувствовала себя необразованной деревенщиной. И теперь, после того как она научилась подобающе одеваться и должным образом держать себя на людях, пришло время учиться, пополнять свои знания.

Джейн казалось, что за ними повсюду будут следовать неуемные репортеры, однако никто даже не пытался нарушить их мирную жизнь. Роберто с Джейн не ходили в ночные клубы, не посещали премьеры: они устраивали ужин у себя, ходили на вечеринки к приятелям Роберто, иногда отдыхали на яхтах его друзей.

Большинство приятелей Роберто, как и он сам, были людьми весьма состоятельными: имели собственную недвижимость, вкладывали деньги в промышленность, много и охотно путешествовали. Со стороны могло показаться, что члены одного и того же закрытого клуба перемещаются из страны в страну, с курорта на курорт. Оказалось, что у приятелей Роберто любовниц тоже хватало, правда, выяснилось, что из всех любовниц она была едва ли не самой счастливой: Роберто любил ее, их отношения отличались постоянством. В этом кругу считалось совершенно нормальным, когда на неделе все любезничают с чьей-нибудь любовницей, а буквально на следующий же день мило общаются с его законной женой. Когда среди женщин оказывались сплошь одни лишь законные супруги, Джейн испытывала некое подобие гордости: значит, сама она занимает в жизни Роберто куда более важное место, чем просто любовница.

Мир преобразился, сделался очень тесным, компактным, даже маленьким. Приятели Роберто садились в самолеты так же просто, как другие садятся в автобус: они с удивительной легкостью перелетали с континента на континент только ради того, чтобы попасть на какую-то вечеринку. У них было все самое лучшее, самое модное, дорогостоящее. Золото в этом кругу было тяжелее и сверкало куда ярче, грязи и вовсе не существовало, как не существовало немодных и безобразных вещей. Если о нищете тут что-то и знали, то лишь очень поверхностно.

В эти дни, раздумывая об Алистере, Джейн приходила к выводу, что ее нынешняя жизнь похожа на жизнь с ним не больше, чем детство на жизнь в Респрине. Джейн превратилась в элегантную даму, которая могла позволить себе практически любую роскошь, любое удовольствие.

Прошел год, и снова Джейн с Роберто оказались в Италии. От Алистера не было никаких известий. Впрочем, Джейн почти уже забыла о разводе, эта процедура теперь для нее не имела никакого значения. Первым о планах Алистера узнал Роберто — у него даже лицо потемнело от гнева.

— Он возбудил против меня дело в итальянском суде: обвиняет в том, что я, дескать, увел его жену, тем самым разрушив его семью. Надо же, какой он, оказывается, джентльмен, твой разлюбезный муженек! — Роберто заметался по комнате, размахивая бумагами, полученными от своего юриста.

— Даже не верится! Ведь ты вовсе не соблазнял меня, не умыкал. Тогда я вообще еще тебя не знала!

— Вот именно!

— И что же ты намерен делать?

— Придушить бы гада, да и дело с концом.

Были многочисленные звонки, перелет в Англию — и вот, наконец, Джейн сидит в офисе адвоката Алистера. Комната, казалось, битком набита людьми: тут были адвокат Джейн и ее помощник, адвокат и помощник Алистера, сам Алистер… Но не количество людей, а Роберто и его гнев создавали иллюзию переполненности помещения. Джейн взгрустнулось: Алистер все еще был очень красивым, элегантным, он все так же откидывал челку со лба. Собственно говоря, Алистер по-прежнему импонировал Джейн. И почему все заканчивается юридическими разборками и судом? Что помешало им остаться друзьями?

— Насколько я могу судить, принц Виллициано, вы хотели привезти советников из Рима, так? — поинтересовался мистер Стронг, адвокат Алистера.

— Я решил, что в том нет особой необходимости, — сухо ответил Роберто.

Алистер подошел к нему, протянул руку.

Роберто презрительно посмотрел на протянутую руку, затем демонстративно отвернулся.

Алистер откашлялся, скрывая неловкость.

— Джейн, а ты хорошо выглядишь, — несколько удивленно произнес он.

— Спасибо, конечно, да ведь и ты неплохо.

Роберто гневно сверкнул глазами, и Джейн поспешила сесть на место. Без преамбулы обе команды юристов начали вырабатывать условия. Они говорили, словно она не живой человек, а некий предмет, который посредством бартера можно поменять на другой.

— Правильно ли я понимаю, что цель этой встречи — урегулировать все финансовые проблемы, с тем чтобы на судебное разбирательство вообще денежные вопросы не выносить? — поинтересовался Роберто. Голос его звучал настолько спокойно, что Джейн даже немного разозлилась: ей плохо, а ему хоть бы что.

— Именно так, принц Виллициано, — ответил мистер Стронг, явно обрадованный тем, что имеет дело с человеком, который все схватывает на лету.

— И что, вы начинаете этот процесс именно в итальянском суде, потому что законы Италии, касающиеся развода, много либеральнее, чем в вашей стране?

— Вы правы.

— И если закон обяжет меня платить из своего кармана за привилегию пользоваться любовью леди Апнор, то так оно и будет.

Алистер и его адвокат откинулись на спинки стульев: они были явно обрадованы подобным оборотом дела, полагая, что остается обсудить лишь конкретную сумму.

— Однако, — продолжил Роберто, — создавшаяся ситуация кажется мне невероятно абсурдной, поскольку именно лорд Апнор первый совершил адюльтер, вследствие чего леди Апнор заработала себе сильный нервный срыв и оказалась в психиатрической клинике. Так ведь все было, если я не ошибаюсь?

— Она оказалась в частной клинике, весьма комфортабельной, следует заметить, — поспешил вставить адвокат Алистера.

— Далее, ее муж на том основании, что она якобы не в состоянии воспитывать собственного ребенка, забрал у нее сына, сделавшись его единственным опекуном. Так?

— Ну… Да, так, — согласился адвокат Алистера.

— Меня ничуть не удивляет тот факт, что вы не хотите вытаскивать все эти подробности в британском суде. Могу себе представить, что именно английские судьи подумали бы обо всем этом, окажись подробности этого дела у них перед глазами. Но хочу заметить, что в моей стране тоже кое-что известно про справедливость. Я очень сомневаюсь, что ситуация, когда я должен платить брошенной, лишенной ребенка, сумасшедшей женщине покажется итальянскому суду справедливой. Вам так не кажется?

— Если рассматривать ситуацию, как это делаете вы, то — да, можно, пожалуй, и согласиться. Но не станете же вы оспаривать тот факт, что именно из-за вас лорд Апнор оказался лишенным любви и тех удобств, которыми пользовался, имея супругу?

— Но ведь они не жили вместе?

— Они вполне могли бы наладить совместную жизнь, если бы не вы, принц Виллициано.

— Что-то он не слишком торопился, насколько я могу судить.

— Мы с вами не можем авторитетно оценивать, какие именно действия он предпринимал, — возразил мистер Стронг.

— Сейчас объясню. Леди Апнор и я, мы уже обсудили все детально и приняли решение, что она и так уже достаточно заплатила своими страданиями, унижением и муками. Мы готовы предстать перед судом любой страны, какую бы вы ни выбрали. И пусть судья решает сам: платить мне или не платить. Теперь вы наверняка хотели бы обсудить ситуацию. Пойдем, дорогая. — Он протянул Джейн руку. — Джентльмены, мы будем в «Клариджиз», на случай если вы примете какое-нибудь окончательное решение.

Алистер тотчас вскочил с места.

— Джейн! — Он с такой мольбой смотрел на нее, что женщине стало жалко его.

— Прощай, Алистер, — с достоинством произнесла она и, взяв Роберто под руку, вышла из комнаты. Как только они оказались на улице, Джейн повернулась к принцу. — Ну и хитрый же ты! Мы ведь ничего такого не обсуждали! Как я сдержалась, сама не пойму.

— Они привели меня в ярость тем, что говорили о тебе, словно ты неодушевленный предмет, выставленный на торги. Просто отвратительно! Но они едва ли станут упорствовать. Думаю, мы более ни о чем таком не услышим. Ну а сейчас, дорогая, где бы ты хотела пообедать?

Он был прав. Более они ничего подобного и не услышали. Месяц проходил за месяцем, невеселые события понемногу выветривались из памяти Джейн. Она находилась в Вест-Индии, когда ее известили, что развод вскоре будет окончательно оформлен, а еще через несколько месяцев, уже в Сингапуре, Джейн узнала об окончании дела. Спустя три месяца, в Нью-Йорке Джейн получила на руки соответствующее постановление суда и внезапно испытала страшную горечь. Ведь она с такими надеждами выходила замуж за Алистера, так уверена была в том, что союз их будет вечен! И вот теперь закончилась целая эпоха в жизни Джейн. Несмотря на то что минуло много времени и она была вполне счастлива с Роберто, прочитав полученный документ, женщина почувствовала себя опустошенной.

Глава 11

Еще год с Роберто пролетел почти незаметно. Джейн жила с ним уже три года и в течение этого времени так и не встретилась с сыном.

Поначалу она писала каждую неделю, с каждым разом ощущая, что ей все сложнее писать ребенку, который неотвратимо превращался в совершенно чужого, незнакомого ей мальчика. Она тем не менее старалась. Но в конце концов стала посылать сыну лишь поздравления на Рождество и в день его рождения.

В сандаловой шкатулке, украшенной замысловатым орнаментом и перевязанной голубой лентой, Джейн хранила те несколько писем, которые прислал ей сын. Они были зачитаны до дыр.

Порой она долгими часами просиживала над фотографиями Джеймса, пытаясь разглядеть в лице ребенка свои собственные черты. Разрез его глаз, тут Джейн была совершенно уверена, был типично материнским; в остальном мальчик напоминал Алистера, каким тот мог быть в тринадцать лет. Жаль, что, когда сын бывал у нее в Кембридже, она не потрудилась как следует разговорить его, получше узнать. Теперь же, судя по всему, уже поздно.

Как бы то ни было, а Джейн была женой Роберто. Теперь, с каждым годом все более, менялись некогда непреложные правила, — и Джейн уже встречалась со многими членами его семьи, не только с мужчинами, как это уже бывало, но также и с женщинами. А началось все с того, что в замок приехал кузен Роберто со своей новой супругой. Видимо, по возвращении в родовое гнездо кузен рассказал о Джейн в весьма восторженном тоне, ибо вскоре последовало приглашение от дядьки Роберто. Вслед за этим приглашения посыпались одно за другим.

Джейн была поражена тем, с каким размахом жила семья Роберто. Еще в Англии ей доводилось слышать разговоры о том, что являет собой континентальная европейская аристократия, которая, дескать, на ладан дышала, ходила чуть ли не без средств, жила в руинах, что представители некогда уважаемых аристократических родов теперь, чтобы свести концы с концами, работают гидами у богатых американцев. И что якобы одни только британские аристократы еще держат европейскую марку. Если в подобного рода рассуждениях и была некая толика истины, то она не имела никакого отношения к семейству Виллициано. У каждой ветви этого семейства имелся собственный замок, палаццо в Риме и как минимум один охотничий домик.

Мужчины семейства Виллициано, как правило, женились на итальянках, причем на аристократках: никто из «подлых» не разбавлял кровь почтенного рода. Они изумлялись, что в Англии аристократия все чаще соединялась узами брака с простолюдинами, — что, по их мнению, приводило к необратимой порче доброй аристократической крови. Джейн пыталась было спорить, доказывая обратное, говорила, что только в этом столетии богатые дочки американских промышленников, за которыми гонялись европейские аристократы, не единожды спасли множество старых фамильных имений. «Ах ты, Господи!» — всплескивали руками итальянки, и при этом на ухоженных наманикюренных пальцах у них сверкали фамильные драгоценности. Они тотчас принимались объяснять Джейн, почему именно следует сохранять чистоту крови. Они не говорили о социальном тождестве, об ответственности — такого рода мысли не приходили им в головы. Глядя на них, Джейн приходила к выводу, что эти дамы выращены и воспитаны с той же тщательностью и знанием дела, с каким подходят к производству чистопородных лошадей, чистота кровей которых является предметом особых забот конезаводчиков. Правда, Джейн при этом никогда не чувствовала себя униженной, ибо и представить не могла, что разговоры о чистоте кровей имеют к ней хоть какое-то отношение.

Ближе всех, как по месту проживания, так и по возрасту, были Эмилио и его жена Франческа, кузены Роберто, правда из различных ветвей раскидистого фамильного древа. Эмилио был ровесником Роберто, а Франческа всего лишь на год моложе Джейн. Эту пару Джейн особенно полюбила; ей казалось, что она знает их уже давно.

Иногда Джейн представлялось, что Роберто смягчится и женится на ней. От былой непреклонности никогда не выходить за него замуж не осталось и следа: она более всего на свете жаждала сейчас именно этого. Джейн не сомневалась, что главным препятствием на пути осуществления ее мечты была мать Роберто. Может, после ее смерти у Джейн и появятся шансы?.. Но когда мать Роберто разменяла девятый десяток, оставаясь в добром здравии, Джейн поняла, что надежды ее беспочвенны. Она никогда не поднимала этот вопрос в разговорах с Роберто, довольствуясь своим прочным положением. Без Роберто она решительно жизни себе не представляла.

Мэй после долгого периода вживания в новую роль наконец-таки сделалась истинной космополиткой. Она любила свою работу, гордилась, когда ей удавалось сделать облик своей хозяйки особенно эффектным. Мэй даже простила Роберто его нежелание жениться на Джейн. Она сопровождала любовников повсюду.

В тридцать пять Джейн была одной из наиболее удачливых женщин, в том смысле, что возраст лишь придавал ей красоты и обаяния, спокойствия и внутренней уверенности. Впрочем, касалось это и внешности: волосы, фигура, руки делались лишь более холеными. На смену красоте молодости пришла совершенно особенная красота — зрелая и потому более эффектная.

После годового путешествия они, как обычно, вернулись в замок, чтобы провести тут зиму. Здесь уже была Онор, дружбу с которой Джейн в последнее время ценила еще больше. Роберто же теперь полностью доверял Джейн и потому по воскресеньям, когда он отправлялся к матери, Джейн уезжала к Онор.

Та не уставала поражать Джейн. Они знали друг друга уже более пятнадцати лет, и за все это время тетка Алистера внешне практически не изменилась. Джейн даже не представляла, сколько ей лет: просто для Онор возраст не имел большого значения, и она была бы немало удивлена, если бы кому-то вдруг захотелось выяснить, сколько же ей все-таки лет. Джейн полагала, что ей под шестьдесят. И тем не менее она сохранила замашки тридцатилетней.

Стоял август. Жаркий воскресный день. После легкого обеда женщины отдыхали, растянувшись на бортике бассейна. Как обычно, болтали о пустяках. Скоро начнется сиеста, придет уйма народа на коктейль, так что Джейн и выпьет, и поужинает, и лишь потом вернется домой.

— Что случилось с Гвидо? Он не имеет привычки бегать, — кивнула вдруг Онор в сторону слуги, который, тяжело отдуваясь, спешил к ним с телефоном в руке.

— Вид у него совершенно жуткий. Что-то, видимо, стряслось, — высказала предположение Джейн, первая мысль которой была о Роберто, имевшем обыкновение гонять как сумасшедший.

Запыхавшись настолько, что не в силах был вымолвить ни слова, Гвидо протянул Джейн телефонную трубку.

— Джейн Апнор, — осторожно произнесла она.

— Джейн, дорогая, мне очень жаль, что приходится беспокоить тебя, но дело в том, что с Джеймсом… В общем, этот мальчишка сорвался с дерева… — выдохнул Алистер.

— С ним все в порядке? — спросила она, понимая, что задает глупейший вопрос.

— Нет, Джейн. Мальчик хочет видеть тебя. А эти эскулапы считают…

— Где он?

— В больнице Сент-Катбертс.

— Буду сегодня вечером. — Она поспешно положила трубку и впервые набрала номер матери Роберто. Пока в трубке раздавались длинные гудки, Джейн повернулась к Онор, не сумев скрыть охватившей ее паники. — С Джеймсом несчастье! Он сорвался с дерева, а сейчас в больнице.

— Спокойно, Джейн. Если у него такая же черепушка, как у всех Апноров, он выздоровеет. — Онор ободряюще улыбнулась. — Я пойду соберу тебя в дорогу.

К телефону подошел Роберто, голос его звучал весьма озабоченно: для звонка в этот дом у Джейн должны были очень веские причины. Она тотчас все объяснила.

— Пусть Гвидо отвезет тебя в аэропорт. Я переговорю тем временем с пилотом. Крепись, дорогая. Там увидимся.

— Ты поедешь вместе со мной? Дорогой, я так боюсь…

— Завтра у меня встреча с немецкими финансистами, в четверг с американцами… Так что едва ли.

— Прошу тебя, Роберто!

— Дорогая, пойми, не могу же я сообщить герру Шрамму об изменении планов в такое время. Разговор с американцами я, впрочем, отменю. Я тем же самолетом прилечу в Лондон. Только чуть позднее. Ладно?

— Пусть так, Роберто.

Гвидо мчал, как дьявол. Роберто уже стоял у самолета, который ожидал свою единственную пассажирку.

— Паспорт, паспорт свой не взяла…

Улыбнувшись, Роберто протянул ее голубое удостоверение.

— Я позвонил Мэй, — объяснил он, обнял Джейн и поцеловал ее в лоб. — Ну же, дорогая, не волнуйся так. Мальчишки — они ведь вечно падают с деревьев, норовя приземлиться на голову.

— А вдруг его разобьет паралич, или произойдет кровоизлияние в мозг…

— В таком случае, чем раньше ты долетишь, тем скорее все узнаешь. — Он помог ей подняться по трапу. Пока самолет выруливал, Джейн все махала и махала рукой двум самым близким теперь людям.

Был ранний вечер. Шел дождь. Такси остановилось как раз перед знакомым входом в больницу Сент-Катбертс. Вылезшая из такси женщина очень растерялась: годы, проведенные здесь в качестве ученицы, казалось, растаяли без следа. Ей понадобилось собрать все свое мужество, прежде чем она открыла дверь палаты, на которую указала медсестра. Три года не видела Джейн сына, а теперь, возможно, уже слишком поздно.

Она не сумела сдержать слез облегчения, когда наконец увидела подростка с повязкой на голове: он широко улыбался, одновременно отправляя в рот изрядную порцию мороженого.

— Слава Богу! — произнесла она, не отдавая себе отчета в том, что эта фраза вобрала в себя всю материнскую любовь.

Алистер поднялся ей навстречу, взял за руку.

— Извини, Джейн, я, наверное, ужасно тебя перепугал. Но ребенку совершенно неожиданно стало гораздо лучше, а перезванивать уже не было времени.

— Привет, ма. — Парень застенчиво улыбнулся.

— Джеймс! — Джейн кинулась через всю палату, от радости совершенно позабыв о том, что мальчик терпеть не мог ее поцелуев. Она обняла сына и прижала его к себе, лишь несколько секунд спустя она осознала, что мальчик уперся ей руками в грудь и энергично пытается отпихнуть ее.

— Господи, как же я перепугалась! Что с тобой произошло?

— Да что… На дерево полез, а ветка возьми и сломайся. Я прямо на голову приземлился. В глазах было столько звезд!.. А потом черным-черно… — Джеймс горделиво улыбнулся.

— Он сейчас как, в порядке?

— Доктора уверяют, что да. Ему сделали рентген, никакого сотрясения мозга, судя по всему. Они хотят, чтобы он пробыл в больнице еще денек, вот, собственно, и все. Извини, но получается, что я вызвал тебя из-за ерунды, — виновато проговорил Алистер.

— Не нужно извиняться. Я так рада. — И Джейн улыбнулась им обоим. Она и прежде задумывалась о том, что почувствует, когда вновь увидит Алистера. И вот этот миг настал: с момента получения развода она впервые видела его, равно как и сына. Ей казалось, она испытает горечь, боль, будет холодна с Алистером, — но ничего подобного! Как только Джейн увидела эту его улыбку, непослушную челку, несколько виноватое мальчишеское выражение лица, так сразу же все простила. И поняла, что так оно всегда и будет.

В восемь вечера их попросили покинуть больного. На улице по-прежнему шел дождь.

— У тебя есть плащ?

— В Италии в августе дождь не часто.

— Тогда вот, накинь на плечи. — Он снял пиджак и набросил на плечи Джейн. — Сейчас поймаем такси. — Она встала на крыльце под козырьком. От пиджака так знакомо пахло! Странно, что запахи столь легко вызывают воспоминания. Алистер уже распахивал перед ней дверцу такси. — Ты успела перекусить? Может, вместе поужинаем? — спросил он.

— Сначала мне нужно позвонить Роберто.

— Позвонишь из ресторана, — предложил Алистер.

Они отыскали миленький французский ресторан в Кенсингтоне. Прислуга, впрочем, вовсе не выразила восторга от желания клиентов переговорить с Италией, потому как в ресторане, оказывается, не было платного телефона. Алистер с помощью десятифунтовой купюры сумел-таки уговорить официанта. Оказывается, Роберто еще не возвращался, пришлось Джейн оставить для него сообщение.

— Наверное, это самый дорогостоящий двухминутный разговор, который кому-либо доводилось делать отсюда, — с улыбкой произнесла она, усаживаясь за столик.

— Лишь бы вам угодить, — с поклоном признался Алистер.

Она удивлялась, до чего же легко было сейчас разговаривать с ним. Так, впрочем, и должно быть меж людьми, некогда любившими друг друга.

— Знаешь, Джейн, я едва ли был справедлив по отношению к Джеймсу. Когда мальчик сказал, что хочет увидеть тебя, я понял, что натворил!

— Да, с твоей стороны это было жестоко. Но надо признать, одно время я вовсе не была против. Сама не знаю почему. Л вот последние годы ужасно хотела его увидеть.

— Но теперь я обязательно что-нибудь придумаю, обещаю. Если хочешь, он приедет к тебе, как только поправится. Перед школой.

— Ты разрешишь, Алистер?! Это было бы здорово. — Глаза Джейн заблестели от волнения. — А ничего, что там будет Роберто?

— Конечно. Он вроде бы вполне приличный человек.

— Алистер, думаю, Джеймсу очень понравится в Италии. Мы пробудем там до конца сентября. А после Рождества, если ты согласен, Джеймс мог бы приехать и покататься на лыжах, — с надеждой в голосе произнесла она.

— Надо подумать, у него как раз зимние каникулы. У тебя сейчас очень интересная жизнь, насколько я понимаю?

— Другая, прежде всего, — покачала головой Джейн.

— Когда возвращаешься?

— Я вообще-то собиралась пробыть здесь до тех пор, пока Джеймс не поправится. — Джейн застенчиво улыбнулась. — Но раз доктора считают, что с ним ничего опасного, и раз ты не против, чтобы он в ближайшее время приехал ко мне… Видимо, я уеду завтра.

— Давай, я отвезу его в местный аэропорт, ближайший к тебе.

— Не беспокойся, я распоряжусь, чтобы наш самолет доставил мальчика на место. Ему, вероятно, понравится лететь на частном самолете.

— Да, это круто, Джейн.

— Извини, конечно, если это все звучит несколько непривычно для тебя. Самолет — новейшая забава Роберто, ему так нравится быть владельцем самолета! Дело в том, что мы очень много путешествуем по свету и почти всегда спешим. Кстати, а как твои дела? Чем занимаешься?

— Да так, всем помаленьку. Постоянно занят, хотя не могу сказать, что чем-то исключительно серьезным. В чем-то везет, в чем-то — нет… — Алистер пожал плечами.

— А как твоя мать?

— Ох, все еще пытается руководить. — Он тяжело вздохнул. — И по-прежнему ненавидит тебя, — с кривой усмешкой добавил он.

— И это после стольких-то лет!.. Поразительно, иного слова не подберу. А как Кларисса?

— У нее двое ребятишек. Но родители совершенно не занимаются детьми. Представь, она совсем не интересуется даже делами бедолаги Гектора. — Он усмехнулся. — Конечно, она огорчена тем, как складывается ее судьба.

— Огорчена, говоришь?

— Разве ты не в курсе? Гектор потерял изрядную сумму, поместив ее в какой-то сомнительный проект, и чуть с ума не сошел от этого. Кларисса старается поддержать его, хотя лучше бы она хоть на какое-то время отстала.

— Бедная Кларисса…

— Бедная — это в смысле «позор на ее седины», так, что ли? Или «бедная» — в значении «недостаточно обеспеченная материально»?

— Да нет, я лишь имела в виду, что мне ее очень жаль. Мне представляется, что, в отличие от большинства людей, Клариссе будет очень непросто приспособиться к нехватке денег.

— Странная ты какая-то, Джейн. Отчего бы тебе ее жалеть?! Ту самую женщину, от которой ты ничего, кроме свинства, не видела?

— Когда все это было… А если ты счастлив, то прощать других несложно, разве ты сам не знаешь? — Она улыбнулась.

— На твоем месте я не испытывал бы сочувствия. Да и не столь она бедна. Ведь все в жизни относительно. Большинство людей сочли бы ее богатой. Это она думает, что находится на грани нищеты.

— Бедный Гектор, в таком случае.

— А вот это верно. Клариссе я нередко рассказывал о твоих приключениях. Как что узнавал, тотчас же передавал ей.

— А зачем?

— Мне нравится смотреть, как она зеленеет от зависти. — Алистер громко расхохотался.

— Ладно, а у тебя-то откуда подобный интерес?

— Ну как же, ты вовсе мне не безразлична. — И он улыбнулся своей неотразимой улыбкой. Джейн в первую секунду растаяла, но тут же припомнила, сколько неприятностей доставило ей это самое любопытство Алистера. Джейн нахмурилась. — Правда, — добавил он и взял ее за руку. — А что, если заказать еще бутылочку «Сансерра»?

Они не спеша потягивали вино.

— Ты где забронировала номер?

— Боже, а времени-то сейчас сколько? Черт побери, почти одиннадцать. А я даже номера не заказала! Сразу рванула в больницу. Сейчас поеду в «Клариджиз», дай Бог, чтобы у них были свободные места.

— А почему бы тебе не остановится в фулемском доме, а?

— Там наверняка сыро и вообще беспорядок.

— Ничего подобного. Я часто там бываю, поскольку ты не платишь ренту. Собственно, мы с Джеймсом именно там и останавливаемся, когда бываем в Лондоне. Именно в саду фулемского дома все это и случилось.

— Ну и останавливайтесь на здоровье. Я не против.

— Против или не против, но тем не менее это твой дом. Наверное, мне не следовало бы там бывать. Сегодня я, например, вполне мог бы отправиться в клуб. Что касается самого дома, то смею уверить, там нет никакой сырости. Сухо, как в пустыне.

— Что ж, там было бы лучше, чем в номере отеля…

— Разумеется, о чем речь. Я помогу тебе с вещами. А также посмотрю, чтобы там не оказалось никаких мышей. Помнишь, как ты боялась мышей?

Алистер заплатил по счету, затем отправился ловить такси. Они поехали по хорошо знакомым улицам.

Дом ничуть не изменился, здесь даже запах остался прежний. Именно о запахе подумала Джейн, входя в холл.

Она прошла в гостиную и сразу позвонила Роберто. Он улыбнулся, услышав ее радостный голос. Джейн сообщила, что Джеймс скоро приедет и погостит у них.

— Я полечу назад коммерческим рейсом, хочу сделать небольшую остановку в Париже.

— Зачем?

— Это сюрприз. Подожди до завтрашнего вечера, тогда узнаешь, — сказала Джейн интригующе. — Я люблю тебя.

— Возвращайся скорее, любимая.

Алистер в это время откупоривал бутылку шампанского в другой гостиной.

— А помнишь, как в первый раз мы с тобой пили шампанское? — Он улыбнулся.

— Разве такое забудешь?

— Была совершенно удивительная ночь! Равно как и нынешняя, — сказал Алистер, разливая шампанское.

— А нынешняя-то при чем?

— Как это при чем? При том, что мы снова друзья. При том, что можем забыть все плохое, что сделали друг другу. — Он молча поднял бокал.

Джейн гневно взглянула на Алистера. Она решительно не могла припомнить ничего плохого со своей стороны. Однако Алистер был настроен сейчас столь благодушно, а вечер выдался и впрямь удивительный, что Джейн решила оставить его слова без внимания. Она прошлась по комнате, с удовольствием рассматривая новые вещи, которые докупил и поставил тут Алистер, восклицая при виде знакомых картин и безделушек. Старый диван по-прежнему стоял на своем месте, равно как и индийский украшенный затейливой резьбой столик.

— Помнишь, как мы некогда гордились этим диваном? — спросил Алистер.

— Да уж. А твоя мать его терпеть не могла.

— Помнится, в тот день, когда привезли этот самый диван, я впервые сводил тебя в итальянский ресторанчик.

— Именно так оно и было. — Она еще раз огляделась по сторонам. — Все тут осталось прежним.

Джейн с удовольствием осматривала комнату, припоминая всякие разности, — до тех пор, пока не обнаружила то место на ковре, где некогда сидела, раскачиваясь из стороны в сторону. Именно в тот момент рассудок покинул ее — сейчас Джейн была в том совершенно уверена. От этих воспоминаний у нее мурашки пробежали по спине. Алистер взял ее за плечи, повернул к себе.

— Не думай об этом, Джейн. — Он начал играть волосами Джейн, как часто делал это когда-то. — Забудь все грустное, — прошептал он.

— Да, ты прав. Не стоит вспоминать прошлое. Я уже и сама поняла.

— Другое дело, хранить в памяти все прекрасное, — прошептал Алистер сдавленным голосом. — О, Джейн, Джейн! — неожиданно воскликнул он. — Какой же я был дурак! Я ведь люблю тебя, ты нужна мне. Возвращайся, умоляю тебя!

— Алистер… — начала было она. В голосе ее слышалось неподдельное изумление, но, прежде чем Джейн успела договорить, она почувствовала его губы. Алистер уже уверенно раздевал ее.

— Алистер… Сейчас уже слишком поздно… — Однако тело не подчинялось ей, воспоминания сыграли с Джейн злую шутку. Она так устала, что у нее не было сил сопротивляться — и она прижалась к нему всем телом. Почему-то это казалось Джейн совершенно естественным. Как только женщина почувствовала, что принадлежит этой вот комнате, как только сумела расслабиться в знакомой обстановке, она сделалась легкой добычей. Он взял ее за руку и потащил наверх, она как во сне последовала за ним. В их прежней спальне он заключил ее в объятия и принялся лихорадочно целовать.

— Ты так прекрасна, — прошептал он, нежно укладывая ее на постель.

Алистер пересек спальню, задернул шторы.

— Джей… — Он опустился на колени. — Наконец-то…

Невесть из каких глубин нахлынула волна наслаждения: как только руки Алистера начали ласкать ее, Джейн совершенно потеряла голову. Она напрочь забыла о прошлом, о будущем — жила лишь моментом.

Алистер тоже забыл обо всем на свете, он хотел ее, и только она могла подарить ему счастье.

Сделавшись гораздо опытнее в сексе, Джейн ответила на его страсть. Они слились в любовном экстазе, стремясь достигнуть кульминации. Алистер вонзался в Джейн нежно и в то же время энергично, она со стоном выгибалась, возбуждая его еще больше. Мгновения любви были сродни кратковременному забытью. Словно бы и не Джейн выкрикнула: «Я люблю тебя!» — и они тотчас дружно испытали высшее блаженство. Алистер обмяк, Джейн все еще не выпускала его из своих объятий. Наконец-то, наконец она сумела доставить ему то самое наслаждение, которого он всегда так жаждал…

Алистер расслабленно вытянулся, закурил, одну сигарету протянул Джейн. Обняв ее, он молча пускал дым к потолку. Казалось, последних нескольких лет и не было вовсе…

— Джейн, дорогая… — выдохнул он. — Боже, как замечательно…

— На сей раз я не притворялась.

— Я понял. Господи, как замечательно! — Обрадованная его признанием, Джейн крепче прижалась к нему. Лежа рядом, она чувствовала себя спокойно и умиротворенно, понимая, что так никогда и не забывала его. — Странно, у меня было столько женщин с тех пор, как мы расстались, но по сравнению с ними ты так много умеешь. — Голос его стал теперь совсем уж сонным.

При этих его словах, казалось, кровь застыла у нее в жилах. Джейн почувствовала озноб, она решительно не знала, что и ответить. Однако отвечать ничего и не пришлось. Она с удивлением обнаружила, что Алистер уснул: дыхание его стало спокойным и ровным.

Боже, какой кошмар! Реальность вызывала у Джейн тошноту. Там, где должно было находиться сердце, открылась старая рана.

Мириады самых разнообразных эмоций заполнили все существо Джейн. Должно быть, она самая глупая женщина на земле! Как она влипла! Впрочем, уже не в первый раз. Он ведь совсем не любит ее, он не сказал ни единого слова любви. Ведь с чем он ее поздравил?! Со способностью удовлетворять его сексуально. Ровным счетом ничего не изменилось. Наверняка сейчас с ней он изменил какой-нибудь очередной своей пассии. Джейн мечтала о любви, а стала всего лишь очередной победой Алистера. Какой же она была дурой!

Ладно Алистер, а разве сама она хоть чем-нибудь лучше?! Не потому ли, что им было хорошо вдвоем, Джейн подумала о возможности начать все сначала, вернуться к Алистеру?! Она была женщиной Роберто — и предала его. А зачем, казалось бы, ей выбирать?..

Роберто! Сколько любви он подарил ей, сколько страсти. Роберто никогда не занимался сексом, он всегда занимался с ней любовью. Причем с редкостной для мужчины самоотдачей, которую Джейн даже и замечать перестала, полагая такое положение дел совершенно естественным. Да как она смела забыть все доброе и хорошее?! Видимо, виной всему то глубокое чувство, — если угодно, можно даже назвать его любовью, — которое они с Алистером испытывают друг к другу. Но именно о такой любви, которую дарит ей Роберто, только и может мечтать каждая женщина.

Джейн выскользнула из объятий Алистера и стала торопливо одеваться. До утра она просидела в гостиной, наблюдая за медленным движением часовой стрелки. Ей хотелось оказаться в Италии, почувствовать себя в безопасности. Она несколько раз собиралась разбудить Алистера и объяснить ему, что она сваляла дурака, допустила чудовищную ошибку, — но всякий раз передумывала. Ей не хотелось, чтобы он считал, будто она придает очень уж большое значение случившемуся. Лучше всего было бы незаметно выскользнуть из дома — никаких записок, никаких объяснений. Тогда, при определенном везении, он мог бы подумать, что Джейн сочла все происшедшее лишь очередным романтическим приключением.

В пять часов утра Джейн тихонько вышла из дома, а в семь часов уже летела в Париж.

Она пробыла там чуть дольше, чем предполагала, и потому опоздала на выбранный рейс. Пришлось лететь следующим самолетом, и был уже поздний вечер, когда автомобиль въехал во двор замка.

Замок имел какой-то странный, покинутый вид. Джейн полагала, что увидит множество немецких промышленников, — обычно Роберто всегда приглашает в гости деловых партнеров. Их приватная гостиная и его рабочий кабинет почему-то оказались совершенно пустыми. Джейн поднялась наверх: в спальне принца также не было. Тогда она кинулась по коридору, распахнула дверь его комнаты.

— Роберто! У меня восхитительные новости!

— Роберто! — беззвучно прошептала она. В большой постели посреди комнаты в объятиях Роберто лежал молоденький светловолосый мужчина! Джейн потерла глаза рукой, как если бы хотела избавиться от наваждения. Сейчас ей хотелось сквозь землю провалиться. С неимоверным усилием Джейн сумела выйти из комнаты, на негнущихся, каких-то ватных ногах прошла по коридору, держась за стенку. Она, словно слепая, натыкалась на мебель, натыкалась и совсем не чувствовала боли. Добравшись до своей спальни, Джейн бессильно рухнула на постель.

Спрятанная под гобеленом тайная дверь бесшумно отворилась.

— Так что же это за восхитительные новости, Джейн? — с холодной улыбкой на лице поинтересовался Роберто.

— Я тебя не понимаю, — еле двигая языком, ответила она.

— Чего именно не понимаешь, а?! Чего, дорогая Джейн?!

— Роберто, что вообще происходит?

— Разве не у тебя я должен спросить, что происходит?

— Не понимаю…

— Это ты уже говорила, — убийственно-холодно произнес он.

— Как ты посмел?! — выкрикнула она.

— Посмел — что?

— Ты прекрасно, черт возьми, понимаешь, о чем я! Притащить эту дрянь в постель?!

— Этого молодого человека?! Очень симпатичный, ты не находишь? — Джейн рот раскрыла от изумления. — Что ты таращишься? Или ты не знала, что я, ко всему прочему, люблю молоденьких мужчин?! Невежливо, конечно, с моей стороны, что я не сказал тебе. — Он хохотнул. Сейчас Роберто буквально издевался над ней. Внезапно к горлу Джейн подкатил комок. Она зажала рот ладонью и выскочила из спальни, влетела в ванную, склонилась над раковиной. Джейн села на пол, ее прошиб холодный пот. Все ее тело сотряслось от рыданий.

— Ради Бога, успокойся. — Роберто остановился в дверях.

— Успокоиться?! После того, что я сейчас видела?! Как ты мог, Роберто? После того, что между нами… было.

— А что, собственно говоря, у нас с тобой такого было? Ложь и обман, вот и все. Не я единственный в этой комнате способен на жестокость. — Он вытащил из кармана лист бумаги, как оказалось, телекс и швырнул его Джейн. — На, читай! — приказал он. — Тут сказано немного, но вместе с тем все.

«ФУЛЕМ, БАТЕРСТ-РОАД, 26. 23 час. 30 мин. — 05 час.»

Строчки плясали у нее перед глазами. В голове шумело. Джейн пришла в неописуемую ярость.

— Так ты следил за мной?! Нанял кого-то, чтобы за мной шпионили?! Какое право ты имеешь так поступать?!

— Право всякого мужчины, который сомневается в верности собственной женщины. Я в тебе сомневался.

— Ну ладно! — произнесла она резко. — Пять утра. И что же с того?! Да, я действительно поехала в Фулем, потому как совершенно не хотела останавливаться в отеле. В конце-то концов, я ночевала в своем собственном доме, а не где-нибудь. Что тут такого?! Хотя в твоем телексе об этом ничего нет, но я могу даже сказать, что со мной был Алистер. Я боялась оставаться одна и попросила его проводить меня. И как только рассвело, я тотчас помчалась в аэропорт, желая поскорее вернуться к тебе. К тебе!!! — выкрикнула она. — А тебе это, похоже, совершенно все равно. Так что твой телекс еще ничего не значит.

— Но, кроме телекса, мне еще и по телефону позвонили. Тебя видели в спальне, твой силуэт чрезвычайно живописно просматривался с улицы, пока вы не догадались задернуть шторы. И ты была в объятиях этого подонка.

Джейн привалилась к ванне.

— Но между нами ничего не было! — с отчаянием в голосе солгала она.

— Позвольте не поверить вам, контесса.

— И это что же, мое наказание, да?! Эта мразь у тебя в постели?

— Я пригласил его просто потому, что мне так захотелось. Ведь ты поступила, как тебе хочется, так почему бы и мне себя не потешить? — Он улыбнулся, однако его улыбка более походила на предсмертную маску: в глазах Роберто не было ни капли тепла.

— Какая же ты жестокая тварь! — Она с ненавистью посмотрела на него. — Ладно бы еще с женщиной, так нет ведь! Ты специально решил меня унизить и потому остановил свой выбор на мужчине. Отвратительный гомик, вот ты кто!

Роберто плавно пересек ванную, ударил Джейн по лицу, так что она ударилась головой о мраморную стену.

— Только посмей еще назвать меня так! — Он снова дал ей пощечину.

Джейн с трудом поднялась на ноги.

— Не смей меня бить! Какое право ты имеешь так со мной обращаться?! Я тебе не игрушка! Я ведь даже не жена тебе, черт бы тебя побрал! — Она словно выплевывала ему в лицо каждое слово.

— Скажи спасибо, что ты не моя жена! Я бы тебе не позавидовал, — крикнул он с ненавистью. Неожиданно Роберто привалился к стене, на лице его обозначилось какое-то странное, недоуменное выражение.

— Ох, Джейн, и как же ты посмела… — Она отвела взгляд, будучи не в силах смотреть на него. — Взяла мою любовь и втоптала ее в грязь, — ровным голосом сказал Роберто, и это было много страшнее, чем если бы он опять накричал на нее.

— Нет же, Роберто, ты не прав. Я спешила к тебе. Я была так взволнованна… Роберто, пожалуйста, выслушай же меня! Прошу тебя! — Она схватила его за руку. — Извини меня, Роберто! Я понимаю, слово «извини» звучит сейчас очень глупо… Поверь, я и сама не знаю, как все это вышло, что за бес в меня вселился. Я напилась. Поверь, я просто напилась и сама не понимала, что делаю. И все произошло как бы само собой. Прости ты меня, ради Бога. — Она держала его за рукав, но Роберто даже не смотрел на нее. — Роберто, дорогой, я понимаю, что поступила ужасно. Но если честно, это поможет нам обоим. Я уверена, что теперь уже раз и навсегда похоронила призрак прошлого. Ведь у меня еще оставались кое-какие иллюзии на его счет. Я делала вид, будто совершенно равнодушна к Алистеру, но он всегда, словно привидение, стоял меж нами, между мной и тобой. А вот теперь он навсегда исчез. Я совершенно уверена, исчез и никогда более не вернется. Я люблю только тебя, тебя одного! И сейчас мне стало ясно, насколько ты любишь меня.

— Боюсь, что уже слишком поздно. Я презираю тебя, Джейн. Ты — женщина без чести, без чувства собственного достоинства. Я не могу понять, как ты вообще посмела позволить этому человеку дотронуться до тебя?!

— Но это ровным счетом ничего не значит! Совершенно ничего. На какую-то минуту я просто подумала…

— Ну ты и шлюха! — крикнул он, и слова Роберто эхом отозвались в ванной. — Ты жуткая, грязная потаскуха!

— Но я люблю тебя, — просительно произнесла Джейн.

— Любишь?! Это ты — любишь?! Да ты и понятия не имеешь, что значит «любить». Ты заполучила мою любовь, да и меня самого ты использовала: постоянно болтала о своей любви ко мне, а втайне вынашивала планы о том, как бы встретиться с этим человеком! Может, когда я занимался с тобой любовью, может, даже в эти мгновения ты представляла, что это именно он?! Ты хотела, чтобы это был он?! — Сейчас он, не сдерживаясь, орал на Джейн, лицо его потемнело от гнева.

— Да нет же, ничего подобного, ты все придумал! Все на самом деле было куда сложнее. А то, что произошло, я не в состоянии объяснить, как и почему. Боже, я так сожалею о случившемся. Разве ты сам не видишь?!

— Я лишь вижу перед собой двуличную шлюху, которая болтает о том, какой верной и чистой она была. А ведь все это ложь, одна только ложь! Ты страшная лгунья. Не имеет смысла называть тебя шлюхой — шлюхи, те по крайней мере честные. Ты пала ниже, чем самая грязная проститутка! — Он с такой ненавистью посмотрел на Джейн, что она против желания отвела взгляд. — Ты дешевая потаскуха! Отправляйся в сточную канаву, там тебе самое место. Убирайся вон из моего дома, из моей жизни! Немедленно!!!

— Но, Роберто, в Париже я была у доктора. Я беременна, Роберто!

Он презрительно взглянул на Джейн, открыл дверь и прежде, чем выйти, произнес:

— В таком случае, мадам, я посоветовал бы вам сделать аборт.

Глава 12

— О Господи! — воскликнула Онор, усадив Джейн и налив ей спиртного. — И кроме всего прочего, у тебя будет отменный синяк. Ну, так что же там у вас с Роберто приключилось?

Сквозь слезы Джейн поведала ей о случившемся.

— Онор, мне так плохо! Что мне делать? — Она подняла глаза и увидела твердый взгляд Онор. — Онор, вы-то хоть на меня не сердитесь!

— Я не просто сердита, я в бешенстве! Какая же ты глупая, какая мерзкая сучка! Что подбило тебя?! Мне казалось, вы с Роберто так счастливы! Боже правый, ведь совсем недавно я подумала о том, что при определенном стечении обстоятельств я еще погуляю на вашей свадьбе.

— Я тоже так думала. Но теперь он ни за что не согласится.

— Разумеется, и виновата во всем этом только ты.

— Но и он-то хорош! Затащил к себе в постель мужика! Ведь и он отнюдь не агнец, если уж на то пошло. — Джейн отчаянно пыталась сейчас защитить самое себя.

— Готова спорить, что он сделал это лишь для того, чтобы поразить тебя. Вряд ли он переспал с ним. И наверняка не собирался. Он всего лишь хотел тебя унизить.

— И вполне преуспел. Такой шок… Я ведь и понятия не имела, что он «голубой».

— Он не «голубой». Даже в прежние времена, еще до встречи с тобой, когда он устраивал черт знает какие оргии и слыл исключительно крутым — баловался наркотиками, — даже и тогда не имел дела с мужчинами. Нет, Роберто совершенно не такой. — Онор усмехнулась. — Ты чудовищно оскорбила его, уважаемая. И не с кем-нибудь, а с Алистером!!! Я думала, ты его давным-давно забыла. Если у тебя и были какие-то сомнения, почему не пришла ко мне, не поговорила? Я бы все тебе разъяснила. Господи, какого же дурака ты сваляла!

— Пожалуйста, Онор, прекратите повторять, что я дура… Я сама о себе еще хуже думаю.

— Но зачем ты это сделала? Зачем?!

— Я толком и сама не знаю. Мне просто показалось… О черт! Когда я увидела Джеймса, я так обрадовалась, что с ним ничего серьезного, что не о чем особенно волноваться… Алистер пригласил меня поужинать, мы изрядно выпили, все казалось таким замечательным, потом мы вернулись в тот наш бывший дом… В общем, я не в состоянии вам этого объяснить, Онор, но все происшедшее мне казалось настолько естественным!..

— Ничего не поняла! У каждого ведь случается удачный вечер, каждый может иногда перебрать, но это же не повод ложиться потом в постель?! Ты всегда казалась мне такой разумной…

— Он весь вечер повторял: «А помнишь?..», «Помнишь?..» — ну и как-то так вот само собой… — Она пожала плечами.

— Ах вот оно что! «Помнишь?..» — так, стало быть. Очень опасное словечко. Да, теперь я начинаю кое-что понимать.

— Поймите, Онор, я ведь и сама очень расстроена. Честно говоря, я ведь не с бухты-барахты прыгнула к Алистеру в постель. Но я также знаю наверняка, что люблю и Роберто. Он ненавидит меня сейчас, и когда он кричал — это было худшее, что мне доводилось слышать. И я никогда не позабуду его полный ненависти взгляд…

— Бедняжка ты моя, Джейн. Это ведь так естественно — любить сразу двоих, но всякая женщина должна определиться, с кем из двух она хотела бы жить. У тебя по крайней мере есть выход: забыть Роберто и возобновить отношения с Алистером, — заявила практичная Онор.

— Но ведь он совершенно меня не любит. Я для него — всего лишь очередная сексуальная победа. И в любом случае, я ношу ребенка именно от Роберто.

— Боже, девочка, какая же ты неосторожная! У тебя, может, есть еще какие-нибудь сюрпризы? Или это — все?

— Да нет больше ничего. Все и так хуже некуда.

— Может быть, с ребенком у тебя под сердцем, Роберто рано или поздно сможет тебя простить? — высказала предположение Онор, однако Джейн не почувствовала уверенности в ее голосе и разразилась потоком слез. — Ради всего святого, Джейн, возьми себя в руки! Слезами горю не поможешь! Подумай лучше о том, что сейчас предпринять. Ты прекрасно знаешь, что у меня тебе всегда рады, тебе и твоей Мэй, — места всем хватит. Вообще-то говоря, было бы очень здорово иметь в этом доме ребеночка!.. Гвидо был бы вне себя от счастья. Так что оставайся… — Онор протянула руку Джейн.

— Онор, это, конечно, очень мило с вашей стороны, но я не могу. Жить здесь, слишком близко от него, — нет, будет куда лучше, если я уеду, вернусь в Кембридж. Там у меня друзья.

— Поступай, как знаешь, дорогая, — легко согласилась Онор. — Но как же ты без денег? Может, позволишь мне помочь хотя бы с этим?

— Ну, Онор, это уж чересчур. Я ведь раньше как-то обходилась, обойдусь и теперь.

— Но ты в положении, дорогая. Не ровен час, окажешься без гроша в кармане.

— Сама вляпалась, сама и выпутаюсь. Закончу, наконец, учебу на курсах секретарш. — Она через силу улыбнулась. — Черт бы побрал эти проклятые курсы! Кажется, всякий раз, как только я хочу их закончить, происходит что-нибудь ужасное.

— Туговато тебе придется после жизни с Роберто, что называется «из князи — в грязи».

Но не это волновало Джейн больше всего. Ее не оставляла в покое мысль, что придется жить без любви!

На следующее утро из замка прибыли чемоданы с вещами Джейн. Она уселась на пол и принялась перебирать свои пожитки, раскладывая и упаковывая вещи на свой лад. Тут были не только тряпки, но также и подаренные Роберто украшения.

— Боже, уж не намерена ли ты отослать все это назад?!

— Именно что намерена. Да еще записку приложу, чтобы он выбросил ту мою одежду, что находится в остальных его домах.

— Ну уж это слишком!

— Я просила, умоляла его простить меня. Теперь все кончено. Он принял решение. И мне нечего добавить.

— Больно уж ты горда, матушка моя. Ты ведь сама эту кашу заварила, не забывай. И лучше бы тебе сохранить по крайней мере некоторые драгоценности. С ними ты продержишься не один год. Господи, Роберто переживет и без них. И кроме всего прочего, ты ведь именно от него зачала ребенка!

— Не могу, Онор. Вы же понимаете.

— Очень жаль. Бог знает, когда еще у тебя появится такой вот гардероб. У этого мужчины был исключительно хороший вкус.

— Тем не менее это не совсем та одежда, в которой женщина с ребенком может рыскать по супермаркету. — Джейн слабо улыбнулась. Неужели Онор жалко тех великолепных нарядов, которые она оставляет Роберто?!

С Онор они прощались со слезами на глазах. К полудню Джейн с Мэй уже летели в самолете в Англию. Вечером того же дня они «оккупировали» Зоину кухню. Тут же появилась и Сандра.

— Когда ты написала, что не вернешься, я так никому и не сдала твою квартиру. Стала слишком ленивой, в этом, наверное, все дело. Все твои вещи целы. И места для вас с Мэй там вполне хватит.

— Значит, я снова могу поселиться у тебя? Зоя, ты просто ангел. Но, видишь ли, появилась одна проблема: я беременна.

— О Господи! — не удержалась от восклицания Сандра.

— Это несколько усложняет дело, — заметила Зоя.

— А он знает? — спросила Сандра.

— Знает. Сказал, чтобы я сделала аборт, — ответила Джейн, стараясь не давать волю слезам.

— Вот ведь сволочь!

— Все мужчины такие, — вырвалось у Зои.

— Я совершенно не виню его, сама дура. — Джейн поведала подругам о случившемся, к вящему ужасу обеих, не упуская ни одной подробности.

— Да, Джейн, грустно, конечно, что ни говори. Ты жутко сглупила. Ну что ж, теперь надо подумать о будущем, о ребеночке. Скажу сразу: тебе совершенно необходимо много спать, — тоном знатока заявила Зоя.

Зоя, Мэй и Сандра несколько часов кряду просидели за столом, потягивая вино и обсуждая ситуацию. Сама же Джейн отправилась спать.

— Ну и мерзавец же этот Алистер! Вечно он сует нос куда не надо. Убила бы, будь моя воля, — рассерженно сказала Зоя. — Держись он от нее подальше, она много лет тому назад уже и забыла бы, как его звать.

— Похоже, на этот раз он был искренен, — возразила Мэй. — У него и правда куча девиц, но никому из них не удалось задержаться надолго. Уже по одному этому можно сделать вывод, что он осознал свою ошибку.

— Я тоже так думаю. Я звонила в больницу Сент-Катбертс, одной своей знакомой медсестре. Она говорит, что с Джеймсом ничего серьезного не было, просто его привезли для самого обычного в таких случаях обследования. Мальчик не бредил и уж точно — не звал мать.

— Бог мой!.. Теперь многое прояснилось. Но зачем ей было возвращаться к нему, если она беременна от Роберто? — заметила Зоя. — Впрочем, она вполне сможет сделать аборт, как, собственно, и предложил ей Роберто.

— Джейн?! Никогда в жизни! — Некоторое время все трое молча потягивали вино. — Скажи, Мэй, а что представляет собой этот самый Роберто? — спросила Сандра.

— О, он восхитителен! Не скажу, что он красавец, даже симпатичным я бы его не назвала. Он всегда напоминал мне обезьянку: такой страшненький, но вместе с тем и привлекательный. Он обожал ее, прямо-таки обожал.

— Тогда, может, он простит ее, позволит вернуться, — с надеждой предположила Зоя.

— Нет, миссис Поттерсон, сомневаюсь. Если бы он не столь сильно ее любил, тогда другое дело, тогда, возможно, и простил бы, но он поднял ее на такой пьедестал… А кроме того, он ведь итальянец, а они не скоро забывают подобное.

Утром, заметно отдохнувшая и успокоившаяся, Джейн попыталась привести свои мысли в порядок. Основной проблемой оставались деньги. Она позвонила Алистеру: он, казалось, ничуть не удивился и словно бы даже ожидал ее звонка. Он хотел как можно скорее увидеться с ней.

— Нет, Алистер, я не хочу тебя видеть, пока не хочу. Та ночь была страшной ошибкой с моей стороны. Я звоню, чтобы сказать, что хочу продать фулемский дом и взамен купить что-нибудь поскромнее здесь, в Кембридже. Надеюсь, ты мне поможешь, — ты ведь отлично знаешь, что в такого рода вопросах я, мягко говоря, не слишком сведуща.

— Значит, ты все-таки оставила его?

— Ну, если угодно — да.

— Очень рад это слышать. Это была совершенно неподобающая для тебя жизнь.

— Вернемся к тому, что касается дома, — продолжила Джейн, оставляя последнюю его фразу без ответа: у нее совершенно не было желания обсуждать Роберто с Алистером, во всяком случае сейчас.

Не только Джейн пыталась как-то наладить свои дела, Зоя с Мэй тоже ломали голову. За обедом они оповестили Джейн о своем решении. Зоя отказалась от денег за квартиру, а Мэй с рождением ребенка решила переехать к Зое, дабы помогать ей по хозяйству.

— На такое я не пойду.

— Но почему?! Мне очень понравилась Мэй и наверняка понравится еще больше, если я смогу убедить ее называть меня просто «Зоя». — При этих словах хозяйка взглянула на девушку. — Нет, кроме шуток, в моих словах есть здравый смысл. Мне очень даже не помешает сторонняя помощь. Ты ведь и сама отлично знаешь, какой тут иногда бывает свинарник. А тебе совершенно незачем тратить деньги на квартплату. Так что все очень просто.

— Даже чересчур. Но это уж слишком, Зоя. В конце концов, я обязана учиться стоять на ногах, не прибегая к посторонней помощи.

— Но почему? Это глупо. Бенджамин сейчас хорошо зарабатывает, по его книгам уже снимают фильмы, так что о деньгах нужно волноваться в последнюю очередь. Голливудские нимфетки — вот что меня теперь здорово беспокоит. — И Зоя добродушно рассмеялась.

— Ну ладно, допустим, до рождения ребенка — еще куда ни шло. Но как только он родится, мне ведь вновь придется серьезно задуматься.

— Я почему-то не сомневаюсь, что к тому времени так или иначе все устроится, Джейн. Судя по всему, ты — одна из тех немногих женщин, которым прямо-таки на роду написано кататься в «роллс-ройсах» или в «мини». Или — или, и никакой середины. Уверена, что очень скоро ты сможешь поменять свою «мини» на что-нибудь другое, — сказала Зоя.

— Приятно, что кто-то в меня верит. Но пока я совершенно не представляю, каким образом выходить из этой ситуации. Скорее всего отныне и впредь придется быть исключительно экономной, бережливой, не позволять себе никаких лишних расходов.

Джейн ощущала удивительное спокойствие оттого, что вновь оказалась в привычной для себя обстановке, рядом с Зоей. И уж совсем восхитительными казались обильные, сытные застолья на ее кухне — в компании таких же, как Джейн, неудачниц.

Джейн охотно проводила время с детьми Сандры. Когда же дети и Джастин ложились спать, женщины с удовольствием, как в старые добрые времена, болтали на кухне.

— Джейн, я никогда прежде тебе не говорила, но, знаешь, Алистер в общем-то обманул тебя. Жизни Джеймса никогда не угрожала опасность.

— Я знаю, Сандра. Обманул? Ну и пусть.

— Так ты знала?! Но я, должно быть, напрасно употребила это слово? В действительности он ведь просто хотел тебя вернуть.

— Сандра, для него — я всего лишь очередное женское тело. Не исключено, что таким образом он всего лишь хотел поквитаться с Роберто.

— Алистер?! Ну, мне он никогда не казался мстительным.

Они немного помолчали.

— Джейн, могу я задать тебе один вопрос? — Джейн вопросительно посмотрела на подругу. — Наверное, он покажется тебе идиотским, но… Я ведь спала только с Джастином. Что это такое — другой мужчина? Насколько другой воспринимается как иной?

Джейн рассмеялась.

— Наверное, мучаешься, не потеряла ли чего-то важного в жизни, да? Да, Сандра, это действительно иное. Хотя в то же самое время… Может, и отличается… В общем, я и сама не знаю. — Сандра недоуменно взглянула на Джейн, из путанного ответа которой совершенно ничего не поняла. — О Господи, как же мне его недостает! — неожиданно выдохнула Джейн наболевшее. — Истомилась без него. Я так его хочу!.. Никто не сможет любить так, как это делал Роберто.

— Джейн, мне очень жаль тебя. Я-то думала все совсем по-другому… Но все равно, ты непременно найдешь кого-нибудь. Я уверена.

— Эх, Сандра, ты даже не представляешь, как это было замечательно. Он разбудил меня, поддержал во мне огонь любви. Когда он овладевал мною, он не просто брал мое тело, он отнимал и часть моей души. Каждый раз, когда он занимался со мной любовью, мне казалось, что я умру, умру от наслаждения и экстаза.

— У нас с Джастином совершенно ничего похожего, — с некоторой иронией произнесла Сандра. — Нет, конечно же, и у нас бывает все очень славно, но я и представить себе не могу подобных «высот». — Она рассмеялась, вынудив на сей раз улыбнуться и Джейн. — Знаешь, наверное, мы с тобой не вовремя родились. Мы были еще малы в шестидесятые, в самом их начале, когда люди умели наслаждаться и прекрасно проводили время. Другого такого черта с два дождешься. Мы с тобой думали о замужестве, о собственном доме, о детях — нам все вокруг твердили, что именно в этом и заключается наш женский долг, тогда как другие просто радовались жизни. Теперь же слишком поздно: представь только, 35-летние хиппи! Грустное, должно быть, зрелище.

— Вопрос в другом: а были ли эти самые хиппи счастливее нас с тобой? Может, нам только казалось, что они кайфуют, что у них там такая уж невообразимая свобода? Мы в некотором смысле чувствовали себя куда безопаснее, пристойнее…

— Тоже мне, судья нашлась! Сама во грехе жила сколько времени.

— Что значит «во грехе жила»? Тебя послушать, создается впечатление, что у меня каждую неделю бывали оргии. Нет, у нас с Роберто все было очень пристойно. Мы жили, как живут семейные пары. Недоставало лишь документа, удостоверяющего брак.

— Представь только, какие возможности открываются сегодня перед молодыми девчонками! Не знаю, как ты, а я им по-настоящему завидую.

— Не сказала бы, что исхожу завистью. Я не очень уж изменилась, Сандра. Мне, конечно, хотелось бы иметь рядом мужчину, который любил бы меня, хотелось бы каждый вечер с нетерпением ждать его возвращения, вместе с ним идти по жизни…

— Я отдала бы что угодно, лишь бы поменяться с тобой прошлым, — завистливо произнесла Сандра.

— Думаю, ты бы очень скоро пожалела. Я, например, отдала бы что угодно за то чувство уверенности, которое дает тебе Джастин. Ты, возможно, считаешь, что у вас скучная жизнь, но я за такую жизнь отдала бы все на свете!

— В таком случае тебе не стоит спорить с кембриджскими феминистками, иначе они разорвут тебя в клочья от ярости.

Спустя некоторое время к Джейн приехала Онор, и все женщины весьма понравились друг другу. Онор даже сумела убедить Зою в кои-то веки покинуть кухню: они пообедали в ресторане «Панос». Обед получился шумным. Джейн почему-то была уверена, что Мэй будет смеяться, наблюдая за тем, как Зоя, Онор и Сандра без умолку трещали, обмениваясь случаями из жизни. Потом все они побрели по улицам города, обнявшись и громко хихикая, словно стайка развеселившихся школьниц. Они переходили из одного магазина в другой: Онор настояла, чтобы была куплена не только одежда для маленького, но также и мебель для детской. Перед самым отъездом (а Онор вечно торопилась), она отвела Джейн в сторонку.

— Ты не писала Роберто?

— Нет, Онор, я не могу.

— А хорошо бы. Он так несчастен. Превратился в настоящего отшельника: никто не приезжает к нему в гости, он такой потерянный…

— Никаких вечеринок и развлечений, стало быть?

— Абсолютно никаких. Такое чувство, словно замок вообще опустел. Но я знаю, он там. Прячется, словно привидение, слоняется из угла в угол. Депрессия. — Она горестно вздохнула.

И все же Джейн не послушала совета. Да и что она могла ему написать? Она ведь уже говорила, что сожалеет о случившемся, молила его о прощении, уверяла, что любит, — а он и слушать не хотел. Зачем же тогда писать?

Месяц спустя после приезда Онор, когда Джейн хозяйничала на кухне, туда, запыхавшись, вбежала Мэй.

— Приехал! — выдохнула она, прервав на полуслове Зою.

— Кто приехал? — хором воскликнули женщины.

— Принц!

Джейн была совершенно не готова, она даже не была толком одета. Сердце ее бешено колотилось, ей казалось, она ошиблась, но нет — именно он стоял посреди гостиной, исключительно элегантный и совершенно не принадлежавший этому скромному миру. У Роберто был усталый, измученный вид, — и Джейн более всего на свете хотела броситься к нему и заключить в свои объятия.

Вместо этого она, смущаясь, произнесла:

— А, привет. — Она видела, как Роберто взглядом ощупал ее пополневшую фигуру и инстинктивно скрестила руки на животе. — Да, становлюсь толстухой, не слишком-то это все привлекательно, к сожалению. — Она попыталась улыбнуться, однако едва ли в этом преуспела.

— Онор мне рассказала о ребенке, — без всякой преамбулы произнес он.

— Да, она приезжала. Где ты ее видел?

— В Париже.

— Как там твоя квартира?

— Почему ты ничего не сказала мне о ребенке?

— Сказала. Я сказала, что… — Она осеклась.

— Я не поверил, думал, это твоя очередная хитрость. А почему же ты не сделала аборт?

— Ребеночек ни в чем не виноват. Он ведь не просил, чтобы его зачинали. Ну и… — Она вновь осеклась.

— Ну и?..

— Он — как бы частичка тебя. — Глаза Джейн наполнились слезами и она поспешила отвернуться.

— Джейн, мне кажется, мы должны пожениться.

Она резко вскинула голову. Она ушам своим не верила и раскрыла рот от удивления. Волнение ее было столь сильным, что она некоторое время слова не могла произнести.

— Для ребенка будет лучше, если он родится законным. Несправедливо было бы из-за нашей с тобой ошибки лишать его прав на наследство.

— Это может быть и девочка, — только и смогла произнести Джейн.

— Если мы поженимся, с ребенком все будет в порядке, — продолжал Роберто, словно не слыша ее слов. — Я не буду, в отличие от Алистера, пытаться отобрать его у тебя. Я не такой жестокий человек, напротив, мы будем вместе воспитывать его. Я с удовольствием буду проводить с ним каждое лето, с удовольствием буду кататься на лыжах. А когда он подрастет, мы будем вместе ходить на охоту. Хочу, чтобы у меня была возможность решать все вопросы, связанные с его образованием. Я бы предпочел, чтобы он учился в Италии. Вообще мне хотелось бы, чтобы он стал итальянцем, а не англичанином. Я оплачу няню, дом, а кроме того, назначу тебе определенное содержание.

— Что ж, так оно будет, пожалуй, справедливо по отношению к ребенку, — мягко произнесла Джейн, удивляясь, что голос ее звучит ровно. — Тебе вовсе ни к чему содержать меня, я этого не заслужила. А вот поддержать ребенка, это, конечно, хорошо. При том что все будет делать одна Мэй, других слуг нам не нужно.

— Это не совсем подходящий для тебя дом, — сказал он, оглядываясь по сторонам. — Найди что-нибудь получше, я куплю его для тебя. Может, стоило бы поискать имение подальше от города, там и воздух, и вообще… Он может научиться ездить верхом…

— Мне тут очень нравится, Роберто, и я совсем не хочу переезжать. Подруги помогают, нам совершенно не нужен огромный дом.

— Ну, не буду навязывать свое мнение. Оставайся тут, раз хочешь, а когда ребенок подрастет, видно будет. Если передумаешь, дай мне знать.

Все, что он говорил, скорее походило на выработку условий делового контракта, чем на встречу любящих людей. Джейн с надеждой смотрела на него во все глаза. Нервничая, она потянулась к нему, коснулась его руки.

— Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, Джейн.

— Зачем же тогда?..

— Затем, что я не смогу простить тебя. Я никогда больше не смогу тебе поверить.

— Ты сейчас останешься? — спросила она.

— Нет, у меня номер в «Гарден-хаус». Но я буду видеться с тобой каждый день.

До самого дня свадьбы он выполнял свое обещание. Каждый день они с Джейн вместе ездили обедать. Меж ними случались минуты такой душевной близости, что у Джейн возникала надежда. Но всегда что-то приключалось, — то ли она невпопад говорила, то ли некстати касалась Роберто, — и он буквально окатывал ее волной холода. Она невероятно страдала, вспоминая, сколько радости он дарил ей когда-то. Ночами она давала себе слово никогда более с ним не встречаться, но приходило очередное утро, и от прежней решимости не оставалось и следа.

Роберто подошел ко всем вопросам весьма продуманно. Он специально выбрал для свадьбы такой день, когда в Лондоне было намечено бракосочетание известнейшей кинозвезды. И этот его план отлично сработал: на их свадьбу не пришел ни один репортер. Свидетелями выступили Сандра и Бенджамин, а Зоя с Мэй оказались единственными гостями. Все они стояли под колючим декабрьским ветром на ступеньках центрального здания Большого лондонского совета, куда их заставила подняться Мэй, щелкая «Инстматиком». Джейн грустно думала о том, сколь непохожими получились две ее свадьбы, однако старательно улыбалась в объектив. Зоя приготовила потрясающий обед, Бенджамин обеспечил шампанское — но все равно, торжество получилось не очень веселым.

Перед отъездом Роберто с Джейн на несколько минут остались одни.

— Значит, ты все-таки решил уехать? — спросила Джейн.

— Да, завтра я улетаю.

— А вдруг да у нас с тобой получится? А, Роберто? — с надеждой произнесла она. Джейн, может, и не заговорила бы на эту тему, если бы не отъезд Роберто. Так же ей нечего было терять.

— Я превратил бы твою жизнь в сущий ад, Джейн. Подумай: никогда не доверял бы тебе, никогда не позволял бы уходить или уезжать одной… Ты и сама была бы не рада.

— Я бы привыкла.

— Нет, со временем ты бы меня возненавидела. Так будет гораздо лучше. Теперь у ребенка будет имя, он получит положенное ему наследство. А ты вольна поступать как захочешь.

— Но я хочу быть с тобой на любых условиях!

— Стало быть, ты сама еще плохо себя знаешь, дорогая Джейн. Ты слишком вольнолюбива, чтобы подчиняться таким запретам и ограничениям, какие я навязал бы тебе. Словом, я так решил.

— Ну что же. — Она горделиво вскинула голову. — Придет время, и ты пожалеешь.

— Посмотрим, — бросил он, направляясь к дверям.

Джейн потом часто думала: а может, надо было энергичнее его упрашивать? Может, надо было найти какой-то особенный подход? Но как бы то ни было, теперь уже слишком поздно.

Она написала Джеймсу о ребенке, — хотя втайне боялась того, как сын прореагирует. Теперь Джейн полностью сосредоточилась на том, кого носила под сердцем. Она подавляла в себе любые признаки депрессии, уныния, боясь, что это передастся младенцу. Она писала длиннющие путаные письма Роберто, но так и не посылала их, зная наверняка, что он все равно не ответит. Тем не менее сочинение писем было для нее способом общения с ним, а она в этом очень нуждалась.

В марте месяце, в светлый солнечный день, когда крокусы у «Бэкса» цвели как сумасшедшие, родился здоровый, сильный, темноволосый мальчуган — как и предполагал Роберто.

Сандра сообщила ему о появлении сына, и на следующий же день была доставлена огромная корзина цветов с приложенной телеграммой: «Добро пожаловать, Джованни Роберто Микеле Умберто». Джейн рассмеялась: какой длинный перечень имен у новорожденного!

Ребенка крестили по обряду Римской католической церкви. И правильно, судя по всему, сделали. Джейн написала Роберто, сообщив в письме день, когда состоится обряд, — однако он не ответил.

Она осталась с сыном по имени Роберто; также с ней осталась неутоленная страсть по самому Роберто.

Глава 13

Джейн, конечно же, задумывалась над тем, что она будет делать, как только родится ребенок, но не вполне понимала, что этому ребенку придется отдавать всю себя без остатка. Она решила, что начнет учиться на курсах секретарш со следующего семестра. Но раз за разом откладывала этот самый «следующий» семестр. Вот и следующий год приближался, а начинать учебу по-прежнему казалось еще рано. Роберто щедро обеспечивал ее, и потому она с удовольствием занялась мальчиком.

Джейн вдруг обнаружила, что получает огромное наслаждение от возни с сыном — с Джеймсом она такого не испытывала. Наверное, дело в том, что она сделалась старше и стала терпеливее и выдержаннее. Или потому, что в то время ей приходилось разрываться между мужем и сыном. А может, дело в том, что поскольку она была лишена радостей сопереживания Джеймсу, сейчас она пыталась как бы компенсировать это. Но каковы бы в действительности ни были причины, Джейн была вполне счастлива своей нынешней жизнью.

Она подавляла все мысли о Роберто, обнаружив, что прошлое грозит разрушить настоящее, и в этом ей помог новорожденный. Ей было очень трудно, но мало-помалу удалось справиться, хотя страсть к Роберто еще некоторое время преследовала ее. И по прошествии года она порой днями не вспоминала о Роберто. Хуже бывало по ночам — она без сна лежала в постели, — и тогда властно, в полный голос заявляло о себе неутоленное, сдерживаемое желание. Как ни странно, Джейн вовсе не скучала без прежних развлечений. Более того, лишь теперь она стала понимать, что ее прежняя жизнь, еще недавно казавшаяся такой насыщенной, фактически была на удивление пустой. Было в ней много движения, которое создавало иллюзию наполненности и многообразия. Теперь ей стало ясно, что Роберто и его друзья вели жизнь не менее рутинную, чем тот пресловутый клерк, который каждый рабочий день должен обязательно успеть на восьмичасовую электричку.

Ей теперь доставляло удовольствие ходить в стареньких джинсах и кроссовках с утра до вечера, сломанный ноготь уже не воспринимался как трагедия.

Одно только расстраивало Джейн: никто из друзей Роберто ни разу не написал и не позвонил ей. Она рассылала пачки открыток с поздравлениями на Рождество, но никто из адресатов не потрудился ей ответить. Она-то думала, что они привечали ее как человека, но, оказывается, здорово ошибалась. Только кузены Роберто, Эмилио и Франческа, переписывались с ней, хотя Джейн прежде считала, что уж они-то наверняка примут сторону Роберто и прекратят с ней всяческие отношения. Франческа писала регулярно, посылала фотографии своего сына, который родился через две недели после Джованни. Она даже приглашала Джейн в гости.

На размышления о жизни ушло немало времени. Теперь Джейн знала себя достаточно хорошо и более не ломала голову над вопросом, сумела ли бы она так адаптироваться без всех этих многочисленных требований, которые предъявлял маленький Джованни.

Впрочем, у Джейн были друзья: рядом жила Зоя, редкий день проходил без свидания с Сандрой. Джейн даже и не пыталась найти себе любовника: она вообще не смотрела на мужчин как на потенциальных поклонников. Казалось, Роберто затмил всех остальных мужчин, лишил их в глазах Джейн сексуальной привлекательности. А вдруг он все еще следит за ней?.. Едва ли имело смысл рисковать.

Ей часто звонил Алистер. Он то приглашал ее на ужин, то на какую-нибудь вечеринку. Она, впрочем, неизменно отклоняла его приглашения: бывший муж оставался единственным мужчиной, который возбуждал ее, а она не была готова к тому, чтобы отвечать на властные требования плоти. Ведь если она пойдет ему на уступки, то потом будет долго презирать себя. Ей нужен был один Роберто.

Как-то приехал Джеймс. Он сам позвонил ей и спросил, нельзя ли приехать на каникулы. Джейн испугалась: она не представляла, как сможет с малышом на руках проводить дни напролет со старшим сыном. И в то же время она ужасно хотела видеть Джеймса, которому уже исполнилось пятнадцать. Он превратился в серьезного молодого человека, впрочем, без тех шарма и легкости, что были присущи отцу. Именно таковым он и предстал на пороге ее дома. У Джейн было такое чувство, что мальчик пытается сызнова построить с ней отношения.

Несмотря на существенную разницу в возрасте, Джеймс был в восторге от своего младшего брата и готов был часами играть с малышом. И хотя некоторая напряженность в отношениях Джейн со старшим сыном все еще оставалась, давно уже канули в Лету те ужасные дни, когда между Джеймсом и матерью пролегала пропасть. Могло бы быть и много хуже, потому как леди Апнор до сих пор жила с Алистером в Респрине. Похоже, старуха переиграла самое себя, зайдя слишком далеко в своей неприязни к Джейн, — и тем самым подтолкнула Джеймса к матери.

Прошел год. За это время Джейн ни на минуту не расставалась с маленьким Джованни. Но на второй год Роберто настоял, чтобы Мэй с младенцем приехали на лето в Италию и дали Джейн немного отдохнуть. Как-то вечером, Джейн была немало удивлена появлением Алистера. Видимо, он специально не известил ее о своем приходе.

— Я отправляюсь на ужин с моими приятелями по колледжу, — объяснил он. — У меня выдалась пара свободных часов, вот я и заскочил. Глупо как-то, мы в последнее время так редко видимся.

— А стоит ли видеться чаще? — спросила она, уже испытывая определенную неловкость оттого, что обрадовалась.

— Да, Джейн, я знаю тебя дольше, чем кого-либо из своих приятелей. Подумаю, сколько прошло времени с момента нашего знакомства, и дурно делается. Жутко, как годы летят, правда?

— Не вполне тебя понимаю.

Алистер отпил из бокала, затем быстро произнес:

— Я вел себя как самая последняя свинья по отношению к тебе.

Джейн улыбнулась. Казалось, Алистер нервничал. Она задалась вопросом: почему он нервничает и к чему вообще клонит?

— Джейн, я хочу тебе сказать то, чего не решался сказать многие годы. Напрасно я так поступил, обвинив тебя и втянув в это дело Роберто.

— Уже много воды с тех пор утекло.

— И все равно не стоило. — Он подался к ней, ожидая ответа.

— Да, Алистер, если тебе так будет легче. Это было действительно ужасно. — Она улыбнулась.

Он как будто почувствовал что-то вроде облегчения, откинулся на спинку кресла.

— Я очень сердился, понимаешь, и, кроме того, ревновал. Именно потому так и поступил. В тот день, когда мы встречались в Кембридже и я предложил тебе вернуться, все было совсем не просто. Я ведь долго собирался с силами, чтобы сделать тебе подобное предложение… и именно в ту минуту вошел этот кретин Том. Я чуть не прибил его тогда.

— Но Том ничего для меня не значил. Я ведь написала тебе письмо, где все подробно объяснила.

— Какое еще письмо? — Он резко поднял на нее глаза.

— В тот же вечер написала письмо, написала, что люблю тебя, попыталась объясниться по поводу Тома и моего к нему отношения.

— Джейн, я никогда не получал этого письма. Куда ты его послала? — спросил он, чувствуя сильное волнение.

— Разумеется, в Респрин.

— Но ведь я поехал в Лондон. Тогда состоялась феноменальная выпивка. Я не слишком хорошо помню, что там было, но знаю наверняка, что никакого письма я от тебя тогда не получал.

— Стало быть, его потеряли на почте. Я подумала о том, как бы повернулась наша жизнь, если бы ты все-таки получил его.

— Нет, Джейн, письмо не могли потерять на почте. — Он просто пылал от негодования. — Теперь-то я понимаю, что случилось с твоим письмом!

— Думаешь, мать?..

— Готов поспорить! Вот сука старая, вечно она сует свой нос! Чего только она не сделала, чтобы окончательно разбить мою жизнь!..

— Да, сука еще та. Но она встревает в твои дела, потому что любит тебя, Алистер.

— Джейн, подчас ты слишком рациональна. Ты должна бы ненавидеть ее за все то, что она тебе сделала.

— Было время, когда я действительно ненавидела ее. Но сейчас у меня на это нет ни сил, ни времени. Сейчас я не в состоянии ненавидеть кого бы то ни было. Но, в любом случае, я свято верю в свою судьбу. Значит, нам не суждено было вновь сойтись, и в этом смысле твоя мать всего-навсего явилась слепым орудием судьбы. Хотя нужно отдать ей должное, она без устали делала все, чтобы только отвадить меня. — Джейн невесело усмехнулась.

— Мы могли бы быть с тобой вполне счастливой парой, — проговорил Алистер.

— Но нельзя исключить и иную возможность. Могли быть, а могли и не быть. Тогда у меня не было бы Джованни. Так что в некотором смысле мне следовало бы поблагодарить твою мать.

— Ну а теперь? — Алистер прервал ее размышления.

Джейн потупилась. Она вспомнила ту ночь в Фулеме, отчетливо вспомнила неожиданную свою радость, — но вспомнила также и его слова: «Ты многому научилась за последнее время». Эти слова она никогда не забудет. Она пожала плечами.

— Ну и? — повторил Алистер твердо.

Джейн посмотрела на него в упор. Если не считать седины в волосах, он выглядел так же, как и прежде: такой же симпатичный, даже очаровательный. «Было бы так просто…» — подумала она. Одно только слово — и опять он сделается ее Алистером. Но вопрос в другом: может ли он быть чьим-нибудь до конца? Сколько пройдет времени, прежде чем он вновь начнет гулять? И через сколько времени Джейн суждено будет вновь почувствовать, как ржа неприятия опять точит душу?

— Мы ведь нынче стали добрыми друзьями. Так что давай не будем. Я очень ценю нашу дружбу, — сказала она, и ее спокойствие свидетельствовало о том, как хорошо она владеет собой.

Внезапно Алистер сорвался с места.

— Ну, меня уже заждались, наверное. Пойду-ка я понемногу… Но ты все-таки подумай, Джейн. Давай как-нибудь соберемся, поужинаем вместе…

— Как-нибудь вместе поужинать — это было бы замечательно, — ответила она, провожая его до двери.

Потом она долго сидела в темноте. Было такое чувство, будто она боится, — ей пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы сдержаться и не кинуться ему в объятия; она так хотела ощутить его поцелуй, его тело… Да что вообще с ней такое?! Другие женщины вполне довольствуются одним-единственным мужчиной, ей непременно подавай обоих. Она даже не способна сделать выбор и теперь осталась без того и без другого. Она улыбнулась. Она решила не говорить об этом Алистеру, но теперь у нее появилась работа.

А все получилось совершенно случайно. Ей всегда нравилось писать письма, длинные, интересные. И вот однажды она сидела на кухне у Зои и строчила очередное послание, а эта практичная женщина внезапно сказала, что раз ей так нравится писать, пускай бы тогда и зарабатывала этим деньги. Джейн написала и отослала в местную газету заметку, посвященную теме, которая была ей близка: трудности, с которыми сталкивается тот, кто женится или выходит замуж за человека из другой социальной группы. К вящему ее изумлению, газета напечатала материал и даже прислала ей гонорар. Джейн решила, что это чистая случайность. И потому еще более удивилась, когда редакция заказала ей серию статей. По вечерам, а также когда Джованни спал, Джейн усаживалась за пишущую машинку. Пригодились-таки те недолгие занятия на курсах секретарш! На удивление, писалось легко, и, кроме того, Джейн очень нравилось мчаться в редакцию к моменту выхода очередного свежего номера. Она была немало поражена, когда в один прекрасный день раздался телефонный звонок из редакции национального журнала. Они готовы были платить Джейн такие суммы, что она поначалу даже и верить отказывалась. Джейн обещала подумать, — на том и расстались. А буквально три недели спустя позвонил заместитель главного редактора и поинтересовался, не согласится ли она вести колонку «бывалого». Предложение лишило Джейн сна и покоя, однако Зоя умело отвела все ее возражения и настояла на том, чтобы подруга приняла предложение.

Это был настоящий успех. Джейн получала огромное наслаждение от работы, которую, ко всему прочему, можно было выполнять, не покидая квартиры. Она бывала счастлива, если ее советы пригождались читателям: ведь в жизни современной женщины столько горечи и страха. Она вскоре обнаружила, что не только у таких, как она, женщин после замужества появляется множество проблем. Немало девушек, выйдя замуж за рабочих, обнаруживали, что по мере продвижения их мужей по служебной лестнице нагрузки на них самих возрастают неимоверно. Для таких жен постоянным кошмаром становились мысли о том, как сделать все должным образом, чтобы получалось «как надо». Но Джейн получала массу писем, где речь шла именно о таких вот страхах.

Более же всего ее угнетал тот факт, что за многие годы практически ничего не изменилось. Правда, в Кембридже, где царили вполне либеральные нравы, можно еще было чувствовать себя вполне счастливой, но на периферии, вдали от больших городов, предрассудки еще процветали.

Получив возможность представляться профессиональной журналисткой, Джейн почувствовала, как жизнь в Кембридже сделалась куда приятнее. Ей более уже не приходилось выдерживать на себе неприязненные взгляды, в которых легко читалось осуждение: она ведь работает, а не живет припеваючи.

Жизнь ее сделалась легче: при некотором везении Джейн могла рассчитывать на вполне обеспеченное будущее.

Был поздний вечер, Джейн сидела за рабочим столом и сочиняла текст для очередной газетной колонки. Без Джованни квартира казалась пустой, однако работалось хорошо. Внезапно зазвонил телефон. Бросив недобрый взгляд на часы, Джейн поднялась, подошла к телефону.

— Джейн, дорогая, это Алистер. Я, собственно, и не знаю, как сказать. Неприятные новости, речь идет об Онор. В общем, она умерла…

Джейн прислонилась к стене, ноги у нее подкосились. Внутри все как будто заледенело.

— Онор?! О чем ты, я не пойму?..

— Для меня и самого это было совершеннейшей неожиданностью, Джейн, но боюсь, это правда…

— Чушь какая-то! Я собиралась завтра звонить ей, хотела спросить, можно ли приехать к ней на пару недель, — сказала она таким тоном, словно факт несостоявшегося и запланированного назавтра телефонного разговора мог аннулировать только что услышанную новость.

— Только что мне звонил Гвидо…

— Что, дорожная авария? Может, она лишь покалечена?

— Джейн, любимая, мне самому очень жаль. Дело не в аварии. Гвидо несколько часов назад обнаружил ее мертвой в постели.

— Конечно, в постели. А что, разве уже так поздно?! — В ее голосе явственно звучала растущая истерика.

— Джейн, любимая, ты сейчас стоишь? Если да, то лучше сядь куда-нибудь, сделай несколько глубоких вдохов. Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, но нужно взять себя в руки. — Она послушно села, после нескольких глубоких вдохов сумела взять себя в руки, однако ледяная пелена, окутавшая ее сердце, не исчезла. — У нее оставался включенным свет. Ей явно в последнее время нездоровилось. Гвидо хотел узнать, не нужно ли ей чего, а когда пришел — увидел, что она мертва.

— Алистер… — Она принялась рыдать. — Приезжай, я хочу тебя видеть.

— Я тоже, Джей. Это просто кошмар какой-то! Я знаю, как ты ее любила. И потому решил, что тебе первой нужно сказать о случившемся. Не хотел, чтобы ты узнала из газет.

— Но отчего же она умерла?! У нее было такое крепкое здоровье.

— Я толком и сам не знаю, любимая.

— Боже, какой ужас!.. Бедная Онор…

— Наверное, ты захочешь поехать к ней на похороны, они состоятся в ближайшую среду в Респрине. Можешь остаться там на ночь, поскольку путь вовсе не близкий. Джеймс тоже очень расстроен и наверняка захочет, чтобы ты задержалась. Он ведь тоже ее любил.

— Конечно, Алистер. Спасибо, что сообщил. — Она немного успокоилась, хотя все еще до конца не могла осознать случившееся. Опустив трубку, она уставилась в пространство. Так она просидела всю ночь: сознание отказывалось мириться с мыслью о том, что Онор умерла.

Глава 14

В среду, когда Джейн въезжала в ворота Респрина и затем двигалась по знакомому парку, ее одолевали самые противоречивые чувства. Главным образом она ощущала невероятную грусть оттого, что не стало замечательной Онор, со смертью которой из этого мира исчез небольшой волшебный камушек. Джейн почему-то чувствовала себя виноватой: надо было раньше навестить Онор. Если бы она приехала, Онор не умерла бы так одиноко. Остановив автомобиль, Джейн огляделась. Странно, но она чувствовала себя счастливой, вернувшись туда, где много лет подряд была хозяйкой. Джейн с улыбкой наблюдала за оленем; под всем разнообразием внезапно нахлынувших эмоций таилась радость — радость вновь увидеть Алистера. Впрочем, придется ей также встретиться и с его матерью. Парк — вовсе не единственное, что не изменилось.

Алистер с Джеймсом вышли ей навстречу, а Бэнкс тепло и сердечно приветствовал Джейн. Ее проводили в отведенную ей комнату — ту самую, куда поселили Джейн во время ее первого приезда. Усевшись на постель, она вдруг обнаружила, что тут ровным счетом ничего не изменилось. Изменилась разве что она сама. Она подумала о том, узнала бы — окажись такое возможно — та неуклюжая, безвкусно одетая девушка, некогда сидевшая на этой постели и боявшаяся покинуть комнату без разрешения, — узнала бы она себя в этой изящной, элегантной женщине? Джейн слишком долго прожила с Роберто, а Роберто оказался прекрасным учителем. Даже если на ней и не было нарядов от парижских кутюрье, все равно, будучи отличной ученицей, она усвоила стиль поведения, который позволял и в простеньких одеждах выглядеть стильно и изысканно. Фигура Джейн все еще отличалась стройностью: посмотришь на нее — не скажешь, что она мать двоих детей, один из которых уже почти совсем взрослый.

Но тем не менее внутренне она почти не изменилась. Ей все так же хотелось быть любимой, она по-прежнему была человеком без места под солнцем, так же тушевалась перед матерью Алистера. Правда, теперь испытываемые по отношению к леди Апнор чувства казались ей самой весьма забавными.

Леди Апнор почти не изменилась, разве только на лице добавилось несколько морщин, но держалась она по-прежнему прямо. Кларисса едва ли будет в старости такой: в ее лице было слишком уж много жесткости, слишком много горечи в глазах, — вообще говоря, Кларисса уже и сейчас казалась матроной весьма и весьма зрелой.

Обе женщины приветствовали Джейн примерно одинаково: высокомерным, чуть ли не королевским кивком и едва ощутимым рукопожатием. Этого было вполне достаточно, чтобы не оскорбить Джейн, но совершенно недостаточно для того, чтобы она могла чувствовать себя желанной гостьей. Однако, судя по всему, прошедшие годы научили Клариссу скрывать свои истинные чувства.

Август оказался в ее жизни важнейшим месяцем: именно в августе произошла встреча с Алистером, Руперт также умер в августе, в августе Джейн окончательно решила отдаться Роберто, в этом же самом месяце она изменила ему и покинула его дом. И вот теперь — смерть Онор. Джейн еще подумала, что смерть Онор может помешать традиционной драмлокской охоте. Как, должно быть, рассердится из-за этого Бланш!

Похороны в своей строгой простоте были великолепны. Рабочие имения несли гроб от дома через весь сад и оранжерею с розами, — Онор как бы прощалась с деревьями и цветами. Миновав маленькую садовую калитку, процессия достигла небольшой церкви. Церковь была битком набита пришедшими проститься. Мужчины поставили гроб перед алтарем. Джейн не выдержала, зарыдала. Онор в гробу казалась на удивление маленькой, а в жизни она была довольно высокой: даже удивительно, как смерть меняет пропорции. Похоронили ее в семейном склепе, рядом с предками.

Затем все молча направились в особняк. Люди молча выпивали и разговаривали вполголоса.

— Ну, как ты? — спросил Джейн подошедший Алистер, протягивая ей очередной бокал. — Я сделал тебе джин с тоником. Знаю, что ты терпеть не можешь шерри. — Он улыбнулся.

— Не могу представить, как она лежит там сейчас одна…

— Она там не одна. Калем, ее первый супруг, похоронен там же.

— Как это?!

— У Онор была урна с его прахом. Все эти годы, куда бы она ни ездила, всегда брала ее с собой и рассказывала мне об этом много лет назад. Она говорила: «Когда я умру, положи его прах в мой гроб. Он был великолепен в постели, пусть же мы вместе будем в гробу». Я выполнил эту ее просьбу.

— Дорогая Онор, как это все замечательно! До конца осталась ни на кого не похожей. — Джейн улыбнулась при мысли о том, что Онор наконец воссоединилась с Уилбуром Калемом. Несколько человек недоуменно посмотрели на нее, лицо леди Апнор исказила гримаса отвращения. — Алистер, скоренько расскажи что-нибудь смешное, чтобы я еще могла улыбнуться. Онор едва ли понравилось бы то, что здесь все такие мрачные.

— Ты права, сейчас что-нибудь придумаю. — Алистер принялся рассказывать какую-то историю. Когда же он дошел до ключевой фразы, Джейн весело рассмеялась, да и сам он не удержался. В зале установилась гробовая тишина, приглашенные осуждающе посмотрели на них. Алистер хлопнул в ладоши:

— Прошу внимания. Я бы не хотел вас шокировать, но Джейн тут вот сейчас напомнила, что Онор была бы счастлива, если бы мы с вами на ее похоронах не «умирали». Все вы наверняка знаете, как она любила и умела веселиться. Так что я предлагаю всем взбодриться — хотя бы в память покойной.

Прошел шепоток одобрения, затем смешок, потом другой — и вот шум в зале, сделался таким, как на обычном коктейле, которые так любила посещать Онор. Вместо традиционных двух шерри для дам и одного виски для мужчин принесли огромное количество спиртного — и поминки затянулись до вечера.

Наконец остались лишь члены семьи покойной, Джейн, а также юрист мистер Стронг. Он стал вытаскивать из дипломата какие-то бумаги, и Джейн тотчас направилась к выходу. Зачем ей присутствовать при чтении завещания?

— Прошу прощения, принцесса, я был бы весьма признателен, если бы вы остались.

Джейн обернулась.

— Не вижу причин, мистер Стронг, зачем бы этой женщине тут оставаться. Это сугубо семейное дело, — высокомерно заявила леди Апнор.

— Если ваша светлость не будет возражать, я бы предпочел, чтобы она осталась, — не повышая голоса ответил юрист, намеренно не обращая внимания на то, как леди Апнор буквально буравит его взглядом. Джейн огляделась и, как обычно, выбрала место у окна.

Юрист стал зачитывать текст завещания. Он был пространен, поскольку у Онор была масса друзей и всех она сочла нужным оделить, да к тому же еще дать соответствующее распоряжение. Так, оставив, например, весьма внушительную сумму Гвидо, она посоветовала ему, чтобы он приобрел участок земли и начал там выращивать оливы, поскольку выращивать виноград и делать вино — слишком большой риск, потому как у Гвидо, дескать, здоровье уже не то, а наличие в доме вина будет постоянным соблазном. Алистеру Онор оставила земли в Англии и рекомендовала присовокупить их к респринскому имению. Только сейчас Джейн сообразила, что Онор скупила землю, распродаваемую после смерти Руперта.

Юрист отпил из бокала и оглядел собравшихся. Кларисса с матерью застыли на краешке стульев, боясь пропустить хоть слово касательно дальнейшей судьбы весьма значительного состояния Онор.

Мистер Стронг откашлялся и продолжил:

— Свои картины, мебель, автомобили, драгоценности, квартиры в Лондоне и Нью-Йорке, а также свою виллу в Италии — я оставляю любезной племяннице и другу Джейн Апнор, урожденной Рид.

Со всех сторон послышались недоуменные восклицания.

— Вот это да! — воскликнула леди Апнор.

Юрист еще раз промочил горло и бесстрастно продолжил:

— «Остальную часть моего имения, а также все принадлежащие мне акции и ценные бумаги, равно как и все мои средства, вложенные в разного рода промышленные предприятия, а также ту сумму, которая останется на момент моей смерти в доме, я завещаю своему двоюродному племяннику виконту Редланду, который вступит в права собственности лишь после смерти его матери. Общий контроль за моим имением и доходами от оного Джейн пусть осуществляет по своему усмотрению.

Уверена, что в данный момент многие испытывают явное недоумение. Позвольте объясниться.

Джейн, я сделала все это потому, что за время нашего знакомства полюбила тебя всем сердцем и считаю тебя своей подругой. Я восхищаюсь твоей независимостью и уверена, что в твоих руках деньги Джеймса будут надежно сохранены.

Кларисса, я поступила таким именно образом, потому как ты всегда была женщиной недоброй, ненавидящей всех и вся, потому что ты была жестока по отношению к Джейн, особенно в тот период, когда та более всего нуждалась в дружбе и понимании. Но как бы то ни было, я всегда не любила тебя, и дело не в твоем отношении к Джейн: я и без этого тебе все равно ничего бы не оставила.

Что же касается тебя, Алистер, я никогда не могла забыть и простить тебе твое отношение к Джейн, ту чудовищную жестокость, какую ты продемонстрировал, отобрав у нее ребенка. Не сомневаюсь, что все это ты проделал по наущению своей жуткой мамаши, но вряд ли это достойное объяснение. Я пыталась простить тебя, однако же не смогла. Как не могу понять немыслимой верности и любви, которые Джейн демонстрирует всякий раз, когда речь заходит о тебе. Сколько раз я говорила, чтобы она раз и навсегда выкинула тебя из головы. В этой ситуации с моей стороны было бы лицемерием оставить тебе что-нибудь еще, кроме того, что принадлежит Респрину. И именно потому я приняла решение в пользу твоего сына.

Хотя и предпочла бы — не знаю только, возможно ли это в сложившихся обстоятельствах, — чтобы ты не злился на Джейн: на нее наверняка будут злиться все члены твоей семьи. Не ее вина, что я решила поступить таким вот именно образом».

Юрист надолго замолчал, выпил налитое ему в бокал вино и затем, как бы собравшись с духом, продолжил:

— «Единственное, о чем сожалею, так это о том, что не могу быть сейчас вместе с вами, не могу лицезреть вас, особенно выражение лица Бланш».

Все взглянули на леди Апнор, лицо которой исказила гримаса злобы. Юрист положил бумаги на стол, снял очки и принялся протирать стекла. Он прекрасно понимал, что над его головой сгустились тучи. В комнате повисла тяжелая тишина. И буря разразилась.

— Я не верю этому! — заявила леди Апнор, голос которой сделался низким и густым от переполнявшей ее ненависти.

— Вот сука, грязная, противная сука! — выдохнула Кларисса.

— Это что же, выходит, я теперь богач? — спросил Джеймс.

— Нет, и долго еще не станешь богачом, Джеймс, если все так и оставить, — ответила его бабка, с ненавистью сверкнув глазами.

— Слушайте, вы там, заткнитесь на минутку и дайте мне хоть слово сказать, — потребовал Алистер, однако Кларисса, не обращая внимания на его слова, продолжала выговаривать сдавленным голосом, что после извечных ее истерик казалось куда более зловещим:

— Какая же ты хитрая сучка, Джейн! Подольстилась к старухе, втерлась к ней в доверие! Ты ведь так на нее смотрела всегда, что от твоего взгляда масло — и то могло бы растаять! Ты все, все очень тонко продумала… — К своему крайнему удивлению, Джейн увидела, что по щекам Клариссы текут слезы. Джейн и в голову не приходило, что она способна плакать. Гектор, ее супруг, приобнял Клариссу за плечи, желая как-то успокоить, однако Кларисса нервно сбросила его руку. — Это несправедливо! Нам так нужны сейчас деньги! — взвыла она. — И ведь она даже не член нашей семьи! — Гневно размазав слезы по лицу, она вскочила со своего места. — Но мы этого так просто не оставим, мы будем судиться! Мы через суд пересмотрим условия завещания.

— Леди Кларисса, я бы вам решительно не советовал делать что-либо подобное, — счел необходимым заметить юрист. — Вы потратите уйму денег и решительно ничего не добьетесь. Завещание составлено завещателем в здравом уме и твердой памяти, и потому его практически невозможно оспорить.

— Да кто сказал, что она была в здравом уме?! Она была сумасшедшей, и все вокруг это отлично знали! Вы знали ее, мистер Стронг?

— Леди Кларисса, если бы вы сказали, что она была человеком эксцентричным — я согласился бы с вами. Но уж никак не в медицинском и не в юридическом смыслах слова!

— Полагаю, мистер Стронг, что это просто возмутительно: почему мои дети должны лишаться того, что принадлежит им по праву?! Я считаю, что это — завещание ненавидящей всех и очень мстительной женщины, — сердитым тоном заявила леди Апнор. — Мне кажется, это ненормальное завещание. Уверена, в суде приняли бы точно такое же решение.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, леди Апнор. Да, это весьма необычное завещание, но ведь и сама леди Онор была весьма неординарной женщиной. — Юрист вежливо улыбнулся и продолжал: — Однако при составлении этого завещания были соблюдены решительно все надлежащие формальности, и могу вас уверить, что леди Онор находилась в очень даже здравом уме, когда вырабатывала пункты документа. Я отлично помню ее слова: «Я хочу составить завещание таким образом, чтобы оно всем было понятно, без какого бы то ни было юридического жаргона». И данный документ, хотя и не содержит принятых юридических формулировок и терминов, составлен вполне грамотно. Конечно же, леди Апнор, у вас на сей счет может быть иное мнение, но любой судья подтвердит мои слова.

— Когда оно было составлено? — раздраженно поинтересовалась леди Апнор.

— Датировано декабрем 1970 года. То есть составлено три года тому назад. Однажды, на Рождество, она зашла ко мне в офис, где и было написано все это.

— Ты находилась тогда в Италии. — Леди Апнор указала своим костлявым пальцем на Джейн.

— Да, в Италии, — спокойно ответила та.

— Вот, мистер Стронг, это и называется незаконное влияние, тут и гадать нечего!

— Я тогда уже не жила с леди Онор, я переехала. Так что ваши обвинения не имеют под собой оснований, леди Апнор. И вообще потрудитесь не показывать на меня пальцем таким вот хамским образом! — произнесла Джейн так спокойно и ровно, что лишь Алистер сумел расслышать скрытый в ее словах юмор.

— Да как ты смеешь?! Неблагодарная потаскушка! — выкрикнула леди Апнор, однако руки свои положила на колени — чего Джейн не могла не заметить.

— Нашла себе какого-то жиголо и довольна! — вставила свое слово Кларисса.

— Кларисса, чего ты добиваешься, осыпая меня бранью? Может, успокоишься наконец?! — Джейн уже изрядно поднадоел подобный тон.

— А ты чего хотела?! Что я буду спокойно смотреть, как ты крадешь деньги у нашей семьи?!

— Я ни у кого ничего не краду; еще раз повторяю, я совершенно ничего не знала о намерениях Онор. Я знала, конечно, что она терпеть тебя не может. Впрочем, я сама была о тебе точно такого же мнения. И непонятно, чего ты ожидала после многих лет издевок и оскорблений в мой адрес?! Я молчала только лишь потому, что не желала связываться! Но я понятия не имела, что Онор готова пойти на столь решительный шаг.

— Вы видите, мистер Стронг, она сама признала! Совершенно очевидно, что она соответствующим образом подготовила старую дуру! — Последние слова Кларисса произнесла с каким-то даже подвизгиванием.

— Если мне будет позволено вставить хоть слово, то прежде всего скажу, что очень рад за Джейн. Ты вот, мама, говоришь о надлежащем наследстве. А ведь все эти деньги не имеют к нам решительно никакого отношения! Прежде они принадлежали Уилбуру Калему, и Онор имела полнейшее право оставить их хоть собачьему приюту, если уж на то пошло.

— Что, собственно, она и сделала, — с обидой в голосе заметила Кларисса.

— Я бы предпочла, чтобы ты не упоминал вслух имя этого мерзкого Калема, — надменно сказала леди Апнор.

— Ты можешь считать его мерзким, мама, однако ты бы не отказалась принять его деньги. — Алистер победно улыбнулся.

Мать сердито покачала головой и ничего не ответила.

— Думаю, Кларисса совершенно права. Джейн втерлась в доверие к моей свояченице, обольстила ее, мистер Стронг, не имея на то решительно никакого права.

— Это неправда, леди Апнор. Я любила Онор, она была моей доброй подругой. Я всегда была уверена, что она все оставит Алистеру.

— Врешь!!! — крикнула Кларисса, у которой сдали нервы. — Вся твоя жизнь — это хорошо продуманный коварный план. Начать с того, как ты окрутила Алистера и вынудила его жениться на тебе. Хоть он и отрицает, но я уверена, ты сказала ему, что беременна. Иначе с чего бы это вдруг он решил жениться на простушке, да еще и шлюхе?

— Тетя Кларисса! — Джеймс вскочил со своего места. — Как вы смеете говорить о моей матери в таком тоне?! — Он встал меж Джейн и Клариссой. Мать благодарно улыбнулась ему.

— Ты ведь ничего не знаешь, Джеймс. Черт, у меня всегда были серьезные сомнения насчет Онор. Я бы не слишком удивилась, если бы выяснилось, что между ними существовали лесбийские отношения.

— Кларисса! Ну, это уж слишком! — воскликнул Алистер.

— Что это ты вдруг так заговорил, а?! Или пытаешься таким образом подобраться к денежкам, братец?!

— Кларисса, или ты сейчас заткнешься, или я тебе врежу. — Алистер подался к ней, но Джейн успела схватить его за руку.

— Алистер, не марайся. Все это не имеет никакого значения, право.

— Вот уж не знал, что в этой семейке столько яда, — недоуменно произнес Джеймс.

— Ты еще и половины всего не слышал, Джеймс. Ведь почему, ты думаешь, твой отец был категорически против того, чтобы она тебя воспитывала? Да потому, что он отлично знает, что являет собой эта вот женщина, знает лучше, чем кто бы то ни было. И он не хотел, чтобы ты заразился ее рабоче-крестьянской ментальностью.

— Бабушка, это отвратительно. Скажи, чтобы она замолчала. — Юноша смотрел на нее широко раскрытыми глазами, в которых явно читался неподдельный ужас. Джеймс переводил взгляд с одного родственника на другого. Джейн сжала его руку, пытаясь таким образом дать понять, что она выше всех этих мерзостей. Она оглядела рассерженные лица, остановила взгляд на лице леди Апнор и подумала, что ей не худо было бы измерить давление. От избытка эмоций Кларисса вспотела, и косметика начала подтекать: когда она увидит себя в зеркале, ее хватит удар. Джейн подумала, что все эти люди ничуть не отличаются от любого другого семейства, обсуждающего неблагоприятное для большинства завещание. Правду говорят: деньги выявляют все самое лучшее и самое худшее в душах людей. Деньги. «Сколько же?» — подумала она. Должно быть, весьма внушительная сумма. Ведь как широко жила Онор! Не случайно сейчас тут такие истерики, столько эмоций! А забавно все получилось: ниоткуда — такое богатство! Впрочем, это отнюдь не развеселило Джейн: сама Онор никогда не использовала деньги в качестве оружия, не будет и Джейн. Джейн улыбнулась своим мыслям и только сейчас заметила, что леди Апнор о чем-то разговаривает с Джеймсом. Она тотчас прислушалась.

— Мне очень жаль, Джеймс, но теперь ты уже совсем взрослый и тебе лучше узнать всю правду. С тех самых пор, как эта женщина, твоя мать, появилась у нас, семья совершенно изменилась.

— Это я расскажу тебе правду, Джеймс, — заговорил Алистер. — Бабушка думает, что я забрал тебя, потому что ненавидел твою мать. Она уверена, что я прислушался к ее совету. Но все было совсем иначе. Я думал — правда, это оказалось непоправимой ошибкой, — что если ты останешься со мной, то твоя мать непременно вернется. Однако она не вернулась. У меня, кроме тебя, никого не осталось, и тогда я подумал, что если ты получше узнаешь ее, то полюбишь больше, чем меня. Вот как все было на самом деле. Кроме этого, я вынужден предупредить, что, если вы обе не будете вести себя пристойно, я вышвырну вас вон из этой комнаты, — добавил он, обращаясь к матери и сестре.

— Я сама отсюда уйду, причем с большим удовольствием. Да, я ухожу, но ничего, еще не вечер. С этой сучкой мы еще встретимся в суде. Пошли, Гектор, пойдем мама. — Обе женщины выскочили из комнаты, покорный Гектор едва поспевал за ними.

— Еще виски, Стронг? Думаю, еще немного не помешает. — Алистер после ухода обеих женщин явно испытал облегчение.

— Спасибо, лорд Апнор, с удовольствием. Я так ненавижу подобные процедуры, — с горечью сказал он.

— Мистер Стронг, а что значит это завещание? — спросила Джейн.

— Оно означает, принцесса, что вы сделались чрезвычайно состоятельной женщиной. Не только приобрели абсолютный контроль над имуществом леди Онор, но также будете пожизненно получать все дивиденды, которые ей положены. Если вы захотите избавиться от какой-либо собственности, никто и ничто вас не остановит. Она говорила, что скорее всего вы захотите оставить себе итальянскую виллу: леди Онор полагала, что вам это место особенно дорого.

— Да, совершенно верно. Но я хотела бы как-то помочь Алистеру. Плата за учебу Джеймса чрезвычайно велика, а ведь через несколько лет ему поступать в университет. Расходы Алистера сильно возрастут.

— Очень правильное решение, я бы так сказал. А кому именно помогать — на то ваша добрая воля.

— Думаете, после оплаты расходов за погребение останется еще достаточно?

— Дорогая принцесса, вы, по-моему, и не представляете, сколь велико состояние леди Онор.

— Милый, славный Калем… — Джейн смущенно улыбнулась.

— Джейн, я вовсе не хочу, чтобы ты помогала мне деньгами. Джеймсу — это одно, я ничего не имею против. Но мне помогать не нужно, я не заслужил.

— Очень даже заслужил, мы прожили с тобой удивительные годы. — Она протянула ему руку.

Мистер Стронг стал собираться.

— Да, чуть не забыл, еще кое-что: письмо для вас, принцесса. На конверте перечислены инструкции.

Джейн взяла протянутый ей пухлый конверт, на котором красивым почерком Онор было написано: «Джейн, прочитай, устроившись поудобнее, с джин-тоником под боком».

Джейн положила конверт в сумочку.

Юрист ушел, остались только Алистер и Джейн с Джеймсом.

— Папа, можно я спрошу? Я правильно понял, что мама теперь контролирует состояние тети Онор, а в один прекрасный день все это станет моим?

— Совершенно верно. Думаю, что у тебя нет причин для беспокойства. Вряд ли мама потратит все деньги и оставит тебя ни с чем.

— Значит, мы теперь богаты?

— Чертовски богаты.

— Оу!!! — воскликнул Джеймс.

— А ты представляешь, Алистер, о какой сумме может идти речь? — поинтересовалась Джейн.

— Понятия не имею. Я знаю только, что империя Калема некогда была огромной. Куда только не были вложены его средства. Онор как-то мне говорила, но я тогда слушал, что называется, вполуха. Не вполне уверен, что наша добрейшая Онор и сама понимала, откуда берутся деньги. Она просто-напросто получала и тратила. Ты получишь в наследство не только ее деньги, но и ее советников по инвестициям. Останется не мешать им и прислушиваться к их советам.

— Бабушка и тетя Кларисса — ужасные женщины, — сказал вдруг Джеймс. — Бедная моя мама.

— Не переживай, Джеймс. Это тянется уже так давно, что если бы вдруг они стали милы и приветливы со мной, я бы почувствовала себя крайне неловко. — Джейн пожала плечами.

— Мам, иногда я слушал их разговоры… — Лицо мальчика неожиданно исказила гримаса боли: он едва сдерживал слезы.

— Дорогой мой, я все понимаю. — Она погладила его по плечу. — Послушай, что скажет мама. Все это не важно. Мы любим друг друга, а это самое главное.

Сын вдруг уткнулся матери в плечо, Алистер подошел и обнял их обоих.

Уже далеко за полночь Джейн наконец добралась до дому. Она ужасно устала, но, вспомнив про конверт, налила себе джина с тоником, уселась в кресло с ногами и вскрыла его.

«Дорогая, дорогая моя Джейн,

до чего все это ужасно, правда? Совсем как в кино. Должно быть, лицо Бланш вытянулось от шока и отвращения, да? Эх, как жаль, что меня не было там, с вами! У меня мелькнула мысль о том, что можно бы залезть в свежевырытую могилу и сделать там видеосъемку: я зачитываю собственное завещание. Слышала, что подобное иногда проделывают некоторые американцы. Впрочем, в этом есть что-то вульгарное.

Наверное, тебе чего только не пришлось выслушать в свой адрес, да? Наверняка говорили, что ты все это подстроила, называли тебя сукой и прочими «высокими» словами. Но мы с тобой все отлично понимаем, — и лишь это важно. Не обзаведясь собственными детьми, очень грустно думать, что вот умрешь — и некому оставить все то, что было так дорого при жизни. Поскольку же я искренне тебя люблю, то логично остановить свой выбор именно на тебе.

Да, я знаю, что умираю. Помнишь эти мои совершенно идиотские мигрени? Они начались незадолго до того, как ты ко мне переехала. Я была у врачей, меня предупредили, что жить мне осталось от силы год. «Черт меня побери, — сказала я себе, — нужно пересилить болезнь». И в некотором смысле мне это удалось: целых три года я чувствовала себя вполне прилично. Ну а потом — о-о-о! — потом эта зараза вновь дала о себе знать, теперь уже по-настоящему. По времени это как раз совпало с твоим уходом от Роберто. Мне так хотелось, чтобы ты осталась со мной, — у меня было отвратительное настроение и страх смерти. Надо было бы напрямую сказать тебе, упросить остаться, но ты так боялась ненароком встретиться с ним… Как бы то ни было, а моя опухоль вновь задремала. Я чувствовала некоторую слабость и легкие головокружения, но тем не менее все было не так уж плохо. А в этом году началось обострение болезни, так что конечный исход уже не вызывал у меня сомнений.

Мне сказали, что операцию делать слишком поздно. Единственное, что мне смогли предложить, — это химиотерапию и облучение, но даже и в этом случае шансов на выздоровление практически не было. Врачи не стали мне лгать, сообщили, что я непременно потеряю все волосы (только представь, после того, как я потратила уйму денег на парикмахеров и всякие средства для волос!) и что мало-помалу начнется паралич, так что я буду неуклонно превращаться в животное. Я не могу позволить себе этого, Джейн.

Я познакомилась с одним очень славным доктором, он дал мне лекарство, позволяющее потихоньку уйти из жизни. Все подумают, будто у меня просто случился сердечный приступ.

Когда-нибудь я воспользуюсь этим лекарством: если головная боль сделается невыносимой — такой, словно меня распиливают циркулярной пилой. Я налью себе джина с тоником, лягу в постель и покончу с болезнью раз и навсегда.

Прости, дорогая, но иного выхода у меня нет. Я так и не смогла тебе сказать об этом. Я хочу быть похороненной в Респрине, чтобы над моей могилой гомонили грачи и лесные голуби, чтобы ветер приносил сюда пряный аромат роз из сада. Я не знаю, что говорит закон по поводу самоубийства — так ли он трактует это действие, как и католическая церковь? Но все равно, не хочу рисковать, дабы потом не настаивали на моей эксгумации. Такое ужасное слово, не правда ли?

Помнишь, как мы с тобой были в Драмлоке, когда умер бедняга Руперт? Ты еще тогда сказала, что если бы у тебя было такое имение, то ты никогда никого не убивала бы? Теперь, дорогая, ты можешь себе позволить такое имение. Купи, непременно купи. И умоляю, не теряй связи с Роберто.

Онор».

Джейн долго не выпускала письма из рук, совершенно забыв о бокале джин-тоника. Она вспомнила все эти годы, когда мудрая Онор не раз успокаивала ее, давала советы, демонстрируя ей свою любовь. Онор принадлежала к тем, кто радовался жизни и не желал умирать заживо, она лишь воспользовалась единственным выходом, предоставленным ей судьбой.

Странным образом Джейн вдруг успокоилась и мысленно попрощалась со своей подругой.

Глава 15

Просто лист бумаги круто изменил ее жизнь. В мгновение ока Джейн сделалась очень состоятельной женщиной, и советники по финансам попросили ее проехать в «налоговое изгнание». Долгие часы провела Джейн с адвокатами и финансистами, надлежащим образом обдумывая, как распорядиться капиталом и собственным будущим.

Днем Джейн принимала решения, а по ночам не могла уснуть, — все обдумывала, правильно ли поступила. Относительно инвестиций Онор все было очень просто: Джейн решила полностью положиться на ту же самую команду экспертов, которая еще недавно обслуживала старшую подругу. Джейн решила продать нью-йоркскую квартиру тетушки, правда, колебалась по поводу лондонской. Сама квартира, конечно же, была не лишней: там мог бы жить Джеймс, наведываясь в столицу, да и Алистер тоже. Но когда Джейн увидела, что это очень комфортабельное и огромное жилище более всего годится для устройства многолюдных вечеринок и торжеств, когда она подумала, что может запросто потеряться в этих многочисленных комнатах, она решила незамедлительно продать его.

Только через несколько недель пришло осознание того важного факта, что полученное наследство огромно и никуда в один прекрасный день не исчезнет. Джейн наведалась в свой родной город и почти сразу нашла хорошенький дом, расположенный на чистой, зеленой улице. Перед домом располагался сад, за домом — еще один; кухня была оборудована всем необходимым, ванная отделана кафелем. Джейн оформила купчую и лишь после этого явилась в родительский дом.

Странно это было — вновь оказаться в доме своего детства. Дом стал еще меньше и сильно обветшал.

— Ну и сюрприз! А мы-то считали, ты и думать о нас с отцом позабыла! — с порога начала мать.

Джейн решила оставить ремарку без ответа: что толку спорить, когда родители и пальцем не пошевельнули, чтобы поддерживать связь с дочерью. Джейн покрутила на пальце ключи от нового дома, положила их на стол.

— Это мой вам подарок.

Отец взял ключи и с явным сомнением, подозрительно посмотрел на них.

— Это еще что такое?

— Ключи от дома на Санни-авеню. Я ведь помню, мама всегда мечтала поселиться там. Да и тебе, пап, там будет удобнее, не так далеко до футбольного стадиона.

— Это что же, куплено на те деньги, что должны успокоить твою совесть, так, что ли? — На лице матери появилось обычное горестное выражение.

— Нет, мам, ничего подобного. Я собиралась сделать это много лет назад, но тогда у меня не было для этого возможностей. А теперь я могу себе позволить такого рода покупку. Мне хочется, чтобы вы жили комфортабельнее.

— Надеюсь, эти деньги не от того грязного хлыща, с которым ты жила в последнее время, а? Потому как в таком случае можешь сразу сказать ему, куда именно он должен засунуть эти ключи.

— Нет, мам, вовсе не от него. Тетка Алистера мне кое-что завещала, так что теперь у меня есть некоторые средства.

— А почему она завещала тебе? А как же Алистер? И Джеймс? — резко спросила мать.

— Она оставила деньги мне и Джеймсу.

— Ой! Бедняжка Алистер, что же ему пришлось вынести из-за тебя! Какая ты дура, что решилась оставить его! Такого милого, такого приятного джентльмена.

— Кто кого оставил — это еще вопрос. Ведь именно он разрушил наш брак.

— Видимо, у него на то имелись свои причины. С тобой всегда было невозможно жить. Это — факт. И после такого приятного человека ты нашла какого-то грязного хлыща!

— Мама, ты меня утомляешь! Никакой он не «грязный хлыщ». И вообще я предпочла бы, чтобы ты не говорила о нем. Лучше скажи, согласна ты принять этот дом в подарок или нет, черт тебя возьми?!

Джейн так тщательно планировала покупку, она была уверена, что мать будет вне себя от радости, но все получилось как всегда…

— Спасибо, Джейн, это очень щедро с твоей стороны. Мы с удовольствием переедем. — К вящему удивлению Джейн, именно отец по достоинству оценил подарок.

— Мне помнится, ты всегда говорил, что никогда не примешь никакой милостыни, — ухмыльнувшись, напомнила ему мать.

— Подарок такого рода, сделанный моим собственным ребенком, я не могу расценивать как милостыню. Может, пойдем взглянем?

Увидев возле дома сад, отец тотчас с энтузиазмом принялся планировать, что он там посадит. Мать же ходила по комнатам, осматривалась, приглядывалась, пробовала, хорошо ли открываются окна.

— Как грязно…

— Нежилые дома всегда такие. Тут жили очень приличные люди, да ты и сама скоро в этом убедишься. Это все потому, что мебели нет.

— Кухня вот — очень хорошая, — проворчала мать. — Но что касается отопления, то, чтобы его наладить, потребуется вложить очень кругленькую сумму. Отец твой на пенсии, и мы вовсе не гребем деньги лопатой, ты, думаю, и сама догадываешься.

— Я оставлю вам деньги, чтобы платить за дом и наладить отопление.

— И до магазинов отсюда путь неблизкий.

— Мам, прекрати. Если бы ты заглянула в гараж, то обнаружила бы там «мини». Как бы тебе набраться мужества и признать, что это очень даже хороший дом, в котором ты сможешь чувствовать себя вполне счастливой? Мне порой кажется, что тебе нравится ощущать себя несчастной.

Настроение Джейн было окончательно испорчено. Она прошла в сад, подошла к отцу.

— Ну, как тебе, пап?

— Маленький дворец, Джейн. Очень мило с твоей стороны. Мы, наверное, были для тебя не самыми лучшими родителями, особенно что касается меня. А ты для нас вон что… Ты славная девочка, Джейн.

Никогда не знавшая отцовской ласки, она была весьма удивлена и совершенно не знала, что ответить. Она подалась вперед, поцеловала отца в щеку. Отец неожиданно заплакал.

— Ой, пап, Бога ради, не плачь. Мне так хотелось, чтобы сегодня у нас был счастливый день. Если, конечно, мама все не испортит.

Джейн была изрядно смущена, не знала, что сделать и что сказать в такой ситуации.

— Извини, я сделался сентиментальным старым ослом. Даже самому противно. Ведь именно я должен был купить дом твоей матери, но жизнь как-то не сложилась…

— Теперь у тебя есть дом. Разве так важно, кто именно его купил? Но если бы именно ты купил дом, мать, наверное, не стала бы так стонать.

Джейн робко улыбнулась. Может, перемены с отцом объяснялись его возрастом? С годами он стал совсем по-иному воспринимать жизнь. В том числе и свою дочь.

— Может, ты и права. Но она успокоится. Твоя мать бывает по-настоящему счастлива, лишь когда всласть посетует по поводу своей горестной судьбины, прости ее Господи… Это у нее более ритуал, чем что-либо другое. — Отец улыбнулся. — Даже сам Господь Бог не сумел бы полностью угодить ей. У нее вечно: или слишком жарко, или слишком холодно, или слишком сухо, или слишком много дождей…

— Может, ей нужно было стать фермершей?

Удивительно, а Джейн всегда казалось, что родители ненавидят друг друга. Сейчас вот неожиданно отец дал понять, что очень даже с симпатией относится к жене. Может, если любовь перерастает в ненависть, то и из ненависти рождается любовь?

Джейн прожила у родителей почти неделю. Ее «иттонский» чемодан совершенно не гармонировал со здешней обстановкой. Мыться приходилось в раковине на кухне, а удобства были и вовсе во дворе. Джейн стоически ела все то, что готовила мать. Та теперь с удовольствием планировала, как и что обустроить в новом доме. Каждый день они ходили покупать то мебель, то ковры, то занавески, а также посудомоечную машину и новую печь для кухни. Пребывание в родном городе вызывало у Джейн самые противоречивые чувства. Неужели их город и раньше был таким вшивым и заплеванным?! Неужели горожане всегда были такими подавленными?! Когда Джейн шла по Хай-стрит, ей странно было думать, что многие прохожие вполне могли вместе с ней ходить в школу. Останься она жить в родном городе, выглядела бы точно так же. Хорошо, что она уехала.

Она была чрезвычайно довольна, когда наконец вернулась в Кембридж — как раз Мэй с Джованни возвратились из Италии. Загорелый малыш выглядел теперь как самый настоящий итальянец, он даже что-то лопотал по-итальянски. Джейн намеренно не спрашивала Мэй о Роберто. А Мэй, в свою очередь, полагая, что Джейн не желает о нем слышать, ничего не говорила. Джованни же был еще слишком мал.

На Рождество Джейн как с цепи сорвалась. Наконец-то у нее появилась возможность делать подарки. Она засыпала ими всех своих друзей. Если ее приглашали в гости, она покупала в подарок самое дорогое вино; икру она приобретала огромными банками, часто приносила друзьям экзотические фрукты. Подобно Онор, она теперь говорила, что делать подарки — это «так приятно». Если состоятельные люди и бывали несчастливы, считала она, то лишь потому, что не научились дарить.

Но затем начались неприятности. Над богатством Джейн за ее спиной подшучивали, злословили; придирчиво изучались ее драгоценности. У Джейн возник комплекс вины оттого, что у нее ни с того ни с сего появилось вдруг много денег. Какие-то нахалы попросили ее о денежной помощи — и Джейн с радостью согласилась. Нередко к ней заявлялись люди с некими проектами, на осуществление которых требовались огромные деньги. Как правило, то были сплошь безумные проекты, но Джейн не была готова к тому потоку оскорблений, что обрушивались на нее всякий раз, когда приходилось отказывать. Только отношение к ней со стороны Зои и Сандры осталось прежним. Впрочем, у Зои ведь были свои деньги, а Сандра знала Джейн так давно, что могла лишь радоваться за подругу. Во всяком случае, со стороны Сандры никакой зависти она не чувствовала.

Последней каплей, переполнившей чашу терпения Джейн, был случай, когда ей пришлось специально зайти в дамскую комнату, чтобы торопливо впихнуть дорогое платье из магазина «Вог» в пакет с логотипом «Маркса и Спенсера»: не ровен час встретится с кем-нибудь из своих знакомых. «Дурдом какой-то», — подумала тогда Джейн. Неужели до конца своих дней она будет стыдиться своего богатства? Ей придется вечно хитрить и ловчить? Как ни грустно было это осознавать, однако в один прекрасный день Джейн поняла, что хочет она или нет, но из Кембриджа придется уезжать. Положение богатого человека — палка о двух концах, и труднее всего оказалось мириться с человеческой завистью. Поскольку юристы предупредили, что через год после получения наследства Джейн придется сделаться «налоговой изгнанницей», она решила уехать прямо сейчас. Уехать в Италию. Если она налетит на Роберто, это, конечно, будет, мягко говоря, не здорово, но по крайней мере теперь в финансовом отношении она сделалась ему ровней. Поняв же, что не сможет жить так близко от него, она продаст виллу Онор и купит себе дом где-нибудь в другом месте.

Мэй она предложила остаться жить у Зои, но та и слышать не хотела:

— Вы будете нуждаться в моих услугах, теперь, когда вы сделались такой богатой, особенно. Я по крайней мере освобожу вас от монотонной и неприятной работы.

К вящему удивлению Джейн, Гвидо по-прежнему проживал на вилле. Открывая ей дверь, он был скорее смущен.

— А где же тот небольшой участок земли, на покупку которого Онор выделила вам деньги? — спросила у него Джейн.

— Принсипесса, я не в состоянии покинуть эту восхитительную виллу, она сделалась моим родным домом, — с отчаянием произнес он. — Принсипесса, вы позволите мне тут находиться? Прошу вас.

Джейн тотчас пронзила мысль, что эту виллу она не сможет продать ни при каких условиях. И если Роберто будет неприятным соседом, что ж, придется потерпеть. В одном Онор безусловно оказалась права: это было совершенно особенное место, и Джейн нигде более не чувствовала себя столь же замечательно. Стоило ей приехать, как она уже была счастлива.

Она хотела сразу по приезде позвонить Роберто, но решила не спешить. Лето стояло великолепное, дни шли за днями, Джованни с удовольствием плавал в бассейне. Вилла теперь превратилась в спокойнейшее и тихое место, поскольку ее уже не осаждали многочисленные друзья Онор.

Пришла осень, а Джейн так и не собралась с духом позвонить Роберто. Но вот уже и Рождество на носу, и Джейн решилась: ради ребенка следовало провести праздники вместе с принцем. Мажордом ответил ей, что принц сейчас в Риме и слишком болен, чтобы в этом году приехать в свой замок.

— Слишком болен?! А что с ним? Он в больнице?

— Нет, принсипесса, он у себя дома. — Из трубки послышался затем какой-то совершенно непонятный стон. — Принсипесса, он ведь умирает…

Никогда прежде она не собирала вещи с такой поспешностью. И никогда прежде Гвидо не мчал с такой головокружительной скоростью. Джейн была не в состоянии ждать поезда, и Гвидо повез ее прямиком в Рим. Когда они приехали, Джейн выскочила из автомобиля прежде, чем тот остановился. Знакомый старик открыл ей ворота: теперь он согнулся еще сильнее, видимо, от горя. Увидев Джейн, он чуть было не расплакался, быстро и неразборчиво залопотал по-итальянски. Джейн взбежала по мраморным ступеням. Толкнув дверь в апартаменты Роберто, Джейн натолкнулась на медсестру и медбрата.

— Никаких посещений! — сказали они чуть ли не хором. При этом медбрат взял Джейн за руку и выпихнул за дверь.

— Дайте пройти, я — принцесса Виллициано и требую, чтобы вы пропустили меня к моему мужу. — Это был первый случай, когда Джейн отрекомендовалась подобным образом. Должно быть, она произнесла эти слова подобающим тоном, потому что ей тотчас позволили войти. Пройдя через приемную, Джейн осторожно открыла дверь в спальню, на цыпочках подошла к роскошной постели и застыла как вкопанная: на постели спал дряхлый старик. Его худоба лишь подчеркивалась пышностью и богатством ложа. Роберто всегда был загорелым, — у этого же человека был какой-то нездоровый, желтоватый оттенок кожи. Должно быть, произошла какая-то чудовищная ошибка: кто-то пытается таким образом подшутить над Джейн… Человек на постели открыл глаза, прекрасные темно-карие глаза. Джейн приоткрыла рот от изумления: глаза были глазами Роберто, какими она их запомнила.

— А, контесса пожаловала… — Взяв ее руку, он с огромным усилием поднес ее к губам. — Приехала все же… — Слова более походили на тихий вздох.

— Роберто, дорогой, что с тобой?! Что произошло?! Сколько времени ты уже в таком состоянии? — Вопросы вылетали один за другим.

— Прости меня, дорогая. Я понимаю, что выгляжу совершенно непотребно. Это вовсе не тот Роберто, которого ты знала. Трудно поверить, что я — это он и есть, правда? — Он попытался улыбнуться.

— Но почему ты не сообщил мне?!

— А какое у меня право?

— Ты должен был немедленно послать за женщиной, которая все еще любит тебя.

— Так вы еще любите меня, контесса?

— Я никогда и не переставала любить тебя, дорогой.

— И у тебя никого после меня не было?

— Не было, мой дорогой.

— Значит, это еще большая трагедия. — Он вздохнул.

— Но что приключилось с тобой, скажи.

— У меня лейкемия. Болезнь развивается на удивление быстро. Я совершенно не чувствую боли, хотя постоянно испытываю страшную усталость.

— Америка! Надо срочно ехать в Америку! Немедленно! Они там достигли поразительных успехов в лечении таких заболеваний, — с отчаянием в голосе выкрикнула она.

— Нет, сладкая моя. Уже поздно, пришло время умереть.

— Ты не должен так говорить! Я не желаю слышать ничего подобного! Я сделаю так, что ты непременно будешь жить.

— Подобно тому, как я сделал так, что ты полюбила меня? Помнишь, ты как-то сказала, что это невозможно? — Он рассмеялся, однако на это ушли чуть ли не все его силы. Роберто прикрыл глаза. Джейн обняла его, испугавшись, что он, чего доброго, умрет у нее на глазах от потрясения, и именно тогда, когда она вновь обрела его.

— Какими же мы были дураками, Роберто! Чертовски безмозглыми гордецами, — сказала она, когда Роберто открыл глаза и улыбнулся.

— Быть гордецом и глупцом — это очень просто, когда уверен, что впереди у тебя целая жизнь… А хорошо все же, что ты приехала. Ты как, намерена остаться? Будешь со мной до конца?

— Дорогой мой, ну разумеется. Я буду с тобой — как и тогда, когда мы жили вместе. На сей раз тебе не удастся так просто от меня отделаться, — попыталась было пошутить Джейн. Роберто удовлетворенно вздохнул и задремал.

Пока он спал, Джейн беседовала с врачами. Они в один голос заявили, что в создавшейся ситуации решительно ничего нельзя сделать. Везти его в Америку совершенно бессмысленно, тем более что к нему уже приглашали лучших специалистов, в том числе из Соединенных Штатов. Доктора добавили, что ее приезд — самое лучшее лекарство для Роберто. Потому как за время болезни он очень часто вспоминал Джейн.

— Я так ненавижу этот дом. Он такой мрачный, тут любой почувствует себя заживо погребенным. А разве нельзя перевезти Роберто в замок? Он любил замок больше всех прочих домов. Я уверена, там ему стало бы гораздо лучше.

— Очень сомневаюсь, что он выдержит дорогу, принсипесса.

— Мы могли бы доставить его туда самолетом.

— Я категорически против любого перелета.

— Сколько же в таком случае ему осталось?

Вопрос повис в воздухе. Ни у кого из врачей недостало смелости, чтобы ответить Джейн.

— Месяц, принсипесса, и это — в самом лучшем случае. Она резко отвернулась. Месяц! Но это же просто немыслимо!..

Весь дом, казалось, был наполнен мрачным торжеством смерти. Слуги со скорбными лицами бесшумно скользили по комнатам, окна были закрыты ставнями. В палаццо воцарилась атмосфера отчаяния и скорби.

Прежде чем Роберто проснулся, Джейн распорядилась, чтобы все ставни немедленно открыли: Роберто очень любил солнце, и солнечный свет ничего, кроме пользы, ему бы не принес. Если уж и суждено ему было умереть, то не в этой же мрачной атмосфере! Джейн приказала также принести цветы в горшках и, кроме того, под страхом увольнения запретила слугам ходить по дому с такими скорбными лицами: при виде Роберто им надлежало улыбаться и вообще всячески демонстрировать свое хорошее настроение. Когда Роберто проснулся, все банки, склянки, лекарства — вообще все, что напоминало ему о болезни, исчезло. С его прикроватного столика унесли все бутылочки, все лекарства, а вместо этого по распоряжению Джейн поставили шикарные живые цветы. Ему в комнату принесли мощную стереоустановку, и он мог теперь наслаждаться великолепной музыкой. И перво-наперво Джейн проиграла ему того самого Малера, с музыки которого много лет назад и началось их знакомство.

— Мне уже лучше. — Он попытался улыбнуться. — Дом теперь походит на дом, а не на склеп, как прежде.

Придя в свою комнату, Джейн убедилась, что тут все осталось по-старому. В шкафах висели ее платья, на туалетном столике, как и прежде, стояла ее косметичка. По нескольку раз на день Джейн меняла платья, хотя они и сделались теперь немодными. Она особенно тщательно приводила себя в порядок, стараясь для Роберто. Тем более что у него была потрясающая память и он помнил, где и когда был приобретен тот или иной наряд, когда она впервые надела его, куда именно они в тот день отправились на обед или ужин, кого именно встретили.

Всякий вечер она с особенной тщательностью готовилась ко сну, как если бы ожидала прихода любовника, и каждую ночь ложилась рядом с Роберто, держала его за руку, разговаривала, если ему не спалось. В его взгляде читалось затаенное желание: Роберто по-прежнему хотел ее.

Джейн боролась за его жизнь со страстью тигрицы — и он почувствовал некоторое улучшение. Объявленный врачами месяц миновал, а Роберто все еще был жив.

Наступило Рождество, и, несмотря на запреты докторов, Джейн пригласила Мэй с Джованни. Врачи опасались того, что ребенок утомит Роберто, отнимет последние силы. Оказалось, что присутствие ребенка, детский смех сделали то, чего не смогли сделать никакие лекарства: Роберто, похоже, пошел на поправку. Роберто перенесли вниз и усадили в его любимое кресло перед елкой. Он принялся распоряжаться, куда повесить гирлянды, как развернуть елку; он даже подтрунивал над Джейн, добродушно подшучивал — и всегда улыбался. Он теперь старался все время улыбаться.

Этот дом сделался ее новым миром, а центром этого мира оказалась его спальня. Джейн никогда не уходила из дома, всегда была с ним рядом. Они нередко теперь говорили о Джованни, планируя его будущее. С нового года его определили в детский сад. По вечерам ребенок усаживался на колени к отцу, и они либо рассматривали детские книжки, либо разговаривали друг с другом. Джейн даже стала подумывать о том, куда бы отправиться всем троим летом. Роберто слушал ее с улыбкой, соглашаясь решительно со всеми ее планами, — ну а она старательно делала вид, будто не замечает его грустных глаз.

Пришла весна. Солнце порой грело так ощутимо, что Роберто вывозили в прогулочном кресле в сад. Однако бывали такие дни, когда Роберто чувствовал себя плохо и о прогулках не могло быть и речи. Ее неукротимый дух и преданность мужу поражали всех, кто был в курсе их отношений. Джейн решительно отказывалась говорить о смерти, и, когда весна плавно перетекла в лето, Джейн показалось, что ей удалось победить болезнь. Месяц — так говорили врачи, а прошло уже целых семь.

Роберто мирно спал. Она сидела у постели, держа его за руку и с любовью глядя в его лицо. Наконец Роберто проснулся, открыл глаза и улыбнулся ей.

— Обещай, что не будешь жить одним прошлым, — прошептал он. — Старайся не растрачивать жизнь впустую. Мы и так потеряли слишком много времени. Обещаешь, а, контесса? — с неожиданным пылом спросил он.

Это были его последние слова. Роберто погрузился в сон, однако на сей раз более уж не проснулся. Сон тихо и незаметно перешел в глубокую кому. Это состояние длилось три дня и закончилось смертью. Джейн не могла поверить своим глазам: она по-прежнему сидела и разговаривала с Роберто, стараясь вернуть его к жизни. Она была уверена, что Роберто слышит и понимает ее: несколько раз он даже слабо ей улыбался. Но на четвертый день Роберто умер — умер у нее на руках.

Возвращение в замок было очень грустным. Поезд с телом Роберто подошел к перрону, и показалось, что все жители городка собрались на станции. Процессия двинулась в церковь, отслужили панихиду. Затем гроб поставили на сверкающий серебряно-черный катафалк, запряженный тремя парами породистых черных лошадей. Лошадей обули в специальные бахилы, чтобы они бесшумно тащили скорбный груз по дороге к замку. Роберто упокоился в мраморном белом мавзолее вместе с предками. Во время всей этой церемонии у Джейн было такое чувство, что душа ее окаменела. У нее не было сил плакать, лицо ее заострилось, превратившись в подобие вытянутой маски.

Члены семейства Роберто плотным кольцом окружили Джейн, защищая от любопытных. Впервые она ощутила себя частью этой большой итальянской семьи. Франческа взяла Джованни к себе — пусть пока поиграет с ее сыном. Поддерживаемая под руку Эмилио, Джейн заставила себя войти в замок. В большой зале для особых торжеств все окна, зеркала и картины были затянуты черным крепом: при всяком дуновении легкого ветерка траурные складки скорбно вибрировали, и только большие арумные лилии, чей сладковатый аромат наполнял помещение, — только они одни украшали залу. Все пришедшие сюда с головы до ног были облачены в траурные одежды, и речи не могло быть о том, чтобы поминки превратились в некое подобие вечеринки, как на похоронах Онор. Торжественность достигла такого напряжения, что у Джейн сердце разрывалось.

Эмилио вывел Джейн на середину залы, подвел к креслу, в котором восседала высохшая старуха.

— Джейн, я хочу вам представить мою тетку, принцессу Ренату Виллициано, мать Роберто. — Джейн с волнением приблизилась к старухе, лицо которой было скрыто под густой вуалью. Эмилио что-то быстро произнес, та на удивление проворно откинула вуаль. На желтом, высохшем и изрядно сморщившемся лице сверкнули черные живые глаза. Они так походили на глаза Роберто, что Джейн не без труда подавила готовый вырваться крик. Старуха пристально изучала ее взглядом.

— Да, грустный сегодня выдался день, доченька, — твердым голосом произнесла старуха на безупречном английском.

— Такой грустный, что у меня и слов нет, принсипесса, — мягко откликнулась Джейн.

— Я счастливее тебя, я вскоре с ним опять увижусь, — без тени смущения произнесла женщина, и Джейн на мгновение позавидовала ей. — Но у нас остается его сын, за которого я очень благодарна тебе, Джейн. — Джейн поклонилась в ответ. — Я полагаю, мой сын сказал тебе о том, что хотел бы, чтобы Джованни рос как настоящий итальянец?

— Да, принсипесса, можете на этот счет не волноваться. Я непременно исполню волю Роберто.

Старуха откинулась на подушки, взгляд "ее неожиданно потух, словно кто-то властной рукой отключил свет в глазах.

— Слава Богу, — проговорила она тихим, усталым голосом, сделала знак рукой. Слуга, бесшумно приблизившись, взял ее на руки и унес из залы. Старуха только ради этого и пришла сюда.

Джейн сумела найти в себе силы выдержать всю церемонию до конца и даже проводила пришедших. Наконец в замке остались только Эмилио и Джеймс: он специально прилетел сюда, чтобы поддержать мать в трудную минуту. Остались также несколько юристов. Об имениях Джованни не приходилось беспокоиться: они, как и прежде, будут в надежных руках, за ними присмотрят должным образом. Однако Джейн приняла решение закрыть все дома, с тем чтобы Джованни использовал их по своему усмотрению, когда вырастет. Джейн очень любила этот замок, однако без Роберто находиться тут не могла.

Когда наконец юристы были отпущены, Джеймс попросил разрешения осмотреть замок.

— Дорогой, у меня совершенно нет сил. У меня все еще так свежо в памяти, и все вызывает такую острую боль… Может, Эмилио будет так любезен? — Они удалились, и Джейн прошла в комнату, которая прежде служила их приватной гостиной. Может, здесь, где она провела столько счастливых часов с Роберто, ей удастся выплакать слезы… Вдруг послышался негромкий скрип, и в комнату осторожно вошел золотистый терьер. Джейн нагнулась и погладила собаку.

— Ну, здравствуй, приятель. Ты кто же такой будешь? Тоже, наверное, очень любил его, да? — Собака жалобно заскулила, Джейн потрепала пса по холке. Но и теперь у нее не было слез.

— Ма, ма! Иди скорее, — позвал ее Джеймс. Волнуясь, она побежала к нему. Он стоял на ступенях лестницы у входа в картинную галерею. — Ты никогда не говорила нам об этом. — Он быстрым шагом направился к галерее фамильных портретов. — Посмотри!

Джейн вскрикнула от неожиданности. Рядом с изображением Роберто висел ее собственный портрет в полный рост. На нем Джейн была изображена в изумрудного цвета платье, в каком она была, когда они впервые встретились. Изумруды Онор украшали ее шею. Художнику удалось очень точно передать выражение ее лица.

— Ты никогда не говорила про этот превосходный портрет!

— Не говорила, потому что сама не знала.

— Это все Роберто, — объяснил Эмилио. — Пригласил к себе художников, раздал им твои фотографии, Онор дала ему твое платье и украшения. Ему написали не менее дюжины портретов, пока он наконец не остался доволен. Он очень любил тебя, Джейн.

— Я знаю, Эмилио. Я тоже любила его. Мы были идиотами, в первую очередь я. Но, Эмилио, почему ты не сообщил мне, что он так серьезно болен? Почему не послал за мной раньше? — Этот вопрос не оставлял Джейн с тех самых пор, как она увидела Роберто. Почему, почему никто, даже Мэй не рассказала?

— Он запретил нам, Джейн. Всем без исключения. Сказал, что не хочет жалости.

— О Боже, — произнесла она, не смея взглянуть на портрет Роберто.

Когда все усаживались в автомобиль, мажордом по предсмертному распоряжению принца передал Джейн массивную деревянную шкатулку. Тут же появилась собака.

— Это собака принца?

— Да, принсипесса, он жил у принца целый год и, когда хозяин уехал, ужасно переживал. Но только сегодня, как ни странно, почему-то именно сегодня пес места себе не находит!

— Как его звать?

— Гарри, принсипесса.

— Гарри? Очень странная кличка для пса, — воскликнула Джейн.

— Мне кажется, вполне подходящая. Возьмем его с собой?

Шкатулку и пса поместили в автомобиль.

— Джейн, тебе не кажется, что было бы лучше, если бы Джованни пока побыл у нас?

— Если тебя не затруднит, Эмилио! Вряд ли я сейчас смогу быть заботливой матерью. — Эмилио поцеловал ей руку. Они выехали из замка и направились к вилле.

Вечером того же дня Джейн открыла шкатулку. В ней находились те украшения, которые Роберто в разное время дарил ей. А под драгоценностями, завернутая в тонкую бумагу, лежала видеопленка, к которой была приложена записка. Джейн надеялась, что это что-то вроде прощального письма. Но там было всего лишь несколько слов: «Прости меня, контесса, я солгал тебе: я не смог уничтожить твою красоту!»

— Роберто! — вырвалось у нее из самой глубины души. Пес поднял голову и уставился на Джейн. Она уткнулась лицом в мягкий, пушистый бок собаки и горько зарыдала.