Неспортивное поведение

ГЛАВА 21

МИЛЛЕР

Я злился.

Очень сильно.

Был больше чем готов что-нибудь сломать своими голыми руками. И ровно через шесть часов у меня тренировка.

Это означает: мы либо поговорим, либо будем спать.

Как, черт возьми, пресса добыла эту информацию? Тем более, ту, которую явно ни один из них не чувствовал необходимость мне рассказать?

Кинси вернулась в комнату с неуверенным выражением на лице, и медленно заползла на кровать, полотенце все еще было обернуто вокруг ее маленького тела.

— Я не знаю, как, черт возьми, они об этом узнали, но, учитывая то, что в последнее время Андерсон вел себя как настоящий придурок, думаю, за всем стоит он. Мое усыновление было еще одной вещью, из-за которой он ревновал меня к Джексу. Это стало переломным моментом между нами, он не мог справиться с отношениями, которые были у нас с Джексом… которые у нас есть. — Ее глаза наполнились слезами. — Но, Миллер, я все еще его сестра, во всех отношениях.

— Вот с чего ты решила начать? — я попытался сталь в моем голосе, но не смог. Что-то в этой ситуации меня раздражало, и я не мог понять, почему.

— Что? — Кинси сильнее подтянула полотенце, словно пыталась защититься от меня, будто я собирался причинить ей боль. — Что ты хочешь, чтобы я сказала? Что мне жаль, что я тебе не рассказала? Когда бы ты хотел, чтобы я рассказала тебе историю своей жизни, а, Миллер? Хм!? До того, как ты переспал со мной в первый раз? Или после? Как насчет времени между, когда мы лежали голыми? Или нет! — Она щелкнула пальцами. — Подожди, я поняла, в аэропорту, правильно? Когда ты дал мне номер своего мобильного… — Она скривилась. — Ох, точно, ты же этого не сделал. Или как обо всех тех моментах, когда ты присылам мне е-мейл? Нет, это тоже не сработало бы, ну, тогда может быть, когда я вернулась из Европы? Да, это прекрасно подходит, за исключением того, что произошло вот это. — Она указала на меня затем на себя. — И мне очень жаль, что в последнее время я была немного отвлечена, но, давай! — Слезы покатились по ее щекам. — Когда наступит хорошее время, чтобы рассказать кому-то, кто тебе небезразличен, что те два человека в твоей жизни, которые должны были любить тебя больше всего на свете, выбирали не тебя, а наркотики? Хм? Или о том, что в ту минуту, когда они вышли из тюрьмы, куда попали за продажу наркотиков, они обратились ко мне лишь потому, что у семьи, которая меня усыновила, был сына, играющий в НФЛ? К тому времени я была достаточно взрослой, чтобы понимать, что единственное, что они когда-либо захотят от меня или от моей семьи — это деньги.

Меня охватил озноб.

— Что?

— Джекс — мой брат, — сказала Кинси, защищаясь. — Он всегда был моим братом, с тех пор как мне исполнилось одиннадцать лет, он был моим братом… но до этого… он был просто… моим соседом. Ребенком, в чьем доме я спала, когда мои родители были под кайфом. Его папа… я имею в виду, мой папа, моя мама… они мои настоящие родители. Именно они дарили мне рождественские подарки, когда в моем доме для меня не было даже конфеты, именно они помнили, когда мой день рождения, они следили за тем, чтобы у меня были новые зимние сапоги, чтобы у меня была куртка для школы. Мама даже покупала мне мороженое после первого дня учебы и спрашивала, как прошел день, именно они всегда были моими родителями. — Она скрестила руки на груди, и еще несколько слезинок скатилось по ее щекам. — Я просто, я не хотела вспоминать это все, не с…

— Болезнью твоего отца, — закончил за нее я, проводя руками по своему лицу. — И все это дерьмо Андерсона…

— Думаю, он все еще ненавидит Джекса из-за этого и обвиняет брата в том, что наши отношения закончились, хотя на самом деле, это произошло, потому что он был жестоким контролирующим психопатом. Но какое-то время он заставлял меня чувствовать себя… хорошо, и а потом у меня было ощущение, что я оказалась в ловушке в моем старом доме, ожидая, когда кто-нибудь меня спасет. — Она сморгнула слезы. — Он всегда обвинял Джекса в том, что тот смотрел на меня так, словно хотел меня.

— Кинс. — Боже, я вел себя как урод. — Скажи, что ты знаешь, что я не такой. Что я никогда и пальцем тебя не трону и даже не подумаю, что между тобой и твоим братом что-то есть. Скажи, что не ставишь меня на одну линию с Андерсоном.

Она опустила плечи.

— Я знаю, что ты — не он, но ты так расстроился и…

— Расстроился, — прервал я, — потому что ты мне небезразлична, потому что я хочу тебя знать, хочу всего, каждую чертову частичку тебя. Поэтому, когда я узнал из новостей, что тебя удочерили, а не ты мне об этом рассказала, да, я отреагировал, и мне очень жаль, но знай, что я никогда не буду относиться к тебе так, как этот ублюдок.

Кинси сглотнула.

— Кроме того, у меня был один из тех моментов, когда «мудак во мне» берет под контроль мой рот, и я позволил ему это.

Она хлюпнула носом.

Дерьмо.

— Мой отец был… — Я закашлялся, — Мой отец — алкоголик. Когда моя мама умерла… он все больше начал заглядывать в бутылку, думаю, отец просто хотел, чтобы боль ушла, но когда ты так сильно кого-то любишь, не думаю, что это действительно может помочь. — Я рвано выдохнул. — Я даже больше не вижусь с ним, не из-за отсутствия попыток, он просит денег, я их ему даю, и иногда он присылает смс, рассказывая новости о своей жизни. Знаешь, у нас у всех есть что-нибудь ужасное в прошлом?

Кинси потянулась к моей руке и сжала ее.

Я вздохнул.

— Нам стоит лечь спать.

— Да.

— Вместе.

— Ты на самом деле заявляешь на меня права, да, Миллер? — поддразнила она.

— Да, друг. — Я притянул ее к себе. — Но ослабь полотенце.

— Я — леди.

— Да, — сказал я хрипло ей в шею. — Ты — моя леди.

Она хихикнула.

— Это звучало так по-дурацки, но мое глупое сердце только что сделало кульбит.

— Черт, вот и правильно. — Я поцеловал ее в лоб. — Ведь я Миллер Квинтон, вот почему.

Меня ударили локтем в живот.

— Поумерь высокомерие.

— Это уверенность в себе.

— Ой ли?

— Да. — Я обернулся и выключил свет, а затем прижался к ней своим телом, устраивая ее там, где она и должна была быть — рядом со мной. — Например, я уверен в том, что проснусь хотя бы раз и устроюсь между твоими бедрами. И уверен, ты мне позволишь.

Ее дыхание стало прерывистым.

— Уверен, что завтра утром, когда я поцелую тебя между ног, то буду ругаться из-за того, что мне нужно идти на тренировку, а ты будешь ругаться из-за того, что, если ты опаздываешь, тебе придется делать бёрпи. — Я повернул ее лицом ко мне. — А еще уверен в том, что пропущу кучу ударов, потому что сосредоточен на твоем лице, а не на игре.

— Только на моем лице?

— На этом тоже. — Я с готовностью облапал ее грудь, а потом сжал попку. — И на этом, об этом не стоит забывать.

Она выгнулась, чтобы получше устроить свою попку в моей руке.

— Осторожно, — пробормотал я, мои пальцы вонзились в ее плоть. — Я восприму это как приглашение.

— Забавно, потому что я уверена, что ты хочешь, чтобы тебя пригласили.

— Всегда. — Я засмеялся. — Но нам нужно поспать, первый день всегда изнурительный.

Она застонала и обняла меня за шею.

— Больше никаких секретов.

Я успокоился.

— Кинс, мы не можем рассказать Джексу.

— Но…

Я поцелуем убрал ее сомнения.

— Подожди, пока не пройдет нескольких игр, хорошо? Пусть он привыкнет видеть нас вместе. Особенно сейчас, когда я знаю, почему он так сильно тебя защищает.

Она нахмурилась.

— Потому что он — мой старший брат?

— Нет, Кинс. — Я вздохнул. — Потому что, когда тебе больше всего нужен был герой, похоже именно он надевал чертов плащ и спасал тебя, как и должны поступать старшие братья… Потому что, когда ты плакала, когда была совершенно одна, именно Джекс справлялся с твоими слезами. Потому что, когда он закрывает глаза ночью, его единственная миссия — убедиться, что ты больше не прольешь ни слезинки. Полегче с Суперменом, нелегко все время носить плащ.

— Или спандекс, — добавила она с хихиканьем.

Я засмеялся.

— Да, это тоже.

— Завтра после тренировки я собираюсь поговорить с папой, хочешь пойти со мной?

Я вздрогнул. Это получилось непроизвольно.

— Или нет. — Она начала отстраняться.

— Нет, не в этом дело. — Я обнял ее. — Я просто… разве ты не хочешь провести время с ним наедине?

Она опустила голову мне на грудь.

— Мой папа все обо мне знает. Давай… по крайней мере с ним будем честны насчет всего этого.

Она просила меня сказать ее умирающему отцу, что у меня есть к ней чувства.

Никакого давления.

— Хорошо. — Я попытался дышать, но чувствовал, как у меня сдавило грудь. — Я не лучшим образом справляюсь со смертью.

— Забавно, но ты потрясающе вел себя сегодня с тем маленьким мальчиком.

Я вздохнул. Она понятия не имела, сколько эмоциональных сил мне потребовалось, чтобы не расплакаться или просто не сбежать от всего этого… потому что хоть мои демоны и отличались от ее демонов, но они все же существовали.

Одиночество все еще преследовало.

Пустота все еще оставалась.

— Спасибо, Кинс. — Вот так. Простое «спасибо». Намек что пора прекращать и ложиться спать. Пришло время для осознания. Время чтобы продумать слова, которые должен сказать ее умирающему отцу, когда я сам даже не уверен в том, что понимаю — что же именно происходит между нами.

Я не мог заснуть еще примерно час. И когда это наконец-то произошло…

Мне снилось лицо моей мамы…

Ее улыбка.

И полное опустошение, которое почувствовал, когда ее не стало в моей жизни, когда за ней и отдалилась Эмерсон, и оцепенение, которое пришло в тот момент, когда осознал, что единственным человеком, на которого мог рассчитывать, был я сам.