Грань меж добром и злом, сотрись!
Кто-то постучал медным молотком в парадную дверь, и Тристан Карроуэй, виконт Дэр, оторвался от лондонской «Таймс». Цены на ячмень снова упали, а до созревания нового урожая оставалось еще два месяца.
Он вздохнул. Потери, вероятно, поглотят всю прибыль, которую ему удалось получить от весенней продажи. Нужно будет еще раз встретиться со своим поверенным Бичемом и обсудить американский рынок.
— Докинз, дверь! — крикнул Тристан и отпил горячего крепкого кофе. По крайней мере какую-то пользу колонии приносили. Учитывая суммы, которые он платил за их кофе и табак, они вполне могли бы позволить себе купить его проклятый ячмень.
Стук повторился, он сложил газету и встал. Чудачества Докинза забавляли его, но лучше, если бы дворецкий чистил где-нибудь серебро, а не спал в одной из гостиных, что вошло у старика в дурную привычку. Что касается остальных слуг, то они, без сомнения, были заняты по горло, обслуживая все общество. Но могло быть и так, что они все сбежали, даже не потрудившись предупредить хозяина.
В последнее время удача покинула его, и целая орда поверенных и кредиторов осаждала двери его дома, чтобы взять под стражу за неоплаченные счета.
— Ну, — сказал он, открывая дверь, — что…
— Доброе утро, лорд Дэр.
Леди Джорджиана Холли присела, юбка темно-зеленого платья колоколом окружила ее, капор такого же цвета изящно обрамлял золотистые волосы.
Тристан сжал челюсти. В другое время ему было бы приятно увидеть очаровательную женщину на пороге своего дома. Однако появление Джорджианы Холли было не совсем обычным.
— Какого черта вы тут делаете? — спросил он, заметив стоявшую несколькими ступенями ниже горничную Джорджианы. — Вы ведь не вооружены?
— Только своим умом, — ответила она.
Ее остроумие уже не раз больно его задевало.
— Повторяю, зачем вы пришли?
— Я хотела бы навестить ваших тетушек. Пожалуйста, пропустите. — Подобрав юбки, она проскользнула мимо него в холл.
От нее пахнуло лавандой.
— Проходите, пожалуйста, — запоздало пригласил он.
— Знаете, а вы очень плохой дворецкий, — бросила она через плечо. — Проводите меня к вашим тетушкам, будьте добры.
Скрестив на груди руки, Тристан прислонился к косяку.
— Раз я плохой дворецкий, предлагаю вам самой найти их.
Честно говоря, он сгорал от любопытства, пытаясь догадаться, почему Джорджиана надумала заехать в Карроуэй-Хаус. Она хорошо знала, где он находится, однако только сегодня впервые удостоила его своим посещением.
— Вам никогда не говорили, что вы невыносимо грубы? — Она снова повернулась к нему.
— А как же. Вы, насколько я помню, говорили об этом не раз. Но, если вы желаете извиниться за это, буду счастлив проводить вас.
Ее щеки вспыхнули, нежная с кремовым оттенком кожа порозовела.
— Я никогда не стану извиняться перед вами, — отрезала она. — А вы можете убираться прямо в преисподнюю!
Он не ждал от нее извинений, но не мог удержаться, чтобы лишний раз о них не упомянуть:
— Хорошо. Наверху, первая дверь налево. Если вам потребуются мои услуги, я буду в преисподней.
Повернувшись, Тристан направился в комнату, где оставил свой завтрак и газету.
Шаги по лестнице постепенно затихали, но он смог расслышать, как неожиданная гостья нелестно отзывалась о нем. Сидя за столом с нераскрытой газетой, он позволил себе улыбнуться. Джорджиана Холли проехала весь Мейфэр, чтобы навестить его теток, хотя принимала их у себя в доме меньше чем две недели назад, как раз перед приступом подагры у тети Милли.
— Что, черт побери, она задумала? — проворчал он.
Помня об их прошлом, он не доверял ей. Тристан снова поднялся, оставив остатки завтрака на столе, надеясь, что появится кто-нибудь из слуг и уберет их. Проклятие, куда все сегодня подевались?
Три года назад он пригласил к себе в дом своих тетушек и отдал в их распоряжение малую гостиную. Они воспользовались его добротой, заполнив комнату невообразимым количеством футов бомбазина и кружев.
— Тетя Эдвина? Тетя Милли? — окликнул он, поднявшись по лестнице и повернув налево. Тристан толкнул дверь светлой уютной комнаты. — Ах, я не знал, что у вас сегодня гостья. И кто же эта очаровательная молодая леди?
— О, замолчите, — недовольно фыркнула Джорджиана и повернулась к нему спиной.
Миллисент Карроуэй, облаченная в ужасающе пестрое подобие восточного кимоно, не гармонировавшее ни с одним оттенком в комнате, погрозила ему своей палкой:
— Ты прекрасно знаешь, кто пришел навестить нас. Почему ты не сказал мне, что вчера Джорджиана просила передать нам свои добрые пожелания, злой мальчик?
Тристан увернулся от палки и поцеловал пухлую бледную щеку тетушки.
— Потому что, когда я вернулся, вы спали и предупредили Докинза, чтобы я утром не беспокоил вас, яркая моя бабочка.
Ее пышная грудь заколыхалась от смеха.
— Так и было. Передай мне бисквит, Эдвина, дорогая.
— Конечно, сестра. А вы, Джорджиана, завтракали?
— Да, мисс Эдвина, — ответила Джорджи таким медово-сладким голосом, что Тристан вздрогнул. Он, она и теплые отношения казались несовместимыми. — И пожалуйста, не вставайте. Я поухаживаю за мисс Милли.
— Вы настоящее сокровище, Джорджиана. Я часто говорила это вашей тете Фредерике.
— Вы очень добры, мисс Эдвина. Если бы я действительно была сокровищем, то навестила бы вас гораздо раньше, и вам не пришлось бы ехать через весь Мейфэр, чтобы повидать нас с тетей Фредерикой. — Джорджиана встала и, направляясь к чайному подносу с бисквитами, больно наступила на ногу Тристана. — С чем вы пьете чай, мисс Милли? Мисс Эдвина?
— О, бросьте вы «мисс это, мисс то», если можно. Не надо мне напоминать, что я древняя старая дева, — снова усмехнулась Милли. — А бедная Эдвина еще старше меня.
— Глупости, вы обе молоды и милы, как весенний день, — с улыбкой перебил ее Тристан, сдерживая желание наклониться и потереть ногу.
По-видимому, Джорджиана начала носить туфли с железными каблуками, поскольку она не могла весить больше восьми стоунов. Она была высокой, но стройной, с округлыми бедрами и высокой грудью, что его очень привлекало в молодых леди. И, в частности, в ней — именно поэтому он и оказался в трудном положении.
— Лорд Дэр, — вежливо заговорила Джорджиана, подавая чай и бисквиты тетушкам, но не предлагая ему, — у меня создалось впечатление, что вы не испытывали желания присоединиться к нам.
Так, значит, она хочет избавиться от него. Тогда тем более надо остаться и послушать, о чем она собирается сплетничать.
— Я искал Бита и Брэдшо, — на ходу придумал он. — Они хотели поехать со мной в Таттерсолл.
— По-моему, я слышала их голоса в бальном зале, — сказала Эдвина.
Всегда в неизменном черном платье сидевшая в углу, куда не попадали лучи утреннего солнца, она напоминала одного из знаменитых шекспировских призраков, надевшего очки.
— Гм, надеюсь, Брэдшо не пытается опять что-нибудь взорвать. Дамы, вы извините меня?
Возвращаясь на свое место, Джорджиана снова попыталась наступить ему на ногу, но он был настороже и успел выскочить за дверь. Ему очень хотелось узнать, зачем ей понадобилось говорить с тетушками, но он еще получит такую возможность позднее, когда она уедет. В данный момент ему необходимо было сообщить братьям о том, что они едут с ним на конский рынок.
С лестничной площадки третьего этажа, где располагались бальный зал и музыкальная комната, до его слуха донеслись аплодисменты. Это указывало на место пребывания слуг, но не умерило его беспокойства относительно того, что мог затеять Брэдшо. Он бесцеремонно распахнул обе половинки двойной двери — и в его голову чуть не вонзилась стрела.
— Проклятие! — взревел он, инстинктивно приседая.
— Боже! Дэр, ты цел?
Отбросив арбалет, второй лейтенант Королевского морского флота Брэдшо Карроуэй, расталкивая слуг, бросился к нему через весь зал и схватил Тристана за плечо.
Тристан сбросил его руку.
— Очевидно, — прорычал он, — когда я запретил поджигать в доме порох, то забыл объяснить, что в бальном зале не должно быть никакого смертельного оружия. — Он погрозил пальцем неподвижной фигуре в глубокой нише окна: — А тебе лучше бы не смеяться.
— Я не смеюсь.
— Хорошо! — Какое-то движение привлекло его внимание. Он увидел, как слуги потихоньку покидают зал через другие двери. — Докинз!
— Да, милорд? — остановился дворецкий.
— Следи за входной дверью. У нас в доме гости, у тетушек.
— Кто это? — спросил Брэдшо.
Выдернув из косяка стрелу, он разглядывал ее наконечник.
— Никто. Спрячь где-нибудь свою новую игрушку, чтобы Коротышка не нашел ее, и пойдем. Мы едем в Таттерсолл.
— Ты хочешь купить мне пони?
— Нет, я собираюсь купить пони Эдварду.
— Но ты не можешь себе этого позволить.
— Приходится поддерживать репутацию. — Он снова посмотрел в глубину зала. — Ты идешь, Бит?
Никто не удивился, когда молчаливая фигура отрицательно покачала черноволосой головой.
— Мне надо написать Магуайру.
— Ну хотя бы прогуляйся днем с Эндрю.
— Вряд ли.
— Или покатайтесь на лошадях.
— Может быть.
Спускаясь вместе с Брэдшо по лестнице, Тристан озабоченно спросил:
— Как он?
— Ты с ним более близок, чем я, — пожал плечами брат. — Если он не хочет разговаривать с тобой, что уж говорить обо мне. Насколько я могу судить, Бит для всех остается загадочным сфинксом. По-моему, он улыбнулся, когда я чуть не убил тебя, — может, это тебя утешит.
— Думаю, это уже достижение.
Его беспокоило затянувшееся молчание среднего из братьев Карроуэй, но присутствие в доме Джорджианы Холли вызывало не меньшую тревогу. Что-то непонятное происходило в доме, и в нем росла уверенность, что, чем скорее он узнает, что именно, тем лучше будет для него.
Однако в данный момент ему надо купить пони для младшего брата, а у него не было лишних денег. Но если его семья имела традиции, которыми могла гордиться, то одной из них было профессиональное умение обращаться с лошадьми, а он давно откладывал покупку пони для Коротышки.
— Так кто же приехал к тетушкам? — снова спросил Шо.
Тристан подавил вздох. Они все равно узнают.
— Джорджиана Холли.
— Джор… О! А зачем?
— Понятия не имею. Но, если она собирается разрушить наш дом до основания, я предпочел бы находиться где-нибудь в другом месте.
Слишком громко сказано, но чем меньше они будут обсуждать его отношения с Джорджианой, тем лучше.
Несмотря на то что она твердо решила по возможности держаться подальше от большинства членов семейства Карроуэй, Джорджиане всегда нравились Милли и Эдвина.
— Теперь, когда Грейдон женился, — объясняла она, — тетушке не нужна компаньонка. Они с ее невесткой Эммой прекрасно ладят, и я не хочу быть им помехой.
— Но вы же не хотите возвращаться в Шропшир, не так ли, дорогая? Тем более во время сезона?
— О нет! У моих родителей на руках еще три дочери, ожидающие своего дебюта. И они едва ли хотят моего возвращения, это послужило бы плохим примером. Даже Хелен там лишняя, а она замужем.
Эдвина похлопала ее по руке:
— Вы неплохой пример, Джорджиана. Мы с Милли никогда не были замужем, но никогда не страдали от отсутствия мужа.
— Но не страдали и от отсутствия поклонников, конечно, — вставила Милли. — Просто нам никогда не попадались подходящие. Я нисколько не жалею, что не вышла замуж. Хотя, признаюсь, жалею, что с этой больной ногой не могу танцевать.
— Вот поэтому я здесь. — Джорджиана, собравшись с духом, подалась вперед. Вот оно: первый ход на шахматной доске, начало игры. — Я подумала, может быть, вы бы хотели иметь кого-то рядом, кто помог бы вам двигаться, а я бы хотела чувствовать себя немного полезной, поэтому я…
— О да! — перебила ее Эдвина. — Иметь в доме еще одну женщину — это великолепно! Все мальчики Карроуэй пробудут здесь до середины лета, и, поверьте мне, так приятно иметь кого-то, хорошо воспитанного, с кем можно поговорить.
Джорджиана улыбнулась и взяла Милли за руку.
— Так что же, Милли, вы хотите сказать?
— Я уверена, вы найдете занятие получше, чем сопровождать старую деву с ее подагрой.
— Глупости. Я поставлю себе цель добиться того, чтобы вы снова могли танцевать, — твердо заявила Джорджиана. — И это доставит мне огромное удовольствие.
— О, Милли, скажи «да». Нам будет так весело.
Щеки Милли порозовели, и она улыбнулась:
— В таком случае я говорю «да».
Джорджиана захлопала в ладоши, скрывая свое удовлетворение. «Прекрасно!»
Эдвина встала.
— Я распоряжусь, чтобы Докинз приготовил для вас комнату. Боюсь, что, поскольку все братья в городе, комнаты, выходящие на запад, заняты. Вы ничего не имеете против утреннего солнца?
— Абсолютно ничего. Я встаю рано.
Она не сможет много спать, находясь под одной крышей с этим дьяволом Тристаном Карроуэем. Она потеряла рассудок, оставаясь здесь. Но если не она, то кто сделает это?
Эдвина торопливо покинула комнату, а Милли осталась в своем мягком кресле, обложенная невообразимым количеством пышных подушек. Забинтованная нога покоилась на такой же мягкой скамеечке.
— Я так рада, что вы поживете у нас, — сказала Милли, маленькими глоточками потягивая чай. Черные глаза смотрели на Джорджиану поверх фарфоровой чашки. — Но у меня создалось впечатление, что у вас с Тристаном не очень хорошие отношения. Вы уверены, что хотите остаться?
— У нас с вашим племянником были разногласия, — призналась Джорджиана, с величайшей осторожностью подбирая слова. Без сомнения, Дэр потом будет расспрашивать тетушек о ее визите, и ей пора начинать плести свои сети. — Но это не повод, чтобы отказаться от вашего с Эдвиной общества.
— Если вы убеждены в этом, дорогая.
— Да, убеждена. Вы даете мне возможность снова почувствовать, что я приношу пользу.
— Не следует ли мне написать вашей тетушке и попросить разрешения на ваш переезд?
Джорджиана на мгновение замерла.
— О, нет, конечно. Мне двадцать четыре года, Милли. Ей будет приятно узнать, что я буду здесь с вами и Эдвиной. — Улыбнувшись, она встала. — Действительно, мне надо самой сказать ей и уладить кое-какие дела сегодня. Вы хотите, чтобы я была у вас сегодня вечером?
Милли засмеялась:
— Я все еще не верю, что вы представляете, на что обрекаете себя, но, конечно, сегодня вечером это чудесно. Я попрошу миссис Гудвин поставить на стол еще один прибор.
— Благодарю вас.
Джорджиана забрала свою горничную и направилась к карете тетушки.
Милли Карроуэй, подковыляв к окну, смотрела вслед удалявшейся карете вдовствующей герцогини.
— Сядь, Миллисент! — воскликнула вошедшая в комнату Эдвина. — Ты все испортишь.
— Не волнуйся, Вина. Джорджи поехала за своими вещами, а Тристан в Таттерсолле.
— Даже не верится, что все так просто.
Опустившаяся на подушки Милли, несмотря на свои сомнения, не могла сдержать улыбки, глядя на довольное оживленное лицо сестры.
— Да, она избавила нас от необходимости ехать к Фредерике и просить ее одолжить Джорджиану на этот сезон, но не питай слишком больших надежд.
— Чепуха. Ссора между Джорджи и Тристаном произошла шесть лет назад. Неужели ты бы хотела, чтобы он выбрал одну из этих жеманных дебютанток? Эти двое идеально подходят друг другу.
— Да, как огонь и порох.
— Ха! Ты еще увидишь, Милли. Еще увидишь.
— Этого-то я и боюсь.
Все сложилось так удачно, что Джорджиана с трудом верила, что ей действительно удалось это сделать. Она только предложила пожить у них, остальное они сделали за нее сами. Однако, возвращаясь в Хоторн-Хаус, Джорджиана начала задумываться над последствиями своего поступка.
Она согласилась пожить неопределенное время в Карроуэй-Хаусе, где каждый день будет видеть Тристана, и приступила к осуществлению своего плана, совершенно не будучи уверенной, что у нее хватит смелости довести дело до конца. Девушке хотелось поставить Дэра на место и показать, к чему приводит привычка разбивать сердца.
— Ну, уж он-то больше всех заслуживает наказания, — проворчала она.
— Миледи? — захлопала ресницами сидевшая в карете напротив нее горничная.
— Ничего, Мэри. Просто я подумала вслух. Ты не против пожить немного в чужом доме?
— Нет, миледи. Это будет интересно.
Но уговорить горничную — это одно, а убедить тетушку — совсем другое.
— Джорджиана, ты с ума сошла!
Фредерика Брейкенридж, вдовствующая герцогиня Уиклифф, со стуком поставила чашку, расплескав чай.
— Я думала, вам нравятся Милли и Эдвина Карроуэй, — возразила Джорджиана, стараясь сохранить на лице выражение искреннего удивления.
— Нравятся. Я думала, что тебе очень не нравится лорд Дэр. Целых шесть лет ты жаловалась, что он сорвал твой поцелуй, чтобы выиграть пари, или сделал еще какую-то глупость.
Джорджиане потребовалось все ее самообладание, чтобы не покраснеть.
— После всех этих лет кажется довольно банальным, не правда ли? — небрежно заметила она. — И кроме того, я не нужна вам, а моим родителям тем более. А для мисс Милли компаньонка будет совсем не лишней.
Тетя Фредерика вздохнула:
— Джорджиана, мне приятно твое общество. Я надеялась, что лишусь его, только когда ты выйдешь замуж. С твоими доходами тебе незачем переходить от одной старой дамы к другой до тех пор, пока не станешь такой же немощной, что тебе самой потребуется компаньонка.
На это существовала важная причина, но Джорджиана не собиралась кому-либо рассказывать о ней. Никогда.
— Я не хочу выходить замуж и не могу вступить в армию или стать монахиней. Безделье — это не для меня. Быть компаньонкой для друга мне кажется самым подходящим занятием, а все свои деньги и свое время я намерена отдавать на благотворительность.
— Ну, ты, кажется, все продумала. Кто я такая, чтобы мешать тебе? — махнув рукой, сказала Фредерика. — Отправляйся и передай мои наилучшие пожелания Милли и Эдвине.
— Спасибо вам, тетя Фредерика.
— Ты знаешь, тебя встретят здесь с радостью, если надумаешь вернуться. Запомни это, пожалуйста.
— Я запомню. Спасибо. — Джорджиана встала и поцеловала ее в щеку.
Нужно еще поговорить с Амелией Джонс в четверг на балу у Ибботсонов. А тем временем она должна осуществлять свой план.