Неугомонная блондинка

12

Когда Эжени Деверо взобралась на сцену и постучала веером по микрофону, призывая собравшихся обратить на нее внимание, Келли невольно вздрогнула. Вечерок выдался не из легких, а что может выкинуть рассерженная и раззадоренная Эжени, не знает даже Элоди.

Собственно, Элоди и указала Келли на свою сестрицу-близняшку.

Келли и Рик нехотя прервали танец – и поцелуй тоже – и стали слушать. Честно говоря, если бы не преклонный возраст, тетя Эжени вполне могла бы зажигать на рок-концертах.

– Дорогие гости! Возможно, меня не очень хорошо видно, но зато должно быть слышно. Как вам здесь у нас?

Нестройный и радостный гул голосов.

– Не слышу! А ну, все вместе: вам весело?

– ДА-А-А!

– Отлично. Тогда я прошу прощения за то, что прерываю ваше веселье. Это ненадолго. Просто произошло нечто, что действительно заслуживает вашего внимания. К нам на праздник пришли воистину дорогие гости. Поприветствуем же громкими криками «Ура!» наших замечательных друзей – семью Бопертюи-Моретти. Клер-р-р и Фр-ранко!

– УРА-А-А!

– Очаровательная и неповторимая – Гри-и-изельда!

– УР-Р-РА!

– И, наконец, блистательная и неповторимая – ЛИДИЯ МАШМОРТОН-БОПЕРТЮИ!!!

Вопли и крики радости, свист и рукоплескания. Рик ошалело смотрел то на сцену, то на толпу. Его мама Клер и папа Франко подхватили бабушку под руки и буквально вынесли на сцену. Лицо Лидии Бопертюи выражало сложную гамму чувств – от сдерживаемой ярости до польщенного самолюбия.

Рик нагнулся к Келли.

– Один – ноль в пользу Деверо.

– Там счет перевалил уже за десятки. Хотя, честно сказать, я не думала, что увижу их обеих живыми, когда мы уходили.

– Ха! Да я был уверен, что у нас за спиной раздастся ядерный взрыв. Как она ее уговорила? Я имею в виду – Эжени уговорила бабушку?

– Не представляю. Наверняка при помощи шантажа, угроз и насилия.

Они рассмеялись.

Через некоторое время, уже танцуя под ленивую босанову, Рик заметил:

– А ведь она пришла устроить скандал.

Келли, полностью поглощенная ощущениями, которые вызывало у нее бедро Рика, плотно прижавшееся к ее бедрам, только замурлыкала в ответ и рассеянно выглянула из-за широкого плеча своего кавалера.

Клер Моретти смеялась, танцуя с Джереми Ривендейлом. Франко Моретти вертел головой между двумя дамочками в более чем откровенных костюмах. Гризельда, опустив голову, слушала, что ей говорит благообразного вида римский патриций в богатой тоге.

Лидия Бопертюи сидела возле столика гадалки и пила шампанское из высокого бокала. Лицо ее было бесстрастным, осанка безупречной. Иногда Лидия кивала проходившим мимо и здоровающимся с нею гостям.

– Страшила, ты была великолепна. Ты ее просто обезоружила. А маме явно пришлась по душе.

– А папе?

– А папе почти все всегда по душе. Мой папа любит весь мир.

– Хорошее качество.

– Думаешь? А я вот никогда в этом не был уверен. Мне казалось, это проявление слабости.

– Глупости. Хороших людей больше, чем плохих, так что любить можно почти всех.

– Ты правда так считаешь?

– Конечно.

– И даже моя бабушка?

– Твоя бабушка, как ты сам сказал, вне подозрений. Потому что она твоя бабушка.

– Иногда с ней нелегко.

– Рик, это твоя семья. Семья может достать так, как никто другой, но от этого не перестанет быть семьей.

Рик мрачно умолк, а Келли продолжала лениво покачиваться в танце и вспоминать…

Одно плохо: что она не надела милый и в высшей степени приличный костюм Джен Эйр. Все-таки, согласитесь, знакомиться с родителями любимого человека, будучи в костюме леди Годивы, это несколько… вызывающе. Возможно, они составили о ней не лучшее представление.

Хорошо, что это не знакомство с родителями жениха, например.

Хорошо?

Они его очень любят, это сразу видно. Клер и Франко – у них очень добрые и открытые лица, мягкий взгляд. Но самое интересное, что и Лидия, эта железная леди Луисвилля, тоже любит Рика. Именно этим и объясняется ее ярость, с которой она обращалась к Келли.

– Посмотри на свою бабушку, Рик. Она словно королева, у ног которой веселятся подданные, а она и глазом не моргнет. Неужели ей совсем не весело?

– Боюсь, этого слова нет в ее словаре, Келли. Бабушка никогда не умела веселиться. Вся ее жизнь была подчинена бизнесу – и соблюдению приличий.

– Как грустно…

– Вот именно. Грустно. Дед не смог с этим смириться и ушел.

– Она тебя очень любит.

– Она возлагала на меня надежды, а я их не очень-то оправдал. Бабушка надеялась, что я возглавлю семейный бизнес, но мне это неинтересно.

– Почему ты сознательно отдаляешься от семьи, Рик?

– Вовсе нет. Просто я живу своей собственной жизнью, только и всего. Я вырос, стал взрослым, у меня свой дом и свои интересы. Я по-прежнему их всех люблю, но жить всем вместе –

это чересчур. Мы же итальянцы, ты представляешь, что творится, когда мы все ссоримся?

– У вас очень хорошая семья.

Рик неожиданно помрачнел.

– Если уж вести все эти идиллические разговоры… ты еще не отказалась от «и жили они долго и счастливо»?

– А что?

– Вон тот мужик, ты будешь смеяться, в простыне и с поролоновыми крыльями – Грей Боуман.

– Ну и что?

На лице Рика вдруг появилось ожесточенное выражение.

– Ничего особенного. Просто еще одна хорошая кандидатура в женихи. И в подозреваемые, кстати, тоже.

– У тебя прям мания преследования. Чем провинился этот Боуман? И чем он так хорошо в смысле жениховства?

– Он банкир. У него собственный банк, безо всяких компаньонов и соучредителей. Чисто семейное предприятие. Знает, как правильно распоряжаться деньгами, в то же время может позволить себе не считать их.

– А подозрения?

– Элоди Деверо пять лет назад вложила в его банк крупные средства. Потом приехал Итан и отсоветовал ей это делать. Элоди забрала деньги, а сумма была немаленькая. Банкиры этого не любят.

– Глупый довод. Если каждый банкир начнет стрелять в каждого вкладчика, забирающего деньги…

– Мы рассматриваем версии, а они могут быть самые разные.

– А этот Боуман… в остальном он чист?

Рик хмыкнул.

– Если не считать того, что он был помолвлен четыре раза и четыре раза разрывал помолвку.

– Ой! Легкомысленный.

– Или, наоборот, жуткая зануда. В любом случае не слишком хорошо для примерного мужа.

– Я смотрю, ты по собственной инициативе работаешь с досье?

– Я честный человек, Джонс. Обещал, что подберу тебе досье, – вот подбираю.

– И кто там еще есть? Мартин Бими?

– Адвокат, специализируется на судебных разбирательствах по поводу врачебных ошибок. Говорят, немножко псих.

– Не подходит. Псих рядом с тетями долго не продержится. Дадли Грант?

– Ого, ну и запросы! Дадли парень хоть куда. Закрытый ночной клуб, часть акций «Юсофии», ранчо, скот, скаковые лошади, частная авиация.

– Какой разносторонний.

– Не то слово. С ба… женщинами тоже, кстати. У него три судебных иска за сексуальные домогательства. Собственных, заметь, сотрудниц. Еще одна клялась, что он собирался на ней жениться, но потом охладел и бросил. Большую часть года проводит в разъездах.

– Может, это и хорошо?

– Имеет четверых внебрачных детей – в Вашингтоне, Остине, Колорадо и Лос-Анжелесе.

– Кандидатура снимается. А что плохого у тебя есть на Ривендейла?

– Ничего, если не считать того, что он практически угрожал мне, когда я ему сказал, что ты со мной.

– Так и сказал?

– Ну!

– Что ты со мной? То есть… я с тобой?

Рик сердито посмотрел на Келли сверху вниз.

– А что такого? Это же правда. Ты со мной. Пока, по крайней мере.

В этот момент перед ними появились Клер и Франко Моретти. Франко просиял белозубой улыбкой.

– Сынок, мама мечтает потанцевать с тобой, а я – с твоей очаровательной леди Годивой. Махнемся не глядя?

Рик, к удивлению Келли, выпустил ее из рук с большой неохотой.

– Ладно. Но только один танец. Прости, мам.

– Я понимаю, малыш. Ничего, помучайся несколько минут.

Вначале она здорово смущалась, но Франко Моретти вел себя вполне по-отечески. И в танце вел отлично.

– Вы отлично танцуете, мистер Моретти.

– А вы отлично выглядите, мисс Келли. Моему балбесу повезло.

– Вы так Рика называете?

– По привычке и только за глаза. Вообще-то он как-то неожиданно вырос. Теперь уж и не знаю, не рискую ли я, танцуя тут с вами.

– Ну, думаю, вы преувеличиваете.

– Преувеличиваю? Нисколько. Просто вам сейчас не было видно… вот, смотрите. Скоро он уронит мою жену, это точно. Или свернет себе шею. Так и сверлит нас с вами взглядом.

– Просто Рик – мой телохранитель. Ему по должности положено не спускать с меня глаз.

– Ха! Девочка моя, я же итальянец. Мы такие вещи видим сразу. Он с ума сходит от ревности, и как ни прискорбно, но лучше нам сдаться ему на милость, пока он не уронил Кьяру в кусты и не придушил родного отца.

Через минуту Клер и Рик оказались рядом, и Рик с явным облегчением передал свою мать на попечение отца, а сам немедленно схватил Келли.

Остаток вечера, вернее уже ночи, они не расставались. Рик сопроводил Келли к диванчику, принес шампанское и устроился рядом, грозными взглядами отгоняя слишком бесцеремонных зевак и развлекая Келли леденящими душу историями про ее потенциальных женихов.

Если бы она была чуть менее взбудоражена и радостно возбуждена, она бы наверняка удивилась тому, с каким удовольствием отвергала одну кандидатуру за другой. И еще одно.

Они был вместе всего несколько дней, но одна лишь мысль о том, что завтра все закончится, они разъедутся из отеля и больше никогда не увидятся – одна эта мысль порождала страшную, сосущую пустоту в сердце и еще страшное подозрение, что брак с подходящим во всех отношениях Приличным Мужчиной ей больше не нужен.

Ей вообще не нужен никто, кроме Рика Моретти.

Она без ума от него.

Она в него влюбилась.

Эжени Деверо совершила потрясающий финт – и снова укрылась за могучим торсом своего Отелло – Гектора. Чернокожий гигант терпеливо топтался по площадке, изображая некий танец. Собственно, он в основном раскачивался под музыку, а Эжени металась вокруг него, рассматривая одной ей известные уголки сада, где развивались одной ей ведомые события.

Элоди уже давно не танцевала, сидела в беседке и болтала с подружками, наряженными цыганками и индианками.

– Стой прямо, малыш, чтобы меня никто не видел.

– Хозяйка, вы что-то нервничаете.

– Занервничаешь тут! Черт принес Лидию, не иначе. Все шло просто великолепно…

– Вам же лучше, что они все пришли на закрытие выставки. Весь Луисвилль будет считать, что вы помирились…

– Вот как мне было наплевать на мнение Луисвилля, когда мы поругались, так же мне наплевать и на его мнение, когда мы помирились, тем более что мы не мирились. Лидия скорее согласится сплясать на столе в одних панталонах, чем помирится со мной.

Образ Лидии Бопертюи, пляшущей в одних панталонах на столе, выбил Гектора из колеи и лишил дара речи на несколько минут. Потом он робко поинтересовался:

– А тогда… почему ж вы так расстроены? А, хозяйка?

– Потому что все шло изумительно. Все было на мази. А теперь Лидия сидит, как воплощение Тоски, пьет шампанское и зыркает по сторонам своими совиными глазищами, а мальчик нервничает. Рикки долго терпеть не будет, он просто уйдет…

– Никуда он не уйдет, пока мисс Келли тут. Он же ее охраняет.

– Ничего он ее не охраняет, потому что ей никто и не угрожает. Уж тебе-то это известно.

– Мне известно, хозяйка. И я страсть как боюсь, что и мистеру Рику это тоже известно станет. Ох взгреет он меня тогда… вас-то, я извиняюсь, тронуть ему никак невозможно, так что…

– А ты поменьше болтай своим длинным языком, Гектор! Глядишь и обойдется.

– Начальник полиции приходил, спрашивал насчет оружейной комнаты. Я сказал, ключа нет. Год, мол, найти не можем, с тех пор, как мистер Роже умер. Только вот опасаюсь я, хозяйка, что с теми выстрелами полиция догадалась – и мистер Рик догадается.

– О том, что это были фейерверки, догадаться можно, только если стоять рядом. А с тобой рядом никого не было.

– А письма? Ежели начальник возьмется их проверять…

– То ничего не найдет. Мы с Элли делали это в резиновых перчатках, все остатки сожгли, пепел развеяли. Все буквы вырезаны из газет, причем бесплатных, которых полно в супермаркетах и на заправках. Прекрати ныть! Ты же Отелло. Зато как все чудненько получилось. Опасность порой действует не хуже виагры.

– Тогда чего ж вы причитаете, я извиняюсь? Сладилось у них с мисс Келли, стало быть?

– Им бы сейчас по кустам целоваться, но тут сидит эта старая сова, а при ней Рикки нервничает. А когда Рикки нервничает, он обычно убегает. Всегда так делал. Я боюсь, что он и сейчас сбежит, чтобы не осложнять себе жизнь. За три дня он вряд ли мог успеть влюбиться в девочку насмерть…

– Так поссорьтесь с ней и добейтесь, чтобы она ушла.

– Обалдел совсем, да? Мавр… Если я с ней поругаюсь, она уйдет – но за ней потащатся и Клер, и Франко, и зануда Гризельда. Они же ее не бросят – а мне не хочется, чтобы они уходили. Мы – семья.

Гектор хитро сощурился:

– Тогда и с миссис Лидией вы семья.

– К сожалению, да. И на самом деле мне даже жаль эту старую курицу. Как представлю – сидит она в огромном доме одна, без улыбки, ни поболтать не с кем, ни пококетничать…

– Ох, мисс Эжени, никак вы не уйметесь.

– Уймусь, Гектор, уймусь. И довольно скоро. Так что пока живу на полную катушку.

А что до Келли и Рика…

Гектор сверкнул белоснежными зубами.

– Так, может, пора переходить к активным действиям, хозяйка? Так, чтобы мистер Рик снова защитил мисс Келли?

Эжени уставилась на чернокожего гиганта с искренним восхищением.

– Все-таки ты – лучшее, что есть у меня в хозяйстве, Гектор! Я горжусь тобой, мой мальчик. Переходим к плану «В»…

Рик стоял в душевой кабине и поливал теплой водой Келли, смывая все следы костюма леди Годивы. Рик был рад этому. Годива получилась замечательная, но Рик хотел, чтобы к нему вернулась его Келли. Его золотоволосая девочка Келли. Распутная Белоснежка. Красавица Страшила Джонс…

Разноцветные потоки сменились чистой водой, и Келли разочарованно вздохнула.

– Ну вот, я – снова я. Прощай, достойная Годива. Как ни противно, но я вернулась…

Нетерпеливые руки Рика легли ей на грудь, прошлись по влажной коже.

– Я хочу тебя. Не Годиву.

Келли лукаво склонила голову и посмотрела на него исподлобья.

– Но в старой доброй Страшиле Джонс нет ничего загадочного…

Он мог бы ей возразить, мог бы рассказать ей, что он чувствует рядом с ней – но сил и времени на это просто не было. Возбуждение, охватившее его, было немыслимым, болезненным, почти нестерпимым.

Он всю ночь провел рядом с практически обнаженной и прекрасной женщиной. Касался ее горячего тела. Смотрел в изумрудные лукавые глаза. Танцевал на глазах всего Луисвилля и собственного семейства. Он стоял с ней сейчас рядом, так близко, что слышал стук ее сердца… Он не мог больше ждать.

Но эта змея не оставила ему ни малейшего шанса взять контроль над ситуацией в свои руки.

Это было нежнейшее из прикосновений. Словно бабочка скользнула по животу крылышками. Рик глухо застонал – и окаменел.

Ее тонкие руки скользнули по его животу, бедрам, судорожно стиснутым рукам. Остановились на бедрах, обняли. Потом к нему прижалось маленькое, горячее тело. Обнаженное тело. Тело женщины.

Мурлыкающий шепот щекотал его тело. Гладкая кожа жгла его, словно раскаленный.

Смеющийся голос Келли раздался в звонкой тишине ванной комнаты:

– Должна же я отплатить тебе, Рик Моретти!

Он был мужчиной, он умел принимать стремительные решения и действовать по обстоятельствам. Водопад воды обрушился на пол, посыпались с полочек шампуни и бальзамы, а Рик уже стремительно подхватил смеющуюся и мокрую Келли на руки. Еще через мгновение он целовал ее, бурно и яростно, больше не таясь ни от нее, ни от себя самого. Не было повода. Во-первых, она отвечала на его поцелуи с не меньшей страстью, а во-вторых, что же может скрыть совершенно голый мужчина от совершенно обнаженной женщины, если они стоят обнявшись под неистовыми струями воды, хлещущей их разгоряченные тела.

В какой-то момент она чуть крепче сжала руки у него на плечах, а потом ее ноги обвились вокруг его бедер. Ни Рик, ни Келли даже не почувствовали самого момента, когда их тела слились воедино. Так бывает. Когда очень этого ждешь, когда только об этом и мечтаешь, когда мгновения превращаются в века, а века – в секунду. Именно это и происходило сейчас с двумя любовниками, чьи тела сплелись в тесном объятии. Вселенная вокруг на некоторое время угасла, и никого из них не волновало, что где-то совсем рядом осталась та, прошлая жизнь, в которой остались другие люди…

Рик наслаждался ощущением этого великолепного тела, так тесно прижавшегося к его собственному, неистово лаская выгибающуюся спину и точеные бедра, то и дело скользя ладонью по груди, нежному животу, завиткам золотистых волос внизу…

Келли прерывисто вздохнула, чувствуя, как он усиливает натиск. Она сама не знала, что возбуждает ее сильнее – стремительные и обжигающие прикосновения, страстные поцелуи или ощущение его напряженной плоти, касающейся ее бедер и живота…

Она со стоном выгнулась дугой в руках Рика, обхватила его за шею руками, потянула его к себе, мечтая только об одном – почувствовать на себе тяжесть этого могучего тела, ощутить тот миг, когда они станут едины, и получить от всего этого наивысшее наслаждение.

Рик не заставил себя ждать. Он прижал ее к мокрой стене всем своим телом, изо всех сил оттягивая тот момент, когда он больше не сможет сдерживаться. Девушка была такой маленькой и хрупкой рядом с ним, что больше всего на свете он боялся невольно причинить ей боль. Несмотря на собственные муки, становившиеся все сильнее, он принялся ласкать Келли еще настойчивее, пока она не начала извиваться в его руках, стонами моля о близости. Рик медленно раздвинул ее бедра, ладонью ощущая влажный жар ее лона…

А потом был смерч и вихрь, тьма и мириады новых солнц, сменившихся радугами и золотым дождем. Было ощущение полета, подъема на какую-то немыслимую вершину, где захватывает дух и останавливается сердце, но в этот момент ты слышишь стук другого сердца и понимаешь, что отныне ты совершенно бессмертен, ибо у тебя два тела, два сердца, два дыхания, и при этом ты – одно, ты един так, как не был никогда в жизни…