Неукротимая любовь

Глава 10

— Ты не расстроишься, если тебе придется в конце лета уехать из Итона? — спросила герцогиня Экрингтон.

— Нет, ничуть, — ответил виконт Мер.

— В конце концов, в августе тебе исполнится восемнадцать, и я уверена, тебе понравится в Оксфорде.

Помолчав немного, виконт мрачно ответил:

— Я не хочу учиться в университете.

— Почему? — удивленно спросила герцогиня. — Ты же знаешь, что его светлость решил поместить тебя в колледж Магдалины, где учился он сам и его отец.

Наступила тишина. Виконт задумчиво глядел вдаль. Герцогиня заметила, что его толстые пальцы, лежавшие на пледе, были запачканы чернилами, а под ногтями скопилась грязь.

Она, как это часто с ней случалось, почувствовала легкое отвращение к этому увальню. Он раздражал ее своей медлительностью, манерой цедить слова сквозь зубы, своим вечно мрачным видом. Сколько она ни пыталась заинтересовать его новыми идеями или планами или вдохновить на что-то, ничего у нее не получалось.

— А кем бы ты хотел стать, если бы у тебя был выбор?

Она нарочно задала этот вопрос мягким тоном, словно надеясь, что он поднимет ему настроение.

— Я хотел бы стать военным.

Герцогиня слегка вскрикнула:

— Ты же знаешь, что его светлость не хочет даже слышать об этом. Кроме того, так принято, что военными становятся младшие сыновья, а ты старший сын, и к тому же — единственный.

Произнося эти слова, герцогиня почувствовала, как фальшиво они звучат. «Единственный сын!» — в этих словах крылся немой вопрос, и она с самого начала знала, что ответ на этот вопрос один — нет, это не ее сын.

Они ехали по берегу Темзы среди многочисленных открытых экипажей, в которых восседали представители высшего света со своими сыновьями.

В этот день в Итоне был праздник — 4 июня король Георг III отмечал свой день рождения. По Темзе величественно проплывали лодки, а вечером должен был состояться грандиозный фейерверк.

Караван лодок сопровождали не только экипажи; рядом скакали всадники — взрослые мужчины и мальчики.

Мальчиков, ехавших в лодках по серебристой реке, встречали шумными приветствиями толпы друзей. Позади возвышалась серая громада Виндзорского замка, а впереди их ждал Феллоуз-Эйот, где на фоне темнеющего неба вскоре разлетятся бриллиантовыми и золотистыми брызгами фейерверки.

Герцогиня не видела, а может, не обращала внимания на поклоны ее друзей и знакомых.

Ей припомнился день, когда родился ее последний ребенок. Она снова услышала, как шепчутся между собой акушерка и ее помощница, стоявшие в ногах кровати.

— Бедная леди, — сказала помощница, — такой удар для нее. Она уже слишком стара, чтобы родить еще одного ребенка.

— Да, — согласилась с ней акушерка, — к тому же восемь детей вполне достаточно для любой женщины, будь она герцогиня или нищая.

— Какой будет для нее удар, — с сочувствием произнесла помощница, — когда она узнает, что снова родила девочку. Ведь она так надеялась, что будет мальчик.

Акушерка глубоко вздохнула.

— Меня больше беспокоит, что скажет его светлость. Он всегда говорит со мной так, как будто это я во всем виновата.

Голоса долетали до нее волнами. Они то приближались, то удалялись. Она вспомнила, что чувство разочарования, охватившее ее, пересилило физическую боль, которую она только что испытала.

Снова девочка! Герцогиня закрыла глаза в надежде забыться сном. Ей даже захотелось умереть. Но когда она снова открыла глаза, то увидела улыбающееся лицо герцога, склонившегося над ней.

— Поздравляю тебя, моя дорогая. Наконец-то у нас сын.

Принесли ребенка и вложили ей в руки — это был большой, темноволосый мальчик, который показался ей слишком тяжелым.

И тут ее охватило странное и неестественное чувство отвращения к нему. Ей не хотелось касаться этого мальчика, не хотелось чувствовать его рядом с собой. И она обрадовалась, когда его унесли.

Она знала правду — с самого начала знала, что это не ее сын, — хотя и пыталась внушить себе, что этот разговор приснился ей в кошмарном сне, не имевшем ничего общего с реальностью.

И сейчас, сидя в экипаже рядом с темноволосым мрачным юношей, она вспоминала описание девушки, которая, по словам Алистера Мерила и сэра Хьюго Хэррингтона, странным образом была очень похожа на нее.

Сделав над собой усилие, она стала смотреть на лодки, плывшие по реке. На мальчиках, сидевших на веслах, красовались соломенные шляпы с названием их лодок, а рулевые были одеты в адмиральскую форму с кортиком и треугольные шляпы.

— Какая красивая у них форма, — сказала герцогиня сыну. — Среди гребцов есть твои друзья?

Ожидая ответа, который, как обычно, задерживался, она вдруг увидела ее — ту самую девушку, о которой только что думала.

Нет, она не ошиблась — это ландо маркиза, черное и желтое, запряженное в прекрасно подобранную пару лошадей. Серебряная упряжь и ливреи лакеев составляли ансамбль, красивее которого не было здесь ни у кого.

Сам маркиз, лениво раскинувшийся на сиденье, в своей высокой шляпе, надетой набекрень, составлял прекрасную пару с девушкой, сидевшей рядом с ним.

Одетая в платье цвета розовых бутонов, она все время вскакивала, чтобы получше рассмотреть лодки, и чистым, возбужденным голосом засыпала маркиза вопросами.

Экипаж маркиза, похоже, решил обогнать ландо герцогини. На какое-то мгновение они поравнялись, и герцогиня, глядя на девушку с нескрываемым любопытством, увидела под украшенной цветами шляпкой личико в форме сердечка и большие серые глаза, опушенные темными ресницами.

Оно было так ей знакомо, что она резко вздохнула, чтобы не вскрикнуть от удивления.

Это было ее собственное лицо, точная копия отражения, которое она видела в зеркале сорок лет назад, когда впервые приехала в Лондон и поняла, какой необычной и чарующей считает высший свет ее красоту.

Кучер герцогини стегнул лошадей, не желая, чтобы его обогнали. Ландо маркиза отстало, и герцогиня больше не видела Фортуну.

Герцогиню охватила странная немота. С большим трудом она удержала себя, чтобы не обернуться и не впиться глазами в это оживленное личико.

— Мы здесь, — произнес рядом виконт, и она услыхала свой собственный голос, произносящий глупейший вопрос:

— Где мы?

— Мы — в Феллоуз-Эйот, мама, и смотри — фейерверк уже начался.

Солнце скрылось за горизонтом, но небо было еще светлым, хотя над Виндзорским замком появилась первая звезда.

— Ты должна выйти из ландо, мама. Не надо, чтобы лошади подходили слишком близко к берегу, а то они испугаются.

— Да, конечно, — согласилась герцогиня.

Ей показалось, что ее голос прозвучал откуда-то издалека. Ночь была теплая, воздух неподвижен, но герцогиня вся дрожала.

Она вышла из ландо, равнодушно отметив про себя, что виконт Мер даже не подумал подать руку, чтобы помочь ей. Оглянувшись, она увидела, что экипаж маркиза остановился совсем рядом, и маркиз помог девушке в розовом платье сойти.

— Как красиво, — услышала герцогиня ее голос. — Вам не хочется снова стать школьником?

Герцогиня не расслышала, что ответил маркиз, ибо как раз в этот момент с острова на середине реки с оглушительным треском взлетела ракета. Над головой зрителей рассыпались золотые и красные звезды.

Потом взлетела еще одна ракета, а за ней — другая, после чего на земле закружилось колесо, рассыпая целый водопад серебряных и голубых брызг. Колесо крутилось все быстрее и быстрее, пока, наконец, с грохотом не развалилось.

Маркиз и Фортуна стояли недалеко от герцогини и виконта Мера. Герцогиня не могла думать ни о чем ином — только о маленькой фигурке в розовом; она только слышала молодой возбужденный голос и видела, как девушка радостно хлопает в ладоши при виде каждого нового фейерверка, еще красивее прежнего.

Снова в небо взлетали ракеты, но вдруг раздался оглушительный взрыв, который, как показалось, прозвучал ближе других и от которого в небо поднялись клубы черного дыма.

В темноте трудно было рассмотреть, что случилось, но, когда дым рассеялся, герцогиня вскрикнула от ужаса.

Почти рядом с ней на земле лежала неподвижная фигурка в розовом платье; шляпка валялась рядом, обнажив белые волосы. Толпа загомонила:

— В бедную девочку, должно быть, попал кусок ракеты!.. Я всегда говорила, что стоять здесь опасно — фейерверк слишком близко!.. Можно получить сильный ожог, если не беречься…

С лицом лишенным выражения, без спешки, маркиз наклонился и поднял Фортуну на руки.

— Она потеряла сознание, — воскликнул какой-то джентльмен. — Я могу вам чем-нибудь помочь?

Ничего не ответив, маркиз понес Фортуну через толпу к своему ландо, стоявшему вместе с другими экипажами вдали от реки. Он шел медленно; глаза Фортуны были закрыты, а лицо запрокинуто к небу.

Дойдя до экипажа, с козел которого спрыгнул лакей, чтобы открыть дверь, маркиз услыхал позади себя голос:

— Подождите, лорд Тейн… прошу вас, подождите!

Он остановился и, по-прежнему держа Фортуну на руках, повернулся к герцогине.

— Ваша светлость! — воскликнул маркиз, изобразив удивление.

— Она ранена? Я должна знать, что с ней, — произнесла герцогиня.

— Ваша светлость очень добры, — ответил маркиз, — но, уверяю вас, нет никаких причин для беспокойства.

— Нет, есть! — возразила герцогиня. — То есть, я хочу сказать… ваша милость сразу же отвезет ее к врачу, правда?

Ей показалось, что маркиз посмотрел на Фортуну с выражением полного безразличия.

— Я убежден, — медленно произнес он, — что эта девушка совсем не пострадала. Она ведь, ваша светлость, гораздо крепче, чем выглядит, ибо родилась в здоровой крестьянской семье. Да и от фейерверка вряд ли можно получить серьезную травму.

— Но вы все-таки отвезете ее к врачу? — настаивала герцогиня.

Маркиз посмотрел на нее очень жестким взглядом.

— Сожалею, ваша светлость, — сказал он, — но я считаю хворую женщину таким же неудобством в жизни, как и хворую лошадь.

Произнося эти слова, он направился к своему экипажу, где посадил Фортуну на заднее сиденье.

Потом, сняв с головы высокую шляпу, маркиз отвесил поклон герцогине, стоявшей перед ним со сжатыми кулаками.

— Желаю вашей светлости счастливо оставаться, — сказал он, — и, уверяю вас, я очень тронут вашей великодушной заботой о совершенно недостойной вашего внимания особе.

Герцогиня ничего не ответила. С видом презрительного нетерпения маркиз уселся на заднее сиденье рядом с Фортуной, которая все еще лежала без сознания. Кучер стегнул лошадей, и они уехали. Это был первый экипаж, покинувший Феллоуз-Эйот.

Никто не заметил, что на приличном расстоянии за ними последовал коротышка конюх с изуродованным когда-то лошадью лицом. Он нес под мышкой коробку, в которой легко можно было спрятать петарду.

На следующее утро маркиз получил письмо, поданное ему за завтраком на серебряном подносе.

— Когда оно пришло, Клеменс? — спросил он, сначала положив себе вторую баранью котлетку, а потом уже взяв конверт.

— Только что, милорд; его принес один из конюхов его светлости, — ответил дворецкий.

В глазах маркиза вспыхнул огонек.

— Человек ждет ответа, милорд, — произнес Клеменс.

Маркиз не спеша открыл конверт. Выражение его лица не изменилось, но глаза снова вспыхнули.

«Его светлость герцог Экрингтон приветствует благороднейшего маркиза Тейна и будет очень признателен, если его светлость в самое ближайшее время появится в «Белом клубе».

Маркиз прочитал письмо и положил его на стол.

— Попросите конюха сообщить его светлости, — сказал он, — что я буду в «Белом клубе» через час.

— Слушаюсь, милорд.

И маркиз вернулся к завтраку, словно его ничто не отвлекало.

Любой, кто увидел бы маркиза, ехавшего в сторону Сент-Джеймс-стрит сорок пять минут спустя, никогда бы не подумал, что эта поездка в клуб чем-нибудь отличается от всех других.

Правда, было одно отличие — в такую рань маркиз здесь еще ни разу не появлялся. В каминах уже горел огонь, но слуги еще начищали решетки и медные ручки, протирали кожаные стулья и относили в кухню подносы с грязной посудой, оставшейся с ночи.

— Его светлость ждет вас в игорном зале, милорд.

Маркиз наклонил голову и со скучающим выражением на лице стал подниматься по лестнице.

В карточном зале не было никого, кроме герцога, стоявшего у камина и глядевшего на только что разгоревшийся огонь.

Маркиз подошел к нему, поклонился и стал ждать, когда он заговорит, поскольку герцог был старше его годами.

Герцог выглядел утомленным, словно не спал всю ночь. Но сегодня, казалось, морщины на его лице стали глубже, чем обычно, а глаза потухли, отчего следы излишеств сделались еще заметней.

Какое-то мгновение мужчины смотрели друг на друга, потом голосом похожим на карканье ворона герцог произнес:

— Ну что ж, Тейн, вы выиграли! Чего вы хотите от меня?

Вместо ответа, маркиз вытащил из внутреннего кармана сюртука два документа. Он разложил их на ближайшем карточном столе.

— Подпишите эти бумаги, ваша светлость, и все.

Губы герцога сжались, но потом, будто осознав, что спорить бесполезно, он подошел к столу и опустился на стул.

— В этом документе, — пояснил маркиз, показывая на бумагу, лежавшую сверху, — написано, что девушка по имени Фортуна Гримвуд — ваша законная дочь, родившаяся 27 августа 1801 года, которую вы подменили младенцем мужского пола, являющимся на самом деле сыном фермера и его жены по фамилии Гримвуд, проживавших на ферме в вашем поместье.

Герцог уставился на документ. Маркиз щелкнул пальцами, и официант, которого не было видно, пока он не вошел в комнату, поставил на стол чернильницу и положил гусиное перо, а затем удалился.

Маркиз, обмакнув перо в чернильницу, передал его герцогу. Тот поставил свою подпись на документе, маркиз взял его, и герцог увидел под ним еще один.

— А это еще что? — спросил он.

— Этим документом, — ответил маркиз, — вы признаете Алистера Мерила, полковника королевских драгун, вашим предполагаемым наследником. Он также дает право потребовать, чтобы владелец поместья Мерил выплатил деньги, которые причитаются ему за те семнадцать лет, когда его место было занято узурпатором, известным под именем виконт Мер.

Герцог тихо выругался, подписывая эту бумагу.

— Я подумал, будет лучше, — продолжал маркиз, — если юный Гримвуд как можно быстрее уедет из Англии во избежание скандала, который может бросить тень на вашу дочь, леди Фортуну.

Он ожидал, что скажет герцог, но, поскольку тот молчал, продолжил:

— Я переговорил с полковником пятого гусарского полка и узнал, что одна из его рот через два дня отправляется в Канаду. Он согласился взять с собой молодого человека по имени Гримвуд, который должен купить патент на должность офицера в этом полку. — Жестким голосом маркиз добавил: — Я предлагаю, чтобы немедленно были составлены документы, согласно которым ваша светлость обязуется выделять этому молодому человеку три тысячи фунтов в год пожизненно. Более того, если он изъявит желание осесть в Канаде, вы дадите ему десять тысяч фунтов стерлингов для приобретения фермы в той части страны, которую он изберет для жительства. Думаю, это будет справедливо.

— Вы все предусмотрели, — язвительно заметил герцог.

— Полагаю, вашей светлости не нужен громкий скандал, — ответил маркиз. — Когда молодой Гримвуд уедет из Англии, ваша светлость может заявить, что он, к несчастью, утонул во время морского путешествия. А раз так, не надо будет устраивать похорон и никто не будет задавать ненужных вопросов.

Герцог стиснул зубы и медленно сжал старческие пальцы в кулак, а потом резким громким голосом, эхом отразившимся от стен, спросил:

— А теперь мы переходим к главному, не так ли? Что вы хотите для себя? Чтобы я вернул вам все земли вашего отца или только часть их?

Маркиз взял со стола подписанные бумаги и положил их в карман сюртука. Потом он выпрямил спину.

— Мне лично не нужно ничего, — ответил он. — Я не торгую людьми.

На мгновение наступила тишина, и, когда маркиз собирался уже уйти, герцог вдруг голосом полным ярости закричал:

— Будьте вы прокляты! Да как вы смеете предполагать, что я приму от вас милостыню! Неужели вы думаете, что я хочу снискать ваше расположение? Вы не «торгуете людьми», как же! Так всегда говорил ваш папаша; он любил выставить меня последним подлецом. Я долго терпел подобные штучки от вашего отца, но от вас, Тейн, не потерплю! Запомните, не потерплю!

И герцог с силой ударил кулаком по столу. Маркиз с искренним изумлением глядел на него.

— Так вот что я вам скажу, — ревел герцог. — Вы заберете свои чертовы земли в обмен на эту девушку, которую я признал своей дочерью. Не желаю быть вам ничем обязанным!

— Как я уже говорил вашей светлости, торговать вашей дочерью я не намерен.

— Бог мой! Опять он заговорил, как отец! — воскликнул герцог. — Именно из-за этого я и захотел сбить с него спесь, унизить его, разорить. Я знаю, все думали, что я решил ему отомстить за то, что он увел у меня невесту. Да, сначала я страдал от этого, но, по крайней мере, этот поступок показал, что он тоже грешен, что не все его дела благородны и добродетельны. Но после этого…

— Вы хотите сказать, — медленно произнес маркиз, — что обманули моего отца вовсе не потому, что он увел у вас мою мать?

— Я возненавидел его за это, — ответил герцог, — но со временем я стал ненавидеть его еще сильнее. Можете ли вы себе представить, что значит постоянно жить в его тени и день за днем, год за годом слышать, как все превозносят Тейна за ум, благородство и красоту? В графстве никто никогда не советовался со мной, хотя мой титул и выше. Мудрый, сострадательный, влиятельный Тейн, которого даже назначили лорд-лейтенантом!

Голос его зазвучал громче.

— Это было невыносимо! Временами я думал, что единственный способ для меня избавиться от него — это убить его.

— Я даже не подозревал об этом, — произнес маркиз.

— А никто об этом не подозревал, — отозвался герцог. — Неужели вы думаете, что я стал бы выставлять напоказ мои чувства. Но я его переиграл. И надеюсь, что на небесах — где он, без сомнения, пользуется всеобщим восхищением — он все-таки узнал, как я обвел его вокруг пальца и лишил его наследника всех земель.

Он помолчал, а потом добавил уже более спокойным голосом:

— Но месть моя не удалась, и вы, конечно, скажете, что сын перехитрил обидчика своего отца и справедливость восторжествовала.

Губы маркиза тронула улыбка.

— Как сын своего отца, ваша светлость, восстановивший в правах вашу дочь Фортуну и вернувший Алистеру Мерилу звание вашего законного наследника, я не требую за это никакой платы.

— Как я уже говорил вам, Тейн, я не приму от вас милостыни, — заявил герцог. Он посмотрел на маркиза и сказал: — Вы, наверное, думаете, что я рисуюсь. Но уверяю вас, если вы не возьмете назад свои земли, которые доставляли мне одни неприятности с той самой минуты, как я их заполучил, то сейчас же спущусь вниз и отдам их первому же бездельнику, пьющему портвейн в Утреннем зале этого клуба.

— Неужели вы сделаете это? — тихо спросил маркиз.

— Клянусь, что сделаю, — ответил герцог. — Быть может, это и будет моей местью. Мне будет приятно посмотреть, как вы будете рвать на себе волосы оттого, что лишились земель, которые я предлагал вам в обмен на мою восьмую дочь и которые по вашей собственной глупости попали в руки какого-то ничтожества.

Герцог говорил с усмешкой, но маркиз знал, что это не пустые слова.

Конечно, глупо было бы под влиянием минутного каприза потерять земли, за которые он столько боролся.

Маркиз на мгновение заколебался, а потом сказал:

— Я не приму эти земли в качестве подарка, ваша светлость. Давайте сыграем с вами в последний раз. Ставлю все, что у меня есть, против поместий, которые когда-то принадлежали моему отцу.

— Что вы ставите? — в изумлении спросил герцог.

— Свой замок, дом в Лондоне и все свое состояние, — ответил маркиз.

— Вы что, рехнулись? — спросил герцог.

— Нет, — заметил маркиз. — Ставки примерно равны, а я верю в свою удачу.

— До последнего времени вам не очень сильно везло, — мрачно ответил герцог.

— Мне кажется, что теперь все изменилось, — ответил маркиз.

Набрякшие веки герцога скрыли его глаза. Усталость как рукой сняло. Инстинкт игрока заставил позабыть обо всем, и его руки потянулись к картам.

— Перед тем как мы начнем игру, я хочу поставить одно условие, — спокойно произнес маркиз. — Мы будем полагаться не на свое умение, а лишь на волю судьбы. Выиграет тот, кто первым откроет туза.

— Ваше место — в сумасшедшем доме. Что вы будете делать, если проиграете?

— Уеду за границу, — ответил маркиз. — В Англии меня ничто не держит.

Герцог удивленно поднял брови. Маркиз пододвинул стул и сел. Тут же появился слуга с колодой карт. Рядом с герцогом, как обычно, появился бокал вина.

— Не будем мешать карты, — предложил маркиз. — Прошу вас, ваша светлость, берите первую.

— Ладно, пойду первым, — сказал герцог и вытащил десятку.

Маркиз вытащил двойку, герцог — короля, а маркиз — девятку. Затем у герцога оказалась дама, а у маркиза — восьмерка.

Легкая гримаса исказила лицо герцога. Это была циничная, торжествующая улыбка игрока, верящего в удачу. Его следующей картой была девятка, а у маркиза — пятерка.

Игроки снимали карту за картой; когда на столе уже лежало двадцать карт, они стали снимать карты медленнее. Каждый надеялся, что следующей будет долгожданный туз.

Герцог вытащил короля, и, когда маркиз положил руку на колоду, ему показалось, что он слышит мягкий голос:

— Я знаю, что принесу вам удачу… я уверена в этом.

Он так ясно расслышал эти слова, что на мгновение ему показалось, что Фортуна стоит рядом. Маркиз перевернул карту и увидел, что это туз червей! Он глядел на него, не веря своим глазам.

Герцог даже не пошевелился, но привычный ритуал не изменился. Слуга принес большую стопку документов, которые в течение пяти лет много раз переходили из рук маркиза в руки герцога и обратно. Были и такие владения, которые они еще ни разу не разыгрывали.

Герцог медленно подписал все пятнадцать документов, передав в руки маркиза тысячи акров земли, на которых жило несколько тысяч человек.

Когда последний документ был подписан, маркиз встал.

— Сегодня в два часа дня я привезу в Мерил-Парк леди Фортуну, ваша светлость, — сказал он.

Потом молча повернулся и, выйдя из игорного зала, спустился в холл.

Пока он ждал, когда принесут его перчатки и шляпу, дверь открылась и вошел полковник Алистер Мерил.

— Я только что приехал, Сильванус, — вскричал он, — и привез признание Гримвудов! Все было так, как ты и предполагал.

Он говорил возбужденно, но выражение лица маркиза не изменилось.

Вместо ответа, он вытащил из кармана второй документ, подписанный герцогом, и вложил его в руку друга.

— Ты опоздал, Алистер, — сказал маркиз. — Все уже решено.

И, не говоря больше ни слова, он вышел из клуба и, забравшись в свой фаэтон, поехал на площадь Беркли, а полковник в изумлении уставился ему вслед.

Спустившись к завтраку, Фортуна узнала, что маркиз уже уехал, и она встревожилась — долго ли он будет отсутствовать и не придется ли ей провести день в одиночестве.

Когда он вернулся, она была в библиотеке — лай собак известил ее о приезде маркиза. Она отложила книгу, чтобы броситься к двери, но тут увидела, что маркиз уже вошел в библиотеку.

— Вы вернулись! — радостно воскликнула она. — Я надеялась, что скоро вас увижу.

Но тут она поняла по его лицу, что случилось что-то важное.

Маркиз был мрачен и задумчив — таким она после возвращения из Франции его еще не видела.

— Что случилось? — невольно вырвалось у Фортуны.

Вместо ответа, маркиз медленно подошел к столику с напитками и налил себе бренди.

— Что-нибудь ужасное? — со страхом спросила Фортуна.

Маркиз выпил бренди и произнес:

— Имею честь сообщить вам, что вы больше не мисс Никто. Теперь вы леди Фортуна Мерил.

Наступило молчание. Фортуна широко раскрытыми от ужаса глазами смотрела на маркиза.

Наконец она сказала очень тихо, так, что маркиз едва расслышал ее слова:

— Значит… дама, которая говорила с нами… вчера… и которую вы называли… ваша светлость… была моей…

— Матерью, — закончил маркиз.

— А кто мой отец?

— Герцог Экрингтон.

— О нет, только не это! — вскричала Фортуна. — Этого не может быть! Я ненавижу его за то, что он с вами сделал!

— И все-таки он ваш отец, — произнес маркиз.

— Значит, Гилли была права… меня поменяли на сына Гримвудов, — прошептала Фортуна. — И сделал это герцог…

— Вы были восьмой дочерью, — объяснил маркиз, — а ему нужен был наследник.

— И если бы Гили меня не выходила, я бы… умерла, — прошептала Фортуна таким же тихим голосом. — А герцогу не было до меня… никакого дела, да и герцогине… тоже.

— Думаю, ваша мать ничего не знала о том, что ей подменили ребенка, или, по крайней мере, узнала так поздно, что уже ничего нельзя было сделать.

— Почему она не стала искать меня? — спросила Фортуна. — Нет, она признала ребенка Гримвудов… своим сыном. Это тот самый юноша, что был с ней вчера… правда?

Маркиз кивнул. Они долго молчали.

— Значит, теперь… я должна носить… их фамилию? — запинаясь, произнесла Фортуна.

— Вы займете полагающееся вам по праву место в свете, — сказал маркиз. — Герцог признал вас своей законной дочерью. Молодой Гримвуд уедет за границу, Алистер Мерил снова станет наследником герцога.

— Но я бы хотела… чтобы все осталось… как было.

— Это невозможно. Сегодня я отвезу вас к вашим родителям.

— Вы отвезете меня… к герцогу и… герцогине? — вскричала Фортуна, не веря своим ушам.

— Это ваши родители, — ответил маркиз. — Вы познакомитесь со своими сестрами и станете полноправным членом семьи.

— Но если я… не хочу… этого? — спросила Фортуна.

— У вас нет другого выбора. Вы — светская дама, Фортуна.

— Я не хочу становиться светской дамой.

— У меня нет желания спорить с вами, — заявил маркиз.

Фортуна попыталась сдержать слезы, застилавшие ей глаза.

— Как же вы заставили герцога признать меня? — спросила она. — Вы отдали ему меня в обмен на свои земли. Это правда?

— Нет, неправда, — отрезал маркиз громким голосом. — Я не взял ничего в обмен на вас, Фортуна.

— Значит, я не обязана идти к герцогу, — быстро произнесла девушка. — Если бы это был долг чести, я не могла бы отказаться — долги надо платить. Но если никакой сделки не было, значит, я могу остаться здесь, с… вами.

— Это невозможно, — сказал маркиз. — Совершенно невозможно. Вы, наконец, получили возможность жить настоящей жизнью, той жизнью, для которой были рождены.

— Но я не хочу такой жизни, неужели вы не понимаете? — закричала Фортуна. — Я не поеду к людям, которых не знаю, которым совершенно безразлична, которые с легкостью отказались от меня сразу же после рождения. О, Аполлон, разрешите мне остаться с вами. Я сделаю все, что вы пожелаете. Я буду послушна вам… я не доставлю вам неприятностей. Пожалуйста, прошу вас… разрешите мне… остаться.

Маркиз с грохотом поставил свой бокал на стол.

— Я уже говорил вам, Фортуна, — резко бросил он. — Я не намерен обсуждать этот вопрос. Вы должны быть готовы к двум часам, и я отвезу вас в Мерил-Хаус.

Произнеся это, он вышел из комнаты, с силой захлопнув за собой дверь.

Фортуна слушала, как его шаги удаляются, и поняла, что он уходит из дому. Когда звук шагов смолк, она медленно опустилась на колени перед любимым креслом маркиза и положила на него свою голову.