Невеста мастера

10

Как она была неправа, когда думала, что ее уже ничем не удивишь! Мрачный и молчаливый Лок поднял ее ни свет, ни заря, и она была не только удивлена, но и немало уязвлена той поспешностью, с какой он, по всей видимости, собрался от нее избавиться. Получив указание, нет, скорее, приказ — одеться попроще, она едва успела сполоснуть лицо, пока он, не разбираясь, запихивал ее вещи в большой брезентовый мешок. Потом он нанял извозчика и указал ему место назначения: Длинная верфь.

И вот теперь, поеживаясь в своей мантильке и легоньком платьице под порывами холодного, влажного ветерка, она стояла на булыжной мостовой набережной, пытаясь угадать, на каком из многочисленных судов, стоявших у причала, ей предстоит отправиться в плавание. В воздухе сильно пахло рыбой и смолой, а плеск воды, едва видной за сплошной пеленой тумана, рождал в ней далеко не радужные мысли. Неужели ей опять предстоит этот ужас — оставить земную твердь и затеряться в просторах океана?

Лок закинул мешок на плечо и тронул ее за локоть.

— Пошли!

— Ку… куда?

— Увидишь.

Только не показать себя трусихой или, еще хуже, не расчувствоваться при прощании — это будет хуже для них обоих. Она попыталась сосредоточиться на мыслях о Париже, но, странное дело, тот сияющий образ, мечты о котором всегда выручали ее, как-то не складывался. В глазах было совсем другое — мужчина, суровый вид и стиснутые зубы которого ясно показывали, как он ее презирает.

Подняв от холода воротник своего горохового пальто, Лок провел ее мимо дюжины океанских громадин и остановился у небольшой одномачтовой шхуны, на корме которой сияли буквы ее названия: «Доблесть». Он перепрыгнул прямо с пирса на палубу и начал скатывать защитный брезент. Констанс так и осталась стоять с открытым ртом.

— Подай конец! — распорядился он деловито. — И сразу прыгай.

— Я, может быть, и сумасшедшая, но не настолько! И не такая дура, чтобы не сообразить, что на этой штуковине до Парижа не доберешься. — По ее мнению, вряд ли можно было убедительнее выразить свое отношение к его предложению.

— Мы должны сперва кое-что обсудить, так что давай-ка сюда, и побыстрее!

— Нет! — Она сделала шаг назад.

Выругавшись, Лок бросил на палубу канат, который он сматывал, и одним прыжком отрезал ей путь к отступлению.

— Рвать когти — на это ты мастерица, но я тебя завезу туда, откуда ты уж никак не сбежишь!

— Лок, ну, пожалуйста! — взмолилась она. — Ты не понимаешь…

— Еще нет. — Он подхватил ее, поднял на руки, так что от неожиданности она не только не сопротивлялась, а, наоборот, крепко обняла его за шею. — Но я пойму. Как раз для этого я и затеял эту маленькую экспедицию.

— Но, но… ведь ты должен сегодня заниматься этим нью-йоркским контрактом! — Она просто не знала, как на него подействовать, что его может образумить.

— Там без меня разберутся, а нам побыть несколько дней в уединении не помешает. — Он решительно шагнул обратно на шхуну.

— Несколько дней? — В ней боролись желания вырваться и страх свалиться в воду; второе победило — она еще крепче обхватила его шею. — Ну, зачем это — я же все равно здесь не останусь…

— Ты мне расскажешь все. Все! Ясно? А теперь — сиди тихо. — Мрачно проговорив это, он осторожно опустил свою ношу на кучу мешков посредине палубы и оттолкнул суденышко от причала.

Вся, дрожа, она уткнулась лицом в мешок и закрыла глаза. Но это не помогло — шхуну начало ощутимо раскачивать на свежей волне, а это означало, что там, внизу, и везде вокруг одно и то же, один и тот же ужас — эта жидкая смерть…

— Господи! — застонала она, в отчаянии царапая ногтями брезент. — Меня сейчас стошнит…

— Держись ближе к борту. — Голос Лока прозвучал как приказ — жесткий и бесцеремонный. Он подрегулировал паруса и занял место у руля. — Потом станет лучше. Только палубу не запачкай.

Но лучше не стало — ни после первого приступа, ни после следующих. Между тем туман рассеялся, солнце разогрело воздух, так что они даже сняли верхнюю одежду, но состояние Констанс не улучшилось. Лицо ее приобрело зеленовато-землистый оттенок, очередной желудочный спазм приносил кратковременное облегчение, но вскоре все началось снова.

Лок пока что понял одно: что непринужденной беседы во время прогулки — этакой легкой прогулки под парусом, как он это замыслил, не получится. Состояние Констанс начало его всерьез беспокоить. Она как-то вся ушла в себя, замкнулась. Обессилевшая, обмякшая, вся в испарине, несмотря на прохладный бриз, она то валилась на узкую койку в крохотной каюте шхуны, то вновь бросалась на колени к лееру… Нет, это не просто морская болезнь, это скорее защитная реакция организма на какую-то смертельную опасность, которую ей довелось пережить в прошлом.

— Боже ты мой, неужели на «Элизе» с тобой то же самое было?

После очередного, особенно сильного приступа рвоты она так и осталась стоять на коленях, припав к лееру, и он решился подойти к ней, даже полуобнял ее.

— Да, было еще хуже. — Она прополоскала рот водой из бочонка с пресной водой, вытерла лицо мокрым полотенцем. — Я говорила тебе, что не переношу воды.

— Но почему? — Зная об этом, решиться на многомесячное морское путешествие — ведь это прямо-таки подвиг!

— Я не знаю. Иногда мне снится, будто я тону. Причем, такие сны у меня с детства.

Констанс попробовала делать неглубокие вдохи в такт качке, надеясь, что это поможет. Тщетно — в желудке снова начались спазмы. Она тихо застонала.

Ругая себя за неосмотрительность — и почему он не принял всерьез ее предупреждение? — Лок всматривался в скалистый берег, ища знакомые ориентиры. Они с Дайланом еще мальчишками изучили этот маршрут как свои пять пальцев и, хотя он давно уже не был в этих водах, ему было ясно, что половину пути они уже миновали и возвращаться бессмысленно.

— Держись, принцесса. Уже немного осталось. Если бы я знал, что так получится, то не стал бы тебя мучать. Он подхватил ее, перенес туда, где сидел сам к рулю, посадил к себе на колени. Она была слишком слаба, чтобы сопротивляться или даже возражать.

— Я только и делаю, что осложняю тебе жизнь — с самого первого дня. — Она сумела избразить на своем лице что-то вроде улыбки.

В ответ он просто прижался к ней губами и нежно поцеловал. Удивительно — судорожный спазм, сковавший ее всю, вроде бы ослаб. Сдвинув брови, он сконцентрировал на ней свой взгляд, словно гипнотизер.

— Смотри мне в глаза! — начал он внушать ей хриплым, негромким, но не допускающим возражений голосом. — Смотри, как я держу руль. Я знаю море, люблю его. Со мной тебе ничто не угрожает…

Ей вдруг захотелось поверить ему — такому сильному, волевому мужчине. А Лок шептал ей что-то на ухо: об океане, о ветрах, о приливах. Он дал ей самой подержаться за руль, разумеется, не выпуская ее руку из своей. Хлопал парус, вибрировали ванты. Все ее существо стало наполняться исходившей от него аурой силы и могущества, вытесняя все остальное. Она забыла о своих страхах, полузаснув в его объятиях, а он все рассказывал, рассказывал — о шуме волн у мыса Горн, об ароматах китайского побережья, о незабываемых видах Явы. Она забыла вообще обо всем в мире, кроме того, как это непередаваемо сладко — быть с ним так близко. Тепло его тела растопило бивший ее озноб, кровь потекла по жилам быстрее и жарче. Она поверила ему — и желудок чудесным образом успокоился, прошел спазм в конечностях.

«Да, это настоящее чудо», — как-то расслабленно-лениво подумала Констанс. Она больше не боялась. Ей вообще-то надо было бы разозлиться на него за всю эту сегодняюшнюю его авантюру, за то, что он ее заставил так страдать. Но нет, оказалось, что он неожиданным образом преподнес ей подарок. Подарок от любимого мужчины…

Как будто что-то подтолкнуло ее — она сразу очнулась от своего сладкого полусна. Да, вот она — правда, от которой никуда не скроешься. Боже, помоги и спаси, она любит Лока Мак-Кина — своего законного мужа! Какая ирония судьбы. Ей захотелось плакать.

— Что, опять? — Лок почувствовал, как она опять вся напряглась. — Мы уже на месте. Все!

Констанс поморгала, пытаясь осмотреться — где они? А сердце переполняла любовь и горечь. Теперь она уже боялась не открытого моря, а самой себя. Как могло случиться такое несчастье? Ведь теперь расстаться будет в сотни, нет, тысячи раз труднее!

— Я должен убрать паруса. — Лок поднялся, с беспокойством глядя на Констанс. — Ты обойдешься одна?

— Конечно. — Прежние страхи прошли. Боже мой, как он ей улыбается! Может быть, она все-таки ему не совсем безразлична? Ну, хоть чуточку она для него что-то значит? Нет, нет, Лок женился на ней совсем по другой причине, все остальное — это просто зов плоти, пустой и обманчивый. Надо держаться их разумной деловой договоренности. Он достойный, благородный мужчина — зачем ему навсегда связывать свою жизнь с придурковатой Лили, этой убийцей, которую наверняка настигнет кара правосудия. И не нужно этих безумных грез и иллюзий!

Проглотив жесткий комок в горле, Констанс скользнула взглядом по глади маленького заливчика — какое пустынное и какое красивое место! Песчаные пляжи по обеим сторонам, а за ними — головокружительной высоты черные скалы с вкраплениями дрока и конского щавеля. В уютной лощине между ними — домик рыбака, крыша его потемнела от времени и соленых ветров. Под навесом — опрокинутая плоскодонка, ловушки для крабов, старые сети, пробковые поплавки…

Лок точно определил момент, чтобы опустить паруса, — яхта по инерции мягко прижалась к деревянному причалу. Он протянул ей руку, чтобы помочь выбраться на берег.

— Где мы? — Она прищурилась от склонявшегося уже к западу солнца, вцепилась мертвой хваткой в руку Лока — напоследок голова у нее все-таки закружилась. Мерный плеск волн нарушался только резкими криками чаек.

— Когда-то я любил здесь бывать. Скаи — так отец назвал это место — по имени своей родной деревушки в Шотландии. — Он поправил мешок на спине. — Здесь тихо. Я с матерью провел однажды здесь целое лето — до рождения Дайлана. Потом мы с ним вдвоем сюда наезжали, построили здесь сами плоскодонку — первый мой корабль…

— Ну, Дайлан вряд ли тебе мог помочь — в его-то возрасте…

Они подошли к концу причала, он помог ей спрыгнуть на дорожку, которая через невысокую, поросшую травой дюну вела к домику.

— Да, он был, конечно, маленький, но так, за компанию… У отца на него времени никогда не было.

Почувствовав твердую почву под ногами, Констанс осмелела — к ней вернулась ее прежняя, задорно-импульсивная манера разговаривать.

— Ах, так вот ты зачем меня сюда вытащил! За компанию!

— Ну, не совсем так. — Лок остановился перед ступенями крыльца, внимательно посмотрел на нее — порозовела вроде. — Как ты себя чувствуешь?

— Лучше. — Она подумала и добавила: — Есть хочется! — Лок облегченно вздохнул.

— Меня это уже не удивляет. Ну ладно, я сейчас поставлю ловушки для крабов, да, может, еще и устриц накопаю. Пойдет?

— Да, я помогу. — Увидев его поднятые брови, она объяснила: — Я боюсь открытого моря, но питались-то мы в Лайхане его дарами, так что я знаю, что делать.

— Хорошо. Хочешь посмотреть сперва, как в домике?

Констанс беспокойным взглядом осмотрелась вокруг. Обстановка была, более чем скромная. Небольшой очаг, на запыленных окнах выцветшие розовые занавески. На подоконнике кто-то аккуратно расставил набор ракушек. Деревенский стол с двумя лавками. В раковине сложены тарелки, чашки из обожженной глины. Через дверь видна вторая комната, там — комод и металлическая кровать, покрытая лоскутным одеялом. Констанс неловко сглотнула комок в горле.

— Не пугайся. — Голос у него был грубый, но рука, гладившая ее взбитые ветром волосы, нежной, ласковой. — Ничего не будет здесь, чего ты не захочешь. Ничего, гарантирую. Но мое предложение — помнишь, вчера вечером? — остается в силе.

Констанс побледнела.

— Даже теперь? Когда ты знаешь? Он бесстрастно сложил руки на груди.

— Ты говоришь, что убила кого-то…

— Да, убила! — В глазах ее было чувство вины и ужаса. Она невольно вздрогнула, вспомнив эту мертвенно-бледную кожу и алую кровь на ней. Ее голос шел как будто откуда-то издалека. — Я не хотела…

— Расскажи мне все. Она снова сглотнула.

— Пожалуйста, не надо… Он взял ее за руку.

— Доверься мне, принцесса.

— Я… — Она смотрела на его сильную руку, сжимавшую ее пальцы. Она заставила себя вспомнить все это. — Я была на берегу, разговаривала с Дайланом, а дядя Сайрус поджидал, — он за мной следил…

— Дочь Сатаны! Я тебя проучу! Будешь у меня еще таскаться!

Она увернулась от очередного удара. — Нет! Это совсем не то!

— Врунья! Я знаю, где ты была!

Ночной бриз был пронизан ароматом тропических цветов, но Констанс было не до того — на висках у нее выступили капли холодного пота, и душный воздух в хижине казался ледяным.

— Дядя Сайрус, ну, пожалуйста! Я не делала ничего дурного, клянусь Богом!

— Ты еще смеешь произносить всуе имя Господне в моем доме?

Преподобный Сайрус Тейт произнес эти слова тем громоподобным голосом, которым пользовался, когда внушал этим лентяям-туземцам мысли о ждущих их вечных муках в аду за их недостаточно прилежную работу на сахарных плантациях его миссии.

— Уже десять лет прошло со времени смерти твоего отца, когда я взял тебя воспитывать как мою собственную дочь, а ты так ничему и не научилась! Хвала Господу, моя Элинор не дожила до такого позора! Но я не позволю тебе погрязнуть в геенне огненной!

— Да ведь другие девушки…

— Все они погрязли в грехе и похоти! Кроме того, разве у них есть видения? Разве они слышат голоса? Сатана призывает тебя к себе, дщерь моя! Дай только ему вцепиться в тебя зубами, и он как акула утащит тебя в пучину преисподней!

Вереница каких-то жутких образов закружилась у нее в голове.

— Я только хотела…

— На колени! — Его рука, тонкая и белая, как у девушки, но неожиданно сильная, схватила ее за холку и потянула вниз, на пол перед алтарем, украшавшим одну из стен комнаты. Его пальцы больно впивались в ее нежную плоть, но она подавила стон. Все равно, никто не осмелится вмешаться в то, как духовный наставник Лахайны воспитывает свою непослушную, искушаемую дьяволом приемную дочь, а ведь она уже девушка. На бамбуковом столике перед алтарем стояла большая раковина, заменявшая цветочный горшок; из нее свисали стебли орхидей, от их приторного запаха ее затошнило.

— В тебе нечистая сила! Вся твоя плоть воняет запахом прелюбодеяния и блуда! Молись, чтобы Иегова изгнал из тебя дьявола!

Он снял с себя тяжелый кожаный ремень. На спине ее что-то лопнуло, и она забилась в пароксизме страшной, непереносимой боли. Удары сыпались один за другим. Она попыталась встать на ноги, как-то защититься. Он остановился перевести дыхание. Конни впервые увидела, какое у него лицо — в нем какое-то упоение, экстаз. Он же ее забьет до смерти!

— Благодари Господа, что я здесь и могу тебе помочь справиться с твоей грешной природой! — изрекал между тем он в ритм ударам. — Умерщвляй плоть, если хочешь вечной благодати! Очисть свои помыслы и дела! Уничтожь орудия дьявола!

Он вытащил из кармана то, что составляло главную ее ценность — набор ее кистей — единственный якорь, связывающий ее с миром. Он хладнокровно сломал их своими сильными пальцами.

— Нет! — Крик отчаяния и ужаса, так долго сдерживаемый, вырвался у нее из груди. Это был ее первый протест, и, наверное, она действительно не осознавала, что делает.

Тяжелая раковина врезалась ему прямо в переносицу, раздался отвратительный хруст ломающейся кости — или хряща — и он беззвучно рухнул к ее ногам, все еще не выпуская из рук окровавленный кожаный ремень. В лужах воды и крови плавали орхидеи.

Раковина выпала из ее онемевших рук, она громко всхлипнула. Радоваться освобождению или ужаснуться содеянному? Одного взгляда на залитое кровью лицо было достаточно — панический страх прожег ее насквозь, как лава из жерла вулкана Пеле. Она, спотыкаясь, выскочила из хижины.

Со стороны погруженного во тьму поселка послышались тревожные крики. Она рванулась в сторону моря. Что ее ожидает — суд по обычаям ее племени или по законам белых людей? В любом случае ни пощады, ни сочувствия ей не будет. Никто не поверит, что она просто защищалась. Никто не простит придурковатой Лили. Перед глазами возникли мачты океанских кораблей. Голоса сзади приближались. Бежать некуда и незачем. Уж лучше бы он убил ее! Нет. Господу угодно уготовить ей еще одно испытание… Сорвав с себя одежду, она с разбегу бросилась на гребень большой, пенящейся и закручивающейся наверху волны…

Констанс замолчала, резко отвернулась, сгорбившись, будто в ожидании удара. Лок болезненно поморщился, вспомнив про рубцы, покрывавшие ее спину.

Теперь ты знаешь все. Можешь возненавидеть меня еще больше.

Лок подошел к ней, заглянул в лицо.

— За что?

— Ну, а как же иначе? Я не гожусь в жены такому мужчине, как ты, Лок! Я же не дура! Я грешница, преступница, мне уготована геенна огненная, и я не хочу тащить туда тебя за собой…

Лок выругался.

— Это тебе говорил тот ублюдок? Боже ты мой! Мятежных матросов и то так не наказывают! Ты что, правда, во все это веришь?

— Но я же убила его! Слугу Господа на земле!

— Заладила! По-моему, это он пытался тебя прикончить!

Она засмеялась. — Вообще-то, такая мысль ко мне тоже приходила, во всяком случае, тогда, в последний раз очень, похоже, было. Непонятно: он вроде говорил, что хочет спасти мою девичью честь, а с другой стороны, что спасать уже нечего…

— Ты что, еще собираешься защищать этого ублюдка? Да как бы ты себя ни вела — десять лет таких пыток! Что он еще делал с тобой! Заставлял спать с собой?

— Нет, нет! — Я никогда не была с мужчиной… — Зрачки ее глаз расширились от ужаса.

— Но этот Тейт обвинил тебя в этом, так? — задумчиво произнес Лок. — Бьюсь об заклад, он испытывал наслаждение, истязая тебя, есть такие мужчины… — Лицо Констанс вспыхнуло, и он понял, что его догадка была верной. — Правильно сделала, что кокнула его. Я бы сделал то же самое. Неудивительно, что ты и меня теперь боишься.

— С чего это ты взял? Вот еще! Не нужна мне твоя жалость!

— А как же насчет простого человеческого сочувствия и утешения — ты же мне в свое время целую лекцию об этом прочла, а, Констанс? Ты разве этого не заслуживаешь?

— Нет!

— Да неужели ты не понимаешь? Это ты была жертва, а не этот мерзавец Тейт!

— Все это не оправдывает то, что я сделала!

— Самооборона! Ни один суд не признает тебя виновной!

— Я тебе не верю.

— Так вот почему ты все время хочешь куда-то убежать! — Лок прошелся по комнате. Ну а когда попадешь в Париж, что тогда? Рванешь в Санкт-Петербург? А потом в Кантон? Земля-то круглая — как раз и угодишь обратно в свой Лахайн!

— Перестань! — вскрикнула она, закрыв глаза руками. — Я не хочу этого слышать!

— Где-то надо остановиться. — Он прижал ее к себе и заглянул в глаза. — Сделай это со мной.

Слезы хлынули у нее из глаз, струйками потекли по щекам. Опять он предлагает это даже после того, как узнал всю горькую правду о ней.

— О, Господи! Я хочу. Но не знаю, смогу ли? Жесткое выражение его лица сменилось нежным, сулящим какое-то чудо.

— Ты сможешь. Я покажу тебе, как… Констанс облизала соленые губы и вздрогнула.

Поверить ему? А вдруг у этого мрачного, яростного архангела ключи к ее спасению? Пусть он не любит ее, но он предлагает ей то, чего с ней никогда не было, — спокойствие, безопасность, мирную жизнь… Но ведь она-то его любит! Куда это все их заведет? Да и вообще она слишком устала и измучена, чтобы принять правильное решение. Сердце ее ушло в пятки, но все-таки она не могла ответить иначе…

— Да. — Ее шепот был едва слышен. — Покажи…

— Да ты храбрая! — Он тыльной стороной ладони стер слезы ей со щек. — И красивая, и умненькая, и я хочу тебя до смерти!

Лок впился в нее яростным поцелуем. Ее губы задрожали, его язык проник к ней в рот, горячее пламя занялось в его чреслах. Констанс неслышно застонала, и ее трепет еще больше усилил его страстное желание.

Бормоча что-то, он поднял ее на руки, перенес на кровать, уложил на старое, выношенное одеяло и примостился рядом. Сетка заскрипела. Какой-то невероятный огонь буквально пожирал Лока. Как давно уже он мечтал об этой минуте! Вот ее нежные груди, вот стройные, тугие бедра… Он оторвался от ее губ, откинулся назад… Быстрее, быстрее, снять эту чертову одежду! Но какое-то странное напряжение, вдруг сковавшее ее тело, в последнюю секунду остановило его.

Лок взглянул ей в лицо и увидел то же самое выражение болезненного ужаса, которое было на нем, когда он сегодня утром переносил ее на шхуну.

Это не просто девичья стеснительность. И ведь всегда так — она словно вдруг каменеет в его объятиях. И вдруг он все понял. Этот Богом проклятый урод, жестоко истязая свою жертву за ее, выдуманные им самим, любовные утехи, — просто внушил ей отвращение к физической стороне любви. Лок, негромко выругавшись, отодвинулся. Констанс открыла крепко зажмуренные глаза, на ее бледное лицо легла тень изумления.

— Я что-нибудь не то сделала?

— Не ты, принцесса. Скорее я. — С глубоким вздохом он сел, опустил ноги на пол, несколько раз потер себе лицо и вновь глянул в ее сторону. — Прости меня, я не хотел тебя напугать…

— Да нет, все в порядке. Ты не… — Голос ее задрожал от неловкости. — Ты ведь хочешь, да?

— Ты и не знаешь, как сильно. — Сказал он это весело и беззаботно, но чувствовалось, что этот тон дается ему нелегко. Он нежно дотронулся до ее лица, но в глазах была буря. — Сейчас лучше не будем, пока не надо. Этот ублюдок истерзал не только твое тело. Я не хочу бередить эти раны — они должны затянуться.

Она была удивлена и смущена. Нижняя губа ее задрожала.

— Но ведь я тоже хочу!

— Мы еще будем с тобой заниматься любовью, Констанс, и как! Не сомневайся! Но только, когда ты будешь готова. И это тебе решать.

— Я тебя не понимаю. — В ее голосе послышалась обида и боль. — Ты, ты не хочешь меня больше?

Вместо ответа он прижал ее кисть к туго натянувшейся ткани своих брюк между ногами.

— Ну, какой тебе еще ответ нужен? — со стоном выдавил он из себя.

Она ахнула и отдернула руку как ошпаренная, лицо ее стало багрово-красным.

— Здесь у нас будет с тобой время для всего. — Голос Лока был хриплым, но тон — нежным. — Время для того, чтобы получше узнать друг друга. Время, чтобы ты научилась общаться с мужчиной. Можешь потрогать меня везде, где хочешь, в любое время, и я то же самое, и целовать буду, потому что не могу иначе. Но больше ни-ни, правда! Пока ты не дашь мне знать, что больше не боишься!..

— Я никогда не думала, что бывают такие мужчины, Лок.

— Думаешь, я все это из каких-то высоких побуждений? Да просто не хочу, чтобы ты от меня сбежала.

Что стояло за этими его нарочито грубоватыми словами? А вдруг у него все-таки есть какое-то чувство к ней? Во всяком случае, в благородстве и самоотверженности ему не откажешь. Он хочет, чтобы она сама определила свою судьбу, сама распоряжалась своим телом. Чувство никогда не испытанной свободы охватило все ее существо.

Она провела рукой по его щеке, губам.

— Железный Мак! Вот уж никогда не думала, что мне придется благодарить его за несгибаемость и твердость!

— Они не безграничны, но я буду стараться! — Лок несколько вымученно улыбнулся, поцеловав ей ладонь.

— Спасибо!

Лок прокашлялся, — черт, и зачем он так все усложняет.

— Это мое последнее благородное действо на ближайшее столетие, так что учти! А пока займусь крабами — холодная водичка мне сейчас как раз…

Констанс снова сильно покраснела, а Лок снова изобразил улыбочку — на этот раз еще менее естественно. Поднявшись с кровати, он пошел к двери. — Может быть, огонь разведешь? Ночка предстоит холодная, судя по всему.

— Да, конечно! — Констанс как-то жалко и поспешно кивнула. — Это он, конечно, не погоду имеет в виду…

Только сейчас до него дошла двусмысленность сказанного. Он помедлил, потом вернулся и поцеловал ее с такой непередаваемой нежностью, что ей снова захотелось разреветься.

— Не психуй! У нас есть время, переживем… — Его слова прозвучали сладкой музыкой для нее.

Несколько часов она провела в уединении, пытаясь разобраться в половодье охвативших ее разнообразных эмоций, впрочем, тщетно. Поняв, наконец, бессмысленность этого занятия, она спустилась к морю. Стараясь не глядеть на все еще внушавшую ей первобытный страх пучину, она помогла Локу разжечь костер из сухих веток. Так они и поужинали — крабами и креветками, которых наловил Лок, с приправой из трав и дикого салата, которые насобирала Констанс, пока бродила по окрестности. Лок подкинул еще несколько веток в костер и улегся на песок у ее ног. Она, предусмотрительно расположившись спиной к морю, смотрела, как садится за скалы солнце, освещая небо каким-то странным, оранжево-фиолетовым светом. Свежий вечерний ветерок развевал ее волосы, но она не двигалась.

— Тебе не холодно? — тихо спросил он.

— Нет. — Она бросила на него взгляд из-под ресниц. — Здесь хорошо.

— Как в Лахайне?

— Да нет, там гораздо теплее, там пальмы и тростниковые поля — такие зеленые, что глаз режет, а вот скалы похожи. Однажды я поднялась на Халеакалу.

— Хале… что?

Она улыбнулась.

— Дом Солнца. Священный вулкан, очень старый, потухший. До того, как пришел христианский Бог, моя мама верила в то, что Мауи, ну это божество такое, вернее полубог, получеловек, спрятал там солнце, ну, похитил его, чтобы заставить помедленнее по небу двигаться. Тогда у людей было бы больше времени для жатвы и прочих дел.

— Там, должно быть, есть на что посмотреть…

— Наверное, на луне вот так же. — Она посмотрела вверх — на небе стали появляться звезды. — В кратере когда-то горел огонь богини Пеле, теперь там только пепел, но жизнь и там есть. Там растет священный один цветок, не знаю, как он называется, прямо на скалах, представляешь?

— В трудностях не только люди закаляются, а и все живое, как сталь, — задумчиво пробормотал Лок.

— Да. Знаешь, этот цветок славится своей красотой, он алый-алый, но цветет только один раз и сразу после этого погибает. Правда, жалко?

— Все-таки лучше, чем совсем не цвести. — Лок прутиком что-то чертил на песке.

— Да. — Она глубоко и судорожно вздохнула. — Ты прав.

Нахмурившись, Лок сел, поджал ногу, обхватив ее руками. Пенные волны за ее спиной накатывались и откатывались снова — ритм вечный как мир.

— Конни, ты что?

Она в каком-то отчаянии сплела руки.

— Что, если я так и не сумею сделать тебе хорошо? Если я никогда не расцвету?

Он шутливо и нежно подергал ее за мочку уха.

— Ты слишком много об этом думаешь. Все в свое время — будет, как должно быть. Чему быть, того не миновать.

— Но я не знаю, смогу ли я сделать то, что ты от меня ждешь. Не знаю, как… — Она чуть не плакала. — Лучше бы ты меня взял сегодня, тогда, днем. Все было бы уже ясно.

— Это рецепт для труса, а я не трус, Констанс, ты знаешь. В некоторых случаях надо выждать. — Он выпрямил ноги, посадил ее к себе на колени и махнул рукой в сторону моря. — Ты уже победила сегодня одного дракона.

— Благодаря тебе! — прошептала она.

— Посмотри на море! — сказал он. — Ты же художник, а, значит, не можешь не оценить его красоту. Движение, тайна, это кружение прямо в звездную высь, как молитва…

— Ты поэт! — мягко отозвалась она. — Я это знала.

Он засмеялся.

— Просто человек, который любит строить корабли — чем больше, тем лучше, вот только эта моя «Доблесть», пожалуй, исключение. Кстати, в десяти милях отсюда — железнодорожная станция, так что мы могли бы вернуться в Бостон и поездом, но лучше опять так же, как и сюда. Осилишь?

Констанс поежилась. Без Лока это вряд ли получится — подавить свой страх. — Если ты опять будешь меня держать так…

— С удовольствием! О, как это было! — В его голосе прозвучала улыбка.

— Опять ты меня подначиваешь! — осуждающе отозвалась она. — Я же тебе уже сказала, что я в этом совсем неопытная!

— То, что происходит между мужчиной и женщиной, — это может быть прекрасно, по-настоящему красиво. — Он погладил ее по шее. И то, что этому предшествует, по-своему не менее важно. Если хочешь поднакопить опыта, начни с прикосновений.

— Мне хочется! — пробормотала она. — Но я боюсь.

Он поднял голову, вопросительно посмотрел ей в глаза.

— Ты можешь довериться мне опять, так же, как и тогда, в море.

— Я… я могу попытаться, — выдохнула она.

— Это все, о чем я могу просить, любимая. Пошли, уже поздно, у нас с тобой был длинный день.

С замирающим сердцем Констанс отправилась с ним к домику. Там он зажег лампу, пошуровал в печке. Она стояла, не зная, что делать. Он дотронулся до ее плеча.

— Ну, ты чего? Не собираешься ложиться? Вот там вода, если нужно. — Он расстегнул рубашку и рывком стянул ее через голову. — Я сейчас вернусь.

— Ладно. — Она не могла оторвать глаз от его мощного торса.

— Констанс! — Взяв ее руку в свою, он прижал ее к левой стороне груди. Ее пальцы запутались в его курчавых волосах, от их прикосновения у него захватило дыхание. Только бы самообладание не подвело! — Мы будем спать вместе, чтобы привыкнуть друг к другу. Но не более того.

— Ой!

— Принцесса! — Он поцеловал ее, потом его взгляд посерьезнел. — Я всегда держу свое слово. Всегда!

Лок вышел, а Констанс быстро, путаясь в одежде, разделась, сполоснулась кое-как и накинула на себя фланелевый халат, который был явно великоват. Нашла на дне мешка свой гребень и принялась расчесывать свои спутанные ветром волосы. Обычно это ее успокаивало, но не сегодня. Несмотря на увещевания Лока, она была далеко не уверена — нет, не в нем, а в себе самой. Что, если она вдруг захихикает в самое неподходящее время? Он подумает, что она совсем дурочка. А что, если заплачет? Подумает, что она трусиха из трусих.

Констанс так погрузилась в свои мысли, что, когда он вошел, она от неожиданности выронила гребень. Господи, надо было бы не торчать, а забраться под одеяло — так все-таки было бы лучше. Лок прошлепал босыми ногами, волосы были мокрые, на коже мурашки от быстро холодевшего ночного воздуха. Бросив свои вещи на комод, он поднял гребешок с пола.

— Ну-ка, дай, я!

Отбросив одеяло, он уселся на край кровати, потянул к себе Констанс. Молча он стал расчесывать ее волосы и остановился только тогда, когда они все распушились и стали потрескивать.

— У тебя чудесные волосы! — пробормотал он.

— Они… они здорово отросли… — Это было все, что она могла сказать. Она сидела смирно, но сердце ее отчаянно билось. Она так чувствовала горячее прикосновение его бедра. И хотела, но чего? Она сама не знала. Желание быть рядом с ним боролось со страхом — страхом неизвестного, страхом греха, страхом перед возможной неудачей.

— Ты вся так напряглась, что тебя можно использовать вместо кочерги! — Лок отложил гребешок и принялся массировать ее плечи. — Расслабься, сладенок!

— Я… я пытаюсь… — едва слышно прошептала она.

— Тебе нужно перестать думать о себе, — сказал он. — Подумай лучше обо мне.

— Что? — Она встала, повинуясь его жесту, через плечо робко посмотрела на него, глаза ее в испуге расширились — он начал снимать брюки. Он дотронулся, было до резинки длинных трусов, но, в свою очередь, взглянув на нее, передумал. Он лег, приглашая ее последовать своему примеру, и закинул руки за голову.

— Небольшой эксперимент, Констанс. Кое-что из того, чему я научился на Востоке. Ты можешь потрогать меня, погладить везде, с головы до пят, кроме одного-двух наиболее чувствительных мест. Сама — просто, чтобы сделать приятно нам обоим — и больше ничего. Она судорожно сглотнула.

— Ты, правда, хочешь, чтобы я это сделала?

— Очень, давай. Не стесняйся. — Его губы изогнулись в хитрой улыбочке. — В отличие от тебя я не кусаюсь.

— Ой! — Перспектива полной свободы в исследовании этого прекрасного мужского тела ей показалась очень привлекательной. А тут еще этот прищур его глаз — он думает, что она это не сможет, не иначе. Ну, она ему покажет, на что способна!

Она неловко взгромоздилась на постель, встала рядом с ним на колени. В своем большом халате она показалась Локу совсем ребенком. Впрочем, нет, хотя она и запахнулась по самое горло, четкие линии ее бюста хорошо видны через ткань. Улыбка еще витала у него на устах, но во рту сразу пересохло. Он сделал над собой усилие, чтобы не сглотнуть — еще испугается звука… Когда ее пальцы слегка коснулись его солнечного сплетения, между ними как будто возникла электрическая дуга — так, по крайней мере, ему показалось. Какая сладкая пытка!

Констанс между тем сосредоточенно продолжала свое путешествие по телу Лока. Кругами прошлась по его груди, стараясь не задеть бронзовые пятнышки его сосков, обеими руками помассировала плечи, погладила ключицы, потом шею. Она улыбнулась про себя, увидев, как он закрыл глаза, чтобы скрыть то, что можно было в них прочитать. Она потрогала его бархатистую кожу за раковинами ушей, потом погрузила пальцы в янтарный шелк его волос, с трудом оторвавшись от них, чтобы прикоснуться к его вискам и подбородку.

Она прошлась по его рукам, потом по бокам, считая каждое ребрышко, каждый жгут мускулов, опустилась вниз, дошла до бедер, но когда пальцы ее приблизились к низу его живота, он изменил позу — там их встретили его руки, которые ласково, но твердо схватили ее за кисти.

— Стоп, стоп! — Голос его как-то странно осип. — Я не сверхчеловек.

— Х-м-м… — Обнаружив, что означают его слова, она тихо ахнула.

— Да нет, я не жалуюсь. У тебя это здорово получается.

Он издал короткий смешок, несколько неестественный. Освободив ее руки, он перевернулся на живот и подложил ладони под подбородок. — Ну а теперь с этой стороны немножко.

Слегка уязвленная его деловито-юмористическим тоном, она совсем забыла о недавнем смущении. Нет, она прорвет эту его железную броню! Она принялась массировать тугие, мощные мыщцы его ноги, прошлась ему между позвонками, остановилась на ямочках — чуть-чуть повыше резинки его трусиков. Господи, какая у него кожа — бархатистая, ароматная, с ума можно сойти. Какое удовольствие она испытывает от того, что она ему делает, наверное, не меньшее, чем он получает. Это интересная мысль — что приятнее, — давать или получать? Стоит подумать об этом попозже. Но теперь не до рассуждений, уже ни о чем, не думая, она прижалась губами к поверхности его спины и покрыла ее россыпью легчайших и нежнейших поцелуев. Он дернулся — ага, значит, притворялся таким хладнокровно-расслабленным! Она улыбнулась и повторила эту операцию.

— Ну, хватит, хватит! — Он повернулся на бок. — Ты, оказывается, способная ученица. Прямо сирена настоящая — помнишь, как они бедных моряков заманивали? Так от моих добрых намерений ничего не останется, не говоря уже о душевном спокойствии.

— Я просто хотела сделать тебе приятное! — ответила она невинным голосом.

— Ладно! — Он мягко взял ее за руку. — А теперь моя очередь.

— Что? — Она опять громко сглотнула, глаза ее расширились от испуга.

— Только потрогаю, Конни. Слово! — Он тоже встал на колени перед ней, мягко провел руками по ее предплечьям, остановился у запястья — ого, какой пульс! — Можно, я на тебя посмотрю…

Погружаясь в огненную голубизну его глаз, Констанс вяло подумала — если она любит этого человека, разве она может не доверять ему? Поначалу ее привлекла в нем его сила, но теперь она знает, какой он нежный, понимающий. Он не сделает ей ничего плохого. И что плохого в его просьбе? Облизав пересохшие губы, она кивнула.

Он медленно высвободил ее из ее халата и отбросил его в сторону. Дыхание у него перехватило — на ней больше ничего не было, никакой одежды. В неверном свете лампы ее кожа светилась каким-то медовым оттенком. А какие груди — тугие, высокие с такими изящными розово-коричневыми сосками! Она стояла на коленях с опущенной головой, шелковая копна ее волос разметалась по плечам. Какая совершенная красота! Что-то языческое в ней, и это — его женщина! Он может взять ее сейчас же, насладиться этим принадлежащим ему телом! Стоп! Еще нельзя, еще не время, а то эта дикая фея взмахнет крылышками и улетит от него навсегда…

— Как чудесно! — произнес он, дотрагиваясь до ее плеч и мягко увлекая ее вниз. — Ты чертовски красива…

Она издала какой-то протестующий звук, вся, дрожа от страха, или от ожидания?

— Да, да! — настойчиво повторил он. — Я покажу это тебе.

Так же, как и она до того, он начал гладить и массировать ее руки и ноги, плечи и лицо. Понимая, что она еще не готова к большему, он обходил стороной ее груди и темный треугольничек внизу живота, хотя это давалось ему нелегко. Мало-помалу дрожь у нее в теле прошла, она как-то пригрелась под его ладонями, совершавшими такой неторопливый, такой исполненный чувственной неги массаж.

Он перевернул ее на живот — податливую и покорную, всю во власти его нежных, умелых рук, — он, кажется, не оставил без внимания ни одного квадратного дюйма ее кожи. Она на секунду вся напряглась, когда его ласковые руки остановились на рубцах, покрывавших ее спину, но, тихо вздохнув, сразу успокоилась, когда почувствовала мягкие прикосновения его губ, — значит, ему не противно… Она вся утонула в тихом, спокойном наслаждении, нет, не утонула — она плыла, скользила как на парусах в этом океане чувствительности; впервые в жизни она ощущала себя в полной безопасности…

Не веря своим ушам, Лок прислушался: дыхание Констанс стало ровным, мерным — она заснула! Как ребенок у материнской груди! Да, его план по завоеванию ее доверия оказался даже слишком успешным… Было бы забавно, если бы не… Тихонько выругавшись, он скинул трусы, задул лампу и улегся рядом с ней. Нет уж, больше он к ней не прикоснется, с него хватит, и так не заснешь… Он тяжело вздохнул.