Невеста плантатора

Глава 18

Тьма сгущалась — опасность становилась все явственнее. Лицо Альзены покрылось потом, капли скатывались между грудей, по бокам.

Как предостеречь Силию? Ведь она недоверчива, любопытна и вместе с тем неопытна.

Это оказалось куда труднее, чем предполагала цыганка. А Силия смотрела на нее выжидательно и нетерпеливо, желая узнать то, что не была готова услышать.

Все складывалось точно так, как однажды, давным-давно, когда Альзена, еще не старая, раскладывала карты для матери этой девочки — Марианны. Только Марианна не обратила внимания на предостережения, считая, что сама способна управлять своей судьбой и будущим.

Много ли можно сказать ее дочери?

— Ну что говорят карты? Что-то о моей матери? Вы ведь знали ее?

Альзена вздохнула:

— Да, я знавала твою мать. В Испании. Гадала ей на картах и предостерегала… советовала не совершать импульсивных поступков. Но она проявила упрямство и пошла своей дорогой.

— И что же?

— Закончила жизнь несчастной, вдали от своего народа! Ты сама это знаешь. Ты хорошо представляешь свою мать?

— Плохо. Разрозненные воспоминания, а в целом все смазано. Помню, меня часто оставляли со слугами, а мать с отцом уходили. Но вдруг это прекратилось, и я решила, что ей очень одиноко. Но какая она была, не помню. Я слышала, будто мать до того, как вышла замуж за моего отца, была цыганской танцовщицей, и довольно знаменитой. Снискала успех на многих сценах Европы. Я всегда хотела танцевать, как она, и чтобы мною так же восхищались.

— Восхищались иноплеменники вроде твоей недоброжелательной тети Гертруды? Остерегайся своих желаний, маленькая гитана! Быть может, безопаснее укрыться в мире чужаков?

Силия вспыхнула:

— Зачем вы привели меня сюда и предложили погадать на картах? Что все это значит?

— Обнаженная правда ранит так же больно, как обнаженный клинок, понимаешь? Ты еще ребенок, а мать в твоем возрасте была уже женщиной. В этом нет ни твоей, ни ее вины. Скажу тебе ровно столько, сколько смогу.

Прежде всего хорошенько запомни: сила, которая позволяет справиться с любой ситуацией, скрыта в тебе самой. Усвой хотя бы это.

В Силии снова вспыхнул гнев. Цыганка явно избегала говорить о Марианне. Ее отрывочные слова пугали, но девушка пыталась связать их воедино.

— Вы сами настойчиво предлагали погадать мне. Отчего же, если карты предсказывают беду, не предупредить меня об этом? Я попытаюсь избежать ее. По вашим словам, вы ждали моего прихода, а теперь только смущаете меня. Где же справедливость вашего, а теперь и моего народа — цыган?

Альзена молча, бесстрастно изучала Силию — взвешивая, рассуждая, определяя… Но что?

— Неужели мое будущее столь же горестно и темно, как жизнь моей матери?

Выражение лица цыганки слегка изменилось, но ее таинственность пугала. Девушка чувствовала, что Альзена сомневается, стоит ли выкладывать все.

— Так о чем говорят карты? Я хочу знать! Это — мое право.

— Ха! Вот и зашел разговор о твоих правах! Не лучше ли сначала определиться, кто ты: цыганка или из чуждого нам племени? Ну, как ты думаешь? — В глазах Альзены блеснула угроза.

Альзена понимала, что глазами ребенка на нее смотрит зрелая женщина. Бедная, одинокая цыганская девочка! Малышку увезли от тепла, солнца и босоногого детства в мир холодных людей, презирающих ее из-за матери.

Альзена прочитала это по картам. Но что-то темное, скрытое глубоко в памяти девушки пугало и настораживало. Альзена предпочла бы обойти это стороной.

Что-то связанное с несчастной, своевольной Марианной? С ее внезапной смертью?

— Ну вот, малышка. — Цыганка провела несколько раз ладонью левой руки по столу и с невероятной быстротой снова разложила карты. — Что ты хочешь узнать о себе? Ну-ка посмотрим… В твоем возрасте девушки интересуются молодыми людьми. Давай скажу, кого выберешь ты или кто выберет тебя.

Двое влияют на тебя особенно сильно: светлый и темный. Оба по-своему опасны. Хочешь узнать больше? Тебе предстоит дорога — придется возвращаться, если намерена преуспеть в жизни. Ну что, считаешь, что все это обычная цыганская чушь? Но нет, все это правда. И то, что тебе следует проявить осмотрительность, когда выбираешь, кому доверять. А теперь замри и не приставай с вопросами, пока я не найду ответы на свои.

В темных мерцающих глазах цыганки появилось нечто необычное. Силия, стараясь успокоиться, несколько раз глубоко вздохнула. Потом опустила глаза на карты, над которыми колдовала цыганка. Та что-то бормотала себе под нос на каком-то чужом, но до боли знакомом Силии языке.

— Ах!

Силия заморгала и сконцентрировала взгляд на картах. Казалось, она стряхнула с себя сон. Может, ее усыпляли раскачивающаяся над головой лампа, насыщенный аромат благовоний и речитатив Альзены?

Цыганка, полуприкрыв глаза, смотрела на Силию из-под тяжелых век. Что означает ее взгляд?

— О чем еще тебе хотелось бы знать? Может, достаточно моих предостережений? Говори скорее! Время бежит — тебе пора возвращаться к друзьям, иначе они подумают, что цыгане тебя похитили. Дай-ка мне руку. Нет, не эту, другую…

Корявые пальцы вцепились в кисть Силии. Альзена приложила ее ладонь к своей.

Девушка ощутила легкий удар, и волны от него пробежали по всему телу. Пальцы цыганки исследовали линии ее ладони. Потом Альзена взялась за правую руку.

Внезапно выпустив руки девушки, цыганка задумчиво откинулась назад. Казалось, Силию окружала тьма. Она наползала все ближе и ближе и поглощала свет — душевный свет, оберегающий ее. Карты свидетельствовали и о благоприятных знаках. Но хватит ли сил у юной девушки преодолеть подстерегающие ее трудности?

Молчание Альзены раздражало Силию. Как бы узнать, что означают ее туманные намеки?

— В чем же дело? Не в том ли, что случилось с моей матерью? Ты гадала ей на картах Таро и предсказала смерть? И утверждала, что твое волшебство не в силах ее спасти? Где же ты была, когда она больше всего нуждалась в помощи? И отчего она убежала прочь?

— Замолчи! — прервала ее Альзена. — Смотри на меня и слушай! Иначе не услышишь ничего, кроме сердитого биения своего сердца и гула от путаницы вопросов в голове. Да-да, слушай, и я скажу тебе все, что могу и смею. Мне дано говорить лишь о знаках — об одних лишь намеках. В тебе заложена дремлющая сила. Приведя в порядок мысли, совладав со страхами, ты сумеешь к себе прислушаться. И тогда постучишься в нужную дверь.

Нет, пока ты не понимаешь меня. Но когда-нибудь поймешь, и это спасет тебя, слышишь? Я тебе, цыганская дочка, не враг — просто хочу помочь. Но дальше идти не могу: следующие несколько шагов ты должна совершить сама.

— Но…

Альзена подалась вперед и накрыла сжатые кулачки Силии своими темными, шероховатыми, как пергамент, ладонями.

— Тебе не терпится узнать обо всем. Что ж, это естественно — ты не научилась терпению. Но ты его обязательно обретешь. — Она снова повернула руки Силии ладонями вверх и положила на стол. — Вот эта, правая, указывает на то, что ты сделала и на что способна. Стоит сопоставить с картами и…

— И мне снова кажется, что ты увиливаешь и не говоришь правду, — докончила за нее девушка с едва скрытым раздражением.

— Верно! — горестно выдохнула цыганка. — Дело в моей немощи. Задавай свои вопросы, но не слишком много. Помни, я стара, а они истощают мою энергию.

Глаза Силии внезапно затуманились слезами. Она слишком резка и требовательна. Альзена действительно стара. Умри она — и кто поможет ей, Силии?

— Я чувствую себя так, как, должно быть, когда-то чувствовала себя мама, — начала девушка. — Не уверена в себе, не понимаю, кто я такая. Пленница двух миров.

Заметив слезы на глазах девушки, Альзена смягчилась:

— Ты пленница двух мужчин. О, я увидела это в картах и прочитала по линиям твоей ладони. Не знаю, кто из них твой. Но помни: если один из них будет грозить твоей жизни или благополучию, без колебаний и ложной гордости обратись к другому — и он спасет тебя.

Альзена стиснула холодные руки Силии.

— Дочка, я ничего не предсказываю. Могу говорить лишь намеками, словно пробираюсь ночью сквозь клубящийся туман. Вижу только, что ты должна быть осторожна, очень осторожна! Вокруг тебя сгущаются черные тучи. Не доверяй никому! Всегда говори себе: я цыганская дочь, а дочери нашего народа должны выжить.

— Но моя мать — я когда-нибудь узнаю?..

— Однажды тебе откроется правда. И ложь. Но пока ты еще не готова. Учись, учись терпению.

Альзена взяла небольшую глиняную трубку, разожгла ее и глубоко затянулась. Сладковатый, острый аромат наполнил кибитку, дым устремился вверх клубами.

У Силии закружилась голова; она закашлялась. Голос Альзены доносился издалека, словно из конца длинного тоннеля. Старуха произносила странные, малопонятные слова, но они пускали корни где-то в самой глубине души Силии.

— Слушай меня… Слушай внимательно! Когда придет время, ты все вспомнишь и поймешь, что следует делать. Вернешься туда, где родилась и где умерла твоя мать, — это единственный способ рассеять сгущающуюся над тобой тьму. Ты должна ее победить. Твой народ живет по всему свету, даже на Цейлоне.

Обратись к цыганам — ты знаешь их язык. Позови — и они придут. Ничего из этого ты не запомнишь, иначе тебя будет мучить боль, которая поднимется из недр души. От нее тоже надо избавляться, но позже… позже… — Голос Альзены угасал. — Позже…

Закашлявшейся Силии казалось, что она вот-вот потеряет сознание, но внезапно все прекратилось. Альзена велела выпить ей несколько маленьких глотков очень горького чая, от которого девушка поморщилась.

Трубка куда-то исчезла, и в воздухе лишь слегка пахло дымом.

— Что произошло? Этот запах…

— Цыганский табак. Выпей-ка еще несколько глотков этого отвара. Он укрепит тебя и подготовит к встрече с твоей вероломной тетей. Ты скажешь ей, что была у цыган и встретила женщину, знавшую твою мать? Лучше не надо — ей это не понравится. Это твой первый урок, девочка. Учись держать язык за зубами. И не слишком доверяй мужчине, даже если хорошо его знаешь и ему нечего от тебя скрывать. Ну, хватит. Для одного дня вполне довольно цыганской мудрости. Твои друзья заждались и немного тревожатся. Идем к ним.

Когда Силия вслед за Альзеной вышла из кибитки, ей показалось, что она вступила в чуждый, враждебный мир. Солнце ослепило девушку. Она споткнулась и чуть не упала. Но цыганка вовремя поддержала ее и чуть слышно пробормотала:

— Нужно быть сильной. Призови свою внутреннюю силу. Держи голову прямо и улыбайся. Никогда не позволяй никому замечать свою слабость, иначе тебя растерзают.

Смущенная словами Альзены и приветливыми улыбками цыган, Силия замешкалась у выхода. И тут к ней подбежала сияющая девочка и надела на нее гирлянду из полевых цветов. Это пробудило в Силии какие-то смутные воспоминания о душистых гирляндах на Цейлоне…

Сзади тихо бормотала Альзена:

— Твой дед — отец твоей матери — был вождем нашего племени на Цейлоне. А дядя Бертран, брат Марианны, имеет там влияние до сих пор. Так что у нас ты считаешься принцессой.

Но, даже пересказывая историю девушки, цыганка тревожилась. Она прекрасно понимала, что происходило. Но почему и как?

Неужели явилась сама Марианна и с помощью дочери потребует отмщения? Или тут скрывается нечто иное? То, что открылось Альзене, когда от дыма ее разум погрузился в транс, было мрачным и пугающим… Это грозит опасностью самой Силии, если она когда-нибудь вспомнит об этом.

До поры до времени надо предотвратить такую возможность — пока Силия не окажется в безопасности. Сначала о девочке следует позаботиться, а уж потом рассуждать об отмщении — понятии весьма важном для цыганской чести и цыганского закона.

Прежде чем принять единственно правильное решение, Альзене нужно получить наставление, то есть посоветоваться с вождем. Некогда он танцевал с Марианной на всех сценах Европы.

Как же он любил свою сестру до того, как чужак — искатель приключений — украл ее, похитил, как принято у цыган, сделав вид, будто следует их традициям.

Но этот человек не уберег невесту от зла, и оно привело к ее гибели. Теперь необходимо спасти дочь Марианны от того, что погубило ее мать.

Силия… дикая карта в колоде… до сих пор не осознает силы, которой обладает. Похожа на мать, но совсем другая. Марианна бросила все ради любви к англичанину, искателю приключений, и последовала за ним на край света. Она потеряла и его, и игру, в которую они вместе играли, когда забеременела и родила ребенка.

И тут же стала добычей для всех. Легкой добычей. Несчастной диковинной райской птицей, привыкшей к лести и восхищению.

Альзена потешилась мыслью, как похитит Силию, увезет в Испанию и там научит цыганским обычаям и тому, как защитить себя от враждебного мира. Но тут же призналась себе, что это не сработает. Силия внутренне тверже, чем Марианна. Она узнала разлуку и печаль очень рано. И все же устояла.

Старая цыганка смотрела на людей, окруживших Силию: здесь были соплеменники Альзены и подруги девушки, удивленные и возбужденные. Все смеялись, задавали вопросы, и Силия, хотя и не совсем пришла в себя, отвечала тепло и участливо.

Посмотрев поверх голов, Альзена вдруг встретила взгляд, смутивший ее.

Европеец! Но так ли это?

Его глаза менялись, как цвет хамелеона. И он не уклонялся от ее проницательного взгляда, напротив, старался его выдержать.

О!.. Наверняка в нем есть цыганская кровь, хотя, возможно, он не знает об этом.

Глаза сощурились, и в уголках появились морщинки — мужчина улыбнулся и приветственно поднял руку, словно читая мысли Альзены.

«Будь я моложе…» — подумала старуха. Ей понравился его взгляд и внешность. Нет, он не европеец. Но что он здесь делает?

Так это о нем упоминала Силия! Опасный тип — и вот он рядом.

Силии с таким не совладать, если он захочет ее.

Надо выяснить его намерения.

Едва Альзена приняла решение, как незнакомец начал пробираться к ней сквозь толпу.

О, да он и в самом деле красив! И как такой кавалер до сих пор не проглотил бедняжку Силию?

Но девушка словно ощетинилась, когда мужчина, проходя мимо, бросил ей несколько слов.

Что это? Антипатия? Твердость характера?

Интересно…

И почему от его слов Силия побледнела? И так выразительно посмотрела на нее?

Альзена нутром чувствовала: этот человек опасен. Вот и первое испытание: проявит ли девушка силу и умение сопротивляться…

Но Силия не чувствовала в себе особой твердости. Внешность Гранта поразила ее, а его мрачность насторожила. Не принесли успокоения и его первые слова.

— Довольно игр, — тихо проговорил он. — Слушайте меня и держите рот на замке. Гертруда вышла на тропу войны. Она хочет, чтобы вы немедленно вернулись в Грейндж. Вы так и поступите. Следующий час я проведу у Темплкомбов. Обещайте, что приедете туда, если ваше пребывание в Грейндже станет невыносимым. Слышите меня, Силия? Я встретил Гертруду не так давно — она настроена решительно. Не сомневайтесь: эта леди своего не упустит.

Едва осознавая его слова, Силия смотрела поверх головы Гранта на Альзену и пыталась понять: откуда он ее знает? И знает ли вообще?

Но теперь, передав тревожное сообщение, Грант направился прямо к Альзене. Силия последовала за ним, чтобы попросить у цыганки совета, но натолкнулась на Дженни Темплкомб и Веронику Дартвуд, которые слышали слова Гранта.

— Поспешите, Силия. Мы поедем вперед. Уверена: брат объяснит вашей тете, почему мы так долго отсутствовали. В конце концов, наша маленькая экспедиция оказалась вполне невинной.

— Конечно, — подтвердила Вероника. — А уж на каких лошадях мы покатались… Все, молчу, больше ни слова, хотя мне очень хочется снова побывать здесь.

— Мы не делали ничего дурного, — заметила Силия.

— А вы и правда цыганская принцесса? Как это романтично!

Но ничего романтичного Силия в этом не видела. Рассказ Альзены об ее прошлом и странные предостережения цыганки она восприняла как поразительные откровения.

Девушку тревожила мысль, что в ее одиночестве и отчуждении в период жизни в Грейндже виновна Гертруда. Взяв на попечение цыганского ребенка, она вовсе не желала, чтобы девочку приняли в том маленьком кругу, который возглавляла эта железная леди.

— Так-так! Ты провела в столице несколько недель, притом вращаясь в самых порочных кругах общества, — и уже ставишь себя выше всяких моральных норм! Ты что, забыла о своих обязанностях, манерах и обещаниях? Остается надеяться, дорогая, что твое поведение не отразится хотя бы на моей репутации. Я всегда старалась направить тебя в сторону добродетели и избавить от порочных наклонностей, проявлявшихся из-за твоей неудачной наследственности. Цыгане! Варвары! О чем ты только думала?

Силия окаменела.

— Не понимаю, в чем вы меня обвиняете? В том, что я повидалась со знакомыми моей матери? Но отказать им в этом было бы бестактно — ведь вы сами постоянно напоминали, что во мне течет цыганская кровь.

— Неужели у тебя не осталось ни капли благодарности или хотя бы чувства приличия? А как насчет мистера Уинвуда, этого милого, достойного молодого джентльмена, который печется о твоем наследстве, пока сама ты предаешься развлечениям во время сезона в Лондоне и еще бог знает где! Удивительно, как мисс Лангбурн продолжает водить с тобой знакомство. Если бы не ее настойчивые просьбы, я ни минуты бы не колебалась и, исполнив свой христианский долг, рассказала мистеру Уинвуду и о твоем поведении, и о твоей репутации, которая становится предметом всеобщего осуждения.

У мертвенно побледневшей Силии перехватило дыхание. Она ухватилась за спинку стула.

На время обе женщины замерли. Гертруда вперила взгляд в Силию. Глаза девушки горели огнем. Прежде она не подозревала в племяннице такой силы, и это открытие привело ее в замешательство.

— Не повредило ли тебе солнце, дорогая? Поднимись наверх, ляг в затемненной комнате и положи на голову компресс. А спор мы продолжим позже, когда… ты почувствуешь себя лучше и сможешь прислушаться к голосу разума.

От ее нарочито благожелательного тона Силия взорвалась:

— Вы называете голосом разума те злобные и грязные слова, какими оскорбляете меня с тех пор, как забрали сюда? Злобные и мерзкие. А еще называете себя доброй христианкой! Сомневаюсь, чтобы вы читали Библию, особенно Новый Завет. Кто дал вам право судить других? Где же ваше христианское милосердие? Живи вы в библейские времена, вы бы первой бросили камень, хотя основывались бы только на слухах.

Вы, дорогая тетя, лицемерка, как те фарисеи, о которых говорил Христос. В других видите самое дурное, смакуете его и наслаждаетесь этим. Недаром дядя Тео всегда запирается от вас.

Леди Гертруда дышала с трудом и едва сдерживалась.

— А ты, я вижу, научилась дерзить! Очевидно, твоя новая опекунша поощряет не только другие прискорбные привычки, но и эту. Мне искренне жаль твоего жениха, полагающего, что ты все та же невинная девушка, которую он выбрал себе в невесты. Ты должна считать себя на вершине счастья, потому что приличный молодой человек, знающий о твоем происхождении, сделал тебе предложение. И не думай, что кто-нибудь из окружения Уилхелмины поступит так же — особенно ее непутевый пасынок. Нет, мое несчастное, заблудшее дитя, такие люди, особенно если всплывет вся правда, способны лишь на непристойные поступки.

Я выполнила свой долг — предупредила тебя. А теперь — вот последнее письмо от мистера Уинвуда, где он умоляет обожаемую невесту написать ему лишь несколько слов. Неплохо бы побыстрее ответить достойному человеку. А я тем временем сочиню несколько сдержанных и честных фраз от себя.

Леди Гертруда извлекла из кармана конверт с необычными штемпелями и ткнула им в Силию. Та взяла письмо дрожащими пальцами.

— Но оно распечатано… и прочитано, хотя адресовано мне!..

— Еще бы! А чего ты, собственно, ожидала? Корреспонденцию молоденьких девушек должны просматривать те, кто за них отвечает, даже если пишет жених. Уверена, ты ответила бы мистеру Уинвуду и сообщила ему новый адрес, поведала бы о том, что твои обстоятельства изменились, если бы не бесконечные развлечения. — Враждебность Гертруды и посланное ей самой испытание Силия встретила на удивление спокойно, решив сначала все осмыслить. Не Альзена ли раскрыла ей глаза?

— Ну и злобный же вы человек, — тихо заметила девушка. — И как я этого раньше не видела? — Девушка, хлопнув дверью, удалилась от вероломной тетки.

— Эмили! Скорее! Помоги мне упаковать вещи! Мы уезжаем — сейчас же! — Силия дергала шнурок звонка, хотя служанка уже прибежала и всем своим видом выказывала сочувствие. Она достала чемоданы и вынула из шкафа платья.

— Пожалуйста, мисс Силия, присядьте и успокойтесь. Я чувствовала, что добром все это не кончится. Хотите воды?

— Нет… не нужно. — Силия опустилась на стул, все еще комкая в руке письмо Рональда и борясь с гневом.

Личное письмо перехвачено, прочитано и, конечно же, истолковано наихудшим образом. Как тетя посмела!

— Силия, Боже мой, что произошло? Дорогая, в чем дело? — В широко раскрытых бесцветных глазах Антеи сквозило беспокойство. — Почему ты укладываешь вещи? Ведь уик-энд только начинается. Нельзя обижать дядю и тетю, так поспешно покидая их дом. Это может вызвать слухи и кривотолки. Умоляю, подумай хорошенько! Тетя желает тебе добра, хотя иногда бывает резка и прямолинейна. А недовольство тобой проистекает лишь от тревоги за твое будущее.

Силия не слушала ее, и Антея попыталась опять:

— Прояви благоразумие, не торопись и хорошенько все взвесь. Ты ужасно расстроишь дядю, а он, сама знаешь, очень о тебе беспокоится. Спустись и поговори с ним о том, что тебя волнует. Такой милый, настоящий праведник! Поистине он стал источником утешения для нас с Джорджем. — Подруга не отвечала. — Силия!

Девушка поднялась:

— Эмили, собирайся скорее! Да, Антея, я согласна: перед отъездом мне необходимо поговорить с дядей Тео. А ты, будь добра, пошли сообщение Темплкомбам для мистера Гранта. Передай, что прошу его сопровождать меня в столицу.

— Но…

— Антея, если ты откажешься, нам с Эмили придется идти пешком, в результате поднимется еще больший переполох. Впрочем, мои цыганские родичи приютят меня на ночь, если все прочие откажут. Ну, что скажешь? Решай, а я пока поищу дядю.

Дверь захлопнулась перед самым носом Антеи. Какой бес вселился в ее подругу? Вот если бы можно было призвать дорогого Джорджа и попросить разумного и здравого совета… Едва ли не впервые в жизни Антея не знала, как поступить. Ее охватила растерянность.

Послать за мистером Гамильтоном означало навлечь на себя недовольство хозяйки. Не станет же Силия, в самом деле, устраивать скандал. Викарию наверняка удастся вразумить ее.

Будь Антея католичкой, она бы непременно перекрестилась.