В темноте театр преображался. Прошлой ночью Изабель уже успела заметить, какими жуткими становились прекрасные статуи во мраке, какими зловещими были великолепные портреты, и как пробегали мурашки по коже от малейшего движения в зеркалах. Стараясь не обращать внимания на мрачную атмосферу, Изабель сосредоточилась на золотом луче фонарика.
Звуки с малой сцены она услышала раньше, чем обнаружила ведущую к ней дверь. Изабель замерла, прислушиваясь. Кто-то умело играл на органе, и эта музыка была зловещей, полной тревоги, злобы, агрессии. Музыкант играл великолепно, но в мрачном коридоре театра Изабель, услышав мелодию, свалилась бы в обморок, не будь у неё железных нервов.
Она неслышно вошла и выключила фонарик, стараясь не привлекать внимания.
Честно говоря, она надеялась, что застанет Призрака Оперы без маски, но он, видимо, с ней не расставался. Мужчина играл на сложном инструменте виртуозно, и его фигуру выхватывал из тьмы неровный свет свечей.
Дверь громко щёлкнула за её спиной, закрывшись на замок. Коротко вздохнув, Изабель дёрнула ручку. Не сработало. Дверь закрылась наглухо.
Ловушка захлопнулась.
Орган затих. Изабель обернулась, изо всех сил стараясь не выдать своей паники.
Паники ли?
Призрак Оперы улыбнулся ей той самой учтивой, холодной, будничной улыбкой аристократа. Он вновь был великолепно одет, вновь казался галантным и обаятельным.
Почему же Изабель было рядом с ним так страшно, так холодно?
– Милая Изабель, – улыбаясь, он подался вперёд и опёрся руками на свою дорогостоящую трость. – Я принёс шампанское, чтобы выпить за нашу помолвку.
Изабель перестала дышать от его наглости.
– Я уже сказала, что думаю об этом.
– Поправка: вы сказали это Гаскону, – он склонил голову, вглядываясь в её фигуру в зрительном зале, – а он… совершенно ничего не знает о женском сердце.
– И что же о нём знаете вы?
– Я? Право, даже меньше, чем дорогой Гаскон, – от его улыбки вновь повеяло холодком. – Кроме того, что ваше полно ненависти к себе самой.
Изабель вскинула брови, улыбка Призрака Оперы стала какой-то зловещей, хищнической.
– Каждого, кто отнесётся к вам по-доброму, каждого, кто посмеет помочь вам, вы воспримите враждебно, в штыки, испугаетесь, – он выдержал паузу. – Поэтому я вас презираю.
Изабель содрогнулась, коснувшись щеки. Она горела так, будто по ней зарядили пощёчину.
– Вы подойдёте, – он склонил голову набок, – или вам нужно время, чтобы… остыть от моего замечания и перестать краснеть?
Изабель до боли сжала зубы. Да как ему это удаётся?! Что ни фраза, то ее бросало то в жар, то в холод, что ни вопрос, то Изабель вспыхивала от стыда!
Стиснув кулаки, она подошла, точно фурия, прожигая Призрака ненавидящим взглядом.
В ответ мужчина элегантным жестом послал Изабель воздушный поцелуй, и её намерение наорать на него исчезло, словно дым. Она застыла в трёх шагах от Призрака Оперы, не зная, что ей делать и как реагировать.
– О чём я и говорил.
Сжав губы в линию, Изабель отвела от него взгляд. Долго смотреть в его проникновенные глаза она не могла – ей казалось, будто бы они проникали в её разум, будто пробирались под кожу, кости и вглядывались в нагую душу.
– Почему мы заперты здесь?
– А почему могут быть заперты в одной комнате мужчина и женщина?
Изабель вновь вздрогнула и попятилась назад, когда он поднялся со скамейки. Двигался Призрак Оперы неторопливо, приближаясь к ней, в то время как девушка дрожала всем телом и готова была сорваться с места, словно лань, заметившая тигра.
– Я закричу.
– Кто вас услышит? – он обходил её кругом, обозначая каждый шаг небрежным стуком трости об пол. – Быть может, мсье Жакоте? Он шумный и всегда раздражал меня. Я не буду по нему скучать.
Он приблизился, и Изабель застыла, не способная ни пошевелиться, ни отвести взгляд от чудовища в белой маске. Закричать? Ударить его? Бежать? Глядя в его карие глаза, Изабель дрожала от ужаса, совершенно забыв, как управлять своим телом.
Призрак Оперы коснулся её крупных каштановых кудрей, провёл костяшками пальцев по скуле, сжал подбородок, заставив ее поднять голову. Он был так близко, что жар его дыхания обжигал кожу девушки.
– Ваши глаза сияют, – произнёс он, – как бы сильно вы мне ни сопротивлялись.
Он отпустил её, брезгливо отстранил от себя. Ноги Изабель подкосились, и она схватилась за клавиатуру органа, чтобы не упасть. Инструмент издал пронзительный гул, но девушка не обратила на это внимания. Её трясло. Сердце так бешено колотилось в груди, что от этого становилось больно.
Призрак Оперы выпрямился, вновь став невозмутимой мраморной статуей, бесстрастным воплощением таланта. В свете свечей его глаза сияли инфернальным весельем.
Тяжело, надсадно дыша, Изабель мысленно наложила на него такое витиеватое проклятие, которому позавидовали бы все древнеегипетские мумии.
– Успокоительного?
– Идите, – выдохнула она, – к чёрту.
Он встретил такой ответ с улыбкой, держа руки за спиной. И его хладнокровие до того бесило Изабель, что ей хотелось избить Призрака Оперы его же дорогостоящей тростью.
– Мы здесь с другой целью, – он издевательски улыбнулся. – Впрочем, если желаете продолжить этот грубый флирт…
Если бы взглядом можно было метать молнии, мужчину пробил бы тысячевольтный разряд.
Он был доволен – о, этот ублюдок определённо был доволен произведённым эффектом!
Успокоившись, она выпрямилась и, не глядя на Призрака Оперы, оправила свои непослушные кудри. Её лицо до сих пор горело от его прикосновений.
– Умеете играть на органе?
Стоило мужчине обратиться к ней, как волнение вернулось с новой силой. Скосив на него взгляд, Изабель мотнула головой. Если бы она заговорила, голос предал бы её, сорвался бы, выдав истинные, сдерживаемые чувства.
– О, – он снисходительно улыбнулся. – Я мог бы вас научить. Подумайте об этом, когда, сидя в своей тесной мансарде, вновь пожелаете мне мучительной смерти.
Изабель отскочила от органа, когда Призрак Оперы подошёл к нему. Откинув фалды фрака, он сел за инструмент, опустил на клавиатуру изящные, длинные пальцы. Орган – один из тех инструментов, у которого есть ножные клавиши. Сощурившись, решив хоть как-то отомстить Призраку Оперы, Изабель заняла удобную позицию, чтобы видеть его ноги.
Она хотела, чтобы он играл отвратительно. Ничего в жизни Изабель так не желала, чтобы воочию убедиться, что живая легенда, Призрак Оперы – обыкновенная бездарность, пустышка, шут!
Но, как и в первый раз, играл он просто чудесно.
Его движения были точны, выверены, элегантны, его пальцы парили над клавишами с лёгкостью и изяществом. Входя сюда, Изабель слышала тревожную, страшную мелодию, но сейчас Призрак играл нечто очень мягкое, нежное, лиричное. Композиция была незнакома девушке, у мужчины перед глазами не было партитуры.
Неужели он импровизировал?
Улыбнувшись, скосив взгляд на Изабель, Призрак Оперы запел.
Его голос звучал вкрадчиво, лукаво, дразняще, чувственно. Завораживающе. С первых нот Изабель пробрало до мурашек, мысли оставили её, пустой и прохладный воздух наполнился силой, страстью и желанием, звучавшем в этом чистом, прекрасном вокале.
Злоба улетучилась. Изабель смотрела на Призрака Оперы и чувствовала, как по щекам текли слёзы. Словно этот голос был тем, чего она страстно желала, тем, чего ей не хватало всю её жизнь. Никогда прежде она не слышала ничего прекраснее.
Когда он остановился, Изабель со стоном вздохнула. Только сейчас девушка поняла, что всё это время не дышала.
– Господи… – прошептала она.
– Я прощён, мой ангел музыки? – улыбнувшись, Призрак Оперы подошёл и, сжав руку девушки, прижал к губам похолодевшие пальцы.
Она пыталась сказать хоть что-то, но слова не шли на ум. Спев, этот язвительный мерзавец предстал перед ней в новом воплощении.
Раньше Изабель считала его эксцентричным выскочкой, теперь же он превратился в сплошную загадку. Почему с таким невероятным талантом этот человек прятался в тени? Его голос мог бы покорить весь мир с той же лёгкостью…
С той же легкостью…
К чёрту! С той же лёгкостью, с какой он заворожил Изабель!
Что скрывала эта маска? Что пряталось за этими галантными манерами?
Кто он?
Изабель всхлипнула, глядя в сторону, утирая слёзы рукавом свитера. Сжимая её пальцы, Призрак Оперы с улыбкой накрыл её ладонь второй рукой.
– Изабель, – наконец, прервал тишину мужчина. – Ваш голос вызывает во мне точно такие же чувства.
Она помотала головой, не в силах успокоиться. Да как ему в голову пришло поставить их на одной линии? Как можно сравнивать её неумелое, неловкое пение с таким прекрасным, божественным исполнением?
– Изабель, – произнёс он, проведя жаркой ладонью по её щеке, большим пальцем утирая слезу. – Раз уж вы дали волю чувствам… Могу ли я рассчитывать, что однажды вы доверитесь мне? Расскажете, за что так сильно себя ненавидите?
Девушка дёрнула плечами. От его прикосновений Изабель больше не чувствовала тревоги.
Она чувствовала, что Призрак Оперы с триумфом сломал её последнюю линию обороны.
– Разве, – прерывисто выдохнула она, – одна я себя ненавижу?
Мужчина ответил ей натянутой улыбкой. Вздохнув, Изабель сжала его руку у себя на щеке и, закрыв глаза, позволила себе ненадолго насладиться её жаром. Впервые она коснулась его по своему желанию, и это действие не вызвало ужаса.
Наоборот.
– Вы не снимете маску?
– Нет.
– Тогда, – девушка сжала его ладонь чуть крепче, – могу я хотя бы узнать ваше имя?
Его взгляд стал мрачным, зловещим, ледяным.
– Я знаю, что уже спрашивала! – поспешила добавить Изабель. – Но…
– Но? – улыбка Призрака Оперы стала мягче, нежнее. – Изабель, час назад вы сгорали от ненависти ко мне, и вас точно не беспокоила тайна моей личности.
– Пожалуйста, – шепнула она. – Как же я смогу доверять вам, если вы не доверяете мне?
В этот раз он не нашёлся с ответом. Призрак посмотрел в сторону, потом на Изабель, обдумывая её предложение.
– Я доверю имя только своей невесте.
Изабель вздрогнула, вспомнив о сегодняшнем недоразумении.
– Почему вам вообще так нравится эта идея?
– Милая Изабель, раз вы так стыдитесь меня, на премьеру наденьте маску.
– Я не…
– Персонажа «Невеста Призрака» мы впишем вторым режиссёром в каждую постановку. Это понравится публике и заодно скроет вас от слишком любопытных глаз.
– Да подождите…
– Более того, Невеста Призрака будет мелькать в роскошных платьях, будет осыпана розами и бриллиантами. Зрительницам понравится такой чудесный, романтичный образ, и они придут в театр с надеждой, что однажды тоже станут моими возлюбленными. Лучше рекламы для вашего дебюта не придумаешь.
Изабель отвела взгляд в сторону. Призрак Оперы был прав. Она отказала Гаскону с его идиотской идеей, но стоило этому мужчине объяснить ей свою задумку, и девушка уже засомневалась. Действительно, заманчиво – гости придут на премьеру, творческий дебют хорошо окупится, а значит Изабель сможет какое-то время поработать над своим либретто и не беспокоиться ни о счетах, ни о еде, ни о нехватке денег.
– Итак..?
Изабель вновь нахмурилась.
– Теперь эта идиотская затея звучит здраво. Но почему Гаскон выбрал именно меня?
– Среди режиссёров не так много прелестных молодых девушек, – мужчина улыбнулся. – К тому же… наш друг Гаскон обделён музыкальным даром, но у него есть талант улавливать движения тонких струн человеческой души. Можете быть уверены, он знает о наших встречах.
– Но как?
– Вы слишком часто бросаете взгляд на мою ложу, – Призрак Оперы выдержал паузу. – Впрочем, я виноват куда больше.
Изабель встретилась с ним взглядом, но мужчина ничего не ответил, лишь загадочно покачал головой.
– Вскоре узнаете.
Изабель посмотрела в сторону. Призрак так и не объяснил ей, почему ему так сильно хотелось поскорее «вступить в брак».
– Шампанского? – вдруг предложил он.
В его улыбке не было ни холодности, ни вежливости, лишь учтивость и обаяние. Изабель кивнула и проследила за Призраком Оперы. Он умелым движением открыл бутылку, с громким хлопком, от которого девушка подпрыгнула.
Золотистое шампанское сверкало в свете свечей, словно драгоценный камень. Изабель осторожно взяла бокал за ножку.
– Вы… кормите меня, поите, отвозите домой, – произнесла она. – Чем я могу вам отплатить?
– Дорогая Изабель, требовать с вас плату было бы ниже моего достоинства.
– Я не об этом, – она провела ладонью по волосам. Призрак Оперы пристально проследил за движением её руки. – Что я могу для вас сделать?
Он улыбнулся, выразительно промолчав и поднеся бокал к губам, но пить не спешил.
– Опасно задавать такой вопрос одинокому мужчине, моя милая Изабель.
Густо покраснев, она отвела взгляд в сторону.
– Пойте мне, – хмыкнул Призрак Оперы, – и я буду скрежетать своей ржавой гортанью для вас. Играйте для меня, и я обучу вас всему, что умею сам. Будьте откровенны со мной, – он взглянул на Изабель сквозь золотистое шампанское, – и я одарю вас бесконечным вниманием.
Откровенны.
– Я даже сама с собой не откровенна.
– У нас много общего.
Мотнув головой, Изабель поднесла свой бокал к бокалу Призрака Оперы. Стекло звонко, даже весело ударилось о стекло.
– Будет вам и откровенность, и честность, и мой характер, – пробурчала Изабель, со злобой осушив бокал. – Но чтоб потом не жаловались.
– Ох, Изабель…
Голова закружилась.
Бокал выпал из руки девушки и разбился вдребезги. Её ноги подкосились, тело мгновенно стало тяжёлым, непослушным, вялым, болезненным. Призрак Оперы не позволил ей упасть. Он подхватил Изабель на руки, прижал к груди, стиснул в сильных объятиях.
Глаза Изабель закатились, перед ними всё стало мутным, серым, тусклым. И, проваливаясь в искусственный сон, она задавалась одним вопросом:
Что, чёрт возьми, он подмешал в шампанское?