Вечером после восхитительного ужина, на который подали тюрбо из омаров и спаржи и сочное жареное седло барашка, кухарка окончательно расщедрилась и приготовила на десерт шоколадный крем, от которого запели бы даже ангелы.
На улице еще было светло, так что шторы в гостиной не были спущены, и в открытые окна вливался душистый ночной воздух.
Холли налила отцу чаю, добавила немного сливок, как он любил, и подала ему чашку. Она до сих пор ощущала запах Джейсона на своей коже. Как это возможно, если она приняла ванну перед ужином?
Ее рука дрогнула. Нельзя думать о Джейсоне. По крайней мере сейчас. Отец рассказывает забавную историю, следует прислушаться, чтобы понять смысл.
– Так что сделала Дженни с этим мистером Поли? – с деланным оживлением спросила она.
Алек рассмеялся:
– Дженни спросила, играет ли он на пианино, на что последовал утвердительный ответ, который она знала заранее, после чего погладила его по руке и заявила, что, несмотря на то, что игра на пианино, как вышивание и рисунки акварелью, – занятия женские, он выглядит вполне по-мужски. Бедняга глянул на меня, повернулся к зеркалу, кашлянул и очень вежливо попросил ее сделать чертежи для его яхты.
Джейсон, хорошо знакомый с Дженни Каррик, баронессой Шерард, кивнул, когда Холли заметила:
– Никогда не видела, чтобы она уклонилась от борьбы. И при этом неизменно невозмутима. Я все еще выхожу из себя настолько, что готова убить любого мужчину, когда тот с назидательным видом утверждает, что красивой леди не пристало копаться в грязи.
– Когда-то Дженни была такой же, как ты, – заверил Алек. – Но с тех пор, как вышла за меня замуж, приобрела такт и деликатность, а заодно – умение общаться с бизнесменами.
– Ну да, пожив с тобой, она способна общаться с самим дьяволом!
Алек рассмеялся и приветственно поднял чашку.
– Баронесса Шерард, – пояснила Анджела Джейсону, – научила Холли стоять на своем, когда почва под ногами достаточно тверда. В противном случае следует быстро отступить.
Алек взглянул на часы, потом на дочь и поднялся.
– Думаю, нам с Джейсоном есть о чем поговорить. Прошу дам извинить нас.
Холли стремительно вскочила.
– О нет, папа, только посмей вывести его из дома и пристрелить или сломать ему шею! Он ничего такого не сделал! Во всем виновата я. Это я набросилась на него! Да так поспешно, что едва не сбила на землю! Ты не можешь винить его, это слишком несправедливо!
– Но не могу же я назвать дочь идиоткой и сломать ей челюсть, не так ли?!
– Ты миллион раз называл меня идиоткой!
– Забыл, – вздохнул Алек.
– Послушай, папа, он был совершенно беспомощен и слишком вежлив, чтобы оттолкнуть меня. И что он мог поделать, кроме разве того, чтобы отогнать меня пинками?! Да и в конюшне никого не было, если, разумеется, не считать нас. Анджела никому ничего не расскажет, верно?
– Разумеется, нет, дорогая, но ты знаешь, что подобные вещи распространяются сами собой, сквозь щели в стенах.
– Нет, – упорствовала Холли. – Это невозможно.
– Идите спать, Холли, – велел Джейсон. – Сэр, смотрите, какая чудесная ночь. Не хотите посмотреть, как Пиккола резвится в загоне? Это ее любимое времяпрепровождение.
– Резвится в лунные ночи?
– Она с места не сдвинется, если небо затянуто тучами, – пояснила Холли, – И я не хочу спать. Я желаю говорить со своим отцом, убедить его, что совершила глупую ошибку, заверить, что, если кто-то умудрился что-то увидеть, я похороню соглядатая под ивой.
Алек подошел к дочери, зажал ей рот и тихо прошептал на ухо:
– Никаких тел, зарытых под ивой. И больше не смей открывать рот. Немедленно иди наверх и оставайся там.
Подошедшая Анджела взяла Холли за руку:
– Это как раз тот случай, когда почва колеблется под ногами, дорогая. Пойдем.
Пять минут спустя Алек, закурив сигару, стал молча размышлять об этом очень странном дне. Наблюдая, как дым поднимается к ясному ночному небу, он неожиданно заметил:
– Моя дочь – одна из самых сдержанных людей, которых я когда-либо знал. Даже в детстве она на все взирала бесстрастными глазами. Но сегодня она вела себя как буйнопомешанная.
Джейсон в отличие от Алека не считал Холли равнодушной и уж тем более не видел ее сдержанной и бесстрастной. Он просто не понимал, кого имеет в виду Алек.
– Сэр, я сказал вам чистую правду, – произнес он вслух. – Ничего подобного раньше не случалось. И я ни за что на свете не обесчестил бы вашу дочь.
– Судя по потрясенному выражению вашего лица, по отчаянию во взгляде, вы не солгали. После того как оказалось, что вы оба хотите получить Лайонз-Гейт, дочь написала в письме, что хотела бы оторвать вам голову, и весьма иронично упоминала о вашей красоте. Я живо представил презрительную усмешку, с которой она сочиняла это послание. Что вы думаете о моей дочери, Джейсон?
– У нее больше отваги, чем мозгов. Барон Шерард молча кивнул.
– То, что случилось сегодня, непростительно. Этого не должно было произойти. Кроме того, я вообще не намеревался жениться.
– До меня дошли подобные слухи, – медленно выговорил Алек. – Слухи о том, что вы покинули Англию, отправившись в добровольную ссылку, и провели почти пять лет в доме Уиндемов. Все это из-за женщины?
Джейсон покачал головой.
– Я слышал также, что в вас стреляли и едва не убили. Признаю, очень хотелось узнать правду.
– Я не умер.
Алек выжидающе смотрел на него.
– Все это дела давно минувших дней, но стоит закрыть глаза, кажется, случилось всего минуту назад. Из-за меня отец и брат чудом не погибли.
– Но как это может быть?
– Так уж получилось, – пожал плечами Джейсон. – Вам достаточно знать, что виноват я один.
Алек не стал допытываться.
– Повторяю, Джейсон, что вы думаете о моей дочери?
Джейсон повернул голову в сторону загона, прислушался к тихому, мягкому голосу Генри, говорившего с Пикколой, которая легонько постукивала копытом по земле. Лунный свет заливал фигуры человека и коня на фоне ограды загона, так что вся сцена казалась похожей на картину.
– Это мой дом. Увидев впервые Лайонз-Гейт, я понял, что поместье должно принадлежать мне, что именно здесь я проживу жизнь, выращивая лошадей и участвуя в скачках.
– Моя дочь тоже так считает.
– Да, и я это понял. Скажу честно: мои родные так меня любят, что пытались избавиться от нее. Но она не сдавалась. Поэтому теперь мы партнеры. Не стану лгать, милорд, это было трудно. Ваша дочь прекрасна, умна, остроумна, способна работать до седьмого пота и имеет успех в обществе. Мы живем в одном доме. Последние два месяца, с самой первой нашей встречи, мы иногда орем друг на друга, иногда дело только что не доходит до драки. Но постепенно мы научились уступать. Кстати, знаете, что нас навестил лорд Ренфру и что он живет по соседству?
– Этот осел? Она покалечила его?
– Хотела, но решила вместо этого посмеяться над тем, как была глупа. Знаете, что действительно ее рассердило? Мало того, что этот фат имел наглость уложить в постель другую женщину за две недели до свадьбы, он еще и солгал насчет своего возраста.
Алек от души рассмеялся. Пиккола подняла голову, заржала и, вырвавшись от Генри, стала танцевать по загону. И с каждой минутой все ближе и ближе подходила к тому месту, где стояли Джейсон и Алек, поставивший сапог на деревянную перекладину. Кобылка не отрывала взгляда от лица барона.
– Я и не знал, что Пиккола так любит смех, – удивился Джейсон.
– Узнав правду о Ренфру, моя дочь объявила, что никогда не выйдет замуж, – объяснил Алек, улыбаясь Пикколе. – Утверждала, что плохо разбирается в мужчинах и не сможет сделать достойный выбор. Я напомнил, что ей всего восемнадцать лет и что в таком возрасте трудно увидеть истинное лицо за светской маской.
– И не только ей, но и любому человеку, – кивнул Джейсон.
– Полагаю, вы правы. Однако я уже слишком стар, чтобы помнить себя восемнадцатилетним. Вы же знаете, как серьезна Холли. Она хотела поклясться на крови перед младшим братом, что никогда не выйдет замуж. Брату тогда было одиннадцать, и он исполнял каждое ее желание. Я положил конец этой глупости, прежде чем она разрезала себе руку, чтобы добыть кровь. Я поверил ей после того, как она отказала шестерым поклонникам, причем четверо были совсем неплохи.
– Мы с Холли страдаем одним и тем же недостатком: плохо разбираемся в людях, и, что еще страшнее, именно в тех, кого, как нам казалось, полюбили.
– Понятно. Думаю, теперь самое время немного рассказать о том, что случилось.
Джейсон понял, что не сможет уклониться от допроса.
– В отличие от лорда Ренфру эта очень умная и красивая молодая леди не стала унижать себя ложью о возрасте. Она просто была чудовищем, и я этого не разглядел. В результате моей ошибки она едва не убила моего отца, а ее брат пытался прикончить Джеймса. Так что из меня вряд ли выйдет хороший муж, милорд. Я органически не способен довериться женщине. И не смог бы дать жене то, что она заслуживает, а именно сделать ее счастливой.
– Из-за сознания собственной вины?
– Да. Оно всегда во мне, глубоко укоренилось в душе, и жена рано или поздно станет презирать и даже ненавидеть меня.
Барон Шерард ничего не ответил. Только погладил Пикколу по носу, вспомнив, как она пыталась встать на подламывающиеся ножки шесть лет назад, сразу после рождения. А сейчас скачет по загону под огромной луной. Молодость… как это прекрасно!
Но сейчас ему о многом нужно подумать. Интересно, какого мнения граф и графиня Нортклифф о его дочери?! Представляли ли они, что может случиться, если двое молодых, здоровых людей окажутся вместе в подобных обстоятельствах?
Джейсон лежал на спине, подложив руки под голову и глядя в темный потолок. Лунный свет струился в открытое окно. Ночь была тепла и безветренна. Сон улетел за миллионы миль от Лайонз-Гейт.
Он увидел, как дверная ручка медленно поворачивается, и напрягся, готовясь к схватке. Дверь тихо отворилась.
– Джейсон! Вы спите?
– Часы уже пробили полночь. Конечно, сплю, негодница вы этакая. Что вам нужно, Холли? Ни шагу дальше! Вы не войдете сюда, тем более что спальня вашего отца в двадцати футах отсюда. Уходите!
Она бесшумно скользнула в комнату и закрыла за собой дверь.
– В детстве я училась ходить кошачьим шагом еще и потому, что любила подслушивать. Единственная, кто всегда слышал меня, – моя мачеха. Она сказала, что это очень ценное умение, но взяла с меня обещание никогда не подкрадываться к ней. Я сдержала слово.
– Я тоже вас услышал, проваливайте.
– Джейсон, я не собираюсь набрасываться на вас, – выпалила она взволнованно и одновременно пристыженно.
И откинула со лба волосы, длинные густые волосы, о которых он не хотел думать. Не хотел представлять, какие они шелковистые, когда запускаешь в них руку, каким медно-красным занавесом упадут на его живот…
– Стойте на месте, Холли. Я сплю без ночной сорочки.
– Неужели? Совсем-совсем без сорочки? Да, помню, Корри что-то говорила насчет этого. Видите, как лунный свет льется в окна? Если я сделаю всего несколько шагов, смогу…
– Еще один шаг, и я лично выкину вас из окна. Учтите, падать придется с приличной высоты.
– Ладно-ладно, я с места не сдвинусь. Скажите, отец попытался сломать вам руку?
– Конечно, нет.
– Знаете, о чем он думает? Я – нет. Он слова мне не сказал. Потрепал по щеке, пожелал доброй ночи и ушел. Подумать только, я знала его всю жизнь.
– Я видел, как вы подвинули правую ногу вперед. Немедленно отступите!
Холли сделала крошечный шажок назад. Он увидел, что она босая.
– Если мой отец вас не ударил, значит, я знаю, что ему нужно. Но поверьте, Джейсон, вам вовсе не обязательно соглашаться. Все, что произошло, целиком на моей совести, и я повторила это ему добрую дюжину раз. Он ничего не отвечает, только терпеливо смотрит на меня. Жаль, но он не верит, что никто ничего не знает и не узнает, а значит, ничего и не было. Пффф – и все исчезло!
– Ничего не исчезло, – вздохнул Джейсон. – Он ваш отец. И в этом вся разница. Вряд ли у нас есть выбор, Холли! – Он коротко рассмеялся. – По крайней мере нашему сомнительному партнерству пришел конец.
– Нет, только не это! Я хотела извиниться за все, что наделала, хотя, признаюсь, в тот момент плохо соображала, что вытворяю!
– Обычно это джентльмены теряют разум и думают только о том, как бы уложить женщину на спину.
– Так далеко я не зашла, – вздохнула Холли. – Конечно, вы сняли рубашку и этим дали мне пищу для размышлений. И когда моя рука скользнула по вашей груди… возможно, я подумала, как было бы здорово вытряхнуть вас из штанов. – Она помедлила и подвинулась в сторону. – Сейчас на вас нет штанов.
Он сел.
Она уставилась на него.
Он подтянул повыше простыню, решил, что этого мало, и накинул на плечи одеяло, сведя концы на груди, как шаль.
– Холли, я глазам не верю, – сказал с порога Алек. – Или ты совершенно потеряла разум?!
– Это ты, папа? О Господи, это действительно так! Но я не дотрагивалась до него. Смотри, я не меньше чем в семи футах от его постели.
– Ты еще начни считать чертовы футы!
– А может, я и сосчитала! А заодно и прикинула, за сколько секунд сумею их пробежать! Папа, я пришла, только чтобы заставить Джейсона сказать, о чем вы разговаривали. Так что он в полной безопасности.
Алек невольно рассмеялся:
– Поосторожнее, Холли, не то выгонишь его из собственного дома.
– Он сам себя выгоняет, во всяком случае в последнее время, – вырвалось у Холли. – Мы спокойно беседуем, и вдруг он ни с того ни с сего поднимается, убегает и возвращается на рассвете. Я это знаю, потому что на днях не спала и вышла, чтобы допросить его.
– Понятно, – вздохнул Каррик. – И часто вот так просто убегает?
– Раз пять-шесть, не меньше. Причем всегда неожиданно.
У Джейсона чесались руки выкупать ее в конской поилке.
– Милорд, поверьте, здесь ничего бы не случилось. Совершенно ничего.
– О, вам я верю. Значит, вы просто уходили? И как долго, по-вашему, могли бы еще продержаться?
Джейсон чувствовал себя последним идиотом. Он лежал голый в постели, заметьте, в своей постели, в своей комнате, не лез в чужие дела, а она загнала его в угол, и вот теперь ее отец смотрит на него с пониманием и вполне очевидной решимостью.
– Возможно, нам стоит потолковать утром, сэр? Договориться, все уладить, объяснить, и тому подобное.
– Да, было бы неплохо, – согласился Алек и, взяв дочь за руку, потащил из спальни.
– Погодите, что это вы замышляете? Какие договоры? Какие соглашения? И все из-за того, что Джейсон часто уезжает из дома? И не думайте! Я отказываюсь выходить замуж! Так и знайте! Сколько раз мне повторять, папа? Вспомни о лорде Ренфру! Я содрогаюсь при мысли о нем! Да и Джейсон сказал, что никогда не женится! Он был ранен в самое сердце, не просто обжегся, как я, а опалил душу! Такое не забывается.
Алек поспешно захлопнул дверь.
Джейсон, забывший о сне, понимая, что участь его решена и нет никакой надежды избавиться от ненавистного брака, вскочил, оделся и через десять минут уже подгонял Ловкача по дороге, ведущей из Лайонз-Гейт. Холли, сидя у окна, гадала, куда он отправился.