– Не обещаю, что дождусь тебя. Если меня не будет дома к твоему приезду, консьерж тебя впустит.
Эти слова были произнесены холодно-равнодушным тоном, но даже сейчас, после того как прошло столько времени и, несмотря на все, что между ними было, глубокий бархатистый голос Грега заставил ее вздрогнуть.
Линда с трудом подавила желание попросить его приехать самому, чтобы встретить ее. Вместо этого она спросила с деланной небрежностью:
– Это все еще старина Джордж?
– Странно, что ты помнишь его имя, если учесть число всех привратников, с которыми тебе приходилось общаться на протяжении двух лет!
Это прозвучало так, словно бы два года она только и делала, что встречалась в дешевых гостиницах с женатыми мужчинами!
– У меня хорошая память, – спокойно ответила Линда. – Джордж всегда был очень мил.
Мне было бы приятно увидеть хотя бы одно дружеское лицо во всем доме. Если, конечно, ты не настроил его против меня, – помолчав, прибавила она.
– Ну, это вряд ли получилось бы, – безапелляционно ответил ее муж. – Мы о тебе практически никогда не говорили, разве что мимоходом.
В подобной резкости Грега не было ничего необычного, но сердце Линды больно сжалось.
– Ты уверен, что мы сможем это выдержать? – спросила она. – Две недели подряд лицезреть друг друга? Срок, конечно, небольшой, но, боюсь, нам он покажется бесконечным.
– Ничего, как-нибудь выдержим. Уверен, ты сможешь, вести себя, как ни в чем не бывало. Страсть к притворству у тебя в крови. Этим, должно быть, и объясняется твой недавний успех в качестве модели. Я видел твои фотографии в роскошных глянцевых журналах. Кто бы еще с таким блеском смог изобразить то девственницу в подвенечном платье, то холодную соблазнительницу, то бесстыжую шлюху?
Линда сделала глубокий вдох, потом медленно выдохнула, считая про себя до десяти. Нет, она не собирается продолжать обмен любезностями, как бы он ни пытался ее спровоцировать. Однако оскорбительный отзыв Грега о ее достижениях, завоеванных с таким огромным трудом, все же заставил ее колко произнести:
– Я и не знала, дорогой, что ты так внимательно следишь за моей карьерой.
– Ничего подобного! – резко ответил Грег. – Но твое личико настолько растиражировали, что не заметить его было просто невозможно. Так что, учитывая твою способность к смене имиджа, а заодно и ко лжи, я уверен, что в течение двух недель ты сможешь разыгрывать из себя добропорядочную жену. Тем более что я постараюсь появляться дома как можно реже. Все, что от нас потребуется, это соблюдать все формальности на публике и не слишком бурно изображать нежность. В конце концов, мы женаты больше двух лет, и твои родители удивятся, если мы будем вести себя как молодожены.
– Тем более что наш медовый месяц не доставил мне никакого удовольствия, – сухо добавила Линда.
Разумеется, она ничего не сказала о том, какую боль и чувство одиночества испытывала, стоя в подвенечном платье рядом с будущим мужем, который изредка скользил по ней равнодушным взглядом.
Она не сказала о бессонных ночах, которые провела одна на огромной двуспальной кровати, в то время как ее муж спал в соседней комнате, – за исключением тех редких случаев, когда он, движимый обычными животными инстинктами, молча приходил к ней и, удовлетворив свои сексуальные потребности, так же молча исчезал. Она слишком хорошо знала, каково это – быть замужем за человеком, который ненавидел ее тем больше, чем меньше мог сопротивляться своему физическому влечению к ней.
– Ты меня слушаешь? – требовательно спросил он.
– Что? – переспросила Линда, которую резкий голос Грега оторвал от воспоминаний о прошлом.
– Я спрашиваю, во сколько они прибудут в Монреаль.
Они – это ее родители, которые наивно полагали, что их обожаемая дочь счастлива в замужестве с внуком человека, которого они почитали почти как Бога! Что бы они сказали, если бы узнали правду? Что, если бы она хоть раз не выдержала своей роли и выплеснула бы на них всю свою горечь и обиду?
Внезапно Линда удивилась своему поступку: как ей вообще пришло в голову уговорить родителей оторваться от привычной жизни в Испании и отправиться на другой континент? И сможет ли она разыграть перед ними задуманный ею самой этот лживый спектакль?
– Завтра в три часа дня, – машинально ответила она.
– Значит, ты сейчас в Сан-Франциско?
– Да. Я вылетаю сегодня в десять вечера. Приеду к тебе завтра около полудня.
– Значит, у тебя будет достаточно времени, чтобы распаковать чемоданы и привести себя в порядок. Если захочешь, есть, в холодильнике найдется достаточно деликатесов, чтобы удовлетворить твой изысканный вкус.
Почему он все время дает понять, что считает ее капризной и избалованной? Ей никогда не были свойственны дорогостоящие капризы. Почему до сих пор думает, что она вышла за него замуж из-за денег?
Но, разумеется, Линда не стала его спрашивать об этом. Разговор и без того давался ей нелегко.
– Собираюсь пройтись по магазинам, – ответила она и замолчала, надеясь услышать от Грега то, что ей нужно было узнать, и, стараясь, чтобы он не заметил в ее голосе этого ожидания.
Но он снова разочаровал ее, сказав с заметным облегчением:
– Да, это то, что тебе нужно. Если мы не увидимся в тот же день, я тебе позвоню.
– Я хотела спросить еще об одной вещи…
– О чем?
– Где я буду жить? Я имею в виду… в какой комнате?
Задав этот вопрос, Линда почти физически ощутила напряженное молчание в телефонной трубке.
– Думаю, – наконец произнес Грег, – нужно убедить твоих родителей, будто мы по-прежнему счастливы в браке, что бы там ни писали бульварные газеты.
– Я тоже так думаю, – согласилась Линда.
– Следовательно, тебе придется жить…
– В хозяйских апартаментах? – обреченно спросила Линда.
– Именно. А поскольку все мои вещи с легкостью, умещаются в небольшом шкафу, ты можешь привезти с собой сколько угодно своих. Места хватит. Хотя, конечно, я не знаю насколько обширен твой нынешний гардероб.
– Никаких проблем, – быстро ответила Линда. – У меня с собой всего лишь три чемодана.
– Рад это слышать. У тебя есть еще вопросы?
Конечно же, есть! Но она ни за что не смогла бы произнести вслух: «А мы будем спать в одной кровати?»
Впрочем, ответ на этот вопрос она получит очень скоро!
Линда выросла в замке – правда, старом и запущенном, с пыльными мрачными коридорами, но, тем не менее, в настоящем. Квартирка в Сан-Франциско, которую она купила полтора года назад, когда ушла от Грега, была небольшой, но очень удобной. Ее последним приобретением была красивая вилла семнадцатого века, расположенная в восхитительной местности вблизи Милана и окруженная роскошным садом.
Но когда она вышла из небольшого частного лифта на двадцать втором этаже и остановилась под расписанным вручную куполом вестибюля, великолепие принадлежащего Грегу двухуровневого пентхауза снова заставило ее затаить дыхание, как в тот раз, когда она впервые ступила на гладкие мраморные плиты пола.
Оставив чемоданы и сумки в холле, Линда прошлая через просторную гостиную, расположенную справа от витой лестницы, и, распахнув стеклянные двери, вышла на террасу. Огромные керамические горшки и вазы с разноцветными экзотическими растениями, от которых рябило в глазах, вполне могли заменить небольшой сад. Вдоль южной стены поднимались побеги желтых роз. В небольшом бассейне отражались отблески горячего июльского солнца.
Линда подумала, что в другое время она сполна насладилась бы этим райским великолепием, но сейчас ей не давала расслабиться мысль о том, для чего она здесь.
Именно в такой день, теплый и солнечный, она впервые вошла сюда невестой, и, вспоминая об этом сейчас, Линда не смогла сдержать слез.
Не прошло и двух дней со дня свадьбы, как ей стало ясно, что муж совершенно не любит ее. Вот здесь, на этом самом месте, она подолгу простаивала по вечерам, молясь о том, чтобы он полюбил ее. Или – если уж это невозможно – чтобы она смогла разлюбить его.
Но Господь не внял ее молитвам.
Линда смахнула слезы и, ругая себя за то, что, едва войдя в квартиру Грега, потеряла контроль над своими чувствами, вернулась с балкона в прохладную гостиную с высоким потолком. Здесь кое-что изменилось. Внимательнее осмотрев комнату, Линда поняла, что Грег убрал все вещи, которые могли бы напомнить ему о ней.
– Делай с этим что хочешь, мне все равно, – небрежно сказал Грег, когда она после свадьбы предложила смягчить строгий интерьер гостиной, разместив здесь несколько свадебных подарков и дорогих ей вещей, привезенных с собой из Испании, – старинную настольную лампу и стенные часы, доставшиеся ей в наследстве еще от деда.
Сейчас основательная мебель вишневого дерева, выбранная Грегом еще до того, как они встретились, обтянутые серебристо-белой тканью диваны и кресла и ковер на полу того же оттенка придавали комнате какой-то стерильный, нежилой вид. Даже аккуратно вычищенный камин, казалось, больше не был способен согревать. Все следы пребывания Линды в этом доме были уничтожены столь тщательно, словно бы Грег решил раз и навсегда вычеркнуть ее из своей жизни.
Но Линда надеялась, что фамильные драгоценности, переданные родителями на хранение ее мужу, подальше от политических перипетий избежали общей участи, постигшей ее вещи. Поскольку она предупредила Грега, что приедет по делу, он, скорее всего, перевез их сюда из банка и спрятал где-то поблизости.
Линда вышла в холл, мельком взглянула на витую лестницу, ведущую наверх, в спальни, и вошла на кухню, чистотой напоминавшую операционную и столь же неуютную, как и гостиная. Вскоре Линда поняла, что заявление Грега, что она найдет здесь все необходимое, мягко говоря, преувеличено. Правда, винный погребок с автоматически регулируемой температурой был полон, но в холодильнике не оказалось ничего, кроме банок пива, засохшего куска сыра и пакета виноградного сока. В кухонных шкафах обнаружились лишь картонные коробки с Овсяными хлопьями и пластиковые баночки с сухим супом. Ни на полках, ни в сушилке для посуды – ни единой тарелки или чашки. Правда, в одном из выдвижных ящиков стола она неожиданно обнаружила фартук и тюбик защитного крема для рук.
Одним словом, весь первый этаж пентхауза выглядел как ледяная пустыня. Создавалось впечатление, что хозяин бывает здесь крайне редко. Линда не стала подниматься наверх – там наверняка все выглядит точно так же. Ни единого намека на то, что здесь живет любящая семейная пара. А ведь завтра приезжают ее родители. Отец, конечно, может ничего не заметить, но мама сразу поймет, что здесь что-то неладно.
Линда решила первым делом пройтись по магазинам и принялась искать блокнот и карандаш, чтобы составить список необходимых покупок. Она надеялась, что это отвлечет ее от грустных мыслей и поможет расслабиться. За остаток дня она должна постараться придать обиталищу Грега жилой вид.
К девяти вечера маникюр Линды был безнадежно испорчен, но результаты ее усилий того стоили.
Кладовка и холодильник наполнились всевозможными деликатесами. В маленькой комнатушке под лестницей Линда обнаружила коробки со своими доставшимися в наследство любимыми вещами; здесь же оказался китайский фарфоровый сервиз и другие подарки, полученные ею на свадьбу. Кое-что из посуды и безделушек она! вымыла, перенесла в гостиную и расставила по полкам. Красивую вазу для фруктов из голубого стекла она наполнила апельсинами и поставила на журнальный столик, на подоконниках и на полу разместила высокие вазы с цветами, каминную полку украсила фарфоровыми статуэтками. Кухня стала гораздо уютнее благодаря ярким салфеткам, керамическим фигуркам и плетеным коврикам ручной работы.
На самой дальней полке в той же маленькой комнатке под лестницей Линда обнаружила большую фотографию – в серебряной раме, где были запечатлены они с Грегом в день свадьбы. Удивленная и растроганная тем, что он все же не выбросил фотографию, Линда вытерла с нее пыль и поставила на полку в гостиной, рядом с фотографиями своих родителей и брата, который умер еще до ее рождения.
Последним ярким штрихом явилось наброшенное на диван разноцветное покрывало, купленное Линдой на восточном базаре в Александрии, которое резко контрастировало с серебристо-белой обивкой мебели.
Наверху она привела в порядок апартаменты для гостей: в ванной развесила полотенца, расставила по полочкам мыло и шампуни, не забыв прикрепить лавандовый ароматизатор воздуха в туалете, затем вымыла до блеска зеркала в комнате, застелила постель хрустящими свежими простынями.
Именно здесь они с Грегом провели первую брачную ночь. Воспоминания об этом были настолько мучительны для Линды, что она поторопилась как можно скорее уйти отсюда, но, войдя в соседнюю комнату, отнюдь не почувствовала облегчения: именно здесь она провела множество одиноких бессонных ночей, плача украдкой, пока наконец не нашла в себе сил оставить не любящего ее мужа.
Вспоминая сейчас об этом, Линда ощутила почти физический холод и невольно обхватила себя руками за плечи, чтобы унять бьющую ее дрожь.
Оставалась еще комната Грега. Линда нерешительно остановилась возле двери, мысленно ругая себя: после всего, чего она добилась, разрушив свой безрадостный брак, глупо бояться каких-то четырех стен! Предметы, в отличие от людей, не могут оскорбить ее. Какие тени из прошлого могут скрываться за массивной дубовой дверью? Разве она не приучила себя быть готовой ко всему и всегда сохранять спокойствие, после того как Грег разрушил все, о чем она мечтала?
Набравшись духу, Линда сильно толкнула тяжелую дверь. Та распахнулась неожиданно легко, без малейшего скрипа, – совсем как в те времена, целую вечность назад, когда Грег по ночам приходил к ней и, пробыв недолгое время, исчезал так же молча, как и появлялся.
Высокие окна в комнате были распахнуты, и легкий ветерок колыхал длинные, до пола, занавески. Избегая смотреть на незастеленную кровать, Линда перевела взгляд в другой угол комнаты. На спинке стула висел галстук, возле шкафа громоздилось несколько пар ботинок, тут же валялись небрежно брошенный свитер и клюшки для гольфа.
Это была типично мужская комната, начисто лишенная каких-либо следов женского присутствия. Казалось невозможно поверить, что ее хозяин когда-то был женат. Линда с горечью подумала об этом, и все тени прошлого снова ожили и стали толпиться вокруг нее.
Впервые оказавшись здесь, Линда приняла ванну, надела соблазнительный кружевной пеньюар, слегка надушилась, расчесала густые белокурые платинового оттенка волосы и стала ждать Грега.
Небо уже порозовело на востоке, когда Линда, наконец, поняла, что он не придет к ней. В то время еще глупая и наивная, она решила отправиться на поиски, но неожиданно обнаружила мужа крепко спящим в одной из соседних комнат. Простыня, укрывавшая его, наполовину сползла, и Линда долгое время просто стояла рядом, не в силах оторвать глаз от его стройного мускулистого тела. Бронзовая кожа, идеальное телосложение и ощущение силы, исходившее от него даже во сне, заставили ее затаить дыхание.
О, как ей хотелось оказаться в его объятиях прижаться к нему всем телом, почувствовать, как он овладевает ею! Как хотелось ощутить его губы на своих губах, услышать его хрипловатый от вожделения голос, шепчущий на ухо страстные признания!
Движимая желанием и надеждой, Линда осторожно провела кончиком пальца вдоль изогнутой брови Грега, затем слегка погладила его по темным волосам. Он по-прежнему не просыпался. Осмелев, Линда прижалась губами к его губам, и в этот момент он внезапно открыл глаза.
– Что это ты делаешь? – резко спросил он.
– Разве непонятно? – прошептала Линда, все еще стоя на коленях возле кровати и склонившись головой к его лицу. Неужели ее поцелуи не вызывают у него желания ответить на них?
Но Грег и не думал отвечать, он отвернулся, и губы Линды скользнули по его щеке.
– Нет! – умоляюще произнесла она. – Пожалуйста! Ты мне нужен!
Но с таким же успехом она могла бы упрашивать каменную статую. Грег, казалось, совсем не замечал ее.
Вспоминая о том, что произошло дальше, Линда почувствовала, что краснеет от стыда.
Она потянула на себя укрывавшую его простыню, сбросила ее на пол и принялась медленно поглаживать Грега по груди и плечам. Затем ее рука спустилась ниже, к его животу, и, наконец, к теплой упругой плоти между бедер.
– Это ничего не значит, – произнес Грег, словно через силу и медленно отвел ее руку. – Обычный рефлекс. Любая женщина могла бы добиться того же самого.
– Но я не любая женщина, – ответила Линда. – Я твоя жена. И я люблю тебя. Позволь мне доказать тебе это.
И прежде чем он успел разгадать ее намерение, Линда принялась проводить тубами по его мускулистой груди и животу, а затем, опустившись ниже, сомкнула губы, вокруг напряженно пульсирующей мужской плоти.
Дыхание Грега стало прерывистым. Он резко вцепился в ее волосы, и Линда едва удержалась, чтобы не вскрикнуть. Затем она выпрямилась, сбросила пеньюар и, переходя от одной утонченной ласки к другой, медленно принялась скользить снизу вверх по обнаженному телу Грега, прижимаясь к нему все крепче и крепче.
Она видела, как напряглась голубоватая жилка на его шее, а над верхней губой выступили капельки пота. Линда прижалась щекой к его щеке и нежно поцеловала в уголок рта.
Она втайне восторжествовала, когда Грег, больше не в силах сдерживаться, крепко обхватил ее бедра, приподнял и усадил на себя сверху. Линда ощущала мощные удары его орудия внутри себя, чувствовала, как напряжено все его мускулистое тело, видела, как ритмично вздымается и опускается его грудь.
Грег ласкал ее соски, проводил большим пальцем вдоль полукруглой линии внизу ее живота и, наконец, добрался до заповедного уголка ее плоти, обладавшего наибольшей чувствительностью.
Линда почувствовала необыкновенное возбуждение, заставившее все ее тело затрепетать. Какое наслаждение! Какая утонченная пытка! Она изогнулась и запрокинула голову назад, желая, чтобы это продолжалось как можно дольше. Но наслаждение было слишком сильным. Одновременный оргазм обрушился на них, словно огромная волна. Чувствуя, как судороги сотрясают все ее тело, Линда в изнеможении закрыла глаза и рухнула на грудь Грега.
Когда спустя несколько минут она взглянула в лицо мужа, то была потрясена его холодно-отстраненным выражением. Казалось, он говорил: «Ты можешь соблазнить мое тело, но душа и мысли всегда будут далеки от тебя».
– Ты удовлетворена? – спросил Грег, и эти слова, так ужасно прозвучавшие, после того, что произошло между ними несколько минут назад, заставили сердце Линды болезненно сжаться.
Почти два года – достаточный срок, чтобы любая боль притупилась. Благоразумная женщина уже давно обо всем позабыла бы. Но Линда никогда не была благоразумна, когда дело касалось Грега, и если сейчас она не могла сдержать слез, то это происходило оттого, что вместо живого, теплого чувства, которое она когда-то испытывала, внутри осталась лишь горькая холодная пустота.
Сможет ли она когда-нибудь, подумала Линда, исцелиться от Грега Ньюмена и залечить раны, нанесенные им? Настанет ли время, когда она сможет полюбить другого мужчину так же сильно, как любила его? А если да, то будет ли она более благоразумной?
Несмотря на то, что в квартире стояла глубокая тишина, когда Грег вошел, он сразу же понял – Линда была здесь. Даже если бы чемоданы по-прежнему не стояли в холле, о ее присутствии можно было бы догадаться – повсюду витал аромат цветов, и казалось, что сама атмосфера вокруг изменилась, стала какой-то вибрирующей, как будто наэлектризованной. Словно дом предупреждал его о неведомой опасности.
Бросив кожаный портфель на стол у себя в кабинете – единственной комнате на первом этаже, которую, как он с удовлетворением отметил, Линда не попыталась превратить в картинку из модного журнала, – Грег быстро поднялся по лестнице на второй этаж. Толстый ковер заглушал его шаги, и Линда не услышала, как он подошел к своим апартаментам. Он распахнул дверь и увидел ее.
Линда стояла рядом с высоким шкафом для одежды, зарывшись лицом в его свитер для гольфа. Грега поразила хрупкость ее фигурки. Линда никогда не была склонной к полноте, но обладала соблазнительными округлыми формами. Однако сейчас она казалась выше и стройней. Ее бедра стали узкими, как у девочки-подростка. Талию, казалось, можно было обхватить двумя пальцами. Должно быть, это результат особой диеты для манекенщиц. Но странное дело – новый имидж отнюдь не сделал ее холодной и надменной, как большинство женщин ее профессии. Напротив, она стала казаться еще более беззащитной и ранимой, Грег почувствовал легкое замешательство, столь знакомое ему со времен их совместной жизни.
– Я бы предпочел, чтобы ты не рылась в моих вещах, – сказал он, и звук его голоса, резко нарушивший тишину, заставил Линду вздрогнуть и выронить свитер из рук.
Взглянув на ее лицо, Грег невольно испытал боль. До чего же она красива! Он почти забыл блеск ее широко распахнутых бирюзовых глаз, так поразивших его в тот день, когда они впервые увидели друг друга.
– Я хочу познакомить вас со своей дочерью, – сказал Карлос Ромеро, выйдя на широкую каменную террасу, где Грег, опираясь на балюстраду, в одиночестве рассматривал очертания старинной крепости, возвышающейся над гладью моря, которое здесь, в Байонне, было необыкновенного ярко-лазурного оттенка.
Грег обернулся и увидел блондинку в светло-бежевом платье с длинными, спадающими на плечи волосами. Руки и шею девушки покрывал легкий золотистый загар. Она была очень красива, но особенно Грега поразили ее глаза: чуть удлиненные, они по цвету напоминали раскинувшееся внизу море – того же яркого бирюзового оттенка, скорее зеленого, чем голубого, в обрамлении длинных темных ресниц.
Грег почувствовал себя загипнотизированным. Он не мог произнести ни слова.
Но вот девушка приветливо улыбнулась, и он, поняв, что дальше молчать неприлично, сказал первое, что пришло ему в голову:
– Я думал, в Испании вообще не бывает блондинок.
Это прозвучало совершенно по-дурацки, но Линда – так ее звали, – кажется, не обиделась.
– В Галисии блондинок довольно много. У нас древние корни. Кельты, которые здесь жили много веков назад, были белокурыми.
Ее английский был почти идеальным, выдавал, что она не англичанка, лишь едва заметный акцент. Как Линда потом объяснила, безупречному английскому она обязана своей тетке, которая много лет назад училась в Лондоне. Смех девушки был мелодичным и переливчатым, словно звон хрустальных колокольчиков, а тонкая рука, которую она положила на руку Грега, – легкой и прохладной.
– Добро пожаловать в Байонну, мистер Ньюмен, – приветливо сказала она. – Надеюсь, вы позволите показать вам город. Уверена, что он вам понравится.
– Полагаю, что да, – ответил Грег, слегка озадаченный такой непринужденностью. Интересно, сколько ей лет? На вид не больше двадцати. Но, когда она сказала, что ей двадцать семь, он ей поверил. Почему нет? Она ведет себя как взрослая. В конце концов, ее родителям уже по шестьдесят с лишним.
На самом деле ей было только двадцать два, просто родители во всем ей потакали. Наверняка она и сейчас не изменилась, осталась такой же избалованной, привыкшей получать все, что только захочет, по первому требованию.
– Я и не думала рыться в твоих вещах, – резко произнесла она, убирая свитер в шкаф.
– В таком случае, что же ты здесь делаешь? – резко спросил Грег, шагнув к ней. – Хочешь обнаружить следы присутствия другой женщины? Что ты искала? Отпечатки губной помады на одежде?
Что-то промелькнуло в глазах Линды. Стыд? Раскаяние? Гнев?
– Ну и сколько женщин побывало здесь после меня?
– Сколько бы их ни было, это тебя не касается.
– Поскольку я все еще твоя жена…
– Ты ушла от меня, – перебил ее Грег.
– Но мы не расторгли брак официально, – напомнила ему Линда. – Нравится тебе это или нет, но мы по-прежнему муж и жена.
Подойдя ближе, Грег заметил, что веки Линды слегка покраснели и припухли.
– И, похоже, тебя это до слез огорчает, – насмешливо заметил он. – Ты ведь плакала, Линда, я прав?
– Нет, – ответила она, машинально проводя кончиками пальцев по щеке, чтобы стереть непросохшие следы слез.
– Тебе бы следовало научиться врать получше. Что случилось? Мало практиковалась в последнее время?
– Я… – начала Линда и замолчала.
Чувствуя, что при всем желании не может побороть в себе влечения к ней, Грег направился в другой угол комнаты и остановился возле окна.
– Ну? – спросил он не оборачиваясь. – Говори же. После всего, что мне довелось услышать, меня уже ничем не удивишь.
– Мне кажется, нам не стоит так говорить друг с другом, Грег… Мы вполне могли бы… – Голос Линды задрожал, и она замолчала, пытаясь справиться с собой.
– Что? – Грег обернулся и в упор посмотрел на нее. – Вернуться к тому, на чем мы остановились? По-моему, мы остановились на том, что едва не перегрызли горло друг другу!
– Я надеялась, что мы оставим это в прошлом… Мы должны это сделать ради моих родителей, чтобы они не волновались из-за меня… – Линда умоляюще прижала руки к груди. – Я знаю, что ты… ненавидишь меня, Грег, но ради них постарайся вспомнить, что было время, когда мы любили друг друга… Ведь это всего лишь на две недели!