Невозможное — возможно

7

Марион желала его, желала сильно, до боли. Однако она отвернула голову и заговорила дрожащим голосом, глотая в спешке слова:

— Нет, я не могу, Андрос. Пойми, пожалуйста, меня. Не могу, пока я обручена с другим. Допустим, мы с ним не любим друг друга. Но он мне очень нравится, и я сказала, что выйду за него. Пока я не расторгну нашу помолвку, я не могу… Просто не могу…

— Не смеши меня, Марион! — воскликнул Андрос в отчаянии. — Ты призналась вчера, что твое обручение ничего не значит.

— Это означает одно: я сказала Джозефу, что выйду за него замуж. Поэтому я не свободна, — пробормотала она.

Андрос взял ее лицо в ладони, принуждая смотреть ему в глаза.

— Но ты же собираешься расторгнуть помолвку? Ты скажешь Джозефу? — взгляд Андроса гипнотизировал.

— Как только смогу поговорить с ним об этом, — прошептала Марион.

— Твой отец будет расстроен, — предупредил Андрос, и она едва не рассмеялась: какое мягкое выражение он подобрал для описания отцовского гнева.

— Да уж!

Марион пугал предстоящий разговор с отцом. Как он будет смотреть на нее? Какие чувства вызовут у нее его холодные глаза?

Андрос наблюдал за ней из-под нахмуренных черных бровей.

— Меня пугает его власть над тобой, Марион. Он не отступится от своего плана. И он, и Георгиес попытаются все-таки выдать тебя за Джозефа.

— Но они не в силах заставить меня сделать это! — заявила она.

Марион отчаянно надеялась, что у нее хватит сил противостоять гневу двух отцов.

Голос Андроса прозвучал почти грубо:

— О, я не имею в виду применение физической силы. Они, конечно, не в состоянии привести тебя к алтарю силком, но есть иные способы вынудить человека выполнять чужую волю. Поэтому самое лучшее — поставить их перед свершившимся фактом. Если мы с тобой станем любовниками, дальнейшие разговоры о твоем браке с Джозефом потеряют всякий смысл. Я знаю мужчин нашего клана. Он никогда не женится на тебе, если ты хоть раз была ему неверна. — Он цинично засмеялся. — О, я не собираюсь утверждать, что он поднял бы крик, если б ты не была девственницей — в наши дни этого уже не ждут, — но сама мысль о том, что ты — любовница его собственного дяди… Нет, с этим он не смирится.

Мороз пробежал по коже Марион, и она напряглась всем телом. Неужели ради того, чтобы сделать невозможным ее брак с Джозефом, Андрос добивался физической близости с ней? Желал ли он ее действительно, или она для него — лишь оружие в борьбе против сводного брата и Бреннона? Неужто Андрос использует ее, чтобы отомстить своим врагам? В конце концов за все минувшие годы он не дал себе труда попытаться установить контакт с нею. Она же ни на миг не забывала о нем после их встречи на Корфу. Без сомнения, он не помнил о ее существовании — зачем обманывать себя? Да и зачем ему было бы вспоминать девочку-школьницу, с которой провел всего один день?

Для Марион эта история выглядела совсем по-другому. Та короткая встреча пять лет назад перевернула всю ее жизнь.

Выдала ли она себя в тот день, когда Андрос ворвался в кабинет ее отца в отчаянном состоянии, в день, когда заговорщики захватили контроль над компанией Андроса Янаки? Марион так потрясло его появление! Она почувствовала тогда непреодолимое влечение к нему и не смогла противостоять силе обаяния. Понял ли он это? Выдала ли себя Марион каким-нибудь неосторожным поступком или словом? Убедился ли он, что она не может устоять перед ним?

Андрос, казалось, читал проносящиеся у нее в голове мысли. Он нахмурил брови и спросил:

— Что-то не так? О чем ты думаешь? Скажи же что-нибудь. Не смотри на меня таким взглядом.

Она уперлась ладонями в плечи Андроса и изо всех сил толкнула. От неожиданности Андрос опрокинулся на спину, а Марион тем временем молниеносно соскользнула на пол и, схватив дрожащими руками халат, натянула его на себя. Андрос сел на постели и, не мигая, уставился на нее.

Прикрыв наготу, Марион почувствовала себя увереннее. Конечно, с Андросом ей не тягаться силой, тем более что они в доме одни. Но он не пойдет против ее воли, сразу же решила она. Это не похоже на него.

Он лежал неподвижно, обнаженный, на постели, и утреннее солнце золотило его кожу. Невозможно было оторвать глаза от его тела — могучих плеч, атлетической выпуклой груди, длинных, мускулистых ног. Самые противоречивые чувства обуревали Марион. Но она пересилила себя и, отвернувшись от Андроса, затянула потуже пояс халата.

— Я не буду твоей, Андрос!

— Это мы еще посмотрим, — возразил он мягко, и от этих слов ее пульс учащенно забился.

— Ты угрожаешь мне изнасилованием? — зло воскликнула она, заставив мужчину нахмуриться.

— Это не смешно, Марион.

— Я и не собиралась никого веселить. Тебе придется прибегнуть к насилию, так как по своей воле я не уступлю тебе.

— Послушай… — начал он.

Однако Марион прервала его:

— Нет, я не стану слушать! Мне надоело, что мною помыкают. Мне невыносимо больше жить, угождая другим. Отныне я буду следовать только своим желаниям. Я не собираюсь уступать никому: ни отцу, ни твоему брату, ни Джозефу, ни тебе!

Глаза Андроса сузились, взгляд стал жестким и внимательным. Он немного помолчал, не двигаясь. Затем заговорил отрывисто и резко:

— Продолжай в том же духе, Марион! Знай, что на тебя будут давить безжалостно со всех сторон. Хватит ли у тебя силы воли противостоять всем одной?

— Да, — ответила она, и на этот раз у нее не было никаких сомнений. Она была настолько сердита на Андроса, что даже перестала бояться своего отца. Теперь ей было безразлично, что он о ней подумает и как будет разговаривать.

— Не уверен! — Андрос встал с постели, и Марион напряглась, как струна. Он поднял свой халат, брошенный на пол, накинул на себя и повернулся к встроенному шкафу, занимавшему всю стену спальни. — М-да, что же я могу подыскать тебе из одежды? Свое шифоновое платье ты надеть не сможешь. Из моих костюмов ничего тебе не подойдет, — усмехнувшись невесело, заметил Андрос, открывая перед Марион одну за другой дверцы шкафа. Перед ее глазами замелькали ряды аккуратно развешанных костюмов, по большей части прикрытых пластиковыми чехлами. Андрос пересмотрел висевшие там джинсы, шорты и безупречно выглаженные рубашки из хлопка. Затем остановился и откуда-то извлек огромный, мешковатый свитер из хлопка. Он бросил его Марион. — Он очень длинный. Ты сможешь надеть его вместо платья.

Марион поймала свитер на лету.

— Думаю, подойдет. Спасибо. Но мне хотелось бы сначала принять душ. — Ее голос потерял уверенность. — Я… надеюсь… моя остальная одежда высохла?

— Твои бюстгалтер и комбинация? — деловито спросил он. — Да, они, должно быть, уже высохли. Вчера вечером пока варилось кофе, я прополоскал их и повесил сушиться в ванной.

Марион была озадачена.

— Спасибо, — повторила она. — Ты очень внимателен.

Она никогда не подумала бы, что Андрос принадлежит к типу «домашних» мужчин. В нем было столько силы, мужественности. Правда, всему есть объяснение. Ведь он живет тут один, иногда — целыми неделями: ему лишь изредка помогают рыбак с женой. Но их основная забота — присматривать за домом, когда хозяин в отсутствии. Легко понять, почему Андрос весьма практичен, умеет все делать сам, берется за любую работу по дому, не нуждаясь в помощи других людей. Иначе зачем ему забираться на необитаемый остров?

И вообще что ей известно о нем? Они едва знакомы, хотя она всегда чувствовала, что знает много. С самого первого момента их встречи между ними установились отношения простые, без всяких церемоний. Может быть, Марион обманывала себя, может быть, виноваты иллюзии, но всякий раз, когда они бывали вместе, возникала та же атмосфера тепла, безопасности, всегда приходило чувство, что ты кому-то нужна. Вероятно, она знает об Андросе далеко не все, но глубокое внутреннее убеждение подсказывало: черты характера, симпатии и антипатии, его надежды и опасения — все отступает на второй план перед тем инстинктивным, интуитивным чувством, которое устанавливает принадлежность двоих друг другу.

И если только ей повезет, она найдет свое место рядом с Андросом: определит, совпадают ли их взгляды, скажем, на фильмы, музыку, книги. Если даже вкусы и пристрастия не совпадают, тоже ничего страшного: ведь они двое — самостоятельные люди. Марион не хотела, чтобы каждый из них был зеркальным отражением другого. Что на самом деле важно, так это — чувство, которое он вызывает в ней, а это она поняла с первого взгляда, хотя была тогда совсем юной и неопытной.

Она полюбила Андроса и любит его уже пять лет. И это самое главное, не так ли?

Звук его голоса, такого близкого, такого дорогого, заставил ее очнуться.

— Ты можешь воспользоваться ванной, в которой мы купались вчера.

Марион продолжала смотреть на него.

— Ты слушаешь меня? — спросил он, приблизившись, и сердце у нее екнуло.

Она рассеянно кивнула.

— Да… конечно…

— Г-м-м, — с сомнением протянул он. — Так или иначе, я приму душ в ванной комнате через лестничную площадку, напротив. Потом позавтракаем. Попозже, в середине дня я ожидаю Павлиди и его жену — они присматривают тут, когда меня нет. Они прибудут, чтобы привести дом в порядок перед аукционом. Они должны были прибыть вчера, но торги перенесли, и я попросил их приехать на день позже.

Марион вспомнила, как разъярился Георгиес, получив сообщение о новой дате аукциона. В свою очередь, это напомнило ей о необходимости дать им знать, что она жива. Она сказала озабоченно:

— Ты не забудешь после душа связаться с яхтой?

Андрос посмотрел на часы у изголовья кровати.

— Десять минут девятого. Думаю, Георгиес уже поднялся, он всегда на ногах с раннего утра. У него характер одержимого: работает целыми днями, даже в отпуске. Вопрос в том, когда они начнут беспокоиться, почему ты не появляешься.

— Не знаю. Может быть, еще и не начали. Но мне не хотелось бы, чтобы они считали меня утонувшей. Прошу тебя, свяжись с ними сейчас. — Ее золотисто-карие глаза умоляли.

— После того как приму душ и оденусь, — отрезал он.

Андрос взял одежду из стенного шкафа и вышел, не удостоив Марион взглядом. Он был явно не расположен торопить события.

Мысли девушки окрасились в мрачные тона. Андросу хотелось, чтобы все думали, будто она погибла. Он назвал своего сводного брата одержимым, а сам он кто? Оба брата действовали, подхлестываемые ненавистью друг к другу.

Вздохнув, Марион направилась в ванную комнату, где они были накануне. Там опять все блестело, ни пятнышка. Андрос убрал брошенные ими полотенца. Сама ванна сверкала чистотой. Нет, все-таки он поразительный человек.

Так как в двери не было замка, она сдвинула кресло, чтобы перегородить вход и заблокировать ручку двери. Это не помешало бы Андросу, если бы он решил войти, но баррикада по меньшей мере задержала бы его, и Марион была бы предупреждена. Она повесила свой белый халат, открыла душ, шагнула под его струи, торопливо вымылась.

Затем, вытершись насухо, она поспешила одеться. Так будет спокойнее. Бюстгальтер, трусики, комбинацию она нашла, как и обещал Андрос, на сушилке. Затем через голову натянула белый хлопковый свитер.

Рукава слишком длинны, их пришлось закатать. Но за платье свитер вполне может сойти. Марион посмотрела в зеркало: она выглядела слишком сексуально в этом наряде, облегавшем ее небольшую высокую грудь и стройные бедра. Впрочем, Андрос не предоставил ей выбора. Натянуть снова вечернее шифоновое платье было бы нелепо. Придется обойтись тем, что есть.

Вздохнув, она отыскала щетку для волос среди туалетных принадлежностей на полках ванной комнаты и принялась не спеша расчесывать свои короткие белокурые волосы. Жаль, она не обнаружила никакой косметики. Ее лицо порозовело после купания. Марион показалось, что она выглядит как школьница. Но ничего, мистер Янаки, вы забудете об этом впечатлении, когда обратите внимание, как сидит свитер, подумала она, скривив губы в усмешке.

Выходя из ванной, она столкнулась нос к носу с Андросом. Тот успел удержать ее обеими руками за плечи.

— Так-так… — пробормотал он, медленно оглядев свою гостью. — Тебе идет этот наряд — ты всегда должна носить мою одежду.

Покраснев, она попыталась сменить тему разговора.

— Я умираю с голоду. Ты, кажется, что-то говорил о завтраке?

Он засмеялся, в его темных глазах ее смущение зажгло насмешливый огонек.

— Да, ты можешь помочь мне его приготовить.

Вчера вечером Марион не успела рассмотреть нижний этаж дома, но теперь с любопытством обошла холл. Белые стены, полы из белого мрамора с зеленоватыми прожилками. Особое внимание Марион привлекли картины — огромных размеров морские пейзажи. В них преобладали белые, голубые и зеленые тона: много света и воздуха. По обеим сторонам холла несколько дверей вели в другие помещения. Марион успела заметить блеск полов, мягкий отсвет дубовой мебели, стены, окрашенные в мягкие пастельные тона.

— Когда ты будешь радировать на яхту? — спросила она, поймав на себе взгляд Андроса.

— Сразу после завтрака.

Он распахнул дверь, и перед ними открылась кухня, просторная, полная солнечного света. К этому времени шторм улегся. Из окна был виден большой, заросший дикими цветами сад.

— Шторм был сильный, да? — вполголоса спросила Марион, и Андрос кивнул.

— Не хотел бы я вчера быть в море. Надеюсь, капитан яхты Георгиеса успел укрыться от бури в бухте. Мы сможем увидеть яхту с мыса, куда съездим потом на машине. Дорога очень трудная. Впрочем, на «лендровере» мы доберемся туда без проблем.

Андрос поставил на огонь кофе.

— Ты не займешься пока омлетом?

Марион кивнула, растопила на сковороде небольшой кусок масла и разбила несколько яиц. Тем временем Андрос приготовил апельсиновый сок, нарезал пышный высокий хлеб и накрыл стол скатертью. Когда омлет был уже почти готов, он достал из холодильника банку с грибами, очищенными и готовыми для жарки. Поставил на плиту еще одну сковороду и, стоя рядом с Марион, начал быстро поджаривать грибы вместе с тонко нарезанными помидорами.

Они сели завтракать перед окном, выходящим в сад. Кофе был такой же крепкий, как вечером, и такой же вкусный.

Андрос откинулся в кресле и прикрыл глаза. Он выглядел довольным.

— Это — самый лучший мой завтрак за последние годы.

— Да? — удивилась Марион. Она почувствовала, что быстро возвращается к жизни. — Это рыбак привозит тебе еду?

— Не только. Кое-что я привожу с собой на яхте. А грибы собираю сам.

Она еще больше удивилась.

— Собираешь? Здесь?

— Да. Некоторые растут прямо за домом под соснами. Многие грибы любят песчаную почву сосновых лесов, ты знала это?

— Ты разбираешься в грибах? Я имею в виду… Ты уверен, что эти грибы съедобные?

Он улыбнулся.

— Не беспокойся. Конечно, надо твердо знать, какие можно спокойно есть, а какие — нет. Иначе легко ошибиться и сорвать ядовитый гриб, который выглядит совершенно так же, как съедобный. Но у меня есть книга с иллюстрациями, где очень ясно показана разница. Я каждый раз сверяюсь с ней, когда у меня возникают сомнения.

— Надеюсь, у тебя не было сомнений относительно тех, что мы ели сегодня, — заявила Марион, засмеявшись.

Андрос повернул к ней черноволосую голову и слегка улыбнулся.

— Скажи мне сразу, если почувствуешь себя плохо. Если начнется тошнота и перед глазами потемнеет.

— Это симптомы отравления грибами? — обеспокоенно спросила она.

— Да, это симптомы, только вот чего? — поддразнил ее Андрос.

Марион состроила ему гримасу.

— О-очень смешно. Ты свяжешься наконец с яхтой? Джозеф, может быть, в этот момент уже барабанит кулаками в дверь моей каюты.

Он пожал плечами, нимало не озабоченный такой возможностью.

— Зная своего племянника, очень сомневаюсь в этом. Он не из тех, кто рано встает. Думаю, они подождут до девяти со стуком в твою каюту. Поэтому давай сначала уберем со стола и загрузим посудомойку. — Андрос встал и принялся собирать грязную посуду. — У меня здесь все, что сберегает затраты живого труда. И к тому же — лучший из возможных электрогенераторов, чтобы питать эту технику энергией. Я пытаюсь не зависеть от окружающего мира.

— Так вот почему тебе никто не нужен, — спокойно заметила Марион, поднимаясь из-за стола.

Андрос бросил на нее быстрый, внимательный взгляд.

— Я уже говорил тебе, есть люди, приезжающие сюда для уборки дома и ухода за скотом.

— Но ты не нуждаешься в общении с людьми, — сказала Марион. — Ты — сам по себе, довольствуешься собственной компанией. По этой причине у тебя яхта, которой можно управлять без посторонней помощи, а для отдыха — вилла на необитаемом острове. Ты предпочитаешь одиночество. Ты, в сущности, не любишь людей и избегаешь их.

Андрос всматривался в ее лицо, прищурившись.

— А ты не против иногда выступать в роли любителя-психолога.

В этот момент Марион закладывала тарелки и чашки в посудомоечную машину. Выпрямившись, она невозмутимо пожала плечами.

— Просто делаю умозаключения.

— Ошибочные умозаключения, Марион, — сухо заметил Андрос. — Да, это правда, что я люблю одиночество, но из этого отнюдь не следует, будто я не люблю других людей. У меня много друзей, не говоря о коллегах, которые мне симпатичны и которым я доверяю. Но если ты намекаешь на мои отношения со сводным братом, то тут не тот случай. Я не люблю его и не доверяю ему и имею на то веские основания, как тебе хорошо известно. Он ненавидел меня со дня моего рождения. Он желал оставаться единственным наследником отца. Его выводил из себя сам факт моего существования. Он возненавидел и мою мать и превратил ее жизнь в кошмар. Когда он узнал, что отец оставил мне этот остров и несколько судов, то пришел в такое бешенство, что, казалось, готов был убить меня. Его мучила зависть. Для меня это не было тайной. Я всегда был начеку. Впрочем, в бизнесе приходится рисковать, если хочешь преуспеть. Я должен был занимать крупные суммы денег, чтобы создать свою компанию. Но откуда мне было знать, что смерть Ираклия наступит так скоро и так неожиданно и тем самым значительно ослабит мои позиции? Затем мне в ряде случаев просто не повезло. Сначала повысили банковский процент. Потом упала деловая активность. Вскоре после этого затонул один из моих паромов. Правда, все было бы ничего, если бы не умер Ираклий. Это оказалось для меня сокрушительным ударом.

В его темных глазах Марион прочитала страдание.

— Ты по-настоящему любил его, — заключила она, и Андрос мрачно посмотрел на нее в ответ.

— Он был мне близким другом, фактически вторым отцом. Он верил мне, и я доверял ему безгранично. Таких, как Ираклий, немного. Не сомневаюсь, мне никогда больше не повстречать человека, похожего на него.

Марион задумчиво посмотрела на Андроса.

— Если Георгиес купит остров на аукционе, как ты воспримешь это?

Андрос сверкнул глазами, издав звук, похожий на рычание.

— Как, по-твоему, я могу воспринять такую катастрофу?

Марион вздрогнула и испуганно посмотрела на него.

— Ты будешь вне себя, — шепнула она, и тогда Андрос засмеялся, но смех был злой.

— Ты до мозга костей англичанка, Марион. Сильные эмоции пугают тебя, да? Тебе хотелось бы, чтобы чувства у людей были милые, утонченные, благонравные. Ты — как корабль, который никогда не выходит в плавание, потому что возможен встречный сильный ветер или подводный риф на пути. Но тебе никогда не приходило в голову, что при всей надежности стоянки в твоей крошечной, хоть и удобной бухте ты не сумеешь пережить счастья, ничем не рискуя?

— Конечно, но зато я не погибну в волнах, — ответила она внезапно упавшим голосом.

— Ты — трусливая натура, — буркнул он, скривив рот.

Марион вздернула подбородок. В золотисто-карих глазах появилась решимость.

— Теперь уже нет. Я сказала тебе, что готова противостоять отцу.

— А жизни? Сможешь ли ты постоять за себя? Вот в чем я сомневаюсь. — Губы Андроса сложились в злую усмешку. — Я не представляю себе, как ты оставляешь свою тихую гавань и выходишь в бурное открытое море. А для тебя такая перспектива реальна?

Марион вспомнила огромные зеленовато-черные волны, сквозь которые ей пришлось пробиваться вчера вечером, свои отчаянные попытки плыть против мощного течения, отбрасывающего назад, весь ужас минуты, когда она поняла, что утонет. Она побледнела.

Андрос пристально смотрел на нее. Его глаза словно гипнотизировали. Марион ощущала силу его воли. Ее тело обмякло, она задрожала.

Он сделал шаг к ней, и сердце Марион екнуло.

— Не прикасайся ко мне! — закричала она.

— Почему? Ведь ты этого хочешь, мы оба этого хотим! — заговорил Андрос охрипшим голосом. Он протянул руку и положил ладонь ей на затылок. Марион почувствовала тепло и силу, исходившие от его пальцев. — С первой минуты, как я тебя увидел, я понял, что жажду тебя.

Марион хотелось сказать, что она испытала то же самое и в тот же миг, но вместо этого произнесла:

— Для тебя наша встреча не так уж много значила! Ты забыл о моем существовании.

Его глаза вспыхнули, черты лица исказились, стали жесткими.

— Это неправда! Я никогда не забывал тебя, но я дал слово твоему отцу.

Марион замерла с недоверчивым выражением на лице.

— Какое слово? Что ты имеешь в виду?

— Той ночью на Корфу после нашего возвращения с острова Паки он сказал мне, что ты слишком юна, чтобы отвечать за свои поступки. Ему, мол, не хочется, чтобы ты имела даже романтические отношения с кем-либо. Он, дескать, не желает, чтобы ты отвлекалась от учебы. Тебе следует поступить в университет и получить ученую степень. Он заявил, что ни он, ни твоя мать не позволят мне видеться с тобой. По его словам, твоя мать — сторонница того, чтобы женщины сами делали свою карьеру в жизни. И она, мол, против ранних браков.

— Это правда. Мама действительно так считает, — подтвердила Марион. — Она даже более ярая сторонница этого взгляда, чем отец. По-моему, отец стал подумывать о высшем образовании для меня по настоянию матери.

— Словом, он убедил меня. Я не хотел чувствовать себя виноватым в том, что ты отказалась бы от шанса попасть в университет: образование слишком важная вещь. Твой отец сумел хорошо повести дело, напомнив, что мы только что познакомились, что один день — чересчур короткий срок, чтобы оба мы смогли утвердиться в своих чувствах, и с моей стороны было бы неблагородно пытаться завладеть тобой, пока ты еще не стала взрослым человеком, не имела возможности оглядеться вокруг, понять себя.

Марион внимательно слушала. О чем он говорит? О том, что его влекло к ней так же, как ее к нему?

— Твой отец взял с меня слово, что я не буду искать встреч с тобой, — сказал Андрос напрямую. — По крайней мере пока ты не окончишь университет.

Марион была потрясена.

— Он никогда не говорил мне об этом!

Ее охватил неописуемый гнев, когда она поняла, что сотворил с ней ее отец.

Лицо Андроса стало печальным.

— Твой отец неплохой психолог. Он изучил меня настолько, что был убежден: я послушаюсь его и оставлю тебя в покое, пока ты не достигнешь по меньшей мере двадцати одного года. Но я всегда спрашивал о тебе, поскольку мы часто видимся с ним на заседаниях совета директоров. Он отвечал, что ты серьезно увлеклась учением, и хотя у тебя много знакомств, никто не занял в твоей жизни особого места.

Покрывшись румянцем, Марион пробормотала:

— Он говорил правду: у меня не было такого человека.

Андрос впился в нее острым взглядом.

— Даже Джозеф не завоевал твоего сердца? Твой отец много месяцев назад известил меня, что ты выходишь замуж за Джозефа.

Она встрепенулась.

— Много месяцев назад?

— Где-то в мае. Мы встретились на заседании совета, и я спросил, будешь ли ты, как обычно, проводить лето у него. Вот тогда он и сказал мне, что ты собираешься замуж за Джозефа.

Марион, медленно, четко выговаривая каждое слово, произнесла:

— Впервые я повстречала Джо только этим летом в Монако. Мы обручились в самом конце моего отпуска.

Марион и Андрос пристально смотрели друг на друга. Он сказал что-то по-гречески. Дыхание его перехватило. Она не разобрала слова, но звучало это, как ругательство.

— Он лгал тебе. — Она говорила даже с некоторым недоверием: настолько чудовищна, невероятна была ложь.

— Да, — сквозь зубы процедил Андрос. — Он решил во что бы то ни стало помешать нам встретиться.

— Ему хорошо известно, что я не забыла тебя, — призналась Марион, оглядываясь на прошедшие пять лет, и ее глаза потемнели. — Как он мог поступать таким образом?! — воскликнула она возмущенно. — Но зачем? Зачем умышленно лгать? Навязывать мне Джозефа, зная, что я…

Марион оборвала фразу, и Андрос метнул на нее вопросительный взгляд.

— Зная, что ты?.. Что он знал, Марион? — прошептал Андрос. Она залилась краской. Андрос придвинулся ближе, погладил ее загоревшиеся щеки кончиками пальцев. — Я ведь не обманывался пять лет назад, верно? Ты тоже была захвачена тем же чувством, и мне кажется, твой отец понял нас сразу.

— Но как он мог? — взорвалась Марион, голос ее задрожал. — Как он смел так поступить со мной?

— Он ненавидит меня, — сухо заметил Андрос. — Точно не знаю за что. Я никогда не причинял ему вреда и не вижу ни одной причины для такой неприязни.

Неуверенно Марион высказала догадку:

— Он утверждает, что у тебя дурная репутация, что в твоей жизни было множество женщин, что ты изрядный повеса…

Андрос зло засмеялся.

— Повеса? У твоего родителя устаревший словарный запас. Я не герой эротического фильма пятидесятых годов! Куда мне! Я слишком много работаю по тем понятиям. Но не отрицаю: я люблю женщин. Ухаживал за многими, но никогда ничего серьезного у меня с ними не было. Ни одна из них не отвечала моему идеалу.

Тело Марион трепетало надеждой, страстью, нежностью. Но еще одно воспоминание омрачило ее.

— Отец мне сообщил также, что ты собираешься жениться на дочери Ираклия Кера.

Андрос с возмущением взглянул на Марион и поморщился.

— Да… На этот раз он не лгал. Официально мы не были помолвлены, но мы встречались довольно часто тогда, и я начинал думать: может быть, Олимпия та самая… единственная…

Он умолк, пожав плечами, а сердце Марион пронзила острая стрела ревности. Были ли они любовниками? Не из-за этого ли Олимпия поступила так безжалостно, продав свои акции Георгиесу?

Андрос продолжил:

— Но когда я вернулся с Корфу, я порвал с ней. Разумеется, я обязан был дать объяснения.

Лицо Андроса оставалось мрачным.

— Олимпия приняла все близко к сердцу. Не могу осуждать ее за это. Она прекрасно знала, что я подумывал о женитьбе на ней, хотя ничего и не было сказано. Ее отец желал этого, а я его боготворил. Если бы я не встретил тебя, то, вероятно, женился бы на ней, и мы оба мучились бы, пока однажды не догадались, что совершили ошибку. Я был очень рад, когда Олимпия встретила своего австралийца, — я сразу понял, что с ним она будет счастлива.

— Но она пошла дальше и продала свои акции твоему брату, — спокойно заметила Марион. — Если она счастлива, то зачем ей нужно разрушать дело твоей жизни?

Андрос немного помолчал. Лицо его оставалось бесстрастным. Печальным голосом он произнес:

— Я причинил Олимпии боль, ей незнакомо свойство забывать однажды нанесенные обиды. Да, она вступила в счастливый брак с другим мужчиной, но это не убавило ее решимости отомстить мне за удар, который я ей нанес пять лет назад.

— Интересно, как она чувствует себя теперь, — подумала вслух Марион, — когда думает о том, что устроила тебе?

Андрос издал короткий смешок.

— Довольна, вне сомнений, ведь она расплатилась со мной. Олимпия — жестокая женщина. — Он посмотрел на Марион насмешливо и в то же время нежно. — Не чета тебе.

— Мне не хотелось бы быть такой жестокой, — возразила она. — Я бы опротивела себе самой.

— Я бы тоже этого не хотел, — сказал Андрос, улыбаясь. Потом добавил серьезно: — Чего я в самом деле не могу понять, так это причины неизменной неприязни Бреннона ко мне.

Марион вздохнула.

— Думаю, он всегда стремился стать большим воротилой, по-настоящему разбогатеть, но, в сущности, это ему так и не удалось. Ты же сумел в короткий срок добиться успеха и создал себе имя, и мой отец не может простить тебе этого.

Андрос заключил ее в объятия и притянул к себе. Она спрятала лицо у него на груди, ощущая, как его тепло проникает в ее тело, как его сила придает ей чувство безопасности.

Где-то в глубине дома пробили часы, и глаза Марион испуганно раскрылись.

— Уже девять! А мы собирались связаться с яхтой к этому времени…

Андрос выпустил ее из объятий, слегка смутившись.

— Да, полагаю, пора дать им знать, что ты в безопасности, хотя они не заслуживают, чтобы мы о них беспокоились.

Андрос придвинул стул к радиопередатчику и начал работать.

— Я передаю в эфир свои позывные, — объяснил он, но умолк, услышав из усилителя встревоженный голос, говорящий по-гречески.

Марион не понимала, о чем идет речь, и не сводила глаз с Андроса, беспокойно прислушиваясь к его ответам.

Выражение его лица изменилось. Он нахмурился и побледнел. Его голос звучал мрачно, тревожно. Он заговорил тоже по-гречески, быстро, отрывисто, неразборчиво.

Разговор по радио закончился. Андрос отключился. С минуту он посидел, низко опустив голову.

— Что случилось? — не выдержала Марион. Ее одолевали дурные предчувствия.

— К сожалению… Боюсь, у меня для тебя плохие новости. Мне нелегко говорить об этом. С яхты, по-видимому, пытались связаться со мной какое-то время. В восемь утра твой отец постучался в твою каюту. Не получив ответа, он вошел и обнаружил, что тебя нет, и постель твоя не тронута. Он поднял тревогу, обыскали всю яхту, но, конечно, никаких следов твоего присутствия не нашли. Тогда возникло подозрение, что тебя, должно быть, смыло за борт во время шторма. Когда капитан сказал об этом твоему отцу, с ним случился удар.