Незабытые чувства

11 глава

Я нервно стучу пальцем по кожаной обивке руля, находясь на парковке спортивной школы, где сегодня будет сниматься материал для нашего фонда, и наблюдаю за Шипиевой, то есть уже Ковалёвой. Алёна с кем-то говорит по телефону, стоя возле своей машины.

Из головы не идет вчерашняя встреча в парке. После которой меня еще долго потряхивало. Мысли возникали одна хуже другой, и руки сами собой в кулаки сжимались. Особенно после изучения всех бумаг, которые я запросил у Беляева. А что, если ребенок действительно Алёны? Ну если допустить это, она поэтому тогда ушла от меня? Залетела от Слуцкого? Узнала о беременности и закончила наши отношения? Таким вот отвратительным способом? Сколько мы от силы провели времени вместе? Месяц, полтора? Да ну, бред… Алёна бы сказала как есть, объяснила причину. И почему Гончаров ни разу не обозначил никак, что у нее есть ребенок? Зачем говорил, что у Шипиевой всё хорошо, что Алёна ждет любовника с зоны? Шипиева, может, и ждет, а Ковалёва? Брехливая ты сука, Костя, оказывается, да? На два фронта вел работу? Заеду к тебе вечером на пару вопросов.

Алёна замечает меня и выразительно хмурится, не отводя глаз от лобового стекла, а потом возвращает лицу невозмутимый вид. Как вчера в парке. Жаль, ларька со сладостями поблизости нигде нет, сбегал бы за сладкой ватой. Может, Алёна и мне тогда безмятежно улыбнулась бы, как тем детям и Нейману? Особенно Нейману… Неужели моя злость на всех ее хахалей будет распространяться? Любого, кто ошивается рядом, стер бы в порошок. Сука, а ведь ничего с годами не меняется. Лучше бы не прилетал, честное слово. Правильно говорят: с глаз долой, из сердца вон.

Завершив разговор, Алёна ставит машину на сигнализацию. Я выхожу из своей и преграждаю ей путь, думая о том, что совершаю ошибку. Непоправимую. Чуйка ведь никогда не подводила. Она что в первый раз, что сейчас настаивает?: «Не напирай, Ян. Оставь всё как есть». Но когда я слушал? Да и как рядом с такой держать себя в руках, когда все чувства обостряются, стоит лишь увидеть бледное лицо и копну черных волос? Наркотик в чистом виде.

– Привет. Буду вести твой проект вместе с Беловым, ты не против? – в лоб спрашиваю я, наблюдая за реакцией Алёны. – Точнее, вместо него, – поправляю себя, прищуривая глаза.

– Не советую, – парирует язва, возвращая мне мои же слова и добавляет: – Пожалеешь, Ян.

Красочные варианты того, что хотелось бы сделать, чтобы это «Пожалеешь» обоим стоило потраченных нервов, проносятся в голове и отдают в пах. Помешательство, ей-богу. Ну что в этой стерве такого необычного? Почему именно она?

– Янис.

– Что? – Алёна непонимающе смотрит мне в лицо.

– Артурович. Будешь так ко мне теперь обращаться, – произношу со сталью в голосе, напуская на себя серьезный вид. – Я же снова главный, так, Алёна?

В черных глазах на доли секунд проносится паника.

– Я не знаю, что ты задумал, но не нужно. Янис. Артурович. Ты, кажется, стал семейным человеком? Зачем портить себе репутацию, правда? – предостерегает Шипиева.

– Не переживай за мою репутацию. Мне на нее плевать, а тебе и подавно должно быть, да? – нагло подмигиваю я и делаю шаг вперед. – Но, если что, на дно вместе пойдем. За собой утащу. Все равно терять большое нечего.

Мы играем словами в пинг-понг. Но это почему-то не раздражает, а заводит. Очень сильно заводит. Бывших наркоманов не бывает, увы.

– Мне – да, а вот тебе есть что терять.

– Это не тебе решать, с чем я готов расстаться, а с чем нет.

Алёна заметно напрягается. Гордо вскидывает подбородок. Ехидничать больше не возникает желания? Не пойму, приятно ли мне осознавать, что она меня боится. Или вовсе не меня? Может, ее тоже ни от кого так не вставляло за все эти годы? Какие-то эмоции улеглись, да, но от физиологии не убежать. Я по-прежнему хочу Алёну. А она меня?

– Зачем тебе это? – тихо спрашивает Шипиева-Ковалёва.

Хороший вопрос. Но мой ответ Алёне не понравится. Он даже мне не нравится. Едва сдерживаюсь, чтобы не сделать еще шаг навстречу, желая проявить твердые знаки внимания со своей стороны, которые давят на ширинку. От одной мысли, что я знаю, что скрывается под этой строгой одеждой и какой Алёна может быть отзывчивой и сексуальной, какие у нее длинные и стройные ноги, на одной из которых есть татуировка, по телу опять бегут мурашки, а кожу обдает жаром. Сука-а…

– Мне не нравится, как ты на меня смотришь, – смущается Алёна. – К тому же если та девушка и ребенок твои…

– Не мои, – резко обрываю я.

Пробегаюсь оценивающим взглядом по белой блузке и идеально сидящей на стройных бедрах юбке. Если пацан Алёны, то она совсем не изменилась после родов. Но почему-то мне не верится, что она теперь мама. Это не укладывается в голове. Даже на уровне ощущений. Но даже если так, то почему мои источники утверждали об обратном? В чем подвох, Костя?

– Рик мой племянник, – поясняю я. – С Вероникой ты уже знакома. А у тебя?

– Что у меня?

– Черный пацаненок с гипсом на руке.

Повисает долгая пауза. Алёна не торопится с ответом. Хотя что такого сложного я спросил? Но она начинает сильно нервничать, кусает губы, в глазах снова появляется паника.

– Твой или Ласки? – напираю я. – Очень на тебя похож. Сколько ему? Три?

– Да, почти три, – помедлив, отвечает Алёна, взяв себя в руки.

Неужели мои догадки верны? Вот так поворот.

– Твой или Настин? – повторяю вопрос, который со вчерашнего дня не дает мне покоя.

– А если мой?

– От него родила?

Снова повисает пауза, и смятения на красивом лице становится еще больше. Маска холодности вот-вот окончательно слетит. Челюсти Алёны плотно сжимаются.

– Пацан Слуцкого? – Еще немного, и я выйду из себя.

– Это имеет какое-то значение?

– Имеет.

– А мне кажется, что нет.

– Нет? – завожусь я. – Почему правду было не сказать? Зачем так отвратительно расставаться, причинять боль другому человеку? Я бы в любом случае тебя отпустил, Алёна. По-хорошему к тебе тогда ведь отнесся. Со всей душой. А ты рассталась со мной, как сука, узнав, что от него забеременела? – выливаю на нее свои догадки.

Мои слова летят в цель. Ледяная броня слетает с хладнокровного лица. Глаза Алёны расширяются, и от ее невозмутимости не остается и следа. Не такая стерва, какую из себя строишь, да?

Но я и сам сейчас новый удар под дых получил, сложив пазлы в своей голове, когда увидел ее реакцию.

– Надеюсь, после этой новости тащить на дно не возникнет желания? У меня ребенок на руках.

Как такового подтверждения или опровержения своих слов я не слышу.

– Ну почему же, – хочу «дожать» Алёну. – Наш общий знакомый из тюрьмы вряд ли выйдет. Мы оба это прекрасно понимаем. Ты поэтому и сменила фамилию? Тебя прессовали из-за его долгов и проблем? Или в чем причина? А салон случайно не Гончарову продала? Как-то я просил Костю узнать, как у тебя дела. Справки он навел, но про то, что ты стала мамой, и слова не было озвучено. С документами Белова я тоже вчера ознакомился. Суммы по трем ранее открытым секциям внушительные прошли. Мне дальше-то копать? Может, еще что интересное всплывет? Или сама расскажешь?

Алёна делает шаг в сторону, но я не даю ей пройти, опять преграждая путь.

– Нечего мне тебе рассказывать. В моей жизни всё замечательно, меня никто не прессовал и не прессует. Гончаров помог с продажей салона. Это я попросила его ничего не говорить, если ты вдруг когда-нибудь обо мне спросишь. Про своих детей, мужей и любовников я не обязана ни перед кем отчитываться. Занимаюсь любимым делом, воспитываю ребенка и не лезу в чужую жизнь. Чего и тебе желаю. Со следующего месяца с людьми из вашего фонда, в том числе и с тобой, будет работать моя помощница. Всего доброго.

– Доброго? – Я останавливаю Алёну, беря за локоть. – По-твоему, так оно выглядит? А мне казалось, иначе.

– Мне больно, Янис Артурович, – с выражением говорит Алёна и переводит глаза на руку, которой я сжимаю ее кожу.

Отпускаю Шипиеву. Или Ковалёву. Никак не могу привыкнуть к ее новой фамилии. Провожаю Алёну долгим взглядом. Нет, в голове не укладывается, что она мама мальчика. Действительно родила от этой мрази ребенка?

Тру ладонью подбородок и лезу в карман брюк за телефоном. Гончаров вне зоны доступа сети. Его секретарша говорит, что у Константина Сергеевича срочное совещание. Совещайся, Костя, а я как раз тут порешаю дела и подъеду к тебе на несколько вопросов. Ты охренеешь от полета моих мыслей.

Встретив на парковке Белова с журналисткой, вместе с ними захожу в спортивную школу. Я листаю план, по которому будет сниматься материал для телевидения, и, расположившись на скамейке, делаю пометки в голове, на какие даты внести изменения в распорядок дня.

Помощница твоя будет заниматься проектом, Алёна, да? Помечтай. Сегодня же юристы внесут один ключевой пунктик в договор, и считай, у тебя эксклюзивные условия и больше нет права голоса. Всё для тебя, красавица.

– Вот этот кусок видео хочу, чтобы отсняли и добавили для эфира, – говорю я, открывая галерею в телефоне, и показываю Гумшиной, что именно хочу видеть.

Ее брови удивленно ползут вверх.

– Красиво. Но зачем? – недоумевает Варвара.

– Мы же финансируем эти секции? – отвечаю вопросом на вопрос. – Значит, наше желание – закон.

В данном случае – мое. Давно хотел посмотреть вживую, как Алёна кружится на катке. Поворачиваю голову и, заметив Шипиеву-Ковалёву на льду в компании детей, отвлекаюсь и не свожу с нее глаз. Красивая. Стройная. Притягательная. Наркотик, одним словом.

– Хорошо, – задумчиво тянет Гумшина и тоже переводит взгляд на Алёну. – Может, вы и правы, Янис Артурович. Девушка славная. Смотреться будет эффектно в кадре. К тому же бывшая фигуристка. Я сейчас к ней подойду. Как раз и отснимем, пока она на льду с детьми. Да?

– Да.

«Попытайте счастья, Варвара», – усмехаюсь мысленно. Шипиева из принципа ничего такого делать не станет.

Однако, к моему удивлению, Алёна соглашается. Мастерски выполняет все, о чем я просил Гумшину, но напоследок награждает меня таким взглядом, что ощущаю себя конченым мудаком. Особенно когда Шипиева уходит с катка, держась рукой за живот и прихрамывая на правую ногу.