Незабываемые ночи

Глава 12

Мак заблаговременно подготовил холсты и рамки. Он хотел быть готов к приходу Изабеллы, чтобы у нее не осталось времени передумать.

Если она вообще придет. За ужином Изабелла не разговаривала с ним лично, хотя и не обходила его присутствие ледяным молчанием, как это было в Донкастере. Она болтала с Бет, обменивалась репликами с Хартом, втянула в разговор Йена.

Мак наблюдал за Йеном, поражаясь произошедшим с ним переменам. Его младший брат, человек с израненной душой, который раньше мог надолго уйти в себя, никого не замечая вокруг, теперь был разговорчив, конечно, по сравнению с прежним Йеном, и всякий раз, когда он смотрел на свою жену, на его губах блуждала улыбка.

Правда, Йен все еще неловко чувствовал себя, когда встречался взглядом с кем-то, кроме Бет, и ловил каждое ее слово, глядя на ее губы, как будто ему нравилась их форма. Но теперь ему лучше, чем прежде, удавалось следить за нитью разговора других людей. Никакой отстраненности, никаких внезапных приступов раздражения. Он смотрел на Бет с явной любовью. И это Йен, которому всегда было непросто выразить словами свои мысли. Бет словно возродила Йена к жизни, и Мак всегда будет благодарен ей за это.

Йен заметил, что Мак смотрит на него, и наградил его торжествующим взглядом. Какая дерзость! Братья много лет пытались пробудить в Йене энергию жизни, а две женщины открыли для него мир: Изабелла — сестринской любовью, а Бет — любовью жены.

После ужина Мак отправился в студию, чтобы подготовиться к завтрашнему утру. Он урвал несколько часов сна на диване, который поставил там, потом встал задолго до прихода Изабеллы, надел свой традиционный килт, башмаки и платок, чтобы не испачкать краской волосы.

Когда точно в девять Изабелла открыла дверь, Мак стоял, склонившись над столом, и смешивал краски. Он не оглянулся, когда она вошла. Послышался шорох шелковой ткани, и у Мака задрожали руки.

— Боже мой, здесь и правда тепло, — изумленно сказала Изабелла. — Я надела теплый халат, но ты, похоже, затопил камин.

— Это Беллами. — Мак, не поднимая глаз, решительно продолжал смешивать краски. — Мы же не можем загубить ее светлость, правда? Запри дверь, любовь моя, если не хочешь, чтобы кто-нибудь из членов семьи случайно не наткнулся на тебя в костюме Евы.

Щелкнул замок. Зашелестел халат Изабеллы, пока она пересекала комнату.

— Мне сесть?

Мак продолжал смешивать краски, чтобы получить свой знаменитый оттенок желтого.

— Тогда я устроюсь поудобнее и буду ждать, когда ты будешь готов.

Мак резкими движениями водил мастихином[3] по палитре. Добавил немного зеленого, оказалось, слишком много. Проклятие. Пришлось начинать все сначала.

— Я сегодня утром чудесно покаталась верхом, — сказала Изабелла. — Отличная погода. Бодрящий воздух.

Немного кадмиевой желтой — будет то, что надо.

— Харт ездил со мной. Мы много разговаривали. Он спрашивал, как я отнесусь к тому, если он снова женится.

Мак напряженно работал всеми мышцами, пока размешивал до нужной консистенции большой объем краски. Тот, кто утверждает, что писать красками физически нетяжело, просто ничего не понимает в этом деле.

Мак, собравшись с силами, наконец повернулся.

Изабелла сидела на краю кушетки, как впервые выехавшая в свет девушка на своей первой чайной церемонии. Ноги она аккуратно поставила на пол, руки положила на колени. Рыжие волосы были собраны в простой узел, из которого выбилось несколько прядей. На ней был широкий халат, но шелк льнул к обнаженному телу, а из открытого ворота скромно выглядывала мягкая округлость груди. О Боже!

Кушетку без спинки Мак поставил перед занавесом из темно-красной парчи. Кушетка имела конструкцию канапе: один конец был приподнят, так что леди могла откинуться назад, полулежать или полусидеть. Кушетку украшали драпировка из белого шелка и гора золотистых подушек. Рядом на столике стоял кувшин с яркими желтыми розами. Некоторые бутоны уже поникли.

— Ложись. — Мак резко вздохнул и заставил себя отвернуться. — И прикрой живот белой тканью. Через минуту я начну.

Такие же рекомендации он приказным голосом отдавал многим натурщицам, не испытывая при этом никаких чувств, когда они выскальзывали из своей одежды и эффектно устраивались там, где он предлагал. Для Мака натурщицы представляли интерес лишь с точки зрения формы и колорита. Они терпеливо держали предложенную художником позу, не разговаривая, не хныкая и не пытаясь флиртовать с ним.

Мак взял кисть и подошел к мольберту, не отрывая взгляда от холста. Краем глаза он увидел, как Изабелла развязывает пояс халата, и услышал громкий стук собственного сердца.

«Но я ведь и раньше писал ее. Это всего лишь картина, и больше ничего».

— Вот так? — услышат он ее голос.

Ему надо посмотреть на нее. Как он, интересно, собирается писать, не глядя на нее?

Мак посмотрел в ее сторону и едва сдержал стон.

Изабелла лежала, опираясь на один локоть, вполоборота к нему, прикрыв живот струящейся белой тканью, оставив на виду нежные груди с темными сосками и ярко-рыжий треугольник волос между ног. Когда они поженились, Изабелле было восемнадцать, ее груди, были высокими и упругими, как два персика. Спустя шесть с половиной лет грудь стала полнее, бедра округлились, женственные изгибы тела заменили угловатость фигуры молоденькой девушки. Она была так прекрасна, что Маку хотелось плакать.

— Мак? — Изабелла подняла руку и щелкнула пальцами. — Ты здесь, Мак?

— Задумался.

Мак заставил себя посмотреть на нее с беспристрастным лицом, как будто это была ваза с фруктами, которую он поставил для рисования. «Фрукты. Господи, помоги мне!»

— Это должна быть эротическая картина, а твоя поза слишком скучная и однообразная.

— Но мне мало что известно об эротических картинах.

— Представь, — Мак с трудом сохранял спокойный тон голоса, — что твой возлюбленный несколько раз овладел тобой и потом оставил одну.

— О Боже.

Изабелла села, поджав под себя ноги, и как будто стала что-то писать на коленке.

— Что, скажи, пожалуйста, ты делаешь? — уставился на нее Мак.

— Пишу прошение своему адвокату, указываю имя обольстителя и сумму, которую я ожидаю получить в возмещение ущерба.

— Восхитительно, любовь моя. — У Мака опять заколотилось сердце. — А теперь ложись. И раскинься небрежно.

— Раскинуться? — удивленно подняла брови Изабелла. — Как это — раскинуться?

— Ты хочешь сказать, что в академии мисс Прингл не учили этому искусству?

— Ни этому, ни тому, как надо выглядеть после того, как тебя обольстили, — ответила Изабелла. — Наверное, мне следует поговорить с мисс Прингл, чтобы она внесла изменения в программу обучения.

— Попробуй, — рассмеялся Мак. — И пожалуйста, позволь мне присутствовать при вашем разговоре.

— Я думаю, ты хотел сказать, что я должна выглядеть растрепанной.

Изабелла провела рукой по волосам, и из пучка выбилось несколько локонов, упавших на лицо.

Нет, она решила убить его. Они разговаривали легко, как будто на самом деле все это было не важно, но при этом оба нервничали. По крайней мере Мак. Изабелла, как всегда, казалась спокойной и невозмутимой.

— Не просто растрепанной. У тебя была ночь необычайно страстной любви.

— Мне придется воспользоваться собственным воображением. Я не уверена, что знаю, что это такое.

Коварная улыбка Изабеллы и озорной блеск глаз лишили Мака сдержанности. Он бросил кисть, обошел вокруг мольберта и остановился рядом с Изабеллой.

— Маленькая чертовка!

— Я пошутила, Мак. Думаю, у меня были страстные ночи.

— Ты, моя дорогая, находишься в опасной близости к…

Мак замолчал, не в состоянии завершить предложение.

— В опасной близости к чему, милорд? — улыбнулась Изабелла.

«К утру восхитительной страсти, — хотел сказать он. — Она ведь его жена, его второе «я». Так почему он должен себя сдерживать?»

— К щекотке, — закончил свое предложение Мак. — Тебя надо щекотать до тех пор, пока ты не перестанешь шутить над своим едва ковыляющим старым мужем.

— Я бы никогда не стала применять слова «едва ковыляющий» и «старый» в отношении тебя.

Изабелла окинула взглядом его тело сверху донизу, и Маку показалось, что его лижут языки пламени.

Ему было трудно дышать. Говорить. Думать. Он присел на край кушетки и поправил сбившуюся простыню у нее на животе.

— Я обещал завершить эти картины до Михайлова дня. А теперь раскинься, моя дорогая. Руки над головой, вот так, ноги вытяни вот так, простыню скомкай и отбрось в сторону.

Изабелла безмолвно позволила ему проделать все манипуляции с собственным телом. У Мака дрожали руки, как будто он был парализован.

— Если бы леди действительно спала после ночи страстной любви, — сказала Изабелла, — она бы завернулась в простыню, чтобы не замерзнуть. После того как согрела себя чашечкой чая.

— Ты в полном изнеможении. Еле-еле вообще проснулась. — Мак шлепнул ее по бедру. — Здесь подбери немножко.

— Что? Ты намекаешь, что я толстая, Мак Маккензи?

— Это слово никогда бы не сорвалось с моих губ, мой маленький ангел.

— Тогда, может, пухлая, а? Или даже тучная?

Маку хотелось сказать, как он обожает эти роскошные формы и ее тело, которое стало еще прекраснее с тех пор, как он видел его последний раз. На самом деле после ухода от него она немного похудела, Мак заметил, что она стала меньше есть, и его это тревожило.

Но Мак рисовал женщин с пятнадцатилетнего возраста и знал, как чувствительно относятся они к любому, даже кажущемуся изменению в объеме талии. Мудрый художник никогда не скажет об этом, если только не хочет лишиться работы. Мака всегда радовало, что Изабелла весьма трепетно относится к своему телу, но, даже подшучивая, как сейчас, он был не настолько глуп, чтобы признаться ей, что предпочитает ее округлые формы телам женщин, которые постоянно худеют и похожи на щепки.

— Любовь моя, у тебя самый изящный, какой только можно себе представить, зад, как говорят французы.

— Лгун. — Изабелла подцепила пальцем пояс его килта. — Снимай это.

— Что? — замер Мак. — Зачем?

— Ты увидел, какая я стала. Может, я тоже хочу увидеть, не стал ли твой зад со временем шире.

Она увидит лишь пугающую мощь его восставшей и увеличившейся в размерах плоти. И сможет повесить на нее свою шляпку со скачек в Сент-Леджере… О Господи, почему он подумал об этом?

— Ты уже видела меня в ванне у себя в доме в Лондоне, — пробормотал Мак. — А у тебя в гостиной я поднимал свой килт.

— И оба раза — мимолетный взгляд, и только. — Изабелла еще сильнее потянула за пояс килта. — Давай, Мак. Смена позиций — честная игра.

Мак решил, что удавит того, кто придумал эти слова. Он сделал глубокий вдох, расстегнул и отпустил килт, позволив шерстяной ткани упасть на пол.

— О, вот это да! — округлила глаза Изабелла.

Мак поставил одно колено на кушетку, завис над Изабеллой и наклонился к ее лицу.

— Неужели ты думала, что будешь лежать здесь в таком виде, не вызывая во мне никакой реакции? Да в таком состоянии я пребываю с тех пор, как ты примчалась в мой дом и наконец заговорила со мной после трех с половиной лет молчания.

— Но это было несколько недель назад. Наверное, это доставило тебе некоторые неудобства.

— Неудобства? Это было ужасно!

— Но ты отлично справился, — сверкнула глазами Изабелла.

— Я умираю, так хочу тебя. Мне удавалось сдерживать себя все эти годы, потому что ты требовала этого. Но больше сдерживать себя я не могу.

Изабелла проглотила ком в горле. Мак ждал, что она опять пошутит, оттолкнет его, посмеется над ним.

— Но сейчас ты со мной, — прошептала Изабелла, прикоснувшись к его лицу. — И дверь заперта.

— Черт, — прорычал Мак, — хотел бы я быть святым. Если бы я был святым, я смог бы уйти из комнаты даже с закрытой дверью.

— Если бы ты был святым, ты бы никогда не женился на мне, — тихо сказала Изабелла.

— Я сделал тебя несчастной?

— Ты спас меня от заурядного брака с заурядным человеком, который проводил бы дни в клубе, а ночи — с любовницей. Мне ничего не оставалось бы делать как покупать новые платья, устраивать чаепития и праздники.

— Но ты и так покупаешь новые платья, устраиваешь чайные церемонии и праздники.

— Я покупала платья, в которых, как я думала, тебе будет приятно видеть меня, — покачала головой Изабелла. — Чайные церемонии я устраивала для твоих друзей, они были и моими друзьями тоже. Я организовывала праздники, чтобы помочь людям, которым эта помощь нужна, потому что я хотела следовать твоему примеру, когда ты помогал бедным художникам.

— Я много раз оставлял тебя одну. Совсем как заурядный муж.

— Но не ради клуба или любовницы, что было бы невыносимо.

Изабелла нежно смотрела на него своими зелеными глазами. Мак коснулся губами ее ресниц, чувствуя, какие они пушистые и густые.

— Клубы — отвратительное место, — шептал он. — Игорные дома и кабаре — намного интереснее. Я бросал тебя на несколько недель, чтобы сбежать в Париж, Рим или Венецию. Все зависело от моего желания.

— Потому что ты считал, что мне необходимо побыть одной, подальше от тебя.

— Да, — выдавил Мак.

Изабелле было трудно жить замужем за ним — Мак видел это. Они спокойно жили вместе месяц-другой, потом ее взгляд становился напряженным, на лице появлялось обессиленное выражение. Они теряли самообладание, начинали ссориться по разным пустякам. Вскоре Мак понимал, что самым лучшим подарком от него Изабелле были бы мир и покой. Он собирал вещи и исчезал. Он писал ей из тех городов, где останавливался, из Рима, Парижа или Цюриха, рассказывал сплетни о друзьях и посылал почтовые открытки. Изабелла никогда не отвечала, но Мак вел кочевой образ жизни, поэтому это было не важно. Письмо вряд ли дошло бы до него.

Через несколько недель он возвращался, она встречала его радостной улыбкой, и все начиналось сначала. До наступления очередного кризиса в отношениях.

Мак посмотрел ей в глаза и понял, что Изабелла не верит, что на этот раз что-то будет по-другому. Если он мудрый и практичный человек, он выйдет сейчас из этой комнаты, давая понять, что готов к медленному развитию событий, готов обеспечить ей тихий, прочный, разумный брак, а не тот, который изобиловал взлетами и падениями.

Но Мак не был мудрым и практичным и уж точно не отличался благоразумием.

Он поцеловал Изабеллу.

Все его тело наполнилось жизнью. Он почувствовал, как бурлит кровь в жилах, как напрягаются мышцы, какие мягкие у Изабеллы губы.

— О Боже, какая ты сладкая. — Мак целовал ее губы, чувствуя на них вкус утреннего чая с сахаром. — Маленькая сладкая дебютантка, которую я выкрал под носом у ее отца.

Эта маленькая сладкая дебютантка обняла Мака за шею и потянула на кушетку, прямо на восхитительно обнаженное тело.

Почувствовав тяжесть тела собственного мужа, Изабелла издала тихий стон. От него пахло краской, его губы возбуждали ее, обещали, дразнили. Это было так давно, так давно.

— Изабелла, — прошептал Мак с потемневшими от страсти глазами.

Сейчас он был совсем другим Маком, не таким, как тогда в Донкастере, когда дразнил ее, пока она принимала ванну. Тогда, заигрывая с ней, он был одет и чувствовал себя хозяином ситуации. Теперь он целовал ее и был, как и Изабелла, обнажен, их тела прижимались друг к другу, и только смятая простыня служила барьером между ними. Сейчас они были мужем и женой.

— Просто поцелуй меня, Мак, — прошептала Изабелла.

— Но я не этого хочу.

— О Господи, — расширила глаза Изабелла, пытаясь сохранять беззаботный тон, — ты и правда ступил на путь воздержания.

— Нет, моя дорогая, я хочу тебя. — Улыбка Мака смогла бы растопить самое крепкое ледяное поле. — Я хочу любить тебя часами. Днями. Неделями. Только поцелуев мне мало.

— Ты уже говорил это раньше. — Изабелла коснулась пальцами рыжей щетины на подбородке. Сегодня утром он не брился. — Но тебе хочется всего и сразу. Разве нельзя просто принимать все так, как оно есть?

— Я очень близок к этому.

Изабелла рассмеялась, а Мак насупил брови.

— Не надо смеяться, Изабелла. Господи, какая ты красивая!

Изабелла рассмеялась еще громче. Мак встал и взял ее на руки.

— Эта кушетка такая неудобная.

Изабелла отметила, что он не попросил ее пойти вниз к нему или к ней в спальню. Она знала, что к тому времени, когда они оденутся и пойдут туда, разум может возобладать над чувствами.

А Изабелла не хотела этого. Пока не хотела.

Мак сел на кушетку и усадил Изабеллу к себе на колени. Удерживая ее в сильных руках, он целовал ей шею, грудь. Его волосы щекотали подбородок Изабеллы, и она поцеловала его в макушку, чувствуя, как в ее тело упирается напряженная плоть Мака.

Мак продолжал покрывать поцелуями ее тело, протиснув ей между бедер руку.

— О, ты готова, Изабелла, — широко улыбнулся он, коснувшись ее лона, — не сомневайся.

— Я знаю.

— Я, наверное, умру на месте, если не овладею тобой.

Изабелла развернулась и оседлала Мака, широко расставив на кушетке ноги.

— Не знаю, получится ли у меня, — забеспокоилась она. — Это было так давно.

— Такое не забывается, любовь моя.

Внезапная паника привела Изабеллу в полное смятение. Она думала, что преодолела это. Но Мак не прикасался к ней с тех пор, как она оттолкнула его после случившегося выкидыша. Почти четыре года назад. Он никогда не настаивал, никогда не уговаривал, но проходили месяц за месяцем, и Изабелла стала замечать раздражение в его глазах. Ей ужасно хотелось подойти к нему, успокоить и его, и себя, но страх не позволял ей сделать это.

— Если ты хочешь прекратить…

Мак не отпускал ее взгляд.

Какие великодушные слова. Изабелла понимала, что он едва сдерживает себя, но даже теперь ему не хотелось давить на нее. Он уйдет, если Изабелла хочет этого.

— Я не хочу останавливаться. — Изабелла обхватила руками его лицо и поцеловала Мака. Поцелуй был долгим и нежным. — Я хочу этого.

У Мака потемнели глаза, он вновь погрузил пальцы в ее горячее лоно.

— Ты готова?

Изабелла кивнула, она все еще волновалась. Мак, не отрываясь от ее губ, медленно, поддерживая ее за бедра, вошел в нее. Изабелла задохнулась, расширила глаза, почувствовав внутри его плоть. Такие необычные и одновременно такие знакомые ощущения.

— Ты такая тугая, — прошептал Мак. — Ну почему ты такая тугая?

— Потому что живу как монашка.

— А я живу как монах. Кажется, мы только что нарушили все наши клятвы.

Изабелла засмеялась, потом вздохнула и устроилась поудобнее. Совершенно никаких болезненных ощущений, плоть Мака без усилия проникла в ее тело. От радости и необыкновенной легкости Изабелла улыбнулась. Все замечательно.

Прошло так много времени с тех пор, как они были близки, но Изабелла в точности помнила свои ощущения в их самую первую ночь. Мак словно отпечатался на ней той далекой ночью, и ее тело никогда не забывало его.

Мак запустил руку в ее волосы, высвобождая их из узла, пока они не упали свободной волной ей на спину.

— Мое место здесь, — пробормотал он, нежно гладя ее тело, и Изабелла, качнув бедрами, начала двигаться.

Ощущение того, как восторженно принимало Мака ее тело, заслонило ему все другие мысли.

— Я люблю тебя, — услышала свой голос Изабелла.

— А я люблю тебя, моя Изабелла. И никогда не переставал любить, ни на одну секунду.

В студии стояла тишина, которую нарушало только их шумное дыхание, возгласы удовольствия да немного поскрипывающая кушетка.

Мак был прав: его место было рядом с ней. Они идеально подходили друг другу и знали это сердцем. Изабелла вдруг вспомнила, сколько ночей провела рядом с ним. Его крепкое тело вдавливало ее в матрас, нежные руки были повсюду, а горячие губы снова и снова доводили ее до изнеможения. Любовь с Маком могла быть бурной и восторженной, потом — медленной и жаркой, как этим солнечным утром в его студии.

От тепла камина и жарких рук Мака у Изабеллы горело все тело. Мак изучал ее из-под полузакрытых глаз с довольным лицом и грешной улыбкой на губах.

— Скандальная дебютантка обвивает ногами порочного лорда, — объявил он.

— Любящего лорда, — поправила Изабелла.

— Никогда не сомневайся в этом. И все же лорд — порочный, очень порочный. Развратный озорник.

— Меня соблазнили.

— Удобная отговорка. Тебя соблазнили этим? — Мак сделал более настойчивое движение, и Изабелла ахнула от наслаждения. — А как насчет этого?

Мак приподнял ее и сделал еще одно мощное движение.

— Да! Мак! Да!

— Пока еще нет, — остановился Мак.

На его лице застыло сосредоточенное выражение. Он задрожал, и на теле выступила испарина. Тем временем его ладони скользнули по гладким бедрам Изабеллы туда, где соединялись их тела, и пальцы стали умело и уверенно дразнить и ласкать ее естество. Изабелла уже чувствовала, как растет напряжение внутри ее и горячая волна окутывает ее тело, но эти прикосновения сводили ее с ума. Они лишь усиливали возбуждение, и все ее тело стремилось им навстречу. Изабелла вскрикнула, и ее звонкий голос взлетел к потолку большой светлой комнаты.

Дыхание Мака стало хриплым, он цепко держал ее в руках и как сумасшедший неистово стремился достичь пика. Он приподнял ее и опустил и вновь приподнял. И еще, и еще…

Изабелла откинулась назад, отдаваясь воле Мака. Когда наступил долгожданный момент любовного экстаза, Изабеллу затопили такие острые ощущения, что ей показалось, что она теряет сознание. Когда она открыла глаза, Мак смотрел на нее и улыбался.

— Ты прекрасна, — хрипло сказал он, — любовь моя, радость моя. Как же ты прекрасна!

Изабелла поцеловала его горячие губы, а он потянул ее на себя и лег на кушетку, прижав к себе. Они так и не разъединили свои тела, плоть Мака оставалась такой же напряженной, что и в самом начале. Он продолжал с улыбкой смотреть на нее.

Они постепенно успокоились, сердца стали биться ровнее. Горели, потрескивая, угли в камине, согревая комнату. Ей было вдвойне тепло лежать сверху на Маке, который был прекраснее любого матраса, на котором ей приходилось лежать.

— Я всю тебя испачкал красками. — Мак провел пальцами по щеке Изабеллы. — Наверное, следы краски остались на моих пальцах, когда я растирал их.

— Я привыкла, — улыбнулась Изабелла, — и всегда обожала смотреть на тебя, перемазанного в краске.

— Или пахнущего краской?

Иногда Мак превращал работу над картиной в бурные любовные игры, если они с Изабеллой случайно оказывались в студии одни.

— А это мне нравилось больше всего, — призналась Изабелла.

Она давным-давно не ощущала такой удовлетворенности, такого насыщения. Здесь была любовь, она исходила от Мака и окутывала собой Изабеллу.

— Нам хорошо вместе, — шептал ей на ухо Мак. — Все газеты в отделах светской хроники рассказывали о нашем браке, но они никогда не знали, насколько нам было хорошо.

— Газеты печатали такую ерунду, — поцеловала его в щеку Изабелла, ей нравилось, что щека была колючей.

— Особенно мне понравилось, — засмеялся Мак, — когда они придумали, будто я заблудился и оказался в Риме вместо нашего суаре.

— Это я виновата. Мне тогда так надоели с расспросами, куда ты делся, что я всем объявила, что ты, должно быть, заблудился. Я помню, что сильно злилась тогда.

— На меня?

— На них. Это не их дело, где ты находишься. Это касалось только тебя и меня.

— Но теперь я здесь, — тихо сказал Мак.

Изабелла качнула бедрами, чувствуя его твердую плоть внутри:

— Точно, здесь.

— Я здесь, чтобы остаться, — хрипло сказал Мак. — Навсегда.

— В таком положении это будет очень неудобно, даже для тебя.

— Не знаю, — поцеловал ее Мак, — мне здесь нравится.

Изабелла приготовилась что-то сказать, но вдруг почувствовала медленное движение Мака, и все ее слова замерли на губах, растворившись в чувственном удовольствии. Он всегда так делал: дожидался, когда она становилась податливой и сонной, а потом вновь зажигал ее с такой силой, что в конце оба чувствовали изнеможение и полное удовлетворение. Мак оставлял ее задыхающейся от удовольствия, разгоряченной, смеющейся и счастливой.

Когда они вместе достигли вершины экстаза во второй раз, то были уже на полу, Изабелла — по-прежнему сверху, сорванный занавес из красной парчи укрывал их тела. Мак хрипло засмеялся, потом его глаза потемнели, как бывало всегда, когда он готовился излить в нее свою жизненную силу. Его руки блуждали по влажному телу Изабеллы, запахи любви смешивались с запахом краски. Всякий раз, когда Изабелла слышала этот запах, она вспоминала о Маке.

Мак прижал ее к себе, и они затихли, пытаясь отдышаться. Они долго лежали в полной тишине, не разговаривая, пока в высокие окна не стало заглядывать солнце.

— Мак, — пробормотала Изабелла, — что с нами случилось?

— Ты вышла замуж за Маккензи. — Мак провел ладонью по ее волосам. — Надо было быть сумасшедшей, чтобы пойти на это.

— Я не была сумасшедшей. — Изабелла подняла голову и посмотрела в его твердое лицо. — Я знала, что поступаю правильно. И никогда в этом не сомневалась.

— Я сам поступил чертовски глупо. Не смог устоять, чтобы не подразнить маленькую дебютантку в белом наряде, но мне следовало оставить тебя в покое.

— Но я только рада, что ты этого не сделал. Я понимала, за кого мои родители хотели отдать меня замуж. Отец к тому времени уже подобрал трех джентльменов. Родители думали, что я не знаю, но я узнала. Когда там, на террасе, ты прошептал, что у меня скорее всего не хватит смелости сбежать с тобой, я поняла, что ты мое спасение, и воспользовалась этим.

— Спасение? — насупил брови Мак. — Так я был твоим спасением? Изабелла, ты меня убила.

— Я выбрала тебя, Мак. Но не ради богатства. Мисс Прингл всегда говорила, что ради денег не стоит выходить замуж: богатый муж может оказаться скупым или отравить жизнь.

— Мисс Прингл следовало стать проповедником, — еще больше нахмурился Мак.

— Она действительно поучала нас, но была права.

— Неужели в тот момент, когда ты решила сбежать из семьи и жить со мной, став героиней скандала и сплетен, ты думала о добродетельной мисс Прингл?

— Но ничего скандального в этом не было: мы поженились. — Изабелла провела пальцем по его губам. — Ну и ладно, если даже немного не так, как следует.

— Все было сделано так, как надо. Я позаботился, чтобы этот брак был законным, потому что знал, что твой отец будет вынюхивать все до последней мелочи, пытаясь отменить его.

— Бедный отец. Я перечеркнула все его надежды и чувствовала себя несчастной, поступая так. Но если бы мне пришлось выбирать опять… — Изабелла посмотрела прямо в глаза Маку, — я поступила бы точно так же.

— Я разрушил твою жизнь.

На лице Мака одновременно отразились смущение, надежда, печаль.

— Не строй из себя этакого страдальца. Знаешь, почему я согласилась выйти за тебя замуж, Мак Маккензи? Никогда не встречая тебя, я знала о тебе все, потому что все вокруг только и говорили о твоей семье. Я слышала все об Йене в том ужасном приюте, о Кэме и Харте с их несчастливыми браками и о тебе, пишущем обнаженных женщин в Париже.

— О Боже, — у Мака вспыхнули глаза, — какой позорный факт для девичьих ушей.

— Мне надо было залезть в нору, чтобы не слышать этих сплетен, скандалов и тому подобного.

— Признаю, что браки Кэма и Харта оказались неудачными, но почему, скажи на милость, это подтолкнуло тебя к мысли выйти замуж за их брата?

— Потому, что они заботились о своих женах. Элизабет была жестока по отношению к Кэмерону, я знаю это, но он никогда и слова против нее не сказал. Сара разочаровала Харта своей чрезмерной застенчивостью, но он тоже никогда не сказал ни слова. Он оставил свою давнюю любовницу, чтобы быть верным жене, и заботился о ней до конца. Я видела Харта, когда умерли Сара и ребенок. Он был удручен горем, хотя некоторые злобные люди утверждали, что он испытал облегчение. Смерть жены была для него последней каплей. Харт так одинок.

— Изабелла, — прорычал Мак, — если ты начнешь заваривать Харту ячменный чай и вязать теплые домашние туфли, я заболею.

— Ты эгоист. За Хартом нужно присматривать.

— Он великий герцог Килморган. Это за мной нужно присматривать. — Мак обнял Изабеллу. — Я тот человек, у которого в руках было все счастье мира и который все потерял. Ты мне должна вязать домашние туфли.

— Не говори ерунды.

Изабелла чмокнула Мака в кончик носа.

Он обнял ее за шею и притянул к себе для долгого, страстного поцелуя. Разговор, как поняла Изабелла, закончился.

Мак перевернул ее на упавшую занавеску и сам оказался сверху. В этот момент раздался стук в дверь и послышался хриплый голос Беллами:

— Милорд?

— К черту, — прорычал Мак, — уйди!

— Вы говорили, если срочно…

— Что, дом рушится?

— Пока нет, милорд. Его светлость хочет видеть вас.

— Передай его светлости, чтобы исчез. Куда-нибудь далеко-далеко.

— Мне кажется, вам следует поговорить с ним, милорд, — помолчав немного, расстроенным голосом сказал Беллами.

— Черт тебя побери! Ты работаешь на меня, а не на моего назойливого брата!

— В таком случае, милорд, я хочу предупредить, что ухожу с этого места.

Мак раздраженно вздохнул. Братья уже привыкли к властным манерам Харта, но на этот раз Изабелла понимала, что Харт, кажется, зашел слишком далеко.

— Все в порядке, Мак. — Кончик пальца Изабеллы скользнул с его носа к губам. — Может, что-то важное. Я не сбегу.

Мак приник к ее губам долгим и нежным поцелуем. Изабелла, окутанная чувственным туманом, полностью подчинилась ему, обняла и прижалась всем телом. У нее почему-то появилось такое чувство, что когда это мгновение закончится, другого такого может уже не быть. Она не понимала, откуда знает это, но это чувство захватило ее и заставило цепко держаться за Мака.

Сам Мак остался бы здесь, Изабелла знала это, но Беллами снова постучал в дверь и покашлял.

— Лучше пусть это действительно окажется важным, — пробормотал Мак, встал и, подхватив килт, направился к двери, демонстрируя Изабелле свой упругий зад.