Незабываемый вальс

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Батиста скакала рядом с графом на прекрасном жеребце и не переставала вновь и вновь благодарить судьбу.

В то утро она встала в семь часов, с нетерпением ожидая предстоящего путешествия. Служанка принесла ей амазонку. Волшебник Барнард достал ее, как казалось Батисте, у лучшей портнихи города.

Амазонка из легкой голубой ткани и впрямь была очаровательна. Ее цвет удивительно перекликался с голубизной глаз девушки.

— Боюсь, она слишком тонка, мисс Батиста, — обеспокоенно сказал Барнард, когда она благодарила его, — но сейчас в продаже только летняя одежда.

— Она прекрасно подходит для езды, — заверила его Батиста, — и мне не надо ничего теплее.

Она пришла в восторг от изящной французской шляпки, которая была куплена специально к платью. Английским головным уборам было не сравниться с этим чудом.

Ей показалось, что граф тоже оценил ее наряд.

Лошади были уже накормлены и готовы к дороге. Как только коляска выехала из города, граф и Батиста пересели на лошадей.

Девушке достался норовистый и пугливый жеребец. Он отдохнул после вчерашней дороги и скакал довольно резво. Граф отметил, что Батиста умело управляла конем и легко утихомирила его после бодрого галопа.

Они проскакали часа два, а потом пересели на козлы, потому что граф любил не только скакать верхом, но и править лошадьми. Слуги перешли внутрь коляски.

Батиста широко улыбалась. Она разрумянилась от скачки и показалась Ирвину как никогда красивой.

— Представьте себе, как мы подъедем к шикарной гостинице и швейцар бросится открывать дверь коляски, ожидая увидеть там господ, а на нас и внимания не обратит.

— Думаю, что даже самые бестолковые слуги не примут вас, мадемуазель Батиста, за кучера.

Батиста засмеялась.

— А что если я положу начало новой моде? Возьмете тогда вы меня к себе на службу, милорд?

— Ни в коем случае! — отрезал граф. — Я не одобряю, когда женщины берутся за мужские дела.

— Я так и думала, что вы это скажете, — ответила Батиста, — по-вашему, надо полагать, женское дело — это исключительно домашняя работа, воспитание детей и рукоделие.

— Да, таково мое мнение, — подтвердил граф.

— А как же актрисы?

— Актрисы вообще народ особый, — сказал он наставительно. — Вы даже думать не должны о сцене.

— Ну вот, вы сами подали мне прекрасную мысль. Теперь я непременно обдумаю этот вариант, — и с озорной улыбкой сказала Батиста.

— В таком случае я буду вынужден поставить вашего отца в известность относительно вашей деятельности, — пригрозил граф.

— Вы не способны на такое вероломство, предательство и на такую жестокость, — возразила Батиста.

Она искоса взглянула на графа и добавила:

— Я знаю, вы только дразните меня, но мне до сих пор страшно даже подумать о возвращении к отцу. Что если он уже догоняет нас, появится в любой момент и заберет меня?

При этих словах она испуганно обернулась, словно боясь увидеть погоню, и граф сухо заметил:

— Вашему отцу не догнать нас. Я сомневаюсь, что ему удастся найти коляску и лошадей быстрее моих. Ему не покрыть такого большого расстояния, даже если он не будет останавливаться на ночлег.

Батиста облегченно вздохнула. Вчера граф не очень-то поверил в ее рассказ, решил, что, возможно, обращение ее отца было далеко не таким ужасным, как она его описала. Но сейчас он заметил, что одна только мысль о нем приводила девушку в ужас. Граф прекрасно понимал, что ни одному отцу не дозволено внушать своему ребенку такой страх.

Они наскоро перекусили в уютном ресторане маленького городка, отметили, что еда была довольно вкусной, и снова тронулись в путь. Им предстоял долгий переезд до места, где граф решил остановиться на ночь.

Он изъявил желание вновь сесть на лошадь, однако не ожидал, что Батиста также присоединится к нему. Он посчитал, что она уже проделала достаточно долгий путь верхом.

— Я ничуть не устала и готова скакать и дальше на ваших великолепных лошадях. У меня, может быть, больше никогда не будет такой возможности.

Граф не стал возражать и сам подсадил ее на лошадь. Он отметил, что при всей своей хрупкости она была достаточна сильна, чтобы управлять горячим конем.

Ирвин Хоксхед всегда считал, что женщина очень красиво смотрится в седле. И женщины, равнодушные к лошадям, многое теряли в его глазах.

Он невольно восхитился стройной фигуркой Батисты, подчеркнутой искусно сшитой амазонкой, и снова подумал, что, одеваясь у лучших портных Парижа и Лондона, она произведет фурор в свете.

Но граф тут же с сожалением вспомнил, что девушку еще долго нельзя будет вывезти в свет. Ведь ей придется скрываться от отца еще около трех лет, пока не достигнет совершеннолетия. Она будет редко появляться на людях, жить уединенно и избегать соотечественников.

Интересно, какое положение во французском обществе занимает ее мать? Почтенные дамы Парижа вряд ли приняли ее в свой круг, и это неудивительно: она, будучи замужем, жила с графом де Сокорном. А это означало, что леди Дансфорд помимо общества своего возлюбленного могла наслаждаться разве что обществом менее респектабельных семей. Ей был доступен только полусвет.

Графа раздосадовала мысль, что Батиста в этом случае будет водить знакомства лишь с мужчинами с сомнительной репутацией. У них девушка будет пользоваться той же репутацией, что и ее мать.

Он впервые подумал, что, возможно, оказал ей медвежью услугу. Париж был не лучшей заменой дому покаяния. Он спас ее от отца, но отдает на милость французским мужчинам. Они, несомненно, сочтут Батисту весьма привлекательной и соблазнительной. Ее светлые волосы, голубые глаза и нежная, словно фарфоровая кожа были для них олицетворением английской красоты.

В окружении ее отца, лорда Дансфорда, к Батисте отнеслись бы с глубоким уважением и почтением, вероятно, ее бы сочли достойной партией для лучших женихов из аристократических семей. Теперь же, в доме ее матери, Батисте предложат нечто другое, чем руку и сердце.

Граф уже успел убедиться, как невинна и непорочна была Батиста. И хотя она была начитанна и умна от природы, но понятия не имела о реальном мире и о мужчинах, которые его населяли. Батиста, правда, успела столкнуться с нездоровым, омерзительным влечением отца к насилию. Графу показалось, что, истязая дочь, лорд Дансфорд испытывает физическое наслаждение, однако Батисте это было невдомек. Она не подозревала даже, что обычно нужно мужчинам от привлекательной девушки. Граф боялся, что в Париже она слишком быстро это узнает.

«Возможно, мне следует отвезти ее назад в Англию, — размышлял граф, — разыскать каких-нибудь родственников из семьи Дансфордов и оставить Батисту на их попечении».

Но он понимал, что это сделать невозможно. Лорд Дансфорд был официальным опекуном девушки, а потому имел право как угодно распоряжаться ею, и по его желанию Батисту могли заключить в дом покаяния.

Граф все больше думал о Батисте и той ответственности, которую теперь нес за нее. Граф был как бы «меж двух огней», любое его действие так или иначе могло навредить ей. Он выбрал меньшее из зол: отвезти девушку к матери.

— Может статься, что мои страхи на этот счет совершенно беспочвенны, — успокаивал он себя.

Но каждый раз, когда Батиста смотрела на него голубыми глазами, светившимися на маленьком сердцевидном личике, графу становилось тревожно за ее будущее. Никогда прежде его так не волновала судьба ни одной женщины.

Они проехали уже около двух часов, как вдруг начал накрапывать дождь. Взглянув на горизонт, граф увидел темные тучи вдали и понял, что надвигается гроза. Дорога все время шла по ровной местности. Леса встречались редко, зато, как и везде во Франции, по обе стороны узкой дороги стояли высокие деревья. Гроза тем и была опасна, что во время нее молнии нередко попадали в деревья, и те падали, перегораживая путь. Иные стволы обрушивались на коляски и калечили коней.

Граф и Батиста отдали лошадей верховым, а сами вновь пересели в коляску. Граф выглянул в окно и с тревогой отметил, что гроза быстро надвигается. Им не оставалось ничего другого, как только продолжать ехать ей навстречу.

Граф рассчитывал по пути свернуть в какой-нибудь городишко и переждать непогоду там. Но сейчас они как раз проезжали пустынные места и остановиться было негде. Им оставалось надеяться только на то, что гроза будет кратковременной.

Однако их надежды не оправдались. Дождь усилился и превратился в ливень, а вспышки молний и раскаты грома напугали лошадей. Кучеру с трудом удавалось сдерживать их, а лакей, он же конюх, пересел на коренную лошадь — верный знак бедственного положения.

Граф велел остановить коляску.

— Я буду править сам, — заявил он.

Он не стал дожидаться ответа Батисты, вышел под дождь и вскочил на козлы.

Коляска тронулась, и уже через полчаса быстрой езды под проливным дождем они добрались до окраины какой-то деревушки. Экипаж остановился у маленькой невзрачной гостиницы. Но путникам выбирать не приходилось, они были готовы укрыться от непогоды и здесь.

Дверцу коляски распахнул мужчина в неопрятной одежде.

Батиста знала, что для графа подобная гостиница была местом непривычным, но ехать дальше в такую погоду было неразумно. Она вошла в маленькую, просто обставленную комнату с низким потолком, однако довольно чистенькую.

Пожилой мужчина, вероятно, хозяин гостиницы, ей навстречу. Батиста объяснила, что погода задержала их в пути. Мужчина проявил неожиданное радушие и предложил свои услуги.

— Я думаю, — сказала Батиста на хорошем французском языке, — что в первую очередь месье и его слугам понадобится просушить одежду.

Хозяин гостиницы заверил, что это не составит ни малейшего труда. На кухне уже развели огонь, осталось только поставить лошадей в стойло, и потом всех накормят и напоят.

Пока хозяин рассыпался в любезностях, в комнату вошел граф. Батиста не ошиблась, ему и впрямь не мешало бы обсохнуть. Он успел накинуть плащ, перед тем как сесть на козлы, но все равно промок насквозь. Его мокрые волосы слиплись, с них капала вода.

Граф рассмеялся, увидев выражение ее лица, и сообщил, что кучеру и верховым пришлось куда хуже.

Хозяин разжег огонь в большом камине. Граф скинул мокрый плащ, а вслед за ним щеголеватую серую куртку для верховой езды и остался в белой муслиновой рубашке, бриджах из оленьей кожи и до блеска начищенных сапогах. Батиста не могла не восхититься его статной фигурой.

Граф попросил бутылку вина и, когда ее принесли, уговорил девушку выпить с ним.

— Не люблю пить в одиночку, — признался он. — Хотя на этом постоялом дворе довольно сносное вино, боюсь, того же нельзя сказать о еде.

— Мы останемся здесь на ночь?

— Надеюсь, что нет, — ответил граф. — Посмотрим, скоро ли кончится гроза. По размытым дорогам ехать сложно и даже опасно, тем более из-за дождя ничего не видно.

В подтверждение его слов раздался раскат грома. Гроза не унималась, и Батиста подумала, что дождь не кончится до наступления темноты.

— По крайней мере хозяин гостиницы услужлив и приветлив, — сказала она.

— Не думаю, что ему часто случается принимать постояльцев, потому он так нам и рад, — заключил граф. — Город, где ждет нас Барнард, находится всего в двенадцати милях отсюда. Там есть отличный отель, в котором я уже не раз останавливался. Досадно, если нам не удастся добраться до него сегодня.

— А мне хорошо и здесь.

Батиста улыбнулась графу. Ведь где бы они ни остановились, ее ждало новое восхитительное приключение. Не таким представляла она свой путь до Парижа, когда бежала от отца. Как посчастливилось ей встретить графа? Он не просто спас ее от ужасного будущего, он как никто был к ней добр и отзывчив.

Батиста никогда прежде не оставалась наедине с мужчиной. Она не имела ни малейшего представления о дурных намерениях, которые возникают у иных мужчин, но радовалась, что ей не пришлось совершать поездку в компании какого-нибудь неприятного типа.

Девушка еще ни разу в жизни не целовалась. Но из романов, что давала ей читать гувернантка, — такой фривольной литературе не было места в библиотеке ее отца — Батиста узнала, что мужчины нередко пытались поцеловать хорошеньких девушек. Непорочным же девушкам полагалось в корне пресекать такого рода порывы.

«Граф вовсе не собирается целовать меня», — решила Батиста. Но ей все же было интересно, на что был бы похож его поцелуй.

Перед ужином жена хозяина, угрюмая женщина средних лет, гораздо менее приветливая, чем ее супруг, проводила Батисту наверх в спальню. К тому времени было уже ясно, что ей придется не только привести себя здесь в порядок, но и провести всю ночь.

Гостиница была совсем крохотной, наверху находились всего две комнаты, обе тесные, с низким потолком, скудно меблированные.

— Выбирайте любую, мадам, — предложила хозяйка.

Батиста прошла сначала в одну из комнат, затем осмотрела вторую. Ее внимание привлекла большая кровать с пологом. Расшитый балдахин уже порядком выцвел, но сохранил былое величие. Видя восхищение девушки, хозяйка смягчилась и рассказала, что ее муж купил кровать в замке неподалеку. Все имущество замка пошло с молотка.

Батиста, однако, остановила свой выбор на другой комнате с небольшой кроватью простого дерева. Первую комнату с ее просторным ложем она захотела оставить графу.

Вместо ковров на полу были постелены тщательно выметенные плетеные дорожки, а потому Батиста решила, что и постель окажется чистой.

Однако за ужином, который, кстати, превзошел все их ожидания, граф сказал:

— Никогда не доверяйте постелям в маленьких гостиницах, вроде этой, мадемуазель Батиста. Я уже приказал слугам принести из коляски все пледы. Советую вам постелить один на кровать, а самой накрыться другим.

Батиста с удивлением взглянула на него.

— Вы хотите сказать, что не следует даже раздеваться на ночь?

— Я собираюсь спать одетым, — ответил граф. — И советую взять с меня пример, чтоб не пришлось позже жалеть об этом.

Она невольно поежилась.

— Я непременно последую вашему совету.

За ужином Батиста выпила стакан вина. Они долго сидели перед камином и разговаривали, но девушка вдруг поняла, что очень устала. Она украдкой зевнула, но граф заметил это и улыбнулся.

— Идите спать, Батиста, — предложил он. — Завтра я хочу встать пораньше. Нам надо наверстать упущенное время, так что утром вам не удастся понежиться в кроватке.

— Я легко встаю, — сказала Батиста. — Надеюсь, до завтра дождь кончится.

— Я выглянул во двор перед ужином. Гроза прошла, и дождь стал совсем небольшим. Но думаю, не следует пускаться в дорогу в такую темень. — Граф поднялся. — Нам надежнее заночевать здесь.

— А где же будут спать слуга?

— Они устроились на сеновале за конюшней.

Он улыбнулся:

— А в нем, поверьте, куда уютней, чем в спальне.

— Вы чересчур несправедливы к нашему жилью, — возразила Батиста. — Хозяйка, которая, кстати, сама готовила нам, на славу потрудилась. Надо отдать ей должное, ведь она не ожидала посетителей.

— Вы правы, — согласился граф. — Завтра я сполна отблагодарю ее за труды.

Надо заметить, что одежда графа высохла и к ужину он сошел уже в куртке. Даже в верховой одежде он выглядел очень элегантно. Батиста пожалела, что не могла надеть новое платье и осталась все в той же амазонке. Она, однако, не сочла нужным надеть жакет и спустилась к ужину в тонкой белой блузке, которую предусмотрительный слуга купил к амазонке. Эта блузка с маленьким бантиком у ворота и легкими оборками, после серой и однообразной одежды, что заставлял носить ее отец, казалась Батисте верхом элегантности.

Ей пришлось немало потрудиться над прической. Но она осталась не очень довольна результатами своих стараний и решила, что ей все равно не сравниться с дамами, которые развлекали графа в Лондоне, и с теми, что сейчас ждут его в Париже.

Батиста плохо представляла себе круг знакомых графа, но в газетах часто читала «Светскую хронику». Имена людей, упоминаемые в ней, ничего не говорили девушке, зато у нее сложилось впечатление об ином, почти сказочном мире. Там, за стенами ее комнаты, которая по существу стала ей тюрьмой, было весело и интересно, где-то давали балы и устраивали приемы.

— Почему вы не повезете меня на бал, папа? — спросила она однажды отца.

Батиста и не ожидала, что ее безобидный вопрос вызовет такую бурю. На ее голову обрушился целый град упреков и проклятий. Отец прочил гореть в адовом огне всем, кто жил ради одних удовольствий и этим загубил свою душу. Он обвинил дочь в пагубном желании встать на путь греха.

Батиста никогда больше не задавала подобных вопросов, но втайне мечтала побывать на балу в Лондоне. Но балы продолжали давать один за другим, заметки о них появлялись на следующий день в «Таймс» или «Морнинг-пост», а она все сидела взаперти.

Батиста вспомнила, что имя графа часто встречалось в длинном списке приглашенных. И в будущем, уже расставшись с ним, она сможет узнавать, где он бывает.

Она представила, как граф беседует с какой-нибудь красавицей в ослепительных украшениях или же танцует с ней в переполненном зале при свете хрустальных люстр.

Девушка удивилась, что от одной этой мысли у нее сжалось сердце. «Я не должна быть такой завистливой», — упрекнула она себя. Мама непременно сводит ее на бал в Париже, и множество красивых молодых французов будут приглашать ее на танцы и любезничать с ней.

«Но никому из них не сравниться с графом», — с грустью думала она.

Нет, ей никогда уже не встретить никого красивее графа, и нигде в мире нет наездника превосходнее его.

Она поднялась в свою комнату, жалея, что не осталась с графом еще хоть ненадолго. «Но мне надо как следует отдохнуть, — убеждала себя Батиста, — ведь завтра будет столько всего нового, интересного, а из-за усталости я могу что-то пропустить». Втайне она надеялась, что благодаря этой задержке она пробудет в обществе графа дольше, чем предполагала вначале.

— Стоит ему отдать меня маме, со вздохом сказала Батиста, — и я никогда больше не увижу его.

Мысль об этом заставила ее понять, как драгоценна каждая минута, проведенная вместе с графом, и ей снова захотелось побежать вниз, сесть рядом у камина и говорить, говорить до бесконечности. «Но графу, наверное, хочется побыть одному», — решила Батиста. Он ведь сам отправил ее спать.

Пока они ужинали, пледы из коляски принесли наверх в спальни. В комнату Батисты положили два: один шерстяной, чтобы накрыть кровать, другой, отделанный мехом, — накрыться самой. Ночи были теплые, но на дворе, да и в спальне, было сыро, и Батиста озябла. Она надеялась, что граф ночью не замерзнет, потому как он наверняка отдал ей более теплые пледы.

Граф советовал ей спать в одежде. Помня об этом, она сняла блузку и наскоро умылась в тазике, который стоял на маленьком столике у стены. Вода была холодной, но Батисту это не смутило. А вот маленьким жестким полотенцем вытираться было неприятно.

Она снова надела блузку, хотя и боялась помять ее за ночь, сняла туфли и осторожно села на кровать. Кровать оказалась на удивление мягкой и удобной, видно, перина была сделана из нежного гусиного пуха. Такие перины требовали тщательного ухода, иначе, как она слышала, в них часто заводились насекомые. Потому-то, наверное, граф и не хотел ложиться даже на самые чистые простыни.

Прошлой ночью Батиста узнала, к своему великому удивлению, что граф берет с собой в дорогу собственное постельное белье. По указанию Барнарда пару таких простыней постелили и на ее кровать. Она сперва не поняла, что имел в виду слуга, когда говорил:

— Надеюсь, сегодня ночью вам будет удобно. Его милость всегда возит с собой предметы первой необходимости, и, как видите, вам теперь в них тоже нет нужды.

И, только заметив чудные шелковые простыни с вышитыми на них монограммами графа, она наконец поняла, о чем шла речь.

«Представляю, что бы сказал папа», — подумала она с улыбкой, когда легла поудобнее и потерлась щекой о нежный шелк.

Этой же ночью приходилось спать на шерстяном пледе, натянув его и на гостиничные подушки. Но, как только Батиста закрыла глаза, она тотчас же уснула…

Батиста проснулась посреди ночи. Ей что-то снилось, но сон свой она, как ни старалась, не смогла вспомнить. Ее мучила жажда. «Наверное, это из-за слишком пряных блюд, которые я съела за ужином», — решила Батиста.

Не хотелось вылезать из теплой постели, но жажда взяла свое. Батиста нехотя села на кровати и на ощупь стала искать свечу на столике. Хоть и не без труда, ей все же удалось зажечь свечу.

Она встала с кровати и в одних чулках подошла к комоду, занимавшему угол спальни. К своему разочарованию, ни графина с водой, ни стакана она не нашла. Всю воду из кувшина еще раньше девушка вылила в тазик во время мытья.

Губы ее пересохли. Без глотка воды ей было не заснуть.

Батиста бесшумно подошла к двери и отворила ее. Она ожидала, что в гостинице давно погасили свечи и все легли спать. К ее удивлению, внизу горел свет. Батиста решила, что, должно быть, хозяин гостиницы не привык ложиться спать в такое раннее для него время, и Батиста надеялась попросить хозяина принести ей в комнату стакан воды.

Она отошла от двери своей комнаты, перегнулась через перила и уже хотела было окликнуть хозяина, когда увидела, что тот стоял у камина с двумя мужчинами. Это были грубые деревенские мужланы. Они казались даже грязнее человека, встретившего Батисту у коляски во дворе гостиницы. Батиста подумала, что эти двое, должно быть, работали на хозяина.

Стоя в нерешительности, не зная, стоит ли ей сейчас обращать на себя внимание, она вдруг услышала, как хозяин сказал:

— Он уже уснул. Старайтесь не шуметь. Не хватало еще, чтобы девчонка проснулась и подняла крик.

Не столько его слова, сколько тон, которым он произнес их, заставили Батисту насторожиться.

— Можешь на нас положиться, — отозвался один из мужчин, — крика не будет. Никто вообще ничего не заметит до утра.

Он говорил на ужасном жаргоне, незнакомом Батисте, но смысл его слов не вызывал сомнений.

— Надеюсь, — кивнул хозяин. — И помните, я ничего не знаю. Я спокойно сплю в своей кровати. Не забудьте разбить окно, а то это не будет похоже на взлом.

— Ничего не знаешь и ни при чем, — подтвердил второй мужчина. — А к утру мы будем уже далеко отсюда. Пока его слуги спохватятся, их хозяин успеет уже остыть.

— Не забудьте оставить мою долю, — напомнил хозяин угрожающим тоном.

— Свою долю получишь, — заверил один из злоумышленников. — А теперь за работу.

С этими словами он достал из-за пояса длинный нож, лезвие которого зловеще блеснуло в пламени камина. Другой сжимал в руках увесистую дубинку.

Батиста неожиданно сообразила в чем дело и моментально позабыла о мучившей ее жажде.

Быстро, но очень тихо она отбежала от лестницы и подошла к комнате графа. Ее легкие ножки в одних чулках ступали совсем бесшумно. Она неслышно вошла в спальню и закрыла за собой дверь.

Оглянувшись, девушка увидела, что граф мирно спит. На столе горела свеча, тускло освещая помещение. Граф лежал на спине, плед сбился и лежал в изножье кровати. Он снял только дорожную куртку.

Батиста подбежала к нему и потрясла за плечо. Однако, сообразив, что, проснувшись, он может громко выразить свое удивление, она зажала ему рот рукой. Граф немедленно открыл глаза и зашевелил губами, пытаясь что-то сказать. Батиста наклонилась и зашептала ему на ухо:

— Сюда идут два человека. Они хотят… убить и ограбить вас. Что нам… делать? Куда… куда мы можем бежать?

— Вы говорите, два человека? — спросил граф едва слышно, так, что девушка с трудом разобрала его слова.

Он моментально перешел от сна к бодрствованию.

Батиста кивнула и в отчаянии оглядела комнату. «Из окна выпрыгнуть им не удастся, да и прыгать со второго этажа было не лучшей идеей. К тому же в этой почти пустой комнате негде даже спрятаться», — лихорадочно рассуждала она.

Без лишних вопросов граф вскочил с кровати и увлек Батисту в угол комнаты за высокий сосновый комод.

— Ни звука! — приказал он шепотом.

Его взгляд упал на камин. Огонь не зажигали, но в очаге лежало несколько поленьев, рядом стояла тяжелая кочерга.

Граф взял ее и, к удивлению Батисты, задул свечу. В темноте девушка не видела его и еще больше испугалась.

Граф ступал чуть слышно, но Батиста по шорохам догадалась, что он подошел к двери.

Она ждала. Ей казалось, что ее сердце вот-вот разорвется от страха.

Снаружи кто-то тихо надавил на ручку и медленно и очень осторожно стал открывать дверь. Из-под двери проникал слабый свет, наверное, внизу в камин подбросили поленьев. По мере того как дверь открывалась, свет становился ярче. Все это придавало происходящему зловещий оттенок.

У Батисты перехватило дыхание. Она боялась, что не выдержит напряжения и в любой момент закричит от ужаса. Но ее крик может погубить их, предупредит грабителей о том, что их план провалился. Батиста закусила губу, чтобы не вскрикнуть. Она боялась даже вздохнуть.

Дверь широко открылась, кто-то вошел в комнату.

Зловеще блеснуло лезвие ножа, и Батиста в ужасе сжала руки. Человек шагнул вперед и остановился, гладя в темноту, давая глазам привыкнуть. И тут граф со всей силой ударил его тяжелой кочергой по руке. Грабитель вскрикнул от боли. Он не успел опомниться, как граф еще одним ударом — на этот раз он пришелся в подбородок — сбил его с ног.

Второй грабитель только замахнулся дубинкой, как получил сильный удар снизу. Он зашатался, не успел восстановить равновесие, как тут же последовал новый удар.

Граф вытолкал его на лестницу. Старая лестница затрещала под его весом. Граф в третий раз нанес удар. Перила не выдержали и с грохотом обрушились вниз, а следом за ними полетел и незадачливый грабитель. К этому времени первый негодяй стал приходить в себя. Граф за ноги протащил его через лестничную площадку и столкнул вслед за его приятелем. Тот с грохотом упал вниз, и все стихло.

Граф вернулся в спальню, но дверь не стал закрывать, чтобы было легче найти свечку. Только когда он зажег ее, Батиста облегченно вздохнула.

Она тихонько вскрикнула, вышла из-за комода и через всю комнату бросилась к графу. Даже в его объятиях она все еще дрожала от страха, все еще не веря, что опасность позади.

— Успокойтесь, — ободряюще улыбнулся он. — Они больше не потревожат нас.

— Нам нельзя… здесь оставаться, — пробормотала она, не узнавая своего голоса. — Нам… надо тотчас же ехать!

— Почему же? — удивился граф.

Он оставался невозмутимым, и ее собственное волнение постепенно улеглось.

— Почему? — повторила она. — Потому что сейчас вы уже могли быть мертвы.

— Но я ведь жив… благодаря вам, — ответил граф. — И вам не следует больше опасаться тех «джентльменов». Могу вас уверить, если они и не поломали себе все кости, на что я очень надеюсь, они еще долго будут не в состоянии взобраться сюда по лестнице.

Он неожиданно улыбнулся.

— Я действительно очень обязан вам, Батиста. Давно я уже так не дрался и, благодаря вам, увидел, что еще на что-то способен.

— Вы прекрасно защищались, — ответила Батиста с восхищением. — Но, пожалуйста… давайте уедем отсюда.

Граф покачал головой.

— Лошадям надо отдохнуть. Да и слугам хороший отдых не помешает. Я не говорю уже о вас. Идите спать, Батиста. Я уверяю вас, нам уже не грозит никакая опасность.

Она смотрела на него широко открытыми глазами, в которых все еще стоял страх.

— Пожалуйста… позвольте мне остаться у вас, — взмолилась девушка. — Я… не смогу уснуть… в одиночестве.

Граф помедлил. Но отказать Батисте он не смог и, сдаваясь, пожал плечами:

— Конечно. Я буду рад вашему обществу. К тому же кровать довольно просторна для нас двоих и вполне удобна.

С этими словами граф пересек комнату и закрыл дверь. Он взглянул на Батисту, которая в нерешительности застыла на месте, видно боясь, что рассердила его своей просьбой.

Угадав причину ее смущения, граф мягко сказал:

— Рядом со мной вам ничего не грозит, Батиста. Ложитесь и постарайтесь заснуть. Иначе завтра от усталости вы не сможете как следует обсудить со мной наше маленькое ночное приключение. А вам, я не сомневаюсь, захочется поговорить об этом.

Голос его звучал насмешливо, и это как нельзя лучше успокоило ее.

Она ответила, тихонько всхлипнув:

— Я постараюсь даже не вспоминать это… приключение… так оно меня напугало… Но я не перестаю удивляться… как быстро и умело вы справились с этими… двумя негодяями.

— Согласитесь, своим поступком я заслужил отдых, — пошутил граф. — Если вы станете храпеть, мне придется настоять, чтобы вы вернулись в свою комнату.

— Я никогда не храплю! — возмутилась Батиста.

Граф обошел кровать с другой стороны. Он растянулся в том же положении, в каком Батиста застала его раньше.

— Задуйте свечу, — попросил он. — Завтра вы еще успеете вдоволь похвалить меня. Но теперь слишком поздно. Приятных сновидений!

Батиста решила во всем ему повиноваться. Она послушно задула свечу и осторожно легла на самый краешек кровати. Он заботливо накинул на нее плед. Батисту от страха знобило, так что теплый плед был как нельзя кстати.

Только сейчас, когда все страхи были позади, до ее сознания дошло, что она лежит на одной постели с мужчиной при погашенном свете. Ее отец счел бы это верхом бесстыдства и пригрозил бы страшными карами.

«Я не могла иначе поступить. Одной мне очень страшно, — оправдывала она себя, — к тому же… он вроде как… мой дядя».

Вдруг граф, словно прочитав ее мысли, сказал:

— Пусть вас ничто не тревожит, Батиста. Подумайте, сколько всего интересного ждет нас завтра.

— Я счастлива… что завтра со мной будете вы, что вы… разделите со мной… эти радости, — ответила Батиста.

В ее голосе чувствовались слезы. Пока она говорила, граф нежно взял ее за руку.

— Я все еще с вами, — сказал он ласково, — и только благодаря вам, Батиста.

Он крепко сжал ее пальцы и, преисполненный благодарности, горячо поцеловал их.