Глава девятая

Каждое утро в течение всей следующей недели Ник просыпался в надежде, что боль, испытанная им после полета, потеряет свою остроту. Но боль не утихала. Каждый раз, когда он думал о Хезер Леандро, у него все сжималось внутри. Как может судьба быть такой неразборчивой и жестокой?

Черт бы побрал, эту Челсию Лаутон! И что она лезет не в свое дело? Кто дал ей право играть столь неделикатно чужими чувствами? В конце концов, кто она такая? И неужели ей не приходило в голову, как мучительно он будет переживать?

Нет, она отлично все знала. И специально это подстроила. Ей хотелось, чтоб он повстречался с действительно больным ребенком, смертельно больным. И чтобы, пережив шок, он понял, что, по сравнению с этой девчушкой, Кэти можно считать совершенно здоровой. Она решила вбить ему это в голову, чтобы от чувства благодарности у него перехватило горло. И, возможно, она испытывала при этом большое удовольствие.

Он не потерпит, чтобы им манипулировали! Ему хотелось схватить Челсию за плечи и трясти ее до тех пор, пока она не образумится. Или, по крайней мере, пора высказать ей все, что он о ней думает; несколько раз в течение этой долгой недели он в буквальном смысле ловил себя за руку, тянувшуюся к телефону, чтобы набрать ее номер. В последнюю секунду, однако, он спохватывался и оставлял телефон в покое.

Выручало то, что все эти дни он напряженно работал на «Сосновой горе». Прибыла инженерная команда для разметки трасс, архитектор, наконец, представил план лыжной деревни. Следовало подновить и старые здания, и Ник с радостью ухватился за возможность заглушить свои печали, действуя молотком и пилой. Теперь, если только физическое напряжение поможет ему забыть, какой убитой выглядела Челсия, с ним все будет в порядке.

Но порядка не наступало. Сидя на крыше и меняя дранку, он внезапно, в самый разгар работы, обнаруживал, что перед ним сияют ее серые глаза. Он явственно слышал ее взволнованный голос, видел следы слез у нее на лице. Или она очень талантливая актриса, или…

Нет. Ник никак не мог согласиться, что Челсия так простодушна, как кажется с виду. Он также не мог допустить, что его встреча с несчастным ребенком в последней стадии рака не более, чем случайное стечение обстоятельств. Но, как ни пытался он себя в этом убедить, всю неделю его мучила мысль, не обманывается ли он в своих предположениях.

Странно, но в последнее время ему больше, чем когда-либо, хотелось иметь собственное жилище, и он удвоил усилия найти что-нибудь подходящее. Он понимал, что должен быть благодарен Локвудам за проявленное гостеприимство, но, по правде сказать, чувствовал, что уже не в силах его выносить. Ему ужасно не хватало ощущения дома. И каждый вечер он вынужден был проводить с человеком, с которым и так целый день работал, бок обок. Пожалуй, это уже перебор.

Но когда после бессонной ночи, проведенной в мыслях о Челсии, он вглядывался в свое отражение в зеркале, ему становилось понятно, от кого ему ждать беды. Единственное его утешение состояло в том, что он прекрасно осознавал всю абсурдность этого нелепого влечения. Челсия являлась воплощением всего, что он на дух не переносил в женщинах. Ему надо держаться от нее подальше, пока это наваждение не сгинет. Когда-нибудь это произойдет. Не вечно же ему длиться.

А пока что ему следует уделять побольше внимания Грейс. Именно из этих соображений один вечер он убил с ней за телевизором, следующий — за картами. Однако в субботу, когда вместе можно было провести целый день, он, прихватив с собой Кэти, улизнул с ней за покупками.

Девочке необходимы летние вещи, и нужно воспользоваться свободным временем, пока в магазинах нет толчеи. Грейс вызвалась пойти с ними, но Ник, со всей возможной тактичностью, отказал ей. Ему хотелось побыть с Кэти одному. Она растет так быстро, и он опасался, что в недалеком будущем ее уже не упросить сходить с ним за покупками.

Они медленно шли по тенистой улице Питсфилда, когда мысли о Челсии снова принялись его преследовать, причем без всякого внешнего повода, — Кэти беззаботно щебетала, делясь своими соображениями о достоинствах фисташкового мороженого, а Ник сосредоточил усилия на том, чтобы не обронить ни одного из многочисленных свертков, которыми он был в изобилии нагружен. Внезапно он услышал голос, прозвучавший, будто у него в мозгу: «Ради Бога, объясните, что вас так вывело из себя».

Он тряхнул головой, но звук голоса сменился видом сверкающих слезами глаз и маленького пухлого рта, которому она мужественно пыталась придать выражение независимости. Может, он поспешил с выводами? Может, она вовсе не замышляла всего того, что он ей приписал? В конце концов, почему он решил, что она интриганка?

Нет, пора уже предпринять решительный шаг. Сегодня он обязательно пригласит Грейс куда-нибудь выйти — пообедать или посмотреть кино. Они уже целую вечность, нигде не были.

— Папа, мне нужно в туалет, — перебила его мысли Кэти. Они как раз находились рядом с этим заведением.

— Конечно, иди. Ты справишься сама?

— Папа! Ты что, думаешь, я маленькая? Ник улыбнулся.

— Разумеется, нет.

Калека? — раздался язвительный голос Челсии. Он в изнеможении прислонился к стене близлежащего магазина. Может, он на самом деле чрезмерно опекает Кэти, но кого это должно касаться?

Однако Челсия, будто находясь прямо у него за плечом, продолжала шептать ему в ухо: «Ее жизнь принадлежит только ей, и она должна прожить ее сама».

Ник осмотрелся по сторонам, словно в действительности желая убедиться, что рядом никого нет, и, стараясь отвлечься, принялся разглядывать витрину. Это был ювелирный магазин. Отлично, подумал он. Возможно, здесь ему удастся приискать кольцо для Грейс.

Никаких обручальных колец тут, однако, не оказалось, только серебро ручной работы — серьги, пояса, ожерелья. Необычные, единственные в своем роде изделия, то есть такие, какие любит носить Челсия. «Тьфу ты, пропасть!» — выругался он, отвернувшись. У нее нет права так вторгаться в его жизнь. Никакого права.

Грейс сочла, что пойти в кино — это замечательная идея. В местном кинотеатре показывали диснеевскую классику, и она заверила, что им гарантировано не меньшее удовольствие, чем Кэти. Все трое, как раз вылезали из машины Ника, когда на свободное место рядом с ними припарковался красный «корвет».

— О, посмотри. Это же Челсия! — воскликнула Кэти, порываясь ринуться к ней.

После недели напряженных раздумий Ник окончательно решил, что обидел ее напрасно. Он медленно поднял глаза и посмотрел на Челсию поверх машины, пытаясь встретиться с ней взглядом. Она явно почувствовала себя неловко, впрочем, так же, как и он.

Грейс, оказывается, знала неуклюжего молодого человека, который сопровождал Челсию. Она представила его Нику, как Теда Мак-Гиллиса.

— Что вы собираетесь смотреть? — спросил Тед. Хотя Ник никогда не встречал его прежде, он ему сразу почему-то не понравился.

— Мультик, — ответила Кэти.

— И мы тоже, — заметил Тед.

Они будут вместе смотреть кино? Сердце у него упало. Он взглянул на Челсию снова, потом еще раз, прежде чем она отвела глаза. У нее был усталый и расстроенный вид, видимо, неделя прошла для нее безрадостно. На душе у него стало неспокойно.

— Челсия, я должна поблагодарить тебя за обед, на который ты пригласила Ника и Кэти в тот вечер. — Грейс, оказавшись рядом с Челсией, направлялась вместе с ней к входу в кинотеатр.

— Э… это пустяки.

— Вовсе нет. Он же здесь новичок, никого не знает. И вдруг сразу столько друзей! То, что ты сделала, многое для меня значит.

Идя сзади, Ник заметил, как Челсия провела ладонями по брюкам.

— Ты считаешь, я что-то сделала?

— Да. Ты представила его своей семье, и, насколько я поняла со слов Кэти, они приняли ее и Ники очень радушно. И еще она в восторге, от твоего спагетти. Ты должна дать мне рецепт.

— О… о, конечно.

Сегодня Челсия была в простых темно-синих брюках и белой шелковой блузке. Однако, следуя своей собственной неповторимой манере одеваться, она накинула на плечи яркий пестрый шарф, который преображал ее наряд и делал его совершенно необычным. Ник смотрел, как переливается шелк блузки в огне ламп, освещающих автостоянку, видел мягкое, едва уловимое покачивание бедер. Может, дело тут совсем не в шарфе…

Грейс все еще продолжала говорить — о чем? Он невольно прислушался.

— Я так боялась, что ему не понравится здесь жить и, может быть, нам… ну, знаешь, придется переехать. — Грейс понизила голос, однако не настолько, чтобы Ник не мог расслышать. С возрастающим возмущением он подумал, что Грейс слишком много на себя берет. — Но теперь, — продолжала она, — мне кажется, он не прочь здесь обосноваться.

— Сомнительно, чтобы все это произошло из-за столь незначительной причины, Грейс. Во всяком случае, не думаю, что я сыграла в этом какую-то роль.

Ник заметил, с какой надменностью Челсия вскинула голову, и, наверное, улыбнулся бы, если б не пребывал в таком унынии и не чувствовал себя таким виноватым.

Кинотеатр был наполовину пуст, и получилось так, что в результате они сели все вместе. Нику досталось место с краю, тогда, как Челсия оказалась с другой стороны, а между ними расположились все остальные.

Свет медленно погас, и кино началось. Ник изо всех сил старался увлечься фильмом, — как правило, ему это удавалось, но на этот раз волшебство не сработало. По-прежнему все его внимание было поглощено Челсией, как будто она заслоняла ему экран.

Примерно на половине картины он глянул вдоль ряда — мимо Кэти, Грейс, Теда — в сторону Челсии. Вел он себя несдержанно, то и дело туда посматривал, но если до этого видел только ее профиль, то теперь получил ответный взгляд. Даже в темноте сила ее глаз была такова, что у него сдавило грудь. Внезапно он почувствовал непреодолимое желание сказать ей, что вел себя, как последний осел, строя свои дурацкие умозаключения, что он вовсе не думает, будто она что-то подстраивала, и что ему больше всего на свете хочется, чтобы она перестала быть такой печальной и снова улыбнулась.

Слишком поздно до него дошло, что Грейс наблюдает за ним, время от времени кидая на Челсию косые взгляды. С пылающими ушами он, отвернувшись, уставился невидящим взглядом на экран. Черт, надо было взять с собой таблетки от изжоги.

Когда фильм кончился, Ник двинулся между рядами кресел к выходу, пропустив перед собой Кэти и Грейс. Восхищаясь собственной непринужденностью, он проделал такую же штуку с Тедом. И наконец, в результате всех этих маневров, рядом с ним очутилась Челсия, чего он и добивался.

Она попыталась проскользнуть мимо него вместе с толпой, но Ник вовремя перехватил ее за руку. Она словно оцепенела, а пульс под его пальцами бился все быстрее. Он склонился к ней, вдыхая пьянящий аромат ее волос, и прошептал: «Простите». Она подняла глаза — изумленные, вопрошающие. Показалось на миг, что они одни в этом зале.

Однако для дальнейшего разговора было не время. Грейс, сжав зубы, уже пробиралась к нему сквозь толпу — выяснить, что его так задержало. Он выпустил руку Челсии, и она мгновенно затерялась в людском потоке.

Было уже полдвенадцатого ночи, когда Челсия, расположившись на продавленной софе у себя в гостиной, потягивала из кружки горячее молоко. Сказавшись усталой, она попросила Теда подвезти ее домой сразу после кино, мечтая уснуть, как можно скорее. Но стоило ей оказаться в постели, как сон покинул ее. Она лежала в темноте с широко открытыми глазами, неспособная отрешиться от мыслей о Нике. Она все еще ощущала его пальцы на своем запястье.

Челсия провела ужасную неделю. После той жуткой вспышки ярости, которую Ник обрушил на нее в ночь их полета, она чувствовала себя совершенно разбитой. Но сегодня его, как будто подменили. Когда он прошептал «Простите», его глаза излучали нежность, и она едва не расплакалась.

Означает ли это, что он на самом деле сожалеет о случившемся? Что он снова приведет Кэти посмотреть на котят? И опять они будут болтать по-приятельски и позволят заново обретенной дружбе развиваться дальше?

Она вздохнула, уронив голову на руки. Как ни тяжко в этом признаться, Ник Таннер всецело завладел ее существом. Она должна преодолеть эту ситуацию. Эту фантазию. Иначе она окажется в глупейшем положении. А может быть, уже оказалась. Грейс ведь далеко не слепа. Она заметила, как они переглядывались, и, естественно, ей это пришлось не по нраву.

Но как справиться с этим увлечением — если это можно назвать увлечением, — Челсия понятия не имела. Она только знала, что будет противостоять ему до тех пор, пока оно само не исчезнет.

Стук в дверь заставил ее вздрогнуть.

— Челсия?

Ее словно подбросило. Она безошибочно узнала, чей это голос, хотя ее имя было произнесено свистящим шепотом.

Метнувшись к двери, она приоткрыла створку.

— Ник, ради Бога, что…

— Привет. — На его губах блуждала странная улыбка.

В голове у Челсии царила полная неразбериха. И только одно отчетливо проступало в сознании: он здесь. Это ощущение пронизывало каждую клеточку ее тела вместе с биением крови и в такт ударам сердца отдавалось в висках: он здесь, он здесь.

— О, простите. — Он покосился на ее ночную рубашку. — Я полагал, вы только что вошли. Я проезжал мимо незадолго до этого, и света у вас не было. — Он повернулся, намереваясь уйти.

— Да нет, все в порядке. Входите.

— Так я вас не слишком обеспокоил? Дело в том, что позвонили из пожарной службы, и мне пришлось проехаться до «Сосновой горы», но оказалось — ложная тревога. А на обратном пути я увидел свет в ваших окнах и решил заглянуть к вам и взять рецепт. Ну, тот, о котором просила Грейс, помните? — Засунув руки в карманы, он смотрел куда угодно, только не на нее.

— Да входите же, Ник.

Он шагнул в тускло освещенную прихожую, и они оба остановились, будто в нерешительности, смотря друг на друга. Он был одет так же, как и раньше, в бежевые брюки и белую рубашку с коричневым галстуком, завязанным аккуратным узлом.

А она?.. В груди у нее словно что-то взорвалось, и жар нарастающей волной побежал по телу, становясь все нестерпимее по мере того, как он ее оглядывал. Она бросилась к двери в чем была, не накинув халата, не надев ничего на ноги. Даже волосы не пригладила.

Ник улыбнулся уголком губ. С одобрением? Ее длиннющая хлопчатобумажная рубашка, на которую она извела целые ярды викторианских кружев, едва ли может служить поводом для улыбок.

— Проходите в гостиную и располагайтесь. Я возьму рецепт и сейчас же вернусь.

Она появилась через минуту, держа в руке блокнот и листик с рецептом.

— Надеюсь, ничего серьезного на «Сосновой горе» не случилось… — Прежде чем сесть на диван, она плотно закуталась в шерстяной вязаный плед.

— Да нет. Это был ложный вызов. Скорее всего, баловство подростков. — Он сидел напротив нее, в другом конце комнаты, на расстоянии, по крайней мере, восьми футов, но ощущение жара не проходило, будто он взглядом прожигал ей кожу.

Сдерживая неровное дыхание, она, наклонившись, принялась переписывать рецепт.

— Поскольку я здесь… и очень рад, что заглянул… у меня есть возможность…

Она быстро взглянула на него сквозь прядь темных волос, спустившуюся ей на глаза. Ник сидел на краешке кушетки, сцепив пальцы.

— Да, Ник?

Он встал, сделал несколько шагов по комнате, потом подошел и сел рядом — так близко, что она даже сквозь плед ощутила тепло его тела.

— Мне просто необходимо было прийти сюда сегодня. Я должен договорить то, что начал там, в кинотеатре, Челси. Я ни за что не усну, если не извинюсь перед вами. — Он повернулся к ней лицом, облокотившись на спинку дивана.

— Мне больше не нужно никаких извинений, Ник. Я только хочу, чтобы вы объяснили, почему так рассердились на меня. Неужели вы и вправду подумали, что я пригласила Хезер, чтобы… чтобы преподать вам урок?

Он отвернулся и молча, кивнул.

— Да у меня и в мыслях этого не было!

— Я знаю. Но тогда… Как раз за два дня до этого мы поспорили насчет моих взглядов на воспитание Кэти. И у меня в ушах еще звучали ваши слова насчет того, что я — главное препятствие, которое ей надо преодолеть.

Челсия вздрогнула.

— Я вообразил, что вы нарочно познакомили меня с Хезер, чтобы показать мне настоящее несчастье. Мне казалось, вы пытаетесь управлять мною. Конечно, я разозлился. Еще бы! Вы осмелились оспаривать мои методы воспитания. — Он помолчал, видимо сомневаясь, продолжать ли дальше. Выражение его лица неуловимо изменилось, из жесткого сделавшись печальным. — Но больше всего потрясло меня то, что по вашей милости я два часа провел вместе с чудесной маленькой девочкой, которой, возможно, не придется встретить свой следующий день рождения. Вы заставили меня узнать и полюбить ее.

— Я всем сердцем понимаю вас.

— Действительно понимаете?

Челсия посмотрела в его страдающие глаза и мягко кивнула.

Он быстро обнял ее за плечи и крепко сжал.

— Не знаю, как вам удается справляться с этим. Через вас проходит много детей? Таких, как Хезер?

— К несчастью, да. И не всегда мне удается «справляться». Я несколько раз срывалась.

— Вы?

— Да, представьте… — Челсия передернула плечами.

— Не представляю. Скажите, как.

— Ну, прошлым летом, например. Он летел со мной уже в третий раз. Его звали Курт. Симпатичный светловолосый мальчуган. Семи лет. В последней стадии лейкемии. Я чувствовала, что слишком к нему привязалась, и все равно решила взять его с собой. Думала, что уже привыкла к больным детям и, если что, сумею себя сдержать. Но когда он обратился ко мне со своим вопросом, из меня, как будто выкачали весь воздух. — Она, помолчав, продолжала: — Я помню этот момент очень отчетливо. Мы как раз пролетали над Танглвудом. Был прекрасный теплый вечер, похожий на тот, в который летели вы. А где-то под нами оркестр играл симфонию «Из Нового Света» Дворжака. Мы слышали музыку так ясно, как будто она сопровождала нас. Вы знаете эту вещь?

Ник кивнул.

— А потом, совершенно неожиданно, Курт посмотрел на меня и спросил: «Так будет со мной, когда я стану ангелом?»

Ник гладил ее по руке, стараясь успокоить.

— Почему вы это делаете, Челсия? Ведь больные детишки не ваша забота. К тому же из-за них вы, наверное, теряете чертову уйму денег.

— Ну и пусть. А потом, они дарят мне такую радость. Помочь им забыть об их бедах, увидеть их сияющие глаза — ведь это счастье. Ник понимающе улыбнулся.

— Воздухоплавание — это действительно что-то невероятное. По себе знаю. Меня этот опыт совершенно сразил.

— Вы это серьезно?

— Абсолютно серьезно. — Он убрал руку с ее плеча и сидел, глядя перед собой, опершись локтями на колени. Улыбка постепенно исчезла с его лица, и черты приняли задумчивое выражение. — Я должен сделать вам еще одно признание относительно того, почему я был так сердит на вас, Челси. Я не хотел внять предостережениям, которые, как мне думалось, вы решили вколотить в меня. Я не хотел признать, что Кэти — крепкий, резвый ребенок. Мне удобнее было думать, что она беспомощна, и по-прежнему оберегать ее от всего на свете. Ведь если согласиться, что с ней все в порядке, то придется освободить ее от чрезмерной опеки, как можно меньше вмешиваться в ее жизнь и в какой-то мере положиться на волю случая, а это… пугает меня, Челси. Это просто вселяет в меня ужас.

— Понимаю. — Челсия наклонилась и погладила его по шершавой щеке. Откликнувшись на прикосновение, он потянулся за ее рукой, и их глаза встретились. Внезапно осознав, что делает, она испуганно отдернула руку; всей душой надеясь, что он не придаст ее жесту слишком большого значения.

— Но страшно мне или нет, — наконец сказал он, — я не должен держать ее взаперти.

— Верно, но здесь важно не переборщить. Скажем, насчет домашнего обучения. Я много над этим думала и считаю, что тут вы совершенно правы. Ей это необходимо, чтобы нагнать пропущенное. А в школе у нее ничего не получится.

— Согласен. Но, признаться, я тоже долго размышлял над тем, что сказали вы, ну, насчет того, что ей надо привыкать жить в обществе. И поэтому при первой же возможности я отправлю ее в школу.

— Отличный компромисс, мистер Таннер, — заметила Челсия с улыбкой. — Оказывается, вместе у нас неплохо получается. Мы можем составить очень сильную команду. — Едва Челсия произнесла эти слова, как почувствовала, что щеки у нее запылали. Фраза прозвучала, пожалуй, несколько двусмысленно. — В-вы разрешите Кэти полететь со мной? — поторопилась она спросить.

— Вы думаете, я могу так вот сразу отрешиться от своих страхов? — усмехнулся Ник.

— Значит, вам просто нужно время?

— Именно, дайте же мне хоть дух перевести! — Он стремительно потянулся к ней и, неуклюже обняв, рывком привлек к себе, так что голова ее оказалась где-то на уровне его подмышки.

Челсия вскрикнула и нервно рассмеялась.

— Тише, вы перебудите всех соседей в округе.

— Вот и хорошо. Надеюсь, они еще вызовут полицию, — невнятно сказала она, носом уткнувшись ему в грудь.

Пытаясь привстать и ища опору, она ухватила его за галстук, с опозданием сообразив, что он задыхается.

— О, простите меня.

— Вы, кажется, хотите моей смерти.

— И поделом вам. Ну, кто, скажите на милость, по ночам ходит в галстуке? — Уже несколько успокоившись, она села к нему лицом, подобрав под себя ноги. — Давайте я вам его развяжу.

— Будьте так любезны, — ответил он, усмехнувшись. — Признаться, женщины не раздевали меня, по крайней мере… ну, во всяком случае, очень давно.

Пальцы у нее стали вдруг неловкими и горячими, когда она случайно коснулась обнаженной кожи над воротом рубашки. Однако, в конце концов, узел поддался, и она, осторожно сняв галстук, посмотрела ему в лицо. То, что она увидела, заставило ее сердце забиться сильнее.

Был ли это огонь, вспыхнувший в глубине глаз, или жадный изгиб рта, трудно сказать, но что-то в его лице с неудержимой силой призывало ее. У нее было такое чувство, будто… будто он втягивает ее в себя. И ей хотелось подчиниться настойчивому зову, отдаться во власть этой силы. Ни разу в жизни она не испытывала такого непреодолимого влечения. И никогда ее не била такая дрожь, как сейчас.

Боже мой! Да что же это? Отпрянув, она плотно закуталась в плед и потянулась за блокнотом, упавшим на пол. Но ей никак не удавалось справиться с колотящимся в горле сердцем.

Ник, откинувшись на спинку дивана и слегка откашлявшись, спросил:

— Что это за парень был с вами в кино?

— Тед? Правда, у него отличная фигура? Он работает в спортивном клубе. — Ей самой было непонятно, зачем она дразнит его. И почему у него сделался вдруг такой расстроенный вид?

— Давно встречаетесь?

— Мм. С шестого класса. — Реакция Ника неожиданно доставила ей огромное удовольствие. — Тед просто хороший приятель. Мы время от времени с ним видимся, но и только.

— Вот как. — Он, кажется, пытается изобразить равнодушие? — Ну, а как вообще продвигаются ваши дела?

— Да неплохо. — Она пододвинула рецепт поближе к лампе и принялась его торопливо переписывать. — Я поместила объявление в нескольких газетах на прошлой неделе. И уже есть результат.

— Что ж, отлично. Вам нужно их почаще печатать.

— Ник, я знаю, что мне нужно. Если б у меня были необходимые средства, чтоб дать такую рекламу, какую я хочу, и чтоб закупить снаряжение, в котором я нуждаюсь, мой доход мгновенно бы удвоился.

— Вы уверены? — Глаза Ника вспыхнули.

— Разумеется.

— Тогда так и сделайте. Что вас удерживает?

— Я же сказала. Средства.

— Займите. — Он произнес это так небрежно, будто считал, что получить ссуду в банке — пустячное дело.

Она засмеялась.

— Вы очень странный человек, Ник Таннер.

— Почему это?

— В жизни вы чрезмерно осторожны, но во всем, что касается дела, — и Чет тут абсолютно прав — вы проявляете какое-то дикое сумасбродство.

— Ничего подобного.

— Нет, это так и есть, а улыбка на вашем лице удостоверяет, что вы и сами отлично об этом осведомлены. Более того, я думаю, что вам это безумно нравится.

— Хорошо, пусть я сумасбродный, только и вы не без странностей, мисс Лаутон. Для того, кто связал свою жизнь с таким рискованным, таким ненадежным предприятием, вы излишне предусмотрительны — нет, даже робки, — когда дело требует решительных действий.

Челсия в задумчивости грызла кончик ручки, понимая, что он прав. Однако она просто обязана проявлять осторожность. Слишком высокие банковские платежи, месяц скверной погоды — и все, полный крах. Один неверный шаг — и она будет безвозвратно отброшена назад.

Ник наклонился к ней и повернул ее лицом к себе. Она вздрогнула, испугавшись, что он прочтет ее мысли.

— Надеюсь, мы не ввергаемся в очередную дискуссию?

Челсия пожала плечами.

— Пожалуйста, не надо, — произнес он просительно.

— Меня это устраивает.

От улыбки, которую он послал ей в ответ, у нее потеплело в груди. Она быстро наклонилась и снова принялась писать.

— Да, я нашел квартиру, — сказал он.

— Правда? А где?

— На Пиерсроуд. Верхний этаж двухэтажного коттеджа.

Челсия сама удивилась своей радости.

— Для меня с Кэти вполне подходит. Пока не подыщем дом.

— А какой вы хотите найти — раз уж собрались его купить?

— Право, не знаю. Что-нибудь большое, основательное. Дом, который внушает чувство, будто там прошла жизнь не одного поколения. С книжными шкафами, широкими подоконниками, старинными буфетами… И чтоб были укромные уголки, таинственные переходы… Сам не знаю, почему мне так этого хочется. — Он на мгновение задумался. — Наверное, потому, что с тех пор, как я себя помню, мы снимали квартиру с двумя спальнями в многонаселенном доме. А у меня было две сестры, и по этой причине я до двадцати двух лет спал на кушетке в гостиной.

Челсия воззрилась на него в немом изумлении и только потом начала смеяться.

— Что вас так забавляет?

— Я думала, что вы богаты, Ник.

— Прошу прощения, но это так и есть.

— Я полагала, вы из состоятельной семьи, — вот что я имела в виду. — Она вдруг с подозрением уставилась на него. — Вы меня дурачите, разве нет?

Он расхохотался, и она поняла, что любуется его лицом, на котором играли блики света от лампы, затененной абажуром.

— К сожалению, нет, Челси. — Улыбка постепенно погасла.

— Что, приходилось тяжко?

— Не очень. Вернее, не всегда. По большей части это было просто безрадостное существование. Родители кое-как перебивались, меняя одну работу за другой. Но нигде долго не задерживались.

— Они еще живы? Он покачал головой.

— Печально. — При мысли, что Ник так одинок в этом мире, сердце ее дрогнуло от жалости. — Но ведь не от старости, же они скончались?

— Нет, просто устали жить.

— А ваши сестры? Вы ведь упомянули, что у вас две сестры.

— Да. Синди и Барбара. Про Синди можно сказать, что у нее все в порядке. Она вышла замуж за парня из Глостера, он занимается ловлей омаров. У них двое детей. А Барбара — только дьявол знает, где она сейчас! Ей было семнадцать, когда она сбежала из дома.

— И с тех пор вы ее не видели?

— Нет. Я нанял детектива, но это случилось так давно, что… Господи, и с какой стати я вам все это говорю? Не думаю, чтобы история моей жизни представляла какой-нибудь интерес.

— Неправда, мне очень интересно. Я ведь про вас ничего не знала. Ваша история меня очень тронула.

— Тронула? — Он с хитрым видом подмигнул ей. — Видели бы вы меня, когда я был «сильным мира сего».

— Вы имеете в виду — в Бостоне? Скучаете по тому времени?

— Нет. Мне давно уже хотелось сменить обстановку. А, кроме того, я сделал это из-за Кэти — нужно было забрать ее оттуда. Жизнь в шумном городе совсем не для нее.

— И, конечно, из-за Грейс. Вы ведь приехали к ней?

Челсия могла бы поручиться, что по лицу у него пробежала мгновенная нервная дрожь.

— Да, разумеется, — сказал он.

Глядя на его нахмуренные брови, она с замиранием сердца ждала продолжения, но он молчал, и тогда она, едва осознавая, что говорит, вдруг выпалила:

— Вы любите Грейс?

Он вздрогнул, как от удара.

— Это еще что за вопрос? Челсия отчаянно покраснела.

— Кажется, очень нахальный. Забудьте, прошу вас.

Но забыть об этом было уже невозможно — ни ей, ни Нику.

— Грейс замечательная женщина. Разумная, здравомыслящая… я бы сказал, несовременная — в самом лучшем смысле этого слова. Она обожает заниматься хозяйством, заботится о близких ей людях. Я не приверженец каких-то ветхозаветных обычаев, но, тем не менее, нахожу, что женщина, так пекущаяся о своей семье, заслуживает всяческих похвал.

Челсия не могла не заметить, какой напряженной была его поза, каким безжизненным — голос. И к тому же он так и не ответил на ее вопрос.

— А Грейс похожа на вашу покойную жену?

— На Лауру? Нет, черт возьми! Единственное сходство, чисто внешнее, — это светлые волосы.

— Я… я не должна спрашивать, любили ли вы ее?

— Что ж, я отвечу, — согласился, он, обреченно вздохнув. — Я любил ее без памяти. Думаю, это была самая пленительная женщина из тех, кого мне когда-либо приходилось видеть, и ее обаяние действовало так же неотвратимо, как занесенный кинжал.

— Расскажите, какой она была. — Разговор становился более откровенным, чем допускало приличие, но что-то подсказывало ей, что, в сущности, так и должно быть.

— Гм. Какой она была? Ну, рост пять футов семь дюймов, блондинка, голубоглазая. Полагаю, ее можно было бы назвать настоящей красавицей. А еще про нее можно сказать, что она была бунтаркой по природе, хотя и выросла в добропорядочной семье с немалым достатком. Породистое животное, примкнувшее к дикой стае. У нее был диплом по философии, норовистый маленький «харлей» и роза, вытатуированная на левой щеке. — Он шлепнул себя по бедру, не оставляя ни малейшего сомнения, что за «щеку» он имеет в виду.

Челсия, сцепив руки, слушала его затаив дыхание, с все возрастающим волнением, которое ей самой казалось совершенно неоправданным. Не в том она положении, когда какие-либо сравнения уместны.

— Прошу вас, продолжайте.

— Я был непозволительно молод, когда женился на Лауре. И больше не ищу такого рода переживаний. Подобные браки не могут быть прочными и долго не длятся.

Челсия кивнула, будто соглашаясь, да она и на самом деле была с ним согласна. Только ее не оставляла мысль, что Ник сам себя обманывает. Он не выглядел особенно счастливым, когда говорил о Грейс, даже превознося ее добродетели. И когда они вместе, то совсем не похожи на влюбленную пару. Глядя на них, трудно отделаться от впечатления, что, кроме учтивости, их ничего не связывает. Возможно, схожесть их характеров или взглядов позволит им достичь в совместной жизни мира и спокойствия, но неужели только этого Ник хочет от брака? Разве этого достаточно?

— Вы закончили?

Челсия заглянула в блокнот и рассеянно подумала, что, пожалуй, следует добавить еще кое-какие специи.

— Рецепт… да.

Ник взял у нее листок, и некоторое время смотрел на него.

— По правде говоря, вам бы давно следовало меня выгнать. — Он взглянул на нее с легкой улыбкой. — Слишком долго я вам докучал.

Нет! — хотелось ей крикнуть. Нисколько! Ничего похожего! Но Ник уже встал, собираясь уходить, и она поднялась вслед за ним. Вязаный плед соскользнул на пол, а она и не подумала его поднять.

Ник окинул взглядом ее плечи, руки, ее босые ноги.

— И все-таки за вами необходимо ухаживать, даже когда вы собираетесь ко сну.

Чувство острой досады кольнуло ей сердце.

— Что вам не нравится? — Она одернула свою рубашку.

— Дело не в какой-нибудь одной вещи. Тут требуется целая программа, Челси. — Он протянул руку и движением, легким, как шепот, коснулся ее подбородка. — Тщательно разработанная программа. — В этот момент ей показалось, что пол уходит у нее из-под ног.

Они вышли на крыльцо, и Ник вдруг остановился, нахмурившись.

— Да, чуть не забыл… — Он сунул руку в карман брюк и вытащил оттуда маленькую коробочку, на которой рельефными буквами было обозначено имя дорогого питсфилдского ювелира. — Я сегодня ходил с Кэти за покупками, и вот это попалось мне на глаза. — Он вложил ей коробочку в ладонь. — Это, конечно, пустяк, просто дань признательности.

Пытаясь унять дрожь в руках, Челсия приподняла крышечку футляра. На голубом бархате сияли серьги из серебра филигранной работы в виде крупных колец, каждое из которых заключало изображение деревца.

— О, какая прелесть, Ник! — Она вынула одну сережку, пытаясь получше рассмотреть ее в бледном свете луны. — Но зачем?

Ник, чуть смутившись, пожал плечами.

— Я ведь сказал вам, это просто дань признательности. Намеренно или нет, но вы помогли мне здраво осмыслить положение Кэти. Продавец сказал, что это символ древа жизни, вот я и подумал, что они, как нельзя лучше подходят к данной ситуации.

Челсия изо всех сил крепилась, чтобы удержать, готовые хлынуть из глаз слезы. Стараясь отвлечься, она целиком сосредоточилась на том, чтобы вдеть серьги в уши. Однако без зеркала ей это никак не удавалось.

— Давайте-ка я попробую. — Одной рукой Ник взял сережку, а другой мягко отвел ей волосы и, зажав пальцами ухо, осторожно провел дужку сквозь едва заметную дырочку в мочке. Челсии казалось, что она подвергается какой-то сладостной пытке. Когда он повернул ей голову, чтобы вдеть другую серьгу, она закрыла глаза, почувствовав, как тело становится невесомым и растворяется в воздухе. — Ну вот, совсем неплохо.

Она медленно открыла глаза, со смутным недоумением сознавая, что его руки все еще обхватывают ее шею, а пальцы нежно гладят пылающую кожу у подбородка. Это мгновение, казалось, длилось бесконечно. Она посмотрела ему в глаза, пытаясь овладеть собой. Но напрасно. Ее завораживал его затуманенный взгляд, его жаждущий рот.

Она чувствовала, что он борется с собой, пытаясь справиться с демоном искушения, — и быстро теряет силы. Как и она. Внезапно он рванул ее к себе с неистовством освобождения и впился в губы далеко не нежным поцелуем. Казалось, ему хочется ее уничтожить. Он со стоном пробормотал ее имя и продолжал неистово целовать — словно загнанная внутрь страсть вырвалась наконец наружу.

Челсия прильнула к нему, ослабевшая и трепещущая, страшась того огня, который пробегал у нее по жилам. С того самого момента, как они встретились, она знала, что с ним ее ждет что-то необыкновенное. Действительность превзошла все ее ожидания.

Он обхватил ее за спину, крепко прижимая к себе. Руки опустились ниже, захватывая легкую ткань рубашки. Челсия выгнулась ему навстречу с несдержанностью, которой даже предположить в себе не могла. «Разве таким бывает первый поцелуй?» — промелькнуло у нее в голове. Он должен быть ласковым, робким. А это… это просто безумие какое-то. Дикое, неистовое безумие.

С протяжным дрожащим вздохом он ослабил объятия и тряхнул головой, сощурив затуманенные глаза, будто хотел избавиться от наваждения.

— Боже милостивый! — прошептала Челсия. Ее вдруг пронзило ощущение унизительности всей этой ситуации.

— Боюсь, что даже Господь Бог не сможет изменить то, что уже произошло, — ответил он, отступив в сторону.

— Мне очень жаль, Ник.

— Не надо. Не извиняйтесь. Это сугубо моя вина.

— Не знаю, что и сказать. — Она в замешательстве теребила оборку, вспоминая, как всего мгновение назад он едва не сорвал с нее рубашку.

— Давайте… вообще не будем ничего говорить. — Его брови сдвинулись. — Ничего и никому, хорошо? Я бы предпочел забыть об этом.

Она кивнула, чувствуя, как перехватило у нее горло. Хорошо. Она усвоила.

— Так я пойду? — Он избегал встречаться с ней глазами. — А серьги вам очень идут. Я рад, что купил их. — Сказав это, он спустился с крыльца и пошел по дорожке, покачивая головой — видно, клял себя, на чем свет стоит.

— Спасибо, — крикнула она в темноту, вспомнив запоздалые слова благодарности, но его уже и след простыл.

Загрузка...