Тускло светил торшер с абажуром из желтого шелка.

— Настоящая профессорская квартира… — пробормотала Катя. — Чем будешь угощать, Лаэртов?..

— Минуточку… — тот поставил на журнальный столик бутылку кагора и блюдце с докторской колбасой. — Я, знаешь ли, ничего особого не успел приготовить…

— И правильно! — серьезно произнесла Катя. — Ни к чему нам объедаться.

— Ну да, — сконфузился Толик. — Мало ли что…

Катя, поджав ноги, сидела на мягком кожаном диване. Толик подал ей стакан с кагором, и они чокнулись.

— Все, как в старые времена… — вздохнул он, деликатно присев на свободный краешек. — Я, знаешь ли, до сих пор тебя вспоминаю. Тебя и Мишеньку. Зря ты его не привезла…

— Послушай, Лаэртов, ты ведь мог бы своих детей давно завести! — рассердилась Катя. — Почему ты не женишься?

— Да все как-то некогда…

— У меня гениальная мысль! Помнишь Зою? Ну, Зою Личутину… Она как раз развелась и теперь совершенно одна.

Но Толик не проявил никакого энтузиазма.

— А ты-то почему одна? — тихо спросил он. — Ты же… ты такая красивая, такая яркая… Ты — как солнце!

— О, Лаэртов, ты мне льстишь… — растроганно сказала Катя. — Но я вовсе не одна. У меня есть… есть человек, которого я очень люблю.

Толик быстро-быстро заморгал.

— Кто же он? — спросил еще тише.

— Он? Он тоже как солнце… Для меня, во всяком случае.

— Я желаю тебе счастья, — неожиданно заявил Лаэртов и пожал ей руку. — Значит, скоро свадьба?

— При чем тут свадьба? — недовольно произнесла Катя. — Господи, я и забыла, какой ты старомодный… Хотя да, свадьба будет — но еще очень не скоро.

— Надо проверить свои чувства?

— Нет, в своих чувствах мы не сомневаемся, — уверенно произнесла Катя. — Тут дело в другом. Алексей… его, кстати, зовут Алексей… так вот, он женат.

— Женат? — растерянно повторил Лаэртов.

— Да — и это препятствие. У него есть дочь… Ох, я уже устала всем повторять эту историю! Но ладно, тебе тоже расскажу… Так вот, Алексей собирается уйти из семьи, когда дочери исполнится восемнадцать. И тогда мы с ним…

— Катя! — с ужасом перебил ее бывший муж. — Опомнись!

— Что? — испугалась Катя. — Ты о чем? Послушай, я не понимаю…

— Катя, милая, я не могу поверить… Неужели ты способна на такое?!

— Лаэртов! — мгновенно завелась она, едва не пролив кагор. Толик поспешно взял у нее стакан из рук, чтобы не пострадал кожаный диван (Вера Петровна не пережила бы этого). — Ты что, на Луне живешь? Ты не слышал о таких вещах? Я уверена, в твоих исландских сагах тоже упоминаются эти… как их… адюльтеры.

Катя специально постаралась подобрать книжное слово — кажется, Лаэртову так будет проще понять ее.

— Что? — переспросил он. — А, ну да… Кстати, авторов исландских саг не интересовали переживания, обусловленные сексуальными отношениями, то есть романтические переживания… — Толик вдруг смущенно улыбнулся и поправил на носу очки. Когда дело касалось его работы, он мгновенно отвлекался от всего. — По-видимому, они не вызывали того сентиментального сочувствия, на которое рассчитывает автор всякого романа. И вообще — вокруг них не было никакого романтического ореола! Возьмем, например, известную «Сагу о Ньяле»: Гуннар был влюблен в Халльгерд, но его брак с ней древний автор назвал — «безрассудный брак по страсти», или, если более точно перевести источник, — брак «из похоти».

— Разве плохо быть влюбленным? — недоуменно спросила Катя.

Лаэртов засмеялся.

— Это как сказать! Вообще, Катенька, людям того времени брак по любви казался страшным безрассудством и глупостью.

— Дикие люди! — тоже засмеялась она.

— Э, нет… «Любовью» они называли те отношения, которые устанавливались между супругами спустя некоторое, иногда очень долгое время.

— А как они относились к изменам? — снова спросила Катя.

— Если это любовная связь мужчины с чужой женой, то обычно говорилось, что мужчина «одурачил», «обманул» женщину.

— А если…

— А если же речь шла о любовной связи женатого мужчины с одинокой женщиной, то о ней говорилось как о «побочной» жене. Дети их тоже считались «побочными».

— Вечная дискриминация! — сердито произнесла Катя.

Лаэртов поцеловал ей руку.

— Милая моя… В те времена люди так же влюблялись, испытывали страсть, ревновали… Я повторяю — другой была оценка этих переживаний: не было их романтизации и идеализации. Но сейчас все иначе, — прошептал Толик, нахмурившись. — Катя, так нельзя… Нет, я, конечно, не знаю твоей истории в целом, да и вообще — не мое дело судить, но… Нельзя строить свое счастье на чужом горе!

«Моя душа умерла…» — мгновенно вспомнила Катя, и прежние сомнения вновь всплыли на поверхность.

— Может… Может, и не будет никакого горя, — пробормотала она. — Лаэртов, это же самая обычная жизненная ситуация…

— Я бы с тобой никогда так не поступил, — проникновенно сказал он. — Мне и в голову не приходило завести роман на стороне… Твой Алексей — он…

— Ты просто ревнуешь! — закричала она. — Я поняла — ты ревнуешь!

— Я не ревную! — неожиданно и он стал кричать, очки с его носа свалились, и он опять едва успел подхватить их. — Я просто не узнаю тебя! Моя Катя не была такой! Моя Катя не разрушала чужие семьи!

— Да там давным-давно все разрушено!

— Откуда ты знаешь?

— Знаю! А ты… Ты, Лаэртов, старомодное чучело!

Толик молчал, тяжело дыша. Катя тоже замолчала. Сердце у нее билось, словно сумасшедшее, и все та же тоска, которая, оказывается, никуда не исчезла, снова заползала в ее душу.

— Да, я чучело… — осипшим голосом прошептал Толик. — И меня нельзя любить…

Кажется, за стеклами его очков блеснули слезы. Милый, глупый Толик Лаэртов, который боялся всего на свете и которого мог так шокировать чужой роман…

— Прости меня! — улыбнулась Катя. — Ты вовсе не чучело. Лаэртов, я не имею права ругать тебя — ведь сегодня же твой день рождения…

Катя поспешно обняла его.

Лаэртов осторожно, робко положил ей руки на плечи.

— Я об этом думала, Лаэртов… — прошептала жалобно Катя. — Ну, о том, что поступаю неправильно. Но что же делать? Я очень люблю Алешу…

— Да-да, я понимаю… — вздохнул он. — Любовь — это величайшая радость, но в то же время — величайшее горе.

— Что же делать?

— Я не знаю.

Катя снова откинулась назад.

Толик, скрестив руки на груди, с мягкой улыбкой смотрел на нее.

— Лаэртов…

— Что?

— Ты должен перестать быть маменькиным сынком. Мне кажется, Вера Петровна слишком много власти имеет над тобой! — решительно произнесла она. — Ведь, по сути, это она нас с тобой развела. А ты должен быть счастлив! Я вот поговорю с Зоей Личутиной…

— Не нужна мне никакая Зоя Личутина… — отмахнулся Толик. — Я вполне счастлив. Да, я счастлив, — убежденно повторил он. — А насчет мамы ты не права… Ну, по крайней мере, в том вопросе, из-за чего нам пришлось расстаться. Ведь ты меня никогда не любила…

— Я? Не придумывай, Лаэртов! — упрямо произнесла Катя.

— Нет, Катя, не обманывай себя. Ты была одна, с маленьким ребенком на руках. Когда я встретил тебя, Мишеньке едва только год исполнился… И тебе безумно тяжело было в твоей семье. До такой степени, что ты решила сбежать ко мне. И мама… Мне кажется, моя мама тогда поняла, что тобой двигало. Именно потому она так… так неадекватно себя вела во времена нашего супружества. Ну и ты, конечно, тоже скоро поняла, что я совсем не пара тебе.

— Лаэртов, нет! Все было не так!

— Катя, но это не значит, что я о чем-то жалею, — неожиданно признался он. — Я бы многое отдал за то, чтобы все вернуть назад. Знаешь, я даже маме не позволил бы вмешиваться в нашу жизнь!

— Да ну?.. — изумленно прошептала Катя.

Они опять замолчали, глядя друг на друга.

— Такая глупая жизнь… — наконец с досадой продолжила она. — Все настолько неправильно… И что самое неприятное — ничего нельзя изменить! Словно рок какой-то висит над всеми людьми.

— Нет, кое-что изменить можно, — заморгал Лаэртов. — Например, не надо делать того, что категорически делать нельзя.

— Например?

— Ты знаешь, о чем я… Кстати, именно поэтому я и не пытаюсь вернуть тебя. Потому что ты меня не любишь. И именно потому я один — не хочу обманывать кого-то еще…

— Ты до сих пор меня… ты до сих пор ко мне неравнодушен, что ли? — неловко улыбнулась Катя.

Он тоже улыбнулся неловко и пожал плечами.

— Может быть. Но я о другом хочу сказать… Ты не думай, что я ничего не понимаю, — произнес он серьезно. — В жизни всякое случается — люди делают ошибки, потом пытаются их исправить… Ты, главное, сама сейчас не сделай ошибки. Подумай сто раз, прежде чем что-то сделать.

— Я думала, — сказала Катя тоже серьезно. — Я думала о Нелли… ну, о жене Алеши. И об их дочери. Вроде бы все не так страшно… Я даже к психотерапевту пошла, хотя… хотя так и не смогла с ним поговорить. Фаина успокаивает — обычная ситуация, все через нее проходили, ничего с Нелли не должно случиться…

— А тебя когда-нибудь предавали? — спросил Толик.

— Меня? Нет… — Катя почему-то вспомнила о Григории Ганине. В каком-то смысле он ее предал, когда уехал из страны. Или это она его предала — когда позволила ему уехать?

— Слава богу…

— Толик, давай не будем о грустном, — встряхнулась Катя. — Расскажи лучше что-нибудь интересное. Над чем ты сейчас работаешь, например?

— Я? Над моральным кодексом древних исландцев, конкретнее — над «Изречениями Высокого».

— Кого? — засмеялась Катя.

— Высокий — это Один, главный бог скандинавов. Он живет в Валгалле — «чертоге мертвых», — охотно пояснил Лаэртов. — У него в подчинении валькирии, воинственные девы… Во время сражений они летают, невидимые, над полем боя и уносят в Валгаллу героически погибших воинов. Поэтому воины сражались очень отчаянно — ведь, умирая, они уносились в страну богов, и смерть казалась им счастьем!

— Ну, а Один-то что изрекал?

— О, совершенно замечательные вещи! Например: «Прежде чем войдешь в дом, присмотрись ко всем входам: не скрывается ли где враг». Или еще лучше — «Дня не хвали раньше вечера, жену раньше ее смерти, оружия — пока не испробовано, девушку — пока не замужем, лед похвали — если выдержал, пиво — когда выпито…»

* * *

— Спасибо за заказ, мы перезвоним вам, как только товар будет отгружен! — Катя положила трубку.

В этот день было особенно много звонков. Катя сидела за стеклянной перегородкой, посматривая, как в точно таких же отгороженных стеклянных будках работают ее коллеги. В основном молодые женщины ее возраста. Спокойные, деловитые, хорошенькие, одетые со строгим изяществом. Ведут переговоры, наманикюренные пальчики порхают по компьютерной клавиатуре… Неужели у них нет никаких проблем?

Катин взгляд снова уперся в толстый растрепанный справочник, лежавший на краю стола.

Словно повинуясь чьей-то воле, он придвинула его к себе и принялась торопливо листать. «Вега-интернешнл», «Вега-супер», «Мега-глобал», «Мега-прорыв» и прочая ерунда… Подобных, ничего не значащих названий в справочнике была масса. Правда, «Мега-плюс» была только одна. И рядом с названием стояло пояснение — «архитектурное бюро». Номер лицензии, телефон, адрес в Интернете.

«Что я делаю? — с раздражением подумала Катя. — Все равно это не то бюро, не тот Ганин, и вообще…»

Она со злостью набрала на клавиатуре электронный адрес, указанный в справочнике. Выскочила табличка — «Архитектурное бюро «Мега-плюс» приветствует вас! Наше бюро выполнит любые ваши пожелания — от составления дизайн-проекта в зависимости от категории помещения и до…»

— Бла-бла-бла-бла… все с вами ясно, — пробормотала Катя презрительно и нажала на «иконку» «Наши сотрудники».

На экран полезли фотографии архитекторов и прочих специалистов, которые работали в бюро, картинки с их проектами… Все это было неинтересно, а главное — Катя ужасно злилась на себя, когда просматривала список. Ну не может в нем быть этого человека!

Она крутанула колесико на мышке, стремясь поскорее закончить свое глупое и бессмысленное занятие, и вдруг ахнула: на нее с экрана монитора смотрел Ганин. Немного постаревший, конечно… А рядом с его фото было написано — «Ганин Григорий Кириллович, ведущий архитектор, автор пятидесяти проектов. Работает в бюро восемь лет. Владеет всеми смежными профессиями, разрабатывает все направления проекта. Его наиболее известные проекты — ресторан-клуб «Годзилла» в Юго-Восточном округе, Дом Предпринимателя на Солянке, коттеджный комплекс на Можайском шоссе…»

— Восемь лет! — выдохнула Катя. — Восемь лет!

— Катенька, возьми, пожалуйста, трубку, — по громкой связи прощебетала секретарша.

— Минутку, Людочка, я занята! Делаю срочный заказ!

Людочка в ответ проворчала что-то недовольно, но Кате было уже все равно.

Она с изумлением рассматривала лицо Григория Ганина, смотревшее на нее с экрана монитора, и никак не могла понять, почему он целых восемь лет является ведущим архитектором в каком-то дурацком «Мега-плюс». По Катиным расчетам, если Ганин и вернулся из своей Австралии, то сделал это не так давно.

— Восемь лет в Москве… — прошептала она ошеломленно. — Так что же… он вернулся, когда Мике не было еще четырех? Нет, он в архитектурном бюро работает только восемь лет, а вернуться мог еще раньше… И ни разу не позвонил мне!

Катя сначала никак не могла понять, что же именно ее так поразило.

Нет, не то, что она нашла Григория Ганина, отца своего ребенка (в конце концов, она не собиралась требовать с него алименты — они ей даром не нужны!), и не то, что Ганин уже минимум как восемь лет в Москве, где-то рядом… Дело было в другом: Григорий Ганин ни разу не позвонил ей за все это время!

Она, Катя, иногда вспоминала его, мысленно продолжала споры с ним, обличала его в эгоизме и прочих грехах… раздражалась и злилась от одной мысли о нем… кляла судьбу, которая связала их (если бы не Мика, давным-давно выкинула бы этого Ганина из головы!), радовалась, что они не вместе (можно представить тот ад, в котором они бы жили, если б не расстались!), а он…

А он, оказывается, и не вспоминал о ней!

Их роман был уже закончен — а она даже не подозревала об этом. Обидно!

И теперь, уставившись на экран монитора, Катя чувствовала себя очень странно. Ганин опять выставил ее дурочкой!

— Скотина… — едва не плача, с ненавистью прошептала она.

Внешне Григорий Ганин не так уж и сильно изменился за все эти годы. Сколько прошло со дня их последней встречи? Почти двенадцать лет…

Светлые прямые волосы, пожалуй, излишне длинные, зачесаны назад и заправлены за уши. Серые глаза, очень светлые, смотрят прямо и уверенно (просто-таки наглые глазищи!). Губы упрямо сжаты. Острый подбородок… Лицо злодея из голливудских триллеров.

Негодование и ненависть буквально распирали Катю.

Но неожиданно она почувствовала некоторое облегчение — она поняла, что в их вечной войне выигрывает она.

Потому что Григорий Ганин ничего не знает о Мике.

И никогда не узнает.

* * *

К разговору с Алексеем Катя готовилась очень долго.

Она не была уверена в том, что поступает правильно. Даже более того — интуиция подсказывала ей, что все разговоры на эту тему окажутся напрасными. Но таить в себе свои чувства она тоже не могла…

Что ж, если у Петренко встречаться нельзя, пусть Алексей приходит к ней домой. Сына она отправила к Алевтине Викторовне. Мика сопротивлялся всеми силами (у бабушки ему было невыносимо тоскливо), но Катя настояла на своем.

Алексей пришел в половине седьмого — веселый, с букетом роз, с праздничной улыбкой на лице.

— Я так соскучился! — сказал он, обняв Катю. — Ты одна?

— Одна.

— Отлично! Значит, мы можем ни в чем себя не стеснять… Устроим египетские ночи!

Он сбросил с себя дубленку, прямиком направился в спальню, бухнулся спиной на кровать и протянул к Кате руки:

— Иди ко мне! Иди же…

Катя замерла в нерешительности. С одной стороны, можно было с визгом прыгнуть к нему на кровать и устроить те самые «египетские ночи», которые не так уж и часто выпадали на их долю, но…

Сделав над собой усилие, она села на стул в некотором отдалении.

— Нам надо поговорить, — сказала она.

— Что-то случилось?

— Да.

— Что? — Он слегка переменился в лице. — Послушай, но мы уже давно решили… Никаких детей до тех пор, пока я не разберусь со своими делами!

— Я не беременна, если ты об этом, — сухо произнесла Катя.

— Фу ты… — вздохнул он с облегчением. — Напугала!..

Он устроился поудобнее, подперев голову рукой, и спросил уже совершенно другим, спокойным голосом:

— А о чем ты хотела поговорить, Катюша?

Он в этот момент показался Кате каким-то невероятным красавцем — с его темно-русыми волосами, ямочкой на подбородке, лепным абрисом губ, яркими карими глазами… Но это была не та слащавая, конфетная красота, от которой становится приторно, — а нечто иное, из-за чего гибнет женское сердце.

«Не порть этот вечер! — шепнул Кате внутренний голос. — Иди к нему…»

— Послушай, Леша… — нерешительно начала она. — Я все хотела тебя спросить…

— Так спроси! — ласково сказал он. — Выкладывай, что там тебя мучает…

— Ты любишь Нелли?

— Что? — удивленно переспросил он.

— Ты слышал. Ты любишь Нелли?

— Ну… — он задумался. — Почему ты спрашиваешь?

— Пожалуйста, ответь мне, — упрямо покачала она головой.

— Ох уж эти женские заморочки… — с досадой вздохнул он. — Мы вроде бы не раз обсуждали этот вопрос. Да, я люблю ее. Но совершенно не так, как тебя. Мы с ней почти что родственники.

— Почему же ты тогда встречаешься со мной? Я не понимаю… — с отчаянием произнесла Катя. — Зачем?

— Затем, что… — Он не договорил и вскочил с кровати. — Господи, Катюша, как мне все надоело!

— Мне тоже! — зло ответила она. — Я хочу расстаться с тобой.

— Что-о?..

Он сел перед ней на корточки, заглянул ей в лицо.

— Катя, что за ссора на пустом месте? Ты не в духе, тебя кто-нибудь обидел?

— Я недавно поняла кое-что, — тихо ответила Катя и провела ладонью по его щеке. — Я помяла, что не могу причинить кому-то боль. Я не смогу жить, зная, что из-за меня кто-то страдает.

— Глупенькая! — улыбнулся он, показав крупные ровные зубы. — При чем тут ты? Это ж я собираюсь оставить ее — значит, вся вина на мне. Ты — меня — любишь? — произнес он раздельно.

— Я тебя безумно люблю… — Она быстро поцеловала его в губы. — Я люблю тебя как сумасшедшая, как кошка… Наверное, я умереть за тебя могу — вот как я люблю тебя!

— Тогда к чему все эти разговоры? — удивленно спросил он.

— Ты не понимаешь… — вздохнула она. — Меня совесть мучает! Я вдруг представила себя на месте Нелли — живу, живу с человеком почти двадцать лет, а потом — бах! — выясняется, что у мужа моего любовница и он собирается меня бросить. От такого с ума сойти можно!

— Но никто же не сходит… Самая обычная история! Ты посмотри вокруг…

— Не хочу я на других смотреть! — нетерпеливо перебила его Катя. — Я про себя говорю, про особенности своей… этой… психики!

— М-да… Вот с ней у тебя, кажется, не все в порядке… — укоризненно протянул Алексей и снова сел на кровать. — И перестань жалеть Нелли. Она столько лет была счастлива — ты столько счастливой не была!

— Мне кажется, мы с тобой в чем-то ошиблись, — кусая губы, пробормотала Катя. — Мы решили, что продумали все до конца… Решили, что Нелли не будет больно, если она ничего не узнает до определенного срока. Решили, что если Поля повзрослеет, она тоже не станет переживать… Но это не так! Представь себе тот ад, в котором окажется Нелли, когда вдруг узнает, что вся ее жизнь до того была обманом. Ничего не было!.. Начинаешь вспоминать прошлое, цепляться за какие-то счастливые моменты — и видишь, что все было ложью… Муж обнимал тебя, а сам в это время думал о другой. Он гулял с тобой и дочерью в парке, а сам мечтал поскорее встретиться с любовницей. Он дарил подарки, но любовнице он их дарил тоже!..

— Ты точно ненормальная… — с ужасом произнес Алексей. — Что ты Нелли все жалеешь, дурочка?.. Ты себя пожалей! Я, может, и не собирался от нее никуда уходить!

— Что?.. — осеклась Катя. Комната словно покачнулась перед ее глазами.

— Что слышала!

«Омманет… Ох, омманет он тебя, Катька!» — как будто услышала она осуждающий и сочувственный голос бабы Лизы.

Так оно и вышло.

Она закрыла глаза, чувствуя, что падает в пустоту.

— Катя, милая… — Алексей бросился к ней, обнял. — Я пошутил!

Катя не слышала его.

— Значит… значит, все твои обещания были сплошным враньем? — растерянно прошептала она. — О господи…

— Я пошутил! — заорал он и слегка встряхнул ее за плечи. — Ты что, не поняла?.. Я пошутил!

Катя отвела его руки от себя.

— Впрочем, это уже неважно, — без всякого выражения произнесла она. — Уходи.

Алексей разозлился.

— Хорошо, я уйду, если ты так хочешь, — угрожающе произнес он. — Меня, между прочим, уже достали всякие капризы, сцены, выяснение отношений, переливание из пустого в порожнее… Только на прощание я тебе вот что скажу — не выйдет. Не выйдет у тебя ничего!

— О чем ты?

— Да о том самом! — язвительно засмеялся он. — Ради чего ты затеяла весь этот спектакль…

— Ради чего? — машинально спросила Катя.

— Все очень просто! Ты хочешь, чтобы я уже сейчас, сию минуту бросил семью и остался бы с тобой. Ты не хочешь ждать три года, как мы договорились…

— Да нет же, все не так! — замотала головой Катя. — Я просто не хотела причинить Нелли боль.

— Не верю! — торжествующе произнес он. — Не верю. Не верю, что ты думала о Нелли! Ты вообще не способна думать о ком-то другом… Тебе на всех наплевать — на собственного сына, на свою мать, на меня… Разве ты не замечаешь, что я разрываюсь на части — между тобой и собственной семьей? Ты не видишь, как мне тяжело?

— Вижу, — тихо ответила она. — Возвращайся к ним. Забудь обо мне.

— Как же, забудешь тебя… — застонал он и подхватил свою дубленку, валявшуюся на полу.

Катя сидела на стуле, опустив руки, и у нее не было сил даже пошевелиться.

Она слышала, как Алексей одевается в прихожей. Потом услышала, как хлопнула входная дверь, и вздрогнула, точно от удара.

Она пыталась понять, что же сейчас произошло…

Только что она прогнала человека, которого любила больше всего на свете! «Что я наделала… — с ужасом прошептала Катя и закрыла лицо руками. — Зачем я только затеяла этот дурацкий разговор?..»

А потом она вспомнила, как Алексей сказал о том, что вовсе не собирался уходить от Нелли. Нет, потом он, конечно, заявил, что пошутил… Но в этой сгоряча и необдуманно брошенной фразе было что-то такое… что-то такое… В ней была правда! Самая настоящая правда, которая вырвалась у Алексея случайно, под влиянием момента.

«Этого следовало ожидать… Почти все говорили или намекали мне, что вряд ли он оставит семью. А я не верила, думала — всего три года ждать… Фантастическая наивность!»

Катя засмеялась, а потом заплакала. Потом снова засмеялась.

Подошла к зеркалу, вытерла слезы.

На нее из зеркала смотрела молодая, очень красивая женщина. Длинные темные волосы, темные глаза — сейчас они казались фиалкового оттенка, нежная кожа… Такие женщины никогда не бывают несчастными! С самого детства Катя была уверена, что жизнь ее будет удачной и легкой — потому что все вокруг твердили о ее необыкновенной красоте. «Ты похожа на эльфийскую деву», — любуясь, сказал ей Ганин когда-то, и ей нравился комплимент, потому что и сама про себя знала — она, Катя, ни на кого не похожа.

До этого дня она была уверена в своей счастливой судьбе…

Истина открылась неожиданно — ей тридцать три, и она, со всеми своими достоинствами, одна. Самая обыкновенная мать-одиночка. Только работа да глупое хобби — вырезать лошадей из дерева. И все.

«Как же я этого не замечала… — ошеломленно прошептала она. — Вот дурочка… Алексей так и сказал — ты лучше себя пожалей!»

* * *

Нелли собралась провести этот вечер в обществе интересного детектива — книжку дала одна из лаборанток и, захлебываясь от восторга, рекомендовала прочитать.

Поля корпела над алгеброй, запершись у себя в комнате. Мужа тоже не было — сказал, что вернется поздно, так как в банке состоится совещание, на котором будет присутствовать генеральный.

Нелли считала, что лучше не лезть в дела мужа — во-первых, он начинал злиться, если она приставала к нему с вопросами, а во-вторых, ей были глубоко безразличны анализ кредитования и оценка инвестиционных проектов — то, чем занимался Алексей. Главное, что ему самому все это нравилось…

Она уютно расположилась на диване в гостиной, под лампой, и в полной тишине углубилась в чтение. Лаборантка не соврала — детектив и в самом деле оказался стоящим.

На пятидесятой странице, когда действие достигло кульминации, в дом ворвался Алексей.

Именно так — ворвался, а не вошел. Бросил дубленку в угол, чертыхаясь, скинул ботинки и убежал в спальню. Нелли он как будто не заметил.

Ей сразу стало не по себе. Она привыкла воображать какие-нибудь ужасы, и тут представила, что мужа, должно быть, увольняют. Что-то случилось там, на совещании. Сатрап и самодур генеральный решил отыграться на Алеше…

Она осторожно сползла с дивана и приоткрыла дверь в спальню.

Алексей, не раздевшись, лежал поверх покрывала на их супружеской кровати и с каким-то ожесточением колотил кулаком по деревянному изголовью.

— Алеша… — жалобно прошептала Нелли. — Милый, ты меня пугаешь…

— Тебя все пугает! — сквозь зубы пробормотал он.

«Точно — на работе что-то случилось! — констатировала Нелли. — Генеральный его увольняет. Ну и ладно, пусть увольняет… Я, слава богу, тоже не без дела сижу. Как-нибудь проживем. Хуже другое — Алеша так переживает…»

Эти мысли придали ей решимости. Нелли села на краешек кровати и взяла мужа за руку.

— Ну и ладно! — тихо произнесла она. — Тоже мне, трагедия… Тебе давно надо было ее бросить.

— Кого? — неожиданно подскочил он.

— Ее… эту работу.

— Фу ты… — Он снова откинулся назад и закрыл глаза, не удостоив Нелли ответа.

— Что-то произошло на совещании, да? — ласково спросила Нелли. — Милый, не держи в себе… Что там случилось? Генеральный опять на тебя наехал, да?..

— Это невозможно… — сквозь зубы пробормотал Алексей. — Не-воз-мож-но… — Он открыл глаза и посмотрел на жену прозрачными от ярости глазами. — Убирайся! Дай мне хоть минуту побыть одному!

— Все-все-все… — Нелли попятилась к двери. Наверное, Алексею действительно не стоило сейчас мешать. Потом он сам все расскажет. — Я ухожу…

«Может, он вовсе и не из-за работы так расстроился, — стала размышлять она, меряя шагами гостиную. — Вполне возможно, что совещание отменили, и они с Петренко пошли куда-нибудь… Этот Петренко просто невозможный тип, он аккумулирует неприятности!»

Нелли стала воображать, какие именно могли произойти неприятности, в которые разгильдяй Петренко втянул ее мужа, но тут в комнату вошла Поля. Растрепанная, несчастная, с учебником под мышкой.

— Мам, я ничего не понимаю, — убитым голосом сказала она. — Тут эти дифференциальные уравнения дурацкие…

— Опять тебе репетиторов нанимать, что ли? — скорбно спросила Нелли.

— Мам, не надо никаких репетиторов! — заныла Поля. — Мне один раз объяснить, как они решаются, и все…

— Поля, я не уверена, что смогу объяснить тебе… — сердито начала Нелли.

— Зато папа может! — нетерпеливо перебила ее дочь.

— Папа не в духе, папа не станет сейчас с тобой заниматься, — с раздражением сказала Нелли.

— Ты уверена? Я сама его спрошу…

Поля направилась к двери, ведущей к родительской спальне, но Нелли успела ее перехватить.

— Полина, нет! Папу сейчас лучше не трогать.

— Но мне завтра двойку влепят… — попыталась сопротивляться Поля.

— Какая же ты глупая! — негодующе прошептала Нелли. — А еще требуешь, чтобы тебя взрослым человеком считали… Если ты взрослая, то не мешай родителям, пожалуйста… Учти, если мы сейчас с твоим папой поссоримся — это будет из-за тебя!

— Мам, перестань…

— Нет, из-за тебя! — сердито сказала Нелли.

Поля уныло зашаркала к себе в комнату.

Нелли еще немного покружила по гостиной, а потом ушла к Ульяне Акуловой.

Та как раз раскладывала фотографии в альбоме — занятие, напрямую способствующее меланхолии. Ульяна рассматривала снимки своих бывших мужей и тихо раскисала. Ведь были времена, когда она была молодой и счастливой…

— А мой чего-то не в духе пришел, — улыбаясь, сообщила Нелли доверительно. — Вот, решила пока не мозолить ему глаза…

— Не в духе? — неприязненно спросила Ульяна. — Интересно, по какой причине?

— Не знаю, — пожала плечами Нелли. — Потом расскажет…

— Наверное, с любовницей поссорился, — злорадно пробормотала Ульяна, преисполнившись ненависти ко всему миру.

— Улька, брось! — засмеялась Нелли. — Нет у него никакой любовницы!

Она прекрасно понимала, что подруга завидует ей, и милосердно решила не сердиться на ту. «Все-таки Улька немного влюблена в Алешу, — опять мелькнула у Нелли неприятная мысль. — Она так и хочет нас поссорить… Но у нее ничего не получится!»

— Сыграем в «дурака»? — предложила Нелли, увидев на подоконнике колоду карт.

— Мне некогда… — проворчала Ульяна. — Ты же видишь, чем я занята…

— Ерунда, — отмахнулась Нелли. Она подошла к окну. Вид ночной Москвы с высоты двенадцатого этажа завораживал. — Красота какая, Улька, — огни, огни…

— Только спать мешают, — буркнула подруга и отбросила альбом в сторону. — Ладно, давай раскладывай…

Нелли села напротив, тасуя карты.

— Скоро весна, Улечка…

— Ничего хорошего, — нахмурилась Ульяна. — У меня весной депрессия. И авитаминоз. Ну, и аллергия ко всему прочему!

— А у меня веснушки, — раскладывая карты, напомнила Нелли…

Она просидела у соседки до середины ночи. Они болтали ни о чем, играли в карты, потом пили чай… Нелли уже и забыла о размолвке, которая произошла у нее с мужем.

Тихонько, в полной темноте, она прокралась в спальню, осторожно скользнула под одеяло. Алексей дышал тихо — кажется, спал.

Но едва только она закрыла глаза, утомленно улыбаясь, он повернулся и произнес голосом, в котором не было и намека на сон:

— Нелли, я должен поговорить с тобой…

— Что? — испугалась она. — Если ты переживаешь из-за работы…

— К черту работу, Нелли! — перебил он. — Дело не в ней. Я люблю другую женщину.

Поначалу Нелли показалось, что она ослышалась.

— Какую еще женщину? — удивленно спросила она.

— Это неважно. Нелли, ты должна меня простить.

Она вскочила, зажгла небольшой ночник в изголовье кровати и в призрачном рассеянном свете, похожем на туман, увидела лицо своего мужа.

Было такое впечатление, что последние несколько часов Алексей долго и напряженно размышлял о чем-то. Это было лицо приговоренного перед казнью — осунувшееся, потемневшее, с лихорадочно блестевшими глазами…

— Ты любишь другую? — растерянно пробормотала Нелли, но смысл этих слов все еще не доходил до ее сознания. — Кого?

— Нелли, милая, у меня просто нет иного выхода, — ожесточенно произнес Алексей. — Она… ну, та женщина… она не может больше ждать меня. В общем, ее тоже можно понять — проходят лучшие годы, она по-прежнему одна… Сегодня она намекнула мне, что я должен принять какое-то решение.

— Сегодня? — с недоумением спросила Нелли.

— Да, сегодня! Не было никакого совещания, я был у нее…

— Так ты обманул меня? — Нелли схватилась за голову.

— Пожалуйста, без истерик… Мы современные, нормальные люди, мы должны как-то договориться, — терпеливо объяснял Алексей. — Уверяю — при разводе ты никак не пострадаешь, я буду помогать тебе материально, и вообще…

— Значит, никакого совещания не было, вместо него ты встречался с ней, с этой… — опять забормотала Нелли. Она постепенно начала осознавать происходящее — и ужас потихоньку стал заползать ей в сердце. — Как ее зовут?

— Катя. Ее зовут Катя, — официально сообщил муж.

— Катя… Послушай, Леша, я могла ее видеть? — прошептала она.

— Ну… в общем, да, — неохотно признался он.

— Когда? Где?

— Давно. В кафе. Ты подумала, что это девушка Петренко.

— А, та самая Катя… — с трудом произнесла Нелли. Она вдруг отчетливо вспомнила тот день — как шла по улице и увидела за стеклянной витриной своего мужа в компании Петренко и какой-то девицы…

Значит, это была она. Катя.

Тощая шатенка с постным взглядом. Кажется, в ней не было ничего особенного — ну, кроме относительной молодости. Розово-белое личико — и все…

— Сколько же ей лет? — машинально спросила Нелли, продолжая плавать в своих воспоминаниях.

— Тридцать три, — честно ответил Алексей. Он понемногу обретал уверенность, видя, как спокойна жена. — Не намного младше тебя. Так что ты должна понять — это не обычный роман со старлеткой. Это… это все очень серьезно. Она хороший человек. У нее сын, Миша, одиннадцати лет.

— Твой… сын? — пролепетала Нелли растерянно.

— Не говори чепухи! — рассердился он. — Мы с Катей только третий год как знакомы!

— Третий год? — удивленно переспросила Нелли. — Боже мой, третий год… Как же я ничего не замечала?

«Или не хотела замечать?» — отозвался голос внутри ее. Ведь совсем недавно, буквально этим вечером, Уля Акулова ляпнула что-то такое про Алексея… Ах, да. «Наверное, с любовницей поссорился», — заметила она, когда Нелли рассказала ей, что муж пришел домой не в духе. «Неужели Улька знала? — поразилась Нелли. — Хотя, нет — откуда?.. Дело в другом. Просто все замечали в поведении Алексея нечто необычное, а я — нет. Как будто была уверена, что со мной ничего подобного не произойдет… Но это же банально — измена мужа! Обычная история!..»

— Нелли!

— Да? — рассеянно отозвалась она, продолжая судорожно размышлять над тем, как же ее Алексей смог полюбить кого-то еще. «Да, это банально… это могло произойти с кем угодно… Но только не со мной!»

— Нелли, послушай… Все будет хорошо.

— Ты меня любишь? — едва слышно прошептала она.

— Конечно, Нелли! Ты родной мне человек! — убежденно произнес он. — Поверь, я не собираюсь ничего делить, я…

— Так ты не уйдешь от меня? — с надеждой вскинулась она. — Этот твой роман закончился, да?

— Нелли…

— Нет, ты скажи… обещай мне, что больше не будешь встречаться с этой Катей! — Она потихоньку начала дрожать.

— Нелли, ты не поняла. Нелли, ты должна простить меня… — он попытался обнять жену, но Нелли быстро уклонилась от его рук.

— Ты собираешься уйти к ней? — наконец поняла она. — Ты — хочешь — меня — бросить? — произнесла она раздельно.

— Нелли, но я тоже человек…

Нелли уже не слушала его. Робкая надежда, мелькнувшая было перед ней, окончательно исчезла. Она почувствовала, что земля перед ней разверзлась.

— Как же так… — с изумлением и отчаянием пробормотала Нелли, словно какая-то пружина развернулась в ней. Она вскочила с кровати. — Почему?.. За что?..

И босиком, в одной ночной рубашке, она сорвалась с места и побежала. Она совершенно не владела собой.

Она даже не поняла, что пробежала по темным комнатам и начала всем телом колотиться во входную дверь. Она даже боли не ощутила, когда виском ударилась о торчащий в замке ключ.

— Нет! — бормотала она. — Нет, так не бывает, нет…

— Нелли… — Алексей догнал ее и потащил назад.

Но она продолжала колотиться о дверь — точно бабочка, которая в теплый летний день случайно залетела в окно и теперь всеми силами пытается вырваться наружу, не понимая, что бьется о стекло…

— Пожалуйста, я прошу — давай обойдемся без истерик! — с тоской умолял он.

— Нет!!!

В какой-то момент она начала кричать, не слыша собственного голоса.

Вспыхнул свет, в коридоре показалась насмерть перепуганная Поля, в смешной пижаме с утятами, с растрепанными рыжими волосами, которые торчали в разные стороны.

— Эй, вы чего? — с ужасом спросила она. — Что случилось?

Нелли ничего не чувствовала — и ей было все равно, что дочь видит эту сцену. Даже если бы сейчас небо рухнуло на землю, Нелли бы тоже было все равно. Она кричала, билась головой о дверь, скользила в руках Алексея, точно уж, и кровь лилась из довольно глубокой царапины на ее виске. Атласная нежно-голубая рубашка с лионскими кружевами, которую Нелли когда-то специально покупала для того, чтобы поразить мужа, была вся забрызгана кровью…

— Нелли, я тебя умоляю…

— Мама! Мамочка, что с тобой?

Но Нелли ничего не слышала.

Она кричала и билась, не в силах поверить в то, в чем признался сейчас Алексей.

В дверь позвонили — это была Ульяна Акулова.

— Караваевы, что там у вас? — позвала она через дверь. — Какого черта вы, среди ночи…

Алексей невероятным усилием затолкнул Нелли в гостиную и быстро впустил Ульяну.

— С Нелли плохо… — задыхаясь, торопливо произнес он. — Уля, я не знаю, что с ней делать… Уля, помоги!

Поля ревела в другом конце коридора. Она была в полной уверенности, что ее мать сошла с ума.

— Полина, иди к себе! — грозно прикрикнула на нее соседка. — Караваев, да что случилось-то? Откуда кровь на полу? Ты бил ее, да?

— Не говори чепухи… она сама стукнулась. Понимаешь, Уля, я сказал ей, что у меня другая женщина…

— Ну ты даешь, Караваев! — ошеломленно произнесла Ульяна. — Надо же было хоть как-то подготовить ее…

— Она была спокойна! Она совершенно нормально со мной говорила, а потом… вдруг… — оправдывался он. — Ты же знаешь, я и пальцем ее не мог тронуть!

— Да знаю… — вздохнула соседка.

Они вдвоем пытались успокоить Нелли, но все оказалось бесполезным. Пришлось вызвать «Скорую» — Нелли сделали укол успокоительного, обработали рану на виске.

— Ну вы, мужики, блин, даете… — с ненавистью произнесла пожилая толстая докторша, которой тоже пришлось объяснить причину происходящего.

К утру Нелли немного затихла. С ней осталась сидеть Ульяна, а Алексей отправился в комнату дочери.

Поля сидела в кресле, все в той же пижаме со смешными утятами, и молча рассматривала свои руки, точно видела их в первый раз.

— Я дурак… — с сожалением произнес Алексей, садясь рядом с ней на пол. — Я безнадежный дурак. Надо было тебя куда-нибудь отправить.

— Куда? — без всякого выражения спросила Поля.

— К Герману, например…

— Зачем?

— Затем… — Он невесело усмехнулся и обнял дочь.

— Как мама? — тихо спросила она.

— Ей лучше. Кажется, она заснула.

— Папа, ты хочешь уйти от нас? — снова спросила она. Из выкриков Нелли, из уговоров Ульяны Акуловой и гневных тирад толстой докторши Поля все поняла.

— Поля, ты уже взрослая, ты должна понять… — не находя нужных слов, тоскливо начал Алексей.

— Я понимаю, — сосредоточенно кивнула она. — Я плохая. Я все время мешала тебе. И мама тебе тоже мешала.

— Нет! Ну что за ерунда! — рассердился он. — Дело совсем в другом… Даже если у нас с твоей мамой проблемы, это не значит, что я меньше люблю тебя. Пойми, Полечка, — я твой отец, и до самой смерти останусь им, и никогда не перестану поддерживать тебя…

— Я все это знаю, — равнодушно ответила дочь, продолжая разглядывать свои руки. — В кино всегда так говорят.

— В каком кино? — опешил он.

— Да в любом. Которое по телевизору показывают… Там, если отец из семьи уходит, то всегда говорит своим детям, что на их отношениях это не должно отразиться. В кино свои правила. Например, если начинаешь смотреть триллер, то всегда знаешь, кто из героев погибнет, а кто останется жить, и еще…

— Полина!

Она с испугом зажала уши.

Еще секунду назад она казалась Алексею взрослой и вполне разумной — не ребенком, а уже девушкой… Но он опять ошибся.

Он вышел в коридор.

— Спит… — прошептала Ульяна, появляясь из другой комнаты. — Слушай, Караваев, я пойду, пожалуй.

— Да, конечно… — Он потрепал ее по коротко стриженной, мальчишеской шевелюре.

— Ах, отстань… — прошипела она. — Ты скотина, Караваев.

— Я знаю, — вздохнул он.

— Докторша была права — нельзя вам, мужикам, верить.

— И вам, женщинам.

Ульяна толкнула его острым локтем.

— Нет, конечно, я понимаю — в жизни всякое бывает… — быстро-быстро зашептала она. — Кто из нас без греха… Но зачем же доводить до крайности? Гулял бы себе и не рассказывал ничего Нельке…

— Уля, я не гулял, как ты выражаешься, — поморщился Алексей. — Я… словом, там у меня все очень серьезно.

— Ну конечно… — фыркнула Ульяна. — У моего первого тоже все было очень серьезно! Между прочим, сейчас в седьмой раз жениться собирается, я узнала от людей недавно.

— Уля, ты же знаешь, я не такой!

— Да знаю… — Отчаянно зевая, Ульяна Акулова махнула рукой и ушла к себе.

…Нелли лежала тихо, без движения.

У нее кончились все силы.

«Умереть бы… — с каким-то мучительным наслаждением подумала она. — Он бы тогда понял — как подло, гадко, низко он поступил со мной…»

* * *

— Значит, так, — решительно произнесла Катя. — Ты, мама, иди в сторону метро. Ты, теть Даш, иди вдоль дороги налево, а ты, теть Нин, — направо… Ну, это на тот случай, если она вздумала уехать на такси.

— А ты что будешь делать? — жалобно спросила Алевтина Викторовна.

Они все стояли перед домом. В конце февраля резко потеплело, с крыш капало, черная грязь чавкала под ногами. От теток и матери, закутанных в шубы, валил пар. Они все очень волновались — с тех самых пор, как баба Лиза исчезла из дома, прошло уже два часа.

Ее исчезновение Алевтина Викторовна обнаружила сразу — как она призналась, за пять минут до этого она собственными глазами видела, как баба Лиза терла пол в коридоре. «Я у нее хотела швабру отнять, а она меня обругала, сказала, что не такая уж она старая и вполне может полы мыть», — сообщила она сестрам, которые мгновенно примчались после ее телефонного звонка. Да-да, вместо того чтобы бежать следом за старушкой-матерью, Алевтина Викторовна принялась обзванивать всех и, рыдая, рассказывать о произошедшем. Вместе с бабой Лизой пропало и ее новое пальто, как раз висевшее в коридоре на вешалке.

Через полчаса после приезда теток в дом ворвалась Катя и моментально принялась командовать всеми. «Мама меня нецензурными словами назвала… — в свое оправдание заявила Алевтина Викторовна, когда дочь ее упрекнула за то, что она не бросилась сразу в погоню. — Я от таких выражений, между прочим, сразу в прострацию впадаю…»

— А я сейчас позвоню дяде Мите и предупрежу его. После этого пойду проверять автобусную остановку на соседней улице… — с досадой произнесла Катя.

У подъезда она оглянулась на всякий случай: ее тетки и мать сначала грузно семенили в одну сторону вместе, а потом, столкнувшись, попытались разделиться. Затем Алевтина Викторовна направилась в сторону метро, а тетки принялись ожесточенно спорить у дороги, размахивая руками.

— Да какая разница! — закричала им Катя, догадавшаяся, чего не могут решить бестолковые тетки. — Пусть тетя Нина налево идет, а ты, теть Даш, — направо!

Она забежала в дом и из квартиры позвонила дяде Мите.

— Мамаша все-таки сбежала из дому? — жизнерадостно захохотал он, когда она второпях обрисовала ему сложившуюся ситуацию. — Ну, дела… Она уж давно грозилась! Ладно, как только объявится, я ее обратно к вам отвезу. Смотреть надо было лучше…

— Сам за ней смотри! — огрызнулась Катя и бросила трубку.

Затем она побежала к автобусной остановке, которая находилась на соседней улице, за пустырем. Февральский обугленный снег хрустел под ногами, под ним была размокшая глина, на которой скользили ноги.

«Ну что за жизнь такая…» — едва не плача, подумала Катя.

Последние несколько дней у нее было отвратительное настроение — после того, как она узнала, что Алексей и не собирался уходить от Нелли. «Впрочем, какая разница — собирался он от нее уходить или нет! — пыталась она себя успокоить. — Я же все равно решила с ним расстаться…»

В распахнутой куртке, с разметавшимися в разные стороны волосами, она бежала по скользкой дороге в сторону остановки. «Пусть из нас троих хотя бы Нелли будет счастлива, — думала она. — А я…» Катя остановилась и вытерла слезы. «Хотя, что плохого в том, если бы мы продолжали оставаться любовниками? В конце концов, многие так живут — и ничего…» — вдруг мелькнула предательская мысль. Но Катя тут же отогнала ее от себя.

Она обежала пустырь и свернула на соседнюю улицу.

Там, на черной от грязи улице, среди черных голых деревьев стоял стеклянный павильон автобусной остановки. Кажется, кто-то сидел в нем. Не веря своему счастью, Катя рванула вперед, обогнула полупрозрачную стенку…

Там на скамейке, в полной задумчивости позе, сидела баба Лиза. В новом темно-зеленом пальто с лисьим воротником, огромном платке, в котором, словно в коконе, пряталось ее сморщенное темное личико.

— Вот ты где! — торжествующе завопила Катя и в полном изнеможении бухнулась на скамейку рядом со старухой.

Та ничего ей не ответила — только сверкнула в сторону внучки маленькими блестящими глазками, а потом снова отвернулась. Казалось, баба Лиза над чем-то напряженно размышляет.

— Ты хоть понимаешь, что дома все с ума сходят? — захохотала Катя. — Нет, ты ничего не понимаешь!

— Весна… — вдруг задумчиво протянула та.

— Ну и что? У тебя весеннее обострение, что ли? А, я помню: у тебя был план сбежать из дома весной! Только, милая Елизавета Прокофьевна, еще февраль не кончился… Поторопилась ты!

— Весна, — упрямо повторила бабка.

Они сидели вдвоем в автобусном павильоне, а мимо них, в сизом клубящемся мареве, проносились серые от грязи машины.

— Твой любимый сынок Митенька — лентяй и пьяница. Ты ему даром не нужна, — убежденно произнесла Катя. — И жене его ты тоже не нужна. Ты что, бабка, всерьез уверена, что он тебя там ждет не дождется?

— В школе одни пятерки приносил, — обронила баба Лиза, не поворачивая головы. — Ежели б он в институтах учился — давно б академиком был…

— Вот именно — «ежели бы»!

— Работу нашел себе хорошую, — упрямо продолжила старуха.

— Да какая ж это работа — вахтер на мебельной фабрике! — возмутилась Катя. — А на твоем Митеньке ведь пахать можно!

— Неблагодарная ты, Катька, — убежденно произнесла баба Лиза. — Митенька об тебе всегда помнил, конфеты дарил… А ты об нем так!

— Да, он дарил мне конфеты, — с азартом согласилась Катя. — Леденцы «Театральные», вечно в табачной крошке… А о сыне он своем родном помнит — о твоем, между прочим, внуке? Он его воспитывал? Брат Жора теперь в местах не столь отдаленных, и ему еще там лет десять сидеть… Бывшая дяди-Митина жена от белой горячки умирала — он ей даже доктора не вызвал! Она за стенкой три дня лежала, мертвая, — он и не вспомнил, пока соседи не прибежали! Конфеты он мне дарил… Ты, бабка, у него бы тоже через несколько дней окочурилась.

— Ты его оговариваешь, — равнодушно произнесла баба Лиза. — На самом деле вы все сговорились — Алька, Дашка, Нинка да и ты вот еще, — чтобы меня к Митеньке не пускать.

— Ну да! Очень нам нужно!

— Во грехе живешь, — с неумолимой логикой возразила баба Лиза. — Это называется — прелюбодеяние… Потому как жена есть у хахаля твоего.

— Уже не живу! — разозлилась Катя. — Мы с Алексеем расстались! Ладно, бабка, надо домой идти…

Она с усилием поставила старуху на ноги.

— У мамы, между прочим, давление, и у теток тоже… — отчитывала ее Катя по дороге к дому, держа под руку. — Вот слягут они в больницу — что тогда будешь делать, а? Я с тобой возиться не стану…

— К Митеньке пойду! — холодно сообщила баба Лиза.

— Ха! Ждет он тебя, как же!

Катя заперла бабушку дома и побежала искать других членов семейства. Нашла тетю Нину и тетю Дашу, суетливо бегавших вдоль основной дороги. Затем обнаружила Алевтину Викторовну, которая с рыданиями приставала к прохожим у метро — не видели ли они тут старушку в зеленом пальто…

— Мама, мама, я нашла ее! Она уже дома.

— Неужели? — От радости и волнения Алевтина Викторовна обмякла, ослабела, и Кате тоже пришлось тащить ее до дома, как и бабку, почти на себе.

Словом, в своей квартире она оказалась только поздним вечером.

— Уроки сделал? — первым делом спросила она сына, едва перешагнув через порог. — Быстро, быстро… Сейчас проверим — и спать! Я страшно устала…

— По литературе стих задали, и две задачи надо по математике проверить, — сообщил Мика. — Слушай, ма, тебе какая-то женщина звонила…

— Какая еще женщина?

— Она не представилась, — пожал тот плечами. — Но очень странная… вопросы всякие задавала.

— Зачем же ты с ней разговаривал? — рассердилась Катя. — В таких случаях надо сразу трубку класть. Ладно, давай стих проверим…

Около половины двенадцатого, когда Мика уже спал, Катя принялась за свое любимое дело. Она взяла в руки брусок ольхи и начала вырезать из него новый персонаж. Это будет совсем другой конь — гордый, страстный, непримиримый… Готовый, как и она, выступить против всего мира.

Она сидела на кухне и сосредоточенно орудовала ножом, вся в облаке тонкой стружки. Хобби помогало ей забыть о проблемах. Катя хотела хоть на некоторое время выкинуть из головы и сегодняшний побег бабы Лизы, и Алексея, и черные февральские улицы…

Внезапно в тишине раздался звонок.

— Алло! — раздраженно произнесла Катя в трубку, намереваясь отчитать всякого, кто осмелился побеспокоить ее в такой час.

— Катя? — прошелестел издалека голос. — Ты — Катя?..

— Да, — растерянно ответила она. Голос был не мужской и не женский. Очень странный голос — словно он принадлежал призраку. И как будто она уже слышала его когда-то…

— Зачем ты это сделала, Катя? — с укором прошелестел загадочный собеседник. И тут она вспомнила — Мика говорил о каком-то звонке.

— О чем это вы? — сурово спросила Катя. Ей стало как-то не по себе. — И вообще, неплохо бы представиться!

— А разве ты не догадываешься, кто я?

— Нет, — честно ответила Катя. — И не собираюсь себе голову ломать. Вы что, решили в ток-шоу вопросов и ответов поиграть?

— Могла бы и догадаться, — бесстрастно произнес голос. — Я — Нелли.

Нелли! Жена Алексея! От неожиданности Катя едва не выронила трубку.

Сердце у нее забилось, как сумасшедшее, и тысяча самых разных мыслей закружились в голове. Зачем она понадобилась Нелли? Откуда у Нелли ее телефон? Кто рассказал Нелли о ней, о Кате? И вообще, что это значит?! А если это другая Нелли — разве только у жены Алексея такое имя?

— Ка… какая еще Нелли? — неуверенно спросила Катя.

— Разве ты не слышала обо мне? Странно, — удивился голос. И Катя наконец окончательно определилась — он принадлежал женщине. — Я — Нелли Караваева.

Все-таки она! Катя снова едва не выронила трубку.

— Нелли Караваева? — пробормотала она. — Что же, слушаю вас.

— Нет, это я тебя слушаю! — Собеседница на том конце телефонных проводов как будто обиделась.

— Но… но я не знаю… разве я должна вам что-то говорить? — растерялась Катя.

— А разве нет?

«Знает… она все знает… — догадалась Катя. — Но как? Кто ей сказал? Бедная Нелли — ведь она узнала о нас с Алексеем именно тогда, когда мы с ним расстались… Боже, как глупо!»

— Послушайте… — начала она, мучительно подбирая слова. — Нелли, все не так, как вы думаете. Скорее даже — наоборот! Мы с вашим мужем… то есть я…

Обычная Катина самоуверенность, как назло, куда-то исчезла.

— В общем, ничего не было. И не будет. Вы не должны переживать. Ваш муж очень вас любит, — торопливо закончила Катя.

— Я не должна переживать? — бесцветный голос на том конце провода вдруг усилился, приобрел окраску. — Замечательное предложение! Ничего не было… Ты же с ним почти три года встречаешься! Разве ты не знала, что он женат, что у него семья?

— Знала.

— Ты бы хоть на секунду представила себя на моем месте! — В голосе Нелли было столько страсти и скорби, что у Кати даже мурашки по спине побежали. — В каком аду я сейчас живу!..

Катя вскочила со стула. Именно этого она и боялась — что кто-то по ее вине будет страдать. «Моя душа умерла…» — пожаловалась доктору незнакомая Марьиванна — предвестница ее, Катиных, грядущих мук И Нелли, почти в унисон этой самой Марьиванне, добавила: «Я живу в аду!» Теперь Кате стало казаться, что она в ответе за всех брошенных жен…

— Не надо! — изо всех сил стараясь не кричать (не хватало еще разбудить сына), произнесла Катя как можно более убедительно. — Все хорошо! Я больше не буду встречаться с ним. Все кончено…

— Кончено, как же! Он заявил мне, что уходит, — перебила ее Нелли. — Ты потребовала, чтобы он бросил меня, и он меня бросил.

— Я ничего не требовала! — ужаснулась Катя. — В последнюю нашу с Лешей встречу я сказала ему, что не могу так больше жить, что мне вас жаль, и вообще…

Катя осеклась. Вспомнила, что Алексей, кажется, истолковал ее слова совершенно иным образом. Выходит, он и правда решил, что она требует от него немедленно уйти от Нелли?

— Бог тебя накажет, — надменно произнесла Нелли. — И моя смерть будет на твоей совести.

В трубке послышались короткие гудки.

Катя без сил снова упала на стул.

— Что это значит? — прошептала она, с недоумением глядя на телефонную трубку в своих руках.

За окном ворочалась черная, промозглая февральская ночь, в муках рождая весну…

Катя спохватилась и стала звонить Алексею на сотовый. Набрала его номер несколько раз — и все без толку. «Абонент временно недоступен…» Звонить на городской номер Катя не решилась — можно было нарваться на Нелли.

«Зачем она заговорила о смерти? — лихорадочно размышляла Катя. — Она что, руки на себя хочет на-дожить? Нет, нет, невозможно… Если бы она действительно хотела умереть, то не стала бы разыгрывать театральное представление. Но все равно — она очень страдает. И она считает во всем виноватой меня!»

Только сейчас Катя поняла, почему так страшилась причинить кому-то боль. Она явственно ощущала переживания Нелли, ее ненависть. Есть люди толстокожие, которые не чувствуют подобных вещей, — им все равно, если по их вине кому-то становится плохо. Вот, например, дядя Митя… Наверное, он и не подозревает, что такое муки совести… Или бессонница.

Утром Катя с трудом приготовила сыну завтрак — ночью ей так и не удалось поспать.

— Я, наверное, не пойду сегодня на работу, — сообщила она сыну.

— Ты заболела? — встревожился он и приложил ладошку к ее лбу. — У тебя температура?

Он, как и любой ребенок матери-одиночки, всегда беспокоился о ее здоровье.

— Нет, просто не выспалась… Позвоню начальнику, отпрошусь, — усмехнулась она.

— Ма…

— Что, милый?..

— Дядя Леша, он… — Мика нахмурился, подбирая слова. — У него ведь есть другая семья, да?

— О чем ты?

Катя никогда не говорила об этом с сыном и думала, что Мика ни о чем не подозревал. Что он уверен: дядя Леша — страшно занятой человек, который лишь изредка вырывается с работы к ним домой, но в будущем, возможно, у него все-таки получится окончательно переселиться к Кате и Мике.

— Да эта тетка вчера сказала, — неохотно признался сын. — И вообще…

— Больше не подходи к телефону, — быстро сказала Катя. — Та женщина — она… ну, она немного не в себе.

— Ясный перец! Мне бы тоже не понравилось, если б у нас был отец и он однажды вдруг решил нас с тобой бросить. Хотя, честно говоря, такие истории случаются довольно часто… — философски закончил сын.

Катя опять вспомнила о Григории Ганине. Нет, худшего отца, чем Ганин, и вообразить себе трудно!

Сын ушел в школу, а Катя снова принялась набирать номер Алексея.

Неожиданно вместо привычного «абонент временно недоступен» в телефоне раздались долгие гудки.

— Да?.. — хмуро отозвался Алексей.

— Леша, это я. Нам надо поговорить! Пожалуйста, не клади трубку…

— Ты где?

— Я дома. Я сегодня никуда не иду. Послушай, вчера кое-что произошло…

— Знаю, — перебил он. — Сейчас буду.

— Нет, мы можем по телефону обсудить все! — испугалась Катя, но Алексей нажал на кнопку отбоя.

Катя устало побрела в ванную, умыла лицо холодной водой. Потом с отвращением взглянула на свое отражение в зеркале. Неужели он хочет оставить семью ради этой усталой, измученной женщины с покрасневшими веками и нехорошей желтизной на висках? Но она принципиально не стала прихорашиваться.

Алексей появился меньше чем через час. Он вошел и сразу прижал Катю к себе.

— Погоди… — попыталась она освободиться. — Я вовсе не для того согласилась встретиться с тобой…

— Я так люблю тебя! — тихо произнес он. — Я сделал все, как ты просила.

— Да ничего я не просила! — рассердилась она.

Они прошли в комнату, сели друг напротив друга.

— Нелли звонила мне вчера, — коротко сообщила Катя.

— Она нашла твой номер в моей записной книжке. Не так уж много Кать у меня было там… — попытался он шутить. Выглядел Алексей тоже не лучшим образом — был хмур и озабочен.

— Хуже, что Нелли удалось пообщаться с моим сыном.

— Этого еще не хватало… — обеспокоился он. — Но ничего, скоро она успокоится.

— Ты думаешь? Она говорила о смерти.

— О смерти? Нет, ерунда… — отмахнулся он. — Пустое. Обычная женская истерика. Я уже раскусил ее.

— Неужели тебе ее не жаль?

— Жаль.

Катя взглянула ему прямо в глаза. И, как всегда, сердце ее предательски дрогнуло… Ну не могла она спокойно смотреть в глаза этому человеку! Он имел странную власть над ней — она каждый раз в его присутствии чувствовала себя словно под гипнозом.

— Зачем ты затеял все это? Не понимаю… — Катя отошла к окну. — Я же сказала в последнюю нашу встречу — мы расстаемся, возвращайся к Нелли.

— Ты хотела, чтобы я сделал выбор.

— Нет! Ты не понял меня! — с отчаянием произнесла она.

— Катя, милая… — Он подошел, снова развернул ее к себе. — Давай начистоту, а? Недаром же говорят: лучшая дипломатия — никакой дипломатии… Так вот, я не собирался бросать Нелли.

— Что?

— Да. Именно так. Меня вполне все устраивало. Я был уверен — до совершеннолетия дочери все сто раз еще поменяется. Как в восточной притче про Ходжу Насреддина…

— Какой еще притче? — изумленно спросила Катя.

— Ты не знаешь? Ходжа Насреддин обещал эмиру выучить осла читать. Если через двадцать лет осел читать не научится, то эмир казнит Ходжу. Люди стали сочувствовать ему — глупый человек, согласился на верную смерть… Но Ходжа Насреддин ответил им, что за двадцать лет может случиться что угодно — или ишак помрет, или эмир, или сам Ходжа.

— Замечательная восточная мудрость… — Катя хотела улыбнуться, но у нее не получилось. — В общем, я подозревала о чем-то подобном… наивная…

— О, пожалуйста, дослушай до конца! — Он слегка тряхнул ее за плечи. — Дальше будет интересней. Когда ты сказала мне, что хочешь расстаться со мной, я… я просто взбесился. Тогда я наговорил много лишнего, ты прости меня… Но тем же вечером я кое-что понял. Одну очень важную вещь.

— Что именно? — холодно уронила Катя.

— Я люблю тебя больше, чем мог себе представить, — серьезно произнес он и поцеловал ее.

— Алеша…

— Да, это так! Я не могу без тебя. Я готов пожертвовать чем угодно, лишь бы быть рядом с тобой. И мне мало этих встреч — тайком, украдкой, ненадолго… Я хочу тебя всю и навсегда. Каждое утро хочу просыпаться рядом с тобой, видеть тебя — такую… — он провел ладонью по ее щеке.

— Какую? — усмехнулась она.

— Очень хорошенькую. Теплую, нежную, немного бледную — как облако…

— Странно. Ты извращенец, Алеша — вряд ли какой мужчина признает, что по утрам даже самая красивая женщина выглядит хорошо.

— Но это правда! — обиделся он. — Или я так люблю тебя, что ничего не замечаю?

— Не исключено.

— Тем не менее… И когда я это понял, я сразу же сказал Нелли о том, что собираюсь с ней расстаться.

— Глупый, глупый Леша… Я не ставила тебе никаких ультиматумов! И на самом деле не собиралась разводить тебя с Нелли!

— Да какая разница — собиралась ты или не собиралась… — вдруг рассердился он. — Дело сделано. Ты меня любишь?

— Лю… люблю, — неохотно признала Катя.

— Тогда выходи за меня замуж, — улыбнулся он.

Кате стало нехорошо.

Исполнялась самая заветная ее мечта, то, к чему она стремилась всю жизнь, — быть счастливой. И найти сыну настоящего отца (лучшего отца, чем Алексей, и представить себе трудно!).

— А как же Нелли? — машинально пробормотала она. — И… и Полина… На чужом горе мне не хочется строить свою жизнь. Ведь, собственно, именно это я и пыталась растолковать тебе в прошлый раз.

— Тебя в самом деле так заботит судьба Нелли? — он снова встряхнул ее.

— Ну…

Алексей засмеялся — что-то безнадежное, на грани с отчаянием было в его смехе — и прижал к себе Катю. Ей даже дышать стало трудно.

— Ты глупая девчонка… Но я даже глупость твою люблю!

— Тридцатитрехлетних девчонок не бывает… — с трудом пробормотала она. — Ты меня задушишь!

— Катя, Катя, Катюша… Я даже имя твое люблю. В тебе все безупречно… — Он застонал, целуя ее без счета.

Она была не в силах сопротивляться.

«Будь что будет! — мелькнула мысль. — Впрочем, ничего плохого не будет. Все, что должно было случиться, уже случилось. И что я, в самом деле, взялась так о Нелли беспокоиться… В конце концов, не ее первую, не ее последнюю бросает муж!»

Они медленно переместились к дивану. Алексей стал расстегивать пуговицы на Катином платье (очень милое домашнее платьице с рисунком на тему летнего разнотравья — васильки вперемешку с лютиками), а Катя попыталась стянуть с него через голову свитер (грубая шерсть от братьев-финнов, орнамент на тему геометрии), но… зазвонил телефон.

Звонок прозвучал столь неожиданно, что они замерли, словно пораженные громом, запутавшись в одежде.

— Это она! — с ужасом прошептала Катя и принялась лихорадочно застегивать пуговицы на своем платье. — Это она, я тебя уверяю!

— Ну и что! — с досадой произнес Алексей, машинально засунув руку обратно в рукав свитера.

— О господи, надо тоже приобрести телефон с АОНом… — дрожа, пробормотала Катя. — Вот у Зойки с АОНом, и она горя не знает…

— Я сам поговорю с Нелли, — Алексей решительно протянул руку к трубке.

— Нет! — взвизгнула Катя. — Она не должна знать, что ты у меня!

— Ну здрасте! Я теперь вообще не собираюсь от тебя уходить! — разозлился Алексей.

— Нет, нельзя так сразу… — Катя забегала вокруг журнального столика с телефоном, который продолжал упорно звонить. — Я вот что… я сама сейчас попробую поговорить с Нелли… — Она сорвала трубку. — Алло…

— Это она? — прошептал Алексей, стоя рядом. — Катя, это Нелли?

Катя, побледнев и прижимая к уху телефонную трубку, ошеломленно слушала — грозный мужской голос призывал на ее голову все несчастья. Алексей вырвал из Катиных рук трубку и тоже послушал. Впрочем, через несколько секунд он узнал голос звонившего и бросил трубку на рычаг.

— Это Герман, — коротко сообщил он.

— Кто?

— Двоюродный брат моей жены. Не помню, упоминал ли я о нем…

— А, Герман! — воскликнула Катя. — Ну да, ты рассказывал.

— Наверное, Нелли дала ему твой номер.

В этот момент телефон начал опять трезвонить.

— Нет, это уже выходит из всяких рамок! — Алексей вырвал штепсель из розетки. — Теперь они начнут допекать тебя. Придется с ними разобраться. Потом…

Ногой отпихнув журнальный столик, он опять потянулся к Кате.

— Нет, я так не могу! — в отчаянии схватилась она за голову. — Послушай, Леша, ты же еще можешь с ней помириться…

— С кем? — удивленно спросил он.

— Со своей женой! Она простит, я знаю, она все тебе простит! — Катя уже совершенно собой не владела.

— Да ты с ума сошла! Какого черта я должен с ней мириться? Я тебя люблю!

— Мне кажется, мы делаем что-то не то! — закричала Катя. — Мне страшно!

— Ты предлагаешь мне вернуться к жене? — угрожающе спросил Алексей.

— Так будет лучше. Мы… мы можем ошибаться.

Алексей некоторое время молчал, пристально разглядывая Катю.

— Они тебя напугали, — констатировал он. — Ну да, я понимаю… Ничего, все будет в порядке. Я поговорю с Нелли, разберусь с Германом… Все будет в порядке. Жди!

И он ушел, не простившись.

А Катя принялась растерянно бродить из угла в угол. Она совершенно не представляла, как жить дальше, и, главное, сама мысль о замужестве с Алексеем казалась ей все невероятнее. Да, было раньше в их союзе что-то преступное, недозволенное, манящее… Запретный плод сладок. Несколько лет их тайного романа были чрезвычайно бурными и интересными, но теперь, когда, казалось, никаких преград больше не существует и сам Алексей желает этого брака, — теперь все было по-другому.

«Что же делать?» — растерянно подумала Катя.

И вдруг, совершенно некстати, вспомнила о Григории Ганине.

Интересно, изменился он или нет?

* * *

Рита Величко делала карьеру.

После окончания университета, факультета журналистики, она некоторое время работала в газете, где основные полосы занимала телевизионная программа и анонсы фильмов. Она сочиняла коротенькие, но очень острые письма от читателей. Ее творения пользовались успехом, и вокруг очередного «письма» даже развернулась дискуссия в прессе и среди населения (основным контингентом газеты были вечно взбудораженные домохозяйки).

Затем Рита перешла в более популярное издание — там программа телепередач занимала уже не самое главное место. Рита брала интервью у известных людей, делала репортажи из жизни столицы — тоже острые, с перчинкой. Для нее не было ничего невозможного. Она лазила в канализационные колодцы вместе с диггерами, бродила по подмосковным лесам с лесничими, выслеживая браконьеров, могла целый день провести в компании нищих — в зависимости от той темы, которую ей надо было осветить.

К тому времени ей уже платили неплохие гонорары, и она пользовалась широкой известностью. Правда, пока еще в основном среди узкой прослойки своих собратьев-журналистов.

Потом Риту пригласил к себе один известный журнал для мужчин. Глянец, превосходная полиграфия, только для богатых плейбоев. Вернее, для отечественных мужчин среднего возраста, воображающих себя плейбоями.

Подобные журналы очень ценили бойкие журналистские перья. Прыгать с парашютом и лазить в подземелья здесь было не обязательно. Главное — со вкусом рассказать какую-нибудь светскую сплетню, поведать о тенденциях мировой моды, о том, как правильно раскуривать сигары, с чем пить виски, как знакомиться и расставаться с женщинами, и все такое прочее.

Рита там стала звездой. Ее стиль, ее ироничное остроумие и легкий стеб были выше всяких похвал.

Офисные клерки, менеджеры среднего и высшего звена в курилках обсуждали ее статьи. Ее цитировали в саунах и в перерывах между деловыми переговорами. Ее читали дома, в самолетах, в парикмахерских салонах. Ее читали мужчины и женщины — жены и любовницы тех мужчин, которые покупали этот журнал. Народ потихоньку стал запоминать ее фамилию.

Она была уже третьей в журнале. Еще не правая, но уже левая рука главного редактора. Правой был Кеша Певзнер, но Кеша работал в журнале со дня его основания и был, что называется, старослужащим в отличие от недавно появившейся Риты.

А потом Рите предложили параллельно с работой в журнале вести раз в неделю, в ночь на пятницу, передачу на телевидении. В самое, между прочим, смотрибельное время! Стильная ведущая болтает со своими стильными гостями об их личной жизни и о жизни вообще. Передача так и называлась — «Разговоры на ночь». Простенько и со вкусом.

С участием Риты сделали несколько пилотных выпусков передачи — и, кажется, дело пошло. Во всяком случае ее рейтинг оказался высоким.

Риту стали узнавать на улицах. «О, Рита Величко, которая разговаривает по ночам!..»

Пару раз Рита участвовала и в других телепередачах, но уже как почетная гостья. Это ли не слава?

Рита Величко была очень красива. Тоненькая, со светло-зелеными глазами и темно-каштановыми, коротко стриженными, слегка вьющимися волосами. Ее сравнивали с Холли Берри того периода, когда та снялась в фильме о Джеймсе Бонде. У Риты был единственный недостаток — слегка (совсем слегка!) коротковатые ноги. Но она их умело маскировала обувью на высоченной шпильке.

В данный момент Рита Величко творила для своего журнала легкий и веселый шедевр под названием «Если твоя подружка замужем». Шедевр являлся классификацией любовниц, которые могли быть у мужчин. Риту абсолютно не волновало, что сама она, автор этой статьи, — женщина. Кто еще лучше расскажет мужчинам о них, как не женщина?

Впрочем, истиной в последней инстанции Рита себя тоже не считала. Неважно — что, важно — как.

«…Следующий тип — очаровательная дурочка. Она давно и безнадежно замужем — и, судя по всему, застряла в этой гавани навсегда. Негодяйка прячется в доках заботливого супруга, который ради своей дражайшей половины готов жилы из себя тянуть. Ей, бедной, отчаянно скучно, и потому она готова пуститься в опасное и рискованное плавание. Но не слишком долгое, ибо больше всего на свете она боится потерять своего муженька. Это является ее несомненным плюсом — вам такая связь ничем не грозит. Минусом является то, что вам со временем становится жаль ее мужа, так как он, судя по всему, вполне нормальный мужик. А жалость к сопернику, как известно, может испортить любой секс.

Другой тип гораздо интереснее. Этакая Зена, королева воинов. Только отсутствие пениса и наличие бюста позволяет считать ее женщиной. Муж ее выполняет чисто формальную функцию и является, как правило, субтильным гуманитарием, не способным ни о ком думать плохо. Он абсолютно доверяет своей половине, и Зена позволяет себе все что угодно. Секс с ней интересен, но порой небезопасен. Не исключено, что в порыве страсти она начнет хлестать вас кожаной плеткой…»

Тут Рита отвлеклась от текста, потому что вспомнила кое о чем.

Она распахнула дверь в другую комнату и крикнула:

— Слушай, Ганин, у меня два билета на ирландский балет. Певзнер достал — самые лучшие места.

— Что такое ирландский балет? — с любопытством спросил Григорий Ганин, отрываясь от огромного жидкокристаллического экрана монитора. Свои архитектурные проекты Ганин сначала творил на компьютере.

— Ты не знаешь, что такое ирландский балет? — удивленно засмеялась Рита. — Ну ты даешь… Нет, ты должен знать!

Она встала посреди комнаты, сцепила руки за спиной и принялась отбивать что-то вроде чечетки.

Ганин с улыбкой засмотрелся на ее ноги. Рита даже дома ходила в туфельках на каблуках. В стильных рваных джинсах и пестром полупрозрачном топике она выглядела весьма соблазнительно — этакая Лолита, смесь порока и невинности. На самом же деле Рите было уже двадцать восемь.

— Здорово… — восхищенно произнес он. — Слушай, Ритка, на хрен мне какой-то балет, когда у меня есть ты!

— Ганин, пойдем! — умоляюще протянула Рита и чмокнула его в макушку. Волосы у него были светлые, прямые — он их зачесывал назад, чтобы не мешали. Глаза у него тоже были светлые, прозрачные. «Реликтовая внешность», — не раз шутила по этому поводу Рита.

— Нет. Мне правда очень некогда… — покачал он головой, снова уставившись на экран. — Я в начальной стадии — только-только разрабатываю проект… Не хочу отвлекаться. Иди со своим Певзнером.

— Не нужен мне Певзнер, мне только ты нужен… — вздохнула Рита.

Она ушла в другую комнату, но дверь сознательно не стала закрывать. Села за свой компьютер и принялась издалека наблюдать за Ганиным. Как он смотрит в монитор, как хмурится, как щелкает пальцами по клавиатуре, елозит «мышкой», рисуя что-то на экране…

Они жили вместе уже четыре года.

Муж и жена, хотя брак их считался гражданским — Ганин терпеть не мог всякие матримониальные хлопоты. Это он так говорил, но на самом деле (Рита это знала) Ганину важнее всего была свобода. Он просто помешан на ней.

«У тебя своя жизнь, у меня своя», — заявил он Рите, когда они решили жить вместе. Рита своей свободой пользовалась, как хотела, а Ганин только работал — с утра до ночи. Трудоголик.

Иногда они выбирались куда-нибудь, и каждый раз это кончалось ссорой — выход ли в гости, поездка ли за город или отпуск у моря. Ганин не любил пустого времяпрепровождения. Его раздражали люди, сервис, непривычная еда и даже она, Рита, в новых условиях. Ганин был занудой и педантом, но Рита скоро научилась обращаться с ним. Минимум путешествий, минимум новых людей — и все в шоколаде.

Вот и этим вечером, скорее всего, она пойдет на балет с Кешей Певзнером. Кеша — светский «анфан террибль», страшный тусовщик и любитель алкогольных коктейлей — мог разговаривать сутками на любую тему. К Рите он относился вполне по-дружески — равно, как и она, Рита, к нему…

Ганин считался очень перспективным архитектором. Он тоже делал карьеру. Зарабатывал раз в десять больше Риты, хотя она считала себя человеком далеко не бедным. К деньгам был практически безразличен — видел в них только средство для достижения каких-либо целей, а поскольку цель у Ганина была одна — работа, то деньги эти или не использовались, или тратились на какую-нибудь ерунду.

Рита подозревала, что если бы Ганин не встретил в свое время ее, то жил бы сейчас один, анахоретом — раздражительный, брюзгливый холостяк, пользующийся изредка услугами платных жриц любви. Этот вывод Рита считала небезосновательным, поскольку когда-то, в минуту откровенности, она сумела выведать у Ганина все о его прошлом.

Раньше у него в отношениях с женщинами не было ничего серьезного. Так, однодневные знакомства. И лишь в ранней юности случилась мелодраматическая история — перед его отъездом в Австралию. В середине девяностых Ганин уехал туда, потому что не видел здесь для себя никаких перспектив.

В Австралии он прожил года два, а потом его допекла жара. Он, с его «реликтовой внешностью», был совершенно не приспособлен к тамошним условиям. Блондину с нежной кожей в Австралии делать нечего.

Он вернулся в Россию и некоторое время находился в депрессии. Во-первых, девица, которую он любил, успела выйти замуж и скоропостижно родила, во-вторых, были трудности с работой. Но наконец он устроился в архитектурное бюро, очень неплохо себя проявил — и дело пошло.

Их союз с Ритой оказался очень удачным. И очень стабильным — ведь если особо не надоедать Ганину, с ним можно было хоть сто лет вместе прожить. Женщинами он интересовался мало, практически не пил, в смысле финансов никогда не жмотничал («все мое — твое»), ревностью не страдал…

У Риты была только одна тайна от него.

Одна маленькая тайна, о которой Ганину знать было не обязательно…

Дело в том, что как раз после Нового года Рита сделала операцию искусственного прерывания беременности. Ничего криминального — беременность произошла от Ганина, и, вообще говоря, скрывать ее было глупо. Но у Риты, которая досконально изучила своего возлюбленного, имелись на этот счет свои доводы.

Во-первых, Ганин превыше всего ценил свободу. Во-вторых, Ганин ненавидел детей. Равно как собак, кошек, женские истерики, сериалы, ток-шоу и много чего еще…

Стоило ему увидеть по телевизору рекламу, где младенцы рекламировали достоинства тех или иных памперсов, как Ганина начинало буквально корежить от отвращения. Если у кого-то из знакомых рождался ребенок, Ганин откровенно сочувствовал счастливым родителям. «Что такое дети? — рассуждал он. — Это один процент любви, а остальное — грязные подгузники».

Хотя, возможно, возлюбленный Риты и позволил бы ей родить. В конце концов, она свободный человек и сама распоряжается своим телом. Но отношения их безнадежно и неизбежно испортились бы. Ганин привык, чтобы все внимание уделяли только ему. Он не потерпел бы возле себя конкурента в виде младенца.

Их налаженный, тихий мирок погиб бы. Постепенно, по кирпичику, развалился бы. Ганин не вынес бы неудобств — шума, гама, суеты, ночных бдений, визитов медсестер и докторов, нудных разговоров о родах, правильном кормлении, сцеживании, срыгивании и прочего…

А карьера самой Риты? Она была бы безнадежно загублена на самом взлете!

Лет через пять, десять — да, можно будет позволить себе материнство, да и Ганин к тому времени окончательно привыкнет к Рите. И даже больше того — не будет уже и мыслить жизни без нее… Да, лет через десять он скрепя сердце, скорее всего, согласится стать отцом. Но сейчас ни он, ни она не готовы к этому.

И Рита ровно на третьей неделе срока прервала свое интересное положение — практически сразу же, как только узнала о нем.

Ганину она ничего не сказала. А зачем? Только отвлекать его.

* * *

В середине марта у Фаины был день рождения.

Катя и Зоя приехали ее поздравить. Были только они — муж Фаины Глеб, посидев вместе со всеми полчаса и побеседовав о современной литературе, опять деликатно скрылся.

— Удивительный человек! — благоговейно произнесла Зоя, сложив пухлые ладошки у груди. — Просто принц Уэльский какой-то…

— Нынешний принц Уэльский — не образец для подражания, — усмехнулась Фаина. — Ему было глубоко наплевать на свою законную жену, принцессу Диану.

Что-то новое промелькнуло в голосе Фаины — Зоя с Катей переглянулись.

— Ты это к чему? — удивленно спросила Зоя.

— К тому, что почти сорок лет принц Уэльский любит только одну женщину — Камиллу Паркер-Боулз, — ядовито произнесла Фаина. — А жена Диана была ему совершенно до лампочки…

— У твоего Глеба что, кто-то есть? — с ужасом спросила Зоя, почему-то при этом посмотрев на Катю.

— Не знаю. Скорее всего, нет, — зевнула Фаина. Она сегодня была явно не в настроении — черные волосы, черные глаза, черное платье… И в свой собственный-то день рождения!

— Тогда чего же ты…

— Слишком все хорошо, — мрачно сказала Фаина. — Побил бы он меня, что ли… Мне скучно.

— Фаина, дурочка! — возмутилась Зоя. — Это ты с жиру бесишься… И вообще, у сексопатологов не должно быть проблем. Тем более, когда в семье целых два кандидата медицинских наук.

Катя в разговоре старалась не участвовать и делала вид, что листает журнал.

— С сексом у нас проблем нет, — подчеркнуто вежливо произнесла Фаина. — Но вот все остальное… Если бы вы знали, как скучно жить с человеком, который не говорит, а точно книжку читает!

— Лаэртов тоже такой, — пробормотала Катя рассеянно. — Лаэртов хороший человек. Я дура, что с ним развелась.

— Ну здрасте! — на этот раз изумилась Фаина. — Что за речи? С каких пор ты стала хорошо отзываться о Толике Лаэртове?

— С таких, — насупилась Катя. — Я только сейчас поняла, что он за человек. Я вообще раньше многого не понимала.

— Например? — любопытно прищурилась Зоя.

— Например, нельзя брать того, что тебе не принадлежит.

— Это она об Алексее, — повернулась Фаина к Зое. — Послушай, Катюша, но почему же нельзя? Если, например, плохо лежит…

Фаина явно пыталась шутить, но Катя была настроена весьма серьезно.

— Потому что — нельзя! — яростно воскликнула она. — Вот именно потому и нельзя, что там — все очень даже хорошо было до меня… Нелли с Алексеем были счастливы, а я…

— От комплекса вины может возникнуть серьезная болезнь, — вдруг заметила Фаина. — Катюшка, милая, ты себя погубишь такими мыслями!

— Да, точно! — испуганно согласилась Зоя. — Я тоже про это слышала…

— Или взять, например, моральный аспект… — продолжила Катя. — Вы вот в бога верите?

— Ну, в общем…

— Я вот только недавно поняла, что есть высшая справедливость! — с жаром произнесла Катя. — Она просто есть, и все, а уж как ее называть — богом или как-то по-другому, каждый пускай как хочет называет… Потому что добро всегда должно победить зло. Звучит, конечно, банально и по-детски, но если в это не верить, то тогда лучше сразу умереть. Потому что тогда все — абсолютно все — бесполезно, и никакого смысла в жизни нет.

— Закон еще есть, — вспомнила Зоя. — Ну, который Уголовный кодекс… Да, а что? Человек убивает другого человека, и тогда первого человека сажают в тюрьму на двадцать лет. Тоже, между прочим, справедливость!

Фаина с трудом подавила смешок. Зоя обиженно замолчала.

— Нет, я не о том, — покачала головой Катя. — Я не должна была заводить роман с Алешей, потому что у них с Нелли были вполне нормальные отношения… Я все разрушила.

— Ну так всю жизнь можно в одиночестве прокуковать, — заметила Фаина. — Ведь в нашем возрасте неженатых мужчин уже не осталось…

— Пускай одна! — упрямо произнесла Катя. — Но если делаешь невыносимо больно другому человеку, то никакое одиночество не может быть оправданием. Даже любовь не может быть оправданием!

— Как это? — пробормотала Зоя.

— А вот так! Потому что всякое зло должно быть наказано, а я, между прочим, причинила Нелли зло. Ей и еще ее дочери Полине. Там просто какой-то кошмар творится… — Катя не выдержала и всхлипнула.

Зоя и Фаина сочувственно заморгали.

— Алексей проговорился… — с усилием продолжила Катя. — Впрочем, я и сама поняла. Они мне звонят все время и такие страшные вещи говорят…

— Кто — они? — шепотом спросила Зоя.

— Нелли и ее двоюродный брат Герман. Герман одинокий, очень больной человек, он полностью живет жизнью сестры и племянницы. У него тоже какая-то своя, очень драматичная история…

— Но ведь им — Нелли и Полине — не ты зло причинила, а Алексей твой! — вдруг закричала Зоя.

— Он тоже мне так сказал, когда хотел успокоить, — вздохнула Катя. — Но, я думаю, и его ждет какое-то наказание…

— Не верю я в это, — решительно произнесла Фаина, сверкнув черными глазами. — Чтобы мужика настигла справедливая кара за то, что он изменил жене… Тебя просто запугали, Катя, Нелли и этот Герман.

— Или дело в другом, — опять озарило Зою. — Ты просто не любишь Алексея. То есть тебе казалось, что ты его любишь, когда была тайна и романтика вся эта… А теперь, когда он тебе замуж предложил, ты и скисла. Между прочим, мне тоже страшно…

— А тебе-то чего? — усмехнулась Фаина.

— Из-за Личутина, конечно… Он продолжает мне звонить! — с возмущением призналась Зоя.

— Так у тебя же телефон с определителем! — напомнила Катя. — Ты занесла его номер в «черный список»?

— Конечно, сразу же! — кивнула Зоя. — Только… Только толку от этой техники все равно мало. Конечно, телефон не звонит, когда Личутин мой номер набирает, но все равно — начинаешь просматривать список входящих и видишь: он звонил утром, потом днем… вечером… ночью… Телефон в любом случае фиксирует все. Дату и время.

— Ну и что? — с недоумением спросила Фаина. — Пусть себе фиксирует…

— Нет, вы не понимаете! — трагическим шепотом произнесла Зоя. — Когда это продолжается изо дня в день, неделя за неделей…

— Было бы хуже, если бы Личутин стал звонить тебе в дверь, — перебила ее Катя. — А так…

— М-да, неприятно… — задумалась Фаина. — Это напоминает китайскую пытку, когда на голову осужденного по капле начинают лить воду. Одна капелька, другая… Сначала не чувствуешь особого дискомфорта, а потом постепенно сходишь с ума.

— Да чего ему надо от тебя, этому Личутину?! — с досадой воскликнула Катя. — Неужели он не понимает, что ты никогда к нему не вернешься?

— Все он понимает! — раздраженно произнесла Зоя. — Он просто хочет отравить мне жизнь.

— Тогда в милицию на него надо заявить, — предложила Катя.

— По-моему, милиция такими вещами не занимается, — нахмурилась Фаина. — Вот если бы он угрожал тебе — тогда другое дело. А так просто набирает твой номер, и все… Не придерешься.

— В издательстве говорят, что мои рисунки приняли какой-то мистический оттенок, — призналась Зоя. — Совсем мне не свойственный… Я сейчас иллюстрирую сказки, а у меня вместо сказок получаются ужастики в духе Стивена Кинга. Это все из-за Личутина… А вдруг он сошел с ума?

— Может быть… — мрачно пробормотала Катя. Она продолжала думать о Нелли.

— А вдруг в один прекрасный день он придет с намерением… убить меня? — округлила Зоя глаза. Ее золотистые волосы топорщились во все стороны, словно нимб.

— Зойка, перестань… — поморщилась Фаина. — Твой бывший муж — трус, на убийство он не способен. Его стиль — мелкие пакости. И тебе, Катюша, тоже не стоит беспокоиться — Нелли вряд ли способна причинить тебе вред. Все слова, слова, слова… Слишком много слов и мало любви. Впрочем, это и ко мне относится тоже.

* * *

— Будьте добры — позовите, пожалуйста, Кирилла! — с максимальной вежливостью пролепетала в трубку Поля. Она волновалась и грызла кончик своей косы.

— Минутку, — сухо ответил ей женский голос.

— Але… — через некоторое время отозвался Кирилл Пасечников. — Але!

— Кирилл, это я… — заговорила наконец Поля. — Послушай, Кирилл, нам надо поговорить!

— О чем? — хмуро спросил тот. — Только не тяни, Караваева, — у меня времени нет.

— Понимаешь, я еще перед Новым годом собиралась тебе сказать, но не получилось… а потом Настя Селина все время рядом вертелась… — торопливо забормотала Поля.

— При чем тут Селина? — строго спросил Кирилл.

— Да, я согласна — Селина тут совсем ни при чем… Но, в общем… Пасечников, мне очень важно знать, как ты ко мне относишься? — выпалила Поля решительно.

Кирилл замолчал.

Поля слышала только его сопение. Сердце у нее билось быстро-быстро, как будто она только что пробежала стометровку. Не так давно коварная Настя Селина заявила, что Кирилл назвал ее, Полю, выдрой с хвостом, но это, наверное, интриги и вранье, а на самом деле все на так…

— Я никак к тебе не отношусь, — вдруг с какой-то злостью отчеканил Кирилл. — Обещала со мной в «Капитан Джек» сходить и кинула… Вообще ты, Караваева, и на девушку-то не похожа… ошибка природы какая-то.

— Что? — с удивлением спросила Поля.

— Что слышала. Ты на себя посмотри… Одеваться не умеешь, на голове коса… Нет, бывают разные косы, но у тебя, Караваева, не коса, а недоразумение. Ты в каком веке живешь, в девятнадцатом? Попросила бы у мамаши денег на приличный салон, ну, типа на парикмахерскую… Селина и то лучше выглядит!

И Кирилл замолчал, тяжело дыша. Он словно ожидал какого-то ответа, но Поля ничего ему не сказала.

Она была ошеломлена. Еще несколько мгновений она слушала пыхтение Пасечникова, а потом тихо положила трубку на рычаг.

Потом Поля подошла к зеркалу в своей комнате, взялась одной рукой за косу. «И цвет какой-то рыжий, неприятный…» — убито подумала она. Потом взяла ножницы, которыми обычно резала бумагу, и принялась методично пилить ими косу. Ножницы были тупыми, скользили по волосам. Но наконец кое-как Поля справилась. Отшвырнула от себя отрезанные волосы.

Из зеркала на нее смотрела худенькая девушка с неровно обкромсанными рыжими прядями, уныло висевшими вдоль лица. «Ошибка природы…» — пробормотала Поля и упала в крутящееся кресло. Ей хотелось плакать, но плакать она не могла.

Без косы стало гораздо хуже, чем с косой. Можно было, конечно, взять у предков денег и пойти в салон, как советовал мудрый Пасечников… «А толку? — вяло подумала она. — Все равно я — ошибка природы. Выдра… без хвоста».

Предки все последнее время ругались. Нет, не так — ругалась мама. И дядя Герман тоже. А папа даже голоса не повышал. Он очень спокойно и вежливо объяснил, что любит другую женщину и собирается уйти к ней. Но сам чего-то не уходил.

Мама и дядя Герман звонили той, «другой» женщине и проклинали ее. Вроде того, что она разлучница, совести у нее нет, и все такое… Дядя Герман раньше был очень почтителен с папой, а теперь словно с цепи сорвался.

«Счастья нет… — равнодушно подумала Поля. — Я такая же, как мама, меня никто не любит». Она невольно вспомнила ту страшную ночь, с которой все в их семье стало рушиться. «Как некрасиво мама тогда вела себя… Кричала, головой об стены билась. Нет, женщина должна сдерживаться, должна держать себя в руках…» — И Поля, закрыв глаза, завертелась еще быстрее в кресле.

— Поля!

— Что? — Она от неожиданности вздрогнула.

Нелли с изумлением и ужасом разглядывала свою дочь.

— Господи, Поля, что с тобой? Где твои волосы?

— Вон там… — Поля равнодушно протянула руку в ту сторону, где лежала на полу ее коса.

— Зачем ты это сделала? — с отчаянием спросила Нелли. — И как неаккуратно… Поля, тебе не идут короткие волосы!

— Я знаю.

Нелли едва не заплакала.

В этот момент в дверь позвонили.

— Наверное, Герман пришел… — подумала вслух Нелли и бросилась в коридор.

Это в самом деле был ее двоюродный брат. Герман весной выглядел еще более скверно, чем обычно. У него опять болел желудок, но ложиться в больницу он категорически не хотел.

— Как ты? — глухо спросил он, вешая потертый черный плащ на крючок. — Этого… нет?

— Алексей на работе. Дома только мы с Полей, — сообщила Нелли, обнимая брата. — Герочка, милый, я так больше не могу…

И она наконец заплакала.

— Сволочь… Скотина… — сквозь зубы пробормотал Герман, гладя Нелли по спине. — Убить его мало. Его и сучку его… Слушай, я тут узнал кое-что.

— О чем ты? — Нелли отстранилась, вытерла слезы.

— На них можно порчу наслать. На обоих. Болезни всякие и несчастья… Не так уж и дорого, между прочим. Есть адрес одной известной целительницы.

— Целительницы? — с недоумением переспросила Нелли.

— Ну да, она лечит народными средствами и заговорами, избавляет от венца безбрачия, снимает порчу, наводит ее… ну, и все такое прочее. Да, еще возвращает мужей со стопроцентной гарантией. Но нам это не нужно…

— Герман, я в это не верю! — с трудом улыбнулась Нелли. — Но все равно спасибо тебе. Если бы не ты…

— Как Поля?

— Поля? — Нелли страдальчески нахмурилась. — Твоя Поля отколола сейчас номер… Она волосы свои отрезала!

— Что? — Герман бросился в комнату племянницы.

Поля продолжала вертеться в кресле, закрыв глаза.

— Поля! — ошеломленно воскликнул Герман. — Что ты с собой сделала!

Поля ничего не ответила. Она ощущала странное безразличие, почти граничившее с радостью.

— Отстаньте от меня… — холодно произнесла она.

Герман переглянулся с Нелли.

— Совсем от рук отбилась! — плачущим голосом пожаловалась Нелли. — Мало мне одного, так теперь еще и Поля…

— Не кричи на нее, — строго произнес брат. — Она не виновата. Это папаша ее довел…

«Папа тут ни при чем», — хотела возразить Поля, но промолчала почему-то. И тут хлопнула входная дверь — пришел отец.

Нелли покраснела, а Герман побледнел еще больше, когда они увидели Алексея.

— Явился… — сквозь зубы пробормотал Герман. — От крали своей вернулся?

— Пошел вон, — спокойно ответил Алексей. — Без тебя разберемся.

— Не смей так с моим братом разговаривать! — надменно произнесла Нелли. — Ты не хозяин здесь больше.

— Да? А кто я? — усмехнулся Алексей, скидывая ботинки.

Ботинки были известного итальянского дома моды, очень дорогие и красивые, отличавшиеся неброским, выверенным изяществом. Нелли ненавидела их. Она сейчас ненавидела все вещи своего мужа: ей казалось, что он приобрел их с одной-единственной целью — пленить свою любовницу.

— Ты негодяй! — выдохнула Нелли. Она в последнее время заводилась с пол-оборота — вот и сейчас ее всю затрясло, и она почувствовала уже знакомый приступ бесконтрольного бешенства.

— Спасибо тебе, родная… — Алексей попытался было пройти в свой кабинет, но Герман преградил ему дорогу.

— Не будет тебе покоя! — хрипло, с торжеством произнес он.

— Руки… убери руки! — с ненавистью произнес Алексей. — Я ведь не погляжу, что ты у нас инвалид…

— А, ты драться хочешь? — вырвалась вперед Нелли. — Ну так меня можешь поколотить… Я же теперь для тебя никто… Можешь вообще меня убить!

Поля захлопнула дверь в свою комнату. Она не могла слышать голоса родителей, ее тоже потихоньку начинало трясти.

— Давай без всяких слов, — услышала она отца. — Нелли, не при ребенке…

— Он вспомнил о ребенке! — закричала Нелли так звонко, что Поля невольно зажала уши. — Раньше надо было думать… когда ты с этой шлюхой…

Дальше шел уже совершенно непотребный текст.

— Заткнись! — страшным голосом закричал Алексей. Поля еще никогда не слышала, чтобы он так кричал. — Немедленно прекрати истерику, или я…

— Что — ты? Ну что — ты?..

— Скотина! Мы на него в суд подадим… в газету про него напишем! — хрипел Герман.

Поля распахнула окно.

Свежий мартовский ветер ударил ей в лицо. Солнце садилось за горизонт, и край неба был окрашен ярко-алым, багровым закатом. Вдалеке виднелась дорога, по которой непрерывным потоком текли машины — на фоне серого, уже высохшего от снега асфальта. А внизу, в колодце двора, скрипели голыми ветвями деревья, и этот тихий, призрачный звук напоминал чей-то неразборчивый шепот.

Поля стояла у окна, и ветер ворошил ее волосы, которые ощущались непривычно короткими. «Он любит Настю Селину, а не меня! — наконец догадалась она. — Господи, это же очевидно! Только такая дура, как я, могла не понять этого…»

Поля усмехнулась. Голоса в коридоре захлебывались от ненависти. Сейчас прибежит Уля Акулова и начнет разнимать всех. Она в последнее время была чем-то вроде «Скорой помощи» для их семьи.

Поля не любила соседку.

Однажды, много лет назад, она видела, как отец целовал Улю. Во время какого-то семейного праздника, на кухне. Поля почти забыла этот эпизод, а теперь вдруг вспомнила. Но, странное дело, она не чувствовала ненависти к отцу. Она вообще была убеждена в том, что виноватых ни тогда, ни сейчас нет. Просто такова жизнь.

— Я только мешаю им… — прошептала Поля, глядя на багровый закат. — Я никчемная. Я — ошибка природы.

Она забралась на подоконник и перекинула ноги на узкий карниз. Страха не было — наоборот, хотелось поскорее избавиться от захватившей ее гнетущей, ледяной тоски. От этой мерзкой жизни, которую не изменишь.

«Может, я и не умру, — вдруг мелькнула у нее в голове мысль. — Может, я полечу, как птица…»

Она опустила ноги еще ниже и заглянула вниз, на квадрат серого асфальта, по периметру которого тесно стояли автомобили.

Поля посмотрела в центр этого квадрата, а потом сделала еще одно движение вперед и, раскинув руки, скользнула вниз…

* * *

В черной, рыхлой земле блестели на солнце, словно бриллианты, последние кусочки еще не растаявшего льда. Рабочие, сделав свое дело, курили чуть поодаль, опершись на лопаты. Эта дата — первое апреля — казалась почти издевательством, насмешкой судьбы.

Алексей стоял на небольшом возвышении, ближе к центральной аллее, которая уводила в город, — как будто готовился к отступлению. В длинном темно-коричневом плаще, идеально причесанный. Виски казались совсем седыми, но то был всего лишь оптический эффект: на ярком весеннем солнце все сияло и серебрилось. Он выглядел слишком красиво, слишком театрально для этого печального места. Он сам это чувствовал и потому напряженно, зло хмурился, глядя на свежий холм черной земли, который укрывал его дочь.

Он хотел бы остаться здесь один и чтобы никто не мешал ему. Но чуть ниже, у чужого надгробия из лабрадорита, стояли Нелли и Герман, спиной к солнцу.

Нелли была вся в черном, и черная кружевная косынка покрывала ее рыжие волосы. Бледное, исплаканное, тоже злое лицо — ее, в свою очередь, раздражало присутствие мужа. Ее поддерживал под руку Герман, даже уже не бледный, а какой-то желто-зеленый.

— Это все неправда… — пробормотала Нелли. — Мне просто снится сон. Как такое могло произойти? Нет, не может быть.

— Она в раю, — глухо произнес брат. — Нелли, милая, она среди ангелов.

— Ты уверен? — без всякого выражения спросила Нелли. — Ведь это грех… С трудом уговорили священника отпеть ее.

— Она была не в себе. Если она не владела собой — это не грех.

— Почему… но почему все так произошло?.. — тихо застонала Нелли, виском прислонившись к плечу Германа. Этот вопрос она задавала себе в тысячный раз.

— Он во всем виноват, — хрипло пробормотал тот, — благоверный твой…

Герман с ненавистью покосился на Алексея, стоявшего в отдалении от них. Скрестив перед собой руки, тот сосредоточенно глядел на рыхлую землю, над которой курился легкий парок.

— Все равно, не понимаю… — прошелестела Нелли. — Бедная моя девочка, как ты решилась на такое!

— Он во всем виноват, — повторил брат. — Поленька не хотела, чтобы он уходил из семьи. Поленька слишком его любила. Поленька — чистая душа… Он недостоин ее любви. Он ее погубил! — с нажимом произнес Герман.

— Я должна была быть сдержаннее… — пробормотала Нелли. — Я должна была поговорить с ней.

— Но ты-то тут при чем? — тихо закричал Герман. — Ты тоже его жертва!

— Лучше бы я умерла вместо нее…

— Нелли, милая, ты не виновата!

— Герочка, я не знаю, как теперь жить… — Она заплакала и стала потихоньку оседать. Герман подвел ее к деревянной узкой скамье, усадил. — Я тоже хочу умереть!

— Перестань! — с негодованием прошептал он. — А я? Я тогда совсем один останусь!

— Если бы можно было вернуть все назад… — раскачиваясь, сквозь слезы говорила Нелли. — Если б было такое лекарство… или машина времени… Чтобы можно было вернуться назад, и все исправить! Зачем ты говоришь о боге, Герочка? Его же нет! Если бы бог существовал, он не позволил бы моей девочке сделать это! В жизни нет справедливости!

Она замолчала, захлебнувшись в рыданиях. Алексей, стоявший чуть поодаль, даже не шелохнулся.

— Нелли… — со странным выражением вдруг произнес Герман.

— Что, Герочка? — не сразу, сквозь всхлипы, отозвалась она.

— Справедливость есть. Мы сами ее восстановим.

— О чем ты? — Она перестала плакать и теперь, прижав платок к губам, со страхом и надеждой взглянула на брата. — Я не понимаю, о чем ты?

— Конечно, твой муженек — тот еще тип. Но он… как бы тебе сказать… он только орудие в ее руках.

— В чьих руках?

— В руках этой змеи, как ее там… — Он скривился.

— Катерины, — слетело с бескровных Неллиных губ имя соперницы.

— Послушай, милая, Полечкина смерть на ее совести, — с жаром зашептал Герман. — Алексей твой, он просто мужик. Ну что с него взять? А вот она…

— Будь она проклята! — словно молитву, привычно произнесла Нелли. — Проклята, проклята, проклята!

— Тихо, тихо, успокойся… Мы должны ее наказать.

— Как? — тут же спросила Нелли. — Убить ее, что ли? Да, над этим стоит подумать!

— Нет, у меня есть идея получше… — усмехнулся Герман.

Щеки у Нелли слегка порозовели, она оживилась.

— То есть? — облизнув пересохшие губы, быстро спросила она — ей передалось настроение брата.

— Мы потеряли нашу девочку, а у нее сын… Разве это справедливо? У нее — все, а у нас — ничего!

— Да, Алексей говорил — у нее сын, Мишей зовут. Одиннадцать лет ему… — завороженно произнесла Нелли.

— Пусть она испытает то, что мы сейчас чувствуем, — схватившись руками за горло, прохрипел Герман. — Пусть она поймет!

Нелли поразили слова брата — до этого такая простая мысль не приходила ей в голову. Но теперь она показалась ей почти озарением. В самом деле, это единственное, что хоть как-то могло утешить после гибели Поли… Око за око! Неизвестный, далекий мальчик по имени Миша не имеет права на жизнь. Миша тоже должен умереть.

— Мы это сделаем? — потрясенно смотрела Нелли на брата.

— Да, мы это сделаем, — Герман пожал ледяной ладонью руку сестры. — Это и будет высшая справедливость.

— Мы… убьем сына Катерины? — спросила Нелли, споткнувшись на слове «убьем».

— Казним. Казним!

— Но…

— Ты не согласна? Ты боишься? Послушай, нам ведь больше нечего терять! — с отчаянием произнес Герман.

— Нет, я согласна! — задрожала Нелли. — Я, правда, не представляю, как это все будет…

— Мы придумаем план. Мы все, все досконально продумаем… — забормотал ее брат.

Нелли вдруг вспомнила полузабытую картинку из прошлого — она идет по улице и за стеклянной витриной видит улыбающееся лицо своего мужа. Потом заходит в кафе и обнаруживает за столиком троих — Алексея, его лучшего друга Петренко и эту девицу. «Невеста Петренко», — представляет Алексей девицу. Девица хихикает, опускает глазки. Катя. Злой демон их семьи, погубительница Поленьки. Безжалостное чудовище, которое сначала отняло Алексея, а теперь еще и Поленьку.

— Нелли…

— Да, я согласна! — вздрогнула Нелли. — Так будет справедливо. Наша дочь — ее сын.

Герман заплакал, втянув голову в плечи. Полю он любил, как родную, с тех пор, как ему запретили видеть собственных детей. И с тех пор, как жена его вышла замуж за другого, он возненавидел всех разлучников. Его неутоленная жажда мести («Нет, это не месть, это высшая справедливость!» — думал он) наконец обрела зримые контуры. Зло должно быть наказано.

И мальчик по имени Миша ответит за все. За всех.

Нелли погладила Германа по спине.

— Я тебя понимаю — иного выхода нет, — печально сказала она. — Пусть эта Катя узнает, что такое боль.

Алексей тем временем осторожно, перескакивая через ручьи талой воды, сверкающие на солнце, стал приближаться к ним.

— Нелли, вот что… — морщась на солнце, начал он.

Нелли с Германом одновременно вскинули головы. Алексея поразила схожесть их лиц — одно и то же исступленное, мрачное выражение.

— Мы должны поговорить, — с усилием продолжил Алексей. — Так нельзя. Мы с тобой не чужие…

— Чего ты хочешь? — хрипло спросил Герман.

— Герман, хоть на минуту оставь нас! — с тоскливой досадой произнес Алексей.

— Мы с тобой чужие… — прошептала Нелли. — И нас с тобой больше ничто не связывает. Мы с Полечкой только мешали тебе. И вот она ушла… Из-за тебя! Из-за тебя и той шлюхи…

— О господи… — Алексей потер виски. Голова у него страшно болела, а на груди словно камень лежал — каждый вздох давался с трудом. — Нелли, я хочу тебе помочь. У нас общее горе…

— Зачем она тебе была нужна, эта Катерина? Зачем? Разве нам было плохо? — мрачно произнесла Нелли. Но не ревностью были продиктованы ее слова, а чем-то другим. Она сознательно бередила в себе боль… — Вспомни — нас считали идеальной парой.

— Ты права, — послушно кивнул муж. — Но жизнь гораздо сложнее, чем мы можем себе представить. Катя, она…

Он не успел договорить — Нелли хрипло расхохоталась.

— Катя… Да, это все она! Эта твоя Катя просто-напросто сожрала нашу девочку! Ты принес Полю в жертву своей любовнице! — почти кричала Нелли.

— Это правда… — выдохнул Герман. — Именно так.

— Катя тут ни при чем! — разозлился Алексей. Он хотел напомнить Нелли, что все последнее время она вела себя ужасно, отвратительно — и путала своим поведением Полю, и Герман тоже подливал масла в огонь, — но сдержался. Возле могилы дочери не стоило выяснять отношения. Словно Поля снова могла их слышать…

— Но ничего!.. — пропела Нелли. — Скоро твоя Катя на своей шкуре поймет, каково это — потерять единственного ребенка. Ничего-о…

У Алексея мороз пробежал между лопаток. Одинаково исступленное выражение лиц Нелли и Германа, яростный восторг в глазах обоих…

— О чем ты? — стараясь сохранять спокойствие, спросил Алексей. — Что вы задумали?

— Нам нечего больше терять, — хрипло произнес Герман. — Мы с Нелечкой восстановим справедливость. Пусть нас потом судят, пусть расстреливают…

— Что вы придумали? — с ужасом произнес Алексей. — Вы — сумасшедшие…

— Ты все понял, — надменно сказала Нелли. Теперь, когда у нее впереди была цель, она ощущала необычайный подъем.

— Но Миша ни в чем не виноват! Вы дикие люди…

— У нас нет выхода, — загадочно прищурился Герман. Его желто-зеленое лицо показалось сейчас Алексею маской.

— Я предупрежу их. Я скажу Кате…

— Как он напугался! — Нелли повернулась к Герману. — Ну надо же…

— Лучше б о своей дочери так беспокоился! — согласно прохрипел ее брат.

— Я немедленно расскажу всем о ваших планах, — отчеканил Алексей. — Вас в дурдом посадят. Вас…

— Да куда угодно! — с торжеством произнес Герман. — Но рано или поздно мы сделаем то, что задумали. Хоть через год, хоть через десять лет… Можешь спрятать их — твою девку с ее байстрюком. Даже можешь телохранителей им нанять! Но все равно мы найдем их, тебе ничего не поможет…

— Потому что есть высшая справедливость! — Нелли уже так привязалась к этому выражению, что повторяла его как заклинание. — Нас ничто не остановит!

— Ни время, ни расстояние, ни деньги, ни стены, ни другие люди! — страстно подхватил ее брат.

— Нелли, прошу тебя… — умоляюще произнес Алексей. Он обращался только к ней. — Как ты не понимаешь… Если ты отнимешь у Кати сына, Полю все равно не вернешь!

— Зато мы с твоей Катей будем на равных! — содрогаясь, выкрикнула Нелли. То, что Алексей начал защищать любовницу с ее сыном, возмутило ее и еще больше укрепило в намерении отомстить.

Алексей попятился назад.

Ему было жаль Нелли. Он и подошел к ней затем, чтобы примириться у могилы дочери. Нет, он не собирался жить с ней дальше, но хотел расстаться достойно. А Нелли и ее ненормальный братец…

«Это наверняка была его идея! — со злостью, шагая к выходу по центральной аллее, думал он. — Она — вся на эмоциях, а он… Да, именно он генерирует все эти гадости. Нет, не может быть, чтобы они стали охотиться за Мишей… ловить его, убивать! Бред какой-то…»

Перед его Глазами возник Катин сын, Мика, как она его называла. Невысокий худенький мальчик со светлыми волосами и такими же светлыми, бледно-голубыми, прозрачными глазами. Иже херувимы… Мальчишка как мальчишка. К нему, к Алексею, он относился вполне неплохо. Правда, первое время был замкнут. Катя все время переживала из-за того, что сын нелюдим и сторонится общества. Помнится, перед Новым годом они ездили в подмосковный санаторий, и Мика познакомился там с другими ребятами — братом и сестрой. Катя так искренне радовалась этому…

Алексей ничего не чувствовал к Мике. Ни особой любви, ни особой неприязни. Тот просто был ребенком его возлюбленной. И он не понимал, почему вдруг Нелли решила выместить свою злость на Мике.

«Бедная Поля… Зачем?.. Нет, надо как-то жить дальше… Но как? А, я знаю — у нас с Катей будет общий ребенок, — решил Алексей, смахнув со щеки слезы. — Обязательно. Пусть Нелли сходит с ума, но я буду жить дальше…»

Он шел к ней, к своей Кате. Он верил, что она сумеет поддержать его сейчас, после этой трагедии.

В последние дни они почти не виделись — не до того было, но, пожалуй, теперь вряд ли что сможет их разлучить. «Нелли не поможешь… Пусть Герман с ней нянчится, а я больше не могу! Катя, моя Катя…»

* * *

Три дня назад Катя узнала о смерти Поли. Известие повергло ее в такой шок, что она была вынуждена взять на работе отпуск за свой счет. Начальство со скрипом согласилось, но намекнуло, что в последний раз.

Она сидела дома и, стиснув зубы, строгала своего коня из дерева. Это будет конь-ветер, на котором можно умчаться за горизонт, как можно дальше отсюда…

Мика был в школе — первый день после весенних каникул. Первое апреля.

«Это я во всем виновата. Леша сказал, что она прыгнула из окна. Двенадцатый этаж… Какая ужасная смерть! Да, я во всем виновата… О чем я только думала, когда решила завести роман с женатым мужчиной!» — Катя застонала, и нож, скользнув в ее руках, вдруг пропорол кожу. Брызнула кровь.

Кое-как она замотала рану бинтом.

Села на диван, включила телевизор. Смех, анекдоты — шла какая-то юмористическая передача. Переключила — по другому каналу тоже полным ходом катилось веселье. Издеваются они, что ли? Потом Катя вспомнила: день сегодня такой — первое апреля.

Внезапно зазвонил сотовый.

Катя мгновенно напряглась, а потом расслабилась — Нелли не знала номер ее сотового, только городской.

— Катя, я сейчас приеду… Жди!

Сообщение любовника не придало Кате оптимизма. Она не хотела его видеть. Он, Алексей, — тоже преступник. Сообщник. Из-за них Поля решила наложить на себя руки.

Кто знал, что романтическая мелодрама вдруг превратится в трагедию?! «Ты — знала, — прошептал Кате внутренний голос. — Но ты слишком поздно спохватилась!»

Алексей появился через полчаса.

— Катя… — он сразу же обнял ее. — Господи, Катя… — и весь затрясся от рыданий.

— Ничего, ты поплачь, — прошептала Катя, гладя его по волосам.

— Катя, ее больше нет! Поли больше нет!

— Как мне жаль… — Катя тоже не смогла сдержать слезы.

Лишь через некоторое время Алексей нашел в себе силы успокоиться.

— Катя, я теперь туда больше не вернусь. Там — все кончено, — произнес он. — Это проклятый дом.

Катя почувствовала неловкость. Она должна сказать ему, что не собирается продолжать с ним отношения, но как это сделать? Он буквально убит свалившимся на него горем…

— Похоронили? — шепотом спросила она.

— Да. Нелли вела себя ужасно. Даже у гроба дочери…

— Послушай, с твоей стороны жестоко обвинять ее! — перебила Катя. — Она в таком состоянии…

— Катя, она позволяет себе такое…

— Ты должен был поддержать ее, утешить.

— Ее невозможно утешить! А братец ее, Герман… — Алексей с ожесточением махнул рукой.

— Отчего это все произошло? — расстроенно спросила Катя. — Не могу понять, что вынудило Полю совершить такой поступок…

— Нелли с Германом утверждают, что во всем виноват я. Потому что решил уйти из семьи, а Поленьку известие о моем решении испугало… — вздохнув, произнес Алексей. — Только это неправда! Поля, конечно, была не в восторге от моего поступка, но она вполне разумная девочка… Подобные истории случаются часто, очень часто, и никто из-за разводов родителей из окон не бросается. В конце концов, я сказал Поле, что она всегда останется моей дочерью.

— Так в чем же дело? — с отчаянием воскликнула Катя.

— Нелли вела себя как безумная. Думаю, именно она напугала Полю. Нелли совершенно собой не владела…

— Но ее тоже можно понять! Она твоя жена, она тебя любила!

— Хороша любовь, если ей было наплевать на нашего ребенка, — с сарказмом произнес Алексей. — У Поли переходный возраст — пятнадцать лет… Она, как и все девчонки, была недовольна своей внешностью. Даже косу себе отхватила… И, потом… Ты знаешь, мне кажется, была еще какая-то причина. Безответная любовь или что-то в таком роде… Одно к одному сложилось, вот Поле и расхотелось жить.

Загрузка...