Никогда не предавай мечту

Глава 11

Грэг

Григорий Афанасьев, а попросту Грэг, в свои тридцать с крохотным хвостиком лет познал, можно сказать, всё. Выпил чашу жизни почти до дна и с размаху грохнул ею об пол. Ему нравилось жить неистово, с риском и шиком. В свои тогда чуть за тридцать ему было чем гордиться и чего стыдиться.

Вечная карусель, праздник с разноцветными витражами: конкурсы, победы, кубки, награды, снова победы. Он стал основателем нового движения в городе. Позже – открыл школу танцев, слава о которой летела не только по стране, но и за её пределы.

С его именем связаны громкие победы и не менее оглушительные скандалы. В какой момент гордыня и непокорность, безбашенность заслонили всё? Грэг начал прикладываться к бутылке. Сначала понемногу для драйва и куража. Позже – всё чаще и чаще. Стал приходить нетрезвым в школу. Попал в эпицентр нескольких некрасивых историй.

С каким восторгом его хвалили раньше, называя гордостью нации, талантом и молодым гением, точно с таким нездоровым интересом смаковали его эпатажные выходки, рылись в грязном белье, напропалую сплетничали и плели заодно небылицы.

Испытание славой Грэг не прошёл. Зелёный змий затягивал удавку на шее всё туже, скандалов становилось больше. В какой-то момент он почти слетел с катушек: бросил школу и танцы, в пьяном угаре гонял по ночам на байке.

Друзья отвернулись. Подобострастные жополизы растворились в пространстве. Последней ушла жена, не выдержав его образа жизни и диких выходок. Ушла и забрала с собой дочь. Да и правильно: зачем чистому и светлому зайцу видеть, как катится в пропасть собственный отец?

Наверное, он однажды разбился бы. Свернул шею, замёрз в канаве как бездомный пёс, но Бог и ангел-хранитель берегли его.

Он бросил элитный район и огромную квартиру, что напоминала ему выстуженный холодом и пустотой склеп, и переселился к единственному другу, что остался ему верен: мощный байк служил исправно, молча, любил его таким, какой он есть. Без купюр.

В гараже пахло бензином, деревом и металлом. Здесь он спрятался от всего мира. В этом тихом месте в одиночку боролся с зависимостью и победил. Как всегда. Но больше ему не хотелось ни славы, ни света софитов. Хотелось побыть самим собой. В тишине. Разобраться с жизнью и приоритетами. Днём он спал и читал книги. Думал и возвращался к истокам собственной философии. А по ночам, иногда под утро, выходил танцевать. Тело требовало движения, а душа рвалась на части и просила: ещё! Давай ещё! Жги! Сжигай дотла, разводи костры до небес!

Подчиняясь поступательному ритму, музыке, что рвала барабанные перепонки изнутри, рыдала саксофоном, плакала скрипкой и рвала струны электрогитары.

И он жёг.

Таким его и застал однажды Гордей. Увидел и не смог пройти мимо, свернуть, сделать вид, что не заметил.

Грэг помнит его глаза. Помнит упрямо сведённые брови и по-детски пухлые губы.

– Научи меня, – не попросил, потребовал этот мальчишка.

– Отстань, я больше не учу, – Грэгу хотелось избавиться от настырного щенка и забыть эти сумрачные глаза, что смотрели на него выжидательно.

– Научи! – упорствовал, не знающий отказа и не умеющий отступать и проигрывать золотой мальчик.

– Тебе уже поздно, – смерил холодно нескладную фигуру. Руки слабоваты, колени разболтаны. Ещё не подросток, конечно, но близко, очень близко.

– Поздно – это когда на кладбище лежишь, – высказал ему одиннадцатилетний пацан. И Грэга почему-то проняло. И этот не по-детски взрослый взгляд, и эти очень взрослые слова.

Макс Гордеев был первым учеником, которого он взял в обучение после перерыва. Мальчишка стал единственной опорной точкой, что позволяла Грэгу удержаться на плаву, балансировать на грани и не падать. Грэг пришёл в себя и отдался делу, которое получалось у него лучше всего – учить. Это было единственное, к чему он чувствовал желание. Это то, что называют высоким, как небо, словом – призвание. И Грэг наконец-то дорос до него окончательно.

Всё, что накопилось внутри, он ввалил в этого упрямого мальчишку: опыт, силу, энергию, философию, страсть. И Макс не подкачал: ходил за ним хвостом, смотрел в рот, падал и вставал, набивал шишки, но продолжал упорно заниматься танцами.

– Что говорят твои родители? – спросил однажды Грэг у Макса, когда тот неизменно нарисовался на пороге его гаража вечером. – Не боятся ли они отпускать тебя к такому неприятному и непредсказуемому типу, как я? Или ты скрыл от них, обманул?

– Нет, – сверкнул глазищами этот чудо-ребёнок. – Я сказал правду.

– И как? – невесело усмехнулся Грэг, представляя, как всполошились родители, начали шерстить Интернет и приходить в ужас от фактов его феерической биографии.

Макс пожевал нижнюю губу, встряхнул головой и выдал. Тоже правду:

– Мама расстроилась. Кричала. А папа сказал, что у человека должна быть цель. И что я должен сесть и хорошо подумать: хочу ли я к ней идти. И если хочу, то готов ли. Потому что Гордеевым не к лицу делать что-то плохо.

– Ну, и ты подумал? – косился Грэг на слишком серьёзное лицо Макса.

– Нет, – отрицательно покачал головой. – Нет, я не думал. Зачем? Я всё решил для себя ещё в тот самый день, когда увидел тебя на мосту. Я хочу танцевать как ты.

– Тогда открою тебе секрет, Гордей, – смежил веки Григорий Афанасьев, который в свои чуть за тридцать почти забыл, как его по-настоящему зовут. – Не надо танцевать как я. Ты должен танцевать только лучше и никак иначе. И только тогда ты дойдёшь до цели, к которой стремишься.

И Макс запомнил его слова. Запомнил и сделал всё, чтобы доказать: он лучший. Он не подведёт.

Природа одарила его красивым, сильным, гибким телом – благодатный материал, мечта для тех, кто захотел бы слепить из него что-то другое. Но мальчишка выбрал танцы, и Грэг это оценил. Точно так же, как и нечто более важное, чем хорошие физические данные. У Макса были и сила духа, и упрямство, и умение двигаться вперёд с азартом.

В нём горел огонь такой силы, что Грэг иногда побаивался пламени, что взвивалось до небес.

«Не сгори и не перегори», – нередко шептали его губы, когда он наблюдал за тем, как растёт и взрослеет его ученик.

Грэг никогда не поверил бы, что Макс способен сдаться. Но время показало: и таких неистовых косит судьба.

Он винил себя, что не смог помочь, что не вовремя столкнулись их два сумасшедших характера. Но Грэг отступил, а гордыня не позволила переступить через кинутое в сердцах слово. Поэтому он так обрадовался, когда пришла к нему эта тоненькая хрупкая девочка, которую он едва помнил.

– Привет, Грэг. Давно не виделись, – всё так же упрямо сверкают знакомые глаза.

А дальше… А дальше они вцепились друг в друга мёртвой хваткой. Макс – теряя костыли. Грэг – остатки самообладания. Они трясли друг друга, тискали в объятиях, пытаясь вот так выразить чувства, что никуда не делись. Спрятались и ждали, когда кто-то из них сделает первый шаг.

Тоненькая хрупкая девочка стоит чуть в стороне. Эсмеральда Щепкина. Теперь он знает, кто она. Ему понравилась её смелость и решительность. Такая и жемчуг со дна моря достанет. И то, какие эмоции он видит сейчас на её лице, ему тоже нравится.