Даниэль
Мы словно лодки пытаемся пробиться в настоящее,
но нас безжалостно относит в прошлое…
Великий Гэтсби (The Great Gatsby) (2013)
Ник Каррауэй
Запах свободы.
Говорят, после заключения это что-то особенное.
Ты свободен.
Но я этого не почувствовал. Словно и там за решёткой, и здесь за пределами неё, я в огромной бездне.
Без птички, каждая частичка этого мира, кажется чужой.
– Ну что, можно встречать тебя с шампанским? – встречает Тристан с распростёртыми объятиями, стоя облокотившись об капот машины.
– Как мне к тебе обращаться? Дон Даниэль? Или господин? – не перестает подшучивать друг.
– Еще рано для этого, – отвечаю, по-дружески обняв и пожав в ответ ладонь адвоката.
– Твой отец вызывал меня вчера, – Тристан проходит к водительскому месту. Мы садимся в машину, где от палящего итальянского солнца, которое не щадит даже осенью, спасал кондиционер, – Мы разбирали имущество и некоторые нюансы. Думаю, именно сейчас время говорить об этом, – улыбается самодовольная морда. Будто доном становлюсь не я, а сам Тристан.
– Возможно и так, – безразлично пожимаю плечами, откидываясь на бежевое сиденье из натуральной кожи.
Тристан, мать его, Костано обожает комфорт. Но, признаюсь, сейчас это сиденье было лучшим, на чем теплилась моя задница за последние пять лет.
***
Дом, который никогда не был для меня таковым, снова дает ощутить себя чужим. Бесспорно, величайший особняк Конселло великолепен. Массивные колоны, возвышавшиеся до небес, красивые ставни, шикарный бассейн и фонтан. Деревья вокруг, свежий воздух, тишина. Но сама аура словно мертва. Ожесточена. Сможет ли этот дом увидеть свет? В нем никогда не было должного тепла. Особняк будто кутался льдом.
Выхожу из машины, рассматривая все вокруг.
Ничего не изменилось.
Кажется, с того дня, пять лет назад, прошло несколько дней.
Не изменилось ничего, но изменился я.
Не успеваю вступить за порог дома, как на встречу выбегает Инесс. Такая взрослая, но по-прежнему озорная, взбалмошная и родная. Конфетка повисла на моей шее, громко крича:
– Господи! Я так скучала! Так скучала! – её голос полон радости, но все равно чувствуется проскальзывающие нотки грусти, и молюсь, не видеть её слез. Обнимаю Инесс в ответ, с лёгкостью оторвав от земли.
Я и вправду скучал по этой занозе в заднице. Её игривым, растянутым «брати-и-и-к», и щенячьим глазам, когда она просила что-то.
– Тоже скучал, конфетка, – опустив Инесс, оставляю поцелуй на лбу девчонке, – Надеюсь, ты не творила глупостей без меня?
Инесс отстраняется. Яркая улыбка становится напряжённой. Ее взгляд скользит за мою спину. Не трудно догадаться, на кого она смотрит. Но я все же слежу за взглядом сестры. Я все ещё помню то сообщение. Но уверен, Тристан понял меня. Думаю, несколько лет в Ломбардии, где он приводил все в порядок после Марко, пошли ему на пользу.
– Брат, – Инесс хватает меня за локоть, прерывая гляделки, – Никаких глупостей, – она поднимает левую руку со смущённой улыбкой, показывая блестящий бриллиант на безымянном пальце, – Я помолвлена. Свадьба через несколько месяцев, – девчонка нервно сглатывает при этом, что мне совсем не нравится.
Я знаю о помолвке. И все еще не могу свыкнуться с этой мыслью.
– Как ты согласилась? – прекрасно помню злость Инесс, когда отец впервые заговорил о сыне Кизаро. Она была готова бежать. Но сейчас. Что изменилось сейчас?
Инесс снова кидает взгляд на Тристана, и в ее темно-карих глазах мелькает едва заметная обида.
– Просто повзрослела.
– Конфетка, – заставляю посмотреть Инесс в мои глаза, аккуратно поднимая подбородок указательным пальцем, – Ты знаешь: одно твоё «нет», и я сделаю все, чтобы расторгнуть помолвку, – настойчивый взгляд говорит за себя.
Инесс шмыгает носом, вновь обняв крепко-крепко.
– Нет, брат. Все правда в порядке, – она хлопает меня по плечу, – Валентин оказался хорошим парнем, и совсем не такой, как его отец.
Об этом я тоже слыхал. Валентин Кизаро постепенно занимал место своего отца. Люди довольны его работой.
– Дядя! – теперь на веранде дома собираются все.
Лукас и Нера выбежали первыми. Они выросли. Лукас стал почти ростом с меня в свои одиннадцать лет, а Нера такая же застенчивая. Тепло, которое вижу в их глазах радует. Я все ещё дядя Даниэль для них. Габриэль и Каир накидываются крепкими объятиями, говоря о том, что новая стрижка мне идет больше. К слову, волосы стали короче. Адриана вышла последней, обняв с сияющими глазами.
– Мы скучали, – выдыхает она, и я слышу в ее словах слезы, но Дри быстро предотвращает лить сопли, – Пошли в дом, – широко улыбается девушка, – Наверное, ты соскучился по нормальной еде.
Несмотря на смятения внутри, этот маленький круг людей вокруг, создает тепло. Быть может, мир в котором мы живем, лишен настоящих любви и доверия, но в такие моменты в окружении семь по-особенному прекрасны и доказывающие обратное.
За столом собрались все. Впервые за долгое время я позвал Габриэля и Каира сесть вместе с нами. За все правления отца, такой практики никогда не было. Но сейчас…когда он не в силах даже встать с кровати, все будет меняться.
Кристиана все время у мужа, что дает больше свободы Инесс. Адриана занимается открытием фонда для детей сирот. Она изменилась за эти годы. Её глаза сияли, в них горела жизнь. Я искренне рад. Ведь именно таким хотел видеть её Диего.
У остальных ничего не изменилось.
Габриэль, Каир и Тристан продолжали активную жизнь холостяков.
– Моя мама все ещё надеется меня женить, но все мы знаем…
– Что посадить твой член на замок невозможно, – перебивает Каир Тристана, заставляя всех засмеяться.
Стол наполнен всевозможными итальянскими блюдами. Запах лазаньи дурманит голову. Дри права, я всерьёз соскучился по нормальной домашней еде. Думаю, это и объясняет, почему уплетаю все с большим удовольствием, будто ничего не ел вовсе.
– А если честно, почему ты категорически отказываешься жениться? – после вопроса Габриэля, все внимательно прислушиваются.
Тристан замялся, его челюсть резко напряглась. Синьору адвокату явно не нравится зашедшая тема разговора. Однажды ему разбили сердце. И он явно не готов доверять женскому полу вновь. Ну, кроме их кисок на ночь.
– Тот же вопрос могу задать и вашим персонам, – оглядывает всех Тристан, – Почему вы ещё не женаты?
Габриэль не сдаётся.
– Если когда-нибудь я встречу подходящую девушку, обязательно женюсь, – друг оставляет в сторону приборы, – Я не отрицаю, но ты – да, – он хитро качает головой, вытирая уголки губ салфеткой, – Ты отказываешься принимать этот факт.
– Да, – кивает Тристан, цепляя руки поверх стола, – Я не собираюсь связывать себя узами брака. Более того, и не буду.
– Как же самоуверенно, Трис, – смеется Адриана, положив мне в тарелку курицу в томатном соусе. Сейчас она напоминает любую бабушку, задачей которой являлось накормить своего внука до отвала. Ладно, я не против.
– Пожалуй, я пойду. У меня вокал, – Инесс, молчавшая все это время, резко встает. Она сверлит взглядом Тристана, а после разворачивается и уходит.
Скажу сразу, мне совершенно не нравится эта муть.
– А что насчёт тебя, Дэн? – кидает вопрос Каир, – Слышал, после конфликта с товаром, Дон Лоренцо решительно хочет женить тебя на восточной красавице, – он улыбается, а я готов втащить ему кулаком, несмотря на нашу многолетнюю дружбу. Знаю, он не со зла. В этом и есть Каир. Сначала его гребаный рот говорит, а потом думают мозги. Хотя последнее утверждение спорное. – Вито Гамбино продал своего брата за три гроша, и теперь бизнес пошел на спад. Зейд серьезно настроен взять отмщения, либо же женить вас со своей дочерью, что даст им подушку безопасности в будущем.
Адриана кидает в него салфетку, стреляя возмущенным взглядом, явно говоря заткнуться.
– Этого не случилось пять лет назад, и не случится сейчас, – аппетит резко пропадает, и я тоже оставляю приборы, делая глоток красного вина, – Пусть горит его зад, мне не нужна его дочь. Тем более по правилам я не могу на ней жениться, ясно?
Зара Гамбино не была итальянкой и по традициями клана я не мог на ней жениться, ведь всегда требуется чистая кровь в браке с прямой родословной Дона.
– Тебе нужен наследник, Дэн, – вмешивается Габриэль.
Все вокруг замирают, переводя взгляд с меня на друга.
Дри рядом заметно напрягается, потянувшись за водой, явно чувствуя возникшее напряжение. И тут понимаю, что она знает правду. Единственная, кто знает, что сделала Андреа.
– Не тебе решать, что мне нужно, а что нет, – встаю изо стола, направляясь к выходу.
Да, прозвучало грубо. Но весь этот разговор вывел из себя. Не хочется говорить о будущем, о детях. Потому что их у меня запросто не будет.
«Я сделала аборт» – слова, которые прочно засели в голове, сейчас заставляют жилку на шее играть сильнее и сжать руки до белизны костяшек.
– Ты не хочешь стать отцом?
– Нет, и тема закрыта. Единственная женщина, которая могла сделать меня отцом, ушла пять лет назад.
Она лишила меня этого права.
Адриана опускает взор, теребя подол своей голубой рубашки. Каир прокашливается, пытаясь развести обстановку. Тристан же утопает в своих мыслях.
– Пора бы забыть прошлое, дружище, – выдыхает устало Габриэль.
Он всегда был голосом разума в нашей компании, и сейчас, в какой-то степени прав. Но так ли просто это сделать? Забыть прошлое?
Нет, невозможно. Его можно лишь игнорировать.
– На тебе многолетний клан, твои солдаты, семья и люди, которые верят в тебя, – перечисляет он, – А ты думаешь о той, что ушла, – в этом он тоже прав, но Габриэль никогда не любил. Он был так же жесток, не прикосновен и холоднокровен, как и я когда-то, до встречи с Андреа.
– Габриэль, – шикает Адриана, стреляя взглядом в его сторону, – Ты переходишь границы.
– Ты просто блять, меня не поймёшь, – вырывается с языка слишком жёстко.
– Почему же?
– Да потому, что никогда, никого не любил, – сам не верю, когда повышаю голос и яростно выплескиваю эти слова. Всё вокруг превращается в горящую массу, или горю я сам, понять невозможно.
Ухожу, разворачиваясь и не желая никого видеть. Дорога до комнаты кажется длиною в жизнь. Не хочется переходить порог спальни, хранящей столько воспоминаний. Смятые простыни, растрепанные волосы Андреа по всей подушке, сонный взгляд, её возмущения, обнаженное тело.
Сколько отголосков сохранило в себе это место за четыре месяца нашего общего проживания. С раздельных ночей на диване, до общих на кровати, чувствуя её тепло и размерное дыхание на коже. Все будто дежавю, прошлось перед глазами, но открыв комнату, не улавливаю даже её запаха диких роз. Пять лет прошло. Это было невозможным. Как же много «невозможного» появилось в жизни. И среди этого списка, на первом месте – Андреа.
Спальня осталась нетронута, но при этом изменилось абсолютно все. Атмосфера, запах, ощущения.
Видно, заранее навели чистоту. Все блестит, но не имеет ценности. Вхожу глубже, следуя к гардеробной. Когда оказываюсь в ней, интуитивно тянусь к шкафчикам, где когда-то висели вещи Андреа. Но за дверями пустота. Пыльная и удушающая. Напоминает ту, что поселилась в груди.
Куда дели вещи? Впрочем, мне должно быть все равно. Но нет. Опять, черт бы все драл, невозможно.
Быстрым шагом направляюсь к выходу, и как только распахиваю дверь, врезаюсь в девушку, вышедшую из угла. На вид ей двадцать с чем-то. Форма домработницы, говорит о должности в доме. От неожиданности и страха, девушка с немного рыжеватыми волосами, роняет все полотенца из рук.
– Синьор, – она опускает взгляд, явно боясь посмотреть на меня.
Разбираться с этим недоразумением нет желания. Перехожу к делу.
– Мне нужна Джулия. Где она?
Услышав имя старой и доброй Джулии, девушка поднимает взгляд недоумения.
– Бабушка…ой, – качает она головой, – Джулия…она, – девушка – очевидно её внучка – замялась, и это злит. Скажет она что-нибудь или нет?
– Бри, ты…, – слышу Джулию и оборачиваюсь. Экономка застыла около нас, – Синьор, – женщина кивнула со сдержанной улыбкой.
– Синьор искал тебя, бабушка, – подает голос та самая Бри.
– Хорошо, ты можешь идти, – Джулия взглядом дает понять, что она свободна, а после вновь обращается ко мне, – Добро пожаловать, – тёплые карие глаза щурятся от улыбки, – Рада вас видеть, – во взгляде женщины промелькнуло что-то материнское, и вспомнились моменты, когда я впервые попал в этот дом. Джулия заботилась обо мне больше всех, пока отец не сказал, что хватит бегать за ребёнком, и я должен учиться быть мужчиной. После этого наше общение сократилось. Тогда я был маленьким, и помню, как плакал. А теперь кажется, что тот мальчик, и я сейчас, совсем разные люди. Будто все, что было в детстве стало неправдой. – Чего-то желали?
– Да, где вещи Андреа? – звучит требовательно, словно если услышу ответ, который мне не понравится, будет плохо.
– Мы убрали их, – благо тут же отвечает Джулия, – Кажется, на чердак, – задумчиво подправляет она ленточку на голове, – Кристиана велела их сжечь.
От этих слов кулаки сжимаются, как и челюсть.
– Но я не смогла.
– Спасибо вам, Джулия.
– Кто бы, что не говорил, – вдруг начинает экономка, – Я видела, как сильно вы любили, и не смогла сжечь те вещи, – кивнув мне, она уже было уходит, когда окрикиваю её.
– Ваша внучка.
Её лицо напрягается от этого упоминания. Возможно, Джулия и видела, как я любил Андреа, но это не мешает все еще чувствовать во мне опасность. В конце концов я Конселло. Во мне течет кровь отца.
– Она учится?
– Нет, у нас нет средств, чтобы обучать её, – качает отрицательно головой женщина.
– Она хочет учиться?
– Это её мечта на данный момент, – грустная улыбка касается её губ, – Но…
– Выберите ВУЗ. Я оплачу обучения.
Джулия поднимает удивлённый взгляд, разинув рот и замерев на месте.
– Но, Синьор…
– Не нужно, я делаю это потому, что хочу. Лучше порадуйте внучку, – мы стоим в коридоре второго этажа, и я слышу, как что-то шевелиться в соседней комнате. Бри или как там её, подслушивающая наш разговор, явно рада. – Габриэль поможет вам с оформлением документов и сдачей вступительных. Обратитесь к нему.
Джулия спешно благодарит меня, почти подпрыгивая на месте, и быстро убегает. Я же поднимаюсь на третий этаж, и подойдя к лестнице на чердак, опускаю её.
На крыше пахнет пылью и темно. Только падающие лучи солнца с маленьких круглых окошек, рассеивают темноту. Чердак совершенно не жилой. Тут хранится старое барахло, а местами ценные вещи, как картины стоимостью в миллионы, не подошедшие под интерьер дома, но нашедшие интерес в глазах Лоренцо Конселло. Их можно было продать, но отец никогда этого не делал. Он любит хранить все, что поднимает его самолюбие перед другими.
Обхожу все помещение, разыскивая коробки, и когда вижу наполовину открытую, из которой торчал кусочек золотистой ткани, подхожу, вытягивая ее. Это карнавальная маска. И она принадлежит Андреа, я прекрасно знаю, ведь сам и покупал. Крепче сжимаю ее, словно через тонкую ткань, мог прикоснуться к птичке, и подношу к лицу, вдыхая давно забытый и до боли любимый аромат диких роз. Он слабый, но даже это прекрасно.
Запихиваю маску в карман. Внимание привлекает прозрачная обложка для платья, лежащая поверх всех коробок. Поднимаю его и в мыслях словно старая заедливая пластинка, заигрывает та ночь, когда птичка порхала в нем в нежном танце.
Порой, лежа на койке в тюрьме, я прокручивал в голове именно этот танец. Плавные движения, белое платье и горящие глаза. Это давало не сойти с ума.
Сейчас, я бы все отдал, чтобы увидеть ее вновь. И странное собственническое чувство заигрывает внутри. Оно говорит о том, что, если когда-нибудь я увижу дьяволицу вновь, больше никогда не отпущу.
Больше. Никогда. Не. Отпущу.
А значит ты ее найдешь.
***
Дверь в комнату отца приоткрыта.
Стою перед ней добрых десять минут, так и не находя силы открыть и войти.
Ненавижу его. Всю свою осознанную жизнь желал его смерти.
Перед глазами все ещё воспроизводится старая и больная картина: дрожащая улыбка мамы и светло лесные глаза, пытавшиеся скрыть страх. А потом ее крики и ненавистный взгляд в сторону отца. Выстрел. Тишина.
Но сейчас, тот монстр не в силах даже подняться с места.
Он у самой могилы. Вот где ты сейчас, Лоренцо Конселло. Это твоя участь.
В конце концов вступаю в комнату, в последние несколько месяцев превратившуюся в больничную палату. Лоренцо Конселло лежит в постели. К тонким венам прикована игла, и, если прислушаться, слышны капельки системы. Отец поворачивает голову – единственное, на что он способен в данный момент – и увидев меня у порога, застывает в немом страхе.
Никогда не видел в его глазах страха, но сейчас не только вижу, но и чувствую запах. Он боится меня, потому что знает, чего от меня ожидать.
– Пришёл меня убить, сын? – хрипло произнёс дон, заставляя уголкам губ дернуться в краткой ухмылке.
Продвигаюсь ближе и сажусь на кресло около кровати.
– Каждый свой день в этом доме, рядом с тобой, – начинаю тихо, переходя на шепот, – Я жаждал твоей смерти, – взгляд следит за пульсом на мониторе. Пик-пик-пик.
– Я…я…
– Ты. – цежу сквозь сжатые зубы, наклоняясь к нему и заставляя дышать ещё тяжелее, – Ты изнасиловал мою мать! Отнял меня у неё! Ты убил ее! – нервы на грани.
Отец слишком близко. Он задыхается, желая что-то сказать. Его пульс на мониторе начинает пищать.
– Мое…моё последнее желание, сынок, – кашляет отец, чуть ли не выплевывая легкие. Звучит жалобно, но совершенно бесполезно. Я не буду его жалеть, – Женись на дочери Гамбино. Я обещал, они…они начнут войну.
– Никогда, – ответ заставляет Лоренцо затрястись и сжать мою руку, которую резко отдергиваю.
– Он…он, – ещё один жалобный вздох и мы оба чувствуем приближения смерти, – Убей меня, и дело с концом.
Стало смешно после сказанного. Нет, я решил, что это будет слишком легко.
Твоя смерть настигнет тебя здесь, Лоренцо Конселло.
– Если бы мама была жива, – наконец смотрю в его глаза, – Она не хотела бы твоей грязной крови на моих руках, и я не буду делать этого. Жизнь наказала тебя самого. Ты уйдёшь с этими грехами в могилу, – ни одна мускула не дергается на лице, когда я спокойно поднимаюсь.
За несколько месяцев, болезнь рака парализовала его. Он стал меньше, беспомощней и не стоил ничего. Могущественный дон Лоренцо не мог умереть с честью у смертного одра.
– Просто знай, твоё имя умрет вместе с тобой. И я сделаю все, чтобы оно стерлось с лица земли.
Под томные и безжизненные вздохи отца выхожу прочь, прекрасно слыша писк монитора, оповещающего о смерти. Остановившись за дверью, где стоят остальные члены семьи, опускаю плечи. Ощущение, словно тяжёлый груз спал с меня.
– Его больше нет, – бесстрастно прохожу мимо замерших Кристианы и Инесс. Дри садится на банкетку в углу коридора рядом с Каиром, – Оповестите всех, – киваю Габриэлю, стоящему возле лестницы совершенно спокойно и без какого-либо сострадания к ситуации, что и нравилось мне в нем.
На этом этапе начинается новая жизнь. Отныне моя жизнь.
***
– Но это не должно обсуждаться, – испуганно заявляет один из младших боссов. Низкий и лысый Бэн, славившийся многоженством и пристрастием к молоденьким девушкам. – Они начнут войну, если услышат отказ.
– Я и не давал согласие, – огрызаюсь, сидя на кресле и следя за реакцией каждого.
Наш «совет» состоит из младших боссов, которых нанял отец в годы своего правления. Младшие боссы всегда занимали и занимают важную роль в иерархии. На их плечах ответственность за большие города Италии. Но иногда так и хочется пустить каждому пулю в лоб.
– Гамбино это не понравится, – выдыхает дядя, сидя с правой стороны от меня, – Его многомиллионные деньги ушли на ветер, когда Дарио захватил товар, а родной брат за решеткой, и всем известно его предательство. Зейд был готов перевернуть весь город на наши головы, поэтому покойный Лоренцо обещал ему свадьбу.
В его глазах играет неодобрение. Он тоже не особо рад моей новой должности. Теперь Дон я. Он должен подчиняться мне непрекословно, как и все остальные члены клана. И даже факт, что дядя был намного старше, как и все сидящие здесь боссы, не отменяет того, что главный здесь я.
– У нас есть тысячи солдат, так выберете кого-то для этого, но я не женюсь на девчонке, – развернувшись на кресле в сторону книжных полок, прожигаю взглядом одну точку, крутя между пальцами оружие.
– Даниэль, ты противишься, – раздраженно выкидывает дядя, – Но, так или иначе, тебе нужно жениться. Тебе нужен наследник, в будущем способный возглавить клан.
– А как же традиции? – усмехаюсь я, вспомнив какими сторонниками они были в этом вопросе, – В ее крови нет ничего итальянского, как вы собираетесь меня женить?
– В крайнем случае найдешь себе любовницу итальянку, – шмыгает Бэн, – Она родит тебе чистого итальянца. Дело с концом и никаких возмущений у клана не будет.
Раздраженный, встаю с места. Все остальные следуют моему примеру.
– Отныне, запомните раз и навсегда, – все затихают, следя за тем, как сжимаются мои руки поверх длинного стола из красного дерева в подвальном помещении казино Карло, – Моя жизнь – мои правила. Жениться я не собираюсь, и наследник мне не нужен, – измеряю взглядами всех, что не могли даже посмотреть мне в глаза от страха.
Черт, в скором времени придется заняться этим составом и поменять всех. Клану нужны новые и свежие мозги, а не жирные животы, думающие кончиком своего маленького члена о том, кого же трахнуть сегодня вечером, пока жена ждет дома.
– Ну, а если Берлин хочет войны, разве мы вправе отказать? – усмехаюсь самодовольно.
Совет переглядывается, шепча возмутительное. Сказанное вызывает ужас. Да, дорогие, я хуже, чем вы думаете. Бэн зарекается что-то вставить, но я лишь одним жестом ладони, приказываю ему заткнуться.
Никаких возражений.
– Усильте охрану вокруг бортов, – снова впиваюсь в красное дерево, – Несколько месяцев держите людей на чеку. Дети и женщины в первую очередь. Я попробую поговорить с Гамбино лично, но, если что-то пойдёт не так, нужно быть готовыми. Теперь расходитесь, – не дожидаясь ответов, направляюсь вон из душного помещения, расстёгивая верхние пуговицы черной рубашки.
– Вы что не слышали? – слышится Габриэль позади, – Расходитесь.
Прошло больше двух недель со смерти отца, а дел становится все больше и больше. Быть боссом совершенно другой уровень, но мне нравится. По крайней мере, времени думать о мозолях, не дающих спать по ночам, нет. Поднимаюсь вверх из цокольного этажа казино, и в глаза ударяет яркий свет, а в уши звон бокалов, смех посетителей и шепот совета позади. Направляюсь прямиком к барной стойке.
– Виски.
Бармен оставил заказы, принимаясь за мой.
Внутри бурлит ярость. Разговоры о женитьбе не угасали с выхода из тюрьмы. Все стоит у глотки, норовясь выйти наружу.
Свадьба. Наследник. Война. Гамбино.
– Привет, – улыбнувшись, ко мне продвигается блондинка на длинных чёрных каблуках, что секунду назад сидела на соседнем стуле, попивая мартини. Женские глаза сверкнули интересом, – Новоиспеченный Дон сидит один, – девушка окидывает взглядом, продолжая растягивать блестящие губы. Она делает ещё один шаг, нежно прикасаясь к моей груди.
– Ваш виски, – бармен ставит передо мной бокал.
Не отрывая глаз от навязчивой блондинки, выпиваю до дна и перехватываю скользящую по телу руку, поднимая свою с обручальным кольцом. Я не снял его. Даже после развода.
– Разуй глаза и найди другого, на котором сможешь поскакать, – резко отталкиваю от себя, поворачиваясь всем корпусом к бармену.
– Повтори, – бокал уходил обратно к молодому парню, улыбающемуся произошедшему, словно девушку отшил он, а не я.
Блондинка, застывшая в немом шоке, берет сумочку и резко развернувшись уходит.
Это не Андреа. Не её тело, губы, глаза. Не её голос, волосы, запах.
Все было чужим. Мерзким.
Не Андреа. Не моя птичка. Не моя дьяволица.
Никто, никогда не сможет её заменить.
Допив последний бокал, оставляю щедрые чаевые на стойке и направляюсь на выход. Габриэль уже идет навстречу.
– Выглядишь кисло, – уголок его губ немного приподнимается, – Тебе нужно было выпустить пар, – кивает он в сторону той самой блондинки, что поднимается на верхние этажи, наверняка в поисках более подходящего клиента.
– Трахай её сам, – безразлично бросаю в ответ, – Или малышка Бри посадила твой член на замок? – не смог удержаться.
Габриэль бегает с её учёбой по моему приказу, и только слепой мог не заметить искры, летающие между ними.
– Заткнись, Конселло, – Габриэль меняется в лице. Усмешка сходит на нет. – Она выглядит как ребёнок, – руки друга развязывают галстук на шее, что свидетельствует о нарастающей раздраженности, – И мне все равно на нее.
– И сколько ей?
– Двадцать три, – сразу же отвечает Габриэль, продолжая пробираться сквозь толпу.
– А когда у нее день рождения?
– В июне, пятого, – тут он останавливается, убийственно направив на меня взгляд.
До него дошло.
– И тебе все равно на нее? – не смог сдержать усмешки, – Ага, поверил.
Новоиспеченный консильери смиренно качает головой. В этом и заключается суть Габриэля. Он всегда слушает только разум.
Почти выходим из заведения, когда Карло останавливает меня.
– Мы можем поговорить? – краем глаза он смотрит на Габриэля, – Наедине.
– Габриэль мой консильери, – отрезаю сразу, – Если это касается работы, говори, дядя.
Карло поджимает губы, явно не одобряя новую должность друга, но говорить это прямо у него нет смелости.
– Ирландия, – поправляет он серый галстук, – У нас есть шанс завязать с ними отношения. Они не особо любят Берлин, и, если сможем поговорить с ними, получим хорошую поддержку.
– Ты уже говорил с ними, так? – хмурю брови, понимая, что Карло действовал за моей спиной.
Дядя выдыхает, потирая виски.
– Конечно говорил, я же волнуюсь за тебя, – его рука ложится мне на плечо, – Ты молод и горяч. Я понимаю, кипит кровь, но думать надо головой, а не эмоциями, – указывает он на мою голову, смотря прямо в глаза, – Свадьба с восточной красавицей была отличной возможностью, но раз ты против, нужно искать партнёра, который поможет устранить Зейда Гамбино. Ирландия – лучший вариант. Они сами пошли на контакт, это нам на руку.
Я задумываюсь. Конечно, не мог все взвесить сразу. Плохо получается среди шума вокруг. Габриэль рядом молчит, явно задумавшись над предложением. Если он не возражает и не говорит что-то умное против, ему тоже, как и мне, кажется это не такой уж плохой идеей.
– Я подумаю, – киваю в конце концов.
– Буду ждать ответа, – с довольной улыбкой Карло отлучается, и мы наконец уходим из заведения, которое душило со всех сторон.
***
Не знаю, зачем приехал сюда, но что-то внутри словно тянуло к этому чертовому сундуку воспоминаний. Возможно потому, что этот дом хранит самые светлые из них. Дни наслаждения, счастья и сладкого рая с Андреа.
Открываю машину, из которой несколько часами ранее высадил Габриэля, возмущавшегося тем, что мне опасно ехать одному, но я не послушал.
Я нуждаюсь в этом, как в воздухе.
Море бьется о берег. Оно бушует, как и эмоции внутри. Луна освещает темноту. Смотрю на пляж и вспоминаю звонкий смех. Кажется, вот она, птичка, вновь босиком бегает по песку в белом летнем платье, пытаясь убежать от меня и одновременно желая, чтобы я поймал и обрушился на её губы.
Воспоминания.
Они делают больно. Дают понять, насколько многое ты потерял.
Прохожу в дом. В безжизненный, тёмный, холодный.
Вся мебель покрыта белой скатертью. Тихо и пыльно.
Не смог пройти дальше. Каждый шаг впивает в сознание воспоминания проведенных здесь дней. Если бы все обернулось иначе, возможно сейчас в этом доме стоял бы шум. Звонкий детский смех нашего ребёнка и улыбка любимой жены.
Кто бы у нас был? Мальчик или девочка? На кого был бы похож наш первенец? Его глаза переняли бы лесной оттенок Андреа? Или тёмный мой?
Но, даже такие мечты, словно ветер в доме, улетают далеко.
***
– Это будет лишь деловой разговор, – предупреждаю Карло перед вылетом, – Надеюсь, они не примут это за согласие, – направляемся к частному самолёту, и я снимаю очки, когда поднимается на борт.
– Я предупредил их. Это будет не более, чем просто деловой разговор. Может они предложат «семейную» сделку, – при последнем предложении, его голос становится на тон тише.
Хмурюсь, слыша об этом. Семейная сделка приводила к брачным узам между кланами. Меньше всего хочется этого.
– Договаривай, дядя, – киваю в сторону Карло, когда сажусь напротив в удобное и большое кресло.
Двери самолёта закрываются. Наконец внешний шум заглушается.
Естественно, дядя не просто так пролил свет на эту тему. Он что-то замышляет. Карло Конселло умный гад.
– Я знаю, ты не хочешь жениться, – дядя вальяжно откидывается на кресло, потянувшись за напитками, что принесла стюардесса, – Инесс помолвлена, но у тебя есть племянники. Ты знаешь, у нас ценятся клятвы. Дай клятву, что отдашь им Неру в невесты, когда та подрастёт, и сделка будет более чем прочной.
Прикрываю глаза, откидывая голову на спинку сиденья. О таком я думал, когда все заговорили о семье Гамбино. Но они бы не согласились. Да и кто я такой, чтобы распоряжаться чужой жизнью? Говорю об этом Карло, и тот с усмешкой качает головой.
– Ты – наш босс, Даниэль. Каждый человек в клане подчиняется тебе, и каждый будет делать то, что скажешь ты. Почему бы не воспользоваться этим?
Наклоняюсь, пристально глядя в темно карие глаза. Смотря на Карло, с легкостью можно уловить схожие черты с отцом, что чертовски портит впечатления.
– Я не бог и не вершитель судеб, – начинаю с запредельно тихим и спокойным тоном. – Нере всего восемь лет. Она доверена мне Диего. О какой сделке ты все ещё говоришь? – выгибается вопросительно бровь.
В мыслях сплывает давнейший разговор. Тогда Карло горел желанием женить Армандо и Инесс. Благо для него самого, мужчина отказался от этой мысли. Карло человек старой закалки, и даже сейчас хотел решать все через семейные сделки.
Адриана убьёт меня на пороге, как только услышит, что я пообещал её дочь кому-то. Да и я, не собираюсь отдавать свою племянницу чужакам.
***
Мы прилетаем в Дублин рано утром, когда первые лучи солнца едва касаются горизонта.
Уставший и обессиленный, выйдя из самолёта, сразу заваливаюсь в постель, оказавшись в доме, который сняли на один день. Завтра, хотя уже сегодня вечером, мы обговорим все с главой Ирландского клана и улетим обратно. Все должно пройти ровно. Я очень на это надеюсь.
Спустя три часа сна, стоял под струями холодной воды, приходя в себя.
Сегодня первая за долгое время ночь, когда мне снилась Андреа. Она стояла ко мне спиной. Но не одна. Рядом с ней была малышка. Я звал их. Слишком долго. Слишком громко. Но они не оборачивались, а я не мог сделать и шагу. Словно ноги привязали к гирям.
Плеская воду в лицо, прогоняю нежеланное сновидения и выхожу из кабинки, затолкав мысли о сне в скромный уголок темной души.
Карло предлагает позавтракать в местном кафе. Соглашаюсь, не в настроение что-то говорить. Взяв охрану, выдвигаемся, и впервые жалею, что не взял Габриэля, Каира или Тристана. Мне не хватает этих придурков. Слишком шумного Каира. Габриэля, со своим занудным выражением лица и Тристана, который обязательно подцепил бы несколько девчонок. Но они нужнее там. Сегодня должна быть передача порта из Нью-Йорка. Парни будут руководить этим делом.
Автомобиль останавливается у маленького кафе с большой деревянной вывеской «У Шона». Заказав по порции омлета и черного кофе, садимся за столик у окна. До самого окончания завтрака, ощущения, что я что-то упускаю не покидает тело. Будто важное слишком близко, но я не могу поймать эту нить. Ухватиться и потянуть. Она ускользает от меня.
К нашему столу подходит сам владелец заведения. Как оказалось, он выполняет роль всех и всего. Сейчас Шон официант. Он убирает тарелки с доеденным и очень даже вкусным завтраком, когда в зал врывается девушка с двумя маленькими, на вид лет пяти, девочками. Шон смотрит на них, улыбнувшись в знак приветствия и уносит наши тарелки.
– Шон, спаси! – кричит блондинка с розовыми ресницами, пока две девочки с растрёпанными хвостиками, бегут к витрине со сладостями, – Сегодня я мама на двоих, и вновь убедилась, что пока, нам с Найлом рано идти за вторым.
Молодая мама устало выдыхает, усаживаясь рядом со стойкой Шона. Мужчина громко смеется, скрещивая руки на большом животе и смотря на увивающихся вокруг него двух девчонок.
Наблюдаю за всем, делая глоток недопитого кофе.
– Мне банановое мороженое, – светловолосая девчонка, скорее всего дочь той самой «сегодня-я-мама-на-двоих», хлопает в ладоши.
– А мне шоколадное, – голос второй был громким и чётким, – С шоколадным печеньем!
Улыбаюсь, смотря как она подпрыгивает, пытаясь узнать, что же интересного за витриной. Почему-то хочется подойти к ней. Именно к девочке, любящей шоколадное мороженое с шоколадным печеньем! У неё был отличный вкус. Я тоже обожал шоколадные печенья.
– Где мама этой вредины? – указывает Шон на любительницу шоколада.
Темноволосая и слишком подвижная девчонка. Она привлекла мое внимание.
– В студии потоп, – выдыхает блондинка, заново собирая рассыпавшийся пучок на голове, – А садик не работает на выходных.
– Занятий не будет? – тревожится Шон.
Сидящий напротив Карло что-то говорит, но я пропускаю мимо ушей, как и ответ молодой мамы, следя за темноволосой малышкой. Она настолько горит желанием заглянуть за витрину, что тащит стул к нему. Взрослые, оживленные разговором, не замечают, как девочка поднимается на шатающийся табурет. Ноги в зелёненьких сапогах оказываются на самом краю, развивая подол платья в горошек. Черт, она может упасть. Куда смотрит блондинка? Срываюсь с места прежде, чем может произойти непоправимое. Да, как и предположил, маленькие ножки соскальзывают со стула. Черт. Девочка уже летит вниз, как вовремя ловлю маленькое тельце на лету.
– Господи! – выкрикивает от испуга молодая мама, соскочив с места.
– Поймал, – улыбка самовольно цветет на лице, когда малышка кидает на меня возмутительный взгляд.
– Ты в порядке, милая? – подбегает к нам мама, но девочка надувает губы, не отводя взгляда зеленых глаз от меня. Этот оттенок сдавил горло. Они прекрасны, как и те, что я до боли любил.
– Ты не дал мне посмотреть, где хранится мороженое, – она скрещивает руки на груди, обиженно фыркнув себе под нос, что просто не может не рассмешить.
Характер у девчонки огненный. Такая маленькая, но возмущается как взрослая. Молодая мама спешит забрать малышку из моих рук. Но почему мне так не хочется отдавать её? Бред какой-то.
– Он спас тебя, красавица. А если бы ты упала? – глаза ее расширяются от страха, – Твоя мама содрала бы с меня три шкуры.
Второй раз за несколько дней, понимаю, что мама у девочки должна быть, такая же вредная, как и её дочь.
– Займите стол с Софи, – она опускает девочку, и та берет за руку свою подругу, надувая недовольно губы, – Спасибо, что поймали ее. Хорошая реакция, – светловолосая девушка окидывает меня взглядом. – А вы не здешний?
– Даниэль, ну давай быстрее, – кричит Карло, уже стоящий у выхода, – Дела не ждут.
– Нет, – кратко и ясно, – Советую следить за детьми лучше, – разворачиваюсь и двигаюсь к выходу, слыша в спину возмущенное «грубиян».
Напоследок, взглядом ловлю ту самую девочку. Она сидит у окна, и когда смотрит на меня, высовывает язык, скорчив гримасу.
Да, жаль, что не узнал её имени. Мы бы с ней подружились.
Наша машина срывается с места, а внутри что-то чертовски противоречит этому, что порядком раздражает. Что со мной сегодня не так? Когда автомобиль тормозит у маленького обрыва, хмурюсь, глядя на Карло.
– Встреча должна проходить в другом месте.
– Да, но я хотел поговорить с тобой наедине, – выходит он.
Теряю терпение. Хочется побыстрее оказаться дома, а не выслушивать всякое «хотел поговорить с тобой». Но все же выхожу из машины. Злой и на нервах. Карло подходит к обрыву, внизу которого покачиваются беспокойно волны, создавая шум. Солнце затмевает тучи и мелко моросит дождь, оказываясь на моих лакированных туфлях, словно утренняя росса на цветках.
– О чем ты хочешь поговорить? – перехожу к делу.
– О ком, – подправляет Карло, – Хотелось бы поговорить об Анике Тильяне, – Дядя наконец смотрит на меня.
Тело натягивается как струна, от упоминания мамы. Я так давно не слышал ее имя вслух.
– К чему ты клонишь?
Карло шмыгает носом, усмехаясь и отходит от обрыва, встав за моей спиной.
– Это я нашёл твою маму, когда она скиталась по улицам в поисках одного гроша. Я устроил её в особняк к твоему отцу, и я! – он кричит и это переходит границы, – Я первый полюбил Анику, но мой любимый братец отобрал её у меня. Трахнул на моих глазах, желая отомстить за то, что я захотел ее.
Тело заливается свинцом. Оно прирастает к земле. В груди загорается желание задушить Карло, но я не в силах даже пошевелиться от услышанного, только ощущая, как гнев течет по венам.
– А потом она загадочным образом исчезла, и когда я нашёл её, уже была беременна тобой, – указывает ублюдок пальцем на меня, залившись сумасшедшим смехом – Ты разрушил последний шанс быть с ней. Разломал ей жизнь. Если бы ты не родился на этот чертов свет, Лоренцо не узнал бы о тебе и не убил бы Анику. Она была бы моей, а не ее чертова…
– Гребаный. Сукин. Сын, – надвигаюсь на него перебивая монолог, наконец найдя силы сделать шаг, но все происходит мгновенно, когда Карло направляет на меня пистолет и нажимает на курок.
Боль пронизывает область под сердцем. Легкие сжимаются, и я чувствую колючую боль, распространяющуюся по всему телу.
Последнее, что слышу:
– Она должна была жить, а не ты. – опять выстрел, а после только ощущения, что я падаю в пропасть. Словно вода поглощает всюду. А может это не ощущение. Я и вправду в воде. Она уносит меня все дальше и дальше. Дальше, дальше и дальше…