ГЛАВА 1

Шестью годами ранее…

Марьяна сидела в холле приемного отделения детской больницы и дрожала так, что это, должно быть, было заметно со стороны. Зуб на зуб не попадал, руки и ноги были ледяными и не находили себе места, вдоль позвоночника то и дело пробегал жестокий озноб, от которого холод пробирался до самых внутренностей. Она пыталась следить за тем, что творилось вокруг, выискивая в наводненном людьми помещении отца или мать, но их не было уже больше трех часов, и в сердце начинал расти слепой, безотчетный, ничем не объяснимый страх, что ее забыли и оставили тут навсегда. Марьяне уже было двенадцать. Она понимала, что родители не оставят ее здесь одну, что они заняты, и им не до нее. Ей просто нужно взять себя в руки и набраться терпения. Но только события этой ночи совершенно не позволяли ей мыслить здраво, ужас перед произошедшим несчастьем с ее младшей сестренкой напрочь отшибал всякую логику, он вносил панику, он сводил с ума, он пожирал изнутри, заставляя сгибаться пополам от спазмов в животе.

Маленькие пациенты сменялись постоянно. Марьяна уже потеряла им счет. Одни, со сломанными ногами и руками, направлялись по коридору направо, в травмпункт, других провозили мимо на каталках, третьи сидели в очереди у каких-то кабинетов и на вид даже не казались такими уж больными. Большинство вообще были грудничками. Только все они были с родителями и рано или поздно их куда-то уводили или уносили, и лишь она оставалась здесь так долго совершенно одна, ночью, не зная, что происходит с ее сестрой и когда придут мама или папа.

В горле давно зрел комок и дико хотелось заплакать и попросить у кого-нибудь помощи, но ей было стыдно вести себя как маленькой, тем более когда все кругом больны, а она совершенно здорова… К тому же теперь она была уверена, что случилось что-то по-истине ужасное и непоправимое, хотя изначально всем казалось, что Настя всего лишь подцепила обычную ОРВИ. Мама лечила ее как всегда, да и участковый врач не заметила ничего особенного, но прошло дня три, а сестре только стало намного хуже, этой ночью температура у нее скаканула за сорок и вдобавок пошла носом кровь, а на теле появились странные синяки.

Марьяна понятия не имела, что все это значит, да и мама, кажется, пребывала в панике и шоке, не в состоянии что-либо ей объяснить. Когда наконец прибыла скорая, врачи попросили ее выйти из комнаты, когда осматривали Настю, но Марьяна лишь скользнула за дверь и вся превратилась в слух. Тогда-то она и узнала, что все очень плохо, и что у сестры, скорее всего, внутреннее кровотечение… Как?! Почему?! Никто пока что не потрудился ей объяснить. Папа работал в ночную смену, а мама сама пребывала в полуобморочном состоянии. Бледную сестру без сознания погрузили на носилки, делали какие-то инъекции, надели маску, и про Марьяну все забыли… Только потребовали собираться и ехать вместе со всеми, чтобы не оставаться дома одной. Марьяна, как была в пижаме, только и успела нацепить на себя курточку и надеть кроссовки. Возможно, поэтому она все еще никак не могла согреться, ведь весенние ночи пока еще были прохладными.

Почувствовав вдруг чью-то ладонь на своем плече и заметив краем глаза склонившуюся над ней сбоку фигуру, девочка подпрыгнула на месте и чуть не вскрикнула от неожиданности.

– Ты с кем? – строго спросила женщина в брючном темно-зеленом костюме врача, внимательно заглядывая в лицо оторопевшей девочки пытливым взглядом.

– Я… я с родителями… и сестрой… ее привезли сюда с… – Марьяна не смогла озвучить тот кошмар, который произошел с Настей, и быстро облизала пересохшие обкусанные губы, – с чем-то серьезным… – выдавила она из себя и быстро опустила глаза, почему-то чувствуя себя провинившейся. Рука врача зачем-то коснулась ее лба и показалась ей приятно-прохладной.

– Как себя чувствуешь? По-моему, у тебя жар… – Врач, довольно молодая рыжеватая блондинка с веснушками на носу, но какая-то измотанная и бледная, присела на корточки и продолжала сверлить ее своими проницательными серыми глазами. Брови ее были сведены, и Марьяне показалось, что та ею не довольна.

– Я… просто замерзла… – попыталась оправдаться она.

– Боюсь, что не просто… Подожди… – врач быстро поднялась, вздохнула и снова положила руку Марьяне на плечо, будто пытаясь ее удержать. – Ань! – громогласно и гневно окликнула доктор какую-то другую молодую женщину в медицинском халате, должно быть, медсестру. – Почему у нас ребенок с температурой сидит без присмотра?! Давай ее в четвертый бокс! Мне нужен анализ крови и градусник.

– Четвертый занят, – встрепенулась медсестра, глядя на Марьяну так, будто впервые ее увидела, хотя за три часа пробегала мимо нее уже сотни раз.

– У нас все занято! – огрызнулась строгая блондинка. – Я должна ее осмотреть все равно где. Пойдем! – тем же командным тоном приказала она в конец растерявшейся девочке, которая теперь и вправду почувствовала головную боль, слабость, ломоту во всем теле и смертельную усталость. Тем не менее, она заставила себя подняться и пойти за удаляющимся по коридору зеленым брючным костюмом, едва поспевая. Врач свернула в один из кабинетов, Марьяна свернула за ней, беспокойно оглядываясь по сторонам и все надеясь, что вот именно сейчас, откуда ни возьмись, покажутся мама или папа. Только их по-прежнему не было видно, и все, что ей оставалось, это подчиниться единственному взрослому, который сейчас проявил к ней внимание и заботу.

– Садись, – потребовала доктор, указывая на кушетку и сама усаживаясь на стул напротив. – Рассказывай, что болит, как себя чувствуешь.

Эти вопросы тоже прозвучали как приказ, и Марьяна поспешно сглотнула, чтобы совладать с голосом.

– Не знаю… как-то не очень… голова болит, холодно и трясет, – зубы и правда продолжали стучать.

– А чем, говоришь, твоя сестра заболела?

– Я… Мне не сказали… Она… у нее… температура была высокая, синяки на теле и, кажется, я видела у нее кровь на губах… – Марьяна как-то вдруг вспомнила это кошмарное зрелище, увиденное мельком, и ее невольно передернуло. – Врач скорой говорил родителям, что у нее внутреннее кровотечение…

– Так… – обдумывая услышанное, протянула молодая женщина, внимательно осмотрела Марьяну с ног до головы, закатала ее рукава, заглянула в глаза, потребовала открыть рот и посветила туда фонариком, а затем помогла стянуть ей куртку и верх от пижамы и провела пальцами по коже. – Как зовут твою сестру и тебя?

– Сестра – Настя Логинова. Я Марьяна.

– Значит, так, Марьяна. Сейчас мы возьмем у тебя кровь и мочу на анализ, медсестра принесет градусник, я позже загляну узнать, как у тебя дела. Думаю, нам придется тебя госпитализировать и получше обследовать. Твоих родителей я найду и про сестру все узнаю. Так что оденься-ка обратно и посиди здесь спокойно. Все будет хорошо. Поняла?

Последние слова тоже прозвучали в том же деловом и строгом тоне, что и предыдущие, поэтому Марьяна поспешно кивнула. Ей очень хотелось верить, что все будет хорошо, потому что в голову проворными цепкими щупальцами стали заползать жуткие мысли о том, что, возможно, и она больна тем же, чем и Настя… Оставшись на какое-то время одна, девочка закрыла глаза, думая, что сейчас заплачет, но сил почему-то не осталось даже на это. Она закуталась кое-как в курточку и прилегла на кушетку, свернувшись калачиком, даже не снимая кроссовок. Теперь уже она отчетливо узнавала это состояние – ее трепала высокая температура…

***

Инфекционное отделение больницы казалось адом. Маленький тесный муравейник до предела наполненный тяжело больными детьми и их родителями, в котором больше всего на свете хотелось забиться в какой-нибудь угол, чтобы не слышать надрывный кашель и плач, страшные диагнозы и названия непонятных процедур, обследований и операций. Но больше всего хотелось не видеть все эти больные лица, сопливые носы, воспаленные глаза, фурункулы, пылающие в агонии тела, рвоту, грязные судна и не чувствовать пропитавший все запах болезни, лекарств, хлорки, туалета и больничной столовой. Только в этом замкнутом пространстве переполненного отделения попросту некуда было деться. Кровати стояли даже в коридоре и в проходном холле между палатами. Даже в общий для целого этажа туалет постоянно стояла очередь, так что и там невозможно было уединиться надолго.

Единственное место, куда можно было иногда сбежать, был коридор, через который из отделения можно было пройти к выходу из здания. Там было холодно, темно, неуютно, по битому кафельному полу тянуло сквозняком, да еще чаще всего там за столом сидел охранник, следивший за тем, чтобы ни один пациент не сбежал из ада. Сейчас охранника на месте не оказалось, и Марьяна с облегчением выскользнула за тяжелую дверь, опустилась на ободранный диван и поджала под себя ноги. Как же легко и приятно здесь дышалось! Два дня назад здесь же ей разрешили немного повидаться с папой. Он передал ей вещи, но сказал, что больше им видеться вплоть до выписки не разрешат, так как в инфекционном отделении карантин, а ему ни в коем случае нельзя что-нибудь подцепить и, не дай бог, заразить Настю. У той, как выяснилось, обнаружили рак крови, и ее перевели в другую больницу, онкологическую, она находилась в тяжелом состоянии, и ей требовалась химиотерапия, а в будущем и пересадка костного мозга. Маму положили вместе с ней. У Марьяны был всего лишь грипп, поэтому папа попросил ее набраться терпения и быть мужественной и взрослой девочкой, потому что без ее поддержки им всем не справиться с этой бедой. Ей придется пролежать здесь еще недели две, потерпеть уколы, капельницы, процедуры, таблетки и всякие неудобства, а потом ее заберут, и все пойдет для нее, как прежде… Относительно… Если с Настей все будет в порядке… Но последнее «относительно» и «если» папа уже не озвучивал вслух, Марьяна сама догадалась по его виду, что в порядке, скорее всего, ничего не будет… и как прежде тоже…

Иногда Марьяна терпеть не могла Настю… та порой бывала вредная и очень умело злоупотребляла своим положением младшей… Но сейчас, сейчас она готова была простить ей все на свете, лишь бы снова увидеть ее веселой, беспечной, здоровой, даже пусть немного задиристой и хитрющей. В конце концов, самой Марьяне тоже иногда бывало стыдно за свое поведение. В некоторые моменты на нее будто накатывало что-то: распирала злость, зависть, чувство несправедливости, ревность… Теперь же она пыталась припомнить эти чувства и породившие их обстоятельства, но никакой логики в своем поведении не просматривала… В общем, она сама порой бывала хороша…

Шмыгнув носом и поплотнее прижимая ноги к подбородку, чтобы было теплее и чтобы меньше болел живот, девочка уныло озиралась по сторонам. Смотреть тут было не на что, коридор как коридор, больше похож на подъезд старого дома, чем на помещение больницы. От такого вида на душе тоже становилось уныло. К тому же внутри у нее все опять начинало крутить… За восемь дней, проведенных здесь, в очаге всяческих инфекций, она, скорее всего подцепила еще что-то, отчего много раз приходилось бегать в туалет. Такое тут происходило со всеми: попадали в больницу с одним, а лечились уже от целого набора симптомов и диагнозов, на это жаловались все мамаши. Впрочем, вылечивали и выписывали в итоге тоже всех, так что Марьяна могла быть спокойна за итог… Главное, что у нее не обнаружили того же, что у Насти…

В конце коридора вдруг скрипнула огромная входная дверь. Девочка невольно плотнее обхватила руками колени, будто охранник тогда не заметит ее на диване… Но в дверь проскользнуло что-то маленькое, хрупкое и светлое, кажется, ребенок, какая-то девчонка. Пялиться было как-то неудобно, но пришедшая вела себя странно. Она начала напевать что-то себе под нос и прыгать по плиткам пола так, будто играла в классики. Судя по росту и виду, лет ей было приблизительно столько же, сколько и Марьяне, но слишком уж непосредственное поведение в совершенно неуместном месте как-то не вязалось с обликом этого странного существа. Девочка уложила руки на подтянутые к подбородку колени и уперлась в них щекой, лениво наблюдая за развлекающейся не по годам сверстницей, пока та не приблизилась настолько, что Марьяна уже могла хорошо разглядеть ее лицо и весь ее вид. Довольно хорошенькая, вся такая ухоженная и модная. Сразу было видно, что она из хорошо обеспеченной семьи, что вещи у нее марочные, и что мама явно следит за ее стилем, даже не просто следит, а помешана на нем. Белоснежная дутая курточка с тонкой меховой оторочкой и стразами, пухлая вязаная розовая шапочка с кошачьими ушками, из-под которой во все стороны рассыпались светлые густые кудри, шарфик с большими пушистыми помпонами, короткая мини, лосины, вязаные гетры и увесистые высокие розовые ботинки на тяжелой платформе… перчатки тоже белоснежные, с кошачьими лапками на ладонях и со снимающимися пальцами… Круто…

Девочка в пижаме презрительно фыркнула про себя. Таких воображал и выпендрежниц она терпеть не могла. Они с утра до вечера жужжали о всякой дребедени типа модной одежды, косметики, украшений и прочей фигни… но больше всего о крутых тачках родителей, о дорогих ресторанах и поездках куда-то за границу, где останавливались исключительно в пятизвездочных отелях. Марьяне порой казалось, что им плевать на страны, куда те ездили, их интересовали исключительно понты. Задай им любой вопрос по географии – и они точно сядут в лужу…

Между тем, девочка, приблизившись, остановилась прямо напротив, завела за спину руки и улыбнулась во все тридцать два белоснежных зуба.

– Ты чего тут сидишь? – с любопытством поинтересовалась она, как-то бесцеремонно заглядывая Марьяне в лицо.

– А ты чего тут скачешь? – буркнула в ответ Марьяна, глядя на нее исподлобья.

– Да просто настроение хорошее… А ты, я вижу, не в духе… – Девочка походила туда-сюда у нее перед носом, но потом вдруг приземлилась рядом на диван, закинув ногу на ногу и в свою очередь начиная изучать Марьяну с ног до головы. – Ну и что у тебя за диагноз? – Не слишком-то деликатно поинтересовалась она наконец и тронула свою неприветливую собеседницу за плечо, причем как-то нелепо ткнула ее пальчиком в перчатке, будто зверушку, с которой хотела развлечься.

– Не твое дело, – также невежливо ответила Марьяна, которую передернуло от такой фамильярности. – А будешь трогать – заразишься. Тут инфекционное отделение к твоему сведению.

– Я тебя умоляю! – модница хихикнула и картинно закатила глазки. – Я получше тебя знаю все местные отделения. К тому же ничем я не заражусь. У меня иммунитет от всех болезней.

– Не ври. Так не бывает.

– Бывает.

– Пфф! – фыркнула Марьяна теперь уже вслух. Такую чушь она терпеть не могла, но и спорить с полной дурой не собиралась.

– Ладно. Не веришь – как хочешь, – беспечно заявила девочка вместо того, чтобы обидеться. Она лишь устроилась поудобнее на другом конце дивана, развалилась на нем полулежа и закинула на сидение одну ногу, почти касаясь ботинком пижамы больной. Марьяна не выдержала и повернула голову, поняв, что эта балда в добавок ко всему еще достала откуда-то яблоко. Вот уж ума палата – притащиться в инфекционное отделение, чтобы закусить! Но вслух она ничего не сказала, лишь покачала головой и тяжело вздохнула. Девчонка ее бесила, но уходить отсюда раньше времени в жару, смрад и столпотворение отделения совсем не хотелось. Пришлось только крепче прижаться к подлокотнику, чтобы не касаться этой развязной штучки.

– Может, хочешь? – поинтересовалась незнакомка, ничуть не унывая и протягивая яблоко Марьяне. – Меня угостил один пациент, которому оно уже больше не пригодится.

– Вот спасибо! Я не стану брать еду у незнакомого человека, тем более от неизвестных мне пациентов. У меня же нет иммунитета от всех болезней… – съязвила Марьяна.

– Ах, да…

На этот раз девочка, похоже, смутилась и даже куда-то убрала яблоко, а Марьяне вдруг стало стыдно. Ну чего она опять вредничает, ведь эта пигалица не сделала ей ничего плохого, даже попыталась угостить. Подумаешь, слегка не в себе… Все мы немного сумасшедшие…

– У тебя кто-то из родителей здесь работает? – из вежливости поинтересовалась она.

– У меня? – искренне удивилась девочка со светлыми кудряшками. – Еще чего не хватало… Неприятное место…

– Тогда что же ты тут делаешь?

– Да так… гуляю…

– Э… по больнице? – Марьяна на этот раз подняла голову и уставилась в неестественно светящееся жизнерадостностью лицо. Ярко-голубые глаза незнакомки просто лучились от счастья, а губы улыбались лукавой, какой-то то ли хищной, то ли язвительной улыбочкой, от которой по спине пробежался табун мурашек.

– А что? – юная хищница небрежно пожала плечиком, продолжая улыбаться. – Здесь можно встретить весьма любопытные экземпляры… Поболтать…

– И многих ты сегодня повстречала? – решила поддержать этот бредовый диалог Марьяна уже из любопытства, хотя под ложечкой начало как-то неприятно ныть и посасывать. Что-то в этой девочке казалось странным, чужим, опасным. Может, она действительно сумасшедшая? Кажется, бывали такие психи, которые сначала издевались над животными, а потом, попрактиковавшись и набравшись смелости, могли с улыбкой достать ножик и… Марьяна сглотнула, проклиная себя за то, что иногда почитывала желтую прессу, пестрящую подобными статьями, а потом боялась. Папа ее за это ругал.

– Да не то чтобы… – не спеша ответила модница. – Познакомилась тут с одним клевым парнем из кардиологии… Симпатичный такой, старшеклассник… Перенес операцию на сердце, но уже шел на поправку… Правда… вот только что вдруг внезапно умер… – последовала странная пауза, зловещая, потому что все вышесказанное было произнесено каким-то небрежным, глумливым тоном и все с той же странной улыбочкой. Марьяна даже задохнулась, не зная, как реагировать и глядя на собеседницу широко распахнутыми глазами. Девочка, между тем, продолжила как ни в чем не бывало. – Потом я просто прошлась по территории, заглянула сюда, и вот наткнулась на тебя…

Модная пигалица снова недобро улыбнулась, и Марьяне даже показалось, что улыбка у нее какая-то неестественная, зубастая, как у оскалившейся собачонки, которая вдруг увидела что-то смешное.

– Мне его жаль… – пробормотала она, не зная, что еще сказать и действительно испытывая сожаление.

– Мне тоже немножко… – не слишком-то искренне отозвалась собеседница. – Так чем ты болеешь?

– Обычный грипп… – нехотя созналась Марьяна, чтобы не показаться слишком уж упертой или трусливой и не желая признавать, что находилась в шоке.

– А… фигня… – девочка, кажется, немного разочаровалась и даже небрежно отмахнулась. – Я-то думала, тут по какому-нибудь серьезному поводу карантин…

Марьяна нахмурилась. Все в ней возмущалось из-за такого небрежного тона, такой наглой насмешливой улыбки, такого высокомерного вида этого злого избалованного подростка. Даже страх куда-то отступил на мгновение.

– Нашла чем интересоваться! Тебя, похоже, забавляют чужие страдания? – вспылила она, даже не замечая, что на глазах у нее выступили слезы.

– Угадала, – ухмыльнулась эта маленькая стерва подленько, будто наслаждаясь такой эмоциональной реакцией. – Я люблю редкие, особенно неизлечимые болезни. А вот что с тобой-то не так? Ты же говоришь, что не больна ничем серьезным…

Марьяна вскочила с места, хотя девочка даже не думала подниматься. Так и сидела, развалившись на старом драном диване, как у себя дома перед телевизором, и смотрела на стоящую Марьяну снизу вверх, но все равно свысока и насмешливо.

– Если хочешь знать, у моей сестры рак крови! И она, может быть, умрет! И ты понятия не имеешь, как это ужасно – знать, что близкий человек страдает! Она даже младше меня на три года! – Марьяна даже не почувствовала, что у нее по щекам вовсю текут слезы, а руки так крепко сжаты в кулаки, что костяшки пальцев побелели.

– Ах, вот оно что… Так и думала, что что-то с тобой все-таки не так… Что ж… на онколобольных я тоже насмотрелась достаточно… Это очень, очень, очень страшная болезнь… – со смаком, будто наслаждаясь каждым произнесенным словом, протянула эта дрянь. – При особо тяжелых формах внутренности просто превращаются в кровавый кисель после химии… они кашляют кровью, ходят в туалет кровью, их рвет кровью, и с них слезает кожа, а еще у них выпадают волосы… Так что я тебе не завидую… Такая сестра – сущий кошмар!

– Это неправда! Ты… ты… Ты просто гадина! – не выдержала Марьяна, вся вскипая от шока и возмущения и одновременно захлебываясь слезами, которые сдерживала все это время, не позволяя жалости к себе и страху за сестру взять верх.

– Не стану с тобой спорить… – невозмутимо ответила ее бессердечная собеседница и наконец неторопливо поднялась с места. – Но знаешь что? Ты мне чем-то понравилась. Все-таки не такая доверчивая дура, как большинство, ну и не боишься говорить правду что ли… Поэтому я даже могу тебе помочь советом, хотя сомневаюсь, что ты к нему прислушаешься. Твою сестру можно спасти. Она полностью излечится, если ты кое-что для нее сделаешь…

– Что? – Марьяна в конец растерялась, особенно теперь, когда девочка стояла прямо напротив нее и смотрела ей в глаза своим жутким тяжелым колючим взглядом. Дыхание перехватило, сердце замерло, руки вспотели от волнения.

– Тебе всего лишь нужно найти вампира, который согласится ее обратить, – с полной серьезностью, на сей раз без тени насмешки, ответило это маленькое чудовище в обличье ребенка. Теперь она почему-то показалась Марьяне совсем взрослой и еще более опасной.

– Что?! – только и смогла выпалить она.

– Ну да… например, такого как я… Которого тянет на слабых и больных… Правда, заранее хочу предупредить… я никого обращать не собираюсь. Слишком рискованно и сложно. Да и плевать я хотела на тебя и на твою сестру…

– Что за бред! – выдохнула Марьяна, тут же задыхаясь.

– Можешь думать, что хочешь… Я и так слишком многое тебе рассказала… Ну, счастливо! – девочка сняла перчатку и кокетливо помахала пальчиками прямо перед лицом ошарашенно уставившейся на нее маленькой пациентки в пижаме, а затем развернулась и пошла по коридору, иногда подскакивая на битых плитках и бормоча себе под нос какую-то песенку. Слишком поздно до Марьяны дошло, что во всем ее облике было не так и почему ноги у нее подкашивались от ужаса: вся ладонь и пальцы девчонки были вымазаны в засохшей крови, как и край белоснежной куртки, который стал виден, когда она подняла руку… Проходя мимо урны у входа, девочка отправила в нее даже не начатое огромное красное спелое яблоко, которое с громким стуком ударилось о пустое железное дно. Марьяна бросилась к двери отделения, ворвалась в нее, врезавшись в идущую навстречу медсестру и, даже не извинившись и не обращая никакого внимания на ее возмущения, понеслась в свою палату. Нет, лучше уж болезнь, жара и вонь, чем этот пустой холодный коридор и этот монстр в обличье белокурого ангела!

Загрузка...