Ребекка
Я открываю глаза и тут же понимаю, что-то не так. Я не могу двигаться.
Руки и ноги привязаны веревками к металлической спинке кровати. Я пытаюсь закричать, но сквозь кляп выходит один лишь приглушенный писк. Это действительно произошло. Меня похитили.
Я должна осмотреться, оценить, где я нахожусь, вспомнить все детали. Кто-нибудь обязательно найдет меня. Нокс обязательно найдет меня.
Мои глаза осматривают все вокруг, каждую деталь. Матрас, на котором я лежу, покрыт белой чистой простыней. Комната серая и грязная, окно закрыто фольгой, через которую попадает узкий луч света. Такое впечатление, что мои похитители беспокоятся, что я умру от недостатка солнечного света.
Беспокоятся. Что за глупые мысли. Конечно же, они не беспокоятся. Тот, кто оставил меня здесь, не беспокоиться о моем самочувствии, это уж точно.
Я пытаюсь освободить руки и ноги, но только создаю шум, царапая кроватью деревянный пол. Понимаю, что веду себя слишком громко, и останавливаюсь. Но, слишком поздно.
Приближаясь с каждой секундой ближе, шаги становятся громче. Мое сердце стучит настолько громко, что я больше не слышу этих шагов. Наконец, дверь открывается, и мое сердце падает вниз.
В дверном проеме стоит Нокс. Я не вижу его лица, но этот силуэт я где угодно узнаю. Он один из тех, кто сделал это со мной.
— Почему? — пытаюсь я закричать через кляп, но ничего не выходит.
Он заходит в комнату, и закрывает дверь. Он одет в свой привычный костюм, но без пиджака. Рукава рубашки закатаны, но на лице нет обычной лукавой усмешки.
— Красавица, ты должна вести себя потише.
Я матом кричу на него через кляп, и он качает головой, пока подходит к кровати.
— Ребекка, сейчас, сейчас. Я не могу убрать кляп, если ты будешь кричать. Кивни, если обещаешь быть тихой.
Я качаю головой и, как львица, сражаюсь с веревками. Он наклоняет голову, недовольный тем, что я не подчиняюсь ему. Он стоит и ждет, пока я корчусь на кровати. Когда, наконец, тяжело дыша, я падаю на кровать, пытаясь прийти в себя, он смотрит на меня. Я отворачиваюсь, не хочу доставить ему удовольствие, но он хватает мое лицо и заставляет взглянуть ему прямо в глаза.
— Ребекка, я делаю это, чтобы защитить тебя и твоего отца.
Я пытаюсь вывернуться из его хватки, но его пальцы только сильней врезаются в мою челюсть. А затем приходят слезы.
Пожалуйста. Моя просьба через кляп слышится как стон. Пожалуйста, отпусти меня.
Он отпускает мою челюсть и вытирает слезы.
— Дорогая, не плачь. Я не пытаюсь причинить тебе боль. Я пытаюсь защитить тебя.
Слезы начинают течь быстрей. Не знаю, показалось мне или нет, но я вижу сожаление в его глазах.
— Ребекка, я люблю тебя.
Мой желудок сжимается, и я закрываю глаза, мечтая, чтоб все это оказалось просто дурным сном. Пожалуйста, пусть это будет всего лишь ночной кошмар.
— Я просто хочу, чтоб ты была в безопасности.
Его руки ложатся на мой живот, а я не могу открыть глаза, не хочу видеть выражение его лица, когда он лжет мне.
Его руки скользят под рубашку, и он берет мою грудь в ладони.
Пожалуйста, остановись.
— Ребекка, я люблю тебя. Всегда любил.
И тут я понимаю, что на мне только юбка, никаких трусиков. Его руки у меня между ног.
О, мой Бог.
Он пальцами раздвигает мои складки и скользит языком внутрь, медленно потирая мой клитор круговыми движениями. Он находит самое чувствительное место, размером не больше ногтя, и продолжает стимулировать меня, пока я дважды не кончаю. Я чувствую, что вот-вот задохнусь от желания.
Мои мышцы дергаются и болят, пока он встает с кровати. Я открываю глаза, и вижу, что его ухмылка вернулась.
— Не волнуйся, дорогая. Я буду хорошо тебя кормить, и удовлетворять твою страсть, пока не придет время отпустить тебя.
Внезапно, я понимаю, не хочу, чтобы он уходил.
Подожди! Он наклоняет голову, пока я отчаянно кричу. Подожди! Пожалуйста.
— Ты обещаешь быть тихой, принцесса?
Я поспешно киваю, и он садится на кровать, чтобы убрать мой кляп. Я слегка ворчу, когда он убирает его, и я снова могу свободно дышать.
— Спасибо, — шепчу я.
— Я не буду одевать его, пока ты будешь вести себя тихо.
— Пожалуйста, не уходи, — умоляю я.
Он улыбается.
— Ты хочешь ещё.
— Да.
Внезапно, веревок нет, и я оказываюсь лицом вниз на матрасе. Вес его тела на мне ощущается безумно приятно, пока он двигается во мне.
— Не останавливайся.
Он обнимает меня за талию, продолжая врываться в меня.
— О, Нокс.
Он медленно движется, с каждым разом входя всё глубже и глубже. С каждым толчком я стону, и он прикусывает мое плечо, чтобы не кончить слишком быстро. А потом он прикусывает его настолько сильно, что я кричу. Я смотрю вниз и вижу кровь, которая бежит вниз по моей груди.
— Нокс, остановись.
Но он не останавливается, он продолжает толкаться все глубже и глубже, с каждым разом всё жестче.
— Стоп!
— Ребекка, проснись!
Я открываю глаза, и вижу лицо Литы. Мое сердце громко стучит, а горло саднит.
— Я кричала?
— Да. Тебе нужно вести себя тихо! — шепчет она.
Я несколько раз моргаю, чтобы сосредоточиться. Я узнаю эту комнату. Это подвал, где нас с Литой держат уже три дня. Здесь нет никаких пут на кровати, никаких кляпов. Но стены и окна покрыты звукопоглощающей пеной.
Я закрываю лицо руками, и начинаю плакать.
— Когда они собираются нас найти?
— Ребекка, нет вообще никакой гарантии, что нас найдут.
Даже не хочу думать об этом. Лита сколько хочет, может оставаться реалисткой, но я не хочу даже думать о том, что могу умереть здесь, в подвале. Всё, что я видела здесь, указывало на то, что нас никогда не найдут. Нас держат здесь, чтобы достичь какой-то цели.
Полагаю, мне стоит поблагодарить свою счастливую звезду, что пока нас никто не трогает.
А затем я вспоминаю сон, который только что видела. Я тянусь, чтобы дотронуться до своего плеча, там, где он кусал меня, и вздрагиваю, когда Лита обнимает меня.
— Тебе снился секс с Ноксом. — я смеюсь сквозь слезы, и она вместе со мной. — Все в порядке. Если кто-то и вытащит нас отсюда, это будет он.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что он любит тебя.
Я снова вспоминаю свой сон. Нокс никогда не говорил мне, что любит. Но, во сне, он говорил об этом. Он любил меня настолько, что сначала похитил, а потом искусал мое плечо, пока трахал меня. Боже, я больна.
— Не уверена. А что, если мы находимся здесь именно из-за него?
— Да ладно тебе, Ребекка. Не будь такой наивной. Конечно же, мы находимся здесь из-за него.
— Тогда почему ты утверждаешь, что он меня любит?
Она отодвигается от меня, и обнимает свои колени.
— Потому что он не монстр?
— Чего?
— Все, что он делает, он делает ради тебя.
— Нет, все, что он делает, он делает ради мести.
— Ты ошибаешься. — Она поворачивается, чтобы, сквозь желтый свет от лампы, висящей на потолке, посмотреть на меня. — Он оплачивал больничные счета моего отчима в течение семи месяцев. И делал он это не из-за мести. Он делал это, чтобы подобраться поближе к тебе.
— Семь месяцев? И ты только сейчас говоришь мне об этом?
— Он заставил меня пообещать, что я не расскажу тебе. Чтобы ты сделала на моем месте, если бы твой отец умирал, и кто-то предложил ему лучшее лечение, доступное в нашей стране? Что мне оставалось делать? Позволить отцу умереть? Сказать нет Ноксу Саважу?
Я издаю долгий вздох, и обнимаю колени.
— Ему невозможно отказать.
— Ты злишься на меня?
Я качаю головой, и кладу щеку на колени.
— Я не злюсь. Мне просто страшно.
— Мне тоже.
— Мы должны найти выход отсюда.
— Ага, только его нет, и ты это знаешь. Мы уже пытались.
— Нет, нам нужен план. Мы должны найти способ, заставить их перевезти нас куда-то. Не могут же они вечно нас здесь держать.
Я смотрю в угол подвала, там находится раковина и туалет, никаких стен, занавесок, ничего. Рядом с туалетом стопка рулонов туалетной бумаги, их штук двести, не меньше. В паре шагов стоит деревянный стол, за которым мы ели стоя. Пластиковая тарелка с сухарями и две пустых чашки, под столом где-то сорок галлонов воды.
Нас кормили супами, пастой и булочками. По крайней мере, еда вполне приличная, даже если нам приходиться есть руками. Должно быть, они приносят её из ресторана, или просто делятся с нами тем, что готовят сами.
В любом случае, от голода мы не помрем. Но, они так и не сказали нам, как планируют с нами поступить. Они только подают нам пищу, и все. Они не били нас, не угрожали, вообще не разговаривали. И мы никогда не видели их лица, и не слышали их голоса.
Насколько я знаю, это вполне может быть и Нокс.