Обещай мне

2

Разговор с Фрэнком Печасеком привел Диану в полное замешательство. Она поехала в контору, размышляя, как действовать дальше. Ее одолевали противоречивые чувства. С одной стороны, ей хотелось немедленно увидеться с Эми, поскольку любая попытка отдалить неотвратимое объяснение была способна лишь сделать еще тягостнее и без того тяжелый разговор. Но в то же время встретиться с сестрой было сейчас выше ее сил. Диане требовалось время, чтобы оценить положение, взять себя в руки и скрыть от Эми свою растерянность, больше того – отвращение, не дать проявиться чувствам ни в голосе, ни в выражении лица.

И все же почему Эми пошла на такое? Этот вопрос, как мельничный жернов, безжалостно перетирал все остальные мысли, сводя на нет все попытки найти логическое объяснение. Эми не нуждалась в деньгах. Бабушка определила на их содержание одинаково значительные суммы. Но если не деньги, то что могло толкнуть ее на подобный шаг?

Диана еще могла как-то понять сестру, когда в прошлом та пристрастилась к алкоголю и наркотикам. В той компании, где проводила вечера Эми, подобные развлечения считались обычным делом. Но одно дело баловаться «травкой» и предаваться сходным «забавам», чтобы не казаться белой вороной, и совсем другое – заниматься проституцией. Чтобы отдаваться незнакомым мужчинам не ради денег, требовалось вполне осознанное желание делать это и твердое намерение вести этот пагубный образ жизни со всеми вытекающими последствиями.

Когда раньше Диане случалось проезжать мимо «ночных бабочек», она порой задавала себе вопрос: что могло привести этих женщин на панель? Ей приходилось читать о мужчинах, нанимавших «девушек по вызову» и оплачивавших подобного рода услуги, но чтобы ее сестра оказалась к этому причастна? Этот факт не укладывался у нее в голове и казался совершенной дикостью.

Диана подъехала к зданию «Фудс-компани Сандерса». Она уже собиралась свернуть на подъездную аллею, но вид сияющего многочисленными окнами внушительного здания заставил ее остро почувствовать, что ей меньше всего хочется оказаться на службе. Конечно, она найдет в себе силы выносить немые вопросы в глазах сослуживцев и их косые взгляды, но к этому надо было себя внутренне подготовить. Досаднее всего ей казалось встретить жалость и сочувствие. Если бы кто-то осмелился высказаться в таком духе, ей бы стоило большого труда удержаться от резкости.

Диана выждала удобный момент и въехала на основную полосу, устремляясь вперед, подальше от раздражающе сочувственных многозначительных взглядов и слов, не заботясь о том, куда приведет ее дорога.

Час спустя она добралась до Стиллуотера, откуда направилась на север, остановившись только раз, чтобы купить бутерброды.

В парке, где Диана расположилась перекусить, оказалось на редкость мало посетителей. Однако удивляться этому особенно не приходилось, если учесть, что дело происходило в середине недели, в начале мая и ко всему еще к концу дня обещали грозу. С трудом заставив себя съесть половину бутерброда, Диана медленно двинулась вдоль берега реки. Ее внимание привлекла молодая пара во взятой напрокат лодке. Мужчина с трудом управлялся с веслами, но в глазах своей спутницы он, несомненно, выглядел сильным и ловким. Эти двое жили в своем, близком и понятном только им одним мире, полном многозначительных взглядов, трепетных вздохов, волнующих прикосновений.

Глядя на позабывших все на свете влюбленных, Диана задумалась о себе и Стюарте. Окружал ли когда-либо их такой же безмятежный, чарующий мир? Взгляд ее непроизвольно упал на массивное золотое кольцо – подарок Стюарта ко дню рождения. Она бы с радостью согласилась обменять этот дорогой, но никчемный подарок всего лишь на один день счастья, каким наслаждалась на ее глазах влюбленная пара. Чувство зависти стало настолько острым, что Диана отвернулась, не в силах дольше наблюдать за чужим счастьем.

С тех пор как она в раннем детстве хитроумным способом выбралась из манежа, забравшись на сложенную из игрушек пирамиду, Диана значительно преуспела в решении многих, кажущихся на первый взгляд безнадежными, проблем. В детстве, когда Эми попадала в разные переделки, не было случая, чтобы Диане не удавалось уладить дело. Потом, уже в школе, если Эми случалось подводить класс, Диана могла уговорить любого учителя дать сестре шанс исправиться. И на службе все признавали ее неоценимый дар обходить любые преграды и находить выход из тупиковых ситуаций. По мнению Стюарта, ей всего лишь было дано умение хорошо ориентироваться в обстановке и ловко использовать обстоятельства. Но Диана не хотела с этим соглашаться, объясняя свой успех творческими способностями и изобретательностью.

Но на этот раз от ее способностей пользы не было никакой. Ни красноречие, ни умение обходить острые углы не могли повлиять на ситуацию, в которой оказалась Эми. Эта мысль заставила Диану похолодеть, она ясно осознала, что старалась бежать от себя, собственного бессилия.

Как бы ей это ни было неприятно, следовало возвращаться. Всю обратную дорогу Диана мысленно репетировала разговор с Эми. Но чем ближе подъезжала она к дому сестры, тем больше ее одолевали сомнения, приготовленные слова теряли убедительность, казались пустыми и малозначительными. Она сразу же нашла место для парковки, но выходить из машины не торопилась. Диана боялась наговорить лишнего, о чем впоследствии придется сожалеть, а потому старалась взять себя в руки и поглубже спрятать раздражение и горечь. Боль от постигшего ее разочарования оставалась еще слишком сильной, а Эми хватало собственных проблем, к чему ей было видеть чужие переживания? Стремление хорошее, но не совсем бескорыстное, как отметила про себя Диана.

Что это с ней, с каких это пор она стала пасовать перед трудностями?

Диана решительно вышла из машины. Ветер усилился. Она подняла голову и окинула взглядом нахмурившееся небо: надвигалась гроза. Эми нравился дождь. Она говорила, что в непогоду люди устраиваются поудобнее и не спешат покинуть дом. Диана подумала, что в этот день хотя бы погода оказалась к Эми благосклонной, в этом была своя справедливость.

Она пересекла улицу, поднялась по лестнице и позвонила. Никто ей не ответил. Диана даже почувствовала некоторое облегчение, но на всякий случай постучала. На этот раз Эми открыла дверь.

– А я решила, что принесли пиццу. – Она не скрывала разочарования, явно не испытывая особой радости при виде сестры.

Диана отметила, что Эми выглядела так же, как и неделю назад, только появились тени под глазами. На ней были джинсы и футболка – ни черных чулок в сетку, ни мини-юбки или глубокого декольте – ничего, что непроизвольно рисовала в своем воображении Диана.

– Я давно советовала тебе врезать дверной «глазок».

– Зачем ты пришла?

– С каких это пор мне нужно искать для этого причину? – Диана старалась подавить воинственные нотки. Эми была настороже и только ждала повода, чтобы перейти в наступление.

– Но сейчас только середина дня, и тебе полагается быть на работе.

– Войти можно?

– Думаю, что не стоит, по крайней мере сегодня. – Эми вышла на лестничную площадку и оперлась плечом о косяк, явно не собираясь впускать сестру.

– Ты не одна? – Неожиданно для Дианы вопрос прозвучал с многозначительным подтекстом, неприятным для обеих, и она поспешила сгладить это впечатление шуткой. – Если ты разрешишь мне войти, я помогу тебе управиться с пиццей, подумай, скольких лишних калорий тебе удастся избежать.

– Ай-яй-яй, неужели ты готова из-за меня пожертвовать своей стройной фигуркой?

– Эми, не надо.

– Что не надо? – огрызнулась сестра.

– Я пришла не для того, чтобы с тобой ругаться.

– Ах, так? Значит, ты явилась читать мне мораль. Благодарю, но, думаю, вполне обойдусь без нравоучений. – Эми переступила порог, собираясь закрыть дверь.

– Впусти меня, чертовка ты этакая! – взорвалась Диана.

– Вот теперь узнаю свою любимую сестрицу, – не удержалась от улыбки Эми.

В отличие от более сдержанной Дианы, Эми легко выставляла напоказ свои эмоции. Несмотря на все старания Эйлин Винчестер, сходства между ними было не больше, чем между выкрашенным в одну краску классическим «Вольво» и шустрым «Мазерати». Эми коротко стригла свои темно-каштановые волосы и носила неровную челку. Она обожала крайности: длины ее юбок либо едва хватало, чтобы прикрыть бедра, либо подол бил по лодыжкам. Эми предпочитала высоченные каблуки, прибавляя к своему росту топ-модели лишний десяток сантиметров. Темные, аккуратно подстриженные волосы Дианы опускались ниже плеч. Она отдавала предпочтение классическому стилю в одежде и золотым украшениям, чаще всего без камней. Ее гардероб состоял из сшитых на заказ костюмов, удобных брюк и фирменных джинсов для редких прогулок за город.

Для Эйлин Винчестер так и осталось загадкой, как подобранный в приюте с такой тщательностью ребенок, который должен был стать подобием ее драгоценной дочери, оказался настолько на нее не похожим. А если Эйлин сталкивалась с тем, что выходило за рамки ее понимания, она утрачивала к этому всякий интерес.

В тот момент Диана заметила поднимавшегося по лестнице мужчину в голубой форменной куртке с большой коробкой под мышкой. Он тяжело дышал и выглядел утомленным.

– Это вы заказывали пиццу? – обратился он к Эми.

– Да, подождите, я вынесу вам деньги.

– Я заплачу, – остановила сестру Диана. Она достала из бумажника двадцать долларов и протянула посыльному. – Сдачи не надо.

– Здесь сказано двадцать один доллар восемьдесят центов, – сказал пожилой посыльный, протягивая чек.

– Что это ты заказывала? – слегка удивилась такой сумме Диана.

– Уже не помню, – беспечно махнула рукой Эми.

Диана достала еще десять долларов. Старик сначала отправил в карман деньги и уже после этого открыл коробку, извлек упаковку с пиццей и протянул ее Эми. Проделав всю процедуру, он собрался уходить.

– А как насчет сдачи? – напомнила Диана. Старик озадаченно посмотрел на нее.

– Ну да ладно, – смирилась она, махнув рукой.

– Ах, какие мы щедрые! – не могла не съязвить Эми, когда посыльный отошел достаточно далеко.

– А ты думаешь, легко в его годы разносить пиццу, чтобы заработать на жизнь?

Диана прошла в квартиру вслед за сестрой. Ей показалось, что она попала в чужой дом. Спущенные жалюзи и задернутые шторы до неузнаваемости изменили привычную обстановку. Розовато-лиловые и зеленые тона разом померкли, как-то поскучнели, отчего все вокруг приобрело мрачный и унылый вид. Проходя гостиную, Диана включила свет, но это мало что изменило. Казалось, та живая искра, что горела в Эми и служила источником тепла и домашнего уюта, бесследно угасла. Помрачневшая хозяйка больше не излучала живительной силы, придававшей окружающим предметам неповторимое очарование, отчего огромная уютная тахта и расписные столики утратили свой колорит и смотрелись скучно и старомодно.

Прежде Диана чувствовала себя у Эми уютнее и свободнее, чем в собственном доме. Когда они со Стюартом решили съехаться, то по общей договоренности со скрупулезной точностью поделили все обязанности и финансовые затраты, связанные с их будущей совместной жизнью. Заботы о покупке квартиры, оплата ее содержания и коммунальные расходы отошли к Диане, а всеми остальными вопросами, включая меблировку, занимался Стюарт. Он обставлял квартиру исключительно на свой вкус, с особой придирчивостью подбирая каждый предмет. Стюарт признавал только кожу, хрусталь, редкие породы дерева. Безумная роскошь по баснословным ценам. В итоге получился не дом, а музей или рекламная выставка шикарного интерьера.

Жилище Эми представляло разительный контраст холодному музейному однообразию обставленных Стюартом апартаментов. Собранные в ее квартире предметы представляли причудливую смесь времен и стилей. Она подбирала понравившиеся вещи на распродажах, аукционах или приобретала их по объявлению. Все эти находки – от кухонного гарнитура 50-х годов до каминных часов в стиле рококо, принадлежавших в свое время еще их бабушке, – каким-то невообразимым образом уживались друг с другом.

Эти уникальные часы являлись семейной реликвией и переходили по наследству. Считалось, что они были подарены кому-то из их рода самой Екатериной Великой и стоили целое состояние. Мать Дианы не сомневалась, что законной наследницей их являлась только Диана. Для Эми значение часов не определялось их фактической стоимостью. Она очень гордилась, что именно ее бабушка выбрала хранительницей фамильной реликвии. Бабушка Мэри была единственным, кроме Дианы, человеком в многочисленной семье Боэм, кто принимал и любил Эми без всяких оговорок, какой она есть.

– В холодильнике есть лимонад, – заметила Эми, когда они вошли в кухню. – А хочешь, там внизу стоит пиво.

– Для чего тебе… – начала Диана и тут же прикусила язык, но было уже поздно: Эми насторожилась.

Когда сестра вышла из клиники, Диана обещала, что не будет досаждать ей расспросами и не станет обсуждать ее поведение. Диана с трудом сдерживалась, когда Эми отправлялась в компании, где алкоголь и наркотики были так же привычны, как кола и чипсы. Ей всегда удавалось удержаться от замечания, и вот она все же проговорилась.

– Для чего тебе пиво, ты это хотела спросить? – в голосе Эми слышался вызов.

– Извини, – поспешно проговорила Диана, – это вырвалось случайно…

– Очко в твою пользу, что честно призналась. – Эми полезла в шкаф и достала тарелки.

– А сколько очков ты мне дашь за все те случаи, когда я молчала в прошлом?

– А какая награда ждет меня за то, что порой готова была убить ради глотка спиртного, но удержалась? – вопросом на вопрос ответила Эми.

– Удержалась от чего – выпивки или убийства? – с ехидцей поинтересовалась Диана.

– Будь уверена, основания находились и для одного, и для другого, – ответила Эми, бросив на Диану многозначительный взгляд. Она развернула упаковку и заглянула внутрь. Несколько секунд Эми в недоумении взирала на содержимое коробки, но наконец улыбнулась. – Вот это да!

– Что там? – заинтересовалась Диана.

– Это надо видеть, – ответила Эми, отступая. Диана заглянула в коробку. Ее глазам предстало необычное зрелище: совершенно пустая лепешка, и только в углу в бесформенную груду смешались сыр, перец, маслины, грибы и остальные компоненты несчастной пиццы.

– Это что, какой-то новый сорт? – только и могла сказать она.

– Да, что-то в этом роде.

Диана не сразу сообразила, в чем было дело, но потом с досадой охнула:

– Нам стоило сразу догадаться, что нас ждет. Ты видела, как он ее нес?

Эми выудила маслину, с которой, как лохмотья, свисали сырные стружки, и, закинув голову, отправила все в рот.

– Фу! – брезгливо поморщилась Диана. – Как ты можешь, вид у этой пиццы тошнотворный.

– А ты попробуй, на вкус ничего, – откликнулась Эми.

С явной неохотой Диана зацепила вилкой гриб и положила в рот, действительно было вкусно. Она попробовала еще кусочек перца.

– Ты права, вкус совсем не такой кошмарный, как вид этого жуткого месива.

Эми достала пару салатников и протянула один сестре:

– Ну, приступим.

Диана взяла салатник и, в свою очередь, вручила Эми вилку. Сестры принялись по очереди тыкать в угол, безуспешно пытаясь разъединить уже успевшую застыть массу. Когда первая попытка окончилась плачевно, они решили пустить в ход нож, но и этот способ результата не дал. Диана видела, как на лице сестры нетерпеливое ожидание сменилось мрачной решимостью. Неожиданно ее подвижное лицо просветлело. Не в силах сдержаться, она от души рассмеялась.

– Мы с тобой как две львицы, делящие добычу, – ухмыльнулась Эми.

– Мало того, мы похожи на дядю Пита и тетю Рози, спорящих из-за последнего куска тыквенного пирога.

Напоминание стало последней каплей. Сестры залились смехом и уже не могли остановиться. Проходили минуты, а им все не удавалось успокоиться. Скоро они просто задыхались от смеха и в изнеможении оперлись о стол, чтобы не упасть.

Совершенно обессиленная, Диана схватила салфетку и стала вытирать выступившие слезы, и в этот момент она почувствовала, как в груди у нее что-то сжалось: слезы смеха превратились в настоящие. Она взглянула на сразу посерьезневшую Эми.

– Извини, – мягко сказала Диана, – я не хотела.

– Но почему ты всегда такая правильная? Почему не можешь просто прийти и наорать на меня, как поступил бы любой нормальный человек? – Эми с досадой захлопнула коробку со злосчастной пиццей.

– Я никогда не кричала на тебя.

– А может быть, и стоило это сделать.

– А что, от этого была бы польза? – наконец Диана рассердилась. Всю жизнь она только и слышала от родителей, друзей и знакомых, какая она умная и хорошая, просто само совершенство. Не хватало, чтобы об этом твердила и Эми. – Не понимаю, что ты хочешь, Эми?

– Чтобы меня оставили в покое.

– Сейчас?

– Вообще. Почему я не могу это тебе втолковать? Что вам от меня надо?

– Я не вмешиваюсь в твою жизнь, – обиделась Диана.

– Но почему тогда у меня все время такое чувство, что ты стоишь у меня за спиной?

– Это несправедливо.

– Да, ты права, у меня нет права сваливать все на тебя. – Эми уперлась руками в стол и уставилась в потолок. Где-то вдали заурчал гром, предвещая близкую грозу.

– Но почему? – вырвалось помимо ее воли, хотя Диана давала себе слово молчать.

– Что «почему»?

– Почему ты продаешь себя, да еще так дешево? Ни один человек не может заплатить столько, сколько ты стоишь.

– Ты даже не хочешь поинтересоваться, правда ли все это. А как насчет веры в ближнего своего?

– Помнишь Даррена Харриса?

Эми вздрогнула и отпрянула в сторону, словно ее ударила неожиданно влетевшая в комнату шаровая молния.

– Кто тебе рассказал? – упавшим голосом спросила она.

– Сегодня утром, выходя из тюрьмы, я столкнулась с Фрэнком Печасеком. По его словам, Даррен Харрис видел тебя в каком-то отеле. Ты была там…

– Мне следовало догадаться, что мистер Харрис заложит меня.

Диана никак не ожидала такой реакции. Эми не рассердилась и не стала ни возмущаться, ни защищаться, а вела себя как школьница, которую отец лучшей подруги поймал за руку, когда она пыталась стянуть конфету.

– Не знаю, кому и что говорил Харрис, но отец ничего не знал, уж он бы мне обязательно рассказал.

– Не имеет значения, сейчас-то он уже в курсе.

– Можно подумать, тебя это волнует.

– Вот еще, с какой стати? – Эми схватила со стола коробку с пиццей и яростно затолкала ее в бак с мусором.

Когда Эми во второй раз бросила колледж, Карл Винчестер прямо заявил ей, что с него достаточно, что он умывает руки и не желает больше иметь ничего общего с младшей дочерью. Эйлин также не упустила случая высказаться. В тот же день она позвонила Эми и заявила, что в их с Карлом жизни для нее нет места.

Для Дианы сначала оставалось загадкой, почему Эми после этого время от времени ходила на разные благотворительные мероприятия или презентации, где не могла не встретить родителей. На ее вопрос сестра ответила, что ей доставляет огромное удовольствие видеть возмущение на их лицах. Но Диана подозревала, что Эми двигало не только желание подразнить родителей. В глубине души она все еще лелеяла надежду, что заслужит их любовь, которой ей так всегда не хватало.

– Но ведь тебе не может быть абсолютно все равно. Что бы там ни произошло, они ведь твои отец и мать.

– Они никогда не были для меня отцом и матерью, – возразила Эми.

Диана сознавала, что с этим доводом трудно спорить, но не могла понять такое положение.

– Так ты хотела им отомстить и поэтому начала… стала…

– Проституткой? – подсказала Эми.

– Зачем ты так, Эми? Ты же знаешь, что я в это не верю.

– И тем не менее это так. Не могу сказать, что занимаюсь этим постоянно и с большой охотой, но все же стараюсь хорошо обслуживать клиентов, – в ее голосе слышался явный вызов, как будто она провоцировала Диану продолжать неприятный разговор.

У Дианы внутри все болезненно сжалось, горло словно обожгло кислотой.

– И все же, почему? Если тебе нужны были деньги, могла бы прийти ко мне. Ты прекрасно знаешь, я отдала бы тебе все, что у меня есть, а если этого оказалось бы мало, мы нашли бы способ достать еще.

– В деньгах я не нуждаюсь, – холодно заметила Эми.

– Может быть, тебя кто-то к этому принуждает? Признайся, тебя шантажируют?

– Это было бы так здорово, как в детективе. Но, извини, уж чего нет, того нет, – театрально вздохнула Эми.

– Но зачем тогда идти на такую глупость, к чему так растрачивать себя? – с раздражением спросила Диана.

Бравада кончилась. Эми старалась изо всех сил подыскать ответ, но смогла только тихо произнести:

– Не знаю.

– А должна бы знать. Никто этим не занимается ради удовольствия.

– Ты хочешь, чтобы я что-нибудь соврала в свое оправдание?

– Не можешь ответить почему, хотя бы скажи, как все случилось, – стараясь говорить спокойно, попросила Диана.

– Как-то в баре я познакомилась с парнем, он предложил заплатить, если я пойду с ним. – Эми взяла салфетку и высморкалась, затем добавила, пожав плечами: – Я подумала, почему бы и нет? Через некоторое время мне это даже понравилось: никаких обещаний, никаких ожиданий, никаких разочарований.

– А как насчет болезней? – Диана не верила в то, что сестра говорит искренне.

– Ты просто слишком много читаешь.

– Но ведь СПИД…

– Оставим эту тему. Не считай меня полной дурой, я предохраняюсь, – сухо сказала Эми.

Никогда в жизни Диана не чувствовала себя такой беспомощной и не испытывала такого разочарования. Ей хотелось кричать, стучать кулаком, закатить сцену, которую Эми запомнила бы на всю жизнь. Но уроки хороших манер, затверженные с раннего детства, не позволяли ей дать волю чувствам и выплеснуть эмоции.

– Как тебе удалось освободиться из тюрьмы? – поинтересовалась Диана.

– Мне помог друг.

– Кто он?

– Это тебя не касается.

– Наверное, твой сутенер?

– Тебе лучше уйти, – сказала Эми.

Но Диана не могла закончить на этом разговор, поэтому поторопилась сказать:

– Извини.

Эми долго молчала, отрешенно глядя в пол, затем посмотрела на сестру:

– И ты меня прости. – В глазах ее блестели слезы.

Диане смягчаться не хотелось, гнев поддерживал ее, помогал сосредоточиться. Но, как и прежде, она не могла долго злиться на сестру, даже когда в детстве Эми взяла покататься новенький «Мерседес» отца и въехала в дерево. Ей тогда было всего тринадцать. Наказание, предстоящее за эту проделку, представлялось сестрам настолько серьезным, что Диана настояла на том, чтобы взять вину на себя, надеясь на снисхождение.

– Я люблю тебя, – произнесла Диана со вздохом облегчения и обняла сестру.

– Я это знаю, – ответила Эми, – только никак не могу понять, за что?

Диана задержалась у Эми до десяти вечера и уехала только тогда, когда была твердо уверена, что при их следующей встрече, не важно, состоится она через неделю или через месяц, между ними не останется холодка равнодушия. Сестры проговорили весь вечер, но сознательно обходили тему ареста и его возможных последствий. Вместо этого они предались детским воспоминаниям, погружаясь в знакомый мир. По молчаливому согласию, некоторые воспоминания они пронесли сквозь годы, чтобы с их помощью исцелять самые кровоточащие раны.

К тому времени, когда Диана добралась домой, успел начаться и закончиться сильный ливень. «Дворники» успешно боролись с дождевыми струями, очищая ветровое стекло. Диана пожалела, что не существует устройства, позволявшего бы с такой же легкостью освободиться от тягостных мыслей и неприятных воспоминаний.

Поднимаясь в лифте, Диана молила бога, чтобы Стюарт уже спал. Она едва держалась на ногах от усталости и нервного напряжения, и не время сейчас было выяснять с ним отношения. Утром перебранки не избежать, но тогда время словесной дуэли было бы строго ограниченно. Они могли метать друг в друга молнии за чашкой кофе и перебрасываться взаимными упреками под шум воды в душе, но оба должны были вовремя попасть на работу. Стюарт не мог позволить себе опоздать на службу, поэтому не стал бы бесконечно продолжать ссору.

Двери лифта раскрылись, пропуская Диану в полутьму коридора. Она с досадой отметила, что Стюарт явно не торопился заменить перегоревшую лампочку. Придется ей самой этим заняться, если к концу недели все останется по-прежнему. По крайней мере лучше, чем выслушивать его жалобы.

Дом, в котором жили Диана и Стюарт, был построен четыре года назад, но до сих пор заселен наполовину. Говорили, что на две другие квартиры уже имелись заявки и они в скором времени могут наконец обрести владельцев. Пока же у них была единственная соседка Стефани Гэрхэм, с которой Диана успела подружиться. Если бы не это соседство, дом совсем бы напоминал гостиницу.

Диана открыла дверь, стараясь шуметь как можно меньше. Ее встретил абсолютный мрак. Должно быть, Стюарт разозлился до крайности, если выключил везде свет, зная, что ей придется пробираться в темноте и неминуемо наделать шума.

Она пошарила рукой по стене, щелкнула выключателем, но, к ее удивлению, лампа не зажглась. Диана отступила в сторону, чтобы осмотреться при слабом свете, проникающем из коридора.

На обычном месте лампы не оказалось, как, впрочем, и стола, на котором она стояла. Диана на ощупь двинулась в глубь квартиры, пока не добралась до выключателя верхнего света, но и в гостиной свет не включался. Ничего не понимая, Диана прошла к окну, отдернула шторы и обернулась: перед ней предстала абсолютно пустая комната.

Не осталось ничего: ни мебели, ни книг, ни дорогих безделушек, исчез даже умопомрачительной цены ковер, который был сделан по специальному заказу Стюарта, чтобы соответствовать по стилю картинам Джексона Поллока[1].

«Нас ограбили!»

Это была первая мысль, пришедшая ей в голову. Диана вошла в кухню: стенные шкафчики и полки зияли разверзнутыми пастями. Ни одного пакета, ни коробки. Может быть, она перепутала этажи и попала в чужую квартиру? Ерунда, только Стюарту могло прийти в голову выбрать для кухни зеленые с золотом обои.

Диана поспешила наверх, в спальню, уже не испытывая страха. Когда она попыталась включить свет, то не удивилась, что люстра не загорелась. Диана раздвинула шторы в тот момент, когда облака разошлись и показавшаяся в просвете луна озарила своим бледным светом все, что осталось от шикарного интерьера: вдавленные следы от ножек кровати на паласе, блестящая полоса паркета там, где еще утром стояли шкаф и комод.

Она заглянула во встроенный гардероб – вещей Стюарта не было, но ее одежда осталась в неприкосновенности, а весь пол оказался покрыт ее нижним бельем и всякими мелочами, прежде заполнявшими исчезнувший, как и вся остальная обстановка, комод. Диана отправилась в ванную, где также многого недосчиталась. Ее туалетные принадлежности спокойно лежали на своих местах, а вот вещи Стюарта отсутствовали, не хватало также флакона с шампунем и даже наполовину использованного куска французского мыла. Она уже собралась уходить, когда ей на глаза попалась записка, прикрепленная липкой лентой к зеркалу над двойной раковиной.

Диана подошла поближе, чтобы разглядеть едва различимые в полутьме слова.

«Я пытался предупредить тебя, намекал, чем все может кончиться. Тебе следовало прислушаться к моим словам. Полагаю, мне и требовалось нечто в этом духе, чтобы понять, насколько мы чужие друг другу».

Какое-то время она стояла неподвижно и без всяких эмоций, тупо смотрела на послание. Происходящее напоминало ей сцену из дешевой мелодрамы. Диана терпеливо ждала, пока в душе шевельнется какое-либо чувство: обида, разочарование, сожаление, но, может быть, сказались усталость и потрясение или причиной тому было откровенное равнодушие – как бы то ни было, она не нашла в себе ни злости, ни возмущения. И все же Диана не осталась полностью безучастной. Ощущение оказалось настолько неожиданным и странным, что она не сразу осознала его.

Диана испытала облегчение от того, что Стюарт ее оставил.

Ее не пугала перспектива завтраков в одиночестве. Она даже обрадовалась, что сможет теперь есть свою кашу спокойно и ей не придется выслушивать надоевшие тирады Стюарта.

Она сможет больше не торопиться в постель, потому что Стюарту не нравилось, когда она ложилась поздно и беспокоила его сон. Даже мысль о том, что ей изо дня в день придется возвращаться в пустую квартиру и коротать вечера в одиночестве, даже такая, казалось бы, безрадостная картина не могла погасить крепнущего в ней чувства облегчения.

Диана не знала, смеяться ли ей от сознания вновь обретенной свободы или лить слезы о времени, безвозвратно потраченном на Стюарта.