Обмануть себя

Вадим проснулся и слишком быстро для человека, который только что путешествовал в стране сновидений, сел на кровати. Провел рукой по лицу, словно смахивая тяжелое впечатление от увиденного. Спать больше не хотелось. Было темно, но зимой это еще не говорит о том, что за окном глубокая ночь. Спящая рядом Валя медленно повернулась на другой бок. Осторожно, чтобы не разбудить жену, Вадим встал, нащупал на полу тапочки и вышел из спальни. Он машинально заглянул в комнату сына — Димка безмятежно спал, разбросав ручки в стороны. Вадим с завистью смотрел на малыша. Вот бы и ему хоть на время вернуть чувство покоя, защищенности, мечтательности, освободить голову от взрослых проблем, о которых не знает ни один ребенок.

— Белов, Белов, ты сам загоняешь себя в тупик, — зайдя на кухню, тихо сказал Вадим. Ему не показалось странным то, что он разговаривает сам с собой. С некоторых пор это стало привычным явлением. Так было легче — не приходилось спорить, ведь со всем произносимым наедине с самим собой Вадим всегда был согласен. Он перестал контролировать себя и часто позволял мыслям материализоваться в неспешно произносимые слова. Когда его одергивали удивленные близкие, случайно оказавшиеся рядом, улыбался, совершенно сбивая их с толку.

Лунный свет лился из окна, делая привычные очертания мебели размытыми, лишенными реальности. Кажется, включи свет — и уйдет какая-то необъяснимая загадочность раннего февральского утра. Вадим присмотрелся к настенным часам — половина шестого. На душе было неспокойно от внезапного пробуждения. Он не мог вспомнить суть самого сна, и это злило его. Последнее время он слишком много уделял этому внимания. Белов подумал, что это состояние частенько посещало его во время ожидания появления Димки. Тогда он даже поделился с Валей тем, что его мучит. Она удивленно слушала рассказ о его страхах, вдруг поняв, что ее светлое чувство ожидания появления их первенца отличается от тревог будущего отца, как будто лишенных намека на радость. Растерянность, паника, которым поддался Вадим, не была подсознательным желанием привлечь к себе внимание. Неосознанно боясь предстоящих перемен, Вадим потерял покой, плохо спал, прислушиваясь по ночам к ровному дыханию Вали. Он вспомнил, как смотрел на ее поднимающийся и опускающийся живот, не представляя, как сложатся его отношения с этим человечком. Он не был готов к роли отца. Появление ребенка, по мнению Вадима, могло разрушить только-только зарождавшиеся отношения с женой, его третьей женой. Ему хотелось подольше купаться в таких новых, греющих душу буднях, которые Валя умела превращать в светлые, лишенные серости и предопределенности дни. Ему было уютно и тепло дома, где он — всегда самый желанный — ни гость, ни хозяин — баловень, окруженный вниманием и заботой. Вадим боялся потерять все это.

Теперь ему было стыдно за свою слабость, ведь появление Димки действительно все изменило, но совершенно в иную сторону. Вадиму открылась еще одна, ранее не известная Валина особенность: уставшая, но счастливая, она успевала одарить своим теплом теперь уже двух любимых мужчин. Свет, исходивший от нее, притягивал магнитом, когда вечером, держа на руках Димку, она встречала мужа после работы. Ей хотелось купаться в его согревающих лучах, отвечать тем же. Началась новая полоса в жизни Вадима, в которой он ощутил чувство ответственности и бесконечной нежности к близким и дорогим существам. Он не сопротивлялся рождению этого ощущения и полностью погрузился в него. Ему показалось, что он, наконец, нашел себя в этом размеренном ритме и радовался, что судьба подарила ему встречу с удивительной женщиной, сумевшей вселить в него чувство удовлетворения и покоя. Прошло не так много времени, прежде чем неуемная, страстная натура начала протестовать против спокойного течения жизни. Противоречивость характера молодого красивого мужчины снова неожиданно проявилась. Внезапно случилось то, что поставило под угрозу все: отношения с Валей, родителями, сыном, равновесие внутреннего мира. Но думать Вадим уже не мог, он был способен только нестись в сумасшедшем, сметающем все преграды потоке чувств.

Белов не заметил, как полностью погрузился в воспоминания. Он уже не стоял у окна — он словно держал в руках книгу, главы которой описывали его самого и жизнь тех, кто был с ним рядом. Ему было интересно перелистывать страницу за страницей. Их было не так много, но некоторые из них казались совсем истрепанными, готовыми рассыпаться в руках от самого легкого прикосновения — они были опалены страстью.

Вадим родился в очень дружной семье, где царила атмосфера взаимопонимания и любви. Он не мог припомнить ни одного случая, когда в доме кто-то говорил на повышенных тонах. Это было не свойственно ни маме — Галине Матвеевне, ни отцу — Петру Петровичу. Они были настолько близки друг другу, что даже в критических ситуациях, без которых невозможен самый идеальный брак, никогда не опускались до банальных скандалов. Их отношения были полны нескрываемой нежности, заботы, стремления не причинять любимому человеку боли. В этом не было ничего показного, наигранного — просто встретились и полюбили друг друга два человека, которые понимают и чувствуют один другого и хотят всегда быть вместе.

Серьезное отношение к семье и ее устоям, похоже, совершенно не передалось их сыну. Он женился безоглядно, следуя порывам страсти, потом не заботился о том, чтобы сохранить союз. Два очень коротких брака — на первом курсе института с Региной, на четвертом — с Марьям — не оставили в душе Белова глубокого следа, однако на какой-то период охладили его пыл к женитьбе. После этих двух попыток он поразмыслил и решил, что для того, чтобы любимая женщина была рядом, совсем не обязательно идти с нею под венец. Родители, настороженно наблюдавшие за поведением своего сына, не могли понять: откуда у него такое легковесное отношение к браку? И Петр Петрович, и Галина Матвеевна отличались постоянством чувств. Они соединили свои судьбы еще в студенческие времена, во время учебы в медицинском институте, и с тех пор делили пополам жизненные радости и трудности, растили сына. Глядя на то, как их повзрослевшее чадо бросается с головой в бурлящий поток очередного романа, они каждый раз внутренне готовились к тому, что скоро последует сообщение о предстоящей свадьбе. Две избранницы Вадима не пришлись по душе ни Галине Матвеевне, ни ее мужу. И дело было не в том, что свекровь не видела достойной подруги для своего любимого Вадюши. Наблюдая за экстравагантными, длинноногими брюнетками, получавшими их фамилию, она смиренно принимала выбор сына, ожидая, что рано или поздно рядом с ним окажется достойная женщина.

Вадим разочаровывался в своих спутницах именно тогда, когда родители всеми силами старались найти положительный момент в браке сына. Ни Регина, ни Марьям не смогли удержать страстного, отдающего всего себя и требующего такого же отношения к себе мужа. Он не позволял командовать собой, не прощал ничего поверхностного, наигранного. Бесспорная красота его избранниц становилась обыденным и приторным дополнением к их душевной пустоте, ограниченности. Вадим достаточно легко расторгал обязательства и забывал о существовании экс-мадам Беловых. Будучи снова холостым, он давал себе обещание не поддаваться мгновенным импульсам желания. В конце концов, он доказывал своему неугомонному мужскому началу, что не должен разменивать свою жизнь на бесконечные штампы в паспорте. У него были большие планы относительно собственной карьеры, и пришло время уделить именно этому наибольшее внимание. Прежде всего он должен добиться чего-то в жизни, а душевный разлад только задерживает его продвижение вперед.

Вопреки желанию родителей он не стал врачом, категорически настояв на перспективной, интересной для него работе программиста. Со временем у Беловых-старших не осталось сомнений в том, что их сын выбрал верный путь. Но в самом начале они не были довольны его категоричным выбором. Получив диплом, Вадим остался на кафедре в качестве аспиранта. Он не горел желанием защищать кандидатскую диссертацию, потому что к моменту окончания института его голова была больше занята проблемами создаваемой им и его одноклассником Костей Проскуриным фирмы по производству компьютеров. Два амбициозных молодых человека, удачно дополняя друг друга, направили все силы на развитие нового бизнеса, ожидая в недалеком будущем его бурного развития и успеха. Однако, видя, как важно для отца и матери продолжение его учебы, Вадим решил, что сможет сочетать работу в фирме и аспирантуру. Он делал ставку на свой молодой, полный энергии и оптимизма организм, на максимализм юности, когда, кажется, все по плечу. К тому же именно тем жарким летом, после получения диплома, в его жизни появилась Валюша Смирнова. Он не придал серьезного значения знакомству с этой, так непохожей на героинь его романов, девушкой. Приехавшая из провинции, не испорченная, тонкая, ранимая натура, она привлекла его внимание именно своей чистотой и обаянием, открытостью. Белов присматривался к ней, стараясь заметить наигранность, нарочитую простоту пытался представить коварным ходом. Но ничего такого ему никак не удавалось увидеть. Если бы он только знал, чего стоило девушке вообще произносить не лишенные смысла слова, ведь Валя полюбила этого красивого голубоглазого брюнета с первого взгляда. Ее мысли путались в голове, а глаза постоянно утопали в небесной синеве взгляда Вадима. Она старалась ничем не выдавать волнения от тембра его голоса, заставлявшего быстро стучать ее сердце. Она просто не верила, что такой красивый, веселый, уверенный в себе молодой человек может обратить внимание на нее, невысокую толстушку с русой косой. Увидев в Вадиме того принца, о котором мечтает каждая девушка, она гнала от себя любые мысли о продолжении отношений. Ее мама часто говорила, что нужно быть очень осмотрительной и не такой доверчивой, но разве доводы рассудка способны заглушить пение сердца?

Их случайное знакомство не закончилось тем жарким летним вечером. Юноша не упускал ее из виду. Он звонил на квартиру хозяйки, у которой в то время Валя снимала комнату, и каждый раз, предвкушая разговор, девушка на мгновение прижимала телефонную трубку к груди. Она чувствовала, что счастье просто слышать его голос делает ее красивее, умнее, смелее. Она улыбалась своему отражению в зеркале, видя, как светятся ее серо-зеленые глаза. Она верила, что нашла свою судьбу. А во время встреч они говорили о жизни, высоких материях, планах на будущее, постепенно узнавая друг друга. Белов не скрыл, что дважды был женат, чем на какое-то время привел Валю в замешательство. Она нашла в себе силы быть достаточно деликатной, чтобы не увязнуть в бесконечных вопросах о его прошлом, и Вадим оценил это. Он с наигранным безразличием назвал два неудавшихся брака опытом горячей юности, вскользь заметив, что так и не ощутил, что такое настоящий семейный очаг. Валя видела, что он с гораздо большим удовольствием говорил о недалеком будущем. С его лица сходила напряженность, и даже тембр голоса менялся. Белов рассказал, что учится в аспирантуре, хотя не планирует связывать с наукой свою жизнь. С удовольствием поделился планами открытия компьютерной фирмы, горячо убеждая Валю, что только за этим будущее. Она слушала его, не понимая, как в одном человеке соединяется столько противоречий. Он словно был соткан из них, и это должно было бы настораживать, но красота и обаяние Вадима делали свое дело. Валя отгоняла от себя любые мысли, призывавшие быть острожной и не доверять человеку, так свободно говорившему о двух скоропалительно распавшихся браках, о свободе выбора жизненного пути, выбора, который он делал, исходя исключительно из собственного мироощущения. Он с любовью говорил о своих родителях, в то же самое время отмечая, что никогда не сможет простить им давления на него, навязывания воли всезнающих, опытных людей. Создавалось впечатление, что юноша вообще не имеет обыкновения прислушиваться к чьему-либо мнению. Он уверенно смотрел в будущее, и это сбивало Валю с толку: может быть, так и нужно, чтобы добиться чего-то? Она не была столь решительной, никогда не была, и всегда прислушивалась к советам матери. Она не представляла, что можно ей перечить, да и не было такого случая, чтобы хотелось отчаянно настаивать на своем.

Валя тоже рассказывала Вадиму о своей маме — Степаниде. О том, что именно ее поддержка и понимание стали решающими в выборе дальнейшего пути. Они всегда были вместе, даже находясь на расстоянии. Растившая дочку без отца, Степанида, конечно, страдала от одиночества. Но материнское сердце согревала мысль, что дочка добьется в жизни того, о чем мечтает, и не повторит судьбы своей матери: тяжелый труд на ферме, работа, бесконечная работа по хозяйству… Нет, Степанида решила, что Валино желание стать врачом — прекрасное будущее. Главное, не обжечься вначале, не почувствовать себя лишней в городском ритме, но и оставаться самой собой. Именно на этом она настаивала, расставаясь с Валей. Благо, все сложилось даже лучше, чем обе предполагали.

Самой изматывающей была для девушки борьба с тоской в первое время. Голова отказывалась думать о чем-то, кроме предстоящей встречи с мамой. Ее присутствия девушке физически не хватало. Прошло немало времени, прежде чем Валюша привыкла к Горинску, к новым знакомым и уже не так болезненно скучала по матери и дому. Разлука уже не лишала сна, и позади остались времена, когда единственным желанием было поскорее дождаться выходных, чтобы приехать в родную Смирновку, увидеться с мамой, почувствовать прикосновение ласковых рук, услышать родной голос.

Три года учебы пролетели со сказочной быстротой. Диплом медсестры был получен, и теперь Валюша собиралась работать в больнице, мечтая в скором времени все-таки поступить в институт. Она призналась Вадиму, что побоялась сделать это сразу после школы, а теперь словно и не жалела об этом, но думала, что зря струсила. Нужно быть более уверенной в собственных силах. Однако теперь она благодарила судьбу за то, что все сложилось именно так. Иначе она бы не встретила Вадима. Она боялась даже думать об этом! Неужели она могла столько лет жить без его голубых глаз, без его иронии и постоянных проверок? Чего ей стоило выглядеть непринужденно и никогда не показывать, с каким нетерпением ожидает очередной встречи, знала только она. Валюша весело отвечала на все подковырки и «проверочные тесты» Вадима, не замечая, что заинтересовывает своего нового знакомого все больше и больше. Он оставлял свои впечатления при себе, каждый раз доказывая, что это просто дружба.

Прошло немало времени, прежде чем Вадим стал по-другому смотреть на нее, замечать, что его отношение к неожиданно возникшей в его жизни девушке перерастает в нечто большее. Он удивлялся тому, как ей удалось настолько заинтересовать его. Их отношения складывались по необычному для Вадима сценарию. Во-первых, он не бросался, закрыв глаза и отключив рассудок, в огненную пучину нового чувства. Он смаковал его, с каждым днем погружаясь в неизвестное состояние, дающее такие приятные ощущения. Во-вторых, он решил непременно познакомить Валю со своими родителями. Он был уверен, что она понравится им с первого взгляда, и не ошибся. Вадим ощутил особый кайф, когда Галина Матвеевна вздохнула с облегчением — наконец-то сын образумился и остановил свой выбор на достойной девушке. В-третьих, он ввел Валю в круг своих знакомых, где тоже получил однозначную положительную оценку своей спутницы. Предложение стать его женой прозвучало через полгода после первой встречи. Для Вадима это был трезво обдуманный шаг, а для Вали — продолжение романтических настроений и естественное желание всегда быть рядом с любимым.

Встреча с Валиной мамой — Степанидой Михайловной — произвела на Вадима гораздо большее впечатление, чем он ожидал. Ему очень понравилась эта красивая, рассудительная, хлебосольная женщина. Пожалуй, и его отношение к Вале с того момента приобрело совсем иную окраску. Белов сказал себе, что обязательно сделает все, чтобы эта девушка почувствовала себя счастливой. Он захотел, чтобы Степанида Михайловна не пожалела о выборе своей дочери. Вадим был благодарен хозяйке гостеприимного дома за то, что она не засыпала его многочисленными вопросами, мягко обошла тему его прошлых браков. Она просто улыбалась и присматривалась к новому члену семьи — с первых минут она поняла, что с легкостью даст материнское благословение, и радовалась, глядя на светящуюся от счастья дочь. Вадим оказался на пороге неизбежных перемен. Он не собирался упускать шанс. Пропуская через себя волну ответственности перед будущим, уверенности в том, что поиск идеала наконец завершен, Вадим испытывал удовлетворение. Это ощущение подарило ему необычайный душевный подъем.

Белов понял, что готов создать новую семью. Однокомнатная квартира, доставшаяся ему несколько лет назад после смерти деда, вскоре стала настоящим уютным гнездышком, где Валя так успешно справлялась с ролью хозяйки. Она без устали благоустраивала небольшое пространство, которое казалось ей раем на земле. Она просыпалась каждое утро с улыбкой на лице — и сны, и явь были так похожи на сказку, в которой ей отведена роль принцессы. К тому же вскоре молодая женщина поняла, что ждет ребенка, и это окрылило ее. Она мечтала поскорее увидеть маленькое чудо, желая окружить его такой любовью, на которую только была способна.

Появлению малыша предшествовала невосполнимая потеря: умерла Валина мама. Она болела давно и серьезно, однако тщательно скрывала это от окружающих и близких. Ей так и не довелось увидеть своего внука, а Валя долгое время носила в сердце глубокое ощущение вины, что не прочувствовала самого родного человека до конца, что не была с мамой рядом в последние минуты. Пожалуй, рождение Димки помогло ей выйти из этого состояния. Валя погрузилась в заботы о крошечном, беспомощном существе, пытаясь уйти от всего, что могло помешать зарождению совершенно иных, ранее не изведанных отношений. Теперь она чувствовала ответственность и гордость, глядя, как спокойно спит в кроватке запеленатый комочек. Она вошла в новый жизненный ритм, практически в одиночку справляясь с многочисленными трудностями. Вадим учился в аспирантуре и работал в созданной к тому времени фирме «Байт», поэтому уходил рано, приходил поздно. Он старался хоть как-то помочь жене, которая не жаловалась на хроническую усталость и продолжала встречать его по вечерам с улыбкой, с удовольствием делал покупки, гордо гулял с коляской в выходные, понимая, что этого мало, но в то время он был не способен на что-то большее. Его родители тоже освобождались от работы только на субботу-воскресенье. В эти дни они спешили с самого раннего утра оказаться в доме сына и старались принести максимальную пользу. Валина бабушка, Вероника Сергеевна Маковецкая, невероятно счастливая тем, что у нее появился правнук, слишком плохо чувствовала себя, чтобы Валя рассчитывала на помощь с ее стороны. Годы брали свое, и порой Вероника Сергеевна понимала, что мысленно готова на все, чтобы быть полезной, однако реально это оставалось невыполнимым.

Три года пролетели быстрее, чем можно было себе представить. Вадим окончил аспирантуру, защитил диссертацию и теперь преподавал на кафедре и с большим энтузиазмом продолжал с партнером Костей развивать свое главное детище — компьютерную фирму. Однокомнатное гнездышко не так давно сменила просторная трехкомнатная квартира, появилась возможность благоустраивать быт, обзаводиться вещами, о которых раньше можно было только мечтать.

Валя вышла из декретного отпуска на работу, отдав малыша в сад. Теперь в привычном кабинете врача невропатолога, где Валя была медсестрой, место Вероники Сергеевны заняла недавно окончившая институт Алиса Захаровна Зингер. Отношения между ними не были полны легкости, откровения и понимания, к чему хорошо успела привыкнуть Валя до декрета. Маковецкая — это была особенная атмосфера, совершенно иной стиль работы и общения. Но выбирать не приходилось — Валя всматривалась в лицо красивой молодой рыжеволосой женщины в белом халате, которая изо всех сил старалась наладить с нею доверительные отношения. Они были одногодками, и темы их разговоров изредка вскользь касались душевных переживаний, которые не удавалось скрыть. Не было советов, обсуждений, просто констатация фактов. И конечно же ни одна, ни другая не представляли, что все их женские проблемы, слезы и радость относятся к одному мужчине…

В начале очередного периода неудовлетворенности Белов мечтал о том, чтобы жизнь его наполнилась новыми красками. Он уже перестал радоваться семейному покою и уюту, размеренность стала раздражать его. Он почувствовал себя старым, усталым, ничему не радующимся брюзгой, а это состояние доводило его до бешенства, к тому же все эти эмоции и душевные переживания приходилось скрывать от окружающих. Родители, друзья, Валя — они вряд ли поняли бы его состояние. Страстной натуре Белова были нужны встряски, эмоциональные подъемы. Стабильность так и не стала его спутницей надолго. В ответ на его мысли судьба подарила ему встречу с красивой рыжеволосой женщиной, с которой Вадим столкнулся в больничном дворе. Незнакомка спеша буквально упала в его объятия, она не заметила его, он — ее. Вот так стремительно мчались они в совершенно разные стороны, а оказалось — навстречу друг другу. Между ними промелькнуло то, что называют роковой страстью. Они и не предполагали, к чему приведет эта случайная встреча, разделившая жизнь обоих на «до» и «после» нее. С того ноябрьского вечера началась двойная жизнь Белова и переполненная любовью и ожиданием перемен — Алисы Зингер.

Они встречались три месяца с небольшим. Валя сразу почувствовала, что с Вадимом что-то происходит, а уже через некоторое время была твердо уверена, что в его жизни появилась другая женщина. В их новой, ставшей такой пустой и чужой, квартире она чувствовала себя одинокой и находила утешение в подрастающем сыне. Голубые глаза Димки смотрели открыто, доверчиво, с любовью, и Вале казалось, что это Вадим продолжает любить ее. Становилось легче, но самообман не мог длиться долго. Она видела, что, приходя домой, муж лишь физически присутствует за столом, у телевизора, односложно отвечает на ее вопросы о работе, прошедшем дне, играет с сыном. Прекратились их долгие посиделки после ужина, при свете бра за чашкой ароматного кофе, когда красноречие Вадима завораживало, и так хотелось слушать еще, еще. Он лишь однажды позволил себе прийти домой слишком поздно, оправдывался загруженностью на работе, но Валя до сих пор помнила, как тихо и холодно было на кухне, где она сидела, уставившись на телефон. Когда Вадим вернулся, она не опустилась до расспросов о том, где он был и почему у него такой виноватый вид. Просто нашла в себе силы казаться спокойной, предложила поужинать и пошла в спальню. Белов тогда вздохнул с облегчением — никакого скандала, никаких сцен. Чувство вины сменило чувство эйфории от свидания и стало нестерпимо обидно оттого, что не пришлось оправдываться. Поведение Вали внушало ему восхищение, но временами оно видоизменялось в едва скрываемое раздражение.

Валя всегда говорила себе, что ради сохранения семьи, ради того, чтобы быть рядом с Вадимом, она простит ему все. Но сказать оказалось гораздо легче, чем пережить все реально. Любимый отгораживался извечной иронией и пустыми фразами. Димка стал для него предлогом, чтобы улизнуть из дома: на прогулку, за конфетами, за подарками. Начались тяжелые для Вали дни, рассказать о которых она смогла только Веронике Сергеевне. Ее советы помогли молодой женщине обрести равновесие, набраться терпения и ждать, не обостряя ситуации. Ведь и теперь ее самым большим желанием было — не потерять Вадима.

…А он полностью ушел в свои новые переживания и впечатления. Он был уверен, что ведет себя благоразумно, и эта темная страничка его жизни известна только ему. Валя ни о чем не спрашивает, лишь изредка говорит о том, что не хочет быть ему в тягость. Кажется, ей трудно приспособиться к тому, что у них начался новый этап, связанный с его профессиональным ростом. Она думает, что в этой благополучной, наполненной реальными возможностями жизни ему нужна рядом другая женщина. Нет, Вадим совсем не собирался отказываться от своей семьи, просто решил добавить немного разнообразия и забытых ощущений, когда сердце замирает и дыхание сбивается от одной мысли о предстоящем свидании. Это было нужно ему, как воздух. Дома, на работе он старался быть прежним, а потом в нем просыпался другой мужчина. У него не было семьи, сына, обязательств, только желание и предвкушение удовольствий.

Встречи с Алисой иногда казались ему сном, так неистово и жадно занимались они любовью, так мучительно было ожидание следующей встречи. С ее стороны это была горячая, безрассудная любовь с первого взгляда, а он… Он не строил никаких планов. Он удовлетворял свою страсть, не задаваясь вопросами о будущем, не рассказывая о прошлом и скрывая настоящее. Он не признался в том, что женат, она скрыла, что работает в больнице невропатологом. Белов хотел сначала привязать, подчинить эту молодую эффектную женщину, которая завершала весь необходимый ему список жизненных удовольствий, а она просто побоялась признаться в столь неромантической профессии, думая, что это повлияет на свободу и откровенность в их отношениях. Маленькая и большая ложь сосуществовали в безумной страсти, без вопросов, обязательств, признаний.

Поначалу их любовным гнездышком стала квартира лучшей подруги Алисы Марины Светиной. Вадим чувствовал себя неуютно: на этой же лестничной площадке жила и Алиса с родителями. Он не хотел однажды столкнуться с ними лицом к лицу. Он знал, что рано или поздно получит приглашение познакомиться, но решил, что этот момент пока следует отложить. Голова Белова кипела от накапливающейся цепочки обманов, от увеличивающегося объема информации, часть которой предназначалась только для Вали, другая — только для Алисы, третья — для родителей и друзей. Он постоянно находился в напряжении, впрочем, вскоре привыкнув к этому состоянию. Он перестал переживать и думать о том, что предает любовь жены, недооценивает чувства Алисы.

Чтобы избежать ненужных сложностей, он поспешил объявить о своих непростых отношениях со своими предками — так на время он решил проблему первой встречи Алисы с будущей свекровью. Вадим был уверен, что с некоторых пор молодой женщине плохо удавалось скрывать свое нарастающее желание стать его женой, в этом было что-то будничное, лишенное романтики и ощущения полета. В его же планы не входило разрушать то, что создавалось не один год. Он своеобразно разделил свою жизнь на две части: в одной были Валя и сын, а в другой — Алиса. Обе женщины хотели полного обладания этим красивым, уверенным в себе мужчиной. Ему же поначалу было трудно разрываться между ними. У него не было опыта подобных отношений. Два его первых брака распались скорее, чем Вадим почувствовал необходимость в новых ощущениях. Теперь приходилось изворачиваться, получать от жизни лучшее, внося в нее разнообразие, огонь и вкус интриги. Белов оказался в своей стихии. В какой-то степени он достиг некого предела в своих желаниях. Хотя он был достаточно умен для того, чтобы понимать — это не будет тянуться долго.

Алиса изо всех сил старалась выглядеть независимой, нелюбопытной, веселой, но порой в случайно оброненных ею фразах отчетливо проявлялся лейтмотив — как каждая нормальная женщина она хотела замуж, хотела рожать детей от любимого мужчины и заботиться о нем и их доме. Три месяца встреч показали ей, что они не стали близки так, как ей того хотелось. Они встречались, словно по расписанию, не ходили ни к кому в гости, ни с кем не общались, а лишь, как изголодавшиеся животные, предавались плотским утехам, расставаясь, чувствуя полное опустошение. Алиса не могла даже представить, что она — лишь красивое дополнение к полноценной, сложившейся жизни обожаемого ею Белова. Она знала о нем совсем немного: образован, с необычным, тонким чувством юмора, красивый и страстный. Мог стать врачом, как его родители, но выбрал свой путь — программиста, работает в компьютерной фирме, не лишен амбиций, уверенно говорит о стойком материальном благополучии в ближайшие годы. Немногочисленных друзей держит на расстоянии, не подпуская никого к себе близко. Алиса осмелилась думать, что она — вообще единственное разумное существо, с которым он изредка позволяет себе быть откровенным. Она тешила себя надеждой, что он слишком серьезно относится к происходящему между ними, и потому не торопит события, присматриваясь, оценивая, что за женщина оказалась с ним рядом. Она была готова ждать. Только все равно — так хотелось слышать признания в любви, купаться в розовых облаках фантазий о будущем, но Вадим был чересчур сдержан в словах. Это вызывало сомнения в его откровенности, но сомнения эти влюбленная женщина старалась гнать прочь. Она не могла не доверять ему, она слишком любила…

Мама Алисы Софья Львовна поняла, что в сердце дочери появилось настоящее чувство. Об этом говорили ее карие глаза, улыбки, неконтролируемые жесты и постоянная восторженность. Софья Львовна радовалась, не задавая лишних вопросов. Она знала, что придет время, и ее Лялька поделится всем, что накипело. Конечно, подруге детства Марине достается больше откровенных признаний, но ревновать к ней было глупо. Девочки росли вместе и ставшая Алисе почти сестрой Маринка несомненно была первой претенденткой на откровения подруги. «Пусть секретничают, — думала Софья Львовна. — Рано или поздно предмет страсти Лялечки предстанет передо мною. Надеюсь, он заслуживает такой любви, которой она одаривает его».

В отличие от Софьи Львовны, отношение Марины к развивающемуся роману было более чем скептическим. Алиса старалась не обращать на это внимания, расценивая поведение подруги как ревность. Марина всегда болезненно воспринимала все ее увлечения: и недолгое замужество, и романчики с сокурсниками. Будучи к ней очень привязанной, Марина действительно тяжело переживала самую кратковременную разлуку с подругой. Уезжала Алиса или предавалась очередной любовной интрижке, Марина старалась приблизиться к ней, и хотя бы в долгих откровенных разговорах по вечерам снова чувствовала близость. Ей было жизненно необходимо видеть, слышать подругу. Она сама понимала, насколько привязана к Алисе, что так нельзя, но ничего поделать не могла. Ведь семья Зингеров практически заменила ей родных, а Лялька была ей словно сестра. Вот почему, узнав в Вадиме мужа Валентины Сергеевны Беловой, Марина оказалась в очень щекотливом положении. Может быть, она все слишком усложнила, и следовало сразу рассказать Алисе о своем открытии, но обстоятельства сложились так, что пришлось смолчать.

Начать с того, что и Марина, и Валя, и Алиса работали в одной больнице. Это было невероятное стечение обстоятельств, которого никто не мог предположить. Марина была счастлива тем, что могла общаться со своей любимой Лялькой не только в домашней обстановке. Конечно, Валентине она первое время завидовала. Еще бы — та имела возможность проводить с Алисой весь рабочий день бок о бок. Это казалось Марине несправедливым. Но вскоре она смогла избавиться от неприятного чувства, явно написанного на ее лице. Марина каждый раз с улыбкой здоровалась или прощалась с Валентиной, продолжая обращаться к ней на «вы» во время коротких, ни к чему не обязывающих разговоров. Поначалу взгляды, которые она бросала вслед удаляющейся медсестре, были полны откровенной зависти. Но, поразмыслив, Марина решила, что неправа, для нее — подарок судьбы то, что Алиса после окончания института заняла место Маковецкой, именно в этой больнице, где сама Марина оказалась совершенно случайно — ей просто нужно было где-то работать после медучилища. Зарплата санитарки позволяла хоть как-то сводить концы с концами. К тому же она имела возможность продолжать работать уборщицей в школе, где подрабатывала еще во времена учебы в училище. Софья Львовна несколько раз пыталась уговорить ее сменить работу, предлагала места, в которых полученные знания могли использоваться в полной мере. Марина категорически отказывалась. Разве могла она добровольно уйти из больницы, где работала ее Лялька? После того, как свою личную жизнь она посчитала полностью и бесповоротно неудавшейся, Марина решила неустанно участвовать в любовных приключениях подруги. Ей было достаточно взволнованных рассказов Алисы об очередном увлечении, а о том, чтобы быть причастной к ее тайным свиданиям с любимым, она даже не мечтала. Но именно с такой просьбой обратилась к ней однажды Алиса — ей нужна была квартира. Марина поняла, что на этот раз подруга испытывает настоящее чувство. Ревность и страх потерять близкие, доверительные отношения с нею все же уступили место доводам рассудка. После первого же свидания Алисы и Вадима Марина, случайно столкнувшись с ним в подъезде, поняла, что ее подруга встречается с женатым мужчиной. Собственно говоря, в этом не было ничего особенного, учитывая легкость современных нравов. Но Марина понимала, что Алиса остается в полном неведении о том, что, во-первых, работает с женой своего любимого бок о бок, во-вторых, развитие отношений говорило о том, что Белов не собирается ничего менять. Он выдумал несуществующий конфликт с родителями, он отмахнулся от друзей, не желая вводить Алису в свой круг. Будь у него другие, более серьезные планы на ее счет, он обязательно поступил бы иначе. Марина слушала рассказы подруги о том, какой необыкновенный, умный, красивый, настойчивый мужчина оказался с нею рядом, и кусала губы. Она не могла решиться раскрыть Алисе глаза на правду. Марина понимала, что Вадим купается в Лялькиной любви, словно дегустируя сладкий, дорогой десерт, не отказываясь при этом от основного, привычного блюда.

Когда Марина все-таки рассказала Алисе, что того мужчины, которого она себе придумала, реально не существует, ей не стало легче. Она увидела, какую боль причинила подруге, и пожалела о содеянном. Но слово — не воробей. Алиса была потрясена тем, что оказалась просто красивым дополнением к благополучной жизни молодого бизнесмена. Заявление Марины совпало с необъяснимой на первый взгляд ссорой, первой ссорой между Вадимом и Алисой.

Оба события произошли в один день. Алиса еще не отошла от того, как он разговаривал с нею — словно с девкой по вызову, настаивая на свидании, крича в трубку. Он никогда раньше не позволял себе так разговаривать. Алиса тогда возмутилась и положила трубку. После нескольких минут короткого телефонного разговора она чувствовала себя так, словно целый день занималась тяжелым физическим трудом. Она сидела в прихожей, не в силах подняться и пойти в свою комнату. Софья Львовна попыталась успокоить дочь, удивившись, что та настолько близко к сердцу приняла пустяковую на первый взгляд ссору. Но Алиса поняла, что произошло непоправимое. В этот момент она решила поговорить с Мариной. Теперь предвзятое отношение подруги к Вадиму требовало конкретного объяснения. Алиса решительно поднялась и направилась к Марине. Благо, для того, чтобы встретиться с подругой, не нужно было никуда ехать.

Увидев возбужденную Ляльку с горящими глазами и беспокойными руками, которые ей словно мешали, Марина все поняла. Она не стала искать слов и ходить вокруг да около. Ее сообщение повергло Алису в шок, но это было единственным выходом. Очередная ложь могла привести к непоправимым последствиям. Марина боялась теперь только одного — что, вернувшись к себе домой, подруга захочет распрощаться с этой не дающей ей шансов на настоящее счастье жизнью. Алиса поклялась, что не собирается совершать очередную ошибку. Она была подавлена, но, улыбаясь кончиками губ, старалась показать, что сможет выстоять.

Она любила искренно, с некоторых пор мечтая, чтобы Вадим стал отцом ее детей. Алиса не задавала ему вопросов, думая, что только ненавязчиво она полностью подчинит его, сделает так, что он не сможет представить рядом с собой другую женщину. Она отдавалась ему со страстью, которой сама от себя не ожидала, отбросив стыд, мораль, доводы рассудка. Она наконец почувствовала себя счастливой, а когда ловила на себе и Вадиме восторженные взгляды, молодая женщина светилась от сознания того, что они вместе. Она была готова стать с ним одним целым. Ей казалось, что до Вадима в ее жизни не было ничего настоящего. В этом мужчине соединились все требования Алисы к своему избраннику: он был красив, умен, весел, находчив, уверен в себе и в будущем наверняка мог бы обеспечить ее безбедное существование, что для нее было немаловажным. Когда-то Марина сказала, что нельзя мечтать об идеале. Именно так она рассматривала длинный список достоинств, которые должны были характеризовать любимого ее подруги.

То, о чем рассказала Марина в тот вечер после телефонного разговора с Вадимом, перечеркивало все хорошее, чего ждала Алиса от этого романа. Получалось, что ее просто использовали. Алиса не могла описать своего состояния, неужели она смогла это пережить? Жизнь продолжается, только любовь умерла. Погасли согревающие душу огоньки надежды и наполнили сердце едким, непроглядным дымом отчаяния и разочарования. Ничего особенного не произошло — еще одна мертвая любовь, похороненные мечты. Земля не разверзлась под ногами, а на небе все так же светят звезды. Какое дело вечности до того, что происходит с какой-то молодой обманутой женщиной? Ложь стала очевидной и с этим нужно как-то жить, нет, выжить… По сути, не скажи Марина всей правды в тот вечер, в один прекрасный момент она все равно стала бы известна. Значит, с его стороны все было игрой, и теперь Алиса знала наверняка, что даже за маленькую ложь всегда последует наказание. Она получила то, чего заслуживала. Не скрой она того, что работает в этой больнице, во дворе которой они первый раз встретились, может быть, события сложились бы по-другому или никак. Теперь Алиса сожалела, что столько раз закрывала глаза на тревожившие ее признаки. Она не хотела думать ни о чем, кроме своей всепоглощающей любви, и ожидала такого же чувства в ответ. Она отмахивалась от предупреждающих намеков Марины, рассматривая их, как навязчивые идеи ревнивой подруги. Однажды они даже поссорились на этой почве, и несколько дней Алиса проходила мимо Марины молча, с гордо поднятой головой. Как же ей теперь было стыдно перед подругой! Любовь совсем ослепила ее, лишила способности трезво мыслить. Ей казалось невероятным получить прощение, но Марина была великодушна. Она не могла оттолкнуть Ляльку, когда та так нуждалась в ней. Они снова стали близки, очередное разочарование в мужчинах обычно сплачивает женщин.

Алиса долго не могла привыкнуть к тому, что играла банальную роль любовницы. Это было не для нее. Ей нужно было или все, или ничего. Проанализировав поведение Вадима, она поняла, что продолжение романа с ее стороны исключено, даже если он будет искать примирения. Нет, она должна найти другой выход из положения. Ни один мужчина не станет больше манипулировать ею! Она все берет в свои руки. Алиса сказала себе, что сыта романтикой по горло, и в этот момент поняла, что делать. Теперь звонок школьного друга Гарика Молчанова, который она проигнорировала пару месяцев назад, ослепленная любовью к Вадиму, показался ей выходом, прекрасным, триумфальным выходом!

Алиса действовала быстро, под осуждающими взглядами и комментариями Софьи Львовны набирала номер своего давнего друга, давно и безуспешно старавшегося обратить на себя ее внимание. Пришло его время. Он очень высоко поднялся, сделал стремительную, головокружительную карьеру, а это сейчас в глазах Алисы было его главным козырем. Взаимные чувства ей были не нужны. Ее сердце молчит, пусть отдохнет. Гарик — интересный и явно неглупый мужчина, обладающий массой достоинств. Они перетянут чашу весов, на которые поставлены любовь и расчет. Белову с ним не тягаться: что его фирма и недавно открывшийся магазин в сравнении с безграничными возможностями Молчанова! Алиса была спокойна и рассудительна. Просьбы мамы не поступать сгоряча казались ей детским лепетом. Она смотрела в тревожные глаза Софьи Львовны, не понимая, о чем та говорит. Неужели не видно, что в ее поступке нет ни тени агонии, затравленности зверя перед последним прыжком? Она наконец совершает то, что нужно ей, именно ей.

Алиса не ожидала от себя такой уравновешенности. Она должна вырваться из этого мира, показать всем и Ему, какая сказочная жизнь ожидает ее. Оставалось удостовериться, что Эдуард Михайлович все еще холост. Фортуна была на стороне Алисы — Гарик не стал ждать, он показал, как завоевывают неприступное сердце. Все пронеслось быстрее, чем Алиса могла предположить.

Их бракосочетание произошло десятого апреля. Чуть больше месяца прошло после ссоры Алисы с Вадимом. Он действительно звонил, надеясь на примирение, но всякий раз разговаривал с Софьей Львовной. Алисы постоянно не было дома, а Белов, перезванивая, все еще продолжал лгать о том, что у него нет телефона. Он тешил себя надеждой, что Алиса решила подольше помучить его, держа на расстоянии, не общаясь с ним и минуты. Белов успокоился, решив, что он сделал шаг к примирению и теперь очередь за обиженной любовницей. Он ждал терпеливо, не задаваясь вопросами: «Где она? С кем? Когда задетое самолюбие позволит ей подойти к телефону?»

Они встретились в последний раз, когда Белов, наслаждаясь недавно купленной машиной, остановился на пешеходном переходе. Он сразу выделил из толпы ее высокую, стройную фигуру и развевающиеся на ветру рыжие волосы. Она даже приняла его приглашение и села в машину. Оба не ожидали встретиться так, но неловкое молчание вскоре сменили привычные шутки Вадима. Несколько вопросов — и Алиса поняла, что он не изменился и ничего не хочет менять в своей жизни. Тогда-то она и сказала, что знает о том, что он несвободен. О своих планах она решила промолчать. Она посчитала, что не станет говорить о них в такую минуту, чтобы он не подумал, что она поступает сгоряча, из обыкновенного желания досадить ему. Алиса старалась держаться спокойно и ничем не выказывать своего душевного состояния. Она ругала себя за то, что в первые мгновения встречи почувствовала, что не забыла эти голубые глаза и улыбку, что едва справляется с дрожью, слыша его голос. Промелькнула шальная мысль, что вот-вот он скажет, что свободен, начнет говорить, как невыносимо тяжело жил это время без нее… Но ничего подобного не произошло. Белов просто хотел продолжать развлекаться, снова лгал — терпеть это было не в ее силах.

Она позволила себе разрыдаться, когда прощалась с ним. Ей было безразлично, что на них смотрят, что безупречный макияж размазывается по щекам, что ее ждет Гарик и очень удивится, увидев свою невесту в таком состоянии. Она не могла ни о чем думать, потому что внутри испытывала такую боль, пережить которую могло помочь только чудо. Она оказалась очень выносливой — все-таки человеческий организм таит в себе невероятные возможности. Молодая женщина приложила все силы к тому, чтобы устоять, удержаться, захотеть смотреть вперед. Алиса верила, что получит сполна свою долю счастья, покоя и удовлетворенности. Ради этого она стала госпожой Молчановой.

Вадим почувствовал дискомфорт и резко оглянулся: в дверном проеме стояла Валя. Она сонно потирала глаза и, привычным жестом откинув за спину косу, тихо спросила:

— Ты что здесь делаешь в такую рань?

— Стою смотрю в окно.

— Шесть утра! — по мере того, как Валя просыпалась, удивление ее возрастало. Она знала, как любит Вадим понежиться в постели.

— Неужели всего шесть? — Белов усмехнулся: хорошо жизнеописание, получаса хватило, чтобы получить полное представление о Вадиме Петровиче любимом.

— Ты как-то странно говоришь, — Валя подошла, прижалась к мужу. Вздрогнула, когда его холодные ладони коснулись плеча, спины. — Да ты замерз совсем. Хватит играть в романтику. Пойдем еще поспим. Димка вот-вот проснется, тогда ты начнешь тянуть на голову одеяло и мямлить о нескольких минутах покоя.

«Это она хорошо сказала насчет романтики», — подумал Вадим, снова лежа в кровати. Спать совсем не хотелось, а Валя уже равномерно посапывала рядом, прижавшись щекой к его плечу. Теперь Белов с завистью подумал о ее умении вот так быстро отключаться. Вадим недовольно завозился в кровати, расправляя одеяло. Он закрыл глаза и начал считать — медленно, представляя каждое число. Потом переключился на ступеньки. Он то бежал по ним вверх, стараясь соблюдать определенный ритм, то словно садился на перила и мчался вниз, едва поспевая пересчитать мелькающие серые выступы. Вдруг он ощутил, что не может удержать равновесия и вот-вот свалится со скользких перил, на радость пожилой парочке, наблюдающей за ним на одной из лестничных площадок. Белов не успел крикнуть им что-то неучтивое, вертевшееся у него на языке, как почувствовал легкое прикосновение к щеке. От неожиданности Вадим покачнулся и все-таки упал… Открыв глаза, он увидел рядом со своим лицом улыбающуюся мордашку Димки. Это он несколько раз провел маленьким пальчиком по щеке. «Значит, я все-таки уснул? Который час?» — подумал Вадим и посмотрел на настенные часы напротив — половина восьмого.

— А по тебе, малыш, можно часы сверять, — улыбнувшись, сказал Вадим, обнимая сына. — Доброе утро.

— Доброе утро, пап, — голубые глаза мальчика светились от радости. — Ты ведь не забыл, что сегодня у тебя начался отпуск?

— Теперь точно вспомнил.

— Значит, мы после завтрака едем кататься на санках с горки, как ты обещал? — делая ударение на второй части фразы, спросил Димка.

— Обязательно. Давай пойдем почистим зубы, а потом обговорим детали.

Вадим всматривался в свое отражение в зеркале, пока тщательно сбривал упорно появляющуюся каждое утро щетину. Рядом о чем-то весело рассуждал Димка, но Белов только делал вид, что слушает его. Он умудрялся время от времени поддакивать и делать внимательные глаза. Когда в ванную комнату заглянула Валя, Вадим постарался придать своему лицу беззаботное выражение.

— Доброе утро, — она пристально посмотрела на него, но Белов выдержал ее взгляд, аккуратно запахнул халат и застыл в ожидании. — Завтрак готов, дорогие мои, прошу к столу.

Димка забежал на кухню первым. Он сразу потянул носом приятный аромат свежеприготовленных оладий, а в маленькой баночке стоял его любимый клубничный джем. Потирая руки, малыш занял свое место. Завтрак проходил в молчании. Валя едва притронулась к еде, отпивая из чашки горячий зеленый чай с лимоном — начался очередной этап борьбы с лишними килограммами. Вадим из уважения к хозяйке съел один оладушек и, откинувшись на спинку стула, наблюдал, как Димка с аппетитом ест.

— Я готов, пап! — улыбнулся малыш.

— Интересно, к чему? — спросила Валя, переводя взгляд с мужа на сына.

— Первый день десятидневного отпуска я пообещал Димке провести исключительно с пользой для здоровья. Мы хотим покататься на санках с горок в пригороде. Ты не против?

— Нет, отпускаю вас спокойно в надежде, что из вас двоих все-таки один — взрослый мужчина.

— Поехали с нами, мама, — попросил Димка, но Валя отрицательно покачала головой.

— Я уберу и порисую в тишине — это мечта каждого дня.

— Вот и хорошо. Только не оставь нас без обеда, — улыбнулся Вадим, поблагодарил за завтрак и поднялся из-за стола.

— Петрович!

— Что, Сергеевна?

— У тебя все в порядке? — Валя почувствовала, как возникло неприятное ощущение, что она разговаривает сама с собой. Голубые глаза Вадима были пустыми, отрешенными. Улыбались только его губы.

— Лучше не бывает. Я в заслуженном отпуске и полностью принадлежу вам, родные.

Валя проводила его взглядом, пока силуэт мужа не скрылся из виду. Димка побежал за ним. Вскоре из гостиной раздавался его задорный, заразительный смех вперемежку с громкими возгласами отца. Принявшись за посуду, Валя не могла отделаться от мысли, что с Вадимом снова что-то не так. Он отгораживается своими извечными шутками, но старается быть внимательным и к ней, и к Димке. Задерживается на работе, возвращается подавленный, вымученный, немногословный и не может зачастую сбросить с себя груз прожитого дня. Раньше они любили посидеть на кухне, обсуждая все, что происходило с ними, а теперь любые разговоры, кроме обсуждения блюд на обед или ужин, заходят в тупик.

После того как весной прошлого года Валя оставила работу и стала называться модным словом «домохозяйка», ее жизнь изменилась. К одним переменам женщина была готова, другие ее не вдохновляли. Она не ожидала, что распрощается с больницей настолько легко. Куда-то ушла мечта продолжить учебу, она даже не напоминала о себе, оставшись словно в другом измерении. На первый план вышло желание уделять внимание сыну и мужу, а потом — своему увлечению, которое становилось все более значимым. Валя решила, что у нее теперь будет больше времени для рисования. Она представляла себе, что не нужно бежать по утрам в садик, потом на работу, а вечером в обратном порядке, плюс почти каждодневный поход в магазин и финишная черта у кухонной плиты. Это не тяготило ее, но с некоторых пор Валя поняла, что такой ритм не дает ей возможности уделять внимание себе. Особенно после того, как она почувствовала до сих пор не дававший о себе знать интерес к фотографии и живописи. Наверное, наставления Вероники Сергеевны все-таки возымели свое действие. Бабушка по-родственному наставляла ее на путь истинный, часто говорила, что Валя растворилась в семейных хлопотах, а это не ведет ни к чему хорошему для такой молодой, талантливой женщины. Маковецкая предостерегала внучку от самопожертвования, которое рано или поздно станет противно ей самой и перерастет в обычную депрессию.

От этих далеко нерадостных перспектив Валю спас переезд на новую квартиру. Очевидное охлаждение между нею и Вадимом на время отодвинулось и ушло на второй план. Теперь Валя делала покупки, погрузившись в приятную суету. Она снова ощутила чувство праздника, когда открываешь глаза в просторной, чистой, обставленной по твоему вкусу спальне, а в соседней комнате спит Димка и в его детской все устроено именно так, как хотелось им, взрослым, но, кажется, пришлось по душе и малышу. Теперь у них была светлая, позволяющая спокойно, никому не мешая смотреть телевизор и видео, гостиная. Вспоминая свою скромную жизнь в Смирновке, Валя не могла поверить, что теперь она — хозяйка этого великолепия и, кажется, это только начало.

Валя полностью взяла на себя организацию ремонта и покупку мебели. Она подбирала обои, шторы, гардины, всякие мелочи, которые придают уют обстановке. Вадим внес свой вклад по-мужски, купив музыкальный центр, новый телевизор и снабдив новую кухню разными приспособлениями и техникой, о которой Валя и мечтать не могла. Началась совсем другая, красивая, словно театральная жизнь. Хозяйкой молодая женщина почувствовала себя с первых дней переезда, а Вадим с трудом вписывался в приобретенные декорации. Так он иногда говорил о квартире, прохаживаясь по вечерам из комнаты в комнату, пытаясь почувствовать себя владельцем этого великолепия. Казалось, он скучал по одинарке, доставшейся ему от деда. Его согревали воспоминания о первом появлении в ней Вали, потом Димки. Вторую свою жену, Марьям, на время ставшую там хозяйкой, он безоглядно вычеркнул из своей памяти. Оказывается, иногда он умел это неплохо делать.

С каждым днем Валя убеждалась в том, что, по сути, хозяйничает в новой квартире одна. Сюда переехали она и Димка, а Вадим присутствует только физически: он замкнут, приходит поздно, ведет себя так, словно нашкодил и не находит в себе сил сознаться в содеянном. Он засиживался до глубокой ночи за компьютером или листал бесконечные деловые бумаги, которые имел обыкновение приносить домой. Часто Валя замечала, что он слишком долго останавливается на одной и той же странице: ему было не до отчетов и проектов. Его мысли витали где-то вдали от всего, что не касалось его бурной личной жизни. Белову казалось, что он ведет себя как обычно, но Валя была напряжена. Женская интуиция подсказывала ей, что у мужа появилась другая женщина. Это так не вязалось с тем образом, который крепко-накрепко Валентина связала с Вадимом. У нее не было доказательства своим догадкам, но сердце тревожно сжималось, когда в очередной раз на столе оставался холодный нетронутый ужин — тот, для кого он предназначался, снова задерживался.

То, что о ее красивом муже мечтала не она одна, Валя смогла убедиться почти сразу после свадьбы. Она ловила на себе свирепые или недоуменные женские взгляды, одни откровенно уничтожали, другие — посмеивались. Однако поведение Вадима не настораживало ее, напротив, он мало говорил о любви, но всеми своими поступками давал понять, что в его жизни она — единственная женщина. Даже два предыдущих брака Белов преподносил, как необходимый опыт, плату за обладание такой совершенной, идеальной женщиной, как она. Он говорил, что получил все, о чем может мечтать нормальный мужчина. Особенно он распрямил плечи, когда родился Димка. Тогда мысли обоих родителей были обращены только к этому крошечному, беззащитному существу, с каждым днем все больше походившему на своего отца. Тонкие рыжие волосики сменили темно-русые, а потом черные, прозрачные голубые глаза стали васильково-синими, как у Вадима. Со временем Димка перенял его походку, обожал садиться за компьютер в гостиной и нажимать на клавиши. Наверняка он был очень горд, что делает все, как папа. Они подолгу рассматривали журналы о новинках техники, обсуждая что-то. Говорил, конечно, Вадим, а Димка внимательно рассматривал фотографии новых автомобилей, самолетов и старательно запоминал названия, термины. Вадим считал, что малыш очень рано проявил интерес к этому, и с удовольствием поощрял такое чисто мужское пристрастие к технике. Ему нравилось похвастать перед друзьями и родителями, что в возрасте полутора лет Димка на своем ломаном языке с горящими глазами рассказывает о машинах. Едва научившись составлять короткие фразы, малыш сразу же принялся рассуждать о цвете, форме, модели автомобилей, увиденных то ли на прогулке, то ли в очередном журнале. На эту тему он мог общаться столь долго, сколь позволяло желание взрослых его слушать и время.

Наступил момент, когда Вале стало казаться, что в глазах мужа уже нет тех задорных огоньков и благодарной радости, когда они с Димкой встречали его после работы. Он уже не воспринимал восторженно попытки сына показать свои новые познания. Общение с коллегой Костей Проскуриным вызывало у Вадима гораздо больше положительных эмоций, чем общение с ней и малышом. Валя наблюдала за этим без упреков, но часто тайком плакала, уложив Димку спать, и допоздна сидела одна на кухне, уставившись на телефон. Она не опускалась до того, чтобы звонить, искать, расспрашивать, хотя терзалась от предположений, где может быть Вадим. Самым гнетущим было то, что именно себя она винила в происходящем. Вадиму с ней плохо, он не находит себя, страдает, вынужден лгать — значит, она что-то делала не так.

Неожиданно ситуация изменилась — Вадим снова вернулся к обычному ритму, в котором постепенно снова появились долгие вечера за разговорами на кухне после работы. Жизнь в доме стала более живой, Вале перестало казаться, что муж чувствует себя квартирантом в собственной квартире. Это совпало с уходом Вали из больницы и очередными успехами Вадима в бизнесе. Все изменилось и, кажется, вошло в свое русло. Тайком от мужа Валя несколько раз заходила в церковь: она помнила слова матери о том, что за все радости нужно благодарить Всевышнего. Свечи, которые она ставила у икон Николая Чудотворца, Богородицы и Спасителя, своим огоньком отогревали уставшую душу женщины. Она стояла, глядя на колеблющиеся язычки пламени, вдыхала неповторимый аромат церкви, чувствуя, что сделала благое дело. Она получила награду за терпение — они снова вместе, хотелось надеяться, что навсегда.

Однако сегодня она опять заметила отрешенный взгляд Вадима, который испугал ее, заставил сердце стучать быстро-быстро, сбивая ритм дыхания. Она до сих пор не могла избавиться от холодной пустоты и обвинения, сквозившего в глазах мужа, когда рано утром он обернулся, вздрогнув: она не дала ему побыть наедине с собой. Наверняка он нуждался в этом, если в столь ранний час одиноко стоял в неярком лунном свете. Он не захотел потом прижаться к ней, вдыхая запах ее волос, и найти покой в этом. Ему словно было неудобно, неуютно на кровати и он явно едва справлялся с нараставшим раздражением. Она сама положила голову ему на плечо и замерла, подбирая слова для того, чтобы узнать, что его беспокоит. Но неожиданно она снова уснула, оставив без комментария то, что встревожило ее. Утром она осторожно встала с постели и собралась готовить завтрак — Вадим крепко спал. Валя снова струсила: она сказала себе, что не станет ни о чем расспрашивать. Время само все покажет…

Валя давно вымыла посуду, но не шла в гостиную, где все еще резвились два ее любимца. Наконец она заглянула к ним и улыбнулась, увидев раскрасневшиеся щеки обоих.

— Ты поможешь нам собраться? — спросил Вадим и, получив утвердительный кивок, обратился к Димке. — Мама тебя оденет, а я выйду немного раньше, прогрею двигатель и посигналю.

— Только ты не задерживайся, — жалобно протянул мальчик, пытаясь поймать взгляд отца. — Я очень скоро буду готов.

— Я тоже.

Через несколько минут за Вадимом закрылась входная дверь. Валя достала из шкафа в прихожей вещи Димки и помогла ему их надеть. Он беспрерывно говорил о том, что они здорово проведут с папой время, а завтра обязательно еще что-нибудь придумают.

— Мам, только ты тоже должна быть с нами. Мы ведь одна семья. Я правильно говорю? — Димка все еще не выговаривал «р», но серьезность произнесенной фразы заставила Валю не улыбнуться.

— Ты абсолютно прав. Сегодня я немного поработаю, а в завтрашнем мероприятии я обязуюсь принять участие. Идет?

— Хорошо, договорились. — Димке осталось надеть пуховик и сапоги. Он подошел к окну и, встав на носочки, посмотрел вниз. С высоты четвертого этажа прохожие, машины не казались игрушечными, лишенными привычных очертаний, не то что у дяди Игоря и тети Наташи Вороновых, у которых Димка с мамой недавно был в гостях. Двенадцатый этаж показался ему нереально высоким. Казалось, что дом качается, особенно, когда к нему подплывали облака. Димка несколько раз с опаской выглядывал в окно, наблюдая сказочную картину, которая пугала и завораживала одновременно — белые, нереально близкие облака сменялись другими, но дом все-таки стоял на месте. Вид из окна собственной квартиры нравился Димке гораздо больше: макушки деревьев, люди, не напоминающие муравьев. Здесь он чувствовал себя в безопасности. Димка всматривался вдаль, пытаясь не пропустить момент, когда покажется папин «Форд». — А папа все же задерживается. Наверное, опять что-то с двигателем или аккумулятором.

Валя улыбнулась — для своего возраста Димка знал о машинах много и не упускал возможности блеснуть знаниями. Она сама благодаря его страсти к самолетам, машинкам часто открывала журналы, пестревшие цветными фотографиями новых авто, и теперь могла отличить «Опель» от «Аудио», чего раньше за собой не замечала.

— Потерпи, милый, папа вот-вот подъедет. Да, и пообещай мне слушаться его.

— Конечно, конечно. Ну, где же папа?

Вадим давно завел машину и теперь занимался тем, что очищал ее от снега. Он делал это не торопясь, хотя знал, что Димка считает минуты. На стоянке осталось мало машин: большинство водителей наверняка уехали на работу. В ряду, где стоял его «Форд», было еще три иномарки. Скоро люди перестанут провожать взглядами непривычные глазу машины. С каждым годом их становится все больше. Вадим радовался тому, что их жизнь становится более разнообразной. Настали времена, когда каждый мало-мальски сообразительный, неленивый и предприимчивый человек может круто изменить свою жизнь. Главное, не упустить шанс, не надеяться на «авось». Немного везения, немного здорового авантюризма и уверенности в себе — путь открыт. Вадим считал, что они с Костей вовремя занялись фирмой и открыли магазин. Дела шли вверх, возникали новые задачи, разрешимые и приносящие новые прибыли. К своему бизнесу у Белова претензий не было. Ему нравилось после работы на кафедре, с которой он не расставался исключительно ради спокойствия родителей, приезжать в офис фирмы «Байт» и погружаться в ее заботы. Он даже привык к тому, что все их с Костей начинания не встречают никаких особенных проблем и перерастают в мощные далеко идущие проекты.

Вадим невесело усмехнулся, убирая последний слой мягкого снега с лобового стекла. В этот момент он подумал, что чем лучше шли его дела в бизнесе, тем большее беспокойство вызывала у него личная жизнь. Чуть больше двух лет понадобилось Белову, чтобы окончательно убедиться в том, что и этот, третий по счету, брак не принес желаемого удовлетворения. Он спрашивал себя: «Чего тебе не хватает?» — и получал в ответ гадливую, бесовскую усмешку своего второго «я». Внешне все выглядело идеально: любимая работа, преданная жена, забавный сынишка и минимум проблем. Но именно это больше всего теперь не устраивало Вадима. Он не собирался ни от чего отказываться, но нуждался в дополнении к идиллии. В чем-то таком, что будет вносить в его размеренную жизнь приятное, взрывающее все внутри разнообразие. За ним постоянно наблюдали настороженные глаза Вали, но ее пристальное внимание, любовь и молчаливая покорность обстоятельствам вносили еще большую смуту в его душу.

Белов завидовал умению Вали довольствоваться тем, что имеешь. Она никогда не выглядела ущемленной, обделенной, умела в обычной мелочи видеть особенное, заслуживающее внимания. Она словно жила в другом измерении, где не принято ходить в плохом настроении и впадать в меланхолические размышления о смысле жизни. Вадим часто ловил себя на мысли, что Валя настолько идеальна, что рядом с нею трудно оставаться праведником. Так и тянет совершить что-нибудь этакое, дерзкое, непозволительное с точки зрения пресловутой морали. Размышляя таким образом, Вадим просто искал лазейки, чтобы снять с себя ответственность за то, что он поставил под угрозу существование семьи и спокойно играл чувствами любивших его женщин. Он позволил себе забыть о том, что женат, о том, что у него есть обязательства перед близкими и самим собой. Он с радостью разрешил себе быть свободным от условностей и не задумываться о будущем. Он не мог поступить иначе: с того с самого момента, когда впервые увидел Алису, жизнь разделилась на две части. В обеих он намеревался поддерживать нормальное, естественное существование, но просчитался. Он не желал терять жену и сына и одновременно пытался полностью подчинить строптивую любовницу. Это положение продлилось недолго: Алиса ждала три месяца, потом в ней что-то надломилось. Валя молчаливо и без упрека принимала его таким, каким он был в то время, лишь один раз обмолвившись о своем намерении что-то предпринять. Что? Это осталось для него загадкой. Больше эта тема не возникала, потому что с разрывом отношений с Алисой все будто вернулось на свои места.

Ее замужество стало настолько неожиданным, что в первое мгновение Белов не поверил в это. Однако после новостей местного телевизионного канала и созерцания ослепительно улыбающихся молодоженов эстафету приняли газеты. Оправившись после перенесенного шока, Вадим осознал, что госпожой Молчановой теперь называют ту, которую он недавно держал в своих объятиях, которая смотрела на него, как на божество, не подозревая, какое невероятное количество лжи окружает ее любовь. Во лжи было спасение Вадима, но она же постепенно убивала тех, кем он бездумно пользовался, самоутверждаясь. Даже теперь, когда прошло столько времени после неожиданной развязки, Вадим не знал, как бы поступил в том случае, если бы судьба дала ему еще один шанс снова завладеть сердцем и мыслями Алисы. Он страдал без нее, но не меньше мучался оттого, что не смог бы дать ей желаемого, а значит — снова разочарование, бег по краю пропасти. Каждая женщина хочет абсолютной власти над мужчиной, полного обладания. Пусть хитростью, скрывая истинные намерения, прикрываясь разговорами об эмансипации и равноправии, любое существо в юбке преследует одну цель — заполучить в свои нежные ручки любимого навсегда, сковать его обязательствами, детьми, привычкой.

Раньше Вадим легко рассуждал о браках. Наверное, это свойство молодости — не драматизировать обстоятельства, стараясь найти даже в потерях что-то рациональное. Он не чувствовал груза потерь и разочарований, расставшись с Региной и Марьям. Он легко предлагал им перейти на официальный характер отношений и даже настаивал на этом, считая, что любимая женщина обязательно должна стать женой. Это было в его глазах высшим доказательством искренности его чувств и серьезности намерений. С Валей было по-другому. Он переживал совершенно иные эмоции, но на определенном этапе почувствовал, что готов к новому браку. Почему же ничего подобного не произошло с Алисой? Он не хотел дать ей до конца раскрыться. Она была нужна ему только, как страстная, обожающая его любовница, готовая по первому зову мчаться на свидания и бросающаяся в его объятия, забывая обо всем на свете. Но ведь и с Валей ему было хорошо. Хорошо, но слишком обыденно, каждый шаг можно было просчитать. Нет, это не для него. Возвращаться в тихую гавань — приятное дело, особенно, когда переживешь необыкновенно сильный шторм. Единственным «но» в такой жизни было вынужденное вранье, но Белов скоро так преуспел в этом, что одна ложь свободно накладывалась на другую и не вызывала никаких проблем с находящейся в глубокой спячке совестью.

Прошел почти год, как Вадим снова превратился в примерного отца семейства. Хотя иногда он спрашивал себя, что считается тяжким грехом — сама измена или желание ее? Он отгонял от себя любые мысли о новых романах. Неожиданная развязка отношений с Алисой что-то надломила в нем. Он смотрел на пытающихся флиртовать с ним женщин с удивлением — неужели они не понимают, что ему не до них? Неужели на его лице откровенно написано: «искатель приключений»? Раньше повышенное внимание слабого пола его забавляло, теперь — раздражало. Даже Костя Проскурин заметил, что его друг стал слишком резко реагировать на самые невинные знаки внимания. Разве мог он знать, что единственная женщина, на которую Вадим отреагировал бы незамедлительно, припеваючи живет в Москве и не скучает по родному Горинску? Ничто и никто ее здесь не интересует. Алиса Молчанова взлетела так высоко, что наверняка свой страстный роман с ним вспоминает с усмешкой — маленькое испытание, сексуальная разрядка, просто оказался рядом красивый мужчина.

Белов с силой сжал челюсти, до боли в зубах: воспоминания об Алисе обжигают его душу. Недавно он отпраздновал пятилетие своего брака, отметив, что только первые два года был целиком и полностью предан семье. Рядом с ним была женщина, которой он, в сущности, не был достоин. Он не имел права приближаться к ней близко. Она — чистая, искрящаяся под солнечными лучами вода, а он — пропитанное гнилыми запахами болото. Он тщательно маскируется, но природа берет свое. Таким уж он уродился непутевым. Недаром его институтский товарищ Виталик Найденов говорил, что в его роду явно были отчаянные ловеласы. Наверняка были и ловеласы, и стервы.

Вадим любил себя и прощал любые шалости, касавшиеся возникающих сердечных осложнений. Хотя знал, что со своей стороны, узнав о существовании привязанности у жены, никогда не смог бы простить ей этого. Правда, и представить, что Валя способна завести любовную интрижку, Вадиму было крайне затруднительно. Он замечал, как смотрят на нее мужчины во время бесконечных презентаций, на праздничных фуршетах. Красивое, чистое, задумчивое лицо, огромные серо-зеленые глаза и невероятной красоты волосы выделяли ее среди окружавших жеманных кукол с осиными талиями. Белов испытывал сладкое чувство удовлетворения оттого, что эта эффектная женщина не замечает никого вокруг, постоянно ища глазами его. Ей всегда не хватает только его, его улыбки, ободряющего взгляда, слов любви. Она не нуждается больше ни в ком и всю свою любовь выливает на него и Димку. Вадим знал, что и сегодня, как пять лет назад, он держит в руках ее сердце, он слышит его ровный стук. Она не изменилась, может быть, даже стала лучше, а вот он… Вадиму стало не по себе.

Он сел в машину и наконец завел двигатель. Послушный командам хозяина, автомобиль медленно выехал со стоянки. Через пару минут «Форд» стоял у подъезда. Вадим открыл окно и выглянул: Валя знаками показала, что Димка уже спускается. Двери подъезда с шумом открылись, и на крыльцо выбежал заждавшийся мальчик. Он на ходу застегнул молнию на куртке и, помахав маме, сел на заднее сидение автомобиля.

— Ты долго, пап, — с досадой сказал Димка, снимая шапку.

— Извини, пришлось счищать снег. Нападало его за ночь. Потом прогревал двигатель, сам понимаешь — зима, — Вадиму стало стыдно, что прошлое неотступное преследует его, заставляя даже в таких мелочах лгать собственному сыну. — Не расстраивайся, у нас будет достаточно времени, чтобы порезвиться вволю. Готов?

— Готов!

— Поехали!

Валя проводила взглядом машину, поджав губы. Она тоже хотела бы провести это утро в лесу, катаясь на санках с горки, играя в снежки с Димкой. Но она должна была заняться своими рисунками — Вадим договорился о том, что в галерее «Маэстро» в апреле будут выставлены ее работы, а время летит так быстро. Директор галереи, Андрей Закревский, оказался хорошим знакомым Белова — они много лет жили в одном доме, а после переезда Вадима в квартиру, оставшуюся ему после деда, их общение просто стало менее частым. Потом Белов бурно устраивал свою личную жизнь. Он был погружен в собственные проблемы настолько, что не находил времени интересоваться чужими. Друзья изредка перезванивались, сетуя на то, что взрослая жизнь зачастую лишает нас привычного в детстве и отрочестве общения. О том, что после окончания художественно-промышленного института Андрей работал оформителем в городском оперном театре, Вадим знал от матери. А от него самого из очередного телефонного разговора — о новой, очень любимой и долгожданной работе директора галереи.

При новом руководителе в «Маэстро» все изменилось: не считая ремонта, придавшего помещению современный, более привлекательный и солидный вид, изменилась сама атмосфера. Сюда словно магнитом стали притягиваться творческие личности и те, кто хотел бы прикоснуться к их внутреннему миру через произведения живописи, графики, керамики. Репортажи о вновь и вновь открываемых выставках то и дело мелькали в выпусках новостей, пресса несколько раз пыталась выдать что-то сенсационное из жизни талантливого и энергичного директора галереи. Несколько статей об Андрее попались на глаза Вадиму. Каждый раз он хотел позвонить, возобновить общение. Почему-то получилось так, что именно после женитьбы на Регине отношения Вадима и Андрея свелись к передаче приветов и добрых пожеланий через родителей Белова.

Обращаться к Закревскому с просьбой после такого долгого перерыва в отношениях с Вадиму было неудобно. Однако поразмыслив, он решил, что сделает два добрых дела одновременно: пообщается наконец с Андреем и представит ему нового, талантливого, очень своеобразного художника. Вадим был уверен, что работы Вали не могут не заинтересовать Закревского. К тому же прошло почти два года, как он пообещал жене, что ее талант должны оценить не только близкие и родственники. Потом, во время сердечных передряг, в которые добровольно и осознанно ввергнул себя, он совершенно забыл о своем обещании, но теперь решил, что настало самое время.

Валя очень бережно и осторожно относилась к каждой своей работе. Конечно, она не могла отказаться от возможности показать их тысячам людей. Рисуя, она никогда не думала о том, что скажут о ее рисунках, но иногда ей хотелось услышать мнение не только Вадима и Галины Матвеевны, не только восторженные возгласы Наташи Вороновой или Вики Проскуриной, но и настоящего профессионала.

Когда у Вали набралось достаточное количество работ, Вадим решил, что время пришло. Он взял несколько рисунков, отобранных ею, и в одну из суббот приехал в «Маэстро», когда там было особенно многолюдно. В просторном, светлом помещении галереи было тепло и уютно. Бросались в глаза красивые, сочные цветы, придававшие интерьеру домашнюю атмосферу. После пронизывающего февральского холода Белов получил удовольствие уже оттого, что попал в этот оазис, словно находящийся в другом времени года. Приглушенный шепот обменивающихся впечатлениями посетителей сливался в негромкий гул. На их лицах было явно выраженное удовольствие от увиденного: два дня назад открылась экспозиция одного очень талантливого, неординарно воспринимающего этот мир молодого российского художника. После успеха выставки в столице Закревский решил сделать подарок своим землякам, представив им работы, вызвавшие интерес у самой требовательной столичной публики.

Вадим скользнул взглядом по экспозиции. Он не смог глубоко вникнуть в увиденное, потому что постоянно искал глазами Андрея. Почему-то он решил, что обязательно заметит его в неспешно передвигающихся потоках посетителей. Однако найти его Белов смог, только пройдя по длинному, ярко освещенному коридору. Впереди была дверь, в которую Вадим собирался постучать: на ней красовалась изящная табличка «Директор». Но едва он поднял руку, она открылась — на пороге стоял Закревский. Белов сразу узнал его, отметив, что друг детства сильно изменился: высокий лоб плавно переходил в хорошо заметную лысину. Он постарел, пополнел и выглядел лет на десять старше своего возраста. Пожалуй, только голубые глаза Закревского все так же озорно улыбались, как раньше. Вадим не смог сразу справиться со своим лицом, чтобы скрыть удивление.

— Да, да, дружище, это я! — Закревский от души крепко обнял Белова, а потом широким жестом пригласил его войти. — Как же давно мы не виделись!

— Здравствуй, Андрюша, — Белов чувствовал неловкость оттого, что в голову приходили дежурные фразы. Он мысленно ругал себя, продолжая держать на лице улыбку.

— Не говори ничего, я и сам знаю, что выгляжу не ахти как, — словно прочитав его мысли, сказал Закревский и махнул рукой. — Это плата за душевное спокойствие и обретенное благополучие. Я так решил себя успокоить. Раздевайся, присаживайся. Кофе, чай?

— Кофе, — ответил Вадим, снял куртку и повесил ее рядом с коричневой дубленкой. Он взял папку с Валиными рисунками и подсел поближе к столу, где Андрей колдовал над чашками с кофе, делая это без суеты, красиво, словно подчиняясь только ему слышной мелодии. Так часто бывает: напеваешь что-то себе под нос и все делаешь в этом ритме. — Ты здорово здесь все устроил. Совсем другая атмосфера, — похвалил искренне Вадим.

— Правда? Тебе понравилось? — лицо Андрея светилось от счастья. Он был рад услышанному. — Ты не представляешь, насколько все это важно для меня. Это не передашь словами.

— Верю и поздравляю. Ты нашел свое место, значит, каждый день не задаешься извечными вопросами о смысле жизни.

— Твой кофе, — внимательно взглянув на Вадима, сказал Андрей и пододвинул к нему горячий ароматный напиток.

— Спасибо.

— А ты такой же красавчик, каким я тебя помнил все это время, — заметил Закревский, хитро прищурившись. — Нет, я не прав. Ты стал еще красивее.

— Ладно тебе, — отмахнулся Белов, хотя комплимент прозвучал приятно и придал ему уверенности. Он вспомнил, как мама всегда говорила, что красивому человеку очень трудно отказывать в просьбе. — Мы так давно не виделись, что я затрудняюсь — с какого вопроса начать?

— Я тебе помогу и дам краткую биографическую справку. Очень краткую, даже стыдно. Еще немного и нам стукнет тридцатник — раньше мужчины в этом возрасте казались мне чрезвычайно взрослыми, даже старыми. А теперь понимаю, что и в сорок можно оставаться большим ребенком.

— Ты о себе?

— Может быть. Знаешь, я не стремлюсь создавать семью, не спешу обзаводиться детьми. С меня довольно переживаний далекой юности. Пинок под зад, который я получил тогда, до сих пор заставляет меня съеживаться. С тех пор я сказал себе, что я — не герой их романа. Зачем обманывать себя? Так, романчики, ни к чему не обязывающие, кратковременные отношения. Женщины для меня остаются загадкой, которую я не стремлюсь отгадывать. Вообще-то я им не верю — вот и весь секрет. Они используют меня, я — их, но без трагических историй. Я настолько погрузился в свой мир, витаю где-то там… — Андрей взмахнул рукой, запрокинув голову. Это выглядело театрально, наигранно, но Вадим понимал, что сейчас здесь не место фальши. Андрей не играл. Он только хотел показать, что ему легко и хорошо живется. — Я живу с родителями, хотя давно могу иметь собственную квартиру. Зачем только? Старики жалуются, что я часто не бываю дома: поездки, творческие встречи, подготовка выставок — я иногда забываю о времени суток. Родители сначала радовались моей увлеченности, а теперь говорят, что единственное, о чем они мечтают, — о внуках. Заждались.

— Это обязательно случится, только не все зависит от нас, — отпивая маленькими глотками кофе, заметил Вадим.

— Совершенно с тобой согласен. Только иногда мне кажется, что они подозревают, что со мной что-то не в порядке в плане сексуальной ориентации.

— Этим скоро тоже никого не удивишь.

— Да, но консерватизм поколения наших родителей не приемлет таких метаморфоз, согласись.

— Может быть, я как-то не задумывался над этим.

— Вот и славно. Как видишь, я постарел, в чем-то поскучнел, а вообще — коренных изменений ноль. Работа для меня означает все. Наверное, так нельзя, но пока меня это абсолютно устраивает, — закуривая сигарету, завершил Андрей и пододвинул к Белову пепельницу. Увидев, как друг отрицательно покачал головой, удивленно поднял брови. — Не куришь?

— Недавно решил бросить. В Новый год вошел без старых привычек. К тому же сигареты, которые я курил, стали такой отравой, а ведь я в некоторых вопросах — консерватор еще больший, чем наши предки. Сбылась мечта моей жены — она не выносит запаха табака. Надеюсь, что меня хватит надолго.

— Теперь твой черед, Петрович. Расскажи, как живешь, чем дышишь.

Вадим охотно начал с того, что тоже доволен своей работой. Желая добиться большего понимания, он тоже делал ударение на то, что, по его мнению, было интересно слушать Закревскому. Вадим обрисовал настоящее и радужные перспективы своего бизнеса. Конечно, не вспомнить в разговоре о Косте Проскурине он не мог: зачем приписывать себе чужие награды. Отдавая должное своим заслугам и талантам, Вадим понимал, что участие в их проектах Кости — далеко не самое последнее звено в цепи удач и скорого осуществления планов.

— Вот так мы с ним и расширяем сферу нашего бизнеса. В этом году, наверное, откроем еще один магазин в Горинске, но Костя на этом не остановится. В нем есть здоровая доля авантюризма, которая не дает нам сидеть на месте. Правда, иногда приходится возвращать его на грешную землю, но для этого мы и вместе — чтобы не давать друг другу совершать ошибки.

— Мужская дружба — большое дело, — согласился Андрей. — А как твоя личная жизнь? Мама говорила, что ты женат?

— Да, наверное, у меня получилось, как в поговорке: Бог троицу любит. Я стараюсь даже не вспоминать о том, что Валя — моя третья жена. Только с нею все по-настоящему. До этого — игра, фантазии, неконтролируемый всплеск гормонов, — Белов сознательно идеализировал свои семейные отношения. В свете предстоящего разговора он хотел казаться заботливым, внимательным, удовлетворенным, приветствующим творческое начало.

— Значит, ее зовут Валя, — констатировал Андрей.

— А его — Димка, — улыбнулся Вадим и поспешил добавить: — моего сына.

— О, так твоя жизненная программа практически выполнена.

— Я бы не был так уверен.

— Жаль, что ты не захватил с собой их фотографий, — задумчиво сказал Андрей, поправляя высокий ворот черного свитера.

— Зато я захватил кое-что другое, — загадочно произнес Белов и, открыв папку с рисунками, достал их и протянул Закревскому. — Посмотри, что ты об этом думаешь?

На лице Андрея не проявилось никаких эмоций по поводу увиденного. Он курил, глубоко затягиваясь и выпуская в сторону широкую серую струю дыма. На каждый рисунок у него уходило две-три затяжки. Это наблюдение почему-то разозлило Вадима. Он все смотрел на лицо старого друга, чувствуя, что если не заметит на нем хоть тени не восторга, но одобрения, то выхватит Валины рисунки и выбежит из кабинета. Белову показалось, что время остановилось: тишину слегка разряжали приглушенные шаги в коридоре, кто-то дернул за ручку двери и, вероятно, передумав, отошел. А Закревский продолжал рассматривать раскинувшиеся перед ним небеса. Они спустились со своих недосягаемых высот и мирно, как-то буднично устроились на его широком рабочем столе.

Наконец Андрей поднял глаза и как-то странно посмотрел на Вадима. В его взгляде было удивление, смешанное с недоверием, восторгом и нетерпением.

— Это бомба, — тихо сказал Закревский, снова закуривая сигарету.

— Ты можешь выразиться проще? — Вадим едва подавлял в себе раздражение. Ему уже не нравились медленные, словно запрограммированные движения товарища и его манера изъясняться.

— Автор не ты, — словно не слыша просьбы, продолжал Андрей.

— Да, это все она, — Вадим почему-то не нашел нужным назвать ее по имени. Все было и так ясно и понятно.

— Я уже жалею, что до сих пор не познакомился с такой женщиной. Был ты, Белов, везунчиком, везунчиком и остался. Если ты скажешь, что при этом ваш холодильник полон еды, квартира блестит от чистоты, а ребенок весел и здоров — я скажу, что тебе несказанно повезло! У тебя идеальная жена!

— Ты попал в десятку. Она — чудо, — поспешил согласиться Белов.

— Я должен с нею познакомиться, — Закревский аккуратно сложил все работы в папку и, держа ее в руках, спросил: — Надеюсь, наши планы совпадают, и вы хотите показать это миру?

— Да, скорее этого хочу я, а она просто творит и находит в этом удовольствие. Я принес лишь часть, Валя отобрала самое любимое.

— У нее необыкновенное чувство цвета, пространства. Думаю, что мы просто обязаны устроить ей персональную выставку.

— Что требуется от меня? — спросил Белов, но наткнулся на сурово сведенные к переносице брови Андрея. — Ты не пойми меня превратно, но мы живем в реальном мире.

— Мы живем в мире, в котором еще не забыты понятия дружбы, Петрович. Так что не задавай мне больше глупых вопросов, — Андрей отдал папку Вадиму и открыл свой блокнот. Полистав его, он беззвучно зашевелил губами, отведя взгляд в сторону, будто что-то подсчитывая. — К апрелю она должна быть готова, числу к десятому.

Вадим кивнул, подумав, что слишком много событий в его жизни приходится именно на этот день: Валин день рождения, свадьба Алисы, теперь еще выставка. Закревский заметил, как по лицу товарища пробежала тень сомнения.

— Ты в чем-то сомневаешься?

— Нет, Андрюша. Просто я наконец расслабился. Знаешь, так переживал: пока шел к тебе, обдумывал разговор, пока ты смотрел работы, а получилось все так прекрасно. Валя будет счастлива. Я рад, что ты берешься за дело. Таланту нужны поклонники. Как бы она не уверяла, что ей достаточно оценки моей, родителей, друзей, наверняка она мечтает о широкой публике.

— Она ее получит. Поверь мне, это скоро приедается. Похвалы, рецензии, интервью, — Закревский закурил очередную сигарету. — Только когда получаешь лавры, понимаешь, что не в них дело, совсем не в них.

Он так грустно посмотрел куда-то поверх головы Вадима, что тому стало неловко. Ему показалось, что все сказанное товарищем о себе — бравада, желание казаться более удачливым, счастливым, состоявшимся, а на самом деле — пусто внутри и холодно. Молчание затянулось, Белов пошевелился, и этот звук вывел Андрея из задумчивости.

— Значит, делаем так. Вот тебе моя визитка, — произнес он. — Созвонимся, встретимся, все обсудим.

— Договорились. — Вадим поднялся, протянул руку. — Спасибо тебе.

— Пока не за что, — отвечая рукопожатием, сказал Андрей.

— Скоро позвоню, так что готовься в гости.

— Хорошо. Повспоминаем наше беззаботное детство и бурную юность.

— Естественно, — улыбнулся Белов. — Не буду отнимать у тебя больше времени. До встречи.

— Я провожу тебя.

Закревский еще раз пожал на прощание руку товарищу, и тот легкой, пружинистой походкой направился к выходу, вскоре его силуэт растворился в темноте улицы. Андрей одернул свитер, повернулся и пошел в кабинет. На ходу он вспомнил, что хотел посмотреть еще раз несколько экспонатов, но передумал возвращаться. Он вдруг почувствовал себя разбитым, особенно, когда зашел в кабинет и посмотрел на себя в большое овальное зеркало на стене. Он поворачивал голову то в одну сторону, то в другую. Потом приподнялся на цыпочки и, глядя на явно выступающий животик, провел по нему ладонями. Поджав губы, Закревский недовольно нахмурился и сел за стол. Он редко впадал в размышления по поводу собственной внешности, но сегодня, невольно сравнивая себя с красавчиком Беловым, он в который раз испытал разочарование. Отмахиваясь от пробирающихся в сознание мыслей об этом, Андрей открыл записную книжку, пытаясь настроиться на рабочий лад. Но сконцентрироваться не удавалось. Закревский ловил себя на мыслях о том, что хочет поскорее увидеть жену Вадима: «Интересно, как выглядит женщина, рядом с которой это везунчик обрел покой? Наверное, она действительно — само совершенство».

Валя проснулась с чувством тревоги. Она не сразу поняла его причину, а потом сообразила, что именно сегодня к ним придет в гости Андрей Закревский. Гости и паника — для нее были несовместимыми вещами, но Вадим выказывал явные признаки беспокойства, и это передалось ей. Походил к концу его краткий отпуск, поэтому Вадим решил, что пора назначать встречу, и не где-нибудь, а в домашней обстановке. Это был повод не только обсудить возможность предполагаемого сотрудничества, но и в очередной раз показать свой дом, тот уют, который им с Валей удалось создать. Никакое кафе не сможет раскрепостить их, внести нужную долю откровенности в предстоящий разговор. К тому же у Вали появился шанс блеснуть своими кулинарными способностями — она это любила.

Больше всех радовался Димка. Он всегда приходил в восторг оттого, что вечером намечались гости. В этот раз он решил принять активное участие в составлении меню, заказав маме приготовить картофель фри и омлет. Это были его любимые блюда, поэтому малыш считал, что взрослые тоже разделят его пристрастия. Валя уверила, что не забудет о его пожеланиях, но ограничиться омлетом в такой момент не могла. Вот почему, когда Вадим с Димкой поехали на каток осваивать коньки, она отправилась на рынок.

Она решила пройти пешком пару троллейбусных остановок — это входило в ее программу борьбы с лишним весом. Недавнее празднование международного женского праздника, конечно, не обошлось без аппетитных блюд, сладостей. Валя не могла отказаться от всего этого, а теперь ругала себя за слабость. Вот Вика Проскурина — кремень, она легко отказывалась от различных вкусных вещей для сохранения тонкой талии и стройных ножек. Она родила маленькую Ксению в сентябре прошлого года, но уже пришла в норму и, кажется, собиралась выходить на работу. Даже то, что она полгода кормила малышку, не повлияло на ее формы. Восьмого марта она, разрешив себе порцию мороженого и бокал шампанского, с присущим ей артистизмом и грацией танцевала с Вадимом танго в кафе, где собрались три семьи. Вороновы, Проскурины, Беловы — неразлучная троица, как называла их с некоторых пор Галина Матвеевна. Валя в свое время вошла в эту компанию легко, выдержав некоторое подобие «проверки на вшивость» от Наташи Вороновой, но, кажется, об этом уже никто не вспоминал.

Теперь предстояла еще одна важная встреча, которая, как утверждал Вадим, могла изменить многое. «Весна — время перемен», — любил говорить он. Валя медленно шла по не думающему таять утоптанному снегу, поправляя капюшон дубленки и размышляя, какие такие изменения имел в виду муж? Рисовать она в любом случае не бросит. Это стало ее второй натурой, способом уходить в иной мир, расслабляться, сбрасывая с себя груз каждодневных забот. Ее увлечение никак не отражалось на интересах и нуждах семьи — Валя позволяла себе заниматься любимым делом лишь тогда, когда все свои домашние хлопоты она считала выполненными, а Димка получил достаточную долю ее внимания. С фотографиями было еще проще — она повсюду брала фотоаппарат с собой и снимала все, что казалось ей интересным. И сегодня он был с нею, только глаза не выделяли ничего, что стоило бы ее внимания.

Валя подошла к проезжей части, остановившись вместе со всеми в ожидании зеленого сигнала для пешеходов. Стоящий неподалеку блюститель порядка действовал отрезвляюще на любителей пробежать в полуметре от движущегося автомобиля. Наконец светофор переключился. Широкий автомобильный поток замер. Валя перешла дорогу, заметив возле входа в метро невысокую, плохо одетую молодую женщину. Она присела, опираясь коленом на снег, и лихорадочно вытряхивала содержимое своей сумочки. Потом, опустившись на оба колена, она стала быстро-быстро перебирать то, что в беспорядке лежало практически под ногами у прохожих. Они почти не обращали на нее внимания, лишь некоторые недовольно что-то бурчали, оглядываясь. Женщине было не до грубостей случайных людей. Было видно, что она едва владела собой. Старенький пуховый платок ее сбился на затылок, открыв ярко-рыжие волосы, собранные при помощи обыкновенной черной резинки.

Валя почувствовала, что должна остановиться. Она чуть было не достала фотоаппарат, чтобы снять эту сцену, в которой не нужны слова, но в последний момент передумала. Безотчетный порыв заставил ее подойти к женщине и присесть рядом.

— Могу ли я чем-то вам помочь? — негромко спросила Белова.

— Нет, — не поднимая глаз, ответила та, перестав панически перебирать лежащие на снегу предметы. — У меня украли кошелек. Там были все мои деньги. Чем вы можете помочь?

Она устало вздохнула, провела ладонью по лицу, оставляя на щеках следы от сразу же тающего грязного снега. В этом жесте была такая обреченность, что Валя закусила губу. Она ощутила, как в груди разлился жар, насквозь прожигающий все ее естество. И вдруг она узнала эту женщину, стоило той на мгновение поднять на нее большие зеленые глаза. Сомнений не было.

— Здравствуйте, Марина, Вы не узнаете меня? — Валя начала подавать ей содержимое сумочки, стряхивая налипший мокрый снег. — Это я, Валентина Сергеевна Белова.

Женщина кивнула, продолжая укладывать свои вещи. Потом она поднялась с колен и, окончательно сняв с головы платок, вздохнула. Поправляя длинные рыжие волосы, она шмыгнула носом и снова посмотрела на Валю. Ее лицо не выражало никаких эмоций. Собственно, их ничто не связывало: просто работали в одной больнице, обменивались вежливыми приветствиями, общими фразами. Валя всматривалась в похудевшее лицо Марины, не понимая, что в ней так сильно изменилось. Она была словно не похожа на себя. Те же обостренные черты лица, ярко-красная помада, брови, подведенные темно-коричневым карандашом. Стоп… — Валя поняла, что было неестественным в ее внешности — рыжие волосы и темные брови. Как неудачно подобранный парик и неумелый макияж.

— Здравствуйте, Валентина Сергеевна, — бесцветным голосом произнесла та. — Давно мы не виделись. Надо же было встретиться при таких обстоятельствах. Один из самых хреновых дней в моей жизни.

Марина покачала головой, достала из сумочки пачку сигарет и зажигалку. Валя заметила, как у нее дрожали руки, когда она несколько раз пыталась заставить зажигалку одарить ее своим огоньком.

— Опять сломалась, дешевка, — Марина с негодованием смотрела на бесполезную вещицу. — Сегодня все, все действует мне на нервы. У вас спичек нет?

— Нет, я не курю.

— А я курю.

— Давайте отойдем в сторону, — предложила Белова, потому что понимала, что они затеяли разговор не в самом подходящем для этого месте. В нескольких шагах от входа в метро они остановились, укрывшись от поднявшегося ветра под высокой аркой старого дома. Марина успела попросить закурить и теперь нервно, глубоко затягивалась, резко выпуская дым. — Я не сразу узнала вас. Кажется, раньше у вас были светлые волосы.

— Точно, раньше вы говорили мне «ты» и у меня были соломенные перышки. Я решила кардинально сменить имидж. Правда, цвет глаз поменять не удалось, но — рыжая, бесстыжая! — Марина вдруг громко засмеялась, запрокидывая голову назад. Она стала совсем другой. Нет прежней робости и неуверенности в себе. Сегодняшнее происшествие скорее разозлило ее, но не выбило из колеи. Валя поняла, что это не самое худшее, что происходило с молодой женщиной в жизни.

— Как вы живете, где работаете?

— Работаю в той же больнице, подрабатываю в школе. В этом плане у меня стабильность. Живу одна, совсем одна. Единственное развлечение, которое хотела себе позволить, — покупку видеокассеты. Подруга уехала, оставив в моем распоряжении магнитофон. Значит, не судьба — лишилась всего заработка, наверное, кому-то он нужнее, чем мне, — грустно заметила Марина, перестав даже улыбаться. Ее лицо стало непроницаемым, отчужденным. Она удивленно посмотрела на Валю. — Обо мне — это неинтересно. А вы-то как?

— Спасибо, у меня все хорошо.

— Вообще-то это заметно.

— Послушайте, — после возникшей паузы, начала Валя, — я попрошу вас принять небольшую сумму. Вы не должны мне ее возвращать. Не обижайтесь, это элементарная человечность. Я не могу просто так уйти. Возьмите.

Валя не заметила, как достала из кошелька деньги и протянула их Марине. Она чувствовала себя неловко, словно предлагала взятку. К тому же Марина подняла брови и, усмехнувшись, покачала головой.

— Спасибо, конечно, но спрячьте. Мне это не нужно.

— А что же нужно? — Валя покраснела, опустив глаза. — Не обижайтесь, я не могу просто так уйти.

— Как-нибудь справлюсь. Это мои проблемы. Я не привыкла решать их за чужой счет. — Марина щелчком отправила окурок в сторону урны. — Знаете, Валентина Сергеевна, деньги — это такая мелочь. Нет сейчас — будут потом. Деньги… Самое страшное, когда остаешься вечером одна, наедине со своими мыслями. Ни друзей, ни подруг — одни несбывшиеся мечты.

У Вали снова сжалось сердце. Она поняла, насколько несчастна эта молодая женщина, старавшаяся держаться перед нею. Ей нужно выговориться. Боль так и кипит за внешним спокойствием, граничащим с полным безразличием. Прошло чуть больше года со времени их последней встречи, сейчас Марина казалась ей совершенно другой. Глаза затравленного зверька откровенно излучают злость и разочарование. Что-то надломилось в ней, безвозвратно ушло. Валя лихорадочно подбирала слова для продолжения разговора. Она не могла отпустить ее просто так.

— Вот что, Мариночка, пойдемте со мной. Я шла на рынок — у нас вечером намечается ужин с гостем. Может быть, выберем вместе что-нибудь, я приглашаю вас к нам. Согласны?

— Нет, — отрезала Марина, отступив на пару шагов назад. — Вы мне не подружка, а подачки мне ни к чему. У меня вообще нет друзей, подруг, потому что лучше их вообще не иметь. Рано или поздно они тебя предадут.

— Почему вы так говорите?

— Опыт, дорогая Валентина Сергеевна. Любимый изменил мне с подругой. Это было очень давно, но никак не могу забыть, простить, понять. Моя лучшая подруга, за которую я была готова жизнь отдать, уехала, оставив меня одну. Она променяла меня на очередного мужчину. Сколько раз обжигалась, а все туда же. Да, подарила магнитофон — благое дело, способствует культурному просвещению, — тон Марины перестал быть мягким, из нее так и выплескивалась давно накопившаяся обида.

— Мне кажется, вы слишком драматизируете ситуацию, — заметила Валя, понимая, что сказала не то, что хочется слышать ее собеседнице. — Не нужно замыкаться и не доверять всем без исключения. Пока человек не сделал вам ничего плохого, нужно думать о нем хорошо.

— Вы не знаете, о чем говорите. Что за наивность? Не обманывали вас, что ли? — Марина резко повернулась и пошла в сторону, противоположную рынку. Пройдя несколько шагов, она оглянулась и, помахав рукой, крикнула: — Только не надо меня жалеть. Неизвестно, кому из нас в этой жизни повезло больше! Спасибо за внимание!

Валя вышла из-под укрывающей ее от ветра арки, провожая глазами хрупкую фигуру, зябко кутающуюся в легкое для этого времени года пальто. Настроение было испорчено. Белова не могла точно сформулировать, что именно выбило ее из колеи. Однако той восторженности и легкости, которую она испытывала несколько минут назад, не было. Ее унесла эта крашенная, рыжеволосая женщина, в сумочке которой не было ни копейки. Валя положила свои деньги в кошелек и медленно направилась в сторону рынка. Чем ближе она подходила, тем более оживленно становилось вокруг. Люди беспорядочно передвигались в разных направлениях. Одни еще не сделали покупок и шли с пустыми кульками, сумками, осматриваясь по сторонам. Другие сгибались под тяжестью груза, то и дело перекладывая сумку из одной руки в другую.

Эта суета немного оживила Валю и заставила забыть о неприятном осадке от встречи с Мариной. Она вдруг вспомнила, как сама едва переставляла ноги, когда возвращалась из Смирновки тем жарким летом пять лет назад. Мама тогда постаралась нагрузить ее по полной программе. И кто знает, если бы не эта тяжелая сумка, может быть, и не обратил бы Вадим на нее внимания. Валя поняла, что ее губы беззвучно шевелятся, и со стороны это странно выглядит. Она улыбнулась, прогоняя страх, возникший сразу от предположения, что в ее жизни могло не быть Белова, Димки. «Не могло не быть!» — сказала она себе и зашагала бодрее. Ей нужно было прийти в нормальное расположение духа и, не тратя больше времени, купить все, что планировала. Крепко сжимая в руке кошелек, Валя стала пробираться в рядах, где аппетитно пахло солеными огурцами, квашеной капустой и маринованными грибочками. Пока она здесь не останавливалась — это она сделает на обратном пути.

Андрей возвращался домой, все еще находясь под впечатлением от проведенного вечера у Беловых. Он ехал в троллейбусе, глядя в окно, но ничего не видел: высокие, грязные снежные бордюры вдоль дорог сливались в линию, прерывающуюся на пешеходных переходах. Где-то высоко светили уличные фонари, яркие неоновые вывески новых магазинов причудливо чередовались, создавая впечатление чего-то сказочного, и только свет фар автомобилей делал картину приземленной, реальной.

Для Закревского наступило какое-то безвременье. Он растворился в собственных мыслях, возвращаясь туда, где осталась женщина, перевернувшая в его душе все. Он — одинокий волк, который давно смотрел на слабый пол с легкой иронией, отдавая всего себя только любимой работе, — сегодня попался. Он совершенно не ожидал от себя ничего подобного. Воображение снова и снова рисовало ему прекрасное, улыбающееся лицо Вали и, не обращая внимания на удивленные взгляды окружающих, Андрей не мог сдержать ответной улыбки. Закревский будто попал под магию ее серо-зеленых глаз и приятного, запоминающегося голоса. Он давал голову на отсечение, что таких глаз, такого обаяния он не встречал ни в одной женщине. Скептически хмыкнув, он окончательно добил себя утверждением, что в его жизни вообще ничего еще не было. Ему двадцать восемь лет, а сердце с давних пор закрыто от вторжения, напоминая противно заедающую при попытке открыть ее «молнию». Как в старых джинсах: заедает, портит настроение, но вещь нужная и никуда не денешься. Так и со своей душой — что будешь делать, когда она вдруг решила сыграть с тобой не самую удачную шутку. Он не понимал, что с ним происходило весь вечер: он едва заставлял себя поддерживать разговор. Прекрасно приготовленные блюда, которые заботливо подкладывала в его тарелку хозяйка, остались практически нетронутыми. Андрей оживился только в той части вечера, когда разговор плавно перешел на главное — обсуждение организации выставки Валиных работ. Андрей говорил об этом, как о решенном вопросе. Валя слушала его, затаив дыхание, боясь поверить в то, что это происходит на самом деле. Она так и не смогла сдержать эмоций и запрыгала, как ребенок, когда Андрей произнес, что будет счастлив стать ее трамплином. Он уверял, что Горинск — это только начало, и главное, чтобы не прошел творческий порыв, не иссяк источник вдохновения.

Закревский не отказывался ни от одного произнесенного в этот вечер слова. Он видел, сколько радости в глазах Вадима и Вали, как они переглядываются и готовы слушать еще, еще. Сегодня он чувствовал себя волшебником, не совершая волшебства, просто сказав правду. Кто из них был более благодарным: Белов Закревскому или наоборот, определить было трудно. Андрею показалось, что он не виделся так долго со своим товарищем именно для того, чтобы в этот вечер ощутить такое необыкновенное состояние. Значит, так было нужно: не встречаться пять лет и войти в эту семью так неожиданно, внося элемент ожидания праздника и невероятных перемен. Это предполагало определенную ответственность, но Андрей мог подписаться под каждым своим словом.

Он разочарованно вздохнул, потому что водитель объявил конечную остановку и этот звук мгновенно вывел Закревского из приятного состояния воспоминаний. Андрей удивился, что только теперь отреагировал на хриплый голос водителя — подсознание включилось. Подняв воротник дубленки, он вышел из салона последним. Медленно направился в сторону дома, на ходу выделив два светящихся окна: в гостиной и спальне родителей. «Наверняка папа давно спит, а мама все еще ожидает моего прихода», — подумал Андрей, ускоряя шаг.

Когда он осторожно открыл дверь своим ключом, мама стояла в прихожей, накинув на плечи поверх домашнего халата белый пуховый платок. Ее голубые глаза улыбались и ласкали взглядом горячо любимого сына. Но сегодня в его глазах не сверкнули ответные задорные искры. Андрей чмокнул Людмилу Алексеевну в щеку, снял верхнюю одежду, аккуратно поставил в сторонку ботинки и устало опустился на невысокий стул у входной двери. Второй раз в жизни он хотел произнести эту фразу:

— Мама, я безнадежно влюблен…

Первый раз он сказал это, будучи студентом первого курса. Объект его внимания — невысокая, всегда веселая и приветливая девушка — чем-то напоминала ему маму в молодости, к тому же была ее тезкой. Андрей в то время пристрастился рассматривать семейный альбом, каждый раз находя все больше доказательств их необыкновенного сходства. Белые вьющиеся локоны, именно белые, как сметана, шелковистые, придававшие их хозяйке сказочный вид, мгновенно притягивавшие внимание противоположного пола. В довершение — огромные зеленые глаза и обаятельная улыбка с ямочками на щеках. Такой смотрела на него Людмила Алексеевна со старых фотографий и такой была девушка его мечты, не желающая обращать внимания на невысокого, полноватого однокурсника, который к тому же краснел, как красна девица, стоило им встретиться взглядами.

Андрей долго думал, чем бы он смог привлечь внимание Милы, и решил активно участвовать во всех факультетских событиях. Он стал членом редколлегии, участвовал в КВНе, выступал на соревнованиях по настольному теннису, которым занимался с детства… Однажды он даже попал в институтский финал, где встречался с красавцем-пятикурсником, орудующим ракеткой так, словно она была продолжением его кисти. Спортзал был полон, напряжение, которое испытывал Андрей, усиливалось тем, что в первом ряду, среди зрителей он увидел Милу. Она о чем-то весело переговаривалась со своей соседкой, наблюдая за происходящим. В коротких перерывах Андрею казалось, что она все время смотрит на его соперника, и он проникся к нему такой неприязнью, что поклялся себе выиграть. Он старался не думать о том, что Мила находится так близко, сосредотачиваясь на игре, он выкладывался полностью, но все-таки проиграл… Потом пожал руку улыбающемуся Аполлону, покровительственно похлопавшему его по плечу, и устало двинулся с корта.

Пот струился по его вискам, спине, и ощущать эту мокрую, прилипающую к телу одежду было невыносимо. Андрей стащил с себя футболку, перекинул ее через плечо и направился в раздевалку, оставляя позади шум восторженных болельщиков. Эти возгласы предназначались не для него, и сознание этого делало его ниже ростом, прибавляло килограммы, делало неуклюжим, сгорбленным. Он представлял, как Мила хлопает в ладоши и, поддавшись всеобщему ликованию, скандирует имя победителя. А он по-прежнему вне ее внимания.

Зайдя в раздевалку, Андрей уткнулся лицом в мокрую футболку и заплакал. Никого рядом не было. Плечи юноши вздрагивали, нос неприятно заложило, не хотелось открывать глаза и видеть свое отражение в небольшом зеркале, висевшем напротив. Андрей почувствовал себя маленьким мальчиком, которого незаслуженно наказали. Когда горечь сменилась вялостью, Андрей принял душ и переоделся. Он знал, что сейчас у него горят щеки, предательски блестят глаза, но все-таки вышел из раздевалки и направился через служебный выход в вестибюль. Ему хотелось поскорее оказаться за пределами института, не встретив никого из однокурсников. Но задержаться пришлось, потому что гардеробщика не оказалось на месте. Наконец Андрей получил свою одежду. Он даже не стал по обыкновению оглядывать себя со всех сторон в огромном зеркале у гардероба, где всегда теснились девчонки. Закревский крепко сжал в руках сумку со спортивной формой и чуть не бежал к выходу из здания. Вдруг он остановился, будто кто-то нажал кнопку в его организме, дав команду «стоп». Закревский резко оглянулся и увидел в двух шагах от себя Милу с подружкой. Они шли под руку, что-то оживленно обсуждая. Конечно же они находились под впечатлением от финала. Девчонки смеялись, перебивая друг друга, что-то тараторили. Они не заметили Андрея, зато он, когда они поравнялись, отчетливо услышал слова Милы: «Неудавшийся чемпион с жуткими прыщами на спине! Как тебе?»… Закревского бросило в жар. Он повернулся и, снимая с себя на ходу одежду, вбежал в опустевшую раздевалку. Лихорадочно стягивая с себя водолазку, футболку, сбрасывая вещи прямо на пол, он стал спиной к зеркалу и медленно обернулся: плечи его действительно были покрыты мелкими красными бугорками, неприятно выделявшимися на фоне белоснежного тела. Он не раз наблюдал эту картину дома, стоя в ванной, но тогда это его не настолько впечатлило. Он совершенно забыл об этих предательских проявлениях взросления организма, сняв с себя эту злосчастную футболку. Закревский брезгливо поморщился и отвернулся от ненавистной сыпи.

— Я толстый и прыщавый неудачник, — тихо пробормотал он и начал снова одеваться. В раздевалку заглянул его преподаватель физкультуры.

— Ты что здесь делаешь, Андрюша?

— Уже ухожу, — опустив голову и не глядя на преподавателя, ответил Закревский.

Он не помнил, как оказался на улице. Пришел в себя, только глотнув обжигающе холодного воздуха. Он почувствовал, что снова вот-вот заплачет, но сдержался, пристыдив себя: «Толстый, прыщавый, слезливый неудачник». Эта характеристика обозлила его — мгновенно куда-то пропал непроглатываемый комок в горле. Андрей испытал разлившееся по телу безразличие ко всему. Он вдруг успокоился, сказав себе, что о такой необыкновенной девушке, как Мила, ему нечего и мечтать. Закревский упрямо твердил себе, что нужно быть полным идиотом, чтобы надеяться на взаимное чувство в его случае. Однако запретить себе любить он не мог. Просто он решил, что теперь не должен пытаться обратить на себя ее внимание. Сегодня это ему «удалось» — она полтора часа смотрела за игрой, а запомнила только его прыщавую спину. Андрей вздохнул, качая головой. Он не хотел больше об этом вспоминать.

Пройдя весь долгий путь от института до дома пешком, Андрей едва передвигал ноги, поднимаясь по лестнице на нужный этаж. Он был измотан и морально, и физически. Мама открыла ему дверь и ахнула: раскрасневшееся потное лицо, распахнутая куртка, шнурки ботинок в грязи — они остались не завязанными, что было так не похоже на ее мальчика.

— Что случилось, Андрюша? — взволнованно спросила Людмила Алексеевна, когда он тяжело опустился на невысокий стул у входной двери. — Ты на себя не похож, что с тобой?

— Я безответно влюблен, мама, совершенно безнадежно…

Прошло столько лет с тех пор, но воспоминания о том времени, когда в один миг рухнули иллюзии, снова вернулись и сделали Андрея ниже ростом, толще, лишили уверенности в себе. Ему стало страшно, словно часы остановились. Закревский поднял голову: все та же прихожая, ничего не изменилось. Да, те же обои, большие цветы с мясистыми темно-зелеными листьями в огромных горшках повсюду, потому что мама обожает цветы, зелень — она ее успокаивает. А вот ему не удается достичь такой гармонии с собственным домом. Ему не помогают эти стены, не кажется приятной и расслабляющей атмосфера, как любит говорить папа. Он просто возвращается с работы сюда, потому что здесь он обязан появляться время от времени. Нельзя давать лишний повод волноваться близким людям, действительно заботящимся о нем, живущим его удачами и промахами. Нет, он любит маму, с удовольствием играет в нарды с отцом, но гораздо уютнее ему в своем рабочем кабинете, где в огромной нише спрятана его раскладушка и постельное белье. Здесь ему не нужно притворяться веселым, спокойным, довольным собой и жизнью. Он так давно играет в человека, который идет по жизни смеясь, что все чаще возникает необходимость в одиночестве, в отсутствии чьих-либо глаз, слов. Даже встретившись с Беловым через столько лет (а они ведь долгое время были по-настоящему близки и знали друг о друге все), он снова надел маску самодостаточности и неоспоримой удачливости человека, нашедшего свое место в жизни. Андрей не смог быть с ним достаточно искренним. Может быть потому, что они давно не виделись и глупо открывать душу человеку, который периодически идет на сближение. Закревский решил, что не позволит никому забраться в его мир, он никого туда не допускает. Должно быть у человека что-то, известное только ему, и даже родителям нет доверия. Им вредно до конца понимать своих детей. Если допустить их до самого сокровенного, то у них может возникнуть впечатление, что их ребенок совсем им не знаком, что они всю жизнь заботились о другом человеке. Особенно, если любимое чадо единственное, то может возникнуть комплекс потерянного смысла жизни, неоправданных надежд.