Обмануть себя

Теперь столица встречала его ярким солнцем, пробившимся сквозь тяжелые свинцовые тучи. Как бы радуясь его верно принятому решению, она подбадривала Вадима, старалась поднять ему настроение, разогнав гнетущую серость дня. Капризный март оставался верным себе — то согревал, то пронизывал холодом сырого воздуха. Вадим на мгновение поднял голову, подставляя лицо солнечным лучам. Он, как мог, отвлекал себя от прежних планов. «Вот такой я противоречивый и загадочный», — криво усмехнувшись, подумал Вадим и направился к зданию магазина. По мере приближения он переключился на вопрос о том, что купить Димке. Сразу вспомнил, что забыл поговорить с Валей о котенке. Надо было исправить эту ошибку — Вадим сказал себе, что позвонит Вале еще раз, когда сделает покупки в магазине.

Через час Белов вышел из «Детского мира» с огромным кульком. В нем лежал «Хоккей», который бросился ему в глаза сразу, как только он подошел к прилавку на втором этаже. Это было его особенностью — начинать со второго этажа в любом солидном магазине. Валя говорила, что это странно, но не наказуемо. Итак, «Хоккей», набор солдатиков — Димке и кукла Барби для Ксении. Конечно, она еще мала, чтобы оценить его подарок. Выбрать что-то в невероятном количестве мягких игрушек, погремушек, пупсиков, куколок Вадиму было очень непросто, но Вика наверняка похвалит его выбор. На время он забыл обо всем, погрузившись в беззаботную атмосферу детского праздника. А он царил повсюду, потому что то и дело Белову встречались родители, ведущие за руку счастливого малыша с новой игрушкой. Вадиму хотелось улыбаться каждому карапузу, один из них особенно напомнил ему Димку. Проводив его долгим взглядом, Белов укрепился в мысли, что привезет подарок, который обрадует сына. Может быть, на время удастся отвлечь его внимание от появившейся мечты о котенке. Наверняка это еще слишком по-детски. Он не понимает, что живое существо — не игрушка. Его нельзя засунуть в ящик и доставать только тогда, когда хочется поиграть. Даже взрослые часто не понимают такой элементарной вещи: они используют друг друга, а потом забывают, убивая равнодушием и отсутствием внимания. Вадим понял, что подсознание снова возвращает его к мыслям об Алисе. Но из чувства противоречия Белов отказывался развивать эту тему сам с собой.

Он теперь подумал, что обязательно должен привести что-то из столицы для Вали и Вики. Решение вопроса пришло сразу — неподалеку находился магазин, в который однажды он заходил с Костей. Проскурин покупал там кофе для жены. Он уверял, что такого разнообразия сортов кофе и видов чая нет в столице больше нигде. Последнее время Валя тоже была неравнодушна к этому напитку, так что путь был верным. Оставалось напрячь память и найти нужный магазин под неоригинальным названием «Кофе, чай». Белов подумал, что «Магия вкуса» здесь была бы больше к месту.

Минут через пятнадцать Белов стоял перед магазином, фасад которого отличался от зданий, выстроенных рядом. Это был неповторимый китайский стиль, а внутри с порога посетителей встречал ни с чем не сравнимый аромат кофе. Вадим подошел к одной из витрин, уставленных банками, коробками, пакетами с чаем и кофе, и шумно выдохнул — сориентироваться в этом изобилии было нелегко. Один из продавцов консультировал такого же неискушенного покупателя, как Вадим, терпеливо объясняя, что означают названия того или иного вида кофе. Вадим решил подойти поближе, чтобы ненавязчиво поучаствовать в их диалоге. Он только принялся слушать, как внимание его отвлек заразительный женский смех. Вадим мог дать голову на отсечение, что он слышал его не раз и не два. Горячая волна окатила Белова с головы до ног, делая тело непослушным, тупым. Крепко сжав пальцы, державшие кулек с игрушками, Вадим медленно повернул голову — несколько человек отделяли его от рыжеволосой женщины, что-то оживленно обсуждающей с высоким молодым человеком спортивного телосложения. Вадима как магнитом притянуло поближе к ним.

— Напиток из робусты менее ароматен, чем из арабики. Он менее вкусен, менее ароматен, правда, в сочетании обоих сортов получается здорово. Мы уже говорили об этом. Поищем золотую середину, — услышал Вадим приятный голос спутника Алисы. Белов не понимал, как это могло произойти, ведь внимательной слушательницей была именно она. — Кофе в зернах высшего сорта делают только из арабики. Думаю, нам нужно остановиться вот на этой упаковке. Никакого порошка, только в зернах.

— Что бы я без тебя делала, Славик, — голос Алисы прозвучал так близко от Вадима, что он едва удержался, чтобы не подойти сзади и не закрыть ей глаза ладонями. Все получилось бы — банальнее не придумаешь. Белов пододвинулся еще ближе. Алиса была одета в белоснежный кожаный плащ-разлетайку, длинные черные лаковые сапоги. Роскошные волосы рассыпались по гладкой коже плаща, легко скользя при каждом движении головы. Все в ней было чужое, кроме этого голоса, смеха. Оставалось посмотреть в глаза. — Только ты знаешь, что я люблю горьковатый вкус, без всякой кислинки.

— Я все помню.

— Я не могу здесь долго находиться. Слишком много кофе, — Вадим был уже рядом с Алисой, которая стояла к нему спиной и обращалась к спутнику. — Ладно, полагаюсь на твой вкус, оплати покупку, пожалуйста. Вот деньги.

Что-то в ее голосе удивило Вадима. Это было общение хозяйки и слуги, что неприкрыто звучало в интонациях Алисы. Зато во взгляде, которым смотрел на нее молодой человек, сквозило неприкрытое обожание. Белов почувствовал, как все поднялось внутри, он решил, что это очередное приключение Алисы, довольно привлекательное. Забытое чувство ревности нахлынуло, раззадорило и придало Белову уверенности в себе.

— Добрый день, — сказал он, как только молодой человек отошел к кассе. Алиса резко повернулась и расширенными от неожиданности глазами уставилась на Вадима. — Не смотри так, я — не привидение. Привет, Лиска.

— Здравствуй, — карие глаза Алисы погасли, из далеких глубин поднялась и застыла в них плохо скрываемая досада. Эта встреча никак не входила в ее сегодняшние планы. Она считала, что застрахована от сногсшибательных неожиданностей. Ей стоило немалых усилий, чтобы не показать, насколько она шокирована. Алиса оперлась о прилавок и вопросительно подняла брови. — Какими судьбами?

— Бизнес.

— Связанный с кофе? — в ее голосе заметна едва скрываемая истерика.

— Нет. Здесь я оказался случайно, — Вадим не до конца осознавал, что все это происходит на самом деле. Какой поворот — отказавшись от возможности встретиться с Алисой, он получает все по полной программе. Он не мог сосредоточиться и только улыбался, стараясь понять: что она чувствует.

— В любом случае, желаю тебе удачного выбора, — произнесла Алиса ледяным тоном и явно собралась окончить разговор. Каждая минута, проведенная рядом с Беловым, действовала на нее убийственно. Женщина была близка к потере сознания. Она едва держалась на ногах, во рту появилась неприятная сухость, а в висках громко, словно на весь магазин, пульсировала кровь. За несколько мгновений Алиса снова пережила все то разочарование и боль, от которых пыталась избавиться, круто изменив свою жизнь. Но она взяла себя в руки, дав установку эмоциям ни в коем случае не прорваться наружу, ей нельзя показать, насколько взволновало ее неожиданное появление Вадима. А он осторожно взял ее ладонь и легонько сжал, словно это могло удержать Алису. Она почувствовала себя беспомощным зверьком за один шаг до ловко расставленного капкана. Автоматически она повернулась, ища глазами Славика. Он только что получил чек в кассе и, поймав ее встревоженный взгляд, в одно мгновение оказался рядом.

— В чем дело? — грубоватый голос молодого человека был обращен к Вадиму.

— Все в порядке, Слава, — улыбнувшись, сказала Алиса. Ей достаточно было услышать его голос, чтобы успокоиться. Она поняла, что глупо бояться обычного разговора. Она не должна уйти просто так. — Это мой земляк. Мы давно не виделись. Вернее сказать, это было в другой жизни.

В последней фразе было сказано все. Вадим встретился с Алисой взглядом и, заметив, как чуть повлажнели ее глаза, машинально прижал ее ладонь к своей груди. Это было неконтролируемое движение. Алиса не стала выдергивать руку. Она устало улыбнулась и обратилась к своему спутнику:

— Возьми кофе и подожди меня в машине. Мне нужно пару минут, — юноша нервно поправил высокий ворот белого свитера, но беспрекословно повиновался. Он мило пообщался с продавцом, получив большую зеленую упаковку выбранного кофе. Краем глаза он продолжал наблюдать за хозяйкой. Когда за ним закрылась дверь магазина, Алиса осторожно высвободила руку. Потерла пальцы — Вадим слишком сильно сжал их.

— Извини, — заметив, как побледнела Алиса, сказал он.

Они стояли и смотрели друг на друга без слов. Желание Алисы повернуться и уйти, сократив время адской муки, ушло. Она поняла, что сможет разговаривать с ним спокойно и уверенно. Хотя о чем говорить, оставалось неясным.

— Как живешь? — наконец спросил Белов.

— Как выгляжу.

— Ты прекрасно выглядишь, — отметил Вадим. — Столица и замужество пошли тебе на пользу. Хотя мне казалось, что ты была само совершенство еще в той жизни. Ты прекрасна!

— Спасибо. Ты тоже. Даже стал еще красивее. Ты из той породы мужчин, которых возраст украшает.

— Последнее время я слышу об этом даже от мужчин.

— Не переживай. Они тоже изредка могут быть правдивыми, — покусывая губы, сказала Алиса. — Ты должен радоваться.

— Ты так говоришь, будто мы не виделись лет десять, и есть с чем сравнить. Прошло всего около года, Лиска.

— Почти триста шестьдесят пять дней, — заметила Алиса.

— Кто этот Аполлон, который был готов убить меня одним взглядом? — вдруг спросил Белов, стараясь изгнать из голоса предательское дрожание.

— Мой шофер. У меня уже есть права, но я еще неуверенно чувствую себя за рулем.

— Он дает тебе уроки вождения?

— Нет, он просто мой шофер.

— Да? Заодно он учит тебя выбирать кофе. Это тоже входит в список его обязанностей?

— О, Слава — гурман. Он столько знает о кофе, ты себе не представляешь. Он — очень интересный юноша. В его голове вмещается невероятное количество информации. Иногда мне кажется, что он родился с книгой. Одни — в рубашке, а он — с книгой.

— Забавно.

— Конечно, тебе было бы приятнее услышать, что мы только и беседуем о влиянии цитрусовых на организм? О том, где выращивают самые вкусные апельсины и в каком месяце в них наибольшее количество витаминов?

— Может быть, — Белов не мог скрыть своего нарастающего раздражения. Алиса словно издевалась над ним, стараясь приукрасить достоинства своего шофера. Но она не забыла его привычек — это тоже о чем-то говорит. — И когда же он успевает делиться с тобой столь ценной информацией?

— Мы вместе практически каждый день. Времени, которое я провожу в машине, для общения достаточно, — пронизывая Вадима взглядом, ответила Алиса. Она уже совершенно перестала волноваться. Единственное, что мешало ей полностью расслабиться, — крепкий, густой запах кофе. Он казался навязчивым, но выйти на улицу означало попасть под внимательный взгляд Славы. Алисе не хотелось, чтобы он заметил, что встреча с просто земляком проходит несколько необычно. — Хороший водитель может позволить себе говорить за рулем.

— Он должен следить за дорогой, а не болтать глупости! — выпалил Вадим, с досадой покачав головой. — Куда только твой муж смотрит!

— Спасибо за заботу, — усмехнулась Алиса. — Скоро я сама буду за рулем, совсем скоро.

— Ты растешь. Мне казалось, что ты и автомобиль — вещи несовместимые.

— Я так глупо выглядела?

— Нет — слишком женственно.

— А теперь ты изменил свое мнение? — Алиса выпрямилась, тряхнув головой. В ушах ослепительно блеснули бриллиантовые капельки сережек.

— Пожалуй, теперь ты выглядишь менее беззащитной.

— Какой глупый разговор. Значит, из-за того, что я была такой беззащитной, ты решил скрасить мою жизнь, опутывая ее ложью. Получилось лучше, чем у гусеницы, готовящейся стать бабочкой… Но я давно забыла об этом. У меня совершенно иная жизнь. Я даже представить себе не могла, что такое может произойти со мною. Странно: зачем судьбе понадобилось столкнуть нас здесь? — Алиса прикусила губу, стараясь подобрать слова, которые могли бы побольнее кольнуть Вадима. Она видела, как он поедает ее глазами. Он все еще помнит ее, он не мог забыть. Сознание этого было приятным, но ничего не могло изменить. — Случайностей не бывает, да? Как и тогда в Горинске, помнишь? Перекресток, твоя новая машина, очередная ложь. Ладно, не будем о прошлом. Все хорошо, что хорошо заканчивается.

— Ты не веришь в то, что говоришь. На самом деле ничего не закончилось.

— Я не стану спорить. Мне уже пора. Две минуты истекли.

— Знаешь, а ведь я не хотел встречаться с тобой, — вдруг сказал Вадим. — Однако, если это произошло, было бы глупо вот так расстаться.

— Чего ты ожидал? Ты забываешь, что многое изменилось.

— Измениться могло что угодно, только не наше отношение друг к другу, — Вадим подошел на более близкое расстояние. Он слегка наклонил голову и коснулся лицом волос Алисы. Почему-то ему хотелось уловить тонкий аромат духов, которые он дарил ей однажды, но запах кофе был повсюду. — Скажи, что я ошибаюсь.

— Я бы не хотела больше ничего обсуждать. Для меня все осталось в Горинске. Понимаешь? — Алиса отошла на шаг назад и сложила руки под грудью. — Как ты самонадеян, Белов! Ты чертовски самоуверен! Только ты забыл, что теперь не только ты женат, но и я замужем. И я тоже не хочу терять свою семью, я дорожу тем, что имею. Я не размениваюсь на дешевые романчики. Все, что мне нужно, у меня теперь есть. Мой избранник целиком и полностью удовлетворяет моим представлениям об идеальном мужчине. Иногда мне становится страшно, что такое чудо могло пройти мимо меня. Я счастлива!

— Ты научилась обманывать даже саму себя, — внимательно глядя на Алису, произнес Вадим. — Ты просто боишься.

— Я боюсь? Интересно — чего?

— Не чего, а кого — меня.

— Довольно. Ты повторяешься, зачем? Смешно, ей-богу. Мне трудно дышать. Запах кофе будет преследовать меня целый день, — Алиса поправила волосы. — Я хочу выйти отсюда. Я могу подвезти тебя, куда скажешь.

— Спасибо. У меня недалеко машина, — переложив кулек с игрушками в другую руку, Вадим досадливо поморщился. — Неужели ты вот так уйдешь?

— Конечно. Не будем сходить каждый со своей орбиты. Однажды это произошло, но не теперь. Прощай, — Алиса ослепительно улыбнулась и шагнула к выходу.

Вадим не поверил, что она уходит. Он ждал, что она вот-вот остановится и позовет его. Позовет пусть не словом — взглядом. Он все поймет. Но дверь за Алисой закрылась, и он остался в этом царстве чая и кофе, невидящим взглядом оглядывая бесконечные полки с ароматным товаром. Он хотел броситься за нею, но ноги словно приросли к полу. Вадим стоял неподалеку от прилавка, не слыша, как к нему в который раз обращается внимательный продавец. Наконец Белов отреагировал на него.

— Я могу вам помочь? — вероятно, этот вопрос в адрес Вадима звучал уже не в первый раз.

— Да, пожалуйста. Мне две упаковки кофе, арабики. В зернах, самого хорошего.

— Могу предложить вам несколько вариантов.

— Не надо несколько. Дайте мне то, что недавно купил у вас высокий молодой человек в белом свитере. Упаковка зеленого цвета.

— Отличный выбор, но стоит недешево, — пытаясь быть вежливым, заметил продавец. Вадим вздохнул и посмотрел на него: среднего роста, с жемчужной улыбкой и большими карими глазами, он смотрел на взволнованного покупателя.

— Мы не так богаты, чтобы покупать дешевые вещи, — процитировал Вадим понравившуюся фразу, которую часто любила повторять Вика Проскурина.

— Вас понял, тогда оплатите в кассе покупку, пожалуйста.

Белов вышел на улицу, с удовольствием вдохнув воздух, лишенный ароматов этого магазина. Пожалуй, он пресытился его запахами. Рассматривая одну из купленных упаковок, Белов прочитал то, что на ней было написано. Его английский позволил ему понять, что выбор сделан правильный. Наверняка он попал в цель — Вика будет довольна, да и Валя тоже. Вспомнив, что собирался снова позвонить ей, он расстегнул куртку, чтобы достать из внутреннего кармана телефон.

— Вадим, — он услышал свое имя и закрыл глаза. Это не могло быть правдой! Обернувшись, он увидел, как молоденькая девушка стремительно мчится к бегущему ей навстречу юноше. Еще миг — и она попадает в его объятия и кружится вместе с ним, удерживаемая его крепкими руками. Вадим невольно улыбнулся, глядя на эту идиллию. «Они счастливы и никого не замечают вокруг, — глядя им вслед, подумал Белов и медленно пошел к метро. — И Лиска тоже счастлива, без меня…» Вадим забыл о том, что собирался звонить. Телефон так и остался лежать на своем месте.

Солнце решило снова поиграть в прятки. Оно медленно ушло за тяжелый серый небесный занавес, до начала следующего действия. Подняв глаза к небу, Вадим покачал головой. Ему показалось, что сцена была разыграна исключительно для него. Тысячи солнечных лучей пытались осветить ему неожиданный миг встречи с Алисой, словно подсказывая, что неспроста они сияют. А теперь они же обвиняли его в том, что он не смог найти нужных слов, чтобы хоть как-то смягчить женщину, незаслуженно обиженную им. Белов шел, машинально переставляя ноги. Это состояние было знакомо ему. Оно наступает тогда, когда на душе очень хорошо, или наоборот, когда ничего больше не хочешь от жизни. Сейчас Вадим ощущал второе. Он сгорбился, словно от непосильной ноши и, опустив голову, пошел дальше.

Он понял, что случилось то, чего он испугался, когда в последний момент передумал встречаться с Алисой. Она дала понять, что вычеркнула его из своей судьбы раз и навсегда, а Вадиму было невыносимо верить в это. Даже если она лгала, то делала это очень убедительно, без надрыва, легко. Он бы предпочел, чтобы время стерло из памяти самое наболевшее и оставило надежду на то, что эта женщина когда-нибудь простит его. Что вернется их безумная страсть, те мгновения, которых он не может забыть. Он мечтал снова ощутить все это. И ни Валина любовь, ни ответственность перед Димкой не в состоянии перевесить одного желания — вернуть хотя бы на время безрассудное прошлое.

Вадим огляделся по сторонам, на самом деле не видя ничего затуманенными глазами. Но даже если бы он был более внимательным, то вряд ли заметил бы пару карих глаз, неотрывно наблюдающих за ним. Плотная тонировка стекол автомобиля скрывала от любопытных взглядов тех, кто был внутри. Алиса видела, как Вадим отреагировал на произнесенное имя, наверняка ожидая, что окликнут его. Он был уверен, что позвали именно его, и не кто-нибудь, а она. Потом он разочарованно посмотрел на влюбленных и медленно побрел, втянув голову в плечи. Алиса глядела ему вслед, не отвечая на вопрос Славы о том, когда можно трогаться с места. Губы ее дрожали, пальцы нервно теребили сигарету и зажигалку.

— Пожалуй, можно ехать, — тихо произнесла она сдавленным голосом.

— Куда? — оживился Славик.

— В счастливую обитель, разумеется, — ответила Алиса, криво усмехнувшись.

— Домой, значит, — Слава покосился на хозяйку, заметив, как у нее дрожали руки, пока она прикуривала. Машина плавно тронулась с места. Двигателя практически не было слышно. Слава был доволен его работой после капитального ремонта. — Я включу музыку, не возражаете?

— Валяй, — едва слышно сказала Алиса. Слава вставил компакт-диск в магнитолу, и через мгновение в салоне зазвучала любимая музыка хозяйки: последнее время ее тянуло на классику. Она часто подпевала, восхищая водителя тем, как ей удавалось слиться с оперной дивой в звенящих руладах.

— Что у нас на сегодня кроме вечерней поездки в казино? — спросил Слава, бросив взгляд на Алису.

И только теперь он заметил, что она плачет. Он растерялся, потому что впервые видел хозяйку в таком состоянии. Он хотел сказать что-то ободряющее, но слов подобрать не смог. Женские слезы всегда на него так действовали — он становился глупым, бессловесным.

— Не обращай на меня внимания, — попросила Алиса, заметив, что юноша смущен. — Все в порядке.

— Да не огорчайтесь вы так, Алиса. Глаза станут красными. Хотите, анекдот расскажу? — Славик знал огромное число коротких смешных историй, постоянно поднимая настроение своей молодой хозяйке. Но на этот раз Алиса отрицательно покачала головой. — Умолкаю.

Прошло немного времени. Перестав всхлипывать, Алиса закурила новую сигарету и небрежно спросила:

— Скажи, Слава, что ты знаешь об апельсинах, мандаринах?

— Цитрусовые, богаты витамином «С». Те, кто следит за своим здоровьем, регулярно употребляют их. Иммунитет поднимается, — оттарабанил Славик на одном дыхании. — Впрочем, об этом вы и сами знаете. Я подготовлюсь, вычитаю что-нибудь интересное и поговорим, ладно?

— Договорились, — улыбнулась Алиса.

Став госпожой Молчановой, Алиса окунулась в совершенно иную жизнь. В ней было очень много из того, о чем молодая женщина и мечтать не могла. Первое время она просто постоянно следила за выражением своего лица, чтобы оно, не дай бог, не выдало, насколько она шокирована. Она попала в сказку, где все происходящее, к счастью, не видоизменялось в полночь. Изо дня в день молодая женщина все больше входила во вкус.

Начать с квартиры в тихом центре Москвы, оборудованной по самому последнему слову техники и представляющей собой пятикомнатные хоромы с высоченными потолками, в которых недавно был завершен ремонт. Гарик пообещал Алисе, что она переступит порог «страны чудес». Он не обманул ее. Красота, с которой была обставлена и декорирована квартира, должным образом подчеркивала безукоризненный вкус хозяина. Но все это великолепие предстало перед глазами Алисы только после недолгого свадебного путешествия. Молчанов не мог позволить себе длительное отсутствие — работа была для него на первом месте. Он сразу предупредил об этом Алису, чтобы избежать недоразумений впоследствии.

— Я не хочу, чтобы ты ломала голову, почему меня нет рядом. Ответ всегда один — я на работе, понимаешь? И не спрашивай, сколько раз за день я вспоминал о тебе.

Алиса тогда только кивала, боясь выразить свое недовольство по какому-либо поводу. Она считала, что всему свое время, но в случае с Гариком она просчиталась. Этот мужчина не отличался непостоянством привычек. Даже появление в его жизни красавицы жены не могло ничего изменить. Он явно томился на отдыхе, постоянно перезваниваясь со своим заместителем, чтобы быть в курсе всех дел. Алиса замечала, что, несмотря на старания, он не всегда внимательно слушает ее. Казалось, она только мешает ему своей болтовней. Когда Алиса замечала это и намекала, что ее это задевает, Гарик улыбался.

— Дорогая, ты же знала, что выходишь замуж за больного человека. Я болен своей работой. И знаешь почему? Потому, что она дает мне возможность быть самим собой. Но при этом я должен знать, что ты меня понимаешь.

Алиса не пыталась выяснять, какое место в своей жизни муж отдал ей. Она не хотела попасть в неудобное положение, потому что Гарик был патологически правдив с нею. Услышать, что она — красивое приложение к его удачному бизнесу, означало бы для Алисы катастрофу. Она решила, что со временем Гарик поймет, что ему невероятно повезло с такой спутницей, как она. Она уж постарается соответствовать своему новому положению. Это было нелегко, но Алису поддерживало то, что Гарик был все-таки по уши влюблен в нее. Он обещал ей компенсацию за те годы, что они провели порознь. Его чувства были проверены временем, и она не хотела разочаровывать его. Ей всегда безумно нравилось обожествление, с которым к ней относились влюбленные в нее мужчины. Тогда ими было легче управлять. Софья Львовна частенько давала дочке уроки по воздействию на мужчин. Она говорила, что самое большое искусство — незаметно настоять на своем, якобы соглашаясь с мужским решением. Алисе казалось, что кое-чему она успела научиться. Правда, для начала она попробовала эту женскую тактику на мелочах — получалось неплохо. Гарику даже понравилось, что супруга в чем-то не соглашается с ним. Он пошел на некоторые изменения в интерьере спальни, руководствуясь тем, что женщина тоньше чувствует обстановку. Ему хотелось, чтобы Алисе в квартире нравилось все. Он не услышал ни слова против просторной кухни из розового дерева, привезенной под заказ из Италии, с посудомоечной машиной, встроенной техникой и всеми мелочами, о которых мечтает каждая хозяйка. Он и сам был в восторге от увиденного, а Алиса просто захлопала в ладоши, как ребенок, заявив, что ее не выкуришь из такой красоты. Ее реакция была не менее бурной после знакомства со столовой, гостиной, кабинетом Гарика, будущей детской, их спальней.

Алиса радовалась, не предполагая, как одиноко будет ей в этой красоте долгими вечерами, в ожидании прихода мужа с работы или приезда из бесконечных командировок. Именно так проводила она большую часть времени, вернувшись из свадебного путешествия. Гарик через пару дней уехал в командировку на неделю, а ей предстояло вживаться в образ хозяйки. Ни о какой работе речь не шла. Положение ее мужа предполагало, что самым главным должно стать ее прекрасное самочувствие, отличное настроение, постоянная готовность к вечерним выходам, а также — встречать любимого, вернувшегося с работы, с неизменной улыбкой.

Ради того, чтобы она чувствовала себя комфортно, Молчанов был готов на все. Ему казалось, что его прекрасной супруге не место у плиты. Он перестарался, когда объявил, что скоро в их доме появится высококлассный повар. Алисе удалось отговорить Гарика от этого.

— На кухне должна быть одна хозяйка. И ею хочу быть я! — она категорически настояла на своем. Ей самой было приятно слышать похвалы в адрес трапезы, приготовленной ее руками. В конце концов это было то, что она делала с удовольствием. — Ты должен хвалить мою стряпню, понимаешь, мою! Неужели ты лишишь меня этого?

Молчанов не стал спорить. Маленьким капризам жены было чертовски приятно потакать. Если ей так важно демонстрировать свои кулинарные способности — он не возражает. Наверное, это здорово, когда по вечерам тебя встречает улыбающаяся жена, а потом за красиво сервированным столом заглядывает тебе в глаза, ожидая оценки ее труда. Гарик мало в этом смыслил, потому что до женитьбы все в его доме делали нанятые в соответствующей фирме чужие люди. Они занимались домом, кухней, выполняя определенные договором обязанности, не надеясь на какую-то похвалу. Да он и не собирался вести с ними разговоры на эту тему. Если бы что-то перестало его устраивать, фирма могла предоставить другую кандидатуру. Они, конечно, старались, но только ради того, чтобы удержаться на хорошо оплачиваемой работе, ничего личного.

Гарик подумал, что Алиса в какой-то степени тоже хочет показать, что она чего-то стоит. А может быть, ей было трудно сразу отказаться от привычной роли жены, хозяйки, которую она переняла у своей матери? Она еще неуютно чувствует себя в той жизни, в которую попала, где исполняются все ее желания и не нужно прикладывать усилий для того, чтобы получить желаемое. Достаточно просто быть с ним рядом, любить его и отвечать на его чувства. Он столько лет без устали работал, быть может, именно для того, чтобы теперь быть в состоянии выполнить любой ее каприз.

Молчанов не задавал себе много вопросов. Он надеялся получить ответы со временем. Они не так много провели времени вместе до свадьбы, чтобы узнать друг друга. Гарик торопил события. Он слишком долго ждал, чтобы откладывать возможность назвать женой желанную женщину. Ему было все равно — умеет ли она готовить, какая она хозяйка, что она любит и чего не может переносить. Гарику было важно, что теперь она — госпожа Молчанова. Он не прислушался к совету матери не вступать с нею в брак сразу. Она хотела, чтобы они пожили вместе, присмотрелись. Вероятно, мать ожидала увидеть рядом с сыном другую женщину. Но она не понимала, что он только и делал всю свою сознательную жизнь, что следил за тем, что происходит с Алисой. Гарик не был в курсе всех ее мимолетных романчиков, но не мог скрыть своего удивления, узнав о том, что она вышла замуж за Семена Равкина — их одноклассника. Он понимал, что за этим ее шагом стоит что-то большее, нежели желание удивить окружающих. Умирающий Сеня и старавшаяся скрасить его последние дни Алиса — это было похоже на самопожертвование во искупление грехов. Каких — Гарика никогда не интересовало. И сейчас он не задавал себе лишних вопросов. Он просто хотел знать, что вот уже почти год в постели его ждет та, которая дарит ему неземное наслаждение. За одно ее прикосновение он был готов дорого платить. Он забывал о том, что в ее жизни были другие мужчины, надеясь, что жизнь с ним навсегда вычеркнет из ее памяти все, что было «до». Он обещал сделать ее счастливой, исполнять все ее желания и капризы. Гарик не отказывался ни от единого своего слова, только Алиса ни о чем не просила. Она с благодарностью принимала знаки внимания и проявления его любви, но казалось, что это не имеет для нее значения. Только в случае с намерением нанять домашнего повара Молчанов столкнулся с протестом жены. Он даже обрадовался ему. Она противоречила — значит, не боялась высказывать своего мнения, пусть пока в мелочах. Она пыталась показать, что к ней тоже стоит прислушаться. Алиса делала это умело, не преступая определенных границ. Молчанова это устраивало. Бессловесная, во всем согласная с ним подруга жизни ему была не нужна. Это было бы просто скучно.

За то время, что они провели вместе, он так и не понял характера этой женщины. Она могла смеяться и вдруг, задумавшись о чем-то, стать чернее тучи. То рассказывала о чем-то без умолку, то затихала, словно и не было ее рядом. Иногда, возвращаясь с работы, Гарик заставал жену с покрасневшими, припухшими веками. На все расспросы один ответ: «Все уже прошло». Последнее время такие «сюрпризы» стали очень редкими, и Молчанов решил, что Алиса просто скучала по дому, родителям. Она наверняка не хотела обижать его признанием, что несмотря на окружающий уют и роскошь, переносить разлуку с близкими ей было непросто.

Молчанов решил действовать и пригласил Софью Львовну и Захара Борисовича погостить у них. Отец приехать не смог, но мать не отказалась от возможности повидаться с дочкой. Все происходило в режиме строгой секретности: Гарик предупредил Софью Львовну, что хочет сделать жене приятный сюрприз. К его удивлению, приезд матери не стал для Алисы событием большой значимости, как он рассчитывал. Значит, слезы тайком и дежурные отговорки имеют совсем другие причины. Это огорчило Молчанова, потому что впервые он задумался над тем, что пока так и не был допущен во внутренний мир своей жены. Хотя удивляться нечему: люди проводят вместе десятилетия и в конце пути понимают, что рядом находился совершенно чужой человек. Это уже непоправимая трагедия, комедия ошибок, пустота. Молчанова стало беспокоить то, что время шло, а в их отношениях никак не появлялись милые сердцу мелочи, взгляды, жесты, знаки внимания, которые показывают глубину чувств. Когда не нужно слов — достаточно взгляда, чтобы понять, что ты — самый желанный, любимый. Гарику было важно знать, что Алиса относится к нему именно так. Ведь со своей стороны он был готов ради нее на все. Он так часто говорил себе это, что однажды решил определиться конкретнее: на что? Оказалось, что гораздо легче оперировать общими фразами. Он понял, что понятие любви носит у него характер эгоистичный. Он был горд и счастлив, просыпаясь в постели с прекраснейшей из женщин. Много раз поздно ночью, когда не спалось от переутомления на работе, Гарик лежал и смотрел на спящую, такую спокойную Алису, наслаждаясь этой неземной картиной. Он боялся, что она вдруг откроет глаза, и он окажется в глупом положении. Ему не хотелось в такие минуты ни о чем говорить.

Однако Молчанов знал, что даже ради нее не сможет отказаться от своего рабочего ритма, не изменит своим привычкам играть в теннис по четвергам, ходить в сауну по субботам, проводить достаточно много времени в недавно открытом боулинг-центре. Он знал, что продолжит свои бесконечные деловые встречи, не всегда беря с собой жену. Практически все, на что Эдуард тратил время, было связано с процветанием его бизнеса. Он слишком многого успел достичь в этом, чтобы сделать хоть шаг наперекор интересам своего дела. Оно было его второй натурой. Молчанов был уверен, что все это никоим образом не мешает его личной жизни, а если он так думает, то и его жена должна быть согласна. Он ничего у нее не отнимает. А если ей чего-то недостает, нужно только намекнуть.

Он не обсуждал с нею своих планов, которые могли резко измениться, и вместо похода в театр Молчанов мог срочно вылететь на Север, позвонив Алисе из служебного автомобиля. Он считал, что здесь нет места обидам и жене не о чем волноваться. Он был уверен, что в его отсутствие жена занимается подобающими ее положению делами. Сам он очень болезненно воспринимал разговоры об изменах, непонимании. С его стороны не было ни малейшего желания смотреть на сторону, он надеялся, что Алисе тоже не хочется приключений, а остальные мелкие несогласия можно преодолеть. Какая мелочь — сорвавшийся уикенд, если люди любят и доверяют друг другу.

Молчанов был счастлив. Из неосуществленных желаний у него осталось одно — он мечтал о сыне. Не каждый мужчина испытывает необходимость в том, чтобы поскорее почувствовать себя отцом. Он давно созрел для этой роли, и вот уже почти год, как каждый месяц он ждал от Алисы сообщения, что она беременна. Увы, пока она не оправдывала его надежд. Гарик не предполагал, что желания родить ребенка у Алисы не было вовсе. Она в душе обзывала себя дрянью, воспользовавшейся любовью и доверием мужчины. Порой она была противна себе самой, но пока желание стать матерью детей Молчанова стояло у нее на последнем месте. Она часто вспоминала слова Маринки, когда та говорила о критерии любви женщины — это желание иметь ребенка от любимого человека. Алиса преклонялась перед трудолюбием, порядочностью, добротой, твердостью характера мужа, но… не любила его. Ей казалось, что это должно прийти просто в ответ на все те безумства, которые совершал ради нее Гарик в период их встреч. Он дарил экзотические цветы, дорогие подарки, посыльные приносили от него записки с признаниями в любви, пахнущие его одеколоном. Это не закончилось и после венчания — сказка только начиналась.

Гарик делал все, чтобы его любимая женщина чувствовала себя королевой на нескончаемом балу жизни. Это бросалось в глаза: его внимательные, чуть заискивающие взгляды, мимолетные прикосновения и — ее отрешенность, улыбка, пробегающая по задумчивому лицу. Она словно снисходила до того, чтобы принимать его знаки внимания, однако не обдавая мужа ледяным холодом. Она умело привязала к себе этого мужчину, стараясь не делать ошибок. Ведь не для этого она все затеяла. Назад хода нет.

Софья Львовна не знала, как реагировать на все это. Ведь она понимала, что Алисе нужно совсем другое. Материнское сердце подсказывало, что дочка убегает от себя. Убегает, спасаясь в объятиях нелюбимого мужчины, который готов сделать так, чтобы весь мир принадлежал ей. Из этого мира ей не нужно было ничего, кроме любви того Ромео, с которым у нее произошел необъяснимый для прожившей долгую жизнь женщины разрыв. Алиса что-то скрывала от нее, но упорно не желала ни в чем признаваться. Попытки поговорить об этом с Маринкой тоже ни к чему не привели — преданная подруга молчала. Софья Львовна как всегда ждала, наблюдая за тем, как дочь выгодно продавала себя. Матери было нелегко — единственный ребенок мучился, страдал, выставляя напоказ ослепительную улыбку и оставляя для бессонных ночей невыплаканные слезы. Что-то советовать было бесполезно. Алиса находилась в крайне возбужденном состоянии. Она неадекватно реагировала на самые обычные ситуации, а когда мама принималась жалеть ее, раздраженно отмахивалась от материнских рук. Софье Львовне казалось, что Алиса ждет не дождется момента, когда можно будет попрощаться с Горинском, родными, знакомыми — они не понимали ее, а значит, автоматически причислялись в разряд не врагов, но недоброжелателей.

Наконец настал день, когда Молчанов официально попросил руки Алисы. Сватовство было красивым, слова, которые говорил Гарик, могли растопить самое холодное сердце. На мгновение Алисе показалось, что все нужно остановить. Еще немного, и трудно будет что-то исправить. Они уже не в том возрасте, чтобы легко бросаться словами. За каждую букву нужно отвечать. Не встречаясь взглядом с родителями, Алиса подтвердила их обоюдное желание создать семью. Она была словно в забытьи. Все произошло быстрее, чем она ожидала. Гарик искренно радовался, глаза его светились от счастья. Алиса смотрела на него и надеялась, что часть этих ощущений передастся и ей, пусть не сразу. Сколько случаев, когда любовь приходит в ответ на преданность, доброту! Ведь муж смог вобрать в себя все те необходимые качества, которые должны были непременно присутствовать у мужчины, достойного ее. Не хватало единственной «мелочи» — взаимной любви. Раньше ее отсутствие не казалось восторженной девушке катастрофой. Она витала в облаках, а теперь спустилась с небес и мечтала только об этом недостающем звене. Его отсутствие делало жизнь невыносимой.

Она каждое утро заглядывала в его карие глаза, пытаясь пропитаться тем же светлым и радостным чувством, которое исходило от счастливого мужчины. Она ждала, настраивала себя на то, что ее муж — самый лучший человек на свете. Однако быть хорошим человеком — это замечательно для коллег по работе, друзей и знакомых. Алиса ждала, когда же в ней проснется подобие пусть не страсти, но хотя бы какого-то влечения к мужу. Поначалу она считала, что это застенчивость перед новым партнером. Все-таки она не меняла их, как перчатки. К тому же она вступала в связь с новым мужчиной, продолжая бороться с собственным сердцем. Оно разрывалось на множество маленьких тлеющих осколков, больно раня. И все это нужно было тщательно скрывать от всех. Но Алиса была упряма и твердо решила не отступать от своего. Она не ожидала, что завоевание Молчанова пройдет настолько легко и быстро: женщина готовилась к штурму, а оказалось, крепость давно вывесила белые флаги. Гарик словно был готов к тому, что когда-нибудь она появится на его горизонте. Алиса удивилась и ему — как быстро он сделал ей предложение, и себе — тому, что она не стала разыгрывать сцен — ответила сразу согласием. Оба получили желаемое. Оставалось довериться течению времени. Оно лучше любых прогнозов способно расставить все на свои места.

Алиса жила в созданной мужем сказке, стараясь забыть Вадима, изгнать из сердца воспоминания о сладостных минутах, которые они провели вместе. Сколько раз она просыпалась ночью, удивленно разглядывая лежащего рядом мужчину. Она приходила в себя, понимая, что несколько минут назад в сновидении она чувствовала не его тепло. Прикосновения, ласки, на которые она реагировала страстно и нежно, дарили ей другие руки. Белов являлся во снах, мешал близости с мужем — Алиса боялась назвать Гарика Вадимом. Женщина измучилась, доходя до крайнего отчаяния. Ей не удавалось освободиться от своей любви к человеку, предавшему ее чувства. Она не знала, как жить. Было все — и не было ровным счетом ничего.

Гарик холил и лелеял ее, как никто другой, а она не могла ответить ему и сотой долей того обожания, которое принимала. Алиса вздыхала с облегчением, провожая мужа в очередную поездку. Она оставалась одна в роскошных хоромах, радуясь тому, что вечером не придется исполнять супружеские обязанности. То, что должно было приносить наслаждение, с самого начала превратилось в дежурное исполнение долга. Близость с мужем вызывала у нее сначала панический страх, потом — равнодушие, резко перешедшее в нежелание принадлежать этому мужчине. Ни разу за все время она не ощутила незабываемого, блаженного состояния полета, невесомости, когда реальность становится условной и теряет смысл все, кроме этого безмерного удовольствия. В постели она владела собой, тщетно стараясь вызвать знакомые чувства. Но тяжелое дыхание мужа, его ласки, страстные слова вызывали обратный эффект. Если бы Молчанов только знал, чего стоило Алисе разыгрывать блаженство и удовлетворение. Порой она доходила до психоза, сидя в ванной, зная, что на широкой кровати с шелковой постелью ее ждет Гарик. Она закрывала глаза и дрожала оттого, что через мгновение ей предстоит почувствовать прикосновения его рук, языка, твердеющей плоти. Это была дрожь отвращения ко всему, что происходило в их спальне, освещенной парой белоснежных бра над кроватью. Это ощущение становилось все более сильным и никак не хотело переходить в желанное обладание. Доходило до того, что Алиса пользовалась уловками, которых стыдилась. Порой близость приносила ей боль вместо наслаждения и вызывала недоуменные вопросы Гарика. Он был не настолько глуп, чтобы не чувствовать, что его прикосновения не достигают нужного результата. Он целовал Алису, тихонько шептал ей самые нежные слова, спрашивая, что ее беспокоит. Просил расслабиться, раскрепоститься, ведь теперь они — самые близкие люди.

— Между нами не должно быть недомолвок, иначе все обречено на гибель. Аля, милая, я так люблю тебя, что с трудом могу разобраться в том, что происходит. Я ослеплен, оглушен тобой. Я самый счастливый из смертных, если ты тоже чувствуешь подобное, — он так нежно смотрел в ее черные в полутьме глаза, и Алиса молча прижималась к нему всем телом. Ей нечего было ему ответить.

В одну из очередных деловых поездок мужа, которая длилась две недели, Алиса вдруг почувствовала, что ей нравится одиночество. Она с удовольствием ездила по магазинам, салонам с шофером, которого муж нанял для нее. Славик оказался очень приятным молодым человеком, невероятно пунктуальным и ответственным, к тому же начитанным. Он боялся лишний раз сказать что-либо, присматриваясь к своей новой хозяйке. Редкие слова Славик произносил с какой-то неоправданной опаской.

— Я не мегера, Слава. Перестань вести себя со мной, как кролик перед удавом! — не выдержала Алиса. — Скоро я сама сяду за руль, и твои мучения закончатся. Но не сейчас. Двухмесячные курсы — очень слабая практика для поездок по Москве. Ты меня подучишь?

— Конечно, с удовольствием, — лицо парня просияло.

— Так-то лучше. Наконец появились человеческие интонации, — засмеялась Алиса. — Я постараюсь быть прилежной ученицей.

Она окончила водительские курсы по настоянию Гарика, но до сих пор не представляла себя за рулем автомобиля, в окружении бесконечных движущихся потоков. Особенно она терялась, когда кто-нибудь начинал сигналить, выражая недовольство ее нерасторопностью. Одаривая нелестными словами виновника нарушения ее спокойствия, Алиса могла бросить руль. Несдержанность курсантки была не по душе ее инструктору, и он перекрестился, когда состоялось их последнее занятие.

Молчанову хотелось, чтобы его жена была современной женщиной. Но все-таки решил, что нанять личного шофера для нее на первое время стоит. Кандидатуру подобрал по рекомендации. Алиса нашла со Славой общий язык, но Молчанов четко проинструктировал ее о том, что она может позволить себе в отношениях с шофером, чего не может. Это касалось граней общения хозяйка — подчиненный. Никакого панибратства, но и без напыщенности. Алиса была удивлена, что Гарик так дотошно объяснял ей такие понятные вещи. Вообще она заметила, что муж любит выступать в роли мудрого наставника. Алиса принимала его советы, выказывая благодарность.

И вот так в общении со Славиком, поездках по косметическим кабинетам, салонам, магазинам, в бассейн и сауну всякий раз пролетали дни в отсутствие мужа. Одна из последних командировок была особенно длительной и расслабила Алису донельзя. Когда Гарик позвонил поздним вечером, чтобы предупредить о своем возвращении, она едва совладала с голосом, удерживая в тоне нотки притворной радости. Потом началось безумие: она не находила себе места, переходя из комнаты в комнату, везде оставляя включенным свет. Наконец набрала ванну горячей воды и долго лежала, изнемогая, обливаясь потом. Соленые струйки стекали по разгоряченному лицу, попадая в глаза, вызывали неприятное ощущение. Алиса лежала без движения, не в силах пошевелиться, чтобы просто смахнуть капли. В какой-то момент она поняла, что близка к обмороку. Сердце стучало в невероятном темпе, казалось, что грудная клетка сотрясается от этих гулких ударов, стало трудно дышать. Алиса безразлично следила за тем, что с ней происходило. Она испытывала непонятное удовлетворение, доставляя себе такое мучение. Закрыв глаза, она почувствовала головокружение до тошноты. Силы покинули ее. Женщина погружалась в неизвестное ранее состояние физической беспомощности. Алиса тихо заскулила. Звуки, которые ей удалось издать, легко заглушил шум падающей воды. Алисе стоило неимоверных усилий выдернуть пробку из ванны пальцами ноги. Постепенно уровень воды стал падать, обнажая красное, пылающее жаром неподвижное тело.

Сколько прошло времени, Алиса не заметила, но очнулась она лежа уже в пустой ванне. Из крана продолжала бежать горячая вода. Женщину знобило, от неприятной дрожи стучали зубы, и руки не желали подчиняться. Алиса оперлась непослушными руками о край ванны и, приложив невероятные усилия, оказалась за ее пределами, закрыла воду. Едва передвигаясь, прищуривая глаза, Алиса добралась до спальни. Упав на кровать, обнаженная, со спутанными волосами, она закрыла глаза.

Алиса была похожа на израненную птицу, у которой нет сил лететь, даже смотреть на этот мир. Свернувшись, подтянув колени к груди, она пыталась укрыться краешком покрывала. В висках стучало так сильно, что казалось, тонкая кожа не выдержит такого давления. Алиса вдруг четко увидела, как из открывшихся ран красными ручейками струится кровь, заливая постель растекающимся багровым озером. Ладонь автоматически касается этого липкого, теплого пятна и брезгливо одергивается. Алиса мгновенно пришла в себя, тяжело дыша, села на краю кровати. Сдавила голову руками: «Что со мной? К чему это приведет?» Она почувствовала, что близка к истерике. С ней творилось что-то похожее на то, что происходило на кухне у Маринки год назад. Тогда подруга набралась смелости и открыла ей глаза на настоящего Белова — семейного человека, погрязшего во лжи. Казалось, что жизнь должна уйти из тела, ведь с осознанием такого предательства нельзя остаться жить. Но пережить эту трагедию Алисе помогла и Маринка, и присутствие родных людей, работа. Сейчас она осталась один на один со своими проблемами. Они не уходили, а напротив — нарастали быстрее, чем увеличивался снежный ком, мчащийся с горы. Не с кем поделиться, да и не хочется ни с кем говорить о том, что творится в душе. Однако нужно было освободиться от внутреннего напряжения. Мужчины в таких случаях прибегают к спиртному, но Алиса всегда относилась к нему скептически. Заставить ее выпить лишний бокал шампанского было нелегкой задачей.

И тогда впервые за свою жизнь Алиса решила обратиться к таблеткам. В тумбочке Гарика всегда лежала упаковка успокаивающих средств. Он крайне редко прибегал к их помощи, только после очень напряженного рабочего дня, каких-то серьезных неприятностей. Таблетка элениума действовала на него, как крепкий удар по голове — Молчанов отключался через несколько минут. Алиса вспоминала, как посмеивалась над ним, наблюдая, как из полуоткрытого рта мужа вырывается размеренный храп. Она не рассказывала ему об этом, потому что Гарик очень не любил таких проявлений потери контроля над собой.

Держа в руках пластинку с зеленоватыми крошечными таблетками, Алиса выдавливала их себе в руку одну за другой: одна, две, три… четыре. Для первого раза достаточно. Теперь нужно было запить их. Но стакан с водой, который Гарик обычно оставлял на ночь на своей тумбочке, отсутствовал, как и его хозяин. Мысль о том, что нужно идти на кухню, казалась невыполнимой задачей. Алиса проглотила одну таблетку за другой просто так, без воды. Выпив четвертую, женщина не смогла справиться с собой и, закрыв ладонями лицо, разрыдалась. Нет более искренних слез, чем те, которые вызваны жалостью к себе. Алиса позволила им прорваться наружу. Свидетелей этому не было — она никогда ничего не делала на публику. Немного успокоившись, Алиса почувствовала, что лекарство начинает действовать. Веки стали тяжелыми, во рту появилась сухость, очертания комнаты расплывались. Казалось, что потолок решил поменяться местами с полом, а стены устроили одним им понятный хоровод. Алиса крепко зажмурилась, потерла виски, но закрыв глаза, только еще больше погрузилась в это летящее, бесконтрольное состояние. Остатки таблеток выпали из рук, Алиса медленно опустилась на подушку. У нее хватило сил укрыться покрывалом, потянув его из-под себя.

Последнее, о чем она успела подумать, было сожаление по поводу невыключенного света.

Утром Молчанов не понял этой иллюминации. К тому же Гарик застал жену в непонятном состоянии. Он застыл на пороге спальни, все крепче сжимая в руке букет огромных алых роз, не замечая, как острые шипы вонзаются в ладонь. Опершись о стену, Гарик внимательно вглядывался в бледное лицо Алисы. Грудь ее размеренно вздымалась и опускалась, лицо выражало полный покой. Длинные волосы свисали с кровати. Они имели неопрятный вид, словно их никто не расчесывал несколько дней. Гарик положил букет на стоящий возле трюмо низкий пуфик. И тогда заметил, как что-то блеснуло на ковре возле кровати. Он подошел ближе и поднял пластинку со своими таблетками. Он никогда не считал их, но сейчас ему показалось, что до его отъезда их было больше. У Молчанова все опустилось внутри — он резко обернулся и посмотрел на Алису. Покрывало едва прикрывало обнаженное тело, почему-то смотреть на него Гарику было совестно. Глубокий сон, в котором Алиса находилась, навел Молчанова на мысль, что без таблеток здесь не обошлось. Он тотчас решил разбудить эту спящую красавицу и сразу выяснить, что происходило в доме в его отсутствие, но в последний момент испугался и отошел подальше от кровати.

Постояв еще несколько минут, Гарик снова застегнул пальто и вышел из спальни, выключив за собой свет. Он прошел по всем комнатам и сделал то же самое. На душе у него стало нехорошо, муторно. Молчанов рванул ворот рубашки, нервно дернув шеей. Он сжал зубы так, что услышал выворачивающий все наизнанку скрежет. Потом запрокинул голову и засмеялся. Смех прозвучал страшно. Он был зловещий и в то же время бессильный. Резко оборвав его, Молчанов остался растерянно стоять посреди комнаты. Потом, запахнув полы пальто и тихо закрыв за собой дверь, он вышел из квартиры.

Очнувшись, Алиса ничего не могла сообразить: букет цветов, потерянное чувство времени, обнаженное тело, спутавшиеся волосы. Натянув покрывало повыше, она замерла. В один миг кровь прилила к ее лицу — Алиса поняла, что вернулся Гарик. Закусив губу, она поднялась и, накинув халат, вышла в коридор.

— Гарик, ты дома? — негромко спросила она, желая больше всего на свете провалиться сквозь сверкающий пол. Никто не отзывался. Алиса остановилась на середине прихожей, прижав ладони к лицу. События вчерашнего вечера промелькнули перед глазами, не оставляя ни малейшего шанса на оправдание. Она не могла себе представить, что мог подумать обо всем муж.

Голова была на удивление свежей. Быстро приведя себя в порядок, Алиса удобно устроилась в кресле гостиной и набрала рабочий номер Гарика. Секретарь ответила, что Эдуард Михайлович где-то в здании и спросила, что передать. Алиса поблагодарила и сказала, что перезвонит минут через двадцать.

Все эти долгие минуты она лихорадочно соображала, как разговаривать с Гариком. На ум приходили банальности, которые были ему чужды. Что же он решил, если, увидев ее, повернулся и вышел из квартиры без слов, без вопросов? Алисе стало стыдно — она заставляла страдать человека, любившего ее, ни единым словом не попрекнувшего прошлым, не загадывавшего на будущее. Он принимал все ее смены настроения, тягу к одиночеству, предугадывал желания, а она позволила себе до такой степени распуститься. Алиса тряхнула головой, набирая номер телефона Славика. Она решила, что разговаривать с Гариком нужно глаза в глаза, не иначе. Но оператор отвечал, что абонент находится вне зоны досягаемости. Чертыхнувшись, Алиса снова позвонила в офис Молчанова. На этот раз ее соединили с мужем сразу.

— Здравствуй, Гарик! — стараясь говорить как можно беззаботнее, непринужденнее, Алиса растянула губы в улыбке. Это был старый прием — он помогал произвести впечатление на собеседника, заставлял поверить в искренность радостной интонации. — С приездом.

— Здравствуй, — настороженно ответил Молчанов.

— Спасибо за цветы.

— Не стоит. Не захотел будить тебя — ты так крепко спала, — в голосе Гарика послышалось что-то ироничное. Он явно недоговаривал.

— Спасибо и за это. Я вчера ужасно себя чувствовала. Пришлось даже выпить одну из твоих сногсшибательных пилюль, — соображая на ходу, произнесла Алиса. — Не помню, как уснула.

— Заметно было, — Гарик подумал, что он зря расстроился. Он уже не чувствовал себя так паршиво, как утром. Спокойный тон Алисы окончательно убедил его в том, что он все преувеличил: не было никаких оргий, неконтролируемых поступков. Просто женщина не рассчитала действие транквилизатора. Невропатолог на себе проверил обычное назначение. Молчанов позволили себе быть обманутым. — Ты везде включила свет. Ты помнишь?

— Конечно. Я всегда так делаю — боюсь оставаться одна. Я не говорила об этом раньше, чтобы ты спокойно занимался своими делами.

— А теперь я могу начать переживать по этому поводу?

— Нет, но мне уже легче — я призналась в своей слабости, — Алиса говорила так, зная, как любит Гарик казаться сильнее.

— Ты не представляешь, какие мысли лезли мне в голову.

— Глупо, ты ведь знаешь, что я не собираюсь тебя огорчать.

— Хорошо, Аля, дома поговорим, — Гарик явно был занят, но все-таки уделил несколько минут жене для собственного самоуспокоения. Он был рад слышать ее голос, оправдание тому, что потрясло его утром. Он был удовлетворен объяснением Алисы. — До встречи.

Алиса шумно выдохнула, услышав гудки. Ей не нравилось, как он обращается к ней: Аля. Она считала, что это скользкое, бесхарактерное имя совершенно не подходит ей. То ли дело Лялька или Лиска. Однако долго об этом она раздумывать не стала. Главное, что на этот раз ее пронесло, но это была преждевременная радость. Лялька не знала тогда, что с того рокового вечера начнется ее игра в разрушение. Потому что таблетки станут спасительным средством для решения всех проблем. Она будет глотать их перед тем, как ложиться в постель, в ожидании любовных игр. Тайком она начнет пить крошечные зеленые пилюли, чтобы унять напряжение перед походом на очередную деловую тусовку, где ей предстояло играть роль благополучной, сияющей матроны. Потом — перед посещением «любимого» женского врача, заранее зная, что он ей скажет. И, наконец, через три месяца такой терапии она не захочет признаться себе, что обращается к транквилизаторам даже тогда, когда муж находится в очередной командировке. Алисе уже не нужны были причины для того, чтобы запивать таблетки прохладной водой. Она делала это с удовольствием, доказывая себе, что сможет отказаться от этого в любой момент. Однако момент это отодвигался, отодвигался…

Встреча с Беловым снова перевернула все в душе Алисы. Она едва дождалась приезда домой, отпустила Славика, ринулась к своему тайнику на кухне и, достав спасительную упаковку таблеток, выдавила в ладошку пять штук. Она знала, что именно такое количество приведет ее в блаженное, спокойное состояние. Никаких проблем, никаких нервов, правда, покурить вряд ли удастся. Первое время после действия таблеток координация нарушается настолько, что поднести зажигалку к сигарете становится невозможным. Первый раз Алису это разозлило. Она не могла понять, почему пылающий возле самого носа огонек не желает делать свое дело. Тогда Алиса подошла к зеркалу и увидела, что на самом деле держит зажигалку сантиметрах в тридцати от сигареты. Как тут закуришь! Посмеявшись, она отложила затею на некоторое время.

— Ты стала меньше курить, дорогая, — как-то заметил Молчанов. И он был прав, потому что Алиса не хотела попасть в неприятную ситуацию на каком-нибудь приеме или просто романтическом ужине вдвоем с мужем при свечах в уютном ресторанчике. Она только мило улыбалась, радуясь тому, что ее маленькая тайна остается при ней. Тайна, которая помогает ей не сойти с ума от собственных мыслей. Гарик был слишком увлечен работой, чтобы присматриваться к своей жене и заметить что-то необычное в ее поведении.

Пожалуй, Славик — вот кто подозрительно посматривал на нее, не задавая вопросов. Это не входило в его обязанности. Он знал крутой нрав хозяина и не хотел вмешиваться не в свое дело, опасаясь неприятностей. В конце концов, женщины — народ загадочный, а богатые женщины — вдвойне.

Не сдержав в этот день слез при шофере, Алиса ругала себя за это мимолетное проявление слабости. Первый и последний раз — решила она, медленно запивая таблетки одну за другой. Через десять минут она почувствовала их действие и растянулась на широком кожаном диване в гостиной. Стоило закрыть глаза, как воображение перенесло ее в темный, продуваемый ветром, безлюдный парк, где они впервые занимались с Беловым любовью. Это было безумство, которого она от себя не ожидала, а он принял как должное. Почему все должно было произойти именно так? Он говорил: «Мы начали с конца». Почему она не почувствовала лжи? Хотя неправда — она догадывалась, что в его словах не все искренно. Она хотела верить ему — и все. Белов околдовал ее своими голубыми глазами. Красивый мужчина рядом, к тому же, не лишенный массы иных достоинств — мечта каждой женщины.

Алиса медленно перевернулась со спины на бок, не открывая глаз. Мысли выплывали словно из тумана, путаясь, причудливо переплетаясь. Почему она так болезненно переживала разрыв с Вадимом? В ее жизни были и другие приключения. Вспомнить хотя бы неудавшийся первый опыт общения со взрослым мужчиной, окончившийся банальным абортом. Господи, сколько раз ей снился потом этот кошмар! Но ведь отпустил, а здесь — приковало, приварило намертво.

Нужно было что-то делать. Алиса давно поняла, что появление ребенка многое могло изменить. Она бы переключилась на заботы о крошечном существе и забыла о своих женских проблемах. Пора выполнить самое заветное желание мужа — родить ему сыночка и принять на себя все изъявления благодарности Гарика. Только и в этом была загвоздка. Мало того, что Алиса физически отвергала его ласки, каждый раз настраивая себя на очередную близость, так ведь и организм женщины тоже отвергал их попытки. Каждый месяц в определенные дни она испытывала знакомую боль в пояснице и внизу живота, понимая, что появление Молчанова-младшего снова отодвигается на неопределенный период. Алиса принимала ответ своей природы двояко — с благодарностью и страхом. С одной стороны, она понимала, что пока не созреет для того, чтобы иметь ребенка именно от этого мужчины, ждать можно чего угодно. С другой — она боялась, что необдуманный, совершенный в горячке поступок многолетней давности не даст ей вообще реализоваться как женщине. Подпольный аборт для многих девчонок закончился бесплодием. Кто знает, не случилось ли что-то подобное и с нею?

Тайком от Гарика Алиса решила все выяснить. Обследование, которое она более полугода проходила у самого лучшего специалиста в этой области, показало, что она — здоровая женщина. Только нервишки нужно привести в норму. От опытных глаз врача не укрылось не совсем обычное поведение пациентки. За свою почти сорокалетнюю практику Любовь Степановна повидала многое.

— Не шутите со снотворным, детка, — сказала она Молчановой на прощание. — К этому легко привыкнуть, а вот отказаться гораздо сложнее. К тому же вы еще не рожали — подумайте, не скажется ли это на ребенке? Вы ведь в недалеком прошлом врач, нужны ли вам мои уговоры?

Алиса согласно кивала головой, оценив деликатность Любови Степановны и пряча глаза, а приехав с последнего осмотра, не нашла ничего лучше, как принять несколько спасительных таблеток. Сразу прошла дрожь в руках, нервозность, чувство безотчетной тревоги. Она сказала себе, что у нее все в порядке, все под контролем. Молчанова бессовестно лгала сама себе. Она даже домой в Горинск не приезжала потому, что от маминых глаз ничего бы не укрылось. Софья Львовна не переживет такого. Вот почему общение с родителями последние месяцы свелось к телефонным разговорам, и даже на день рождения отца Алиса не приехала.

Отец, мама, Марина, Гарик — все ее близкие проносились перед глазами, и каждый осуждающе смотрел на нее. У каждого был повод упрекнуть ее. Родители — в недостатке внимания, в явной попытке отчуждения; Маринка — осталась одна и тосковала, и никакие подарки не могли компенсировать щемящее чувство разлуки; Гарик — не получал в ответ на свои чувства ничего кроме лжи. Алиса понимала, что год — немалый промежуток времени, чтобы разобраться в себе. Если ее затея не удалась, то это нужно признать сейчас. Обманывать столько людей она больше не в силах. Она сама превращается в высохшую, с дрожащими руками, серой кожей обычную наркоманку, доказывая себе, что все в порядке. Нельзя жить в постоянном конфликте со своим «я». Алиса открыла глаза. Веки едва повиновались ей, их приходилось удерживать в таком состоянии усилием. Не спеша женщина поднялась и села. Ощущая слабость в теле, оперлась спиной о высокую спинку дивана. Она решила, что сегодня же поговорит с Гариком. Она откроет ему правду, иначе ее ложь будет похожа на то, что сделал с нею Вадим. Она не должна сломать жизнь хорошему человеку. Он молодой, успешный мужчина. Сколько женщин, достойных, красивых, могут осчастливить его совершенно искренне, без напряга.

От принятого решения Алисе стало легко на душе. Она смогла потихоньку встать и зайти на кухню. Чашка холодного кофе практически привела ее в чувство. Алиса поставила локти на стол и положила голову на ладони. Волосы рассыпались по плечам, изогнувшись, она легла грудью на гладкую поверхность стола. Алиса равнодушно смотрела на свои волосы. Каждая волосинка казалась такой яркой, блестящей, словно тоненькая медная проволочка. Гарик любил говорить, что у его жены самые красивые в мире волосы, и он жалеет, что не принадлежит к королевской фамилии. Достойным украшением такой красоте могла бы стать корона, а он не может ей этого дать. Молчанов хотел быть оригинальным, а у его жены все чаще возникало желание сделать самую короткую стрижку. Услышав телефонный звонок, Алиса подняла трубку.

— Алло!

— Аля, привет, как дела, милая? — Гарик говорил необычайно радостным тоном. Это могло означать, что он подготовил какой-то сюрприз или намеревается сделать жене подарок. Так было не раз.

— Все в порядке.

— Слава где?

— Я отпустила его до завтра.

— Как жаль, — разочарования Молчанову скрыть не удалось. — Ну, да поправимо. Я пришлю за тобой свою машину.

— Когда? Зачем?

— Я немного опережаю события, но ты должна это увидеть. Иначе меня разорвет от нетерпения. Ты будешь готова через час?

— Всегда готова! — сделав пионерский салют, ответила Алиса. Она не ошиблась — Молчанов сделал какую-то суперпокупку.

— Мне кажется, ты посмеиваешься…

— Разве можно смеяться над стариками и детьми? Ты у меня — большой ребенок, — ответила Алиса, в этот момент веря в то, что говорила и испытывала подобие нежности к мужу.

— Новость какая, — задумчиво произнес Гарик, но тут же встряхнулся. — Отставим лирику до вечера.

— Договорились.

— Целую тебя, скучаю.

— Я тоже, — Алиса положила трубку с гримасой презрения. — Лицемерка чертова!

Она чувствовала, что сегодня не удастся поговорить с мужем по душам. Алиса понимала, что просто побаивается и, кажется, есть повод отодвинуть неприятный разговор. Закурив, женщина подошла к окну. Она смотрела на жизнь там, за стеклом, пытаясь соизмерить свои проблемы и проблемы этих незнакомых людей. Наверняка большинство из них озабочены поиском хлеба насущного, а не копанием в собственном прошлом. Алиса поджала губы и вдруг в порыве необъяснимой, неконтролируемой ярости бросилась к кухонной полке. Открыла дверцу, и тут же несколько баночек с приправами полетели на пол, чудом не разбившись, а из одной с надписью «ваниль» Алиса сама высыпала содержимое в мусорное ведро, отшвырнув баночку в сторону. Маленькие зеленые таблетки зашелестели, падая в полиэтиленовый пакет.

— К черту! К черту все это! Я сильнее, сильнее!

Через несколько минут, словно побоявшись передумать, Алиса, покрепче запахнув халат, открыла входную дверь и опустилась на лифте на первый этаж. Только там она решилась выбросить пакет с мусором. Удовлетворенно потирая руки, она вернулась в квартиру. Села в прихожей и покачала головой. Она не могла поверить, что все это происходит с нею. Тем не менее…

А через сорок пять минут черная «ауди-8» мужа мчала ее через весь город. Шофер извинился, сказав, что Эдуард Михайлович просил ничего не объяснять.

— Хорошо, буду терпеть, — улыбнулась Алиса. — Кажется, мы направляемся за город?

— Это очевидно.

— Тогда следует ожидать чего-то грандиозного, — тихо произнесла она и стала смотреть на мелькавший за окном пейзаж.

Все вокруг оживало. Весна все-таки. Солнце так и не желало пока выглядывать из-за туч, но все равно в воздухе витало ощущение чего-то светлого, теплого. Везде хозяйничал ни с чем не сравнимый запах просыпающейся природы. Это тот замечательный период, когда сырость, серость, ожидание красоты кажется прекраснее, чем явление миру этой самой совершенной красоты. Алиса опустила окно пониже, с удовольствием вдыхая встречный воздух. Даже желания закурить не возникало. Алиса почувствовала единение с этим еще не примерившим весенний наряд окружающим миром. Она хотела, чтобы выглянуло солнышко, и ей удалось поймать его первые ласковые лучи. В этот момент женщине не хотелось думать ни о Вадиме, ни о родителях, ни о муже. Ей казалось, что она одна, одна-одинешенька, и машина увозит ее подальше от всего, что ей так мешает жить. Она фантазировала, что приближается к месту, где наконец сможет найти гармонию со своим внутренним миром. Это было сейчас самым важным и пока недоступным. Закрыв глаза, Алиса подставила лицо прохладному потоку воздуха.

Валя решила до поры до времени ни на что обращать внимания. Она сказала себе, что пока не состоится выставка, она будет непробиваемой. Валя видела, что Вадим сам не свой и последнее время его нервозность, молчаливость начинают раздражать и ее саму. Это было новым, неприятным ощущением. Раньше она не могла даже позволить себе дурно думать о муже. Она заранее обвиняла себя во всех его промахах, слабостях. Ей было жаль его, мятущегося, не находящего себе места, но с некоторых пор все изменилось. Валя не могла точно сказать, когда это произошло. Однако перемены были налицо. Она перестала принимать близко к сердцу резкие перепады настроения мужа.

Готовясь к выставке, женщина отключила все негативное, что могло мешать творческому процессу. Она не ожидала от себя такого рвения, такой преданности делу, которым начала заниматься, в сущности, совсем недавно. Она испытывала некое чувство вины, что отрывает столько времени от дома, семьи, но ничего не могла с собой поделать. Когда она брала в руки кисть и смотрела на чистый лист бумаги, для нее переставали существовать люди и предметы, находящиеся рядом. Особенно вдохновлял ее Андрей Закревский. Он волновался за организацию выставки не меньше Вали, постоянно звонил и интересовался, насколько она готова. Валя была рада его слышать. Его спокойный голос, манера медленно произносить слова внушали ей доверие и приводили в умиротворенное состояние. За время из краткого телефонного разговора Валя получала невероятный заряд энергии. Она чувствовала, что Андрей от души делает все от него зависящее, чтобы выставка прошла на должном уровне. Она понимала, что этому человеку небезразлична судьба ее работ. Валя боялась признаться в том, что даже муж и близкие не проявляли к ее увлечению столько внимания, сколько этот добродушный толстяк, краснеющий, когда их взгляды встречались.

Валю забавляла его неловкость. Она не задумывалась над тем, чем она может быть вызвана. Закревский существовал для нее постольку, поскольку они вместе вынашивали планы приближающейся выставки и дальнейших проектов. Валя не приходило в голову, что какой-то мужчина может проявлять к ней интерес, тем более друг ее мужа. Она продолжала считать себя некрасивой, расплывшейся, обремененной массой комплексов женщиной. Почему-то она заранее настроила себя на единственного мужчину в своей жизни, так что Белов мог быть спокоен, когда замечал недвусмысленные взгляды, обращенные в сторону его супруги. Она старалась выглядеть привлекательной только для него. Она пыталась доказать свою значимость тоже исключительно для Вадима. Быть может, в этом была ее ошибка.

Настал момент, когда Валя не то чтобы несколько охладела к Вадиму, но почувствовала некий дискомфорт. Чем больше она отдавала этому человеку, тем более высокую, прочную, неприступную стену он возводил между ними. Белов позволял себе изредка быть ласковым и нежным, а чаще — чужим, холодным, безразличным. Он словно проверял предел терпения и великодушия жены, будучи уверенным, что оно беспредельно. Вадим о многом просто не задумывался. Он позволял себе быть слабым, а Валя должна была оставаться хранительницей очага. Они достаточно хорошо узнали друг друга, чтобы обходиться без лишних слов, на уровне интуиции. Только Вадима мало интересовало настроение Вали, гораздо больше его волновало то, как он выглядит, какое впечатление производит, насколько правдива очередная произносимая ложь.

После приезда из Москвы он был настолько несобран, что все обратили на это внимание: Проскурины, к которым он заезжал, чтобы детально поговорить о результатах встречи с Матроновым, позднее — Валя и даже Димка. Белов старался выглядеть радостным, удовлетворенным, ведь поездка прошла успешно, но когда ему казалось, что за ним никто не наблюдает, Вадим погружался в себя. Лицо его принимало выражение растерянности, неподдельного страдания. Валя отводила глаза, когда он замечал на себе ее взгляд. Она физически не могла ничего обсуждать, ни о чем спрашивать. Политика страуса, боязливо прячущего голову в песок, продолжалась. До открытия выставки оставались считанные дни, Валя не могла позволить себе выйти из необыкновенного состояния, которое сопутствовало плодотворной работе. Все, что мешало, на время перестало для нее существовать.

Димка уже совершенно определенно проводил большую часть времени у бабушки Гали и дедушки Пети или у Вероники Сергеевны. Особенно удивлялся этому Вадим. То, как спокойно обходилась Валя без своего чада, вызывало у него искреннее недоумение. Он не узнавал жену: она перестала преданно заглядывать ему в глаза, готовить праздничные обеды по поводу и без. Валя по-прежнему исполняла все обязанности по дому, но как-то легко, без нужды в оценке. Ее словно перестало интересовать, насколько понравился мужу ужин или чем они займутся с Димкой в выходной. Она едва дожидалась момента, чтобы зайти в гостиную, и там, в своем любимом углу начинала рисовать. Она уносилась далеко, в одной ей известные дали и не замечала ничего, что творилось вокруг. Белов не радовался такому отчуждению с ее стороны. Он привык к проявлениям большего внимания и заботы. Сначала даже хотел пожаловаться матери, но в последний момент передумал, решив, что будет выглядеть смешно. Оставалось ждать, когда Валя спустится с небес, облаков, туч, которые жили в ее работах. Потому Белов хотел, чтобы поскорее состоялась выставка Валиных работ, и жена снова принадлежала ему безраздельно.

Накануне своего дня рождения она, кажется, совершенно забыла об этом событии. Она не ходила по базару, покупая продукты для стола. Вадим не задавал вопросов. А Валя заранее предупредила своих знакомых, что десятого апреля ждет всех на выставке в галерее «Маэстро». Это было неожиданным приглашением для всех. Именно в галерее она хотела накрыть праздничный стол, надеясь объединить успех с празднованием дня рождения. Закревский убедил ее, что все будет замечательно. Фуршет он поручил готовить своему секретарю и двум экскурсоводам, которые с удовольствием взялись за дело. Выделенная спонсорами выставки сумма позволяла быть расточительными.

Андрей настаивал, что никакие бытовые мелочи не должны отвлекать Валю от творчества. Он сумел убедить ее, что двойной праздник, который разделит с нею огромное множество людей, станет новой вехой, переломным этапом в жизни. Он говорил, что ни в коем случае не преувеличивает — его наметанный глаз сразу определил настоящую цену ее работ.

— Все только начинается. Испытания, людская зависть. Ты должна быть к этому готова. Теперь у тебя появится возможность увидеть реакцию своих друзей. Немногие способны пережить успех даже близких людей, их радость, — Закревский смотрел куда-то в сторону, когда произносил это. — Гораздо легче примчаться на крик о помощи, чем разделить успех!

— Не понимаю, о чем мы говорим? — Этот разговор состоялся несколько дней назад. Валя стояла посередине большого, светлого зала, стены которого скоро будут увешаны ее работами. Пока стены были пустыми, женщину не покидало ощущение, что это — ее новая квартира, которую скоро обустроят по вкусу новой хозяйки. Оставалось ждать совсем чуть-чуть.

— Я не намного старше тебя, Валюша, но человеческую природу у меня было больше времени изучить. Я работал, работал, наблюдал, анализировал, терял друзей, обзаводился новыми знакомыми, — Закревский подошел к Вале ближе и в неярком свете нескольких светильников показался ей гораздо более приятным. — Я хочу подготовить тебя к тому, что многое может измениться. Тебя это не пугает?

— Нет. Меня пугает то, что все может остаться, как прежде, — тихо ответила Валя, стараясь не встречаться с Андреем взглядом.

Почему она так ответила? Закревский еще внимательнее присмотрелся к ней после этого, как будто искал случай сказать или сделать что-то важное, на что ему трудно решиться. Валя видела, что его внимание к ней с самой первой встречи повышенное. Наивно полагая, что это лишь преклонение перед творческой личностью, женщина не замечала многого. Если бы она только поняла, что Закревский влюблен — она бы испугалась. Испугалась как всегда и отказалась от того, что сейчас согревало ее, обещало стать новой страницей жизни. Валя с головой ушла в работу. Сейчас она стала ее спасением.

Валя не обращала внимания на недовольство мужа. Его стенания по поводу холодного ужина казались ей в это время такой мелочью, о которой стыдно говорить. А он говорил! Димка тоже капризничал в гостях у родителей Вадима, просился домой. Вероника Сергеевна обижалась, что внучка забыла о ее существовании и давно не показывается, Вика и Наташа жаловались, что даже поболтать по телефону она времени не находит. Валя посмеивалась — как она нужна им всем! Правда, это были самые близкие люди. И всех их она любила по-своему. Никого не хотела терять, обижать. И ее удивляло, насколько они отвыкли от ее нужд. Им было в диковину, что, занявшись чем-то для себя, она может немного потеснить их интересы. Пожалуй, к десятому апреля Валя уже была полностью согласна с Андреем, что человеческая природа остается для нее непрочитанной страницей, разве что — бегло просмотренной.

В день рождения Валя была рассеянной и принимала поздравления с самого раннего утра. Первыми были, конечно, Вадим с Димкой. Она едва открыла глаза, как дежуривший у двери малыш помчался куда-то по коридору. А через минуту оба стояли у кровати — Вадим с букетом роз, Димка — с маленькой коробочкой из красного бархата.

— Это мы для тебя выбрали на днях, — как заговорщик, произнес мальчик и протянул коробочку маме.

Валя окинула обоих беглым взглядом и, приподняв брови, осторожно открыла ее. Золотое кольцо с рубином, резное и необыкновенно красивое, смотрелось так, как все эти бесчисленные драгоценности в иностранных каталогах. Только эту красоту можно было потрогать, примерить.

— Не знаю, твой ли камень рубин, — улыбаясь, сказал Вадим, — но во всех источниках он описывается, как символ любви. Вот об этом мы и хотим сказать. Мы тебя очень любим!

Валя с признательностью прижала подарок к груди. Два самых любимых, дорогих существа были здоровы, сияли, видя, что удалось произвести впечатление, — что может быть прекраснее! Не это ли счастье? И, забыв обо всем, что так часто делало ее дни серыми, безжизненными, наполненными ожиданием простых знаков внимания, унижения и презрения к себе, она тоже улыбалась и тихо говорила слова благодарности. Потом примерила кольцо. Оно очень красиво смотрелось на ее длинных пальцах.

— Ты лежи, отдыхай. Мы будем за тобой ухаживать, — деловито сказал Димка. А Валя усмехнулась: «Неужели существуют только два дня в году, когда можно чувствовать себя королевой? Восьмого марта и в свой день рождения — слабовато, но хотя бы так».

Она пила кофе, не вставая с постели. Потом отвечала на поздравительные звонки. Был момент, когда она снова чуть было не уснула. В полудреме она слышала, как Вадим с Димкой собрались на улицу. В квартире стало тихо. Соседи тоже что-то попритихли, словно все выехали из дома, оставив именинницу в полном одиночестве. И тогда Валя решила, что пора подниматься и приводить себя в порядок.

Душ, легкая музыка, свежий воздух из полуоткрытой форточки — все способствовало поднятию настроения. Валя пообещала себе, что не будет сегодня нервничать. Ей нельзя растратиться на приступы боязни, пока не закончится этот удивительный день. Закревский предупредил, что будет пресса, телевидение, масса людей, которым небезразлична культурная жизнь города. А главное, он сказал, что выставка в «Маэстро» — это только начало. Он намекнул, что через небольшой промежуток времени ее ожидает поездка в столицу. Так что сегодня должна состояться генеральная репетиция взлета, как назвал открытие выставки Андрей. Он так нахваливал Валины работы, что ей становилось не по себе. Она задавалась вопросом: почему все происходит сейчас? Именно сейчас, не пять, десять лет тому назад? С Вадимом говорить на эту тему было бессмысленно. Он пожимал плечами и говорил, что каждому овощу свое время. Белов всячески уходил от разговоров о внезапно пробудившемся таланте, открытии энергетического и информационного канала, о чем любила пофилософствовать Вероника Сергеевна. Валя только посмеивалась, слушая ее теории о высшем разуме, отмеривающем каждому землянину его долю способностей. Причем главным, по мнению Маковецкой, было поведение человека. Если оно не соответствовало определенным канонам, то информационный канал оставался навсегда закрытым для него и, быть может — будущих поколений. Белова эти рассуждения просто выводили из себя. Валя, посмеиваясь, наблюдала, как он раздраженно спорит с Вероникой Сергеевной. Конечно, ему не хотелось, чтобы ее теория нашла хоть малейшее подтверждение. С годами Валя убедилась в том, что поведение ее мужа далеко от идеала. У него были основания переживать о том, что его энергетические каналы так и останутся невостребованными.

Валя посматривала на часы, замечая, как убийственно медленно идет время в ожидании чего-либо. Давно была выбрана одежда для сегодняшнего торжества, продуман макияж, прическа. Валя решила, что не должно быть ничего лишнего. Она просто расчесала вымытые и пахнущие свежестью волосы, чуть закрепила их лаком. На лице — минимум косметики. Разве только губы яркие, сочные, подчеркнуто чувственные. Брючный костюм стального цвета и белая блуза, черные лаковые полусапожки на высоченной шпильке. Они-то и беспокоили Валю — она не представляла, как вы ходит на них все торжество. Вадим советовал ей надеть что-нибудь более удобное, но Валя решила, что сегодня она будет блистать.

Когда Вадим припарковал машину около здания галереи, Валя почувствовала слабость во всем теле. Она посмотрела на мужа, сына, ища поддержки. Оба ответили ей улыбками.

— Ну что, начался мандраж? — сжимая ее ладонь, спросил Вадим.

— Мягко сказано, — ответила Валя, не узнав своего голоса, и, опираясь на руку мужу, вышла из машины. — Включаю автопилот.

Навстречу вышел Закревский. Он выглядел тоже празднично, не скрывал волнения.

— Здравствуйте, не знаю, кто из нас больше переживает, — засмеялся он отрывистым нервным смехом.

— Лично я вот-вот снова закурю, глядя на вас, — заметил Вадим.

— Следуйте за мной! — наигранно строго сказал Андрей.

— Господи, помоги, — прошептала Валя.

Она почувствовала, что ее окутала сероватая дымка. Она стала своеобразным ограждением от всех, кто в этот вечер окружал ее. Словно невидимый кокон, который не сковывал движения, предостерегая от нежелательных контактов. Все было реально и на грани фантазий. Вале казалось, что на какое-то время она поменялась местами с Вадимом. Вспомнилось открытие «Вивы», журналисты с камерами, многочисленные гости, атмосфера торжества и Вадим с Костей, довольно взирающие на плоды своего труда. Теперь настал ее черед. Валя давно не находилась на таком подъеме. Она разговаривала с совершенно незнакомыми людьми, которые просили ее автограф на выставочном проспекте. Практически каждый считал своим долгом сказать, что она еще очень молода, а так громко заявляет о себе. Валя поначалу смущалась, а потом, переполненная похвалами, добрыми пожеланиями, давала свое первое в жизни интервью. Местная журналистка задавала подготовленные вопросы, Валя мгновенно отвечала, замечая, что совершенно перестала волноваться. Переживания испарились, исчезли вместе с полупрозрачным коконом, видимым только Валей. Она легко поплыла в этом светлом зале над созданными ею облаками, ощущая удовлетворение, радость.

Андрей, как ангел-хранитель, старался все время быть поблизости. После торжественного открытия Вадим и Димка, Галина Матвеевна и Петр Петрович прохаживались по залу, рассматривая ее работы. Для родителей Вадима выставка стала настоящим потрясением. Оба еще раз получили подтверждение тому, что рядом с их сыном наконец находится достойная женщина. Они с гордостью смотрели по сторонам, замечая на лицах незнакомых людей такое же восторженное выражение, а обрывки негромких разговоров, сливавшихся в монотонный гул, состояли из прилагательных в превосходных степенях.

Вороновы и Проскурины тоже были в числе приглашенных и с самого открытия затерялись в просторном зале. Они, не торопясь, рассматривали каждую работу, чтобы потом обменяться впечатлениями.

Не смогла приехать только Вероника Сергеевна — накануне она слегла с высокой температурой и очень переживала, что в такой важный для внучки день ее не будет рядом.

— С двойным праздником тебя, Валюша. Так хотелось обнять, поцеловать, посмотреть в твои глаза и увидеть в них радость, но не смогу. Прости меня, девочка, не вовремя я заболела, — преодолевая неимоверную усталость, вялость во всем теле, тихо сказала она, позвонив утром.

— Не за что извиняться, честное слово. Поправляйся, пожалуйста. Может быть, тебе что-то нужно? Лекарства, еда?

— Все есть, милая, не беспокойся обо мне. У тебя сегодня такой напряженный день. Поверь, все будет замечательно. Ты даже сама не знаешь. Потом позвонишь — расскажешь.

— Обязательно. И позвоню, и приеду проведать.

Валя вдруг поняла, что сегодня, в такой необыкновенный день рядом с нею нет самых близких, родных женщин — мамы и бабушки. Если утром она не видела в этом ничего трагического, то в какой-то момент почувствовала, что вот-вот расплачется. Она уже покусывала дрожащие губы, как кто-то крепко сжал ее локоть. Она медленно повернула голову — это был Андрей. Он не стал ничего спрашивать, просто посмотрел ей в глаза и улыбнулся. Валя ощутила себя маленькой девочкой, которую ласково погладили по голове, похвалили без слов — и стало легче.

Закревский не покидал ее, практически все время находясь рядом. Разве только когда общался с представителями прессы и телевидения. Он не скрывал, что очень доволен происходящим. Чутье не подвело — выставка открывала еще одного мощного мастера. Выставка обречена на успех! На несколько работ сразу нашлись покупатели. Закревский пока не сказал об этом Вале. Наверняка она не ожидает ничего подобного. Андрей бросил беглый взгляд на нее, сияющую, прекрасную, и понял, что в ее сегодняшнем празднике она парит, не задумываясь над тем, что будет дальше. Она счастлива сейчас — это очевидно. Закревский решил, что настал и его черед поздравить Валюшу с успехом.

— Ну, что чувствуешь? — подойдя сзади в очередной раз, тихо спросил он, склонившись над самым ее ухом.

— Я не хожу — летаю. Необыкновенно! Столько теплых слов! — восторженно ответила Валя, обернувшись. И тут же с опаской добавила: — Иногда мне кажется, что я сплю, а когда проснусь и приеду на свою настоящую выставку… О, там меня ожидает холод и отчуждение.

— Валюша, все замечательно, даже лучше, чем я мог предположить. Неделю твои работы будут выставлены на суд неподкупных зрителей. Им или нравится, или нет. Здесь нет третьего варианта, — Андрей осторожно взял Валину ладонь в руки и медленно поднес к губам. — Я целую руку мастера. Спасибо тебе.

— Ты преувеличиваешь, но мне чертовски приятно! — улыбнулась Валя. Нежное прикосновение показалось ей жарким, прожигающим насквозь.

— Спасибо твоему мужу, что он так вовремя вспомнил своего друга детства.

— Я никогда не забуду того, что ты для меня сделал, — прямо глядя в глаза Андрею, сказала Валя. Она снова не смогла поймать его ускользающий взгляд и заметила, как краска разлилась по его лицу. Он стоял перед нею, медленно поправляя безукоризненно завязанный галстук, руки его дрожали. Валя почувствовала, что ей доставляет удовольствие наблюдать его замешательство. Взрослый мужчина вдруг становился испуганным мальчишкой, когда ее серо-зеленые глаза смотрели на него. Это случалось не один раз во время подготовки выставки, наверняка он так же робел, разговаривая с нею по телефону, едва слыша ее голос. Валя представляла, как он нервно поводил головой, словно стряхивая с себя напряжение. Как его бледное лицо в один миг покрывалось краснотой, горящей, обжигающей. Он стыдился этого явного проявления эмоций.

— Ты очень талантлива, Валюша, — не глядя на нее, произнес Андрей. — Это своеобразный крест. Раньше мне всегда казалось, что талантливый человек обязан быть счастливым. Но Божья благодать в одном награждает, другого лишает.

— К чему ты об этом сейчас? — удивленно подняла брови Валя.

— Когда же еще. Я хочу, чтобы ты знала — начнутся испытания, неожиданные перемены. Ты должна быть готова. Надеюсь, ты выстоишь.

— Мне становится не по себе.

— Нет, рановато. Пока что-то изменилось только на уровне эмоций, но не души. Я о другом, — Андрей многозначительно посмотрел на Валю. Впервые за время их знакомства он нашел в себе смелость не отвести взгляд. Он держал паузу, вкладывая в долгий взгляд все недосказанное. То, для чего трудно подобрать слова. Они витают вокруг и становятся как бы осязаемыми, касаются щек, губ, ускользая. — Мне так много нужно тебе сказать, Валюша.

— Здесь? — Валя испуганно посмотрела по сторонам, наткнулась взглядом на приближающихся к ним Вадима и Димку.

— Конечно нет.

— Мне кажется, я знаю, о чем ты хочешь говорить.

— Знаешь? Нет, нет, ты не знаешь! — Андрей покачал головой, повышая голос.

— Жаль, если я ошибаюсь, — Валя улыбнулась, понимая, что кокетничает. Это было с ней впервые за всю жизнь с Беловым. Ей понравилось это удивительное состояние, когда каждое твое словно, жест, взгляд важны, долгожданны. Это было когда-то, но очень давно. И хотелось снова попасть в такую романтическую струю. Она еще раз скользнула взглядом по остолбеневшему от изумления Закревскому, но подошедшие Вадим с сыном не дали ей возможности что-либо добавить.

— Мне очень понравилось, — сказал Вадим, целуя жену в щеку.

— Мне тоже, — малыш прижался к маме, с гордостью глядя на нее.

— Я рада, даже слов нет, как я рада это слышать! — Валя светилась от счастья. В этот миг в глазах Вадима она увидела тот огонек, который в самом начале их знакомства согревал, давал надежду на то, что между ними происходило что-то серьезное.

— А не нужно ничего говорить, — улыбнулся Белов. И обращаясь к Закревскому, развел руками. — Вот так живешь с человеком, думаешь, что знаешь его, иногда просчитываешь каждый шаг, а оказывается — ты ошибаешься.

— Жена становится прочитанной книгой, ты об этом? — Андрей подмигнул Вадиму.

— Даже будучи закоренелым холостяком, ты все очень тонко подмечаешь. Но это не о нас с Валей. Теперь я уверен, что она таит в себе столько способностей, о которых мы с Димкой и не подозреваем. Правда?

— Поживем — увидим, — улыбнулась Валя. — Кстати, закоренелыми холостяками становятся ближе к сорока. Насколько мне известно, вы, молодые люди, еще не перешагнули порог тридцатилетия.

— Можно и в двадцать иметь душу старика, — заметил Андрей. — Иногда мне кажется, что я прожил столько жизней и невероятно устал от всего. Иногда — будто только появился на свет и оправдываю этим совершаемые ошибки.

— О, да ты философ, — Валя едва коснулась руки Андрея мимолетным, неконтролируемым движением.

— И к тому же неисправимый романтик, — добавил Вадим. Он видел, с каким нескрываемым обожанием смотрит Андрей на его жену. Но ни чувства ревности, ни страха потерять ее не испытывал. Он наблюдал со стороны, как страдает его друг и ничего не замечает витающая в облаках Валя. А может быть, она не настолько наивна, какою хочет казаться?

— Скоро начнется фуршет в малом зале, — заметил Андрей. — Я пойду проверю, все ли там в порядке. Кстати, к вам идет одна из влиятельных дам нашего города. Я уже имел удовольствие общаться с мадам Орловой. Наверняка Вадим как деловой человек знаком с нею.

Белов медленно, словно невзначай повернул голову и сразу встретился с жестким взглядом приближающейся высокой брюнетки. Конечно он узнал ее: Костя познакомил их на открытии «Вивы». Внешность у этой преуспевающей деловой женщины была запоминающейся. Наверное, в молодости она была красавицей. Сейчас, несмотря на возраст, она излучала то, что называют шармом. Это или есть, или нет. На нее нельзя не обратить внимания. Вадим заметил, как Валя быстро скользнула взглядом по приближающейся к ним женщине и вопросительно посмотрела на него. Он подмигнул жене, стараясь ее ободрить.

Несколько метров разделяло Ангелину Севастьяновну и Беловых. Женщина так несла свое слегка располневшее, роскошное тело, словно ступала по подиуму. В каждом ее движении явно просматривалось желание получить восторженные взгляды. Этого всегда у нее было в избытке, но с годами аппетиты росли. Желание эпатировать стало даже болезненным. Она ожидала только обожания и зачастую не отличала истины от откровенной лести.

Орлова прожила бурную молодость, не менее интересную зрелость, сменила трех мужей, последнего похоронила год назад и, кажется, с тех времен активно занималась поиском кандидата на освободившееся место. Если бы не пристрастие к спиртному и любовь к богемному образу жизни, она бы сохранилась лучше. При более близком рассмотрении были явно видны маленькие хитрости макияжа, способствовавшие желанию оставаться молодой. Несколько отечное лицо, слегка нависшие над густо накрашенными ресницами веки, губы, контур которых был максимально расширен при помощи карандаша, — все это только подчеркивало бесплодность желания вернуть былую свежесть. Никакие украшения, ароматы, одежды не могли скрыть возраста увядающей женщины. И чем тщательнее она пыталась это делать, тем более выставляла годы напоказ.

Ангелину Севастьяновну Орлову называли золотым сердцем Горинска. Она была добра, щедра, непредсказуема и имела славу лишенной скупости и черствости бизнес-вумен: поддерживала Горинский детский дом, спонсировала многие творческие проекты, занималась благотворительностью, потому что денег, которые она имела в своем обороте, могло хватить на любые капризы. Ангелина знала, что нужно время от времени совершать добрые дела, и желательно, чтобы об этом знали. В ее поступках был еще некий расчет, что вполне естественно для человека, который привык просчитывать каждый свой шаг. Правда, иногда Орлова изменяла себе. Касалось это ее сердечных приключений. В частности поговаривали, что, приближаясь к пятидесятилетнему рубежу, Ангелина совсем потеряла голову — она тратила баснословные средства на развлечения с молодыми мальчиками, которых потом благородно не бросала на произвол судьбы. Она составляла из них своеобразную свиту. Каждый считал своим долгом ответить на проявленное внимание. Они были готовы в нужный момент отслужить, доказать, выказать уважение.

До Вадима давно, в самом начале его брака с Валей доходили слухи, что и Закревский не оказался исключением. Этим якобы объяснялся резкий поворот в его судьбе, связанный с галереей. Вадим не задумывался над правдивостью этой информации. В любом случае он бы не стал осуждать товарища — каждый волен выбирать себе путь к вершине. Но глядя в этот вечер на Андрея, Белов не мог представить, что между ним и этой железной леди что-то могло быть.

— Добрый вечер, — глухой, неожиданно низкий голос Орловой застал Валю врасплох. Она едва смогла скрыть удивление.

— Добрый вечер, — робко ответила Валя.

— Добрый вечер, Ангелина Севастьяновна, — чуть наклонив голову, ответил Вадим. Он только хотел произнести несколько дежурных комплиментов, но женщина опередила его.

— Я не могла не выразить свое восхищение автору всех этих замечательных работ, — медленно проговаривая каждое слово, обратилась она к Вале. — Вы, милочка, превзошли самое себя, должна заметить. Так молоды и так талантливы. У вас столько впереди, поверьте.

— Спасибо. — Валя снова почувствовала неловкость. Эта женщина вела себя так, будто это был ее прием, на котором было позволено выставить свои работы никому неизвестному художнику. Будто она давала жизнь этим окружающим со всех сторон облакам, деревьям.

— Я могу позволить себе быть откровенной. Поверьте, вы молодец. И не только в живописи преуспеваете. Я вижу, что ваш муж — самый красивый мужчина на этом вечере. — Увидев, что Валя окончательно смутилась, Орлова добавила, бросив на Вадима похотливый взгляд: — Вы правы, таких можно удержать только своей неординарностью. Уж я знаю толк в сердечных делах.

— Это очень тонкая тема.

— У вас замечательный малыш. — Ангелина Севастьяновна, словно не слыша Валиного ответа, потрепала Димку по волосам. Потом грациозно повела головой — она сказала все, что хотела, и с царственной улыбкой двинулась дальше. Пройдя пару шагов, оглянулась. — Поздравляю вас обоих с успехом, несомненным и надеюсь — не последним. Увидимся.

Когда она отошла на достаточное расстояние, Вадим рассмеялся.

— Эта надутая гусыня слушает кого-нибудь, кроме себя? — тихо, но возмущенно произнесла Валя. — Зачем она подходила? Что это за дама?

— Госпожа Орлова. Умная, деловая, но одинокая женщина, вступающая в полосу неотвратимого климакса, — прошептал ей на ухо Белов, провожая Ангелину долгим взглядом. — Прости ее. Но это хорошо, что ей понравилось, поверь — ее слова имеют вес. С такими людьми лучше дружить.

— Оказывается, я живу словно под колпаком. Ничего не знаю, какие-то ранги, ступени, а тебе только предстоит карабкаться, да и то с разрешения сильных мира сего, — Валя покачала головой. — На самом деле ведь мне больше ничего не нужно.

— Ты хочешь казаться проще, чем на самом деле.

— Нет, я говорю от души. Люди благодарят, я доставила им радость. Конечно, это приятно, зачем лукавить? Но это все, что мне было нужно. Ты обещал мне признание — я его получила. Спасибо.

— Мне-то за что?

— За выполненное обещание. Однажды мне показалось, что ты забыл о случайно оброненной фразе по поводу выставки, своих связей. Для женщины очень важно, чтобы мужчина, которого она любит, держал слово. Это помогает поддерживать чувства в полной боевой готовности, — засмеялась Валя. — Знаешь, я так хочу, чтобы ты всегда смотрел на меня вот так, как сейчас.

— Да, Сергеевна. Даже в такой момент ты пытаешься обелить портрет своего эгоистичного супруга. Ты действительно идеальная жена, — Вадим снова поцеловал жену в щеку.

Димка стоял совершенно счастливый. Он радовался тому, что мама в настроении, что они вместе, что люди улыбаются им.

— Мама, сегодня праздник? — спросил он.

— Да, дорогой, самый настоящий.

— Странно. А разве праздник бывает без торта? Тем более, что сегодня твой день рождения. Так нечестно! Все говорят о выставке, и никто не дарит тебе подарков, — удивленно произнес малыш, чем вызвал смех родителей. — Дедушка с бабушкой и все ваши знакомые — они ведь должны тебя поздравить!

— Будет тебе торт, — приседая к Димке, сказал Вадим. — Потерпи немного. Скоро дядя Андрей пригласит всех в другой зал. Там будет много вкусного и обязательно торт.

— А сколько на нем будет свечей? — не унимался мальчик.

— Женщины скрывают свой возраст, поэтому на моем торте будут только розы, милый, — ответила Валя.

— Твоя мама неисправимая кокетка — она напрашивается на комплимент, — заметил Белов.

— Ты о чем? — Валя смотрела в смеющиеся голубые глаза мужа, не понимая, как ему удается быть таким разным.

— О том, что ты слишком молода, чтобы думать о количестве свечей. Пойдемте, Закревский приглашает всех к столу. Готовься к очередной порции лести, дорогая.

— Я готова. Андрей сказал, что все только начинается.

— Хорошо. Только не очень высоко отрывайся от земли, ладно? — Вадим взял за руку Димку. — Пусть твои облака не уносят тебя на недосягаемое расстояние.

— Перестань меня пугать. Сначала Андрей, теперь — ты.

— Я предупреждаю.

— Я готова к переменам. Ты не представляешь, насколько я готова, — Валя поправила волосы и взяла мужа под руку. — Вопрос в вас: готовы ли вы принять меня новую?

Вадим пристально посмотрел в ее глаза. Ответа на вопрос не прозвучало. В этот момент он понял, что рядом с ним не та наивная девушка, с которой он познакомился пять лет назад. Почему он почувствовал эти изменения только сейчас? Он так часто витает в своих мыслях, которые уносят его все дальше от семьи, дома, что не оставалось времени наблюдать очевидные перемены. Рядом с ним была красивая, сильная, умная женщина, нуждавшаяся в его любви, внимании. Он сам толкает ее на путь независимости, отрицания. Вадим почувствовал зарождающийся в глубине души страх, что в определенный момент она сможет обойтись без него. Она не будет изворачиваться, балансировать. Она исчезнет в один миг, как снежинка на горячей ладони из белоснежного, резного, хрупкого зимнего цветка превращается в крошечную каплю. Обычную, прозрачную, согретую теплом твоей руки — и это кажется обманом. Так не должно происходить — слишком краткий миг созерцания красоты.

А он разрушает уже пять лет. Наталкивается на невероятно мягкий и одновременно твердый характер жены, упрямо самоутверждаясь за счет ее бесконечной любви. Нет, ничего нет бесконечного. Даже небеса, в которых витает в своих работах Валя, и они где-то переходят во что-то иное. Нельзя человеческим умом объять то, чему нет конца. Так и Валино обожание, ее бескорыстное всепрощение когда-нибудь сойдут на нет. Это была новая разрушающая мысль, которая крепко засела у Белова в голове. Даже несколько мгновений существования с нею показались непростыми. Вадим понял, что пауза и его долгий, застывший взгляд заставляют Валю нервничать. Он поспешил улыбнуться, зная, что при этом выражение его лица становится доброжелательным, открытым.

Марина жила последнее время, как во сне. Она просыпалась счастливая и ложилась счастливая. В ее жизни что-то начало изменяться, и все благодаря этой удивительной женщине. Валю Марина называла в мыслях не иначе как спасительницей. Однообразный цикл, в котором каждый день был похож на другой, сменился праздником, начинавшимся с пробуждением и заканчивавшимся поздним вечером.

Марина не ощущала усталости. Она летала, успевая сделать все, что делала и раньше, плюс занятия на курсах парикмахерского мастерства. Зингеры, узнав о них, крайне удивились.

— Мариночка, как же так! — в голосе Софьи Львовны сквозила нескрываемая обида. — Мы столько раз предлагали тебе это, зная твои способности, и натыкались на категорический отказ. Что же случилось теперь?

— Повзрослела, наверное. Не обижайтесь, пожалуйста. Порадуйтесь за меня, ведь больше некому. Ни отца, ни матери, Алиса далеко — хоть вы! Я так счастлива, что моя жизнь снова обретает смысл, — улыбалась Марина, и Софье Львовне было трудно продолжать сердиться на нее.

— Если ты так говоришь, мы, конечно, рады за тебя. Дерзай. Кстати, привет тебе от Лялечки. Недавно звонила. Говорит, что тебя никак не застанет дома. Скучает по тебе.

— Спасибо. Я действительно дома появляюсь поздно, так пусть, не стесняясь, звонит после десяти — самое время, — ответила Марина. Она зашла на минуту проведать Софью Львовну, отдать прочитанную книгу и взять что-то новое. Так повелось с самого детства — обширная библиотека Зингеров служила Марине своеобразным путеводителем по жизни. Алиса часто говорила, что завидует тому, с какой легкостью Маринка проглатывает одну книгу за другой. Ляля не понимала, что эти ровные строчки на порой пожелтевших от времени страницах заменяли подруге приключения, которыми изобиловала ее бурная жизнь. Оставшись в одиночестве, Маринка окунулась в чтение с еще большим рвением. Это был еще один повод зайти поболтать с Софьей Львовной, ненавязчиво узнать о том, как живется Алисе. Как она там, в роли столичной дамы? Так хотелось услышать, что у нее наконец все в полном порядке.

Марина до сих пор болезненно вспоминала отъезд подруги. После разоблачения Белова казалось, что улеглись страсти, все стало на свои места. Марина решила, что теперь уж надолго именно она будет занимать самое важное в сердце Ляльки место, но нет! Подруга распорядилась по-своему. Зачем она так спешила?

Марина ни секунды не верила в то, что заключается брак по любви, как о том трезвонили газеты, журналы. Телевидение сошло с ума, показывая счастливую молодую избранницу известного бизнесмена Молчанова. Софья Львовна не один раз пыталась вызвать Маринку на откровенный разговор. Мать хотела разобраться в безрассудном поведении дочери, узнать имя того, от кого убегала Алиса. Софья Львовна была уверена, что ее близкой подруге известно больше, чем ей, но натолкнулась на молчание. Девочки умели хранить секреты. Марине казалось, что прошел год, целый долгий год, а ей до сих пор не прощается это. Матери было нелегко признать, что единственная дочь предпочла раскрыть свое сердце подруге, оставив в неведении ее саму. Наивная женщина полагала, что это первый подобный случай. Пожалуй, ей действительно было лучше ни о чем не знать.

Марина продолжала оставаться для Зингеров девочкой, о которой они привыкли заботиться. Почти дочкой, почти — потому, что девочка хотя и росла у них на глазах, с самого начала хотела и была более самостоятельной и независимой, чем их родная дочь. Марина боялась преступить черту, которую определила сама. С годами Софья Львовна поняла, что девочка была права. Марина не приближалась достаточно близко, чтобы позднее не только ее радости, но и ее неудачи не становились причиной ее разочарования. Иногда девушке хотелось забыть о принципах и, уткнувшись в плечо тети Сони, разреветься, но всякий раз она останавливала себя. Она никогда не знала, что такое материнская ласка, и невероятно скучала по тому, чего не пришлось испытать. Только глядя на отношения Алисы с родителями, Марина понимала, чего лишена. Она получала похвалы только от Зингеров. Родная мать так крепко втолковала ей, что она — тупая уродина, что забыть об этой характеристике она не смогла до сих пор. Она тайком плакала, считая несправедливым такое положение вещей. Отсюда возникали многие проблемы, ершистость, показная самоуверенность. Марина должна была доказать этому миру, что способна пробиться сама, что у нее масса талантов. Она избрала не самый короткий и удачный путь для достижения своей цели. Бывало, Софья Львовна разводила руками.

— Что ты так расстраиваешься, Сонечка, — успокаивал ее Захар Борисович, — мы делаем для нее больше чем кто-либо. Но несмотря на это, она никогда не будет считать нас родными. Это зов крови, пойми. У каждого он свой и здесь ничего изменить нельзя. Я не удивлюсь, если в какой-то момент она начнет пить, как ее мать, царство ей небесное. Лучше бы не дожить нам до этого, но все возможно, повторяю, все. Со своими детьми не всегда разберешься, а ты о чужих.

Софья Львовна умом была согласна с мужем. Он редко ошибался, но сердце женщины отказывалось многое понимать. Так хотелось, чтобы теперь, когда Лялечка далеко, Марина выказывала им чуть больше знаков внимания. Она не могла не понимать, насколько болезненно переживают они отъезд Алисы. Мариша ведь видела, какие близкие, доверительные отношения царили в их семье. Неужели не возникло желание восполнить эту потерю элементарным проявлением внимания? Но Марина, напротив, стала еще реже показываться на глаза Софьи Львовны. Со своей стороны, она не хотела, чтобы тетя Соня видела, как ей тяжело переносить разлуку с Алисой. Это сейчас она могла спокойно слушать и благодарить за переданные по телефону приветы из столицы, а раньше, еще месяц назад, подобные разговоры заканчивались горькими слезами в пустой квартире. Никто не видел этих слез. Марина расценила поступок Алисы как предательство по отношению ко всем, кто ее любил по-настоящему. Добровольное заточение в роскошном дворце, обладание всевозможными привилегиями и возможностями в обмен на очерствевшее сердце…

Марина не могла успокоиться, долго обвиняя себя в том, что произошло с подругой. Все-таки не стоило раскрывать ей тайны Белова. Рано или поздно узнала бы сама. Хотя Алиса всегда была максималисткой. Она отдавала всю себя, полагая, что получает взамен не меньше. Интересно: говорят, что любовь бедна, если ее можно измерить, а когда в ее основе обман? Любовь разрастается, пускает в сердце корни, обволакивает разум невидимыми сладостными грезами и все вокруг перестает быть важным. Весь мир сосредотачивается в глазах того, кого любишь. И вдруг оказывается, эти глаза лгут. Они смотрели столько раз на твое обнаженное тело, были свидетелями того, как наслаждение захватывало и подбрасывало к небесам, спускаться оттуда было так легко. Возвращение сулило встречу, очередную встречу с бесконечной магией глаз любимого. Все оказалось обманом — Марина понимала, как тяжело было Ляльке пережить это, но, с другой стороны, ведь жизнь на этом не заканчивается. И никто не заставлял подругу доказывать, что она может быть любима, любима по-настоящему, без черновиков — начисто, набело, страстно, долгожданно.

Марину не покидало чувство, что Алиса долго не выдержит. Начать с того, что за год подруга не удосужилась ни разу приехать в Горинск — телефонные звонки и только. Марина дала этому свое объяснение — боязнь встретиться с Беловым. Лялька не забыла его, да и он наверняка не забыл. Поверить в то, что с такой роскошной женщиной, как Алиса, можно расстаться без сожаления, без подспудного желания все вернуть, Марина не могла. Наступило время, когда она перестала по-женски завидовать подруге. Жизнь Молчановой, покрытая пологом тайн и недомолвок, уже не казалась несбыточной мечтой. Марине гораздо больше нравилось ее теперешнее положение, когда чувствуешь себя свободной и каждый день встречаешь с удовольствием, настроением.

Будто и обои те же, когда-то наклеенные своими руками, и краска на панелях потускнела, в некоторых местах совсем отвалилась, открывая серые плеши штукатурки, но даже все это стало восприниматься по-другому. Ничего не изменилось — и изменилось все. Просто потому, что в душе нет места мрачному отчаянию. Когда ты снова за руку с надеждой, обязательно происходят чудеса. Марина была рада этим ощущениям. Только маленький горшочек с фиалкой, которая без устали цветет уже третий год, вызывает грустную улыбку. Марина поливает ее, внимательно осматривает, поглаживает шершавые листики и вдыхает едва уловимый аромат цветов. Мысленно обращается к этому дивному творению природы, спрашивая, правильно ли она поступила много лет назад, оттолкнув того, кто в один холодный вечер принес горшочек с крошечной фиалкой? Он столько раз дарил ей этот цветок во сне, и каждый раз она просыпалась со слезами на глазах. Она спугнула свою первую любовь: «Тимур Закиров, где ты, с кем ты? Как складывается твоя жизнь?» — Марина вспоминала о своем очень коротком романе, горько сожалея о том, что не смогла простить Тимуру ничего не значащей для него ночи с однокурсницей. Он любил только ее, это ясно читалось в его черных глазах. А она упивалась своим горем, не желая ничего слышать, видеть. Ревность сделала ее неспособной трезво мыслить. И где, у кого узнать, придет ли снова это необыкновенное чувство, когда весь мир в глазах любимого? Марина знала точно: то, что она тогда сочла предательством, сейчас смогла бы простить. Да, да, и Алисе нужно было простить. Никаких крайностей, каждая из них — шаг к пропасти. Сначала невидимой, а потом неизбежной.

Не было дня, чтобы Марина не думала о Ляльке. Прошло ощущение пустоты и животного страха. Пришло понятие, что нужно продолжать жить. Болезненная зависимость и желание всегда быть рядом с подругой сменились размеренным ожиданием новостей. Их было мало, скудные, сухие разговоры: поздравления с праздниками, днем рождения. Слова, в которых не было и не будет той близости, открытости, что связывала подруг с детства. Ни обид, ни зла, нет ничего, что могло их поссорить, но кажется, столько недосказанного всю жизнь будет терзать обеих. Маринка свыклась, пришло время Лялькиной истины, что нельзя все время жить чужими страстями. Так было всегда — романы Алисы проносились в возбужденном мозгу подруги, обрастая новыми подробностями. Пришло время найти себя, зная, что нет рядом единственной подруги. Нет и не будет. Ее новая жизнь как небо и земля отличается от той, что ведет Марина. И пускай! Лялька получила свое, а теперь ее очередь.