Обреченные любить

8

Следующие две недели были, наверное, самыми тяжелыми в жизни Оливии. Раньше, несмотря на порой запутанные личные проблемы, она всегда могла уйти с головой в дела и забыть о неприятностях. Но теперь даже этот, запасной путь оказался закрытым перед ней. Работа уже не служила более надежным убежищем. А дом? Это — просто злая шутка. Как можно назвать домом квартиру, в которой она проживала совместно с Гилом? Настоящий дом — это место, где ты можешь отдохнуть, где тебе удобно и спокойно, но Оливия ни на минуту не могла избавиться от беспокойства и напряжения, находясь в этих стенах.

Нежелание возвращаться в их «семейное гнездышко» приводило к тому, что Оливия просиживала больше времени за рабочим столом, чем когда-либо прежде. Но даже работа не позволяла избавиться от тягостных мыслей.

Никто из сотрудников фирмы не подозревал о ее состоянии, хотя Оливии все труднее удавалось разыгрывать из себя счастливую жену так, чтобы это выглядело хоть сколько-нибудь убедительно.

Она выполняла все задания, которыми нагружал ее Гил, с завидной деловитостью, но не получала от этого никакого удовольствия. Через ее руки проходил теперь весь поток служебной переписки между «Бофором» и «Россаро Эдвертайзинг». Оливия внимательно изучала все письма, приходящие в адрес агентства, подозревая, что найдет свидетельства связи Гила с Сусанной Уитлоу.

Это имя вызывало у Оливии холодную злобную дрожь всякий раз, когда она вскрывала письма из Нью-Йорка. Переписывалась ли Сусанна с Гилом? Или они предпочитали шептаться по телефону?

Как-то на работе выпал особо трудный день. Оливии хотелось лишь одного — добраться до квартиры и побыстрее залезть в горячую ванну. Тем более ей было известно, что Гила там не будет. Он полетел в Париж на деловую встречу и должен был возвратиться не раньше полуночи.

Сьюзан и секретарь Гила Ванесса уже ушли домой. Оливия собиралась последовать их примеру. Вдруг дверь ее кабинета распахнулась, и вошел Гил. Оливия, застигнутая врасплох, смотрела на него в испуге.

— Я думала, ты в Париже. — Ее вопрос прозвучал скорее как упрек, чем как приветствие.

— Ты скучала без меня, любимая? — издевательским тоном произнес Гил.

Она бросила на него возмущенный взгляд: чересчур уж у него был самодовольный вид. В чем дело?

— Ты, видимо, никуда не спешишь? — спросил он, сбрасывая пиджак и ставя свой кейс на ее рабочий стол.

— Уже седьмой час, — отметила она, взглянув на часы.

— Вот и хорошо. У нас еще есть в запасе примерно шесть часов.

Брови Оливии сошлись у переносицы. О чем это он?

— Шесть часов — для чего?

— Для того чтобы подготовить проспект о рекламных возможностях «Бофора» для французской фирмы «Леже Фудз», выпускающей молочные продукты. Они собрались завоевать своим новым йогуртом английский рынок, но еще не подобрали себе рекламного агентства для этой цели. Если мы сможем к завтрашнему утру представить им свой документ, у нас будет шанс.

— К завтрашнему утру? — изумилась Оливия. — Ты считаешь, это возможно?

Но Гил уже доставал бумаги из кейса и раскладывал их на столе.

— Речь не идет, конечно, о подробных материалах со всеми данными о нашей фирме, нет. Но мы вполне можем показать, на что способны. Предварительный проспект даст им представление о «Бофоре» и проделанной нами работе. Если им понравится, как мы выглядим, они попросят от нас официальную заявку на контракт.

— Что ты хочешь поручить мне?

Оливии потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, что Гил настроен абсолютно серьезно. С ней разговаривал не муж, а строгий босс, и профессиональная гордость требовала, чтобы Оливия поддерживала каждый его шаг на намеченном пути. Если он способен проработать всю ночь для достижения важного результата, то Оливия тоже не отступится.

— Вот некоторая информация о продукте, который будет рекламироваться. — Гил подвинул к ней несколько листков. — Просмотри это и вспомни все наши подобные контракты, чтобы использовать опыт в предстоящей кампании.

Оливия молча уселась за стол, зарылась в папки, выуживая данные, нужные Гилу. Это была кропотливая работа, и два часа пронеслись так, что Оливия и не заметила.

Здание «Бофора» затихало. Служебные помещения запирались на ночь. С улицы еще доносился шум автомобилей, но, казалось, к ним он не имел ни малейшего отношения.

К половине одиннадцатого силы Оливии были на исходе, но она не хотела, чтобы Гил заметил ее неимоверную усталость. Он сам не отдыхал ни минуты с самого раннего утра. Уже в половине шестого утра за ним приехала машина, чтобы отвезти в аэропорт. Оливия засекла время, потому что слышала, как за ним захлопнулась входная дверь…

— Может, сходить и принести кофе и бутербродов из кафе на углу? — участливо предложила она.

Гил кивнул, откинулся назад в кресле, закрыл глаза и усталым жестом потер пальцами виски.

— Неплохая мысль. Но пусть с тобой пойдет кто-нибудь из охранников. Мне не улыбается идея отпускать тебя на улицу в столь позднее время.

Внезапно теплая волна признательности нахлынула на Оливию, но коварную расслабляющую мысль она отбросила с такой же быстротой, с какой она пришла ей в голову. Гил сказал бы то же самое и любой другой сотруднике «Бофора», окажись она на ее месте. Ничего особенного не таилось за его теплыми словами.

Спустя полчаса они поглощали бутерброды и запивали их горячим кофе. Никогда раньше эта немудреная пища не казалась ей такой аппетитной. За трапезой они говорили о деталях проекта, совершенно забыв о всех своих личных разногласиях. Это были два человека, связанные общими интересами и целями.

Неожиданно Оливия подумала, как было бы прекрасно, если бы… Она громко вздохнула. Пора трезво смотреть на жизнь. Какой смысл желать невозможного? Если много раз повторять слово «сахар», во рту от этого не станет слаще…

Промелькнул еще час, и Гил объявил, что документ закончен.

— Или, вернее, закончен настолько, насколько это возможно было сделать за то ограниченное время, которым мы располагали, — поправился Гил. — Спасибо, Оливия, без тебя я бы ни за что не выполнил эту работу.

Взволнованная комплиментом, Оливия сделала вид, что роется в картотеке. Она низко наклонила голову и позволила своим растрепавшимся огненно-рыжим локонам закрыть лицо, чтобы не было видно, как покраснели ее щеки.

— Ничего особенного, — буркнула она. — Я просто выполняю свои обязанности…

Она услышала, как Гил пересек комнату и остановился рядом. Помедлив немного, она заставила себя взглянуть в его красивое смуглое лицо. В его взгляде сквозила такая теплота, что ей захотелось… ей много чего захотелось… Но все было за пределом возможного.

— Нет, ты не просто выполняешь свои обязанности, — произнес Гил. — Ты работаешь чертовски много и трудишься до самозабвения.

От таких слов щеки Оливии запылали, а на глазах выступили слезы.

— С тобой все в порядке? — спросил он с испугом.

— Думаю… думаю в порядке, — запинаясь, прошептала Оливия.

— Но ты вся дрожишь? И так покраснела…

— Я просто немного устала.

Прищурив глаза, Гил всматривался ей в лицо.

— Ты уверена, что в этом все дело?

Оливия нахмурила брови.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты уже знаешь, беременна ты или нет?

Услышав этот вопрос, Оливия задрожала еще сильнее.

— Я… я еще не знаю. Думаю, что нет, — еле слышно произнесла она.

Последние две недели она все время отодвигала возможность этого в самый дальний уголок сознания.

Некоторое время они пристально смотрели в глаза друг другу, затем Гил подошел к ней, обнял и стал нежно гладить ее волосы.

— Тише… тише… Все хорошо. Не надо так дрожать.

Сначала она попыталась было сопротивляться, но исходящие от него тепло и сила совершенно обезоружили ее. Она вдруг обнаружила, что ее голова покоится на его плече.

Горячее дыхание Гила опалило ее щеки, и она подняла глаза на его лицо. Будто со стороны она наблюдала, как его чувственные губы приближаются к ее полураскрытому рту. Секунды обращались в вечность, пока она ожидала его поцелуи. Затем она сама устремилась навстречу его нежным, но твердым губам и, наконец, окончательно сдалась, не устояв перед их неудержимым натиском.

Вскоре опасное возбуждение растеклось по жилам Оливии, отбрасывая в сторону все призывы остановиться. Она расстегнула пуговки на его рубашке и зарылась лицом в шелковистые волосы на груди мужа, наслаждаясь ароматом и вкусом его кожи.

Гил продолжал гладить ее спину, потом медленно расстегнул молнию на ее платье. Холодок пробежал по ее обнаженной спине, затем платье медленно спустилось с плеч. Но Оливия уже не обращала ни на что внимания. Тело ее трепетало, охваченное неукротимым желанием, которое только этот мужчина был способен разжечь в ней. Он позволил ей распрямиться, его язык нашел ее твердые коралловые соски и стал губами совершать вокруг них восхитительные круговые движения так, что Оливия едва не потеряла сознание от наслаждения.

— Оливия, скорее поедем домой! Сейчас! — прохрипел он, не отрывая губ от ее кожи.

— Да! О да, Гил! Поедем домой. Немедленно!

Домой! Оливия никогда не считала квартиру Гила своим домом. Неужели сегодняшний вечер все изменит? О Боже, как она мечтала об этом!

Пока Гил одевал снова платье на ее плечи, губы его покрывали мелкими сладострастными поцелуями лицо Оливии. Его безудержные ласки разжигали ее страсть, заставляли трепетать каждую клеточку ее тела и томиться по тому моменту, когда он заключит ее в свои объятия и между ними не останется никаких барьеров.

Они уже подошли к самой двери офиса, когда вдруг из кабинета Гила донесся телефонный звонок. Он был столь резким и пронзительным, что сразу заглушил их нежный шепот.

Не снимай трубку, хотела крикнуть Оливия, но она знала, что Гил не мог оставить чье-либо обращение без ответа. Это мог звонить и человек, имеющий отношение к их сегодняшней работе. Поэтому она не запротестовала, когда он убрал руку, обнимавшую ее за плечи и подошел к аппарату.

— Сусанна?!

Стоило ему произнести это имя и бросить странный взгляд через плечо в сторону Оливии, этого было достаточно, чтобы все очарование вечера исчезло.

На лице ее появилось выражение ужаса и отвращения. Сусанна Уитлоу! Неужели именно в это время они перезваниваются? Конечно, в это время в офисе обычно нет никого, кто мог бы помешать разговору, а Гил зачастую задерживается на работе до полуночи. Теперь ясно, когда голубки воркуют между собой.

Оливия почувствовала себя уязвленной в самое сердце. Ей не были слышны слова, произносимые Гилом, но она и не хотела их слышать. Единственным желанием было убежать от него… от них!

Сама не помня как, Оливия выскочила из кабинета и побежала к лифту. Она стояла на площадке возле лифта, когда до нее донесся голос Гила, выкрикивавшего ее имя. Но Гил опоздал. Она не намеревалась ждать его объяснений, видеть, как он лжет.

Оливия бросилась в кабину и нажала кнопку нижнего этажа.

Внизу, в полутемном холле Оливия на мгновение остановилась у комнаты ночной охраны. Один их охранников, заметив, что она одна, вежливо предложил:

— Не вызвать ли для вас такси?

Оливия отрицательно покачала головой.

— Нет… нет. Спасибо. Я, пожалуй, пройдусь пешком.

Холодный ночной воздух пронзил ее, словно нож. Оливия чувствовала себя так, словно до этого была пьяна, но теперь, оказавшись на улице, моментально протрезвела. Да, подумала она мрачно, я была пьяна, пьяна от любви к этому лицемеру.

Ей было все равно, куда идти, лишь бы находиться как можно дальше от Гила.

Оливия не знала, как долго она шла. Страха она не испытывала, погруженная в собственные мысли. Страх пришел, когда она забрела в незнакомый мрачный и темный квартал.

Где она находится? Куда идет? Оливия шла и боялась оглянуться по сторонам. Она побежала, и лишь услыхав за собой топот башмаков по тротуару, поняла — ее преследуют!

Затем чья-то рука опустилась ей на плечо и развернула на сто восемьдесят градусов. В ужасе Оливия вглядывалась в затемненное лицо преследователя. Она готова была уже закричать, но в этот миг он выдвинулся из тени в полосу лунного света. Гил!

— Ты напугал меня чуть ли не до смерти! — крикнула она.

— Так тебе и надо! Тебе еще чертовски повезло, что ты отделалась лишь испугом, — зарычал Гил. — Ты что, с ума сошла? — Он грубо схватил ее за плечи и потряс. — Отвечай, черт тебя подери! Почему ты убежала от меня? Я прочесал с десяток улиц, разыскивая тебя. Надеюсь, я заслужил хоть какого-то объяснения.

Ага! Значит, он считает, что заслужил объяснение. Вот оно что! А как насчет Сусанны Уитлоу? Собирается ли он давать объяснения по поводу этой особы? Оливия была так рассержена, что ее голос звучал хрипло и сдавленно.

— Я не просила тебя искать меня!

Руки Гила еще сильнее сдавили плечи Оливии. Он говорил ледяным тоном, и в голосе звучала угроза:

— Отвечай, Оливия, почему ты передумала? Я говорил по телефону, а ты вылетела в дверь, как будто за тобой гнался сам сатана. Почему?

Как будто он не знает почему? Что же она должна была делать, по его мнению? Терпеливо дожидаться, когда он закончит беседу со своей любовницей, а потом смиренно упасть к нему в объятия? Боже, какой же он негодяй!

— Ты лучше ответь, что хотела от тебя Сусанна в столь поздний час?

— Какое отношение имеет, черт возьми, этот телефонный звонок к нашим… — Гил внезапно умолк, глаза его сузились. Он заговорил, обращаясь отчасти к самому себе. — Неужели ты ревнуешь меня к Сусанне?

— Еще чего не хватало! Плевать я хотела на твою Сусанну.

Заявление Оливии было слишком уж резким. Таких выражений она сама от себя не ожидала.

Гил смотрел на нее во все глаза.

— Так значит, все-таки ты ревнуешь…

— Почему я должна ревновать к ней?

— Не проси меня растолковывать загадки женского ума. Мужчины складывают два и два и получают четыре. У женщин при таком сложении неизменно получается пять.

— И женщины при этом часто оказываются правы, — огрызнулась Оливия. Невыносимо слушать, как он пытается обвинить ее в том, что она делает ошибочные выводы. Она, Оливия, пришла к правильным выводам, и как раз это и не нравится Гилу. — Так что же все-таки ей было нужно?

— Это был деловой звонок.

— В такое время суток? — скептически ухмыльнулась Оливия.

— В Нью-Йорке в это время еще день, — напомнил ей Гил.

— Но у нас почти полночь!

— Сусанна работала моим личным секретарем. Она знает, что я нередко засиживаюсь допоздна в офисе.

— Кроме обязанностей секретаря, она оказывала тебе и более интимные услуги, не так ли? — горько сказала Оливия.

Слова вырвались у нее прежде, чем она смогла остановить их. Они долго сверлили глазами друг друга. Затем Гил нахмурился.

— Если бы я сказал тебе, что между Сусанной и мной ничего не было, я бы…

— Я не хочу ничего знать о твоей связи с этой потаскухой. Никогда! — закричала она, вырываясь из его рук.

Гил снова встряхнул ее.

— Почему же нет? Почему ты не хочешь выслушать правду? — Он прижал Оливию к стене. — Я тебе сейчас все расскажу, а ты будешь слушать — нравится тебе это или нет. Конечно, у меня были любовные связи. Мне тридцать три года, насколько тебе известно. И я никогда не был монахом. Но между Сусанной и мной все было кончено еще до того, как я приехал в Англию. Это — дело прошлого. И к нам с тобой это не имеет никакого отношения.

Оливии пришлось бороться с отчаянным желанием поверить Гилу. О Боже, как ей хотелось, чтобы это было правдой! О связи, которая кончилась и была забыта. Но, к сожалению, связь Гила с Сусанной не прервалась. Он же занимался с ней любовью накануне свадьбы с Оливией.

Может быть, она и простила бы ему остальное, но только не это. Никогда! В глазах Оливии застыли невыплаканные слезы.

— Значит, ты не виделся с ней в ночь накануне нашей свадьбы?

Единственное слово, которое Оливия желала от него услышать, он не мог произнести. Он молчал.

Неожиданно для себя Оливия бросилась на Гила с кулаками, затем вырвалась из его рук, выбежала на проезжую часть улицы и стала ловить такси. Она была почти уверена, что Гил последует за ней, но он не двинулся с места, не помешал ей уехать.

Этот факт мучил Оливию сильнее всего. Он позволил ей уехать! Наконец-то слезы горячим потоком полились у нее по щекам.

— Не переживайте так, мисс, — с симпатией пробормотал таксист. — Ваш дружок не заслуживает ваших слез.

Оливия знала, что Гил не заслуживает ее слез, но она любила его, и именно из-за этой любви ей было теперь так больно.

Оливия не представляла себе, где провел ночь Гил, и ее это не беспокоило — так, по крайней мере, она внушала себе. Всю ночь она пролежала без сна, измученная ужасными мыслями, которые вихрем проносились в голове.

Продолжать такое существование Оливия была больше не в силах. Они должны развестись, дабы как можно скорее прекратить это адское мучение.

Когда она приехала на работу на следующее утро, ее поразило, что Гил уже был на месте. Его темный костюм был тщательно выглажен, воротничок рубашки сиял белизной. Где бы он ни провел ночь, там явно позаботились о его одежде. А может, у него и в Лондоне есть любовница? Впрочем, какое ей теперь дело!

Гил окинул ее холодным взглядом.

— Полагаю, ты благополучно добралась до дома? — спросил он сдержанно.

Она ответила утвердительным кивком, не сказав ничего.

— Вот и хорошо. Значит, в квартире сейчас никого. Я съезжу туда — надо уложить сумку.

— Уложить? — изумилась Оливия.

Неужели он первым решил оставить ее? Он захохотал.

— Всего одну сумку, дорогая. Почему ты так поражена? Ты решила, я намерен переехать? Разве ты не хотела этого?

Оливия промолчала, и он добавил:

— Верно ведь?

— Я… я не знаю, — запинаясь, ответила она. — Куда ты собираешься?

— Какое это имеет значение?

Неужели он едет к Сусанне? — подумала Оливия. Конечно, голубки уже давно не виделись. Словно прочитав ее мысли, Гил сощурился.

— Ты можешь избавиться от своих отвратительных подозрений. Никакая женщина здесь не замешана, сколько бы ты ни старалась убедить себя в обратном.

Неизвестно по какой причине Оливия поверила ему. Куда бы ни направлялся Гил, он ехал не к Сусанне.

— Куда же ты в таком случае? — повторила Оливия. — Мне… мне же нужно знать… Может возникнуть необходимость связаться с тобой по делам фирмы.

— Ванесса знает, где меня искать, если я вдруг понадоблюсь, — холодно ответил он.

Не очень-то приятная перспектива узнавать у секретарши, где находится твой муж.

— Но я… но я все-таки…

— Моя жена? — докончил Гил фразу с усмешкой, подняв вверх свои черные брови. — Мне нужна женщина из плоти и крови, Оливия, которая жила бы со мной одной жизнью, а не строптивая, ревнивая интриганка. Раз ты решила, что твоя роль заключается лишь в выполнении обязанностей моего личного помощника, то я думаю, если ты захочешь узнать, где меня найти, тебе следует обращаться к Ванессе, точно так же, как любым другим сотрудникам нашей фирмы.

— Негодяй, — задохнулась Оливия, до глубины души задетая как издевательской характеристикой, полученной от Гила, так и унизительными правилами, которые он собирался установить для нее. Для Гила не составляло секрета, в какое неудобное положение поставил бы он ее, заставляя обращаться к секретарю за информацией семейного порядка.

У Гила загорелись глаза.

— А что ты ожидала, Оливия? Что я буду беспрекословно мириться и впредь с нынешним положением вещей? Что я буду терпеть жену, готовую меня то к сердцу прижать, то к черту послать? Жену, которая вышла за меня замуж только для того, чтобы увеличить свою долю в семейной фирме?

Оливия пристально смотрела на Гила. Как он может стоять здесь и хладнокровно обвинять ее в его же собственных грехах? Неужели он не чувствует за собой никакой вины?

— Но ты… — Оливия прикусила язык и тут же задумалась: что ее останавливает? Почему бы ей попросту не рассказать Гилу обо всем, что ей известно? Почему ей не поставить его перед лицом фактов? Перед лицом правды во всей ее полноте?

Оливия облизнула сухие губы, собралась с духом.

— Ты… — начала она, но Гил взирал на нее с черствым равнодушием.

— Я должен успеть на самолет, — высокомерно процедил он. — И машина уже ждет меня у подъезда. Все твои заявления, я думаю, потерпят до лучших времен. Сейчас у меня более важные дела.

Оливия отпрянула, как если бы ей влепили пощечину.

— Ну, тогда не опаздывай из-за меня, — ответила она, движимая гордостью, которая требовала, чтобы на его ледяной тон она ответила таким же ледяным тоном.

— И не собираюсь.

Вскоре дверь кабинета захлопнулась с неприятным металлическим щелчком. Оливия осталась одна, похолодевшая, оцепеневшая. Впечатление у нее было такое, что закрылась последняя еще остававшаяся открытой дверь между ней и Гилом.

Она почти лишилась способности ходить и соображать; и то и другое давалось ей слишком мучительно. Кое-как она добралась до своего кресла и тяжело опустилась в него. Когда примерно через полчаса стали приходить служащие, она все еще сидела, ссутулясь, не замечая ничего вокруг.

Окольным путем, скрывая, что ей ничего не известно, Оливия смогла выяснить, что Гил летит в Париж, чтобы вручить тот самый проспект, который они готовили накануне, представителю фирмы «Леже Фудз», а потом в Японию и не вернется до начала следующей недели.

Она попыталась порадоваться, что Гил уехал. За это время она наконец решит, как ей поступать, наметить планы на будущее. Планы, в которых Гилберту Россаро не будет места. Но доводы разума отступали перед острым чувством потери.

Никогда прежде она не представляла себе, что можно быть такой несчастной.

— Как вы себя чувствуете? — спросила Сьюзан, войдя в кабинет Оливии и застав ее в третий раз за это утро стоящей у окна с рассеянным взглядом, устремленными в пространство. — Надеюсь, все в порядке?

Оливия неопределенно пожала плечами. Бессмысленно делать вид, что ничего не случилось. Она была словно в летаргическом сне. Возможно, причина не в физическом состоянии организма, но Оливия не помнила такого случая, когда ее самочувствие было хуже, чем сейчас.

— Уж не беременны ли вы, а? — неожиданно задала вопрос Сьюзан.

Оливия покраснела.

— Нет! Конечно нет. Не смешите меня. — Оливия отвергла эту возможность.

Секретаршу ее заявление слегка позабавило.

— Хорошо, хорошо. Не надо только обижаться. Для недавно вышедшей замуж молодой леди это совершенно нормальное состояние. Я просто подумала, не пора ли вас поздравлять, вот и все.

— Поздравления ни к чему, — пробормотала Оливия без всякой признательности, и ей сразу же стало стыдно. Ведь Сьюзан ей почти подруга. — Я… я боюсь, не слечь бы с гриппом или чем-то вроде того, — проговорила она несколько мягче.

— …Или чем-то вроде, — согласилась Сьюзан, многозначительно скосив глаза на живот Оливии.

— Я же вам сказала… Хватит, Сьюзан!

— Да, да. Молчу. — Сьюзан подняла руки вверх, изображая полную капитуляцию. — Время покажет, как говорится. А пока, почему бы вам не взять на пару дней отпуск? Вид у вас такой, что вам не помешало бы полежать в постели денек-другой.

Оливия отрицательно покачала головой.

— Не могу. К тому же Гил надолго уехал. Один из нас должен быть на месте.

— Мы с Ванессой способны держать оборону нашей крепости в течение нескольких дней.

— Спасибо за предложение, Сьюзан, но, думаю, оно не пригодится.

— Ну, что ж. Дайте мне знать, если измените свое мнение.

— Обязательно.

Получилось так, что к вечеру у Оливии начались месячные, и теперь она окончательно убедилась, что не носит под сердцем ребенка от Гила.

Можно было подумать, что это принесет ей облегчение. Ведь она же не хотела родить ребенка, зачатого отцом и матерью, которые не любят, не уважают друг друга, не так ли? Ребенка, зачатого в обстановке раздоров и подозрений.

Тем не менее, несмотря на доводы разума, Оливия ощутила острое чувство утраты. В глубине души она надеялась, что ребенок сблизит ее с Гилом, зажжет им луч надежды на будущее, которое они построят вместе. Но вот, и эта надежда лопнула…

Ее и Гила больше ничего не связывает, кроме «Бофора», да и к агентству теперь она потеряла всякий интерес. Пускай Гил получает ее злополучные акции, все до единой. Оливия подаст заявление об уходе, и последнее звено связи между ними будет разорвано.

Оливия вспомнила о совете, полученном от Сьюзан, — взять отпуск на несколько дней, и под влиянием момента решила последовать ему.

Во второй половине дня в пятницу она вылетела в Шотландию. Ей во что бы то ни стало надо было покинуть Лондон, забыть обо всем, что может напоминать ей о Гиле. Так или иначе, Оливия собралась съездить в свой родовой дом, и сейчас для этого, кажется, наступило вполне подходящее время.