Глава 16

Пруденс колебалась. Раздражение боролось со все возраставшим желанием, охватившим ее лоно. Прекрасное тело Росса, полное соблазнов, его потрясающие глаза, даже низкий, так уверенно звучавший голос – все пленяло Пруденс. Прошлой ночью она испытала невероятное наслаждение. Но возможно, тут сыграли свою роль волнения минувших дней? Ей страстно хотелось знать: сумеет ли Росс снова вознести ее к самым вершинам экстаза.

И все-таки что же такое происходит? Росс слишком легко пришел к выводу, что, находясь в одной комнате, они должны делить и постель. Внутренний голос советовал не уступать ему сразу, а вместо этого устроить небольшой бунт. Сначала он вообще отвергал женские ласки, а теперь требует безоговорочного подчинения. Пруденс поджала губы и хмуро спросила:

– А у меня есть право выбора, когда… когда речь идет о приготовлениях ко сну?

Она уже ждала суровой отповеди Росса. Сейчас он пустит в ход свой властный тон, чтобы сломить ее сопротивление. Сколько раз Пруденс отступала и покорялась ему!.. В свое время дедушка точно так же заставлял ее подчиняться своим требованиям.

Но на красивом лице Росса отразился не гнев – удивление.

– Право выбора? Конечно. Ты ведь не ребенок.

– Ну, спасибо, – ответила она с оттенком горечи в голосе.

Что ж, хоть этого Росс ее не лишил!

Он взглянул на Пруденс с мягким участием.

– Разве тебе не нравится спать со мной?

– Нравится, – нерешительно сказала она.

– Ты получаешь удовлетворение?

– Д-да, – заикаясь, еле выговорила Пруденс. Росс протянул руку.

– Тогда иди ко мне.

Пруденс неохотно подошла к кровати и встала рядом. Росс взял ее за руку и стал гладить пальцы. Его прикосновения были легкими, словно поцелуй апрельского ветерка. Она вздрогнула, представив, что вот так же он будет ласкать все ее тело. Росс повернул ее руку ладонью вверх и прижался к ней губами.

– У тебя такие нежные руки. И губы. Ты вся – воплощение нежности. Наверное, ты была восхитительным ребенком?

Пруденс прикусила губу.

– Нет, я была сущим наказанием для своих родителей. Росс тихо рассмеялся:

– Не верю. Ты мне очень нравишься. Твой характер… и твое тело. Я и вообразить такого не мог.

Сопротивление Пруденс стало слабеть под натиском ласковых слов и прикосновений.

– Росс, я…

Он улыбнулся, и Пруденс сдалась окончательно. Какие у него ямочки на щеках – словно у задорного мальчишки!

– Ложись в постель, – прошептал Росс. Пруденс кивнула и как во сне направилась в самый темный угол комнаты, чтобы раздеться.

– Встань перед камином и дай мне полюбоваться тобой. Твои волосы так красивы в отсветах пламени!

Пруденс начала снимать платье. Ее охватило странное чувство, в котором смешались возбуждение, легкий испуг и гордость за то, что ею восхищаются. Такое же ощущение Пруденс испытывала в те минуты, когда Росс рисовал ее.

«О папочка, – подумала она, – если все это – лишь тщеславие, то почему мне так хорошо? Почему то, что я делаю, кажется таким правильным и естественным?»

Уже раздевшись, Пруденс помедлила, стоя возле камина. Она упивалась торжеством, видя, как Росс смотрит на ее тело.

Потом он поманил ее к себе. Пруденс забралась на кровать и хотела было натянуть одеяло, но Росс остановил ее:

– Нет.

Он уложил Пруденс на подушку и медленно провел пальцами по длинным локонам, взбив их наподобие нимба. Потом его указательный палец очертил линию ее бровей, прошелся по переносице, погладил дрожавшие губы. Казалось, Росс хотел навеки запечатлеть в памяти ее лицо. Он обхватил груди Пруденс и стал ласкать эти прекрасные полные округлости.

– Я бы нарисовал тебя такой, – прошептал он. – Ты – само совершенство.

Его руки благоговейно ласкали ее тело, воздавая должное каждому нежному изгибу. Пруденс, уже объятая пламенем, трепещущая, вздохнула и закрыла глаза. А Росс крепко обнял ее за талию, словно пытался измерить, насколько она стройна, любовно поиграл с рыжеватым треугольником волос внизу живота, погладил бедра и ноги. Затем снова вернулся к плечам и рукам, бессильно распростертым на простыне. Когда он начал чертить круги по ладоням Пруденс, едва дотрагиваясь до нежной кожи, она тихо застонала, чувствуя, как пульсирующие токи наслаждения бегут по ее телу. О, если бы эти волшебные руки никогда не останавливались!

Но Росс уже жаждал освоить новую территорию. Он осторожно перевернул Пруденс на живот и положил ладонь на поясницу, потом перешел к плечам и прочертил пальцем линию позвоночника.

– Какой странный маленький шрам, – заметил Росс и шаловливо поскреб ногтем пятнышко под лопаткой. – Вероятно, свалилась с дерева? И разумеется, забралась туда вопреки запретам родителей.

Пруденс молча кивнула. Охваченная томлением, она была не в силах вымолвить ни слова. Обхватив подушку, она прижала ее к груди.

– Скверная девчонка, – проворчал Росс, слегка шлепнул ее по спине и нежно погладил мягкие полушария ягодиц. Пруденс вздрогнула от нетерпения. Сколько же может продолжаться эта сладкая мука?

А пальцы Росса уже проникли в ее влажное трепетное лоно. У Пруденс пресеклось дыхание. Она перевернулась на спину, широко раздвинула ноги и едва слышно прошептала:

– Пожалуйста, Росс.

В полумраке комнаты она видела, что его мужская плоть была готова к любовной битве. Но Росс почему-то колебался и медлил, затем отвернулся с каким-то странным выражением лица.

– Росс? – Пруденс встала на колени, чтобы быть к нему поближе.

Он внимательно заглянул ей в глаза и страдальчески вздохнул – как нищий, вымаливающий крошку хлеба. Потом схватил руку Пруденс дрожащими пальцами и прижал к своей груди.

– Дотронься до меня, – нерешительно прошептал Росс.

У Пруденс сжалось сердце от жалости. Она сразу догадалась, в чем дело. Как же мы одиноки в этом мире! После того как не стало папы, Пруденс испытала это на себе. Ее терзало непонятное, глухое недовольство, тоска по чему-то неведомому.

Но Россу пришлось еще хуже… Два года его согревали объятия и нежные ласки любимой жены. А после ее смерти он лишился всего этого, и целый год его тело тосковало по прикосновению нежной женской руки.

«Сколько раз, – с сочувствием думала Пруденс, – Росс просыпался один в своей холодной, опустевшей постели!» Для Джеми акт любви был пределом желаний. Для Росса это лишь прелюдия к чему-то более важному и значительному. Ему нужна уверенность в другом человеке, внутренняя связь с ним.

Вот почему, потеряв Марту, он избрал одиночество.

Сострадание помогло неопытным рукам Пруденс. Она опрокинула Росса на спину и уселась на него верхом, твердо решив вернуть ему хоть малую часть наслаждения, которое только что испытала сама.

Сначала Пруденс погладила лицо Росса – медленными, успокаивающими движениями. И выражение затравленности и испуга тотчас исчезло из его глаз. Потом она занялась его грудью, плечами и руками, с восхищением чувствуя, как перекатываются крепкие мускулы. Стоило ей обвести пальцами соски, и – о, чудо! – они затвердели. Росс застонал, и тогда Пруденс нагнулась и поцеловала эти заострившиеся розовые пики. По его телу прошла дрожь.

Со все возрастающим чувственным восторгом Пруденс дотрагивалась до таких мест, о которых прежде ей было бы стыдно и подумать: она водила пальцем по складкам живота, по мягкому теплому пупку, гладила сильные ляжки и бедра. И при каждом ее движении из груди Росса вырывался вздох, доставлявший Пруденс такое острое наслаждение, словно это он ласкал и нежил ее.

Нетронутым остался лишь один участок его тела. Пруденс терзали сомнения. А не грешно ли трогать это? И вдруг Росс решит, что она ведет себя, как шлюха? Пруденс колебалась, одолеваемая страхом, а потом легонько провела рукой по его мужской плоти – сухой и горячей на ощупь. Росс застонал сквозь зубы; его лицо исказилось от этой мучительной и прекрасной ласки. Расхрабрившись, Пруденс надавила посильнее.

– Господи Иисусе!.. – простонал Росс и, обняв Пруденс, приподнял ее, а потом резко опустил. Пруденс пронзило новое, еще не испытанное ощущение, волнами разлившееся по ее телу; она изо всех сил прижалась к Россу, чтобы он вошел в нее как можно глубже.

Пруденс исступленно двигалась, словно исполняя какой-то бешеный танец. Росс, крепко сжав в руках ее груди, отвечал такими же неистовыми рывками. Длинные волосы Пруденс свесились ей на лицо, попадали в рот, били Росса по рукам и голове. Она закрыла глаза, чтобы острее чувствовать наслаждение.

И вдруг мир разлетелся на тысячи ослепительно блистающих кусочков, и Пруденс всхлипнула от восторга. «О, если бы умереть вот так!» – подумала она, а по ее лону уже растекалось теплое мужское семя, и содрогающееся тело постепенно замерло, растворяясь в радостном блаженстве. Только сердце еще долго продолжало стучать как бешеное.


Ее разбудил приятный терпкий аромат кофе. Непривычная роскошь. Пруденс сладко потянулась и взглянула на поднос с завтраком. «Интересно, понимала ли Марта, насколько ей повезло: ведь ее муж – божественный любовник, да к тому же подает завтрак в постель!» Это была неприятная мысль. В душе Пруденс тут же проснулась беспричинная ревность к умершей.

Завернувшись в покрывало, она уселась за стол. При виде тарелки, доверху наполненной едой, у нее потекли слюнки. Яйца, бекон и три толстенных тоста. Пруденс налила себе кофе и осторожно глотнула: сахару там было предостаточно. Подумать только – даже в такой мелочи Росс угадал, что ей должно понравиться.

Пруденс удовлетворенно вздохнула и обвела взглядом красивую комнату: столы из полированного красного дерева, сундуки, украшенные инкрустацией, занавески с тонкой вышивкой, кровать под балдахином, хорошие чехлы на креслах… Наверняка это лучший номер в гостинице. Найдется ли во всем Вильямсбурге хоть одна женщина, которая жила бы в такой роскоши?

«О котеночек! – Пруденс явственно услышала укоряющий голос отца. – То ты завидуешь Марте, то слишком высоко заносишься в своей гордыне». К тому же она повинна в чревоугодии. Сколько радости вызвал в ней роскошный завтрак! Какой же еще смертный грех совершит сегодня Пруденс?

Она взглянула на смятую постель и покраснела от смущения. Этой ночью Росс был ненасытен. Он брал ее снова и снова, не давая передышки, и одна волна экстаза следовала за другой в ровном, неспешном ритме.

Пруденс отвела глаза от кровати. Об этом грехе вообще лучше не думать.

Возле двери валялась груда свертков и коробок. Это все ее вчерашние покупки – хотя нет: еще два платья должны доставить завтра. Росс так добр! Ее сердце переполняла благодарность. Со дня папиной смерти никто не относился к ней с такой любовью и щедростью.

Но постой-ка. Пруденс вдруг нахмурилась. В голове промелькнула тревожная мысль. Что говорила Бетси? Подарок – в обмен на твое сокровище. Безделушки как плата за возможность… переспать с женщиной. Пруденс передернулась от этого грубого слова. Возможно, Росс просто расплачивается с ней за свои ночные развлечения. И если бы он потребовал большего, разве она смогла бы отказать? Таковы условия сделки, которые она приняла по доброй воле в ту самую минуту, когда согласилась взять от Росса подарки.

Пруденс вздохнула, недовольная собой: ведь ее тело до сих пор испытывало блаженство. А Бетси утверждала, будто проститутки руководствуются лишь холодным расчетом. Что-то здесь не так.

«Нет, Росс нуждается во мне», – подумала Пруденс, стараясь заглушить сомнения и оправдать свой чрезмерный пыл. Пусть даже ему нужно только ее послушное тело. Когда они поцеловались в последний раз, пожелав друг другу спокойной ночи (это было уже на рассвете его глазах было столько благодарности и ласки, Пруденс защемило сердце. Вряд ли она отказала сегодня – даже без этих щедрых подарков. И не откажет в дальнейшем – если Росс захочет. Она сумела – по крайней мере частично – возместить ему то, что он утратил после смерти жены. Если благодаря ей Росс в более спокойном состоянии духа начнет свою одинокую жизнь в глуши – этому надо радоваться. Никто не заменит ему Марты, но, возможно, сейчас – дай-то Бог! – он хоть немного утешился.

«Милосердие, папочка, – думала Пруденс. – Это всего лишь милосердие. Да, я погрязла в грехах и пала, но пала во имя святой добродетели».

И потом: именно Росс решил помочь ей вернуться домой. Да разве за одно это она не обязана дать ему все, о чем бы он ни попросил? Джеми и малыш. Пруденс вспомнила о своей милой крошке, уютно устроившейся у нее на руках, и почувствовала невыносимую печаль. Она пыталась убедить себя, что все будет хорошо и глупо предаваться унынию.

Но напрасно. Она воочию видела своего сына, его прелестное розовое личико. Он уже узнавал ее и, услышав материнский голос, поворачивал головку. Душа Пруденс разрывалась от тоски, против которой были бессильны все доводы рассудка. Руки ощущали пустоту. Груди, которыми она кормила младенца, ныли, словно в них снова появилось молоко.

Роскошный завтрак больше не прельщал Пруденс. Она оттолкнула поднос, уронила голову на руки и горько заплакала.


Росс поднимался по лестнице в мрачном расположении духа. Ну и мерзавец же этот чертов сапожник – просто клейма ставить негде! Заявил, что не знает, будут ли готовы вовремя бальные туфельки Пруденс. Проклятый обманщик, у него было три дня в запасе. К тому же он осмелился сказать, будто это его, Росса, вина. Надо было, видите ли, сразу определить размер ноги… Ладно, к дьяволу его! Он найдет другого – попроворнее!

Споткнувшись о ковер, Росс тихо выругался. Если быть честным с самим собой, то следует признать, что это отвратительное настроение связано вовсе не с сапожником. Пруденс – вот кто сводит его с ума.

С того дня, как она вернулась, прошло почти полторы недели. Они четыре раза были в театре, каждый вечер ужинали в уютных тавернах; гуляли по улицам, окутанным осенними сумерками, заходили в магазины и ездили в экипажах. И Пруденс всегда смеялась и казалась вполне счастливой.

А потом… Росс заскрипел зубами. Каждую ночь она ложилась в постель, повинуясь его зову, охотно, радостно, как опытная шлюха. Она позволяла ему проделывать с собой такие вещи, о которых Марта, несмотря на всю близость с мужем, и помыслить не решилась бы. Она была слишком застенчива для этого. А Пруденс бесстыдно ласкала его, доводя до крайней степени возбуждения и восторга. Россу и в голову не приходило, что такое возможно.

Он снова выругался. Кто научил ее всем этим ухищрениям? Проклятый Джеми? А что, если с ним Пруденс получала большее наслаждение? Весьма неприятная мысль. Росс вдруг почувствовал себя неопытным дурачком и проклял свое высокомерие. Сколько лет он соблюдал целомудрие, в то время как его товарищи учились ублажать женщин.

И ведь нельзя сказать, что этой маленькой шлюшке не нравится заниматься с ним любовью! Кем бы ни было занято ее сердце, но тело Пруденс тает от наслаждения во время их ночных скачек. Она вздыхает и даже кричит в экстазе. И как бы часто он ее ни хотел, никогда не выказывает признаков усталости.

– Будь я проклят! – пробормотал Росс.

Зачем мучить себя? Он вернет Пруденс человеку, которого она любит. Ведь когда он обнимает ее трепещущее тело или целует, Пруденс наверняка думает о Джеми. Сколько раз она плакала по своему возлюбленному, который уехал так далеко? Услышав ее душераздирающие всхлипывания, Росс обычно отходил от двери в спальню, терзаемый угрызениями совести.

Лучше смотреть на их отношения так, как это, несомненно, делает сама Пруденс: они спят друг с другом и получают полное физическое удовлетворение. И если благодаря Пруденс давно не знавшее радости тело Росса вновь ожило и познало мирские удовольствия – что ж, это еще один грех, за который придется просить прощения у Марты.

Росс вздохнул, чувствуя себя беспомощным перед своими низменными потребностями. Они поймали его в ловушку. Ну и ладно. Им с Пруденс предстоит быть вместе месяца два. За это время он удовлетворит свою похоть. Огонь, пожирающий его сейчас, конечно же, скоро погаснет, и он опять обретет свободу. Будет вести аскетическую, одинокую жизнь в глуши. И молить Марту о прощении грехов, которые он совершил, осквернив память о ней.

Из апартаментов Росса донеслись звуки дудочки и нежные переливы голоса Пруденс. Он воспрянул духом, пульс забился чаще. Россу очень хотелось, чтобы сейчас Пруденс была в своем лавандовом платье. Оно невероятно ей идет.

– О Боже! – громко простонал он. – Прости меня, Марта. Сколько же грехов придется замаливать перед тобой!

Загрузка...