ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ОБАЯНИЕ ЗЛА

Глава 1 Ночь без сна, любовь без надежды

Россия, Москва, год 2004

И все птицы спят, и все звери спят… И все добрые люди тоже давно уснули. Счастлив тот, кто засыпает вечером, видит хорошие сны, а утром встает, чтобы приняться за дела. Недаром ночь отвели для воровства и убийства, для сумасшедшего разгула и черного колдовства.

А еще — для любви.

Боря Бейдер устал ворочаться с боку на бок. Поднявшись с постели, он тяжело протопал на кухню. Не разбудить бы родителей…

Но мама с папой мирно спали, а вот Боря — не мог. Его душу тревожил образ загадочной черноволосой незнакомки. Всего лишь раз она прошла мимо него, всего лишь раз мельком на него посмотрела.

И пропал казак…

Боря даже не знал, чего, собственно, хочет. Поначалу он надеялся, что Вадим возьмет ее на работу. Тогда можно было бы по крайней мере видеть ее каждый день. Но проходили дни, от незнакомки не было ни слуху ни духу, и все Борино существо постепенно наполняла неведомая прежде тоска.

Боря был реалистом. Он прекрасно понимал, что не имеет никаких шансов на взаимность. Но ведь никто не может запретить человеку надеяться на чудо!

Стараясь не греметь посудой, Боря заварил себе крепкий чай, закурил и уселся на свое любимое место в самой середине уютного углового диванчика.

Мама до сих пор ворчит из-за курения. Хорошо, что хоть сейчас не видит, а то уже переполошилась бы.

Боря втайне надеялся, что курение поможет ему похудеть, а потому дымил, как паровоз.

Сейчас ему казалось, что голова забита серой паутиной. Боря понимал, что самое разумное — это выбросить незнакомку из головы, забыть ее и жить, как раньше.

Но был и другой выход — попытаться ее найти. Еще раз увидеть. Еще раз заглянуть в манящую и жуткую бездну черных глаз. А там будь что будет.

Найти! Легко сказать! Он ведь не знает, кто она такая, где живет, не знает даже имени.

Только номер машины.

Вспомнив его, Боря подскочил на месте от радости. Диван жалобно скрипнул, но Боря этого даже не заметил. Найти владельца машины по номеру большого труда не составит — вон, на Горбушке продаются базы данных на всех автовладельцев… В крайнем случае у Вадима Александровича были друзья в милицейских кругах. В последнее время он, правда, стал какой-то странный, но, если подойти в хорошую минуту, наверное, не откажет.

Успокоенный этой мыслью, Боря залпом допил остывающий чай и отправился спать. На этот раз он заснул сразу же, спал крепко и спокойно.


На следующий день Вадим появился на работе около часа дня. В дела фирмы он давно уже не вникал, но по привычке все еще обозначал некую руководящую деятельность. Хорошо еще, что на Борю вполне можно было положиться. Пожалуй, он был слишком уж осторожен и стратегических решений принимать не мог, но с повседневными делами вполне справлялся. Боря был настолько скрупулезен и методичен, что фирма вполне могла удержаться на плаву.

Пока.

Вот и он, легок на помине. Боря вошел с целой кипой бумаг и принялся по обыкновению дотошно и занудливо излагать положение дел. Наконец Вадим не выдержал.

— Боря, давай короче. Разорение нам завтра не угрожает? Налоговая не цепляется? Рэкет, прости господи, не трясет? Значит, жизнь прекрасна и удивительна, давай, что там подписать, и если это все, ты свободен.

После Колиной смерти Вадим уже успел найти нового поставщика, недавно принял дозу и теперь находился в состоянии блаженной эйфории. Все проблемы казались разрешимыми, неприятности — несущественными, а он сам — почти всемогущим.

Правда, несколько дней назад Вадим зачем-то затеял ремонт в своем кабинете и перебрался в тесный и неудобный закуток. Так спокойнее. Здесь черноволосая ведьма пока не появлялась.

Вадим хотел поскорее закончить с делами, но, вместо того чтобы уйти, Боря почему-то замялся и густо покраснел.

— В чем дело, Боря? Ну-ка, давай, выкладывай, как сказал отец сыну, когда тот проглотил полтинник. Случилось что-нибудь?

— Да нет, Вадим Александрович, все в порядке. Понимаете, у меня к вам большая просьба…

Оставшись один, Вадим долго и озадаченно смотрел на листок из календаря с нацарапанным на нем номером. Ай да Боря! Ай тихоня! Вот уж никогда бы не подумал! Интересно, кого это ему искать понадобилось?

Вадим удивленно пожал плечами и потянулся к телефону.

Глава 2 Продажный мент

Опер Сергей Арефьев сидел у себя в кабинете за обшарпанным канцелярским столом, тыкая двумя пальцами в компьютерную клавиатуру, поминутно ошибаясь и поминая черта, чью-то мать и женщин легкого поведения. Ему предстояла нелегкая задача написать обоснованный и юридически грамотный отказ в возбуждении уголовного дела. Шедевры канцелярско-милицейского языка цеплялись друг за друга, образовывая причудливые цепочки.

Смысл литературного произведения сводился к одному: граждане, оставьте милицию в покое и сами справляйтесь со своими проблемами.

А ведь когда-то был Сергей восторженным юношей и пламенным комсомольцем. Он пошел служить в органы с искренней верой в правоту своего дела. Как получилось, что храбрый и честный парень Серега Арефьев сломался в первый раз, когда начал брать деньги у своих «подопечных» и оказывать им разного рода услуги, он сейчас уже не помнит, да это и не важно.

Брать взятки, как и терять невинность, тяжело и страшно только впервые. Потом привыкаешь.

Сергей тоже привык. За годы службы он хорошо поправил свое материальное положение, продвинулся по карьерной лестнице и угрызениями совести никогда не страдал. Это все выдумано для слабонервных интеллигентов, а преступность… Да что преступность? С ней, проклятой, бороться нельзя, ее можно только организовать и возглавить.

От плодотворного труда Сергея оторвал телефонный звонок. После короткого, но содержательного разговора опер заметно повеселел. Просьба пустячная, дел на копейку, а небольшое денежное воспомоществование сейчас будет очень кстати.

Но, набрав знакомый телефон («Добрый день, девушка! Капитан Арефьев беспокоит. До Вологды доедем сегодня?») и записывая данные какого-то Геннадия Андреевича Разлогова, тысяча девятьсот сорок четвертого года рождения, Сергей почувствовал себя очень плохо. Голову словно сдавило железным обручем, пальцы начали противно дрожать, лоб покрылся липкой испариной, а к горлу подступила тошнота.

К счастью, Сергей еще находился в том возрасте, когда люди не склонны обращать особого внимания на свои хвори.

«Давление, наверно, шалит. Переработался», — подумал Сергей. Он действительно считал себя очень много работающим, а потому ценным для общества человеком.

Вечером у него было прекрасное настроение. Сергей выполнил поручение и получил свой честно заработанный гонорар. После окончания рабочего дня позвонил жене и горестно поведал, что ему сегодня опять придется дежурить вне очереди.

Однако его дальнейшие планы на вечер не имели никакого отношения к борьбе с преступностью.

Как и у всякого уважающего себя оперативника, у Сергея имелась конспиративная квартира. Туда-то он сейчас и направился. Разумеется, квартира эта предназначалась для общения с агентурой, а вовсе не для интимных развлечений личного состава, но Сергей точно знал, что служебное положение существует для того, чтобы им пользоваться. В самом деле, не тащиться же домой. Там — вечно орущий ребенок и давно опостылевшая супружница.

В десять придет Светка. Девка она, конечно, тупая, но зато грудь — пятый номер. И ноги длинные. И вообще, ему с ней не в шахматы играть. Порнушку надо бы прихватить какую-нибудь.

Когда Сергей добрался до неприметной многоэтажки на окраине Москвы, до прихода Светки оставалось еще полчаса.

Она никогда не опаздывала.


Небольшая однокомнатная квартира на пятом этаже была стандартно обставленной, чисто убранной и… подчеркнуто никакой. Глазу не за что зацепиться. Как раз то, что и требуется.

Сергей привычно раскупорил бутылки (Светка пила только ликеры, а он сам терпеть не мог это липкое, приторно-сладкое пойло), поставил видеокассету и удобно развалился кресле. На экране молодые красивые мужчины и женщины с энтузиазмом совершали половые акты в самых различных формах. Кто бы мог подумать, что в человеческом теле для этого столько возможностей!

Сидя в уютном кресле с бокалом вина в руке, Сергей незаметно отключился.

Ему снилось, что он крадучись входит в какое-то полутемное помещение. Со всех сторон на него пялятся наглые бандитские рожи. Вот проклятая работа, и ночью от нее нет покоя!

В этот момент заиграла музыка, замелькали разноцветные прожекторы, и Сергей с ужасом понял, что находится на эстраде ночного клуба. Но хуже было другое — он был голым. Только на голове была милицейская фуражка, да еще капитанские погоны чудом держались на плечах. И уж совсем было невыносимо, что помимо воли Сергей вдруг начал грациозно двигаться под музыку, покачивая бедрами, и даже кокетливо улыбаться.

Музыка звучала все быстрее и быстрее, плавный блюз перешел в бешеный канкан, а капитан Арефьев все никак не мог остановиться.

К счастью или к несчастью, но все на свете когда-нибудь заканчивается. Музыка затихла, прожекторы погасли, публика издевательски зааплодировала, и Сергей смог наконец-то перевести дух. Ему казалось, что самое страшное уже позади, вот сейчас он проснется и все в его жизни будет по-прежнему. Но в этот момент увидел, что к эстраде медленно идет высокий человек в длинной черной хламиде. Лицо его было спрятано под капюшоном.

Сергей никогда не был трусом, но все его существо охватил панический страх.

Фигура в черном двигалась прямо на него, а он не мог пошевелиться. Даже бандитские рожи показались теперь симпатичными и почти родными, но и они вдруг куда-то пропали.

Теперь они остались вдвоем — он и это чудовище под черным покрывалом. Только сейчас Сергей понял, что оно не было больше человеком.

Подойдя почти вплотную, существо вытянуло что-то, похожее на руку. Но это была не рука. У Сергея даже не хватило сил, чтобы испугаться еще больше. На него указывала огромная когтистая лапа, покрытая зеленовато-коричневой чешуей.

Низкий хриплый голос произнес всего два слова:

— Продажный мент.

Сергей проснулся от собственного крика. Давно знакомая и привычная квартира вдруг приобрела какой-то нереальный вид. Все предметы вроде бы на месте, но изменилась атмосфера.

Как будто здесь есть кто-то еще.

Сергей потянулся за бутылкой, чтобы налить себе еще вина. Приснится же такое! Точно переработался!

С журнального столика он смахнул на пол лист бумаги. Надо выбросить. Непорядок. Работая опером, Сергей привык очень внимательно относиться к документам.

Но что это за бумага? И откуда она здесь взялась? Развернув листок, Сергей тут же отбросил его, будто боялся обжечься.

На стандартном альбомном листе отвратительной ярко-красной губной помадой было небрежно нацарапано:

Продажный мент.

Трясущимися руками Сергей порвал бумагу на клочки. Сложил их в пепельнице аккуратной горкой. Зашарил по карманам в поисках спичек. Ах, вот зажигалка. Ничего, тоже подойдет.

Но почему из маленькой зажигалки «Крикет» вырвался целый сноп ярко-синего пламени? Так недолго и пожар устроить. Почему из-за горстки бумажных обрывков вся квартира наполнилась дымом и гарью? Сергей почувствовал, что не может больше дышать.

Туман скоро рассеялся. Сергей немного успокоился, отдышался и повернулся к экрану телевизора.

И вновь увидел прямо перед собой кошмарную фигуру из сна.

Пальцы нащупали рукоять табельного пистолета. Так просто он не дастся. Сергей выстрелил, целясь в голову. В последний миг своей жизни он успел разглядеть лицо монстра.

Лицо было его собственное.

Светлана Самсонова появилась ровно в десять. На звонок никто не открыл. Светлана уже собиралась уходить, когда обнаружила, что дверь не заперта. Раньше Сергей такого никогда себе не позволял. Интересно, что он на этот раз придумал?

В квартире стоял резкий неприятный запах. Сергей лежал посреди комнаты на боку, почти касаясь подбородком колен. Рядом валялся пистолет. Подойдя ближе, Светлана увидела, что вокруг головы опера растеклась большая лужа крови.

Осознав случившееся, женщина зашлась в истошном крике.

Глава 3 Древняя книга

Алексей Сергеич Иващенко, крупный мужчина средних лет, блаженствовал в ванной. Горячая вода, нежная пена, запахи ароматических солей всегда успокаивали его. Для полного счастья он прихватил с собой «Одиссею капитана Блада» и теперь внимательно следил за перипетиями пиратских разборок.

Почему-то подобное чтиво тоже действовало на него благотворно. А сейчас он нуждался в отдыхе как никогда.

Сам себя Алексей Сергеич называл эстетом и гедонистом. В общем-то так оно и было. Он действительно любил вкусную еду, красивые вещи и телесный комфорт и считался одним из самых богатых и преуспевающих торговцев антиквариатом в Москве.

Наживать состояние Алексей Сергеич начал давно, еще лет двадцать назад. Тогда он был всего лишь нищим студентом, которого угораздило жениться на однокурснице Наташе, залетевшей от него после шумной и пьяной студенческой вечеринки… Дурацкая порядочность, ничего не поделаешь! Жить пришлось у ее родителей, денег катастрофически не хватало. Теща Антонина Андреевна смотрела на зятя явно неодобрительно и все чаще заводила отвлеченные разговоры о безответственности современной молодежи, о том, что правильнее было бы сначала на ноги встать, в жизни определиться, а потом уже и семью создавать… После таких профилактических бесед Леше просто кусок в горло не лез, и он старался подрабатывать, как мог. Разгружал вагоны по ночам, устроился сторожем, писал курсовые и даже экзамены ходил сдавать за других.

После третьего курса поехал в стройотяд. Дома сказал, что это еще одна возможность подработать, но на самом деле так хотелось вырваться из семейного болота хоть ненадолго, пожить веселой и беззаботной студенческой жизнью. Кто бы мог подумать, что эта поездка определит всю его дальнейшую судьбу!

Совхоз «Андрюшино», райцентр Куйтун… Боже мой, как давно это было! До сих пор помнит Алексей Сергеич, как поразила его красота сибирских лесов. Огромные вековые деревья, маленькие озерца, заросшие кувшинками и камышом, холодные и чистые реки — все великолепие дикой природы, мало затронутой человеком, обрушилось, как чудо.

Но на фоне величественной красоты Сибири особенно жалкой, грязной и убогой казалась жизнь людей. Покосившиеся избы, деревянные тротуары, одичавшие худые свиньи и коровы… Чем и как живет местное население — не ясно. Уже тогда, в начале восьмидесятых, это было Богом и людьми забытое место.

Оставшиеся в деревне мужики уже тогда спились окончательно, причем в целях экономии потребляли какое-то жуткое пойло мутно-зеленого цвета, пахнущее ацетоном. Алексей как-то попробовал и два дня не мог в себя прийти. Тошнило очень, и голова болела. А они ничего, пили…

Алексей работал на пилораме. Его напарником был страшно худой бывший зек по имени Николай. Освободился он всего полгода назад, считался ссыльным и уехать никуда не мог. Да и незачем ему было ехать. Поэтому и прижился бывший в избе у одинокой сибирячки Анны Прохоровны. К тому времени она разменяла пятый десяток, но женщина была свежая, разбитная и, что особенно странно, жизнью не шибко умученная. Нежданному сожителю Анна Прохоровна была только рада.

— Какой ни есть, а мужик, — гордо говорила она. И добавляла обычно: — Хоть пьяница, конечно, но тихий.

И то сказать, был Николай действительно редким молчуном. За весь месяц, что проработали вместе, Алексей от него и слова не слышал. Так и не узнал ничего о прошлой жизни случайного напарника.

Перед отъездом зашел проститься. Анна Прохоровна тут же захлопотала вокруг стола, сооружая немудрящую закуску. Накладывая квашеную капусту, отодвинула с кадушки какую-то почерневшую доску. И вдруг… Словно в душу глянул Алексею строгий иконный лик.

— Анна Прохоровна… Откуда это у вас?

— Что? Ах, это… — отмахнулась она. — У нас такого добра раньше пруд пруди было. Деревни-то кругом раскольничьи, кержацкие. А уж сколько в печках сожгли да возле сельсовета топором порубили…

Через час Алексей уже трясся в стареньком автобусе по грунтовой дороге в райцентр. С собой он увозил икону, бережно завернутую в чистое полотенце. Анна Прохоровна охотно согласилась уступить ее всего за десятку. Зачем ему икона — он точно не знал, как и почти все его сверстники, был неверующим, но почему-то не хотелось оставлять такое чудо в грязной избе на кадушке с капустой.

С тех пор и зачастил Леша Иващенко в «турпоездки» по сибирским деревням. Нищие старухи, едва сводившие концы с концами на грошовую колхозную пенсию, охотно расставались с бесценными иконами. Если артачились — никогда не настаивал, улыбался, разводил руками, мол, простите, что взять с дурака, и сразу же уходил.

Хоть и считался Леша преступником, но угрызений совести не испытывал. Он не грабил, не убивал, старухам платил, по их мнению, щедро, а что до «расхищения национального достояния», то в печках за незабываемые революционные годы его сгорело много больше.

А дальше пошло-поехало. Появились в руках шальные деньги, а к хорошему человек привыкает быстро. Уже не казалась привлекательной работа инженера-электронщика с нищенским окладом, а потому институт Алексей закончил кое-как, лишь бы не выгнали.

С женой вскоре развелся, и с огромным облегчением снова почувствовал себя свободным человеком, а не вьючным животным по кличке «муж».

Были, конечно, и слезы, и скандалы, и угрозы вроде «Развода не дам!» или «Ребенка больше не увидишь!», но Алексей стоял на своем. Свобода — это рай! К маленькому человечку, все время требующему внимания и заботы, он никаких особенных чувств не испытывал, хоть и стыдился этого немного, а жене объяснил спокойно, но твердо: будешь вести себя прилично — буду помогать деньгами и тебе, и ребенку, а нет — извини. Развод все равно состоится, не в католической Италии живем, алиментов по суду получишь три копейки, так что решай, дорогая!

Наташа как-то сразу сникла, даже жаль ее стало — такая она сидела потерянная, несчастная, с зареванными глазами и красным носом. На суде она только кивала и говорила, словно механическая кукла: «Да, на развод согласна… Да, несходство характеров… да, материальных претензий к супругу не имею…»

Слово свое Алексей держал честно — каждый месяц выдавал бывшей супруге сумму вполне достаточную, чтобы жить не бедствуя. И даже в самые тяжелые годы, когда миллионы бывших советских людей оказались не у дел и вынуждены были перебиваться кое-как, были у Наташи и шубки, и платья, и на курорты заграничные ездила каждый год. Сын Мишенька ходил сначала в частный садик, потом — в платную гимназию, где на детей не орали и не ставили двоек, а в каждом классе было не более десяти-пятнадцати учеников, а теперь вот учился в престижном институте. Алексей Сергеич никогда не ворчал, когда отпрыск требовал то ролики, то плеер, то джинсы с особенными лейблами: деньги, что шли «в семью», мужчина полагал вполне приемлемой платой за свою свободу.

Зато с женитьбой завязал навсегда, и подруг себе подбирал с большим разбором, чтобы потом никаких претензий и никаких обязательств.

От всех потрясений и перемен Алексей Сергеич пострадал не особенно, ибо заблаговременно переводил деньги в симпатичные зелененькие бумажки с портретами заокеанских президентов. Конечно, поначалу это было опасно. Обменный курс был совсем другим. Это сейчас за доллар почти тридцать рублей дают, а тогда — десять лет. Приснопамятную восемьдесят восьмую статью отменили только в начале девяностых, а до того любой советский гражданин с иностранной бумажкой в кармане считался опаснейшим государственным преступником.

Да вот Бог миловал.

За эти годы Алексей Сергеич постепенно приобрел вкус к красивой жизни, научился наслаждаться каждым ее мгновением. Невесть откуда появились у него вальяжные замашки московского барина. А уж в своем бизнесе он разбирался так, что иным искусствоведам и не снилось.

Так и жил себе Алексей Сергеич в полное свое удовольствие до того дня, когда Наташа прибежала к нему вся в слезах. Поначалу он только досадливо поморщился и привычно схватился за бумажник.

Но Наташа все никак не успокаивалась, и по ее бессвязным словам между всхлипами Алексей Сергеич понял: стряслось что-то серьезное. Оказалось, Мишенька ведет себя как-то странно в последнее время. Разговаривать с матерью совсем перестал, домой то приходит, то нет, появились у него какие-то странные друзья, а уж когда Наташа обнаружила пропажу старинного, еще бабушкиного, кольца с бриллиантом, то совсем испугалась.

— Мальчик мог связаться с дурной компанией! — рыдала она. — Он такой доверчивый, совсем ребенок… Поговори с ним, ты же отец в конце концов!

Алексей Сергеич утешал жену, говорил, что все обойдется, но сам похолодел от нехорошего предчувствия. И когда он увидел сына — худого, дерганого, с какой-то отсутствующей улыбкой и заторможенной речью, заглянул в его пустые глаза с неестественно расширенными зрачками, то понял — самые худшие его предположения оправдались. Сынок плотно подсел на кокаин. Самое печальное — оказалось, что Миша не только нюхает, но и продает отраву таким же, как и он, наркоманам, причем бодяжит по-черному, разводя порошок сахарной пудрой, потому что доза требуется все больше и больше…

Подняв все свои связи, Алексей Сергеич выяснил, что зельем сына снабжает некий Коля Бык — очень авторитетный товарищ с хорошими связями в милицейских кругах. Миша уже задолжал ему астрономическую сумму, и теперь не соскочит… Освободить его может только тюрьма или пуля.

Умом Алексей Сергеич понимал, что сыну уже не поможешь, но сердце никак не хотело смириться. Удивительно — почти двадцать лет он не особенно интересовался его судьбой, никогда не играл в футбол, не ходил на стадион, не ездил на рыбалку, как другие отцы…

А теперь так невыносимо было видеть его, страдающего, запутавшегося и так похожего на него самого! Кажется, все бы отдал, но — поздно.

Однажды дождливым осенним вечером Алексей Сергеич сидел у себя на кухне с чашкой крепкого кофе и в который раз уныло размышлял, что же делать дальше. В пепельнице дымилась неизвестно какая по счету сигарета, настроение было — хоть в петлю.

Когда раздался деликатный стук в дверь, он немного удивился — кто бы это мог быть? И почему стучат, если звонок работает? — но все же поднялся и пошел открывать. За дверью стоял совершенно незнакомый человек — высокий, крепкий, со светлыми волосами и короткой русой бородой.

— Добрый вечер, — сказал он, светски улыбаясь, — не знаю, насколько он добрый лично для вас, но все же… Мне кажется, у нас есть общая тема для разговора. Вы позволите войти?

Алексей Сергеич и сам не понял, как впустил в квартиру незнакомца поздней ночью. Было в нем что-то такое, что хозяин покорно посторонился.

— Благодарю вас.

Мужчина по-хозяйски прошел в комнату, пробежал глазами ряды книг на полках.

— Да-да-да… Так я и думал. Вот она!

Он точным движением достал одну книгу, быстро перелистал и аккуратно вернул на место.

— Простите… Я не понимаю! Кто вы, собственно, такой? Что вам нужно? — спохватился наконец Алексей Сергеич.

— Сейчас все узнаете! — незнакомец улыбнулся открыто и искренне. — Не надо волноваться и тем более искать кнопку сигнализации. Вас никто не собирается грабить. У меня к вам деловое предложение.

Он удобно уселся в старое кресло, обитое мягким плюшем, в котором сам Алексей Сергеич так любил коротать время за книгой.

— Я сейчас не занимаюсь делами. И кроме того, не разговариваю с людьми, которых не знаю, — буркнул негромко. Он уже досадовал на свою беспечность и прикидывал, как выпроводить бесцеремонного гостя.

— Зря вы это, — тот сокрушенно покачал головой, — никогда не стоит отказываться, не выслушав прежде. Итак, мое предложение таково: ваш сын больше никогда не прикоснется к наркотикам и Николай Семенович Быков, известный в некоторых кругах как Коля Бык, уже не потревожит ни его, ни вас.

— И что вы хотите взамен?

Алексей Сергеевич понимал, конечно, что подобное предложение может исходить только от сумасшедшего или афериста, но в сердце уже стукнула безумная надежда — а вдруг?

— Мне нужна книга. Вот эта.

Толстый фолиант непонятным образом вновь оказался в руке незнакомца. Алексей Сергеич скользнул взглядом по обложке. Ну да, раритет, книга рукописная, Германия, примерно четырнадцатый век, кожаный переплет и состояние прекрасное… В свое время она досталась ему за бесценок — принес какой-то оборванец, скорее всего, на помойке откопал, и охотно отдал за стоимость трех бутылок водки.

— Какие гарантии? — быстро спросил он.

— Очень простые, — гость пожал плечами, — я не беру предоплату.

— А… Если я откажусь?

— Воля ваша. Приятно было познакомиться, до свидания.

Он легко поднялся и направился к выходу. Алексей Сергеич стоял и смотрел, в душе проклиная себя. Ну как можно было упустить такую возможность? Пусть призрачную, почти нереальную, но разве не будет он всю оставшуюся жизнь терзаться проклятым вопросом — а вдруг? Как говорится, лучше жалеть о сделанном, чем о несделанном. Уж бог с ней, с книгой…

— Подождите! — голос был такой слабый и хриплый, что он сам с трудом узнал его. — Подождите, я согласен!

— Ну вот, давно бы так! — незнакомец уже шагнул через порог. — Мой человек на днях зайдет за книгой.

Уже на следующий день выстрел наемного убийцы оборвал непутевую Колину жизнь. Когда об этом сообщили в новостях, Алексей Сергеич внутренне похолодел. Вот ведь как дела нынче делаются…

Еще вчера был вполне законопослушным гражданином (ну если не считать некоторых махинаций с таможней и налоговой, но это ведь не считается), а теперь — заказчик убийства, случись что — нести ему такую же ответственность, как если бы сам стрелял.

Еще через несколько дней сын вдруг пришел сам, без звонка, без предупреждения. Сказал, что завязывает с прежней жизнью и уезжает в Австрию — восстанавливать средневековый монастырь в составе международной команды волонтеров по студенческому обмену. Алексей Сергеич был, конечно, рад такому повороту событий, но и ошарашен немало. Прежде всего пугала необъяснимость происходящего. Каждый наркоман периодически клянется родственникам, что бросит употреблять наркотики, завязывает навсегда, готов лечиться… Клятвам этим грош цена. Но сыну он почему-то поверил.

— Что ж такое стряслось с тобой? — только и спросил.

Сын покачал головой. Лицо у него стало испуганное, как у ребенка, который увидел ночью, как в шкафу прячется бука.

— Не знаю, пап… Девушка. На дискотеке познакомились. Красивая! Волосы черные… Вместе на улицу вышли, смотрю — она вдруг пропала, будто испарилась. Только что рядом была — и никого! Только птица. Черная, гладкая… Села на дерево совсем рядом, не боялась… Перо уронила, а я поднял зачем-то. Вот, — он достал из кармана смоляное, отливающее в синеву перо — дальше не помню, вроде вырубился. Хорошо так стало…

Он улыбнулся мечтательно.

— Так что кокса больше не хочется, представляешь?

Когда хмурый малый со шрамом во всю щеку явился за книгой, Алексей Сергеич отдал ее почти с радостью. Кто бы ни был странный гость, обещание он выполнил.

Сын уехал, и присылает теперь веселые открытки с изображением древних стен на фоне красивых пейзажей. Вроде бы можно расслабиться и жить, как раньше, но с некоторых пор с Алексеем Сергеичем стали твориться вещи непонятные. Он даже утратил изрядную долю своего жизнелюбия и оптимизма. Приближалось полнолуние, и все чаще он стал видеть по ночам какие-то путаные, тревожные сны. Просыпаясь, никак не мог их вспомнить. Оставалось только тягостное ощущение в теле да головная боль. Он долго курил, пил воду, а потом лежал до утра без сна, бессмысленно уставившись в потолок.

Глава 4 Смятый цветок

Боря ликовал. Наконец-то он получил то, что хотел. «Чую с гибельным восторгом — пропадаю…» Он чувствовал, что маховик жизни раскачивается все сильнее. Получив заветный адрес неведомого ему человека, Боря всерьез задумался. Результатом он был несколько разочарован. Боря надеялся узнать имя и адрес черноволосой красавицы, но понимал, что вряд ли она живет под именем какого-то гражданина Разлогова.

— Так, сорок четвертого года рождения… Значит, ему уже за шестьдесят. Интересно, кто он моей красавице? Муж? Отец? Начальник? Любовник? А может быть, вообще никто? Может, она водит машину по доверенности, а он просто бывший владелец?

В любом случае этот Разлогов что-то знает о ней.

Боря особенно тщательно побрился, надушился дорогим одеколоном, надел новый костюм. Отражение в зеркале его не особенно утешило — ну просто бегемот при параде! Боря намеренно затягивал привычные повседневные дела. Тщательно завязал галстук. Сказал маме, что собирается к друзьям.

Уже в прихожей долго всматривался в адрес, аккуратно переписанный еще днем в рабочий еженедельник. Он старался не думать, куда и зачем едет. Знал только одно — ехать надо.

Было уже довольно поздно, когда Боря разыскал наконец старую пятиэтажку где-то в Чертаново. Поднимаясь по обшарпанной лестнице на третий этаж, недоумевал. Жилище новых русских он представлял себе совершенно по-другому.

Дверь долго не открывали. Потом послышалось тяжеловесное шарканье, и робкий женский голос спросил:

— Кто там?

— Мне… Я к Геннадию Андреевичу.

Щелкнул замок. Дверь распахнулась. Боря увидел худенькую молодую женщину с гладко зачесанными темно-русыми волосами, одетую в длинное бесформенное вязаное платье. Большие серые глаза смотрели грустно и осуждающе.

— Вам Геннадия Андреевича? Вы что, правда не знали? Папа уже три месяца как умер.

Вот тебе и раз! Последняя ниточка оборвалась.

— Подождите! — взмолился Боря. — Подождите, пожалуйста!

Он стал сбивчиво рассказывать наспех сочиненную историю о дорожно-транспортном происшествии, единственным свидетелем которой стал водитель темно-зеленого джипа.

— Ладно, заходите. Я ведь совсем одна, даже чаю попить не с кем.

— А вы не боитесь пускать в дом незнакомого мужчину? — шутливо спросил Боря.

— Да нет, не боюсь. Мне кажется, вы хороший человек.

Девушка говорила совершенно серьезно, так что Боре даже стыдно стало немного. Нашел с кем шутить… Когда она повернулась и пошла в комнату впереди него, Боря понял, почему раздавалось тяжелое шарканье. Девушка с трудом передвигалась на скрюченных, частично парализованных ногах. В маленькой квартирке было чисто прибрано и даже уютно. Но все здесь говорило о более чем скромном достатке. Чистенькая, пристойная нищета.

— Проходите, садитесь, — девушка указала на единственное кресло, застеленное вытертым ковриком, — это долгая история. Даже не знаю, с чего начать…

Марине Разлоговой не повезло с самого рождения, а все из-за того, что оказалась поздним ребенком. Ее родители были историками. Папа занимался Древним Египтом, а мама — периодом становления феодализма в средневековой Европе. Оба они были искренне увлечены своей работой и свято верили в то, что сперва нужно сделать карьеру в науке, а потом уже обзаводиться детьми.

Когда Марине пришло время появиться на свет, акушерки в роддоме слишком долго пили чай. Папа с мамой оказались слишком уж интеллигентными и непрактичными людьми, чтобы совать деньги людям в белых халатах за особое внимание, а потому Ольга Павловна оказалась в огромной предродовой, наполненной криками рожениц, фактически предоставлена сама себе. Ну пройдут раз в час, посмотрят — и назад. А что орут бабы — так на то и роды…

Врачи и акушерки настолько привыкают к этим крикам и стонам, что воспринимают их всего лишь как звуковой фон, неизбежный в их работе вроде шума станков в цеху.

Марининой маме было уже тридцать пять. Во всем мире это цветущий возраст для женщины, и лишь на одной шестой части света врачи называют таких «старыми первородящими», а поэтому почти никакой ответственности за здоровье и жизнь матери и ребенка не несут.

Марина родилась мертвой. Это произошло в конце декабря и могло сильно подпортить показатели за год. Вообще-то мертворожденного ребенка положено реанимировать в течение пяти минут, а потом могут произойти необратимые процессы и даже смерть головного мозга. Над Мариной врачи трудились в течение часа и в конце концов победили. Слабенький, синий, жалобно пищащий комочек был обречен на жизнь. И какую жизнь!

Родителям ничего не сказали. Они заволновались только через несколько месяцев, когда Мариночка не могла ни сидеть, ни ползать и вообще не проявляла свойственного здоровым детям любопытства и охоты к перемене мест. Тогда и прозвучал впервые страшный диагноз — детский церебральный паралич.

Первое, что Марина запомнила в своей жизни, — это боль. Мышцы ее маленького тела постоянно сводило страшной судорогой. У больных ДЦП они становятся твердыми, как дерево, и даже иногда ломают кости. Такие люди навсегда заперты в тесные клетки квартир и распяты на кресте своих страданий.

До них никому нет дела.

Сперва была еще какая-то надежда. Но когда Марина в двенадцать лет почти не могла говорить и передвигалась, ползая по-крабьи, никаких надежд не осталось даже у измученной Марининой мамы.

Она очень быстро постарела, начала много курить и часто, сидя поздно вечером на тесной кухоньке с сигаретой и стаканом крепкого чая, плакала над своим несчастным ребенком, над своей загубленной жизнью и думала о том, что же будет с Мариночкой, когда ее не станет.

Такой момент настал намного раньше, чем она ожидала. В день, когда Марине исполнилось тринадцать, Ольга Павловна Разлогова купила торт. С деньгами в семье было туго, но она очень старалась хоть чем-то порадовать свое дитя. Ждала автобуса и очень волновалась — как там Мариша? Совсем одна в квартире, мало ли что…

В тот момент, когда водитель грузовика не справился с управлением, снес остановку и превратил в кровавое месиво всех, кто терпеливо дожидался общественного транспорта, она все еще продолжала инстинктивно прижимать к себе нарядную коробку с розочкой, нарисованной на крышке.

Через час, не приходя в сознание, она скончалась.

Узнав о случившемся, Геннадий Андреевич впервые в жизни по-черному напился. Все эти годы он много и напряженно работал — защитил докторскую, писал научные статьи, читал лекции в трех институтах…

Жене объяснял, что нужны деньги, потому и трудится день и ночь, но дело было совсем в другом — работа давала ему силы жить.

Погружаясь в тайны давно прошедших времен, он мог хотя бы на несколько часов забыть о своем несчастье. Теперь он остался один с больным и беспомощным ребенком на руках. Сидя в тесной комнате, пропахшей мочой и лекарствами, он рюмку за рюмкой вливал в себя дешевую водку и плакал.

А с кровати за ним наблюдали настороженные глаза дочери.

Еще одной бедой Марины было то, что она прекрасно понимала все, что происходит вокруг, но не могла этого выразить. Когда она пыталась что-то сказать, из перекошенного рта раздавалось только невнятное мычание. Руки и ноги не слушались. Боль сводила с ума.

Марина ненавидела свое тело. Ей казалось, что тело — это тюрьма, в которой бьется, мучается и гибнет постепенно ее душа. Сейчас она понимала, что случилось что-то очень плохое, что мамы уже нет и никогда не будет, что отец в отчаянии…

В этот момент дверь тихонько открылась, и вошел человек.

Увидев его, Марина испугалась еще больше. Она почувствовала страшную, безжалостную силу, исходящую от него. Девочка замычала, заплакала, попыталась забиться в угол кровати, когда он уверенно подошел к ней, положил на лоб холодную тяжелую ладонь и сказал:

— Спи, дитя. Тебе надо отдохнуть.

Она действительно провалилась в сон, и даже боль на время отпустила. Незнакомец о чем-то долго разговаривал с папой. Сквозь дремоту Марина слышала только обрывки этого разговора.

Он уговаривал папу что-то сделать, папа оказывался, махал руками, утирал слезы с лица, громко, некрасиво сморкался и повторял, что он честный человек, что он ученый, а не лавочник и за деньги не продается.

Незнакомец только улыбался и, уходя, сказал:

— У всего есть цена. И у тебя — тоже. Вот твоя цена, — он указал на Марину. — Я, конечно, не Бог, но плачу всегда честно.

С этого дня состояние Марины стало медленно, но неуклонно улучшаться. Врачи только руками разводили. Отец же наблюдал за улучшениями со страхом и все чаще напивался.

Вскоре незнакомец пришел еще раз.

Отец молча выложил на стол целую пачку старинных пожелтевших рукописей, глиняных дощечек с древними надписями, каких-то ножей, бронзовых колец. Он был очень бледен, руки дрожали.

Незнакомец не скрывал радости.

— Хорошо, очень хорошо…

Он улыбнулся Марине, потрепал ее по щеке. Потом пристально посмотрел в глаза, произнес несколько слов на непонятном языке и провел рукой возле ее лица, словно отгоняя что-то. Марина почувствовала удар, потом ей показалось, будто душа отделяется от тела. Сначала она видела как бы со стороны и комнату, в которой провела всю свою жизнь, и отца, и странного незнакомца. Потом ей явились совсем иные картины, то исполненные невиданной красоты, то таинственные и страшные.

Она пришла в себя только через сутки.

Марина так и не поняла, что же с ней произошло. День за днем, шаг за шагом она выходила из своей тюрьмы. Боль, терзавшая столько лет, постепенно отпускала. Прежде чужое тело понемногу начинало слушаться. Девочка быстро научилась читать, книгу за книгой проглатывала обширную отцовскую библиотеку, даже стала понемногу вставать с постели.

Мало того, Марина начала рисовать. Сначала робко, неуверенно она пыталась переложить на бумагу свои чудесные видения.

Только одно огорчало ее в те дни. Отец ходил как в воду опущенный. Иногда казалось, что он даже не рад ее выздоровлению. Странный незнакомец больше не приходил, но отец виделся с ним, после таких встреч приходил всегда совершенно пьяный. Марина терпеливо помогала ему раздеться, укладывала в постель, как маленького, и сидела рядом, дожидаясь, пока он успокоится.

Засыпая, отец все бормотал о том, что продал ради нее свою жизнь, и совесть, и душу, о каких-то деньгах, которые он не возьмет никогда.

В один из таких вечеров в ее память намертво врезалось странное слово: Курлык. Потом она узнала, что это небольшой дачный поселок под Москвой.

В тот вечер отец бушевал и возмущался больше обычного, а утром так и не проснулся — умер во сне.

Боря не замечал больше ни болезненной бледности, ни исхудавшего лица, ни изуродованного тела Марины. Она казалась ему хрупким и нежным стебельком, смятым чьими-то равнодушными руками.

Уже в дверях девушка остановила Борю:

— Послушайте… Я вас очень прошу. Не ходите туда, пожалуйста. Я ему очень обязана, но… Это очень, очень страшный человек. Иногда мне кажется, что и не человек вовсе. Я не могу этого выразить, но чувствую… Если есть хоть малейшая возможность, не ходите туда.

Боря мягко отстранил ее.

— Нет, мне действительно очень нужно. Ты не волнуйся, все будет в порядке.

— Тогда… Может, вы еще как-нибудь зайдете ко мне?

— Хорошо. Я зайду обязательно. И спасибо тебе большое, ты мне очень помогла. Вот, возьми визитку, если что — звони, не стесняйся…

Повинуясь внезапному порыву, Боря вдруг наклонился и осторожно и бережно, как ребенка, поцеловал Марину в лоб.

У себя в машине он всегда держал старенький потрепанный атлас автомобильных дорог. Борина бухгалтерская аккуратность и педантичность не подвела его и сейчас.

До поселка Курлык было километров пятьдесят. Конечно, поздновато наносить визит кому бы то ни было, но Боря не мог ждать.

Умом он, конечно, понимал, что это опасно. Бандит, занимающийся старинными редкостями (бывают ведь и такие!), не брезгует никакими средствами. А если он к тому же обладает экстрасенсорными способностями…

— Эх, была не была! Все равно поеду.

Боря чувствовал, что завтра, по здравом размышлении может передумать, не решиться на такую авантюру, возникнут неотложные дела… В общем, сейчас или никогда!

Он повернул ключ в замке зажигания и тронулся с места.

Глава 5 У последней черты

На следующий день с самого утра зарядил нескончаемый дождь. Осень окончательно вступила в свои законные права. Дескать, погуляли, граждане, порадовались — пора и честь знать.

Сегодня Вадим с большим трудом смог подняться с постели. Кошмарные видения измучили его. Хохочущая черноволосая ведьма с дьявольским блеском в глазах, окровавленное, изуродованное лицо Володи, Катя, протягивающая ему руки из пламени, пещерный идол с безжалостной улыбкой без конца сменяли друг друга, и некуда было деться от них. Спиртное давно перестало действовать, и даже кокаин впервые не помог. Вадиму хотелось только одного — прекратить эту пытку любым путем.

Даже перестав жить.

Он действительно устал бороться за свою жизнь. Все усилия упирались в какую-то стену. Вадим даже пытался обращаться к экстрасенсам. Один, низенький, толстенький и жизнерадостный, долго делал какие-то пассы руками, приговаривая невнятное о космической энергии и астральных телах, а пересчитывая гонорар, не поленился пересмотреть каждую бумажку на свет. Другой, молодой парень, выглядевший совершенно обычно, выслушал Вадима и тут же вежливо распрощался.

Ринат, против обыкновения, вел машину молча и сосредоточенно думал о чем-то своем. На шефа он старался не смотреть. Дело в том, что несколько дней назад Сергей Данилов, один из «заклятых друзей» Вадима, сделал предложение, от которого Ринат не смог отказаться.

Странное поведение Вадима в последнее время не осталось незамеченным. А уж когда служба финансового мониторинга обнаружила некоторые «серые» схемы ухода от налогов, которые Вадимова контора активно использовала, тут уж серьезные люди забеспокоились по-настоящему. Хорошо еще, в Центробанке нашлись надежные источники — вовремя предупредили…

Но положение все равно не ахти — контору придется закрывать по-быстрому. Документы уничтожить, людей распустить и сделать вид, что так и было. Нужно еще, чтобы первого лица, к которому в ходе следствия могут возникнуть вопросы, не оказалось в пределах досягаемости…

И желательно — совсем.

Разговор с Ринатом был коротким и конкретным. Он должен был аккуратно и незаметно убрать своего шефа, и тогда солидная сумма, а главное — высокое положение в новой команде ему гарантированы. В противном случае Вадима уберут все равно, а он, Ринат, может разделить его судьбу.

— Мало ли сейчас взрывают? Сойдет за жертву террористов, а нам без разницы — с шофером или без.

Как человек невеликого ума, Ринат не догадывался, что, даже выполнив это задание, он вряд ли проживет долго.

Маленькое взрывное устройство с таймером оттягивало карман его кожаной куртки. Оставалась одна проблема — улучить момент, когда Вадим останется один в машине, и самому не подставиться.

В офисе Вадима ждал неприятный сюрприз — куда-то пропал Боря Бейдер. Дома его тоже не было — уже несколько раз звонила встревоженная Борина мама. И на мобильном недоступен…

Где же он, черт возьми? Раньше за ним никогда такого не водилось, чтобы вот так исчезнуть, никого не предупредив. Может, и правда что-то случилось? Или просто у бабы какой-нибудь пропадает?

— «Ну пусть только появится», — думал Вадим, изобретая все мыслимые и немыслимые кары нерадивому подчиненному. Даже себе не хотелось признаваться в том, что вряд ли сможет без него обойтись.

Из верхнего ящика Бориного рабочего стола вдруг выпал маленький листок из блокнота. Вадим зачем-то подобрал его и уставился на строчки, выведенные аккуратным почерком.

Номер… Адрес… Темно-зеленый джип! Так вот кого он разыскивал!

Вадим аккуратно сложил листок и спрятал во внутренний карман пиджака. Стараясь сдержать волнение, нажал кнопку селектора.

— Ринат! Я уезжаю. До понедельника ты свободен.

— Далеко собираетесь?

— В пансионат. Отдохнуть хочу, расслабиться.

Надо же, как все удачно сложилось! Такого сюрприза Ринат не ожидал. Сколько он ломал голову! А тут представился просто замечательный случай. Грех не воспользоваться.

— Хорошо, тогда я только на заправку сгоняю, а то там бензина меньше полбака осталось.

— Давай, только быстро.

Вадим старался оставаться спокойным. Так или иначе, сегодня должна была решиться его судьба. Подумав, он открыл маленький сейф, вделанный в стену и достал оттуда пистолет. «Беретта», купленная из глупого бахвальства года полтора назад, сегодня действительно могла понадобиться.

Ринат заправлялся только сегодня утром, бак был почти полон, но он очень надеялся, что Вадим этого не заметил. Отогнав машину в укромный закоулок, достал взрывное устройство, завел таймер, как научил Данилов, и аккуратно приклеил миниатюрную коробочку под днище автомобиля. Ринат очень торопился поскорее закончить с этой грязной работой. Времени было в обрез, ну и потом… Он, конечно, никогда не был ангелом, но убивать людей, а тем более близко знакомых, раньше не доводилось.

Ринат был неопытным диверсантом. Он слишком сильно перекрутил таймер. Взрыв должен был прогреметь не через два часа, а через целых двенадцать.

Через десять минут машина уже стояла у подъезда. Ринат молча отдал ключи.

Вадим сел за руль и включил зажигание. Впервые за последние дни для него забрезжила хоть какая-то надежда.

Таймер уже отсчитывал последние часы его жизни.

Прошло немало времени, пока Вадим разыскал ветхую пятиэтажную хрущобу где-то у черта на рогах. Он не уставал удивляться, какой же разной может быть Москва. Ближе к центру это почти Европа с нарядными витринами магазинов, дорогими ресторанами, современными зданиями банков и офисов. В престижных жилых районах давно уже построены и дома улучшенной планировки, и многоярусные гаражи, и комфортабельные торговые центры. А здесь…

Такое впечатление, что время остановилось где-то в конце семидесятых. Только дома ветшают с каждым годом все больше и больше.

На всякий случай Вадим поискал глазами темнозеленый джип у подъезда. Нет, конечно нет. Только старый «москвич» да «жигули»-копейка, которым давно пора на свалку. Не будет уважающий себя человек жить в такой трущобе.

Чертыхаясь, Вадим поднялся по заплеванной лестнице на третий этаж. Немного помедлив, нажал кнопку звонка. Почти сразу за дверью послышались тяжелые торопливые шаги. «Будто кто гвозди вбивает», — с раздражением подумал Вадим.

Перед ним стояла тщедушная пигалица в бесформенном балахоне.

Лицо ее показалось Вадиму разочарованным, будто она ждала кого-то другого. «Вот, поди ж ты, и у таких убогих бывает личная жизнь, — про себя удивился Вадим. — Но что поделаешь, возможно она что-то знает. Придется быть с ней любезным. Бог ты мой, до чего же я дошел! Кто бы знал, что придется лебезить перед эдакой кикиморой! Может, она ничего и не знает, но выбирать не приходится».

Пауза несколько затянулась. Вадим не знал, что сказать, а пигалица смотрела на него явно неодобрительно. Скорее всего, он ошибся. Не может, ну никак не может она иметь никакого отношения ко всей этой истории. Наконец Вадим ляпнул первое, что пришло ему в голову:

— Я ищу Бориса. Он не был здесь вчера?

— А вы его друг? — недоверчиво спросила она.

— Ну, в общем, да.

Вадим несколько согрешил против истины, но в данных обстоятельствах счел это вполне допустимым.

Пигалица снова расцвела счастливой улыбкой.

— Да, он приходил. Проходите, пожалуйста. Очень хорошо, что вы пришли, я так за него беспокоюсь!

Она неуклюже засуетилась, затопталась в тесной прихожей. Только сейчас Вадим заметил ее ноги. Вот уж убогая так убогая!

В тесной комнате, которая, видимо, здесь считалась большой, было чисто прибрано, но запах! Смесь лекарств, спертого воздуха, дешевой еды и еще чего-то неуловимого, но отвратительного. Комната была заставлена уродливой обшарпанной мебелью, произведенной, видимо, еще в те времена, когда у каждого советского человека культивировалось презрение к комфорту. Очень много книг, мольберт у окна… Даже это почему-то раздражало Вадима.

Не нравилось ему здесь. Ну очень не нравилось!

Хромоногая пигалица гремела посудой на кухне. Вадим уже почти потерял терпение, когда она вошла в комнату, осторожно неся в руках огромный жостовский поднос, на котором сиротливо выглядели две чашки (одна с отбитым краем), заварочный чайник и маленькая вазочка с засохшим печеньем.

Вадим тяжело вздохнул. Сама мысль о том, чтобы что-то съесть или выпить в этом доме, вызывала у него тошноту, но он мужественно преодолел себя, попытался нацепить на лицо самую обаятельную улыбку и, прихлебывая горячий чай (кстати, оказавшийся неожиданно крепким и вкусным), небрежно спросил:

— Так вы давно знакомы с Борисом?

— Нет, только со вчерашнего дня.

— И зачем он приходил к вам?

Пигалица засмущалась, опустила глаза, нервно теребя пальцами бахрому скатерти.

— Понимаете, он хотел найти одного человека. Это знакомый моего отца. Папа умер недавно, — она потупилась и кивнула на фотографию с черной ленточкой, — я только мельком слышала, что этот человек живет за городом, и даже имени его не знаю.

— За городом? Где? — Вадим с трудом сдерживался, чтобы не схватить ее за плечи и не закричать прямо в лицо: да говори же ты наконец, чертова кукла!

— Поселок Курлык. Смешное название, правда?

Да уж. Смешнее некуда. Просто обхохочешься. Но кое-что он узнал, и на том спасибо. Надо быстрее убираться отсюда, эта хромая кошелка с каждой минутой раздражала все больше и больше.

Все могло бы быть совсем по-другому, если бы Вадим не бросил беглый взгляд на мольберт. То, что он увидел, заставило его кардинально изменить планы.

На листе плотной белой бумаги был изображен один из его постоянных кошмаров. Темная пещера. Костер. Ярко-синий колдовской огонь. И — каменная баба с длинным змеиным хвостом! Та самая, это точно, Вадим не мог ошибиться, слишком часто он видел ее в последнее время. Значит, девчонка — человек не случайный. Она — одна из тех, кто так мучил его в эти страшные дни…

Марина испуганно смотрела на него. Она уже успела пожалеть о своей откровенности. Показная приветливость куда-то исчезла, и теперь она видела только налитые кровью безумные глаза.

Глаза зверя.

Она попыталась убежать и уже шагнула к двери, когда он бросился на нее. Поначалу девушка пыталась защищаться, кричать, закрывала лицо от ударов, но силы были явно не равны. Вадим опомнился, только когда она затихла и бессильно обмякла в его руках.

Первая вспышка ярости прошла. Глядя на бесчувственное тело Марины, Вадим испытывал странное удовлетворение. Теперь он хотя бы мог ясно мыслить. Мог бороться за свое спасение.

Значит, он все-таки нашел, что искал. Как она сказала? Курлык? Действительно, смешное название. Только вот дела там творятся совсем не смешные.

Он поедет туда. Поедет и разворошит гадючье гнездо, даже если это будет стоить ему жизни. Нет, просто так он не сдастся!

А что же делать с этой убогой? Здесь ее оставлять нельзя, это точно. Придет в себя, начнет звать на помощь. Или она уже того… Совсем откинулась? Нет, пока дышит. А что, если она солгала и поселок Курлык даже не существует в природе? Может, добить ее, пока в себя не пришла? Нет, пожалуй, есть идея получше — он возьмет ее с собой.

И если девка его обманула, то сильно пожалеет о том, что родилась на свет.

Глава 6 Отпускаю тебя…

«Бог ты мой, где я? И сколько же времени прошло?»

Боря медленно разомкнул веки. Шевелиться он не мог. С трудом повернув голову и скосив глаза, обнаружил, что крепко связан, буквально распят в широком мягком кресле с резными подлокотниками. В свете хмурого осеннего дня он разглядел небольшую совершенно пустую комнату с белыми стенами, испещренными какими-то странными рисунками. Сильно хотелось пить. Боря вспомнил события прошедшей ночи…

И только теперь по-настоящему испугался. Он слишком поздно понял, что проник в чужую тайну.

Тайну, которая может стать для него роковой.

Боря даже не знал, как попал сюда. Квартира в Чертаново… Марина… Поселок с каким-то смешным названием… Вот он спустился по лестнице (лифта в том доме не было), сел в машину, достал дорожный атлас… Дальше — черный провал.

Негромко скрипнула дверь. Позади Боря услышал чьи-то шаги.

«Ну вот и все», — промелькнуло в голове.

— Кто здесь? — спросил он. Голос предательски дрожал.

— Развяжите его, — услышал Боря низкий мужской голос.

Ловкие чужие руки быстро освободили его от веревок, но Боря не смел обернуться.

— Как ты попал сюда? Только не лги.

Боря с трудом разлепил запекшиеся губы, сглотнул вязкую слюну.

— Хочешь пить? Пей.

Узкая бледная рука поставила перед ним высокий запотевший стакан с рубиново-красной жидкостью. В первый момент Боря испугался, но, здраво рассудив, что в его положении бояться уже нечего, жадно выпил половину. Холодный напиток был кисловатым на вкус и пронизывающеприятным.

— Рассказывай.

Боря молчал.

— Хорошо. Я спрошу по-другому. Зачем ты сюда пришел? Что тебе нужно здесь? Я тебя не знаю, а незваных гостей не люблю.

Боря попытался вымолвить хоть слово — и не смог. В горле будто ком стоял. Боря понимал, что сейчас он в большой беде. Ему отчаянно хотелось жить. Но Марина… Легко представить, что с ней сделают эти бандиты. И та, другая, у них в руках… А может, и она сообщница? Да, в общем, уже все равно.

Никогда жизнь не казалась ему такой прекрасной, как сейчас. Но зато и цена была непомерной. Боря не был героем, но ясно понимал, что вряд ли сможет спокойно жить дальше, если из-за него пострадает невинный и абсолютно беззащитный человек.

А голос за спиной продолжал:

— Ну, что же ты молчишь? Ты ведь понимаешь, что я легко могу тебя заставить говорить.

Боря упорно молчал. В глубине души он продолжал надеяться неизвестно на что. Его невидимый собеседник вдруг рассмеялся. Боря услышал странный сухой щелчок, тускло-серый свет осеннего дня за окном на мгновение погас, а когда Боря открыл глаза, комната выглядела совсем по-другому. Беленые стены заменили деревянные резные панели, бетонный пол превратился в узорчатый паркет, и даже маленькая неуютная каморка увеличилась в размерах. Окна были затянуты тяжелыми бархатными гардинами, высокие светильники в форме каких-то невиданных бело-розовых цветов заливали ее ярким светом.

Напротив сидел в кресле высокий светловолосый мужчина лет сорока пяти. Он рассматривал Борю с неподдельным интересом.

— Не удивляйся. Просто теперь ты здесь не пленник, а гость.

Боря удивленно таращил глаза, а его собеседник продолжал:

— Знаешь, а ведь ты счастливый человек. В тебе есть любовь. Мир наполняют мужчины и женщины, которые не только не умеют любить, но еще и гордятся этим. Значит, ты хотел найти Диану?

Почти против своей воли Боря кивнул. Интересно, как он догадался?

— Кстати, я рад, что Марина чувствует себя хорошо. А этот старый дурак все же проболтался… Ну скажи мне хоть ты, почему никому из вас, людей, ни в чем нельзя доверять?

Боря обомлел.

— Нет! Она здесь ни при чем! Я же ничего не сказал!

— Но ты подумал. Этого вполне достаточно. Так зачем ты все-таки хотел найти Диану?

— Не знаю. Просто после того дня я не мог жить спокойно. Я был… Как будто болен, понимаете?

— Так чего же ты хочешь? Забыть ее? Жить так, как жил раньше, будто ничего не случилось?

— Вы можете все?

— Нет, не все. Но очень многое.

Боря задумался. Это действительно было очень заманчиво — просто забыть ее. Но почему-то он почувствовал сожаление. Он понял вдруг, что потеряет что-то очень важное.

— Нет. Я только хочу увидеть ее снова. Хочу, чтобы она знала про меня. Знала, что я ее люблю. Мне больше ничего не нужно. Я никому не скажу про вас, обещаю. Если вы меня отпустите, конечно.

Грандмастер усмехнулся.

— Да ты и не сможешь, даже если очень захочешь. Убивать тебя не входит в мои планы, но это место ты забудешь навсегда. Хорошо, если уж ты сумел найти дорогу сюда, ты увидишь Диану. Прощай.

Он щелкнул пальцами, на мгновение вспыхнул яркий голубой свет, потом все погасло, и Боря остался в полной темноте.

Тихо скрипнула дверь. Боря увидел высокую фигуру в длинной белой одежде со свечой в руке.

Он всмотрелся пристальнее и увидел лицо Дианы под капюшоном. Сейчас она показалась ему еще прекраснее, чем в первый раз. Боря попытался встать ей навстречу, что-то сказать, но Диана приложила палец к губам. Неслышно ступая, она подошла к нему, провела по лицу прохладной рукой и поцеловала в лоб.

— Отпускаю тебя, человек… — тихо вымолвила она, — живи счастливо!

Боря никогда раньше не испытывал такого. Сумасшедшее, невиданное блаженство затопило все его существо. Казалось, что сейчас он умрет, растворится в этой ласковой волне, и отчасти был даже рад этому. Он увидел божественный свет и всем своим существом потянулся к нему. Вот сейчас он поймет что-то самое важное, ради чего только и живут люди…

Когда Боря очнулся, он сидел за рулем своей машины посреди пустынной проселочной дороги. Темнело. Он чувствовал себя усталым и опустошенным, но в то же время было и облегчение. Его мучительная любовь, наваждение, похожее на душевную болезнь, исчезло. Почему-то он вспомнил о Марине.

Боря знал теперь, куда ему ехать и как дальше жить.

Глава 7 Выжить, чтобы умереть

Вадим гнал машину вперед. Хорошо, что уже стемнело, да и погода мерзкая. Даже гаишников на трассе не видно. Его сто раз могли остановить, тело Марины на заднем сиденье прикрыто кое-как, да и она сама могла прийти в себя…

Даже удивительно, что еще никто ее не заметил. Вадим вспомнил, как спускался по узкой лестнице, неся на руках бесчувственную Марину, и только головой покачал. Надо быть совсем без ума, чтобы пойти на такое! Время-то еще не позднее было, в этот час обычно полно народу шастает туда-сюда: люди возвращаются с работы, у подъезда сидят любопытные старухи, и детишки играют во дворе.

Но нет, обошлось. Вадиму всегда везло. Сколько раз он сам говорил, что ему черт люльку качал? Говорил вроде бы шутя, но с тайной жадной надеждой — а вдруг?

Вот и Курлык. Обыкновенный дачный поселок. В промозглых осенних сумерках дощатые домишки на шести сотках, почему-то гордо называемые дачами, казались особенно убогими. Не похоже, что здесь кто-то живет постоянно. Неужели зря приехал?

А это что такое? Безобразный грунтовый проселок вдруг перешел в аккуратную асфальтовую дорожку. Очень скоро Вадим увидел высокий бетонный забор, железные ворота, а за ним — большой коттедж из красного кирпича с кокетливыми башенками. По всему было видно, что люди здесь живут серьезные. Только вот как попасть внутрь?

Ярость и отчаяние придавали сил. Сейчас Вадим готов был головой пробить стены, лишь бы войти. Но этого не потребовалось.

Тяжелые ворота неожиданно легко распахнулись, будто его здесь ждали. Вадим въехал в аккуратный ухоженный дворик. Вышел из машины, чтобы осмотреться. Вокруг никого не было. Вадиму почему-то очень не понравилось здесь. Решимость оставила его. Только что готов был прорываться любой ценой, а сейчас начал прислушиваться к доводам разумной осторожности.

«Ну хорошо, я нашел то, что искал, — думал он. — Остается маленький вопросик: что делать дальше? Ломиться в дверь, размахивая пистолетом? Рэмбо из себя изображать? Глупо. Вежливо постучаться и сказать: «Извините, пожалуйста, это не вы меня случайно заколдовали?» Еще глупее. Развернуться и уехать ни с чем? А стоило ли тогда вообще огород городить? И что тогда делать с этой кикиморой? Кстати, надо посмотреть, как она там, жива ли еще».

Вадим приоткрыл заднюю дверцу и заглянул внутрь. Марина все еще была без сознания. Выглядела она ужасно. Левый глаз заплыл, на щеке появился огромный багрово-синий синяк. Темно-русые волосы слиплись от крови. Девушка еще дышала, но слабо, почти незаметно. Губы уже начали синеть.

«Да, похоже, долго она не протянет», — уныло размышлял Вадим. — Что же мне теперь с ней делать?»

В этот момент он услышал, как хлопнула дверь. Вадим обернулся и увидел на крыльце человека, встречи с которым ждал так долго. Вадим сразу понял, что это именно он, иначе и быть не могло. Незнакомец смотрел спокойно и чуть насмешливо. Это разозлило Вадима еще больше. Он быстро достал пистолет, приставил его к виску девушки, там, где еле заметно билась тоненькая голубая жилка, и закричал:

— Чертов колдун! Сними с меня свое заклятие или как оно у вас там называется! Сними, или я убью эту хромую суку прямо сейчас! Ты ведь понимаешь, что терять мне уже нечего!

В этот момент Вадим был страшен. Он почти потерял человеческий облик. Его волосы, ставшие за последний месяц почти седыми, слиплись от пота и свисали на лицо сальными космами. Глаза покраснели и налились кровью.

Грандмастер задумался. Убийство осквернит обитель, но и снять заклятие, не им наложенное…

— Оставь ее. Я обещаю сделать все, что ты хочешь.

Вадим повиновался. Неизвестно почему, но он поверил этому человеку. Он опустил на землю бесчувственное тело Марины и неверными шагами, качаясь, будто пьяный, подошел к крыльцу.

Из левой пристройки вышли двое мужчин. Быстро, почти бегом направились к Марине, подняли ее и унесли в дом. Один из них коснулся ее лба, потом груди и безнадежно покачал головой.


В маленькой комнате, освещенной только масляным светильником, было очень тепло, почти жарко. Марина лежала на высоком столе, покрытом черной узорчатой тканью. Грандмастер жестом отпустил своих помощников и подошел к девушке.

Жизнь медленно угасала в ее теле. Даже если бы сейчас удалось бы каким-то чудом быстро доставить Марину в хорошую клинику с самым современным оборудованием, остаток жизни она пролежала бы в коме.

Один из помощников, молодой черноволосый парень со шрамом на правой щеке, тихо произнес:

— Что ты делаешь, мастер? Она ведь почти мертва. Разве ты Бог?

Грандмастер задумчиво и светло улыбнулся.

— Нет, не Бог. Но иногда делаю его работу.

Он осторожно взял в руки хрустальный шар, поднял над головой Марины и провел вдоль ее тела. В глубине шара почти сразу появилась маленькая светящаяся точка. Она пульсировала, как живая, и отбрасывала на темные стены комнаты разноцветные блики.

Грандмастер смотрел на Марину. Он держал в руках ее теплую трепещущую душу и чувствовал сожаление от того, что не может помочь. Этой девушке суждено было умереть. Слишком далеко ушла ее душа по той дороге, откуда не возвращаются…

Грандмастер отложил шар в сторону.

На груди звякнул медальон. Неизвестно, конечно, что получится, но попробовать стоит.

Грандмастер осторожно снял через голову цепочку. Бережно положил медальон на ладонь и приник губами. Потом выпрямился во весь рост, держа талисман на уровне глаз. Сконцентрировав всю свою волю, пристально посмотрел в центр и медленно произнес слова древнего заклинания, которым решался пользоваться не часто.

Талисман наполнился ярким голубым сиянием. Намного ярче, чем обычно, сейчас от него просто искры сыпались в разные стороны.

Хрустальный шар, лежавший на столе, разлетелся вдребезги. Из него хлынули ослепительные потоки света.

И только тогда Грандмастер почувствовал, как его сила медленно перетекает в искалеченное тело. Щеки девушки постепенно порозовели, губы приобрели нормальную окраску, обморок перешел в глубокий здоровый сон.

Грандмастер повернулся и медленно пошел прочь. Никогда еще он не чувствовал себя настолько обессиленным. Мучительно было видеть кого бы то ни было, а тем более Вадима, но он был связан обещанием. Грандмастер не был больше человеком, а потому не мог нарушить свое слово.


Вадим устал ждать. Он не знал, сколько времени находился в этом странном доме. Рослый детина с совершенно бандитской физиономией провел его в небольшую комнату, освещенную всего лишь тремя свечами. Там жестом указал на широкое кресло, а на попытку о чем-то спросить ответил таким взглядом, что Вадим счел за благо заткнуться.

Он уже начал беспокоиться, что его обманули, когда дверь скрипнула и в комнату вошел грандмастер. От Вадима не укрылось, что он выглядел сейчас почти стариком, будто с момента встречи во дворе прошло много лет. Длинная черная хламида тихо шелестела при каждом его шаге. На шее поблескивал серебряный медальон причудливой формы.

— Так чего же тебе надо от меня, человек?

— А то ты не знаешь! Ты и твоя девка! Все вы медленно убиваете меня. Сними это!

Грандмастер посмотрел на Вадима как на редкое насекомое: со смесью любопытства и брезгливости.

— Ты так уж сильно хочешь жить? И с чего ты взял, что именно я могу спасти твою никчемную жизнь?

— Ты наслал это на меня! — Вадим чувствовал, что не может справиться с собой. Его голос срывался на истерический визг.

— А при чем здесь я? Разве это я предал твоего друга и твою девушку?

— Но я же не хотел! Так сложились обстоятельства!

Грандмастер смотрел на него с сожалением.

— Тебе не повезло, человек. Очень не повезло.

— Да, да, именно так! — Вадим с радостью ухватился за эту мысль. — Мне просто не повезло, я не виноват!

— Так чего же ты хочешь теперь? Воскресить мертвых? Прожить жизнь заново? Может, искупить свою вину?

Интересно, он что — сумасшедший? Этого только не хватало. Вадим покачал головой и твердо ответил:

— Я хочу все забыть.

Грандмастер устало поморщился. До чего же все-таки глупы бывают люди! Они должны помнить про свое предательство, пока живы.

Что ж, пускай забудет.

— Хорошо, я выполню то, что обещал. Закрой глаза.

Вадим повиновался. Сначала он не почувствовал ничего. Потом стали возникать одно за другим видения, так измучившие его в последние дни. Они сменяли друг друга все быстрее и быстрее, кружились в адском хороводе, пока не слились в клубящийся черный дым. Голову будто сдавило стальным обручем. Сердце колотилось так, что, казалось, оно вот-вот выскочит из груди.

Потом пришла боль. Но эта боль была и очищением, как будто прорвался огромный нарыв. В первый момент Вадим почувствовал, что умирает, но почти сразу наступило облегчение.

— Можешь открыть глаза.

В этот момент Вадим был готов расцеловать весь мир.

— Ну, спасибо тебе, отец! Ты мне действительно помог. Если я чем могу… Ты только скажи!

Грандмастер гадливо поморщился.

— Уходи. Тебе здесь нечего делать. А на прощание хочу дать тебе один совет — внимательнее следи за машиной и лучше подбирай себе друзей. А это, — он протянул Вадиму небольшую коробочку с торчащими из нее проводами, — возьми на память. Не бойся, эта штука уже безопасна — детонатор вынули.

Вадим похолодел. Неужели он преодолел такие испытания, чтобы быть разорванным на куски? А кто имел доступ к его машине? Только Ринат. Вот уж верно говорят, что предают только свои.

Но это ничего, ведь он победил. Теперь он будет жить. Его кошмар кончился!

Легким шагом Вадим направился к своей машине. Никогда в жизни ему еще не было так хорошо. Теперь все пойдет по-другому! Он бросит наркотики — больше они не нужны. Это даже не составит особого труда. Когда жизнь прекрасна, глупо травить себя всякой гадостью. Он станет чаще навещать родителей. Папа с мамой и сейчас живут на другом конце Москвы в тесной хрущевке, а когда он был у них в последний раз? В прошлом году, кажется… Но ничего, теперь все пойдет иначе! Он станет другим человеком. Найдет себе хорошую девушку, женится, заведет детей…

Вадим так и не обернулся. Так и не увидел невеселую усмешку грандмастера. Он-то знал, что всем наполеоновским планам не суждено было воплотиться в жизнь. Знал, но ничего не сказал.

Последнее дело спорить с покойником.


Вадим сроду не был аккуратным водителем. Но сейчас он хотел жить, как никогда раньше. Садясь за руль, аккуратно пристегнул ремень безопасности.

Он гнал машину вперед по ночному шоссе. Давно перевалило за полночь, в окна барабанил противный осенний дождь, но Вадиму было все равно. Еще никогда в жизни он не был так счастлив.

Только сегодня утром он чувствовал себя конченым человеком, а сейчас сердце его пело. Он знал, что его жизнь изменится, все пойдет по-другому.

И только одна смутная мысль беспокоила. В этом странном доме он видел что-то. Какую-то вещь, предмет…

Медальон! Где-то он видел его раньше, это точно. Но где, когда — вспомнить не мог.

Вадим скоро отогнал от себя эти мысли. Ему хотелось в полной мере насладиться новым ощущением радости и покоя. Он даже не мечтал о будущем, не строил никаких планов.

Струи дождя залетали в полуоткрытое окно, холодили лицо и шею, но сейчас он не замечал этого. Не заметил, как машину занесло на скользкой дороге, она не вписалась в поворот, вылетела за обочину и врезалась в дерево.

Когда взорвался бензобак, Вадим был еще жив. Он еще пытался выбраться из машины. Уже сгорая заживо, последним отчаянным усилием еще пытался расстегнуть замок ремня безопасности, ставший для него смертельным капканом.

И знаете что? Пытаясь выбраться из огненной могилы, он смеялся.

Ведь это и правда смешно, не так ли?

Эпилог

На другом краю света холодный ноябрьский ветер бился в окна красивого старинного дома.

Внутри было уютно, несмотря на страшный беспорядок в комнате. Такой погром могла учинить разве что банда грабителей… или один здоровый годовалый малыш, который сейчас посапывал на диване.

Мать тоже спала. Ее вьющиеся рыжие волосы разметались по подушкам. Красивое лицо с тонкой белой кожей, какая часто бывает у рыжих, дышало покоем. Молодая женщина улыбалась во сне. Потом тонкие брови вдруг сошлись над переносицей, уголки губ опустились, лицо приняло неожиданно злое и жестокое выражение.

Малыш, словно почувствовав перемену, начал ворочаться и хныкать. Женщина открыла глаза, обняла сына, зашептала что-то ласковое.

И снова в доме наступила тишина. За окнами уже совсем стемнело, и в комнате, освещенной лишь мягким светом ночника, трудно было разглядеть что-нибудь еще.

Ярким пятном выделялась только книга в мягкой обложке, небрежно брошенная на диван. Если присмотреться, можно было разобрать заглавие:

«Иногда они возвращаются».

Возвращаются.

Загрузка...