Очаровательная плутовка

3

Тетка заглянула в комнату Алины с таким видом, как будто только что ей сделали более чем безнравственное предложение. Но, если бы такое действительно произошло, она, вероятно, выглядела бы более дружелюбно.

— Тебя к телефону, — крикнула она, и по ее тону было ясно, что она рассматривает как фантастическое бесстыдство то, что живущему в ее квартире могут звонить по телефону.

— Благодарю вас, дорогая тетя, — сладким голоском пропела Алина, знавшая, что подобная дружелюбность меньше понравится ее тете, чем раздраженный ответ. — Кто это?

— Мужчина… — В теткиных устах слово «мужчина» прозвучало, как ругательство. — Старый мужчина… очень старый мужчина.

«Рууд»! — сообразила Алина. Отказавшись от дальнейшей дискуссии с теткой, она проскочила мимо нее и в передней схватила телефонную трубку.

— Алло! Алина у аппарата!

— Ну, наконец-то, — послышался хриплый голос Рууда Хуттмана. — Я уже думал, что не доживу до того момента, когда вы подойдете.

— Вы больны? — обеспокоенно спросила Алина.

— Не больше, чем при вашем последнем посещении, но в моем возрасте не рассчитывают на длительные промежутки. Слушайте, Алина, я, похоже, узнал для вас еще одну возможность проникнуть к господину Делагриве.

— Буду у вас через полчаса, — восторженно воскликнула Алина и бросила бы трубку, если бы не услышала громкое «Стойте!»

— Да, что еще? — спросила она взволнованно.

— Вы не думаете, что Делагриве может вас узнать?

— Определенно нет, ведь он без очков слеп… — Она замялась. — Самое большее, что он может узнать, так это мой голос.

— Нет проблем, Делагриве как-то мне сказал, что он не запоминает голоса.

— Что же вообще в силах запомнить этот человек?

— Приходите как скромная секретарша. Вы уже знаете, что я имею в виду. — Не ответив на ее реплику, Рууд Хуттман положил трубку.

Алина стала лихорадочно соображать, что же из ее вещей соответствует наряду скромной секретарши. Она выбрала костюм из пепиты мышиного цвета в мелкую клетку с накладными карманами и шляпку из такого же материала в форме горшка с полями. Этот туалет, подаренный ее мамой для «важных случаев», Алина никогда не надевала, так как он казался ей слишком скучным.

— Превосходно! — Рууд засиял, увидев Алину перед собой. — Вы выглядите просто ужасно!

— Благодарю! — Она прошла в его комнату и кивнула, когда он указал на бутылку с коньяком. — Моя мать была бы возмущена подобной оценкой. Она достаточно часто внушала мне, что этот костюм очень дорогой.

— Дорогой, но ужасный, по меньшей мере, для такой молодой женщины, как вы. — Рууд подсел к ней и наклонился вперед.

— Иногда выглядишь лучше, если описываешь или рисуешь сам себя. Для меня стало потребностью души и сердца помогать вам. — Старик улыбнулся под ее взглядом. — Не беспокойтесь, мое сердце, вероятно, единственный орган, безупречно работающий в этом старом организме.

— Слава Богу, — вздохнула Алина с искренним облегчением.

— Делагриве спросил меня вчера, не знаю ли я какую-нибудь машинистку, которая могла бы ему помочь в составлении хронологического каталога его прежних работ. — На лице Рууда, с бесчисленными морщинами и складками, появилась озорная улыбка. — И представьте себе, ведь я действительно знаю машинистку — вас!

Алина в восторге подпрыгнула.

— Господин Хуттман, вам нет цены! Вы — клад! Я сразу же бегу…

— Погодите. Садитесь. — Он показал на кресло. — Так быстро бежать не надо. — Пока Алина почти умирала от нетерпения, он взял стопку старых театральных программ, которую, видимо, подготовил перед ее приходом. — Просмотрите их. Пусть это и звучит, как надоевшее древнее выражение, но все равно: раньше все было лучше, в том числе и артистки театра.

Чтобы доставить старику удовольствие, девушка просмотрела вместе с ним программки и выслушала истории об известных в прошлом актерах и актрисах, которых он сам видел на сцене.

— Здесь! — Хуттман поднял программу, которую, видимо, очень часто брали в руки. — Глэдис Купер! На ней я с ходу женился бы. С ходу!

Алина откашлялась.

— Вы не боитесь, что Делагриве за это время найдет другую машинистку?

— Нет, нет, определенно. — Старик, вздохнув, откинулся назад. — Поверьте мне, все деградировало. — Он задумчиво потер лысую голову. — Жива ли еще Кнеф? Вот она как раз была автором от Бога…

— Господин Хуттман! А место машинистки? Почему я должна сидеть и ждать?

— Потому что в качестве вознаграждения за свое посредничество я хотел некоторое время побыть в вашем обществе. — Улыбаясь, он указал на дверь. — Идите к господину Делагриве и скажите, что вас прислал я. И побольше удачи!

— Спасибо! — Алина почувствовала угрызения совести, так как в данный момент не очень хотела общаться со своим старым другом. Однако без долгих рассуждений выскочила за дверь, стремительно пересекла коридор и прижала палец к кнопке звонка. И, когда она подумала, что сейчас от волнения, как всегда… дверь уже открылась. Маттей Делагриве стоял перед ней, и у Алины было только одно желание — чтобы он принял ее на работу.

— Слушаю вас. — Перед ней стоял человек, чье лицо в последние дни почти постоянно мелькало в мыслях Алины. Правда, сейчас оно было несколько изменившимся. На носу сидели очки, через которые он испытующе смотрел на Алину своими темно-карими глазами.

— Господин Делагриве, я… — Алина запнулась, глубоко вздохнула и рискнула, словно прыгая в холодную воду. — Мое имя Алина Верниквет, я — машинистка, меня послал к вам господин Хуттман.

— Хуттман?

— Ваш сосед напротив. — Алина указала на дверь Рууда, понадеявшись на то, что память Делагриве действительно плохая и он не узнал ни ее имени, ни лица, ни голоса.

— Ах да, верно, этот старый господин… Входите, мадемуазель… А…

— Верниквет. — Алина вошла в знакомый пентхаус и осталась стоять на галерее. — Правда, вы можете называть меня Алиной. Очевидно, с вашей плохой памятью на имена и фамилии будет легче запомнить хотя бы мое имя.

— Откуда вы это знаете? — В глазах Маттея мелькнуло удивление.

— Я… а… Ну, об этом нетрудно догадаться. Мне пришлось напоминать свое имя, которое вы услышали за минуту до этого. Более того, вы даже забыли, кто такой господин Хуттман. — Алина с облегчением передохнула и мысленно призвала себя к осторожности. Если уж ей невероятно повезло, что у Делагриве память, как дырявое решето, то она не должна проворонить эту удачу, иначе сама себя поставит в ложное положение. — Вообще, очки исключительно идут вам, господин Делагриве, — быстро сказала девушка, отвлекая его от своей оплошности с фамилиями и именами. — В очках вы выглядите более модным и веселым, чем без них.

В глазах Маттея мелькнуло удивление.

— Вы видели меня без очков, мадемуазель… Алина?

Она была готова заткнуть себе рот.

— Я… ммм… я видела… в газете вашу фотографию без очков.

— Вы, вероятно, имеете в виду эту иллюстрированную информацию обо мне… — Он провел пальцами по своим густым волосам. — Но разве я на фото без очков? Хотя точно этого не помню.

«Слава Богу», — подумала Алина. На фото, конечно, он был в очках.

— Итак, я машинистка… — Надо надеяться, что он подхватит эту реплику и отвлечется от ее непростительных ляпов.

— О да, и вас прислал господин Гоудин…

— Господин Хуттман!

— Это не имеет значения. — Маттей сделал рукой приглашающий жест по направлению к лестнице, ведущей вниз. — Пожалуйста, я следом за вами. Здесь наверху только подсобные помещения…

— Кухня и ванная с кладовкой, — пробормотала Алина и почти споткнулась от испуга.

— Очевидно, вы не только машинистка, но еще и ясновидящая? — раздался позади голос Маттея с ноткой недоверия.

— Я… я… знаю планировку этих старых брюссельских квартир-ателье. Она везде одинаковая.

— Известные архитекторы заверили меня, что моя квартира спроектирована совершенно оригинально.

Алина начала покрываться потом в своем строгом сером костюме.

— Да, проект абсолютно оригинальный! — Она вложила максимум восхищения в интонацию, подтверждая свои слова движением руки, охватывающим помещение ателье с его хаосом. — Но у всех квартир одинаковые кухня и ванная с кладовкой.

Маттей кивнул, улыбаясь, осмотрел Алину от макушки до пяток и указал на один из диванов.

— Пожалуйста, сядьте и расскажите мне, где вы работали раньше.

Алина, последовав приглашению, села. Ей нравилась его вежливая улыбка, как и вообще все в этом человеке. Но от неожиданного вопроса девушка вспотела еще больше.

— Я… ах… главным образом в университетских кругах. За всю свою жизнь она еще никогда не употребляла так часто «ах» при разговоре.

— Главным образом, я работала в Академии художеств.

— Очень интересно. — Его брови приподнялись, а во взгляде появилось что-то орлиное. — Однако надо надеяться, что сами вы не рисуете?

— Я? — На Алину подействовал тон его голоса, как будто он спросил, не ходила ли она случайно совершенно голой по Гранд-плас. — За всю свою жизнь я еще ни разу не прикасалась к карандашу!

— Очень хорошо, — пробормотал Маттей облегченно.

— Я даже в дошкольном возрасте отказывалась рисовать, — настойчиво подчеркнула Алина. — Другие дети рисовали ландшафты и дома, солнце и деревья, а, когда меня пытались уговорить, я плакала.

— Очень интересно.

— Да, я брала тогда в руки карандаш и делала вид, будто пишу… А с первого класса я всегда писала грамотно. Много страниц. Все хвалили меня за ум и говорили, что я когда-нибудь буду хорошей машинисткой.

— Звучит многообещающе. — Делагриве одобрительно кивнул. — Вы действительно производите впечатление именно того человека, который мне нужен.

— Я лучшая машинистка, которую вы смогли бы найти в Брюсселе, господин Делагриве.

— Порядок, Алина, тогда… — Он вдруг изумленно остановился и ослепительно улыбнулся. — Что вы скажете? Я фактически сразу запомнил ваше имя. Это хорошая примета.

— Это лучшая примета, которую можно было бы пожелать, — уверила она. — Итак, вы берете меня на работу, господин Делагриве?

— Разумеется, Алина, но перестаньте называть меня господином Делагриве. Если я обращаюсь к вам по имени, то и вы должны звать меня Маттей. Иначе будет звучать слишком официально, как будто я хочу изобразить из себя шефа.

— Согласна, Маттей. — Имя слетело с ее губ легко и свободно. Оно нравилось ей, как, собственно, и его владелец. Девушка устремила взгляд на мужчину. Сегодня Маттей был одет в ярко разрисованную рубашку с короткими рукавами, три кнопки которой были расстегнуты. Она с восхищением созерцала его мощную грудь, сильные загоревшие руки… Как она желала очутиться в объятиях этого мужчины…

Алина прервала свои мечтания, осознав, что Маттей продолжает говорить и сообщает ей условия работы, а также размер ее заработка.

— Меня все устраивает Маттей, — закивала она. Я хотела бы работать только для вас. Я восхищаюсь вашими рисунками, всеми без исключения.

— Вы что, моя фанатка? — живо спросил он.

— Я большая фанатка… правда, без собственных амбиций по части рисования, — мгновенно добавила Алина.

— Прекрасно, очень хорошо. — Маттей снял очки и, потерев глаза, хотел их снова надеть, но вдруг посмотрел на Алину. — Странно… сейчас мне кажется, будто я вас знаю.

— Нет, это не так, — испуганно произнесла она. — Вы производите впечатление очень близорукого человека.

— Как крот, — подтвердил он.

— Тогда вы не в состоянии меня узнать… Я имею в виду, что вряд ли могу казаться вам знакомой, когда вы без очков.

Он снова нацепил очки на нос и, внимательно посмотрев на Алину, кивнул.

— Вы правы. Я никого без них не узнаю. Вероятно, это была только фантазия, наваждение. Это часто бывает со мной. Послушайте, не выпить ли нам по глотку коньяка за нашу совместную работу?

— Охотно, — пробормотала Алина, а про себя понадеялась, что это постоянное распитие коньяка скоро прекратится, иначе печень напомнит о себе еще до того, как ее первые комиксы или карикатуры появятся в газете.

Ее взгляд следил за Маттеем, когда тот шел к бару-тележке за рюмками и бутылкой. «Прекрасно смотрится, — подумала девушка. — Широкие плечи, узкие бедра, сильные ноги…»

Алина смутилась, заметив, как Маттей, по-прежнему стоя спиной, искоса взглянул на нее. И так как он был в очках, то, естественно, заметил, что она пристально разглядывает его.

— Я люблю коньяк. — Алина нервно рассмеялась. — Я хочу сказать, что охотно бы чокнулась этим коньяком за наши новые отношения… рабочие отношения.

— Я очень рад, что нашел вас, Алина. — Маттей вернулся к дивану и, поставив на стоящий перед ним столик рюмки, разлил коньяк. — Всю свою жизнь я только и делал, что рисовал, поэтому на все остальное не обращаю внимания. Вероятно, я не особенно склонен к порядку…

— Да, я это уже заметила. — Алина взяла свою рюмку и посмотрела на рабочий стол Маттея, заваленный листами с эскизами. Некоторые даже упали на пол и спокойно валялись там вместе с карандашами, ластиками, фломастерами. — У вас в кухне, наверное, всегда стопки грязной посуды?

— Почему всегда? — удивленно спросил он.

У Алины перехватило дыхание. Ей действительно следовало бы заклеить пластырем свой рот с непредсказуемым языком.

— Я полагаю, что, когда человек холост и не имеет постоянной подруги, в его кухне всегда полно грязной посуды.

— Откуда вы знаете, что я принадлежу к числу таких людей? — тут же отреагировал Маттей с недоверием в голосе.

— Я… ах… читала об этом в газете. — Алина уставилась на полную бутылку коньяка. Вероятно, ей срочно нужно выпить всю бутылку. Тогда она будет не в состоянии говорить столько глупостей.

— Вы правы. — На губах Маттея, казавшихся нежными, мягкими и достойными поцелуя, играла солнечная улыбка. — Я действительно холостяк и у меня нет дамы сердца. Кто-то мне недавно сказал, что ни одна женщина не смогла бы жить в таком беспорядке. Если бы я еще мог вспомнить, кто это был!

— Во всяком случае, бестактная личность! — энергично ответила Алина, уводя его от этой опасной темы. — Несмотря на беспорядок, есть одна женщина, которая выдержит все, лишь бы быть с вами… — В смущении она замолчала. Что с ней происходит сегодня? Или она пытается пробудить у Маттея память, чего делать ни в коем случае нельзя, или начала тем самым льстить ему, но это также противоречит ее собственной цели — в подходящий момент показать Делагриве свои работы и попросить его о протекции. Но зачем ей тогда постоянно думать о достойных поцелуя губах? «Только не теряй головы, Алина», — призывала она себя. Однако девушка не могла оторвать взгляд от губ Маттея, зовущих и нежных, они были сейчас прижаты к рюмке и слегка приоткрыты…

Алина притормозила свою разогнавшуюся фантазию. Если ее улыбка, обращенная к Маттею, оказалась такой же глупой, как и весь ее облик, то, вероятно, он воспринимает ее сейчас супердурой.

Тем временем Делагриве очень внимательно рассматривал Алину через стекла своих очков и ни в коей мере не считал, что видит перед собой дуру. Он видел прелестную девушку, правда, одетую в ужасный, отталкивающий серый костюм из пепиты.

— Этот костюм… — Маттей онемел бы от ужаса, если бы знал, что он тем самым коснулся очень личной сферы, которая до сих пор его действительно не интересовала. «Хотя, — размышлял мужчина, — этот костюм, наверное, хорошо бы выглядел на матери Алины, но не на двадцатитрех-двадцатичетырехлетней девушке.

— Костюм? — Алина оглядела себя сверху и кончиками пальцев дотронулась до ткани. — Очень… подходящий, разве не так? Он для меня, машинистки, стал, так сказать, второй кожей…

«Я проявил бы больший интерес к твоей первой коже». Маттей также мгновенно укротил свою фантазию. Он совершенно не мог себе позволить флирта с машинисткой: это была бы афера с женщиной, появившейся в его квартире только потому, что хочет у него работать. Во-первых, она почувствовала бы себя зависимой от сложившегося положения. Во-вторых, основным жизненным принципам Маттея, то есть принципам абсолютного равноправия, противоречило, когда шеф ищет эротических утех у своей подчиненной или даже принуждает ее к этому. И, в-третьих, если бы у него, чего доброго, и начался роман с этой прекрасной Алиной, то она могла бы вдруг уйти из его жизни, как только завершится ее работа.

— Сейчас лето, — Делагриве откашлялся. Как давно не говорил он подобной идиотской пошлости. Алина, вероятно, все же знала, какое нынче время года. — Для жаркого лета этот костюм выглядит… несколько… теплым. — Он попытался бесхитростно улыбнуться. (Только бы она не поняла его превратно.) — Вы можете его снять, если вам очень жарко! — Браво! Более глупо выразиться он, конечно, не мог. — Я хотел сказать…

— Я уже поняла, что вы хотели сказать, — успокоила его Алина, находя очаровательным смущение Маттея из-за неудачного выбора слов.

— Нет, нет, я не это имел в виду! — испуганно воскликнул Маттей.

— Мне нужно надеть для работы что-то более легкое.

— Да, да, я хотел сказать именно это. — Он облегченно вздохнул.

Алина была не только красива, но и воспитанна и не относилась к тому дурацкому типу людей, которые любое слово воспринимают искаженно и из-за этого потом часто обижаются. А какая у нее улыбка! Какие прекрасные нежные губы, наверняка они замечательны при поцелуе и при… Маттей прервал свои мечтания, когда почувствовал под ложечкой странную сосущую боль, угрожающую распространиться и на другие части тела. Да, очевидно, он слишком долго жил один, полностью поглощенный своей работой, и это начало сказываться.

— Когда вы можете начать работу, Алина? — спросил он подчеркнуто сухо.

— В любое время. — Девушка скептически огляделась вокруг: забитые книжные полки, штабеля газет на полу, прислоненные к стенам папки с рисунками, естественно, неубранная, кровать, которая выглядела так, словно Маттей только что вылез из нее. Он лежал там совсем один, хотя, вероятно, с удовольствием прижался бы к женскому телу…

— А если завтра? — спросил Маттей.

— Да, завтра… прижаться… я имею в виду, завтра я могу начать работу, — пролепетала Алина и попыталась подавить тянущую боль в животе, которая не имела ничего общего с чувством голода. Она возникает, когда жаждешь мужских объятий, поцелуев, ласк… «Алина, прекрати!» — мысленно приказала она себе. — С тех пор, как она послала к черту своего любовника, несколько месяцев у нее никого не было. Однако рисковать профессиональной карьерой из-за своего эротически страстного влечения она не могла. Не стоит заходить так далеко. Ну, проявит она к Маттею чувственный интерес, а он возьмет и оттолкнет ее, ведь она ему нужна лишь как машинистка, а не любовница!

— Начнем завтра в первой половине дня. — Маттей предложил еще коньяку и облегченно вздохнул, когда Алина отрицательно покачала головой. — Полгода назад у меня была уборщица, которая каждый раз оставляла после себя еще больший хаос, чем до уборки.

— Такого не бывает, — вырвалось у Алины.

Маттей ничуть не обиделся, лишь весело ухмыльнулся.

— Все же так было, и через месяц я нашел причину. Она каждый раз доставала бутылку из моего бара, засовывала ее в свое ведро для мусора и с ним возвращалась в ванную. Остальное вы можете себе домыслить.

Алина, вздохнув, указала на кучи книг и газет на полу и полках.

— Я это все рассортирую и затем составлю реестр, но потом здесь должен же кто-то поддерживать порядок.

В темных глазах Маттея вспыхнули веселые огоньки.

— Есть несколько возможностей. Я мог бы, например, поискать трудолюбивую надежную уборщицу.

— Это было бы неплохо…

— Но, к сожалению, соответствующее агентство прислало мне двух студенток, которые жаждали показать мне свои работы, чтобы я их пристроил в какую-нибудь газету. — На лбу Делагриве проступила глубокая складка. — С тех пор я больше не отваживаюсь давать подобные объявления.

— Но должны же быть еще какие-то варианты? — торопливо спросила Алина. Она почувствовала себя неуютно, оттого что Маттей задержался на этой теме.

Она снова засмеялась.

— Ну, я мог бы срочно обзавестись женой или любовницей, которые не стали бы мириться с этим беспорядком…

Алина покосилась на неубранную постель и представила себе, как Маттей ложится сюда с женой или любовницей. И этим они бы не ограничились… Всем известно, чем занимаются мужчины и женщины в кровати.

— А нет ли еще какой-либо возможности? — спросила Алина и удивилась напряжению в своем голосе и тому, что неприятно было представить своего нового работодателя с женщиной.

— Вы это сделаете, Алина!

— Я? — Она вздрогнула и уставилась на него широко раскрытыми глазами. Фактически уже в первый день он предложил ей лечь с ним в постель и заняться…

— Не смотрите на меня с таким выражением. — Он пожал широкими плечами. — Я знаю, это, собственно, не относится к вашим непосредственным обязанностям, но, если захотите навести порядок в этом хаосе, то должны активно ухватиться за мое предложение. Я для этого слишком безалаберный и неловкий.

— Ах так… — Алина не знала, что ей чувствовать после этого разъяснения — облегчение или разочарование. Секунду назад она была возмущена, когда подумала, что Маттей сделал ей весьма нескромное предложение. Сейчас, когда все разъяснилось, она с раздражением подумала, а почему, собственно, он не предложил стать его женой или, на худой конец, любовницей? «Алина, Алина! — вновь предостерег ее внутренний голос. — Приди же в себя!»

— Разумеется, я по возможности, помогу вам в работе, — предложил Маттей. — Итак, вы согласны?

Алина ограничилась легким кивком, чтобы снова не допустить какой-либо ошибки и не сказать что-нибудь опрометчивое.

— Тогда все ясно. — Маттей энергично поднялся и взглянул сверху на ее блестящие светлые волосы, которые наверняка были на ощупь мягкими, как шелк.

— Да, тогда все ясно. — Алина также встала, и Маттей торопливо спрятал руки за спину, чтобы девушка не заметила, как его пальцы двигаются сами по себе, словно гладят и ласкают волосы Алины. — До завтра… — Собственно, она совсем не хотела уходить, но не знала, какой найти предлог, чтобы остаться, не вызывая подозрений.

— Не хотите ли посмотреть мою террасу? — предложил Маттей, который тоже пытался задержать ее. — Это очень красивая терраса. На ней можно загорать полностью… я имею в виду… полностью одетым, или при желании не совсем…

Алина почувствовала, как заполыхали ее щеки.

— Никто из чужих не может заглянуть сюда, разве что пролетая на вертолете.

Девушка кивнула. Теперь уже горели не только щеки, но и вся она, словно попала в костер. Ее фантазия снова сделала резкий скачок и разыграла перед ней сцену, как Маттей Делагриве лежит, потягиваясь, на своей террасе, естественно, не совсем одетый. Солнечные лучи плавают по его коже и… Сильно споткнувшись о порог террасы, Алина вырвалась из мира грез.

— Осторожно, ступенька… — тихо сказал шедший за ней Маттей.

— Да, я заметила, — ответила Алина и уставилась на шезлонг, удобный, широкий и с красивой обивкой. «Итак, здесь он лежал, здесь снимал рубашку, расстегивал пояс своих брюк, затем пуговицу на поясе и молнию…»

Алина вздрогнула, услышав сзади себя треск раскрываемой молнии. Она повернулась и широко раскрытыми глазами уставилась на большую парусиновую сумку, принесенную откуда-то Маттеем. Он поставил ее на стоящий на террасе стол и, вынув пестрое купальное полотенце, расстелил его на шезлонге.

— Такая замечательная погода. — Его улыбка была неотразимой. — Если уж вы пришли, то приглашаю полентяйничать пару часов на природе.

— Прекрасно, — тихо промолвила Алина. — Действительно очень хорошо… — Она отвела взгляд от Маттея и подчеркнуто внимательно стала созерцать открывшийся перед ней вид центра города.

— Когда вы захотите… — Его голос звучал как-то глухо. — Вы можете загорать в любое время. У меня здесь есть второй шезлонг и еще одно банное полотенце.

— Благодарю, не сегодня, — вежливо отказалась девушка. — Я должна еще много сделать дома. — Она поздравила себя с первым разумным ответом за этот день. «Если бы я сейчас осталась и мы оба разлеглись бы на солнце, Маттей, возможно, разделся бы до плавок…» Алина не могла понять, что с ней такое случилось, почему она так чувственно реагирует на этого мужчину. Это было так не похоже на нее! Очевидно, вызвано теплой погодой или какими-то флюидами в воздухе, а может, радостью по поводу работы у своего божества. Во всяком случае, здесь она больше не должна оставаться.

— Жаль… — Делагриве снял очки и потер переносицу. И, когда без очков он посмотрел на Алину тем же нежным туманным взглядом своих темных глаз, ее решимость уйти резко пошатнулась. — Я провожу вас. — Он снова надел очки и указал ей на дверь террасы. Пройдя вперед, Алина снова споткнулась о выступающий порог. — Осторожно, ступенька, — предупредил Маттей и представил себе, как она начинает падать и опрокидывается назад в его предупредительно подставленные руки. Он бы прижал ее к себе и сразу же поцеловал, и пока она была бы в его объятиях вернулся с ней на террасу к широкому шезлонгу, где их не смог бы увидеть никто из посторонних. Алина бы разделась и на ее кожу, которая замурована сейчас под этим кошмаром из пепиты, упали бы яркие солнечные лучи. Но, чтобы девушка не обгорела, он своим телом создаст тень, когда наклонится над ней…

— Здесь выход! — Голос Алины вернул его к действительности.

Маттей в смущении остановился, заморгал и торопливо повернулся к Алине, поднявшейся уже до половины лестницы.

— У вас удивительные способности ориентироваться, Алина! — Он приветственно поднял руку. — Тогда до завтра!

— До завтра! — Она поднялась с последней ступеньки на галерею, посмотрела через перила вниз и улыбнулась стоящему там Маттею. В какой-то момент ей до сумасшествия захотелось, чтобы он вернул ее под каким-либо предлогом и превратил ее тайные фантазии в реальность. Но поскольку Делагриве лишь улыбнулся ей, Алина тихо вышла из пентхауса, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной.

Маттей тем временем сбросил с себя одежду, чтобы остыть, а затем принять обещанную Алине солнечную ванну. С улыбкой сожаления он посмотрел в низ живота.

— Ты можешь успокоиться, — бормотал он. — Для тебя нет работы.

Простояв несколько секунд у квартиры Маттея Делагриве, Алина направилась к двери Рууда Хуттмана.

Рууд действительно заслужил, чтобы она сообщила ему о своих успехах. В конце концов, ведь это он устроил ей это место.

Когда старик открыл дверь, то увидел сияющую от счастья Алину.

— Вероятно, дело пошло на лад, верно?

Алина поцеловала старика в щеку.

— Я уже, по меньшей мере, одной ногой в святилище карикатуристов. Ногой машинистки, так сказать.

— Удача! За это нужно выпить! Коньяк?

Алина вздохнула. Лишь только она начнет хитростью полученную работу, ей следует воздерживаться от коньяка.

— Что вы делали все это время? Обнимались с дамами? — Алина опустилась в свое кресло.

— Да, и еще начал читать биографию австрийской императрицы Елизаветы. Тоже прекрасная женщина, не осуществившая своих возможностей. — Рууд наполнил две коньячные рюмки и одну из них протянул Алине. — А как вы, прекрасное дитя, использовали ваши возможности?

— На сто процентов! — Алина сияла. — Маттей Делагриве даже предложил мне позагорать на его террасе… ах… я имею в виду…

Рууд, иронически улыбаясь, пропустил двусмысленно звучащую информацию Алины!

— Раньше я любил ходить в бассейн, чтобы загорать. Теперь я больше не рискую… при виде мини-бикини даже у меня возникают греховные мысли. — Он по-доброму взглянул на девушку своими голубыми глазами. — Собственно, я знаю о вас очень мало. В вашем возрасте вы уже могли бы побывать замужем, развестись или…

— Ах, нет! — Алина, смеясь, отвергла эти предположения и подумала, зависит ли ее хорошее настроение от коньяка или от удачной аферы. — Я слишком много занималась своим образованием.

— То есть карандаш для рисования вместо ночей любви? — Теперь Рууду настала очередь смеяться. — Не нужно краснеть, дитя мое. Видите ли, в мое время мужчинам было очень трудно с девицами, потому что те находились, как тогда говорили, «в полной сохранности». К ним просто нельзя было подступиться, а если все же удавалось, то всегда при этом присутствовала мама или тетя. Между прочим, сегодня мужчины снова испытывают трудности, ведь юные женщины думают только о своей карьере.

— Как можно чего-нибудь достичь, если нет хорошего образования? — рассердилась она. — А когда стремишься к учебе, то нет никакого желания тратить время по пустякам.

— Как это верно! Как верно! — Старик наклонил голову, и его лицо излучало искреннюю доброжелательность. — Вам понравился Делагриве? Разве он не симпатичен и не привлекателен?

— О да! Он очень симпатичный и привлекательный мужчина. Просто безумно симпатичный, если вы меня спрашиваете, и… — Алина споткнулась о дружелюбную улыбку, которая расплылась по лицу Хуттмана, отчего его морщины сделались еще более глубокими. Слишком поздно она увидела ловушку, в которую ее заманил Рууд, и в смущении поднесла свою рюмку к губам, однако пригубила только несколько капель.

Рууд Хуттман усмехнулся.

— Я с удовольствием налил бы вам еще, но боюсь, что тогда вы не доберетесь до дома на своих двоих.

Алина ухватила смысл последней реплики, поднялась и направилась к двери, описывая при этом некую извилистую линию, частично из-за выпитого коньяка, частично из-за лежащих на пути книг.

— Впрочем… — Рууд, следуя за девушкой, успокаивающе положил ей руку на плечо. — В действительности, вам не должно быть стыдно за то, что находите Делагриве привлекательным. Как мне кажется, вы не первая женщина, которая так считает.

— Я вовсе не думала, что господин Делагриве до сих пор жил в полном воздержании, — резко ответила Алина и была шокирована своим воинственным, задиристым тоном, которым она выразила жгучую ревность ко всем женщинам, проявлявшим к Маттею Делагриве более чем мимолетный интерес. — Делагриве — мой шеф и только, но я не считаю недостатком работать у симпатичного и привлекательного шефа. — Она хотела ослабить впечатление от своей резкой реакции, однако по довольной улыбке Рууда поняла, что тот вновь ее проверял. А чем закончилась эта проверка, она и сама знала.

Он открыл девушке дверь квартиры, ощупью нашел Алинину руку и запечатлел на ней нежный поцелуй.

— Когда же вы начинаете работать, Алина?

— Завтра. — Девушка попыталась хотя бы при расставании объяснить, что она вовсе не проявляет интерес к своему новому шефу как к мужчине. — И это будет очень напряженная работа, которая вряд ли оставит мне хоть немного времени позагорать, отдохнуть… А если вы сейчас же не прекратите так язвительно усмехаться, господин Хуттман, я больше к вам никогда не приду!

Он сделал чрезвычайно серьезное лицо, и только искрящиеся веселые глаза выдавали его мысли.

— Все же, надеюсь, мы скоро снова увидимся, — произнес старик перед тем, как тихо закрыть дверь. И Алина могла бы поклясться, что она слышала его смех за дверью…