Очень плохой босс

— Да я знаю, это я так, к слову, — рассмеялась кадровичка.

27

Решено, он предложит Лене выйти за него. Наверное, к такому важному шагу следовало как-то подготовиться. Организовать какой-нибудь романти́к. Но Крамер совсем не был романтической натурой и красиво ухаживать не умел. Да и времени катастрофически не хватало. Надо было оставить после себя ответственных, передать дела, собрать вещи. Поэтому рассудил, что если у Лены намерения такие же серьёзные, то и без всякого антуража она примет его предложение.

Большее, на что хватило его фантазии — это ужин в дорогом французском ресторане. Он заказал столик к восьми и договорился за ней заехать.

С тех пор, как Парфёнов объявил о его переводе, они толком даже не поговорили. Никак не получалось остаться вдвоём: то он был занят, то её какие-то дела удерживали. Но поужинать в «Паризьен» Лена согласилась.

К важному разговору Илья приступил не сразу. Сначала позволил себе и ей насладиться местной кухней под непринуждённую светскую беседу о том о сём. Блюда здесь подавали изысканные и вкусные. Неторопливо поедая лосось под щавелевым соусом, он с внезапно нахлынувшей тоской скользил взглядом по роскошному залу. Когда он ещё побывает в приличном месте? Большой вопрос.

Когда принесли десерт, Илья решил, что настало самое время перейти к главному.

— Лена, как ты знаешь, меня переводят в филиал. Послезавтра утром у меня самолёт.

— Да, — грустно вздохнула она. — Мне так жаль…

— Я бы хотел, чтобы ты поехала со мной.

— То есть как? — изумлённо воззрилась на него Лена.

— Послушай, я знаю, мы совсем недолго вместе. Но я дорожу нашими отношениями. Мне с тобой хорошо, как ни с кем. И я не хотел бы тебя потерять. Мне кажется, мы с тобой подходим друг другу и могли бы…

Лена слушала его, не перебивала, но улыбка её теперь казалась какой-то вымученной, ненастоящей. Это сбивало с мысли. Илья осёкся, помолчав, сказал просто:

— Выходи за меня. И уедем вместе.

Лена ответила не сразу. Видно было, как она старательно подбирает слова. И ещё до того, как она заговорила, он уже знал, что сейчас услышит.

— Это так неожиданно, — промолвила она, потупив взор. — Илья, ты мне правда очень нравишься. И мне приятно… Но, понимаешь, я не готова пока к такому ответственному шагу. Я не могу вот так сорваться, бросить всё и уехать неизвестно куда.

— Но это ведь не насовсем. На год, не больше.

— Все равно… Пойми, я выросла в провинциальном городе. Да не город это даже, а так — пять домов, две улицы. Театры, музеи, выставки, рестораны, всё то, к чему ты привык, у нас в помине не было. И я, сколько себя помню, мечтала вырваться из этого болота, мечтала жить в Москве. И вот — у меня получилось. И сейчас всё это бросить? Нет, я не могу, прости.

— Но там тоже есть и театры, и музеи, и рестораны, — возразил он по инерции, понимая, что больше ничего у них не будет. Если бы она хотела быть с ним, то поехала бы.

Лена покачала головой.

— Извини, не могу.

На душе стало тягостно, но просить, убеждать, уговаривать никакого желания не было. Не хватало ещё унижаться. Хотелось встать и уйти. Нет, сначала сказать что-нибудь резкое ледяным таким тоном, а потом уйти. Но они же взрослые разумные люди. Подобные выходки совсем ему не к лицу. Так что Крамер обуздал сиюминутный порыв, но настроение испортилось окончательно.

Десерт они доели молча. Разговор больше не клеился. Да и о чём говорить? И пока ехали до её дома, едва ли парой фраз перекинулись.

Выходя из машины, Лена попросила не провожать её.

— Ты не поднимайся. Поздно уже, а я устала. Да и тебе наверняка сейчас некогда.

Он холодно кивнул и тотчас рванул с места.

Дел и правда было невпроворот. Но почему-то делать ничего не хотелось. Отказ Лены его обескуражил и расстроил.

Крамеру ещё никто никогда не отказывал. Он привык и даже не представлял, что может быть по-другому. И причина какая-то дурацкая. Он ведь не на Колыму едет с концами.

С другой стороны, убеждал он себя уже дома, чуть успокоившись, они ведь и правда слишком мало друг друга знают. Может, ей просто страшно бросать налаженную жизнь. Лена ведь такая рассудительная и практичная, авантюры вообще не в её духе. Так что глупо обижаться.

Надо будет завтра заехать к ней и попрощаться по-человечески, решил Илья. А то как-то нехорошо вышло.

Весь день он пробыл в офисе, раздавая последние распоряжения. А вечером с букетом алых роз наперевес поехал к Лене. Пусть она ему отказала, но расстаться нужно хотя бы друзьями.

Однако дома Лены не оказалось. Он приладил букет к двери, зацепив за ручку, спустился, но уехал не сразу. Решил ещё раз её набрать. После череды долгих гудков автоответчик предложил ему перезвонить позже.

Он уже повернул ключ зажигания, как во двор въехал серебристый Майбах со знакомыми номерами.

— А Парфёнов тут что забыл? — нахмурился Крамер.

Спустя полминуты показался и сам генеральный. А затем и Лена. Старик пытался быть галантным, подал руку, придержал подъездную дверь, пропустив даму вперёд.

Ситуация получилась идиотская и ужасно неприятная. И что в таких ситуациях принято делать, Крамер понятия не имел. Подняться следом и устроить разборки? Но, прокрутив эту сцену в уме, от разборок он отказался. Это как-то унизительно и глупо, показалось ему. А выглядеть психованным дураком он уж точно не хотел.

— Старый козёл, — зло выругнулся он про себя и уехал. Да, Лена была очень рассудительной и практичной…

28

В аэробусе Крамер спал. Специально всю ночь перед рейсом глаз не сомкнул, чтобы потом сморило. Летать он побаивался, хотя не признался бы в этом даже самому себе.

Прилетел он вечером и не сразу сообразил со сна, куда делся целый день. Потом вспомнил про пятичасовую разницу во времени.

В аэропорту его встречал директор филиала. Крамер силился вспомнить его имя-отчество, смотрел же заранее, но голова соображала туго. Впрочем, тот представился сам, протянув руку.

— Добро пожаловать, Илья Сергеевич. А я — Павел Сергеевич Котов. Отчества у нас одинаковые, — издал он смешок. — Мы виделись несколько раз. На ежегодных совещаниях директоров в Москве, а последний раз во время КРОС* в Сочи. Но вы, наверное, не помните?

— Помню, — соврал Крамер.

Что там творилось в филиалах, его никогда не интересовало. Работа его департамента заключалась в разработке инвестиционных проектов, а как эти проекты внедряются в регионах — чужая забота. Так что этого Павла Сергеевича он не просто не помнил, он его вообще не знал. И с удовольствием не знал бы и дальше, но не получится. Им теперь вместе работать.

По возрасту этот Павел Сергеевич — ровесник Парфёнова, а с виду — добродушный дедушка.

— Вам у нас понравится, — пообещал он, провожая Крамера до стоянки, где их поджидала служебная машина.

Крамер в ответ лишь кисло улыбнулся и тактично промолчал.

— Мы вам номер сняли, пока с квартирой вопрос решается. В лучшей гостинице города.

По пути Котов ни на секунду не умолкал, умудряясь одновременно рассказывать про город, точно заправский гид, жаловаться на трудности в компании и сыпать вопросами.

Когда они подъехали к отелю «Саен», Крамер выдохнул с облегчением. Наконец-то станет тихо.

Павел Сергеевич заикнулся о совместном ужине, но Илья отказался наотрез. Даже на «как-нибудь в другой раз» его терпения не хватило. Просто он всегда не любил болтунов, а в дурном настроении, как сейчас, так прямо на дух не выносил.

А вот в отеле ему вдруг понравилось, несмотря на скептический настрой. Крамер ожидал какой-нибудь провинциальной безвкусицы, но тут всё было по высшему разряду, а уж он-то, изъездив полмира, в отелях знал толк. И вид из окна на вечерний город был просто потрясающий.

— Ну хоть что-то, — хмыкнул он.

Потом частично разобрал вещи, принял душ, почитал, пощёлкал пультом от плазменной панели и… заскучал. Подумалось: может, куда-нибудь сходить. Но только недалеко, чтобы не забрести куда не надо.

Ближайшее развлекательное заведение, как показывал дубльгис, находилось буквально через дорогу. Ночной клуб «Квин».

Клубы Крамер не очень жаловал, но искать на ночь глядя что-то другое, более подходящее, ещё и в незнакомом городе, не хотел. В конце концов он ведь не жаждал бездны удовольствия, ему всего лишь нужно было скоротать пустой вечер.

Клуб его тоже в первый момент приятно удивил. Здесь не было того, что ему так не нравилось в подобных заведениях — толкотни, пьяных или укуренных физиономий, грохота. Место казалось культурным и респектабельным. Он даже успел подумать, что всё не так плохо — уже второй приятный сюрприз за вечер. И если так пойдёт и дальше, ему тут вполне может понравиться.

Он занял высокий стул у барной стойки, заказал виски и огляделся.

В зале было темно, так что особо ничего не увидел — столики, силуэты. А вот шоу тут, конечно, на любителя. Точнее, любительниц.

На ярко-освещённой сцене танцевали три полуголых мужика. Крамер решил не портить себе приятное впечатление, отвернулся и больше по сторонам не смотрел.

Бармен налил ему ещё виски и вдруг спросил:

— А вы тут… отдыхаете или работаете?

Крамер не любил вот такие стихийные разговоры ни о чём с незнакомыми людьми. Но бармен спросил так, будто догадался, что он приезжий. Надо же, какой наблюдательный. Но всё равно вопрос странный — это ведь не курортный город. Разве сюда кто-нибудь приезжает, чтобы отдохнуть?

— Работать буду. С понедельника выхожу.

— А-а, ясно, — кивнул бармен, полируя салфеткой бокал. — А пока решили осмотреться?

— Типа того.

— Так вас уже взяли? Можно поздравить?

— Скорее, посочувствовать.

Бармен посмотрел на него с лёгким недоумением.

— Что так? Не хотите тут работать?

— Конечно, нет!

— А зачем же тогда согласились на эту работу?

— Меня не спрашивали. Велели и всё.

«Вот же прицепился!» — стал раздражаться Крамер. Теперь ясно, почему тут довольно пусто, а у бара так вообще никого. Наверняка отпугнул всех своей навязчивой болтовнёй.

— Хм… — отчего-то озадачился бармен. — Ну всё равно, согласитесь, такая работа — это не мешки таскать. Хотя клиенты, конечно, тоже попадаются разные. С какой-нибудь старой страхолюдиной, наверное, тяжело… иметь дело.

— Ерунда какая-то, — дёрнул плечом Крамер. — Клиент есть клиент. Какая разница, какая там внешность, пол, возраст, характер и что там ещё? Всё это к делу не имеет отношения. Главное, чтобы клиент платил, а ты делал свою работу хорошо.

Бармен несколько секунд молча на него таращился, потом пробормотал:

— Удивительная широта взглядов.

— Да почему же? — хотел возразить Крамер, но тут к нему кто-то подошёл со спины и ухватил под локоть. Так неожиданно, что он вздрогнул.

Это оказалась незнакомая пожилая женщина. Она, конечно, молодилась, оделась вон как ярко, но даже толстый слой макияжа и полумрак не могли скрыть её преклонный возраст.

Крамер очень удивился, увидев даму почтенных лет в подобном заведении. Но потом и вовсе оторопел, когда она игриво проворковала:

— О, какой мальчик! Конфетка!

Выпустив его локоть, дама положила узкую сухую ладошку поверх его руки, поводила пальчиком по фаланге.

— А какие у тебя сильные, красивые руки. Сразу такие фантазии…ууух…

Руку он в ужасе одёрнул. Какие фантазии?! Она же старше его матери!

Он перевёл выразительный взгляд на бармена, пытаясь разделить с ним шок: мол, совсем бабуля спятила. Но бармен был невозмутим. Смотрел на неё с вежливой улыбкой, ничем не выдавая даже малейшее удивление.

Сюр какой-то! Может, она местная чудачка, этакая городская сумасшедшая, какие бывают в каждом городе. Её все знают, все к ней привыкли, вот и не удивляются.

— Что-то ты нервный какой-то… но до чего хорош, — дама снова распустила руки и погладила его плечо.

Он сбросил её ладонь, холодно процедил:

— Благодарю.

Но старуха и не думала оставить его в покое.

«Всё, пора отчаливать, — подумал Крамер. — Только допью виски».

Но тут его атаковали с другой стороны. Тоже женщина. Он в раздражении обернулся, но она, на счастье, оказалась молодой и очень хорошенькой. Светлые волнистые волосы по плечам, огромные карие глаза, вздёрнутый носик и удивительно изящные руки с тонкими запястьями и длинными пальцами. Девушка забавно смущалась и ещё забавнее пыталась это смущение скрыть. Подумалось вдруг: с такой будет очень приятно провести вечер. Да и чокнутая старуха сразу отцепилась.

Возможно, если бы не Лена и её предательство, он бы свернул разговор и ушёл, как и собирался. Все эти случайные знакомства совсем не в его манере. Хотя… в этой незнакомке что-то его цепляло и, что уж, будоражило. Что именно — он не анализировал, однако уходить расхотелось…

__________________

*КРОС — ежегодная конференция операторов связи

29

Крамер гадал, сколько ей лет. Меньше тридцати — это точно. Двадцать шесть? Двадцать семь? Впрочем, какая разница. Главное, она была хорошенькой и милой. Пусть и с причудами. Приятная компания для одинокого вечера.

Вообще-то странности в людях Крамера всегда настораживали и даже отталкивали, но за ней почему-то наблюдать было забавно. Она так сильно отличалась от холёных столичных львиц из его недавнего окружения, у которых каждый жест отработан, каждое слово имеет подтекст. А тут… ну сама простота и непосредственность.

К тому же она отчего-то нервничала — отводила взгляд, прикусывала нижнюю губу с одной стороны, выстукивала пальчиками стаккато то по каменной столешнице барной стойки, то по стеклянной стенке пузатого бокала. Однако не отступалась.

Правда, что это было — Крамер не мог понять. Если это флирт, то какой-то отчаянный и немного неуклюжий. Или у неё манера такая? А может и вовсе просто попытка поболтать со скуки?

Оказалось, не просто.

Эта чудачка решила вдруг отбросить всякие условности и практически напросилась к нему в номер.

В первый момент Крамер от неожиданности даже растерялся. Да уж, подумал он, интересные тут нравы. То старушенция к нему клеится, то теперь вот девушка так откровенно предлагает себя. Это его ошарашило и разочаровало. Очень. Как если бы спелое румяное яблоко оказалось внутри гнилым и червивым. Распущенность в женщинах он на дух не переносил.

Лена вот никогда бы так себя не повела… всплыла непрошенная мысль, которую он тут же с раздражением отогнал и… принял предложение чудачки, словно назло Лене, ну и себе.

Правда потом, уже в номере, пока она плескалась в душе, пожалел, что привёл её сюда. Зачем? Что за глупый порыв? Никогда он не опускался до того, чтобы связываться с подобным сортом женщин. Вот сейчас она выйдет из душа, и он её выставит. Грубить не будет, просто деликатно сошлётся на какие-нибудь неожиданно возникшие дела. Вызовет ей такси и отправит восвояси.

Только вот полторы недели воздержания подтачивали твёрдость его намерений. Малодушно подумалось вдруг: может, всё-таки позволить себе хоть раз пойти против собственных правил? Она такая хорошенькая, пусть даже и распущенная. А как она соблазнительно прикусывала пухлую нижнюю губу. Этот жест, который в баре он принял за нервозность, теперь казался ему порочным, но таким обольстительным. В конце концов, ему на ней не жениться. Один раз можно.

Ну нет, тут же одёрнул себя Крамер. Он что, несдержанный юнец, которому от гормонов срывает голову? Нет. План прежний: он извинится, вызовет такси и до свидания.

Она очень долго торчала в душе, действовала на нервы и будоражила против воли воображение. Впрочем, с этим Крамер худо-бедно справлялся. А вот ждать он устал и заглянул в бар. И пока она не вышла, успел опустошить бокал и наполнил новый.

Однако всё пошло не по плану. Он хотел всего лишь приобнять её за плечи и проводить обратно в ванную, где она оставила свою одежду, а между делом сообщить, что ей надо уехать. Но она сначала озадачила его своим «целуй руки», а потом распахнула халат… и от решимости не осталось и следа.

Зря он всё-таки выпил. Хоть и немного, даже и не опьянел совсем, но уже размяк. Стоило только увидеть перед собой манящую и нежную девичью грудь с розовыми сосками, как пах мгновенно налился тяжестью.

К чёрту такси — последняя мысль, что пронеслась в затуманенном мозгу прежде, чем Илья впился в губы девушки.

***

Пусть он и уступил своей слабости, но зато секс был отменным. Давно такого не случалось, хоть она и вызывала у него самые противоречивые чувства. Не хотелось этого признавать, но девушка ему понравилась… как женщина.

И вроде ничего из ряда вон она не делала, но его просто уносило. Кажется, он ей даже всякие глупости шептал от переизбытка острых ощущений.

Под утро, совершенно выдохшийся и разомлевший, Крамер почти погрузился в сон. Но тут она завошкалась, засобиралась куда-то.

Илья хотел было сказать, чтобы не торопилась. Можно отдохнуть хорошенько, потом заказать завтрак или, скорее, обед в номер, а затем ещё раз повторить… или не раз. А потом можно будет погулять, например.

Но веки отяжелели, сон затягивал его как в омут, и он едва нашёл в себе силы приоткрыть глаза и что-то пробормотать на прощанье. Она всё суетилась, что-то говорила-говорила, помахала зачем-то деньгами…

А потом вдруг его точно током прошило. Деньги? Она оставила ему деньги за то, что он с ней спал? Это что же получается — кем она его считает? Сон мгновенно как рукой сняло. Будто на него воды ушат вылили. Нет, не воды — грязи. Так стало гадко…

Даже после того, как он выставил вон эту ненормальную, его ещё долго не отпускало. Он и сам не понимал, почему это настолько сильно его задело. Мало того, что весь день он негодовал, так и на следующее утро встал злой как чёрт.

Впрочем, он знал, куда эту злость направить. Ему поставили задачу привести дела в филиале в порядок? Так будет вам порядок. Держитесь, тунеядцы!

***

В офис Крамер приехал с боевым настроем, как на войну.

Местные дамы встречали новое лицо очень радушно, но это ничуть не убавило его воинственности. На восторженные взгляды и тёплые приветствия он отвечал сухим и холодным «здравствуйте». На кокетливые расспросы советовал заняться работой. И не прошло и часа, как он прослыл мизантропом.

Ну а в девять утра Крамер окончательно убил у своих коллег все надежды на свой счёт.

На это время он велел секретарше созвать совещание руководителей отделов и служб, находящихся в его подчинении.

В девять ноль-ноль к нему в кабинет один за другим гуськом вошли десять человек — семеро мужчин и три женщины. Мужчины поглядывали на него настороженно, а женщины — с любопытством.

Крамер представился, затем сверился с выпиской из штатного расписания. Должно быть одиннадцать.

— А где ещё один человек? — спросил строго.

Все переглянулись, но промолчали.

В этот момент в кабинет просочилась секретарша, торопливо процокала к его столу и положила ему под нос подготовленные по его просьбе бумаги.

— Лидия, вы всех оповестили о совещании?

— Да, Илья Сергеевич, всех, — заверила секретарша.

— Тогда кого здесь нет?

Девушка, краснея, ответила:

— Нет Ксении Андреевны, руководителя отдела обслуживания клиентов.

— Ей особое приглашение нужно?

— Её пока нет на месте, не пришла пока… — секретарша покраснела ещё ярче.

— Как это? Больше часа прошло с начала рабочего дня, а руководитель отдела до сих пор не явился на работу?

— Может, она приболела? — пропищала девушка.

— А разве не положено заранее ставить в известность в таких случаях?

Девушка вжала голову в плечи так, будто в том её вина.

— Выясните этот вопрос, Лидия. У вас ведь наверняка есть её сотовый.

Секретарша кивнула и скрылась.

Крамер оглядел притихших коллег и начал речь совсем не с того, с чего планировал. То есть он и без того не собирался быть милым, но вот такое наглое нарушение распорядка его просто взвинтило до крайности. Он даже не смог усидеть в кресле — поднялся, вышел из-за стола и принялся расхаживать взад-вперёд по кабинету, жёстко чеканя на ходу:

— Это просто возмутительная расхлябанность. Что уж говорить о невыполнении планов продаж, о просроченной дебиторке и прочем, если даже дисциплина ни к чёрту. Надо понимать, что вы сюда приходите не развлекаться, а работать. А значит, в восемь ноль-ноль вы должны уже приступить к выполнению своих обязанностей. Есть регламент, есть трудовой договор, наконец. И подобная фривольность — когда хочу, тогда приду — недопустима. Тем более среди руководителей.

Никто из присутствующих на него даже не смотрел, все сидели, опустив головы.

— Я так понимаю, — продолжал Крамер, — прежде никто не отслеживал время прихода сотрудников? С этого дня я озадачу кадровиков, чтобы пропускная система тут работала как положено, и лично проконтролирую. Опоздания, прогулы, уходы раньше времени, задержки после обеденного перерыва — всё это грубые нарушения дисциплины, за которые последуют взыскания. Сначала — штраф, затем — выговор, ну и вплоть до увольнения. Вам ясно? Прошу донести эту мысль и до ваших подчинённых. Это касается абсолютно всех.

Он и прежде не переносил такого халатного отношения, но в свете того, что ему понарассказывала кадровичка, завёлся ещё больше. Подумал даже: уж не та ли это особа, которая выбилась в начальнички через постель бывшего коммерческого? И из-за которой этот самый коммерческий с позором уволился?

Если так, то этой особе совсем скоро придётся поискать себе другую работу.

Затем Крамер перешёл к наболевшему: к хроническому невыполнению планов продаж, к растущей дебиторской задолженности, к ничтожному росту клиентской базы. И подведя итог своей обличительной речи, он сообщил, что в скором времени проведёт аттестацию каждого руководителя отдела и попросту отсеет всех, кто не дотягивает, заменит их более достойными.

Про себя он подумал, что отсеять придётся добрую половину, если не большинство. Но так оно и бывает: каждая новая метла расставляет везде своих людей.*

В этот момент кто-то снова сунулся в кабинет и за спиной послышалось робкое «извините». Он раздражённо обернулся и остолбенел. Какого чёрта?

Что здесь делает вчерашняя чокнутая извращенка?!

Сотни разных нелепых предположений пронеслись в голове за несколько секунд, в течение которых его буквально парализовал шок. Откуда она взялась? Как она его нашла? Следила? Зачем? Что ей нужно? Почему её вообще сюда пропустили?

— Что ты… вы здесь делаете? — немного разморозившись, произнёс он. И против воли уставился на её грудь, обтянутую тонкой тканью блузки, влажной и полупрозрачной.

Однако заставил себя оторвать взгляд.

Нет, она за ним не следила. И судя по тому, как она и сама неподвижно замерла в дверях, округлив глаза и открыв рот, тоже не ожидала его тут увидеть. Тогда зачем она здесь? Да ещё и в таком провокационном виде?

Она сморгнула, потом, запинаясь, сказала:

— Я… я… на совещание.

— В самом деле? На совещание? Но… — и тут он понял. — Так вы у нас Ксения… как? Андреевна? Руководитель отдела обслуживания клиентов?

Она кивнула, рдея так, что ему даже стало немного тревожно — не случится ли у неё сейчас апоплексический удар?

Впрочем, ему и самому внезапно сделалось неловко и жарко, даже душно.

Крамер отвёл от неё взгляд и кивком указал на свободный стул. Сам тоже уселся на своё место. Там где-то на столе лежал краткий план совещания, просто наброски — вчера вечером готовил примерную речь на всякий случай. Обычно он свободно выступал экспромтом, и сегодня, в общем-то, тоже. До её появления. А теперь сбился и никак не мог поймать мысль, на чём закончил, что говорить дальше…

К счастью, быстро нашёл нужный листок, сухо зачитал основные тезисы, ни на кого не глядя, и отпустил всех на волю осмысливать услышанное.

И её тоже отпустил. С ней он обязательно потолкует, ещё как потолкует, но позже, вечерком. Вызовет к себе в конце рабочего дня, когда окончательно оправится от потрясения и хорошенько обдумает всю эту ситуацию.

Однако пазл сложился — теперь он даже не сомневался, что именно о ней шла речь. Именно она нерадивая, безответственная, готовая ублажать мужчину ради должности и премий. Ах да, ещё и ненасытная. Всё сходилось.

Но стало вдруг как-то противно, что ли, и досадно. И как она такая могла ему понравиться сначала? Он не знал. Но зато знал одно — работать она здесь не будет.

30

Я не помню, как высидела это совещание. Не помню, о чём Крамер говорил. Не помню, как потом покинула кабинет коммерческого. Наверное, на автопилоте следуя за всеми. Всё это время я находилась в прострации. Очнулась уже в коридоре, этажом ниже, у дверей уборной. Ноги сами принесли меня куда надо.

На счастье, в уборной никого не было. Вцепившись обеими руками в умывальник, я посмотрела в зеркало и испугалась. Лицо моё было неестественно красным, даже багровым. Будто вся кровь, что есть во мне, прихлынула к щекам, ушам и шее. В висках колотился пульс, и сердце прыгало в груди как припадочное.

Я приложила ладони к щекам — горячие. Открыла холодную воду на весь напор и пригоршнями стала плескать на пылающую кожу, пытаясь её хоть немного остудить.

О, Боже! Боже! Это какой-то немыслимый кошмар! То ночное недоразумение и есть Крамер?!

Но как такое могло произойти?! Как мог он оказаться новым коммерческим директором? Каким ветром его занесло в клуб для дамских утех? Да ещё именно в тот день и час, когда там была я?

Я аж застонала вслух, когда вспомнила, как сама к нему подкатила, как навязалась и, можно сказать, затащила в постель.

Одно то, что я вела себя с ним так бесстыдно и развратно, уже повод умереть на месте. Так я ему ещё и деньги эти дурацкие сунула.

Когда я не знала, кто он, и свято верила, что больше никогда его не увижу, меня и то тошнило от стыда. А теперь… слов нет. Это просто катастрофа. Не знаю, как я ещё высидела сегодняшнее совещание и не задохнулась от позора.

Зачем? Господи, зачем я послушалась Лёлищу? Зачем потащилась в этот проклятый клуб, чтоб он сгорел…

И что теперь делать? Я же не смогу в глаза ему смотреть. Я в свои-то не могу смотреть. Поморщившись, я отвела взгляд от зеркала.

Всё-таки надо выходить. Не торчать же до вечера в уборной.

Когда я осторожно спустилась в свой отдел, девочки меня засыпали вопросами: что было на совещании? Какой он — этот новый коммерческий? Правда ли, что он так грозен, как все говорят? А то по виду не скажешь.

Отмахнувшись от их расспросов, я пробурчала что-то невнятное и скрылась в своей каморке.

Боже, как работать-то, если всю трясёт? Если думать ни о чём не получается, кроме как про Крамера?

И ведь никуда от него не спрячешься… Правда, думаю, он и сам не горит желанием меня лишний раз видеть.

До обеда я нервничала, места себе не находила. Не могла ни на чём сосредоточиться. Читала почту и сию секунду забывала, что прочла. Попросила девочек пока не переводить на меня звонки «трудных» клиентов, как они обычно делают. И вообще меня не трогать ближайшие два-три часа. Соврала, что зуб болит. Сама раз триста набрала Лёльку, но, правда, тут же сбрасывала. Меня, конечно, распирало, но лучше я ей выскажу всё лично.

Так и просидела в своём кабинетике до самого обеда, как в окопе. Обед тоже пропустила. В таком состоянии у меня кусок поперёк горла встанет. Да и вдруг снова Крамера встречу? Лучше не рисковать.

Умом я понимала, что это глупо — скрываться от него. Глупо и бессмысленно. Но себя не переборешь.

Уволюсь, решила я в конце концов, измучив себя душевными терзаниями. Прямо завтра с утра напишу заявление по собственному, две недели отработки как-нибудь перекантуюсь, а нет — так уйду на больничный.

Жаль, конечно, покидать обжитое место. Даже эту каморку мою жаль, я к ней так привыкла. И с девочками грустно расставаться, и Павел Сергеевич у нас душка. И я так не люблю резкие перемены!

Но я ведь иначе не смогу, я же себя знаю. Буду постоянно только об этом думать, накручивать, пока не дойду до ручки. А дойду быстро — у меня же невроз. И работа пойдёт побоку.

К тому же теперь, с появлением Крамера, мне больше ничего не светит, никакого роста. А где-то, возможно, будут перспективы. Не то чтобы я была зациклена на одной карьере, но чем больше минусов, тем легче уйти.

К тому же не придётся больше видеть Славика и Эллочку. Шесть лет назад я уже хотела из-за них уволиться, но тогда меня отговорила Алла Аркадьевна. Сейчас встречать обоих просто неприятно, но если их больше никогда не увижу — буду только счастлива.

После полудня девочки меня всё же растормошили. Точнее, сердитый клиент, который пришёл поскандалить. А они, не сладив с ним, призвали, как обычно, меня.

В таких случаях главное — дать человеку выговориться, оставаясь при этом спокойной и доброжелательной, даже если хочется послать скандалиста куда подальше. Потому что если он не выльет всё, что в нём бурлит, то конструктивного диалога не получится. И хуже того, он пойдёт искать, кому ещё вывалить своё возмущение. Например, вышестоящему начальству.

Так что я нацепила дежурную улыбку и приготовилась переждать поток негатива. Обычно это правило работало без осечек. Но не в этот раз. Сегодняшний недовольный клиент, наоборот, чем больше говорил, тем сильнее заводился.

— Каждый месяц я плачу за телефон ровно двести рублей. А в этом месяце пришёл счёт на двести двадцать рублей! То есть вы подняли цены, не уведомив меня! — клокотал хорошо одетый мужчина лет сорока пяти, суя мне в лицо счёт на оплату.

Потерпев до паузы, я аккуратно пояснила, что у нас договор оферты, а это значит, что информацию о повышении тарифов мы публикуем на сайте и в печатных изданиях.

— Что мне ваш сайт? Я туда не захожу! Уведомлять надо каждого лично!

— К сожалению, у нас нет такой возможности.

— Что вы говорите? Как деньги брать с каждого — так это вы быстренько, а как предупреждать, то сразу нет возможности? Мошенники! Сволочи! Паразиты! — кипятился мужчина.

— Успокойтесь, прошу вас. Поймите, пожалуйста, таковы правила.

— Имел я вас и ваши правила!

Мужчина яростно смял счёт в кулаке и швырнул в меня. Бумажный шарик угодил мне прямо в лоб. Я от неожиданности охнула и отшатнулась. Все вокруг притихли.

Клиент всегда прав, напомнила я себе непреложное правило, подавляя приступ гнева. Затем как можно невозмутимее, произнесла:

— Извините, но мы не сможем продолжать диалог в таком духе.

— Вы ещё попомните у меня! — он нацелил в меня палец, как пушку. — Я это так не оставлю. Я в Роскомнадзор пойду. Вы у меня все ещё попляшете!

С этими словами он стремительно вышел, хлопнув дверью. Мне стало неловко перед девочками и другими клиентами, которые с любопытством и ужасом наблюдали за этой сценой.

Я вернулась к себе. После его ухода остался неприятный осадок. Зато этот скандалист меня отвлёк, взбодрил и ещё больше облегчил решение уволиться.

За полчаса до конца рабочего дня секретарша Лидочка позвонила мне на внутренний и оглушила:

— Ксения Андреевна, вас вызывает к себе Илья Сергеевич.

Она, наверное, поняла моё гробовое молчание неверно и поспешила напомнить, кто это:

— Наш новый коммерческий директор.

— Сейчас поднимусь, — глухо ответила я и положила трубку. Приплыли…

Боже, что ему нужно? Разве воспитанные люди в таких случаях не должны сделать вид, что ничего не было? Это ведь просто досадное недоразумение. Мне и так безумно стыдно. Зачем же ещё копаться в этом?

Но делать нечего — пошла.

Что он мне скажет? А мне ему что говорить? Наверное, стоит извиниться за то, что приняла его за жиголо. Да, обязательно извинюсь. Как ни крути, я его всё-таки оскорбила, хоть и невольно.

Лидочка встретила меня сочувствующим взглядом.

Я остановилась перед дверью с позолоченной табличкой: Крамер И.С. коммерческий директор. А утром её ещё не было…

Постучавшись, я открыла дверь и переступила порог, чувствуя, как дрожат поджилки и к лицу опять приливает жар.

Я еле заставила себя поднять на него глаза и напоролась на его недовольный взгляд. Попыталась улыбнуться, прежде чем просить прощения. Но он почему-то помрачнел ещё больше, посмотрел на меня почти с ненавистью.

Извиниться я не успела. Едва присела на краешек стула, как он ледяным тоном произнёс:

— Ксения Андреевна, я считаю, что вы нам не подходите.

Вот такого заявления я никак не ожидала. У меня аж дар речи на несколько секунд пропал.

— Я уверен, вы сумеете найти применение вашим… способностям где-нибудь ещё. Но в моей команде вам не место.

— Я не поняла, вы что же, уволить меня хотите? — хлопая глазами, вымолвила я наконец.

— Я предлагаю вам написать заявление по собственному желанию.

— С какой стати я должна писать заявление? — возмутилась я. — За что вы так со мной? Вы боитесь, что я кому-то расскажу про…

— Так! — пресёк он меня. — Я уже пояснил вам, что собираюсь создать команду из тех, кто действительно умеет работать. А ваши… хм… умения здесь больше не понадобятся.

— Да что вы знаете про мои умения?!

— Ну кое-что знаю, — откинулся он на спинку кресла, руки скрестил на груди и смерил таким взглядом, словно презирает меня.

— Вот вы подлец! — вспыхнула я и поднялась, чтобы тоже на него посмотреть сверху вниз. — Какое право вы имеете меня увольнять, да ещё по такой причине? Извините, но я вас не насиловала. Не особо вы упирались.

Может, стоило притормозить, вспомнить ещё одно непреложное офисное правило «босс всегда прав», но меня уже понесло:

— Ну подумаешь, приняла вас за хастлера. Вы же сами заявились в клуб, где одни жиголо. Откуда я знала, что вы пришли просто посмотреть? Так к чему изображать оскорблённое достоинство? И можете не переживать, от меня об этом никто не узнает.

— В какой клуб? — переспросил он.

— В клуб, где дамы покупают мужчин. На ночь. Если вам так понятнее, — сказала и сама тут же зарделась. Как же цинично прозвучали мои слова! Самой стыдно стало.

Теперь он смотрел на меня почти с ужасом. Наверное, думает, что я туда хожу регулярно, как в магазин.

— Вы не имеете права меня увольнять, — густо краснея, всё же продолжила я. — Это незаконно. А если уволите — я подам в суд и выиграю.

С минуту он буравил меня кипящим взглядом, но потом с неожиданным спокойствием произнёс:

— Я предложил вам написать по собственному, чтобы вы могли сохранить лицо и без проблем найти другую работу. Но раз вы так заговорили, что ж… будем действовать по закону. Одно нарушение уже имеется. Так что завтра утром жду от вас объяснительную по поводу вашего опоздания.

31

Спорить с ним бесполезно, поняла я. Сейчас Крамер даже не услышит никакие доводы рассудка. Хоть он и тысячу раз неправ, всё равно будет гнуть своё.

Я попыталась показать взглядом всё, что о нём думаю, и, не говоря больше ни слова, гордо вышла из кабинета.

Гордости моей хватило ещё на пять минут — пока спускалась в свою каморку. А там, заперев за собой дверь, сразу же раскисла. Даже немного всплакнула от обиды.

Вот за что он так со мной? Неужели его так сильно зацепила моя оплошность? Ну это же ерунда! Какое-то глупое мальчишество! Работа есть работа и примешивать к делам личное — верх непрофессионализма. Ах, чёрт надо было вот эту фразу всё-таки ему сказать…

И что теперь получается? Он будет всё время так цепляться, придираться и выискивать любые причины, чтобы меня выжить?

Я же не вытерплю такого отношения. Это я только на словах храбрилась, а сама-то знаю, что тягаться с ним — только нервы себе трепать. Силы и возможности у нас неравны.

Может, пойти к директору и рассказать Павлу Сергеевичу, что Крамер меня притесняет? Да нет. Он ведь спросит о причинах? И что тут скажешь? Я скорее умру, чем позволю такой правде просочиться. Да и просто ябедничать как-то недостойно.

Повздыхав, я решила, что всё же лучшая стратегия в моём случае — это показать ему, как он неправ. Буду просто работать в обычном режиме. И больше не дам ему ни единого повода придраться.

Уходя с работы, я снова встретила Крамера. Он стоял на крыльце с Павлом Сергеевичем.

— Значит, вы сейчас в автосалон? — спросил директор.

— Да, совершенно не переношу общественный транспорт, а с такси могут быть накладки.

— Так вам, Илья Сергеевич, по должности положен служебный автомобиль с водителем.

— Да я привык сам…

Тут оба оглянулись на шум, увидели меня. Крамер тотчас осёкся и сразу помрачнел. Я хоть и не смотрела на него, но чувствовала, что он буквально придавил меня взглядом. А я сделала вид, что в упор его не замечаю, улыбнулась на прощанье только директору и припустила на остановку.

Надо же, какой чистоплюй! В общественном транспорте ездить он, видите ли, не может. Тоже мне — барин. А я вот могу и езжу…

***

Только дома я вспомнила, что вообще-то сама хотела уволиться. И как же так получилось, что решила не только остаться, но ещё и повоевать за своё место? Что на меня нашло? Сказала бы сразу, что не очень-то и хотелось в его команду и вообще сама планировала уйти. А теперь пойти на попятную стыдно. Вроде как сдамся, признаю собственную беспомощность…

А всё Лёлька! Если бы не она со своей неуёмной инициативой и дикими идеями, я бы тихонько работала себе и ни о чём не переживала.

А спустя четверть часа Лёлька, ничего не подозревая, сама ко мне заскочила после работы. Затарахтела с порога:

— Такой дурдом был у нас сегодня! У моей шефини точно крыша едет! А ты чего сто раз звонила и сбрасывала?

— О! На ловца и зверь… Тебя-то я и жду. Это у вас, говоришь, дурдом? Помнишь, того красавчика из «Квин», ну с которым я… была.

— А-а, — хохотнула Лёлька, — тот командировочный, которому ты денежку сунула, и он обиделся?

— Да, тот самый. Так вот он — наш новый коммерческий директор!

Лёлька застыла на долгое мгновение с открытым ртом. Потом решила, что я шучу, не поверила, что так бывает. Правда потом, когда я стала на неё ругаться, — поверила.

— Ты своими дурацкими советами жизнь мне сломала, — выговорившись, я обессиленно опустилась на табуретку. — Он меня теперь вознамерился уволить. Велел утром объяснительную принести. Я опоздала нечаянно…

— Да погоди ты отчаиваться, что-нибудь придумаем!

— Лёля! Даже не начинай. От твоего «что-нибудь придумаем» всё только хуже становится.

Она бормотала слова утешения, заверяла, что этот чёртов пижон просто отомстить решил за поруганную честь, но потом ещё одумается, а нет — так пожалеет.

— Что ты ему в объяснительной напишешь?

— Правду, что ещё? Уснула в автобусе, проехала остановку…

— А давай я напишу? — предложила она. — А что? Давай поугараем? Как, говоришь, его зовут?

Мы пили на кухне чай с кексами и вместе сочиняли объяснительную. Не всерьёз, просто смеха ради, чтобы развеяться.

Лёлька старательно выводила: в моём опоздании виноваты вы, Илья Сергеевич. Я всю ночь накануне не спала, терзалась бессонницей, вспоминала, как мы страстно любили друг друга. Ваши руки лишили меня покоя навсегда, ваши губы свели меня с ума, а ваш язык…

Ну и всё в таком духе. Очень эротическое послание у неё получилось, целая ода его рукам, губам и другим органам.

— Ты представляешь, какое у него сделается лицо? — хохотала Лёлька.

— О, да!

Я тоже перестала терзаться и теперь давилась смехом над каждым её словом. Правда потом, когда Лёлька ушла, стало снова грустно.

Я села и написала объяснительную, какую положено: проспала, опоздала, каюсь…

***

Утром Крамер на заставил себя ждать. В восемь ноль-ноль попросил Лидочку вызвать меня к себе. Может, надеялся, что я снова опоздаю?

Я схватила из папки листок с объяснительной и поспешила в приёмную.

Крамер встретил меня хмурым взглядом.

— Не передумали? — спросил, наверняка имея в виду увольнение.

— Нет, а вы?

Он мне не ответил. Только посмотрел сурово. А я не дрогнула. Голову подняла и взглянула свысока. Пусть знает, что я перед ним трепетать и заискивать не собираюсь. Молча сунула ему бумажку.

Крамер взял мою объяснительную, рассеянно мазнул взглядом, даже читать не стал. Ну и зачем тогда с утра пораньше с меня её затребовал?

— Это подошьём к делу, — он положил листок в лоток сверху. — Подготовьте мне до обеда два отчёта за минувший квартал по физикам*. По заключённым договорам и по обработанным претензиям.

Я еле сдержала усмешку. Если он рассчитывает подловить меня на отчётах, то его ждёт глубокое разочарование. Уж тут у меня всё как в аптеке.

Я спустилась в свой отдел, обсудила текущие вопросы с девочками и вернулась к себе. Сейчас выкачу ему всю отчётность, пусть наслаждается.

Ко мне постучалась Тамара.

— Ксения Андреевна, я вам вчера вечером положила несколько писем на подпись…

— Ах да, вот они.

Я открыла свою рабочую папочку и… похолодела.

Помимо Тамариных писем, аккуратно сложенных в мультифору, там лежала и моя объяснительная. Как?! Как такое возможно? Я же полчаса назад отнесла её Крамеру.

Тамара забрала свои письма и ушла. А я ещё с минуту стояла в оцепенении, таращась на свои каракули.

Боже мой! Я что, ему Лёлькино сочинение отнесла?! Нет, нет, нет, только не это!

Однако беспощадная логика говорила, что именно его. Больше нечего.

Но как? Разве я его брала с собой? Оно же дома осталось… Может, разве что, на автомате прихватила… А потом так торопилась в приёмную, что взяла его, не читая…

Дура! Какая же я невозможная дура! Никогда я не была такой несобранной, невнимательной, рассеянной. И ведь не пили же вчера…Что со мной творится? Ранняя деменция?

Мне резко подурнело, даже стены качнулись, и мне пришлось вцепиться в столешницу. Вдох-выдох. Кажется, стою, не падаю.

Но что ж делать? А делать что-то надо! И срочно! Там ведь такое… Не дай бог он прочтёт!

Может, зайти и прямо ему сказать, мол, простите-извините, перепутала, случайно принесла вам личное письмо. Ну и поменять.

Я схватила свою злосчастную объяснительную и снова помчалась в приёмную.

— Я к Илье Сергеевичу по срочному делу, — бросила я Лидочке на лету, подбегая к его кабинету.

— А его нет, — остановила меня Лидочка.

— Как нет? А где он? Когда будет?

— Вы с ним разминулись, он буквально минут пять назад ушёл. Поехал на встречу.

— Ну я тогда положу ему на стол… вот… — я потрясла своей бумажкой. — Он сам велел. Говорил, надо срочно.

— Оставьте мне. Я передам. Ну или наберу вас, когда Илья Сергеевич вернётся.

Я, тотчас сникнув, кивнула и поплелась назад. Не воевать же с Лидочкой. Но тут у неё тренькнул внутренний.

— Да, да, Вера Николаевна, сейчас занесу, — услышала я за спиной.

Лидочка подскочила со своего места и с кипой бумаг наперевес процокола мимо меня к главбуху. Отчаянная мысль пронеслась за долю секунды: пока Лидочка спустится этажом ниже к главному бухгалтеру, пока перебросится с ней парой слов, пока поднимется обратно в приёмную, я успею быстренько заскочить к Крамеру и поменять объяснительные.

В следующее мгновение я уже стояла у его стола. Лёлькино сочинение лежало в лотке сверху, как он его и оставил полчаса назад.

Я молниеносно подменила листки, но в ту же секунду моё бедное сердце оборвалось — в приёмной послышался голос Крамера…

__________________________________________

* физики — клиенты-физические (частные) лица.

32

Я молниеносно подменила листки, но в ту же секунду моё бедное сердце оборвалось — в приёмной послышался голос Крамера…

Он вроде как разговаривал с кем-то по телефону и неумолимо приближался к двери.

Я в панике заозиралась по сторонам, рванула вправо-влево. Куда прятаться? Шкаф для верхней одежды далеко, в другом конце кабинета, не успею до него добежать.

Был порыв нырнуть под стол, но я с трудом себя удержала на месте. От двери он вполне мог заметить меня там. И это был бы непереносимый позор. Я перестала бестолково метаться и застыла на месте, с ужасом понимая, что мне конец. Мне и так, и этак, конец, но под столом конец гораздо постыднее.

Потом поняла, что до сих пор сжимаю в руке Лёлькино послание, быстро скомкала его, а комок сунула за пояс юбки.

В напряжении я уставилась на дверь и, затаив дыхание, приготовилась к худшему. Сердце бешено колотилось у самого горла.

Крамер, как назло, не спешил войти, оттягивая, наверное, самый жуткий момент в моей жизни. Взялся за ручку снаружи, медленно потянул вниз, приоткрыл дверь. И я услышала отчётливо:

— Да, скоро уже буду. Выезжаю через минуту.

Дверь приотворилась ещё шире, но тут в приёмной появился ещё один голос — Лидочкин.

— О, Илья Сергеевич, вы уже тут? Так быстро вернулись? Вас тут спрашивали…

— Потом, всё потом, Лидия… Меня нет. Я буквально на секунду, просто забыл кое-что.

Наконец дверь распахнулась полностью. Мне отчаянно захотелось зажмуриться, как в детстве перед прыжком с мостка в холодную воду.

Сейчас он войдёт, увидит меня, убьёт взглядом, потом растопчет словами, ну а потом уволит. И вот тут я с ним даже поспорить не смогу. Проникла тайком в его кабинет? Проникла. Рылась в его бумагах? Рылась. Боже, какой бездарный конец…

Он вошёл в кабинет, сделал несколько шагов к столу и только тут заметил меня. Вздрогнул, остановился, нахмурился, помрачнел.

— Вы что здесь делаете? — спросил грозно.

Ну вот и всё, Ксения Андреевна. Финита ля комедия…

— Я к вам… — залепетала я, умирая от стыда. — Ну… по поводу объяснительной… зашла, а вас нет на месте…

Он придавил меня взглядом, тёмным, тяжёлым, не сулящим ничего хорошего. И таким же тоном произнёс.

— Ах, по поводу объяснительной? Ну я слушаю.

Он прошёл к столу. Взял из лотка верхний листок, пробежал глазами, ещё сильнее нахмурился.

Боже, что ему сказать?

— Я… там немного не дописала.

— В самом деле? — он взметнул брови. Потом положил листок на стол, развернув его ко мне. — Ну, дописывайте.

Зачем я это сказала, идиотка? Не могла придумать что-нибудь другое? Тем не менее пути назад не было.

— А ручку можно?

Он протянул мне золотой Паркер. Пижон!

Я склонилась над столом, чувствуя, что он неотрывно следит за мной. Рука у меня от волнения ходила ходуном. И что тут ещё писать? И зачем ему это представление? Унизить меня перед тем, как уволить?

— Ну? — поторопил меня он, а в его коротеньком «ну» я отчётливо различила насмешку. Ясно же, что он всё понял. Понял и издевается.

Сглотнув, я аккуратно вывела единственное, что пришло на ум: Обещаю больше так не поступать.

Протянула ему злосчастный листок, ожидая от него что-нибудь в духе: а теперь марш в кадры писать заявление.

Но он, взглянув, на мою приписочку, только хмыкнул. Потом снова смерил меня долгим взглядом. Что странно — вовсе не гневным, а как будто изучающим. Но я всё равно залилась краской и потупила взор.

— Ладно, идите. И не забудьте про отчёты.

Я вскинула голову. Он меня не увольняет? Похоже, что нет. И даже не ругается! Неужели пронесло?

Я, не веря своему счастью, пулей вылетела из его кабинета, пока он не передумал. Но в приёмной наткнулась на ошарашенный взгляд Лидочки. Затем она прищурилась и посмотрела уже не то с подозрением, не то с укоризной. Неловко перед ней стало, но я сделала невозмутимый вид и покинула приёмную.

33

До обеда времени осмысливать эту ситуацию уже не было. В конце месяца всегда большой наплыв клиентов. А тут ещё и майские праздники на носу. Так что сегодня в нашем отделе был просто аншлаг. Мои девочки бедные разрывались между посетителями и надрывающимися телефонами. Со всех сторон раздавались эти требовательные звонки, гудели принтеры, толпились люди. Прямо пасека в разгар лета.

Меня тоже дёргали беспрестанно. То у одного претензии, то у другого сложные вопросы, то третьему надо переподписать допсоглашение. Так я и бегала от стола к столу — подписывала бумаги, разъясняла, улаживала назревающие конфликты.

Лишь за четверть часа до обеда вспомнила про отчёты. Я вернулась в свою каморку, быстро выгрузила данные и переслала таблицы Крамеру.

Потом, выдохнув, откинулась на спинку кресла и позволила себе вспомнить утреннее приключение.

Кошмар, конечно. Такой я стресс пережила, нет слов. А вот Крамер всё же не такой гад, как я думала. Ну, противный, конечно, недобрый такой и слишком уж взъелся на меня. Из-за простой оплошности раздул трагедию вселенского масштаба. А тут даже не упрекнул, хотя мог бы уволить — обещал же. Может, передумал?

С этими мыслями я отправилась в буфет. После обеда предстояла новая волна клиентов, так что стоило подкрепиться.

Чем наш буфет хорош, помимо того, что находится он прямо в здании, — так это вкусной кухней. Готовят там, может, и не слишком разнообразно, но по-домашнему. Если котлета, то это котлета из мяса, а не из хлеба. Если суп, то густой и наваристый, а не пресная жижа. Если выпечка, то наисвежайшая. Поэтому весь наш коллектив в обеденный перерыв заполоняет тесный зальчик буфета до отказа.

Да, вот это, пожалуй, самый большой минус. Помещение маленькое, все толкутся, иногда даже свободный столик приходится ждать, но ради местных булочек со сливочным кремом и прочей вкуснятины все готовы терпеть такие неудобства. Только высшее руководство сюда не заглядывает. А так, даже Эллочка обедает здесь с тех пор, как бывший коммерческий уволился. Хоть и вечно ноет по поводу самообслуживания.

В этот раз я взяла лагман, овощной салат и свой любимый томатный сок. Поискала в сутолоке свободное место и присела за столик к менеджерам по продажам. Те поначалу неуютно молчали — видимо, я прервала обмен сплетнями. Но постепенно снова разговорились.

— А видели новую тачку Крамера? — спросил Антон Толстолобов. — Сегодня на ней приехал. Бэха семёрка. Чёрная. Новьё. Шикарная…

— Представляю, какая у него зарплата, — вздохнул его коллега.

— Мда, с нашими не сравнить.

— Он уже и место на парковке застолбил, — продолжал завидовать Антон. — Правда, в дальнем конце. Рядом с моей…

Тут мне на ум пришло: может, поэтому Крамер сегодня смилостивился? Ну а что? Новый автомобиль для них, мужчин, всегда радость… А радостный человек — он добрый.

В таком случае я искренне рада, что он купил себе… что там сказали? Бэху? Вот.

***

После обеда снова началась дикая запарка. Поток клиентов, казалось, стал вдвое больше по сравнению с утром. И в разгаре этой вакханалии сквозь беспрерывную череду звонков пробилась Лидочка. Крамер опять вызывал меня к себе.

Мне сразу же, инстинктивно, поплохело, хотя вроде больше никаких проколов с моей стороны не было. Отчёты верные, это точно. Что ещё не так? Хотя, может, ему просто что-то непонятно в моих таблицах, и он всего лишь попросит разъяснить?

Я поднялась в приёмную. Лидочка до сих пор на меня предосудительно косилась за утренний инцидент.

Когда я вошла в кабинет Крамера, то увидела, что у него уже кто-то есть. Сидит напротив его стола. Из-за высокой спинки стула я не могла разглядеть, кто это. Но на душе сразу стало как-то муторно и тягостно. Да и Крамер вновь сверлил меня суровым взглядом, будто я в чём-то виновата.

— Вызывали? — поинтересовалась я, подходя ближе.

И тут его гость обернулся… Вчерашний скандальный мужик! Тот, что пульнул в меня счётом и грозился жаловаться. Видимо, уже.

— Ксения Андреевна, — хмуро произнёс Крамер и протянул мне какой-то листок, — ознакомьтесь.

Этот чёртов скандалист действительно накатал на меня жалобу. В таких красках расписал, как его, бедного, облапошили, а потом ещё и обхамили, когда он пришёл к нам с этой проблемой. Про своё выступление он, разумеется, не упомянул.

— Как-то прокомментируете? — строго спросил Крамер.

Я пожала плечами.

— Я уже вчера всё объяснила товарищу, мне добавить нечего. Не мной эти законы придуманы. А насчёт хамства — это неправда.

— Конечно! — сразу взвился скандалист. — Вы меня ещё лгуном обзовите. Хамили, хамили. Ещё как хамили, иначе я бы тут не сидел.

Этот негодяй стал пересказывать Крамеру вчерашнюю сцену, но всё так извернул, что в его рассказе я предстала какой-то хабалкой. Несколько раз я пыталась вставить слово в свою защиту, но Крамер меня тотчас затыкал.

— Не перебивайте. Дайте человеку сказать.

А когда скандалист наконец выговорился, Крамер просто убил меня.

Мало того, что отчитал как какую-то двоечницу: клиент всегда прав, надо было искать компромиссы, варианты, надо было сделать так, чтобы он остался доволен, а если у меня не получилось, значит, я не справляюсь, зря занимаю должность и всё в таком духе. Так ещё и после этой словесной порки заявил:

— Извинитесь перед господином Якимчуком.

— Что?! — задохнулась я от негодования. — Но я не…

— Ксения Андреевна, — резко оборвал меня Крамер. — Или вы сейчас же принесёте ему свои извинения, или составляем акт. И сами знаете, что будет потом.

Как же я его в этот момент возненавидела! Всей душой. Я бы даже не удивилась, если бы он от моего взгляда сейчас задымился. Но увы…

Да, я поняла его намёк. Объяснительная, потом этот акт, затем ещё одно любое нарушение и всё. Крамер будет вправе меня уволить, чего он и добивается.

Я повернулась к скандалисту. Тот уже не выглядел таким самодовольным, скорее, слегка озадаченным. Похоже, на него отповедь Крамера тоже произвела впечатление.

— Извините, пожалуйста. — Получилось слишком уж елейно и язвительно, но как уж умею.

Опять я покидала его кабинет стремительно, только на этот раз меня колотило от обиды. Это нормально так — не разобраться, обругать, унизить? Ненавижу его! Пижон! Самодур! Сволочь!

34

Крамер всё никак не мог до конца преодолеть джетлаг. Вечером и ближе к ночи его переполняла энергия, с трудом засыпал лишь под утро и потом еле вставал. На работе до утра держался на одном кофеине и только к обеду более-менее расхаживался.

Но в это утро его взбодрило совсем другое…

И всё эта Ксения Андреевна… Правда в мыслях Крамер её называл просто Ксения, а иногда и Ксюша, но только потому что ему нравилось это имя. Иначе бы не стал, уверял он сам себя.

И вообще с ней было всё так сложно.

Вот говорят про когнитивный диссонанс, у него же был диссонанс душевный.

Сначала он на неё страшно злился за то, что приняла его за жиголо. Потом аккуратно выспросил у директора про тот злополучный клуб. Оказалось, что и правда это заведение очень специфическое. Это же надо было туда забрести!

— Там озабоченные старые тётки снимают себе мальчиков, — пояснил Котов. — Не, туда даже не суйся.

Уже, подумал Илья, но промолчал.

И она тоже, выходит, просто ошиблась.

Но это же, значит, что она пользуется вот такими услугами, покупает себе мужчин… Это было противно. Сам он побрезговал бы. Случалось, и к нему подкатывали проститутки — он от них шарахался как от чумных. И по его мысли, тот, кто ими не гнушается, сам недалеко от них ушёл.

Секс он очень любил, и если уж занимался, то самозабвенно, до изнеможения, но вот эта брезгливость была его сильнее. Наверное, тому виной родительское наследие. И мать, и отец Ильи были известными в городе венерологами, они и познакомились на работе. И сколько он себя помнил, они за семейным обедом или ужином запросто обсуждали работу и «интересные» случаи. Так что у него на подкорке намертво осело: случайные связи неизбежно влекут все эти мерзкие болячки.

Вот и от Ксении ему бы держаться подальше. Но что-то странное творилось с его организмом, когда она находилась рядом. Сердце начинало колотиться. Ему становилось труднее контролировать себя. А бессонной ночью накануне он почему-то вспоминал не Лену, с которой был близок много раз, а именно её. Представлял нежную грудь, бархатистую кожу, точеные изгибы и мгновенно завёлся.

Позволил себе самые откровенные фантазии, напряжение снял сам, но даже после разрядки не получалось выкинуть её из головы и успокоиться. И эта навязчивая тяга его злила. Потому что это мешало. И работать мешало, и просто жить. И вообще его задевало, что он не просто клюнул на крючок этой нимфоманки, но и заглотил. А ведь его предупреждали!

***

В то утро она явилась с объяснительной. Крамер решил накануне, что всё же перегнул палку. Если она уволится, может, проблема и отпадёт сама собой. Но он будет чувствовать себя гнусно. Всё же, стоило признать, он так на неё насел из-за личного предубеждения, а не потому что она плохой работник. И тогда чем он лучше того же старика Парфёнова, который сплавил его сюда по личным мотивам? Ничем. А вот если она и впрямь будет косячить, халтурить и вести себя неподобающе, тогда да, тогда он будет в своём праве.

Для начала он велел ей приготовить отчёты. И неожиданно поймал себя на мысли, что ему приятно отдавать приказы именно ей, заставлять подчиняться именно её, хотя раньше ничего подобного за собой не наблюдал.

Сразу после её ухода к нему заглянул Павел Сергеевич Котов.

— Есть какие-нибудь планы на майские праздники? — поинтересовался директор.

— Нет, — честно ответил Крамер.

Ну какие у него могут быть планы? Он тут никого и ничего не знает. Лучше дома отсидится. А то, чего доброго, снова забредёт куда-нибудь не туда.

— А давай махнём ко мне на дачу?

На дачу к Котову Илья тоже не хотел и думал, как бы поделикатнее отказаться, чтобы не обидеть. Взгляд его нечаянно упал на верхний листок в лотке и выхватил строчку: тело моё изнывает и плавится, когда я вспоминаю ваши ласки…

Директор продолжал расписывать, какая у него замечательная дача, а Крамер продолжал читать откровения это ненормальной нимфоманки. Читал и оторваться не мог.

— Ну так как? — выдернул его из оцепенения директор.

— Да-да, отлично, — сглотнув, пробормотал Крамер, не имея понятия, о чём его спрашивают. Неудобно было признаться, что он не слушал. Ещё и от этих эротических признаний кровь забурлила, сделалось жарко.

— Тогда завтра утром выезжаем! — резюмировал довольный директор.

— Куда? — не понял Крамер.

— Ну так ко мне на дачу. Шашлычки, водочка, банька… Часикам к 10 утра подъезжай сюда. Оставишь свою машину на стоянке. А нас мой водитель отвезёт и привезёт, чтобы мы могли хорошенько отдохнуть.

Крамер понял, что момент, когда можно было отвертеться без потерь, он прошляпил. Может, и сейчас можно было бы сочинить какую-нибудь отговорку. Но мысли его настолько были заняты другими картинами, что придумать что-то он оказался просто не в состоянии. Поэтому просто кивнул.

Когда наконец Котов ушёл, Крамер выдохнул и снова перечитал объяснительную. Очень хотелось вызвать её прямо сейчас и сделать две несовместимые вещи: воплотить то, что там она расписала, и уволить её к черту. Потому что это или издевательство, или наглость и запредельная распущенность. И то, и другое — недопустимо. В первом случае — он ей не мальчик, чтобы так над ним издевательски шутили! А во втором — ну тоже плохо…

И если бы не важная, заранее назначенная встреча он бы, наверное, так и сделал.

Крамер спустился на стоянку. При виде новенькой чёрной семёрки в душе потеплело. Она приветливо мигнула ему фарами. И тут он заметил, что оставил папку с документами в кабинете. Чёрт! А всё она виновата, Ксения, со своим посланием! Всё из головы повылетало от этих её: я вся горю, уймите мой пожар…

Раздражённый он вернулся в контору. И вот уж никак не ожидал встретить эту эротоманку у себя в кабинете. Сначала вспыхнул, хотел всё ей высказать, достал её объяснительную, но с удивлением обнаружил совсем другой текст. Перевёл взгляд на неё — она стояла красная и перепуганная.

И тут он догадался: Ксения Андреевна перепутала листочки, а спохватилась только что. И в такое, видать, впала отчаяние, что рискнула вторгнуться к нему и подменить. Интересно, а если б она узнала, что он уже прочёл её фантазии… Неожиданно его пробрал смех, еле удалось его сдержать.

Весь день он то и дело мыслями возвращался к этому случаю и невольно улыбался. Даже когда читал её отчёты, к слову, на удивление очень грамотные и толковые.

А ближе к концу дня Лидочка сообщила, что к нему рвётся очень нервный посетитель.

35

Ближе к концу дня Лидочка сообщила, что к нему рвётся посетитель. Добавила, что заявление у него приняла, зарегистрировала, но тот желает ещё и лично слово сказать.

— Пусть приходит в приёмные часы, запишите его, — не поднимая головы от бумаг, ответил Крамер.

— Я ему так и сказала, но он настаивает. Говорит, что если и вы его не выслушаете, то он отправится прямиком в Роспотребнадзор.

Крамер смерил секретаршу долгим тоскливым взглядом.

— Занят я. И потом, порядок есть порядок. Разъясните товарищу, что приём граждан по записи и в строго отведённые часы. Всё-таки у нас не проходной двор.

— Я так и сказала, Илья Сергеевич. Но он ничего не желает слушать, видать, сильно разозлился на Ксению Андреевну.

— Ксению Андреевну? Снегирёву?

— Ну да… Я сообщу ему, что принять его не сможете.

— Постойте. Говорите, он жалобу написал? Покажите.

Секретарша принесла ему два листочка, целиком исписанные от руки мелким плотным почерком. Посетитель был явно педант. Описал всё очень подробно, указывая даты, время, суммы с копейками.

Из его огромной простыни Крамер понял главное: клиент не понял сумму в счёте, а руководитель отдела клиентского обслуживания, куда он пришёл за разъяснением, отказалась ему помочь, разговаривала издевательски, выставляя его глупцом, хамила, а затем попросту выгнала. И теперь обиженный клиент готов рваться в бой и мстить.

— Пригласите, — попросил он Лидочку.

Она скрылась, а спустя несколько секунд в кресле, напротив его стола, расположился сам жалобщик и тут же начал раздражённо выговаривать:

— Неудивительно, что ваши работники так пренебрежительно относятся к клиентам. Каков начальник, такие работники. Сколько меня мурыжила ваша секретарша! Вы никак не хотели меня принять! А я больной человек, у меня давление. Я вот вчера из-за этой вашей работницы чуть инсульт не схлопотал. Скорую два раза вызывал…

Он говорил и говорил, Крамер особо не вникал в это брюзжание и не перебивал. Делал вид, что слушает.

Он знал такую породу людей — к несчастью, сталкивался. Неудовлетворённое чувство собственной важности и непоколебимая вера в свою правоту — это про них. Конструктивно общаться с ними невозможно. А когда всё это ещё и помножено на склочный характер и уйму свободного времени — то получается просто адская смесь.

Такие жизнь свою и твою положат, лишь бы потешить ущемлённое достоинство. Доказывать ему что-то — совершенно бессмысленно. Проще всего дать такому человеку выговориться, покивать, выпроводить и забыть, как муторный сон.

— Мало того, что она абсолютно не компетентна и не смогла ответить на мои вопросы, так она заявила, что и не обязана на них отвечать! Когда я возмутился, что естественно, она указала мне на дверь. Мол, не желает больше меня слушать. Вы считаете, я должен мириться с таким отношением? Я плачу вам деньги, заметьте, исправно! День в день! Я могу рассчитывать на уважительное отношение с вашей стороны? Я приезжаю весь больной, а меня попросту оскорбляют и выгоняют.

Крамер вздохнул и снова покивал в знак в согласия.

— Так вот, имейте в виду, я этого не потерплю! Я этого так не оставлю! Я не позволю какой-то пигалице так со мной обращаться. Я же знаю, как у вас всё устроено. Всю эту вашу систему знаю… Не первый раз сталкиваюсь с подобным, изучил. Я буду на неё жаловаться во все инстанции. И вашему самому главному напишу в Москву, и в Роспотребнадзор, а если надо — и в суд пойду. Не думайте, что это пустые угрозы. Я бы сразу пошёл, но знаю порядок. Надо сначала на местах все эти бумажки собрать… И справка от врача у меня уже есть. Так что она у меня ещё пожалеет…

— Вы абсолютно правы, — поддакнул ему Крамер, пряча закипающее раздражение. — Так вести себя с клиентом, тем более с вами, просто недопустимо.

Довольный, что с ним не спорят, да ещё и поддерживают, нервный товарищ заметно сбавил обороты. Продолжал по инерции ворчать, но уже без огня, а потом и вовсе выдохся.

Заметив, что он почти остыл, Крамер предложил:

— Давайте так… — Крамер подглядел в его жалобу, — уважаемый Иван Тимофеевич Якимчук… на первый раз отделаемся малой кровью? Это мы с вами всё понимаем, всё знаем, а она девчонка неопытная. Её вот руководителем отдела назначил мой предшественник совсем недавно. Не вникла пока, видимо. Но мы же все люди.

Как Крамер и ожидал, товарищ тут же клюнул на это его «мы с вами». Тотчас успокоился окончательно и даже подобрел.

— Мы же знаем, что молодых и неопытных надо учить, а не давить. Верно ведь?

— Ну да… — пробормотал тот.

— Так что давайте вместе разъясним Ксении Андреевне доходчиво, как она неправа. Вы ей всё выскажете, я тоже, конечно, и… простим? Разумеется, она перед вами извинится. И уверен, усвоит урок.

— Ну… если извинится, то ладно. Не будем к крайним мерам прибегать, да…

— Вот и отлично, — Крамер облегчённо выдохнул, покосившись на часы.

Этот недовольный товарищ клевал ему мозг почти час. И в душе Илья вполне понимал Ксению, он бы и сам с удовольствием послал его куда подальше. Но нельзя. Должностное лицо обязано держать себя в руках даже вот с такими. И она тоже должна это знать.

Он попросил Лидочку вызвать немедленно Ксению Андреевну.

Та явилась через пару минут. Зашла, глядя на него настороженно, но как только взглянула на клиента, сразу вспыхнула. Узнала. Тот, уже без былого жара, повторил свои претензии.

Ну выслушала бы молча. Так нет же, она, глупая, ещё и затеяла с ним спор. Крамер разозлился даже. Он так долго и нудно приручал этого кровопийцу, а она тут машет шашкой. Пришлось её немного образумить и привести в чувство. Всё-таки надо понимать, что она в кабинете у руководства, а не на площади.

Ну, может, чуть-чуть и перегнул палку. Ну, может, не чуть-чуть, судя по тому, как товарищ примолк и глазел на него. Ну и ладно, зато точно теперь никуда не побежит жаловаться.

А вот когда Илья заставил её извиниться, заставил её сделать то, чего она так явно не хотела, когда сломил её сопротивление, то испытал почти физическое удовольствие.

Что с ним такое творится? Никогда в жизни он не упивался властью. К любым рабочим моментам не испытывал никакого личного отношения. А тут… чёрт-те что.

Ксения выдавила из себя ехидное «извините», а потом одарила его взглядом, полным такой жгучей ненависти, что его окатило волной жара, а внутри мучительно и сладко заныло.

36

Этот её горящий взгляд всю ночь потом покоя не давал. Крамер и сам не понимал, почему это его так завело. Стоило только вспомнить, как кровь сразу начинала бурлить, а в голову лезли совсем уж непристойные фантазии.

Он стыдился такой своей реакции — ну, не семнадцать же ему в самом деле. Злился, что не мог с собою совладать. А всё равно прокручивал тот момент раз за разом, дорисовывая в воображении, как подошёл бы к ней, она бы попыталась оттолкнуть, но он не позволил, притянул бы силой к себе, сломил бы сопротивление, впился бы поцелуем, как в ту ночь… А того придурка с жалобой он попросту вычеркнул из своих фантазий.

От этих мыслей крышу просто сносило, а разрядка была быстрой и острой. Правда, потом делалось совсем тягостно и противно. Прямо до отчаяния.

Что вот это такое? Это же даже не симпатия. Если не брать внешность, то она ему совсем не нравится. Даже не так. Он ее на дух не выносит. Такие, как она, его наоборот всегда отвращали и отвращают.

Умом-то он всё хорошо понимает, но вот она всего лишь посмотрела гневно, и у него чуть ли не горячка — такой она сумасшедше красивой показалась ему в тот момент. Ну что за бред? Как сбросить этот морок?

Пожалуй, теперь он мог понять своего несчастного предшественника. Но он-то не такой. Он не позволит низменным желаниям взять верх над здравым смыслом.

Может, зря он отговорил этого жалобщика жаловаться дальше? Такой бы уж точно дошёл до Парфёнова, а у того правило железное — клиент должен быть доволен всегда, хоть «облизывай» его. А если недоволен, то априори виноват работник, и с таких он три шкуры дерёт.

Да нет, не зря, подумал всё же Крамер. Уволить Ксению Андреевну сможет и сам, а проблем для неё он не хотел. Тем более из-за какой-то ерунды.

***

Утром его разбудил Котов, позвонил на сотовый. Крамер долго не мог сообразить, какая дача, куда ехать… И потом долго раскачивался. Когда уже он выспится наконец и вообще войдёт в ритм?

Подъехал к офису почти на час позже, чем договаривались. Оставил свою машину на парковке. Парковка располагалась в торце их здания. Вот только огорожена была одним лишь невысоким забором. Но Павел Сергеевич заверил, что в прошлом месяце они оснастили всю парковку современными камерами, охрана предупреждена, следит зорко, так что волноваться не о чем.

На дачу к Котову их повёз его водитель на директорском мерседесе. Ехали около часа в сторону Байкала, и по дороге Илья успел немного подремать. Разбудили его уже на месте.

Дачей директор называл высокий, в три этажа, бревенчатый терем в окружении елей и сосен. Прямо как в лесу, только дорожки были вымощены плиткой. За домом скрывались такая же бревенчатая баня и мангальная.

Оглядевшись по сторонам, Крамер перестал жалеть, что согласился поехать. Когда он вот так выбирался на природу? Даже не вспомнить. А тут ведь так здорово! Очень живописное местечко. Но больше всего его впечатлил воздух, не просто чистый, а одуряюще вкусный. Хотелось его пить и пить.

Кроме него, Котов позвал ещё главного инженера и директора по снабжению. Все без жён, чисто мужская компания. Правда, все они были намного старше Крамера и интересы у них, как оказалось, совсем другие, но это не мешало.

Напарившись в бане, они сидели у огня в мангальной, ели шашлык, приготовленный собственноручно директором, пили водку, травили байки. Крамер, правда, по своему обыкновению больше слушал. Самое большее — отвечал на вопросы, но и то без особой охоты. А спрашивали, чудаки, где ему больше нравится, тут, у них, или там, в Москве.

Правду говорить он не стал, просто пожал плечами, мол, везде хорошо. А самому хотелось поспрашивать их про Ксению Андреевну. Но почему-то не решился. Стали бы, поди, подшучивать, мол, и он туда же, влип, как муха в мёд. Предостерегали бы его наверняка от участи, постигшей бывшего коммерческого. Посмеивались бы… А он этого не любил. Так что, поколебавшись, не стал утолять свой интерес.

Однако Котов неожиданно его сам спросил:

— А как тебе, Илья Сергеевич, наша Ксения Андреевна?

Вопрос застал его врасплох. Он как раз выпил и закашлялся. Почему Котов его об этом спросил?

— За два дня я ещё ни о ком не успел составить мнения, — выкрутился он. — Пока только знакомлюсь, вхожу в курс дел. Но планирую после всех майских праздников провести аттестацию руководителей отделов.

— А это правильно! А то кое-кто там явно не своё место занял, — хмыкнул директор по снабжению.

— Вы о ком? — внутренне напрягся Крамер, прекрасно понимая, о ком речь.

— Не будем, господа, сплетни собирать, — вмешался, натужно хохотнув, Котов. — Пусть Илья Сергеевич будет объективен и сам составит своё мнение.

По тому, как директор занервничал и как понимающе остальные смолкли, тут же сменив тему, Крамер догадался: Котов боится, что он будет всё сливать в генеральную дирекцию. Ну, может, и не всё, но о вопиющих нарушениях — точно. В том числе и о том, как в филиале раздаются должности. Это слегка покоробило, но заострять внимание не стал.

Сидели они почти до самого утра и встали далеко за полдень. Павел Сергеевич уговорил всех как следует похмелиться, так что в город вернулись только поздно вечером. Директорский водитель довёз нетрезвого Крамера до дома.

А на следующее утро на работу Илья приехал на такси. Приехал очень рано, наверное, самый первый. Однако не удержался и заглянул на парковку, где скучала в одиночестве его новенькая семёрка. Не то чтобы он волновался, но хотел убедиться, что всё с ней в порядке.

Он обошёл машину и остолбенел…

Заднее стекло его машины было обезображено огромными, жирными, вульгарно-красными буквами К О З Ё Л. Он аж отшатнулся от неожиданности. С минуту оторопело смотрел на эту гадкую надпись.

Это что вообще такое? Это, называется, охрана предупреждена и следит зорко?

Злой как чёрт он устремился к зданию.

Когда рабочий день начался, велел Лидочке соединить его со службой охраны:

— Мне надо просмотреть записи с парковки за вчерашний день…

37

Ксюша

Хорошо, что на следующий день после того инцидента с Крамером и скандальным клиентом были майские праздники. Целых два дня отдыха среди недели. Как раз, чтобы я могла успокоиться и всё обдумать.

Вечером я даже всплакнула с расстройства. Ведь несправедливо же! Но обиду я могла ещё как-то пережить, но где гарантия, что подобное не повторится? Нет никакой гарантии. Даже наоборот. Этот чёртов пижон будет цепляться за каждый мелкий повод, лишь бы меня выжить.

Я ведь не смогу работать в такой обстановке. И что делать? Может, пожаловаться Котову? Но чем он поможет? Номинально он, конечно, главнее Крамера, но за тем стоит Москва, гендирекция… А Котов… он неплохой дядька, но ссориться из-за меня с вышестоящим руководством никогда не станет.

Неужто и правда придётся уйти?

Гад, ненавистный гад!

На следующий день, точнее вечер, объявилась Лёлька. А я впала в такую хандру, что с самого утра так и ходила по дому в пижаме лохматая.

Она даже испугалась:

— Ты что, заболела?

Я покачала головой.

— На работе просто ад творится.

— Что опять случилось?

Рассказывать мне не хотелось, так что я просто отмахнулась.

Но это же Лёлька. Она просто не переносит, если кто-то рядом грустит.

— Знаешь что, подруга, хватит убиваться, поехали гулять.

— Ой нет! Мне хватило прошлого раза, знаешь.

— Да не трусь. Никакого экстрима. Никаких клубов. Никаких знакомств. Обычная кафешка. Просто посидим вдвоём, вкусно поедим, выпьем вина… Собственно, я и приехала позвать тебя куда-нибудь развеяться. Поссорились же мы с моим. Вообще разругались вдрызг, и с утра он свинтил с дружками на шашлыки. И уходил, представляешь, молчком: ни пока, ни до свидания. И с такой моськой! И, гадина обиженная, на звонки не отвечает…

— Может, не слышит? Гуляет, не до того…

— Ну вот и я тоже хочу гулять и чтоб не до того… Ты же знаешь, какая я тревожная. Я же изведусь вот так дома сидеть и ждать.

***

Поехали мы в «Армению». Я не очень хотела туда, потому что «Армения» находится совсем рядом от нашего офиса. А у меня о работе сейчас не самые приятные мысли.

Но Лёлька сказала:

— Не хочу сегодня пафосных мест. Хочу по-простому, что было шумно, вкусно и весело. Хочу тоже шашлык! А там — самые вкусные делают…

Шашлык в «Армении» и правда отменный. Его мы запивали гранатовым вином, терпким, но приятным и… развязывающим язык.

Сначала Лёлька мне рассказывала, как они рассорились, злилась и страдала. Даже эсэмску своему написала: козёл!

Потом и я принялась жаловаться на судьбу.

— На работе просто ужас что творится. Совсем мне жизни не даёт этот новый коммерческий. Мне там так плохо, что, думаю, скоро уволюсь.

— Неужто хуже, чем тогда с Элкой и Славиком? — удивилась она.

— Наверное, хуже. От них я всё-таки не зависела, а от этого козла московского завишу.

— А что он сделал-то?

Я в двух словах передала, как шпынял меня накануне Крамер.

— Понимаешь, он меня так унизил, — я снова всхлипнула. — Да ещё при этом мерзком мужичонке.

— Сволочь, — согласилась Лёлька. — Все они… сволочи.

— Вот ты знаешь, раньше бы я не согласилась с тобой, а сейчас согласна! Сволочи! Ты пашешь, выкладываешься вся, а они машины себе новые покупают… и называют тебя никчёмной…

— Ты не никчёмная! — горячо заверила Лёлька и сжала мою руку.

— Спасибо, — с чувством поблагодарила я. И мы обнялись.

— А ты ему тоже напиши эсэмэску злобную, как я своему, — придумала Лёлька. — Станет легче. Хочешь, с моего номера отправь? Он даже не узнает, кто его так…

— Угу, да только я его номера не знаю. Он же у нас всего два дня. Представляешь, всего два дня, а уже довёл меня до ручки…

— Надо узнать!

— Сейчас никак.

— Жаль, — раздосадовано вздохнула она и, щёлкнув пальцами в воздухе, велела официанту принести нам ещё бутылку вина.

***

Из «Армении» мы выбрались уже за полночь. На улице было темно и безлюдно. И дивно пахло цветущей яблоней.

— Сейчас покурю и вызовем такси, — произнесла Лёлька, качаясь.

— Кури, — разрешила я. — А хочешь, я тебе его тачку покажу?

— Чью?

— Да этого гада московского.

— А-а. А как? Он что, где тут? — она завертела головой.

— Нет, она на нашей парковке стоит. Он там её, видать, оставил. Мы, когда ехали сюда, проезжали же мимо, не помнишь? А я засекла.

— Ну, покажи.

Мы с Лёлькой миновали двор и вышли на дорогу. Перебежали наискосок, а там всего несколько метров и вот она — конторская парковка. Обычно запруженная, сегодня она была почти пустая. Всего две машины. Одна — раздолбанная Камри нашего метролога и вторая — его, Крамера. Даже в полутьме от неё так и веяло богатством и высокомерием.

— Крутая тачка, — заценила Лёлька. — Давай ему шины проколем? У вас тут камер нет?

— Нет, камеры только у входа. Были, да вышли из строя. Все наши, у кого есть тачки, вечно ругаются, что директор никак не поставит новые.

— Отлично!

— Угу. Только я не хочу колоть шины.

— И верно. Чем? Не заколкой же… А давай тогда нацарапаем ему…

— Ой, нет! Это чересчур. Он сволочь, конечно, но она такая красивая, новенькая… жалко портить… Она же не виновата, что её хозяин такой козёл.

Я даже погладила нежно капот.

— Идея!

Лёлька порылась в сумочке и извлекла оттуда помаду.

— Оставим ему послание…

38

Мерзкий дребезжащий звук ввинчивался в мой мозг как соседская дрель. Я нырнула под одеяло с головой, но дребезжание проникало и туда. Чертыхнувшись, я всё же проснулась. А мерзкий звук источал будильник на телефоне. Надо сменить мелодию на что-нибудь более милосердное, в который раз сделала я для себя в уме пометку.

Голова раскалывалась так, что даже глаза болели. Во рту пересохло так, что язык стал колючий как наждак. Нестерпимо хотелось снова лечь и не вставать до вечера. Или до завтра. И даже не шевелиться. Потому что каждое движение отзывалось вспышкой пульсирующей боли в висках и затылке.

Шатаясь, словно измождённая тяжким недугом, я первым делом наведалась на кухню и жадно припала к графину с водой.

Это всё гранатовое вино! Брр… Сколько мы его вчера влили? Не помню. Я даже не помню, как дома оказалась. Но ругать себя и стыдить не было времени. Я сделаю это потом, а то рискую снова опоздать на работу.

Работа… Кто бы знал, как не хотелось туда идти, хотя ещё недавно мчалась туда чуть не вприпрыжку. Какие будут сегодня "сюрпризы"? К чему ещё привяжется Крамер?

Я закинула в рот аспирин, выпила горячий чай с лимоном и немного ожила. Однако слишком долго я раскачивалась, так что не успела даже мало-мальски подкраситься. Это плохо. После вчерашнего моё лицо без макияжа выглядело бледным и больным.

Я покосилась на косметичку, потом на часы. Нет, не успею. А снова давать лишний повод Крамеру — не хочу.

Пока я плелась от остановки до офиса, меня нагнала Ольга Петровна, начальник планового и пристроилась рядом.

— Уж не заболели вы? — спросила она.

— Не выспалась просто.

— А-а, то-то я гляжу, вы какая-то бледная сегодня. А не знаете, Ксения Андреевна, когда новый коммерческий будет проводить аттестацию?

— Не знаю, — честно сказала я.

Дотянуть бы мне ещё до этой аттестации. И как будто прочитав мои мысли, она поинтересовалась:

— Что, пока не получается у вас с ним сработаться?

И тут же опередив мой вопрос, пояснила:

— Лидочка слышала, как он вас чихвостил. Сочувствую. Уж вас-то за что ругать, правда?

Она смотрела на меня выжидающе. Понятно, ждала подробностей.

Я обдумывала, как вежливо ответить ей, чтобы отвязалась. Мы как раз проходили мимо парковки, и мой взгляд нечаянно упал на машину Крамера. Точнее, на её заднее стекло, на котором алели огромные кривые и жирные буквы. И я аж вздрогнула, прикусив щеку.

— К чему он мог прице… — Ольга Петровна тоже оборвалась на полуслове, потом хохотнула. — Это ж его машина, да? Крамера? Ох ты господи! Кто ж его так любит? Хотя это наверняка просто пацаны хулиганили… Взрослый человек такой ерундой заниматься не станет, конечно. Но смешно. Интересно, он уже видел?

Она хихикнула. Я пробормотала что-то невнятное и невольно ускорила шаг, чувствуя, как стремительно заливаюсь краской. Боже! Я совсем забыла про это! Вообще из головы вылетело!

Но вот сейчас, увидев надпись, сразу вспомнила, как мы с Лёлькой вчера куролесили, и задохнулась от стыда. Зачем мы это делали? Дуры пьяные! Нет, мне определённо нельзя пить! Ни капли! Ведь это ж надо совсем всякий разум потерять, чтобы выкинуть такое.

Боже, какое счастье, что камеры не работают, иначе бы я попросту умерла от такого позора. Мне, конечно, и так тошно, но хоть не придётся бросать всё и уезжать из города туда, где меня никто не знает.

К счастью, в отделе у нас было временное затишье, как всегда бывает после праздников. Я даже позволила себе выпить кофе, а затем занялась текучкой. Но мыслями то и дело возвращалась к той позорной красной надписи.

Интересно, что подумает Крамер, когда её увидит? Расстроится? Кого заподозрит? Тоже, наверное, малолеток-хулиганов. У меня даже фантазии не хватало представить, что было бы, узнай он вдруг, чья это выходка…

И тут, словно отозвавшись на мои страхи, Лидочка позвонила по внутреннему: Илья Сергеевич вызывает к себе.

Опять! Ну что ж ему неймётся-то? Ведь никого другого он больше не дёргает так часто.

С тяжёлым сердцем я поднялась в приёмную. Взглянула с тоской на секретаршу. Она немного оттаяла за праздники и доверительно прошептала:

— У себя… ждёт… злющий с самого утра.

А то прежде он, можно подумать, был добрым.

Я приготовилась к очередной словесной пикировке. Сегодня, пообещала себе, я не позволю ему меня унижать. Буду держаться строго и холодно. А если снова начнёт грубить — осажу. В конце концов, я — взрослый человек и профессионал своего дела.

С таким настроем я и вошла. Прямо, твёрдо, с непроницаемым лицом и чуть приподняв голову. Поздоровалась строго и прошествовала к его столу.

Пока я вышагивала, Крамер глаз с меня не сводил, а затем неожиданно отодвинулся в кресле чуть в сторону и подозвал меня ближе:

— Пройдите сюда, Ксения Андреевна. Давайте кое-что посмотрим вместе.

Я озадачилась, но подошла, встала рядом с его креслом и заволновалась. Пробежала неуместная мысль: как от него хорошо пахнет… Но я тут же отогнала её и нахмурилась. Не плевать ли, как там от него пахнет?

Крамер между тем немного повернул экран монитора ко мне. Громадный экран. Немного меньше моего телевизора.

Потом он поводил мышкой, щёлкнул по иконке. На экране всплыл чёрный квадрат медиаплеера, на мгновение замельтешила серая рябь, а затем пошла картинка. Чёрно-белая, но достаточно отчётливая. Я вгляделась и… еле сдержала возглас, пребольно закусив нижнюю губу. Сердце у меня, ухнув, остановилось и камнем упало куда-то вниз…

Это была запись с камеры наблюдения. И камера эта снимала нашу парковку!

С минуту ничего не происходило, а затем показались две фигурки: я и Лёлька. Мы перебежали дорогу и направились к машине. Обе петляли, качались, хватали друг друга за руки, как ещё не падали. Приблизились к его машине, постояли немного, а затем… о нет!

Я зажмурилась, потом открыла глаза и с ужасом посмотрела на Крамера. Тот, скрестив на груди руки, пристально следил за мной.

Боже, я бы сейчас согласилась даже на инфаркт, лишь бы исчезнуть отсюда, лишь бы скрыться от этого взгляда.

Облизнув вмиг пересохшие губы, я сипло пробормотала:

— Я…

И сглотнув, замолкла, лихорадочно соображая. Что сказать? Покаяться или отпереться? Там же крохотные фигурки. Лиц крупным планом не видно. Как он вообще понял, что это я там?

— Я… — повторила я снова.

— Вижу, что это вы.

И я поняла — отпираться бессмысленно. Значит, второй вариант.

— Простите, — выдавила я с трудом.

Понятно, что такую выходку он не простит. Хорошо, если просто уволит и никому не скажет, за что. С минуту он молча меня разглядывал — я этого не видела (не смела голову поднять), но ощущала.

Потом отвернулся и сказал сухо:

— Жду вас на парковке. С ведром и тряпкой. После работы.

Я вскинула на него взгляд:

— После работы? — переспросила.

— А вы хотите прямо сейчас пойти отмывать свои художества? При всех? Ну, ради бога.

Я покачала головой. Лицо моё полыхало так, что, казалось, сейчас дымиться начнёт.

Крамер встал, вышел из-за стола с другой стороны, подошёл к окну. Несколько секунд созерцал панораму города, затем, вздохнув, произнёс:

— Не знаю, почему я с вами ещё вожусь. Бред какой-то… Всё, идите.

Я на деревянных ногах покинула его кабинет и спустилась к себе.

— Что с вами, Ксения Андреевна? — всполошились мои девочки. — Вам плохо? У вас такое лицо красное! Может, давление подскочило? Или жарко?

Я пролепетала что-то в ответ и закрылась у себя — переживать свой позор в одиночестве. Села за стол, спрятала лицо в ладони. Боже, как стыдно…

Одно только я не могла понять: откуда, чёрт возьми, там взялась камера?! Не было же!

На обед я не пошла. Я бы подавилась скорее, чем смогла что-то съесть. И вообще не хотелось лишний раз показываться людям на глаза. А ему — особенно. Он хоть и не обедает в нашем буфете, но мало ли…

Кое-как я высидела этот ужасный день, с не меньшим ужасом ожидая вечера.

Спустя полчаса после окончания рабочего дня (чтобы уж точно все разошлись), я взяла упаковку с одноразовыми платочками и брызгалку, которой поливаю у себя цветы.

Озираясь, как вор, быстро дошла до парковки. Крамер стоял рядом со своей машиной, у багажника, и курил, хмуро созерцая надпись.

Когда я подошла, оглядел меня оценивающе с ног до головы, затем молча указал сигаретой на исписанное стекло, мол, за работу.

К счастью, помада оттиралась довольно легко, но самое гнетущее было то, что Крамер стоял всё это время сзади меня и наблюдал. Молча и невозмутимо. Но я чувствовала этот его тяжёлый и пристальный взгляд, как будто он прожигал меня сквозь одежду. Это изрядно добавляло конфуза. Я тёрла эти дурацкие красные пятна и умирала от стыда. Такое позорище!

Когда я наконец всё отмыла и собрала использованные платочки, не в силах даже посмотреть в его сторону, услышала вдруг:

— Подвезти вас куда-нибудь?

Я аж про стыд забыла от удивления. Воззрилась на него ошарашенно.

— До дома вас подвезти? — повторил он вопрос.

— Нет, нет, — выпалила я. Ещё чего не хватало! Он с ума сошёл?!

Крамер на мой категоричный отказ равнодушно пожал плечами, мол, как знаете, сел и уехал.

39

Домой я приползла почти больная от пережитого потрясения. Набрала Лёльку, хотела, чтобы она разделила со мной весь этот кошмар, но моя подруга даже понять не могла, о чём я.

— Какая надпись? Чья машина? Ксю, ты про что вообще?

Оказывается, тот эпизод начисто выпал из её памяти. И даже когда я ей всё рассказала, она не вспомнила. Только воскликнула почти радостно:

— А-а! Вот оно что! А я голову утром сломала — что случилось с моей помадой. Думала, съел её кто-то, что ли. Так-то жалко… Лореаль… почти новая…

— Помаду тебе жалко? А меня не жалко? — обиделась я. — Ты хоть представляешь, каково мне было корячиться там, оттирая твой Лореаль? И не нагнуться толком — потому что он за спиной стоял и пялился.

— А как он пялился? — оживилась ещё больше Лёлька.

— Неотрывно! Чуть дыру во мне не прожёг.

— А с каким лицом?

— Ты думаешь, я смотрела на его лицо? Да я на него вообще теперь смотреть не могу! После такого позора!

— Да ладно тебе, — хихикнула она. — Я представляю, что он себе представлял, пока ты намывала его машину.

— Да ну тебя! — смутилась я. — Вечно у тебя только в этом направлении мысли работают.

— У него, поверь, тоже. Особенно после того, что между вами было, — развеселилась Лёлька.

А вот мне было не до веселья. Я панически боялась: а если каким-то образом то видео просочилось в народ? Или, что ещё гораздо хуже, узнают, как я мыла Крамеру машину. Это же не просто стыд-позор, это катастрофа.

На другой день я шла на работу, тряслась и замирала. Прислушивалась к обрывкам разговоров, приглядывалась к коллегам, следила, не косится ли кто на меня насмешливо. Пересилила себя и обедать пошла в наш буфет — там обычно обсуждались самые пикантные и свежие сплетни. Я даже подсела к бухгалтерам — они всегда в курсе всего.

И ту злосчастную надпись действительно обсуждали. Но все решили, что шикарное авто Крамера стало жертвой случайных малолетних вандалов.

Я выдохнула, немного успокоилась и даже доела плов.

До вечера отработала без всяких эксцессов, даже под конец дня перестала в напряжённом ожидании поглядывать на внутренний телефон.

Но нет, спокойная жизнь — это не про меня. И не для меня.

Крамер позвонил буквально за пару минут до заветного часа. А я уже мыслями домой шла.

— Из гендирекции, — сообщил сухо, когда предстала перед ним, — пришло распоряжение. Тарифный план «Эконом» для физических лиц закрывают. Меняют на другой социальный пакет. Приказ будет позже, а сейчас мне надо знать, какой объём работы нам предстоит по оповещению абонентов. Для этого сделайте мне выборку всех, кто на этом тарифе, с разбивкой по месяцам и по начислениям.

— Хорошо, завтра сделаем.

— Не завтра. Сегодня, — уточнил он.

— Но рабочий день же… — возразила я и осеклась.

Он, глядя на меня испытывающе, вскинул брови. Мол, ну давай, скажи, что не можешь, не хочешь, не станешь, попробуй поспорь и тогда…

Увы, в моём трудовом договоре прописан ненормированный рабочий день в случае непредвиденных ситуаций, а значит, он имел полное право задерживать меня, озадачивая дурацкими поручениями. Хорошо, не дурацкими, но уж точно не срочными. Я-то знаю, что к чему.

Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. И даже этот его взгляд говорил, что он это всё нарочно. Проверяет меня на добросовестность? Или наказывает?

Но ничего не попишешь. Усложнять себе жизнь я не хотела. Поэтому кивнула и пообещала, что всё сделаю.

Я вернулась к себе, в опустевший офис. Выгрузила бесконечное полотно наших абонентов из программы биллинга в excel — из-за огромного объёма на это ушло сорок с лишним минут, в течение которых я, как могла, боролась со злостью. Уговаривала себя: может, ему действительно приспичило получить этот несчастный список прямо немедленно.

Потом дело пошло быстрее — спасибо, фильтрам и замечательной функции ВПР. Готовый отчёт я переслала Крамеру по электронной почте и очень быстро, пока ему ещё что-нибудь в голову не взбрело, умчалась из офиса.

И каково же было моё удивление, когда, проходя мимо парковки, я не обнаружила его машины! Это что же получается, пока я там готовила для него срочный-срочный, важный-важный список, он попросту умотал домой?

Вот это уже наглость! Это злоупотребление своими полномочиями!

Возмущённая до глубины души, я устремилась на остановку. А по пути случайно встретила Нину Рыжову.

Раньше, три года назад, Нина работала у нас в отделе кадров. Потом перешла в «Мегафон» и поднялась до заместителя директора по персоналу.

Увидев меня, она просияла, засыпала вопросами. В общем-то, мы с ней всегда ладили, но такой бурной радости я всё равно не ожидала. Она даже затянула меня в ближайшую кофейню.

— Как Котов? Как остальные наши? Кто уволился? А нового кого-нибудь взяли? А как Элка? — с неподдельным интересом выспрашивала она.

— Всё по-старому. Только коммерческий у нас новый. Из Москвы прислали.

— Слышала, — кивнула она. — Ну и как он?

Я лишь досадливо махнула рукой.

— Слушай, Ксения, а может, ты к нам перейдёшь? А что? Хорошие сотрудники на вес золота. У нас, между прочим, кадры ценить умеют. Да и я буду по своей линии тебя продвигать, — Нина заговорщически подмигнула.

— Я даже не знаю. Это как-то слишком неожиданно.

— Давай! Что тут думать? Там у тебя потолок, так и увязнешь. А у нас перспективы, рост, постоянное развитие… К тому же, я тебя возьму без всякого конкурса. Сколько у тебя зарплата в баксах? Тыща? Полторы? А будет две! Не сразу, может, но потом… Плюс квартальные премии, ДМС, курсы и тренинги всякие от компании и другие плюшки по мелочи.

Нина не на шутку загорелась идеей перетянуть меня к ним. Расписывала, расхваливала, сулила всякие блага, ну и сумела-таки увлечь. Не то, чтобы я твёрдо решилась, но обещала подумать.

И я честно думала полночи и всё утро.

Заманчиво, конечно, звучало её предложение. Причём во всех отношениях. И я сама не могла понять, что меня заставляло колебаться. Я же и так хотела уволиться с приходом Крамера. Может, просто боялась перемен?

Но, поразмыслив, решила, что права Нина. Здесь у меня потолок. Хотя, если уж честно, этот потолок меня вполне устраивал бы. Но Крамер за каких-то три дня успел здорово меня обидеть. И неизвестно, что будет потом. Он же ещё какую-то аттестацию выдумал…

Так что перед обедом я, набравшись смелости, пошла к директору. Павел Сергеевич, подумала я, должен узнать о моём уходе первым и от меня лично.

Однако моё известие он воспринял бурно в штыки. Минут двадцать он то негодовал, то просил одуматься. В конце концов, заявил:

— Не отпущу! Ты, Ксения Андреевна, нужна мне самому.

— Павел Сергеевич, мне тоже не просто далось это решение. Но… рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше.

— И чем же тебе здесь плохо? — насупился Котов. — Прежде ведь всё тебя устраивало…

— Прежде устраивало, — согласилась я.

— А теперь что не так? Или это из-за Ильи Сергеевича?

Я смутилась, не зная, что ответить.

— Что такое? Он тебя притесняет? Обидел чем? У вас конфликт? Или что?

Я молчала. Я же не ябеда. Да и сложно в двух словах объяснить эту странную напряжённую ситуацию между мной и Крамером.

Но Котов воспринял моё молчание по-своему и прямо при мне позвонил коммерческому.

— Илья Сергеевич, зайди, пожалуйста, ко мне на минутку.

— Э-э, — захлопала я глазами. — Зачем вы его позвали? Что вы хотите сделать?

Но Крамер уже вошёл в кабинет директора.

Я затылком чувствовала его приближение и отчего-то нервничала. Вот он присел рядом со мной, на соседнее кресло, напротив директора, окатил меня облаком своего умопомрачительного запаха. Коротко кивнул мне в знак приветствия и обратился к Котову:

— Слушаю.

— Ты только, Илья Сергеевич, не горячись. Я знаю, что ты — отличный руководитель, вон как наши тунеядцы закопошились сразу, стараются… Я полностью поддерживаю все твои начинания и инициативы. Но…

Котов многозначительно посмотрел на меня, потом снова — на него и продолжил:

— Порой ты слишком уж перегибаешь палку. Я имею в виду Ксению Андреевну. Она у нас такая умница, а ты… довёл её до того, что она собралась уволиться. Так что я прошу, будь с ней помягче. Договорились?

Я сидела ни жива ни мертва. Я вообще не этого хотела! Даже помыслить не могла, что Котов выкинет такую глупость!

Мне стало так неловко. Ну что Крамер решит? Что я прибежала тут и нажаловалась на него, как в детском саду. Он и так обо мне чёрт-те что думает.

Крамер с ним не спорил, ничего в своё оправдание не говорил. Как только Котов замолк, он поднялся, не глядя в мою сторону, холодно сказал:

— Понял.

И вышел. А я осталась сидеть, пунцовая и несчастная.

— Ну вот, — довольно улыбнулся Павел Сергеевич. — А то придумала тоже — увольняться!

Я смотрела на директора и недоумевала: неужели он не понимает, что поставил меня в очень неудобное положение? Неужели он серьёзно думает, что вот этим своим минутным вмешательством всё наладил? И Крамер сразу подобрел и перестанет меня третировать?

По его радостной улыбке складывалось впечатление, что да, так он и думает. И нет, не понимает.

— Ладно, скажу сейчас. Хотел седьмого сюрприз тебе преподнести, на корпоративе…

— Я не пойду на корпоратив, — запротестовала я.

— Ещё чего! Как это не пойдёшь? День связиста, наш профессиональный праздник! Нееет, никаких «не пойду»! Профсоюз лучший ресторан заказал, программу… Нехорошо будет, неуважительно. А главное, тебе вон из гендирекции прислали благодарственное письмо. Видишь, ценят тебя. Я его прямо там, на вечере, тебе и вручу.

Как же, ценят! Они меня там и знать не знают. Поди, сам Котов его и выпросил у них, чтобы я несильно огорчалась из-за должности.

— Вы постарались?

— Я, — не стал он отпираться и с укоризной добавил: — Видишь, как я о тебе забочусь. А ты меня бросить надумала.

Ну разве можно на него такого злиться?

***

Следующие два дня Крамер меня не трогал. Не вызывал через Лидочку, не слал сообщения по электронной почте. Я его даже ни разу не видела за эти дни. Но он был на работе, это я знаю. Машина стояла на месте.

Шестого мая, накануне корпоратива, он созвал всех руководителей на планёрку. Тут уж встречи было не избежать. Впрочем, я чувствовала себя с ним неловко только наедине, а когда кругом люди — уже так сильно не нервничала.

Сначала Крамер устроил разбор полётов. За минувшую неделю он провёл мало-мальскую ревизию. И теперь строго всех отчитывал: Ольгу Петровну — за неосвоенный бюджет по отдельным статьям. Торунова — за бардак с отчётностью, продажников — за плохие продажи, Эллочку — за ужасную работу рекламного отдела.

Досталось всем, кроме меня.

Сначала я в душе порадовалась. Затем он каждому наметил, что надо сделать к следующей планёрке. Каждому продиктовал задачи лично. Меня же опять вниманием обошёл, даже не посмотрел в мою сторону.

Вроде как это и хорошо, но почему-то стало немного обидно. Что за игнор?

После его «все свободны» мы гуськом вышли в приёмную, оттуда — в коридор. Кто-то выдохнул — пронесло, не сильно гневался. Кто-то наоборот бурчал недовольно. А Ольга Петровна посочувствовала Эллочке, которой досталось от Крамера больше остальных.

— Что-то он с вами уж больно строгий был.

— Ерунда, — отмахнулась Эллочка. — Посмотрим, какой он строгий будет после завтрашнего корпоратива.

Я шла позади них, думая о своём, но на этом моменте сразу обратилась в слух.

Эллочка, как назло, понизила голос:

— Я с девчонками из профсоюза за небольшой презент договорилась, чтобы они меня за один столик с ним посадили.

— Коварная вы женщина, — тихонько засмеялась Ольга Петровна.

Эллочка ей ещё что-то ответила, уже совсем тихо, почти шёпотом. Как я ни напрягалась, смогла лишь с трудом разобрать отдельные слова: платье… отпад… не устоит…

И этот её гадкий смех!

Когда я спустилась к себе, девочки спросили:

— Ксения Андреевна, что-то плохое случилось? У вас такое расстроенное лицо…

— Нет, нет, всё нормально, — ответила я им. Ну правда, всё же нормально. Однако поймала себя на мысли, что мне почему-то очень-очень неприятно…

40

Эллочка

Празднование дня связиста давно стало в компании незыблемой традицией. Любимой традицией.

В этот день не работали, несмотря на то, что официально седьмое мая считалось рабочим, а значит, зарплата капала. В офис подъезжали лишь к обеду, выспавшиеся, весёлые, при параде, чтобы дружной толпой ехать вместе в какой-нибудь «Хуторок».

Под это дело из гендирекции исправно выделялась круглая сумма. Профком в лице Вали Харитоновой выкупал зал в каком-нибудь ресторане попроще, арендовал автобус, нанимал артистов для развлекательной программы.

«Чтоб было дёшево и сердито», — обычно наставлял Валю Харитонову Котов.

Но в этот раз указания он дал совсем другие: всё должно быть по высшему разряду! Чтобы не ударить в грязь лицом перед московским гостем. Пусть и не совсем гостем, но своим его тоже никто не считал.

Да он и не стремился стать здесь «своим». Наоборот, одним своим надменным видом держал дистанцию даже с теми, кто по должности ему вполне ровня. Что уж говорить о подчинённых.

Не успел Крамер здесь обосноваться, а его уже побаивались и недолюбливали. Особенно начальники отделов, которых он нещадно грузил задачами, требовал немедленного исполнения, отчитывал, как каких-то двоечников. Кому такое понравится?

И радостное нетерпение, с которым обычно ждали грядущий корпоратив, в этот раз омрачало опасение: как же гулять при новом коммерческом? При нём ведь даже расслабиться невозможно, не то что отдохнуть душой. Он же одним своим видом угнетал всякое веселье на корню.

Лучше бы он не пошёл на корпоратив, не портил нам праздник, вздыхали некоторые.

«Вот дуры», — усмехалась Эллочка.

Молодой и красивый мужчина — это же главное украшение любого вечера!

Тем более в их конторе, где половина мужичков — предпенсионного возраста, с лоснящимися лысинами, с тяжёлыми брюшками, с кислым запахом изо рта. А остальные, хоть и помоложе, но привлекательности в них ненамного больше.

Одни и те же физиономии давно ей опротивели. Такая скука смертная была на прошлом корпоративе в честь восьмого марта!

Единственный на тот момент интересовавший её мужчина — бывший коммерческий директор, — пойти на вечер не смог, жена-истеричка не пустила.

Эллочка изнемогала от тоски и отвращения, глядя на тёток-коллег, резво скачущих под Верку Сердючку. И настолько ей было одиноко и плохо, что она снизошла до метролога, усатого сорокапятилетнего холостяка. Вспомнить противно. Метролог в постели оказался совершенно никудышным. Да ещё и таскался потом за ней целую неделю, идиот. Пока она не послала его прямым текстом.

Ну а на этот раз корпоратив сулил ей не просто волнующее и интересное времяпрепровождение — он давал прекрасный шанс познакомиться с новым руководством поближе.

На самом деле, Эллочка рассчитывала не только познакомиться. На Крамера у неё были самые серьёзные намерения.

Он же просто подарок судьбы. Во всех отношениях. Москвич — значит, можно будет потом с ним в столицу уехать. Богат — вон, не успел приехать, а купил себе такую тачку. Модный и стильный — прямо как из каталогов. Холост и бездетен — это она выяснила сразу и ещё больше воодушевилась. Ну а о том, как полезно и выгодно иметь близкие отношения с прямым руководителем, она уже познала на личном опыте.

Ну и самое главное, он привлекал как мужчина.

Когда Илья Сергеевич распекал её на планёрке, она мечтательно смотрела на чувственные губы и представляла, какие они на вкус. Когда он раздражённо вышагивал, заложив руки в карманы, по кабинету, она угадывала, какой он без одежды. Судя по тому, как безупречно сидел на нём костюм — должен быть очень хорош. И особенно её интересовало, какой у него. Наверняка, тоже есть чем впечатлить.

Откровенно говоря, с таким красавчиком она не прочь была бы поразвлечься и без этого списка достоинств. Ну а при таком раскладе она вообще из кожи вон вылезет, но его не упустит.

Впрочем, особого беспокойства Эллочка не испытывала и в своём успехе не сомневалась ничуть. Мужчины, как известно, любят глазами. А уж ей-то есть что показать и чем завлечь. Недаром она в коллективе считалась самой красивой женщиной. Недаром все мужчины всегда пялятся на неё, тянутся к ней, норовят коснуться, приобнять, погладить, игнорируя других женщин.

Ну почти все и почти всегда. Лишь один-единственный раз её продинамили, но об этом Эллочка старалась не вспоминать, не портить себе настроение.

Она — самая красивая и точка.

Хотя одной красоты недостаточно. Надо уметь эту самую красоту эффектно подать. Но и это она умела как никто. В деле обольщения ей просто равных не было. И этот столичный князь угодит в плен её чар как миленький.

Уже бы угодил, если бы им удалось пообщаться наедине. Но такого счастливого случая не выпало пока ни разу. Она и видела-то его вблизи только дважды — на планёрках.

Она бы так долго не тянула. С радостью наведалась бы по какому-нибудь вопросу к нему в кабинет, раз сам не вызывает. Она даже и пыталась как-то, но через кордон в виде Лидочки к нему было не пробиться.

Противная дура твердила как заведённая: «Положите бумаги в папку, а я занесу Илье Сергеевичу. А для личной встречи — запишитесь сначала на приём, как положено».

Эллочка чувствовала — эта мерзавка нарочно её не пускает. Мстит за предыдущего коммерческого.

При нём Эллочка была здесь королевой и запросто могла приказать Лидочке, например, сделать ей кофе, перевести документ с английского или распечатать ворох писем.

Как-то раз секретарша попробовала возмутиться, мол, такие поручения в её обязанности не входят. Так её живо привели в чувство, предложив поискать другое место.

Эллочка, вспомнив приятные моменты, на миг загрустила, но тотчас одёрнула себя: с этим москвичом всё будет ещё лучше.

Так что этот корпоратив выпал как нельзя кстати. Там она будет блистать как никогда. Но на всякий случай стоило и подстраховаться — заказать местечко поближе к комиссарскому телу.

Валя Харитонова, как председатель профкома, лично следила за организацией праздника. Выбирала меню, напитки, номера программы и даже высказывала пожелания насчёт музыкального сопровождения, чтоб, не дай бог, не включили какой-нибудь шансон или рэп. Рассаживала за столики тоже она, расставляя рядом с приборами карточки с именами и фамилиями работников.

Вручив для сговорчивости Вале презент — литровую бутыль Чинзано, Эллочка упросила посадить её рядом с новым коммерческим.

Харитонова вперились в неё насмешливым взглядом.

— Эх, Элка… мало тебе той истории? — хмыкнула, но бутылку взяла. — Ладно, сделаем.

— Умница, — Эллочка сложила губы уточкой и послала воздушный поцелуй. — Ты же знаешь, я добро не забываю. А если с Крамером всё выгорит, дружить со мной будет очень полезно.

Она собралась уже уходить из тесного кабинета профкома, но потом, улыбнувшись своим мыслям, вновь повернулась к Харитоновой.

— Слушай, Валюш, не в службу, а в дружбу, посади ещё кое-кого кое с кем.

— Кого? И с кем?

— Ксению Андреевну рядом со её бывшим, со Славиком.

— Зачем? — удивилась Валя. — Они ж друг друга не выносят. Он же про неё вечно что попало болтает. Они ж там подерутся. И потом, я думала, её тоже с руководством…

— На черта она там сдалась с руководством? Нет-нет. Со Славиком, Валюш, со Славиком, договорились?

— Ну ладно, — пожала плечами Харитонова. В конце концов Чинзано ей подарила не Ксения Андреевна, а Эллочка.

***

Эллочка и сама не могла сказать, почему её так сильно раздражала бывшая подруга. Прежде она её вообще люто ненавидела, но на то были причины. А теперь-то чего? По привычке, видимо.

Они дружили ещё со студенческих времён. С ней удобно было дружить. Удобнее, чем с той же шумной и яркой Лёлькой, с которой постоянно случались ссоры и стычки.

Ксюша же была скучной, но миленькой скромницей. И ходить с такой не стыдно, и брать с собой не страшно. Она никогда не перетягивала на себя внимание парней. На неё и не смотрел никто, если рядом была Эллочка, которая конкуренцию не выносила. Ксюша вполне довольствовалась ролью второго плана. И, ко всему прочему, здорово её выручала по учёбе.

После института обе устроились в эту компанию, только в разные отделы. И первым неприятным сюрпризом стало скоропалительное Ксюшино замужество.

С Эллочкой многие хотели встречаться, многие за ней ухаживали, подарки дарили, домогались, но никто ни разу не позвал замуж, а эта тихоня умудрилась её обскакать. Это уязвило.

А дальше — ещё хуже.

К ней неожиданно прониклось руководство непонятно за какие заслуги и начало активно двигать вверх, тогда как сама Эллочка прозябала в должности рядового специалиста без всякой надежды на повышение.

Глухое раздражение переросло в острую неприязнь, которую Эллочка успешно маскировала.

А по-настоящему, всей душой, возненавидела она Ксюшу чуть позже, когда вдвоём отдыхали в Аршане. Это руководство выделило своей любимице две путёвки в санаторий, но Славик поехать не смог, и Ксюша взяла с собой Эллочку. Облагодетельствовала!

В санатории на совместных завтраках-обедах-ужинах они познакомились с Игорем. Положа руку на сердце, ничего такого уж особенного в нём не было. Разве что профессия интересная — драматург. Но у Эллочки тогда буквально помутился разум. Так страстно она не влюблялась с самой школы, а Игорь, этот идиот-драматург, отверг её. Ему, видите ли, понравилась чёртова скромница Ксюша. И хотя она в итоге тоже дала ему отворот-поворот (у неё же Славик!), Эллочке легче не стало. От их взаимных взглядов и улыбок она буквально задыхалась. Казалось, ненависть как кислота разъедала её внутренности.

И она пообещала себе, что отплатит подруге за все свои страдания.

Сначала была мысль оговорить её. Рассказать мужу про Игоря, добавив от себя некоторые подробности. Но, хорошенько подумав, Эллочка выбрала другой путь.

Настроить эгоистичного болвана Славика против жены оказалось делом плёвым. Соблазнить было чуть сложнее, но ненамного. А дальше всё шло как по писанному, правда, так рано раскрывать их связь она не хотела. Планировала приручить Славика и подбить его выгнать жену. Но в целом, тоже вышло эффектно, и развод был громкий.

И вот только тогда её отпустило. Нет, раздражение осталось. Её и до сих пор воротит при виде бывшей подруги, но мучительная злоба стихла.

Ну а когда Ксюшу прокатили с должностью — вообще стало хорошо.

Мысль усадить вместе Славика и Ксюшу пришла внезапно и показалась пусть мелкой, но забавной пакостью. Даже не пакость, а так, баловство…

41

На корпоратив Эллочка собиралась с особым тщанием. Ещё шестого мая, сразу после планёрки, сбагрила все задания Крамера, которыми он её лично загрузил, на подчинённых и отправилась в «Бьюти Лук», наводить красоту. Ногти, волосы, брови, кожа — всё должно быть безупречным.

Ну а седьмого мая она подъехала сразу к ресторану во всеоружии. Не тесниться же в автобусе в таком виде.

Сегодня Эллочка была «lady in red». Тончайшая, полупрозрачная алая ткань струилась по соблазнительным изгибам, лиф очень выгодно подчёркивал грудь, разрез сбоку оголял стройное бедро, а спина оставалась полностью обнажена. Наряд был, конечно, смелым, но игра стоила свеч.