Одержимость

3

Чёрное, белое. Чёрное, белое. Яркие вспышки мерцали сквозь жалюзи. Это не грохот от проехавшего мимо поезда разбудил меня. Раздражающий звук удара стали о сталь, был знакомым другом. Этот звук создавал некую определённость, когда я не мог отличить сон от реальности. Потный, обнажённый, мокрые простыни, липкая кожа. Каждый вдох, который я делал, был отчаянной попыткой избавиться от удушья. Серые простыни, черное одеяло, большие фрески в рамах, картины — мои картины. Я был в своей комнате.

Подняв руки к лицу, я помассировал глаза и сел на кровати. Затем вцепился пальцами в волосы. Это была мечта, которая выбила меня из равновесия. Идеальная болезненная фантазия. Я откинул простынь и сел на край кровати, наблюдая за вспышками света, позволяя себе вспомнить. Позволяя голосам съесть меня живьём.

«Она ушла».

«Ты всё разрушил. Ты позволил ей уйти».

«Она мертва для тебя».

«Забудь её».

— Нет, — обратился я в пустоту напряжённым шёпотом.

«Забудь её».

«Возненавидь её».

«Люби её».

«Исчезла».

«Никчёмный. Никчёмный. Никчёмный».

Поезд наконец-то проехал, но стук в моей голове остался. Я крепко зажмурился и прижал ладонь к виску. Снова открыв глаза, всё ещё обнаженный, опустился коленями на ковёр. Мой холст оказался прямо передо мной. Руками, покрытыми татуировками, потянулся и взял кисть. Я взглянул на красные числа циферблата. Было всего лишь два часа ночи. Потряс головой. Время, время... Я продолжал его терять, продолжал проваливаться в черные дыры. Не имело значения, сколько грёбанных таблеток выпил; я принадлежал этой бездне, и ни одна химия на Земле не способна вытащить меня из её глубин. Эти моменты пустоты были нечасты, их разделяли длинные отрезки времени, но в последнее время я их ждал.

Запах краски пропитал воздух. Я не помнил, как встал с постели, и, конечно же, не помнил, как рисовал эту картину. Это самая яркая вещь, которую нарисовал со времён Пэйдж. Со времен, когда бездна поглотила меня полностью. Малиново-жёлтое свечение прозрачных рождественских огней разлились по холсту, две скрученные в объятиях фигуры — одна чёрная, другая серая. В углу громадная сосна, освещенная крошечными шарами призрачного света. Это были не точные очертания — цвет был приглушённым — это была правда, смешанная с иллюзией. Но если бы я достаточно долго смотрел на неё, то, кажется, смог бы почувствовать.

Это была моя мечта. Та, которая пробудила меня. Та, которая охладила мою кожу бисеринками пота. Та, которая воплотилась в жизнь при помощи масла и пигмента. Но память, показала мне воспоминание.

Красный, зелёный, белый и голубой... Цвета отскакивали от белых стен тускло освещённого узкого коридора. От улыбки у неё появлялись ямочки на щеках. Когда она прислонилась спиной к стене, я наклонился к ней. Рука Пэйдж дрожала, пока заправляла мягкие пряди светлых волос за ухо. Я вдохнул её запах — аромат дождя, комфорта, тёплого оттенка света. Мои нетерпеливые неопытные губы нашли её. На языке ощущался вкус леденцов, а её тихий вздох сломал мой самоконтроль. Мы были слишком молодыми, чтобы чувствовать подобное. Я был слишком молод, чтобы верить в «долго и счастливо». Мой рот и её, навсегда. Моя рука — всегда — в её волосах. Этот редкий момент, словно во сне, казалось, что я никогда не проснусь.

Напряжение возросло, когда Пэйдж обхватила мою шею, притянув нас друг к другу. Её грудь прижалась к моей. Её поцелуй полностью остановил голоса, остановил звук... остановил время. Громкий смех из кухни напугал её, и она отстранилась. Губы Пэйдж медленно растянулись в самую сексуальную усмешку, которую я когда-либо видел.

— Счастливого Рождества, Деклан. — её голос был бархатным, золотым; ярким диким цветом на моих влажных губах. Она снова меня поцеловала, лениво дразня, прежде чем зарыться лицом мне в шею.

— Счастливого Рождества.

Мне было четырнадцать, когда я поцеловал Пэйдж в коридоре дома её детства. Мы были только месяц в отношениях. Это было началом всего. Началом чего-то, что, тогда я так думал, спасёт меня от самого себя, от демонов, которые завладели мной. Если бы я знал, что спустя четыре года Пэйдж разрушит всё это.

Женский стон, как в порнофильме, вырвал меня из сна. Громкий хлопок, ворчание и ещё один стон, ещё один судорожный вздох. Дерьмо. Солнце уже встало, нагревая краски, которые оставил открытыми на полу прошлой ночью. Я резко встал с постели, схватил свои штаны и надел их. Торопливо закрыл открытые банки с краской крышками и поставил на рабочий стол. Дерьмо. Я старался не смотреть на картину, нарисованную прошлой ночью. Я пытался затолкать воспоминания и время, которое потерял, обратно, но это оказалось бессмысленным. Сцена, которую я мастерски разместил на полотне, плюнула в меня проклятием.

«Разорви её. Порежь её, Деклан».

«Разрушь это».

Я не позволил себе задержать взгляд на картине, перешагнув через холст. Порылся в комоде и схватил первую попавшуюся футболку, которую смог найти. Стоны моего брата Лиама, трахающего какую-то девку за стеной, начинали меня раздражать.

«Ты завистливый».

«Слушай. Слушай. Слушай».

«У тебя никогда не будет такого же. Таких же ощущений».

Я начал напевать песню моей любимой группы «Brand New», пытаясь заглушить враждебное шипение голосов, звучащих в моей голове. Взял телефон с подключенными наушниками с верхней полки шкафа, включил музыку и засунул в уши вкладыши. Глубокий бас, агрессивный ритм. Я закрыл глаза и утонул во всём этом. Картина прошлой ночи... забыта.

К сожалению, ванная комната не соединена с моей спальней, поэтому я пропустил свою обычную утреннюю рутину, предоставляя брату немного уединения. Мои таблетки, в любом случае, были на кухне, поэтому я мог принять душ позже. Маленькая часть меня хотела создать как можно больше шума, чтобы дать понять Лиаму, что я проснулся, но я не могу так поступить. Не с ним. Он так много сделал для меня, для нашей семьи, он заслуживает развлекаться с девушкой время от времени.

Я прошел на кухню, тихо крадясь мимо его двери. Музыка подарила забвение, словно отгородила от всего. Прихожая вывела к огромному пространству в индустриальном стиле. Кухня плавно перетекала в гостиную. Металлические опоры и балки под потолком тянулись через всю квартиру. Пол был покрыт деревом тёмно-коричневого цвета, и единственной разделительной линией между кухней и гостиной являлся небольшой бежевый ковёр. Квартира выглядела холодной из-за металлических балок, чёрной мебели и моих грёбанных тёмных мыслей, воплощенных на картинах, которые висели в рамах на кирпичных стенах. Деревянные полы и ковёр были единственными тёплыми тонами, которые Лиам допустил во время ремонта. Я прошелся босыми ногами по холодному полу кухни, насыпал хлопья в миску, достал молоко, максимально тихо закрыв холодильник.

После того, как наш отец-алкоголик скончался шесть лет назад, Лиам получил кредит, добавил небольшое количество накопленных денег и выкупил тату салон «Дорога» у своего босса. Потом сделал ремонт в квартире, которая была над салоном. Нашему отцу диагностировали цирроз печени за несколько лет до его смерти, и он решил, что лучше упиться до смерти, чем обеспечить свою семью. Он бросил работу на нефтеперерабатывающем заводе и жил на свою ветеранскую пенсию. Наша мама никогда не работала, всю жизнь была домохозяйкой. Лиам, как старший сын, взвалил бремя добытчика на себя. Бросив школу в шестнадцать лет, чтобы зарабатывать деньги, Лиам получил работу уборщика здесь, в салоне. Часто работая за стойкой, он внимательно наблюдал за работой мастеров и быстро всему научился. Когда дело касалось творчества, его талант всегда превосходил мой, но у него никогда не было голосов, которые тянули его назад. Так что он чертовски процветал. К восемнадцати годам он стал одним из самых лучших художников в салоне.

К тому моменту, когда умер отец, Лиам работал в салоне уже около восьми лет. Он спасал нас, управляя нашим домом, оплачивая медицинские счета. В общем, был хозяином в доме. Он был со мной, когда я пытался покончить с собой. Он был тем, кто, наконец, проявил инициативу, чтобы предоставить мне помощь, в которой я нуждался. Если бы не он, я был бы предоставлен моей чрезмерно верующей матери-католичке и отцу-алкоголику и никогда не пережил своё тринадцатилетие. С такими мыслями я проглотил первую ложку хлопьев, и они поцарапали мне горло. Я обязан Лиаму всем.

Поставив миску на гранитную столешницу, я присел на барный стул. Только после того, как умер отец, Лиам, наконец, почувствовал себя в безопасности, чтобы переехать. Я ушёл вместе с ним, потому что дома меня окружало множество воспоминаний, которые кормили моего монстра. Киран — младший брат — изучал богословие, поэтому, когда мы ушли, было решено, что он останется дома и позаботиться о маме. Все мы заботились о маме, и до сих пор продолжаем это делать. «Дорога» стал семейным бизнесом. Прежний владелец, не был хорошим бизнесменом, и почти потерял это место. Если бы не Лиам, то эта крошечная империя рухнула бы. Сейчас «Дорога» — один из самых процветающих тату салонов в Солт-Лейк-Сити. Первоначальный владелец выбыл из игры, уйдя на пенсию, и мы взяли этот бизнес на себя. Лиам и я, были лучшими художниками в нашем небольшом штате сотрудников. Киран, положил свою мечту стать священником в долгий ящик, чтобы помогать управлять счетами. В конце концов, он полностью отказался от этой мечты и работал с нами на полную ставку.

Краем глаза я заметил движение, что прервало мои мысли. Как только я оторвал взгляд от миски, то сразу же пожалел об этом. Лиам в одних только трусах-боксёрах зашёл на кухню с девушкой-звездой-порно позади него. Я вытащил один из наушников, пока наблюдал, как Тана, одна из наших постоянных клиенток, дергалась под моим взглядом. Мой брат провёл рукой сквозь тёмные волосы; он больше чем кто-либо из нас был похож на отца и ненавидел это. Руки, ноги, грудь, шея Лиама были словно палитра красок, его маскировкой. Всё его тело было покрыто татуировками. Он выглядел как настоящий хозяин тату салона. Мускулы, тоннели в ушах, пирсинг в носу, на правой брови штанга и достаточное количество татуировок, чтобы скрыть того, кем он был на самом деле, кого он действительно презирал.

— Привет, Деклан, — тихий голос Таны был чересчур милым, и это напрягало меня.

Я кивнул.

— Не будь чертовым ублюдком. — Лиам сузил глаза. — Ты знаешь Тану, где твои манеры? — Он едва скрывал свою ухмылку.

— Я просто не выспался.

Я встал, подошёл к раковине и высыпал в нее практически нетронутое содержимое миски, включив воду, чтобы всё это смыть.

Тана что-то прошептала, по крайне мере, думаю, что это была она. Я выключил воду, повернулся, чтобы посмотреть на них, и застал её, целующую Лиама в губы. Было неловко наблюдать за этим. За последние годы я видел его только с несколькими женщинами. Но Тана слишком сильно напоминала мне Келли, и когда она отстранилась, я увидел, как что-то мелькнуло в его глазах — сожаление. Тана притворилась, что не заметила этого.

Улыбнувшись моему брату, она подняла свои полностью татуированные руки и собрала свои кудрявые тусклые каштановые волосы в конский хвост.

— Увидимся в эту субботу?

Он глубоко вздохнул.

— Я напишу тебе.

От скрытого отказа ее поддельная улыбка потухла.

— Ладно.

У неё было достаточно чувства собственного достоинства, чтобы не напрашиваться на ещё один поцелуй. Она взяла свою сумку с дивана и вышла за дверь.

Лиам и я наблюдали её уход в молчании. Как только дверь за ней закрылась, я вытащил другой наушник из уха, выключил телефон и убрал его в карман.

— Она напоминает мне Келли, — сказал я.

— Иди на хуй, — сжал он челюсть.

— Я серьёзно. Она выглядит...

— Я не вижу этого, — солгал он и проглотил ком правды.

Я предоставил ему возможность верить в это.

— Возможно, я снова увидел какую-то хрень.

Его губы дернулись.

— Ну, это происходит не в первый раз, Декс.

Он притянул к себе коробку с хлопьями, которую я оставил на стойке.

— Я собираюсь принять душ, потом пойду вниз, открою салон.

— Ты принял лекарства? — спросил Лиам, не отрываясь от завтрака. Я уже был достаточно взрослым и не нуждался в опеке, но Лиаму было трудно избавиться от старых привычек.

— Я приму.

— Не забудь, Декс, прошлый месяц...

— Я не забуду.

В прошлом месяце я пытался слезть с таблеток. Устал ничего не чувствовать, устал быть зомби. Голоса добивали меня, но они также давали мне жизнь. Они ударяли и скрежетали в моём сердце, но побочным эффектом этого были картины, образы и цвет. Они говорили мне, что я живой, несмотря на ложь, которая питала меня и наполняла мой живот гнилью. Я — живой.

— Это новое лекарство помогает? Оно более сбалансировано, чем прежнее? — Лиам поймал мой взгляд своими тёмными глазами.

— Я всё ещё пробираюсь сквозь дерьмо, но это лучше, чем быть роботом.

Он подарил мне небольшую улыбку.

— Скажи мне… Женщина? Действительно ли это помогает? — рискнул спросить я, когда увидел эту маленькую улыбку, это дало мне чертову надежду... Для него... Для меня.

Мускул на его челюсти дрогнул, когда он поднял подбородок.

— Они, чёрт возьми, оставили нас, Декс. Мы ничего не можем с этим поделать, кроме как двигаться вперёд. Пэйдж украла твою душу, а Келли, она... она ушла. Что бы я ни предлагал ей, этого было недостаточно. Наступило время подумать о себе... Понимаешь?

Я понимал.

Быть без женщины было слишком прекрасно. Чувство пустоты слишком освоилось у меня в груди и в тёмных затуманенных уголках моего существования. Когда Пэйдж ушла, она оставила меня с зияющей кровоточащей раной. Ногти на её пальцах всё ещё разрывали и отрывали моё сердце. Она ушла, но её призрак всё ещё рвал и выцарапывал себе путь в мою душу. Может быть, пришло время очиститься от её проклятия.

— На днях девушка дала мне свой номер, — сказал я и с интересом ждал его реакции.

Ложка выпала из руки Лиама и ударилась о миску.

— И-и-и? — Уголки его губ изогнулись.

— Я его выбросил. — Я опустил взгляд, когда его улыбка пропала.

— Блять, — пробормотал он себе под нос.

— Но это был первый раз, Лиам, когда я пожалел об этом.