Одна судьба на двоих

Глава восьмая

Как ни старался Каттер не производить ни малейшего шума, но, когда он перевернул страницу читаемого журнала, в спальне Чейенн раздался легкий шелест.

Это, по-видимому, и разбудило Чейенн. Она села в постели, настороженная как кошка, почуявшая приближение птицы. Сердце ее билось так, словно над ней нависла близкая опасность.

В комнате, однако, стояла тишина. Все как обычно. В поразительно чистые окна дома Каттера врывалось яркое солнце.

Над заливом парили чайки, лениво описывая круги в ярко-синем небе и время от времени ныряя в море. Залив за дюнами был спокоен, от бурного прибоя остались лишь сверкавшие завитки, ласково лизавшие берег.

Каттер лежал, вытянувшись во весь свой рост на синем кресле-качалке рядом с ее кроватью. Одетый в джинсы на ремне с огромной серебряной пряжкой, голубую ковбойку и кроссовки, он производил впечатление расслабившегося, домашнего мужа. И читал он, по обыкновению, деловой журнал, как если бы дело происходило в Техасе, а у его жены, с которой он счастливо жил в полном взаимопонимании и согласии, было легкое желудочное недомогание.

Впечатление уюта и покоя, навеваемое этим зрелищем, а также присутствие Каттера на несколько минут выбили Чейенн из колеи. Но тут глаза ее упали на черный пистолет, лежавший на прикроватной тумбочке, и ей вспомнились ужасные фотографии с трупом убитого Курта.

Вернувшись к реальности, она внезапно почувствовала себя чужой в своей собственной жизни.

— У Курта были широко раскрытые глаза, — прошептала она трагическим шепотом, словно Каттер не видел фотографий собственными глазами.

— Дорогая, Курт был одним из похитителей.

— Глаза его смотрели, но не видели, — с трудом продолжала она сиплым голосом. Ей было больно говорить.

— Не думай об этом, — сказал Каттер как ни в чем не бывало, захлопывая журнал и кладя его рядом с пистолетом. — Сейчас важно одно: чтобы ты пришла в себя.

Да за какое же чудовище она вышла замуж?! За мужчину, которого не трогают подобные злодеяния? Как будто для него это было вполне заурядное явление.

Мартин часто говорил ей, что в деловых кругах Каттера считают холодным, бесчувственным человеком, способным на все; что он добавил к их семейному состоянию несметные богатства, ибо умел делать деньги во всех концах света. Он подвизался в самых отдаленных частях Африки и Южной Америки, даже в странах Ближнего Востока, раздираемых военными конфликтами. По словам Мартина, не было на международной арене человека, который действовал бы с такой решительностью.

Что же делал Каттер, желая преуспеть? Убивал? Значит, он способен на убийство?

Одного взгляда на лицо Каттера, словно высеченное из камня, достаточно, чтобы понять, насколько этот сильный, мужественный человек полон честолюбия и целеустремленности. Немного выступающий вперед подбородок и массивная челюсть подчеркивают волевые линии лица. Плечи его превосходят шириной спинку бархатного кресла, в котором он развалился. В этот момент муж показался Чейенн могучим, опасным и безжалостным.

Она никогда не встречала такого человека, как Каттер. Всю эту неделю на острове он, очевидно, нервничал, но ни потрясенным, ни испуганным не выглядел. В отличие от Мартина. В Каттере чувствовалась мрачная сила и железное самообладание. И то, и другое внушало ей страх.

Всю неделю он, как она теперь понимала, ждал чего-то похожего. Но старался и виду не показывать, пряча свои мысли и опасения за каменной маской спокойствия. Лишь иногда она замечала, что он слишком мрачен.

Теперь-то ясно, почему он не желал выпускать ее из поля зрения и вместо Уэст-Вилла привез на этот отдаленный безлюдный остров.

Чейенн вздернула подбородок.

— Где Джереми? — осведомилась она вызывающим тоном. — Как он?

— Нормально.

Почему такой холодный тон?

— Нормально? Что это означает? Я полагаю, он должен быть расстроен... Да, конечно же, он расстроен... Я хочу сказать...

— Он крепкий парень. Естественно, он встревожен, как может быть иначе. Мы с ним говорили об этом. Но он понял ситуацию и поверил, что я вас из нее вызволю.

— Что он делает сейчас? Вот в эту самую минуту?

— Играет в своей комнате на компьютере. Он очень беспокоится за тебя.

— Я не хочу, чтобы он выходил из дому. Ты понял меня? Эти чудовища уже похитили его один раз. Они могут... — Она разрыдалась, но через какое-то время сумела взять себя в руки.

Каттер мрачно кивнул.

— Видишь ли, я не думаю, что Хосе захочет сейчас в открытую напасть на остров. Заявку он послал. Теперь будет выжидать, пока мы расслабимся. Тогда мы станем более доступными мишенями.

— Мишенями?

Ледяное спокойствие Каттера не поддавалось описанию.

— Ах вот как! Так, может, ты наконец расскажешь мне, кто такой этот Хосе?

— Вы с Мартином задолжали Хосе Эрнандо пять миллионов долларов. Как всякий здравомыслящий делец, он хотел бы получить свои денежки обратно.

Как всякий здравомыслящий делец! — Значит, это он похитил Джереми?

От двери донесся какой-то еле слышный звук, но ни она, ни Каттер не придали ему значения.

— Ну, не лично Хосе. По его приказанию.

— А если бы ты заплатил ему выкуп, мы были бы в безопасности?

— Да, не исключается... Возможно, и были бы... — Спокойный голос Каттера не действовал на нее успокаивающе.

— Не исключается... Возможно... Что я слышу? — Она дрожала всем телом.

Он наклонился к ней ниже; она не сводила с него пристального взора. На секунду, показавшуюся ей самой длинной в ее жизни, Чейенн даже перестала дышать.

— Но сейчас, Чейенн, ни о каких «если» не может быть и речи, — произнес он после некоторой паузы. — Мы как никогда под угрозой опасности.

— Почему? — выпалила Чейенн.

Она вспомнила так поразившее ее накануне возвращения Джереми огромное количество доставлявшихся в дом боеприпасов и оружия разных видов, а также целую армию охранников. Все то, что он не решался ей объяснить. И о чем она не решалась спрашивать.

— Я не заплатил выкупа. — Каттер по-прежнему говорил тихо и спокойно и все же совсем иным тоном. Глаза его потухли, стали холодными и ничего не выражающими. — Вот почему Хосе послал нам эти фотографии. Это вызов.

— То есть теперь наш черед?

Каттер кивнул.

А ведь где-то в глубине души она об этом догадывалась!

— Это твоя вина, — заявила Чейенн обманчиво мягким голосом. — Если бы ты сделал, как они требовали...

— Ну уж извини, пожалуйста! — довольно резко оборвал он ее. — Я играю по собственным правилам, а не под диктовку какого-то гангстера. Хосе похитил моего сына. А я похитил его дочь.

Сердце Чейенн забилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

— Что-что?

— Похитил его дочь. Но мы ее отпустили, как только получили Джереми.

— А почему ты не мог просто заплатить выкуп?

— Потому что, святая наивность, они бы наверняка убили Джереми!

— Откуда тебе это известно?

— Проще простого. Ты можешь питать какие-то иллюзии, потому что жила совсем иначе, чем я. А я уже имел дело с негодяями вроде Хосе. Неоднократно. И заплатил выкуп. Но всего один-единственный раз. Знаешь, что последовало? Во-первых, я потерял деньги, но мне плевать на эти гроши, которые запросили мерзавцы, подыхающие с голоду. Но, когда они выбросили перед моим домом изуродованное тело моего служащего с пулей между глаз, мне уже было не до плевков. Джордж, еще совсем мальчишка, был опасен тем, что мог опознать своих похитителей. Они боялись угодить за решетку. — За спокойным голосом Каттера и каменным выражением его лица чувствовалась железная воля. — Но им это не прошло безнаказанно. Джордж был для меня братом. Таким братом, какого я никогда не имел. Я нанял нескольких профессионалов. Мы выследили одного за другим всех его убийц. Труднее было с их вожаком. На его поимку ушло полгода.

— А что же было потом?

— Потом я в этой стране не потерял ни одного человека.

Лицо Каттера потемнело. Черные глаза сверкали.

За его твердостью чувствовалась непередаваемая словами боль. Чейенн тут же захотелось утешить его, успокоить, забыть о своих обидах, но она поборола это желание.

— Почему же ты не сказал мне правду? — только и спросила она.

— Потому что я предполагал, что ты запаникуешь. Как это и произошло сейчас.

— Не разговаривай со мной так, будто я первоклашка. Я, естественно, испугалась. Какой-то незнакомец посылает мне фотографии трупа моего охранника...

— «Моего охранника»! — вскипел Каттер. — Счастье твое, что он не перерезал тебе глотку, пока ты спала. Нам, считай, повезло, что Хосе предпочел его убрать.

— Повезло... Ты сам виноват, что подставил нас.

Каттер сжал губы.

— Послушай, дорогая, вы с Мартином брали в долг деньги у очень опасного человека. И не возвращали их. Теперь я пожинаю плоды ваших деяний. И стараюсь вас спасти.

— Да, но у тебя не очень-то получается.

— Джереми еще жив, ты тоже! — взорвался Каттер. — Где бы ты была сейчас, не примчись я той ночью, когда ты позвонила?

— Какое это имеет значение, если мы вынуждены скрываться? Если Хосе все равно собирается нас убить?

— Проклятие, Чейенн! — Каттер вскочил с кресла, опрокинув при этом шаткую прикроватную тумбочку. Его пистолет, лампа под большим абажуром и журнал, который он читал, полетели на пол. — Неужели ты не в состоянии хоть раз в жизни поверить в меня? Ну самую чуточку?

Он вдруг сел на кровать рядом с ней, да с такой стремительностью, что она не успела отодвинуться. Длинными пальцами он схватил ее руки и притянул к себе как можно ближе.

— Я хочу поставить точки над «i», моя дорогая, — выговорил он наконец. — Похищение Джереми, смерть Курта и вообще все, что с этим связано, никоим образом не является моей виной.

— Ты делаешь мне больно, — прошептала она.

Каттер молча отбросил ее руки, словно они вызывали у него отвращение, и устало выпрямился. Затем наклонился и поднял пистолет. Он старался сдерживать свои эмоции, но все его длинное мускулистое тело было напряжено. Со знанием дела он осмотрел и проверил пистолет, смахнул с него пыль и, не глядя на Чейенн, положил обратно на тумбочку. При этом, как она заметила, его рука дрожала не меньше, чем ее. Но ему удалось овладеть собой и хотя бы внешне успокоиться.

— Может быть, в одном вы с Мартином все же сходитесь, — уже спокойным голосом сказал он. — Со стороны моего семейства, особенно от Мартина, я всегда был вправе ожидать одного — осуждения. Все мои родные были обо мне наихудшего мнения. Я вырос, сознавая это. Мартин был для наших родителей желанным сыном, которого они обожали, светом в окошке, на меня же они обращали крайне мало внимания. Я увлекался книгами, математикой, бизнесом, работал очень много и упорно, желая доказать, что чего-нибудь да стою. И научился во всем всегда быть первым. Но родителям это было безразлично. Лишь бы я помогал Мартину, заботился о нем. Мартин же относился к моим способностям весьма скептически. Ни один из родителей не знал, к чему я стремлюсь, да и не пытался узнать. Они утверждали, что я вылитый дедушка. Он был эдаким денежным мешком, который вывел нас в люди, но сам при этом остался вульгарным, грубым человеком.

Первая моя жена в этом отношении походила на них. Прошло совсем немного времени, и я понял, что в ее представлении я годен лишь для того, чтобы делать деньги. Рассудив, что, возможно, она и права, я заплатил ей отступные и избавился от нее. Любовь после этого перестала меня интересовать, я весь ушел в бизнес. Пока не встретил тебя.

Он не отрывал от ее лица взора, в котором стояла мука.

— Каттер...

— Я старался позабыть тебя, но, вот дьявольщина, все те годы, что ты жила с Мартином, не переставал о тебе думать. Мне часто приходилось видеть проезжающие в машинах или сидящие в ресторанах семьи. Мужчину и женщину с двумя маленькими детьми — мальчиком и девочкой. Сын и дочь. Семейство. Я умирал от желания иметь такое же. А как я завидовал Мартину — ведь он жил с тобой! Прямо не понимаю, как это я не сошел с ума. — Он помолчал. — Узнав после смерти Мартина, что Хосе собирается тебя убить, я понял, что потерять тебя вторично — выше моих сил. Даже если нет ни малейшей надежды на то, что ты станешь... — Он осекся. — Но, клянусь, если бы не Джереми, я бы вот сию секунду вышел из этой комнаты, чтобы никогда больше не возвращаться.

Любовь перестала его интересовать. Пока он не встретил ее... Он понял, что потерять ее вторично выше его сил... Ему хотелось иметь семью. Нормальную семью...

Сердце ее бешено стучало. В горле пересохло.

И все же Чейенн сопротивлялась тому, чтобы поверить в это.

Он молча смотрел на нее, тяжело дыша. Между ними плотной завесой висела напряженность.

— Ты считаешь меня чудовищем наподобие Хосе, — сказал он с металлом в голосе.

— Нет, нет, я...

Она не успела опровергнуть его обвинение, как дверь отворилась и в комнату вбежал явно подслушивавший у двери Джереми.

— Мамочка, — бросился он к Чейенн, — как я рад, что па... что дядя Каттер спас меня. Он застрелит Лысого и Хосе, и все будет в порядке. Вот увидишь.

— Точно, сынок, — холодно произнес Каттер.

Джереми засиял.

— Вы, видно уже обсуждали между собой этот вопрос, — прошептала Чейенн и повернулась к Каттеру. — Так каким образом ты намерен свершить это чудо? Мне бы хотелось знать подробности. Что именно вы собираетесь предпринять?

— То, что нужно будет, — отрезал Каттер ледяным тоном.

То есть нечто чудовищное, внушающее неописуемый ужас.

— О Боже! — Чейенн отвернулась.

— Не будь так несправедлива, мамочка! Дядя Каттер вовсе не плохой человек.

Джереми соскочил с кровати, приблизился к Каттеру и взял его руку в свою.

Чейенн была поражена. Мальчик, переживший похищение бандитами, способен так спокойно судить об этом! Не иначе как Каттер совсем задурил мальчика.

Сейчас, когда они стояли рядом, в глаза опять бросилось разительное сходство. Оба мужчины — и маленький, и большой — взирали на нее совершенно одинаковыми черными глазами с совершенно одинаковым выражением упрека. Сумрачные улыбки почти одновременно сползли с их лиц. И отвернулись они от нее и кивнули друг другу тоже синхронно, словно между ними существовало чисто мужское, чисто генетическое взаимопонимание.

На секунду ей показалось, что они не слышат ее. Как если бы она посылала им сигналы на одной волне, а они принимали на другой.

— О Боже! — Чейенн спрятала лицо в ладони. — И зачем только я вышла за тебя замуж! Я не хочу, чтобы Джереми вырос таким же безжалостным и холодным, как ты.

— Послушай, — возмутился Каттер. — Я ведь ради тебя сунул шею в петлю. Прояви хоть какую-то благодарность.

— Благодарность?!

— Да, мамочка! Он хочет сказать, что хватит тебе быть к нему несправедливой.

— Несправедливой?! О-о-о! — Чейенн уткнулась лицом в подушку. Последнее, что она слышала, когда за ними закрывалась дверь, был голосок сына:

— Не волнуйся, дядя Каттер. Она никогда долго не дуется.

— Я не дуюсь! — вскричала она. — Я волнуюсь, что совершенно естественно.

Схватив подушку, она что было силы швырнула ее в дверь.

Джереми изменил ей ради Каттера, и это было невыносимо.

Всю свою жизнь мальчик тянулся к отцу, но Мартин презирал его за то, что он такой рассудительный и умный. Те жалкие крохи любви, что Мартин бросал Джереми, были вызваны в основном желанием насолить Чейенн.

Сейчас Джереми впервые испытывал интуитивную близость к мужчине, которым он восхищается, — к своему родному отцу. Тем более что Каттер неизменно добр и внимателен к мальчику.

Что ни вечер, Каттер отправлялся в его комнату, где они вместе читали и беседовали. И где Джереми задавал свои бесконечные «почему». И где Каттер, признавшийся, что Джереми может замучить своими вопросами, терпеливо на них отвечал. Рассказал же ей Каттер, как он в детстве страдал от невнимания своих родителей и искал спасения от одиночества в книгах и занятиях, а впоследствии в бизнесе. Наученный горьким опытом своей жизни, он относится к сыну иначе.

Отец и сын любят друг друга. Между ними существует взаимопонимание. Каттер быстро привязывается к Джереми и хочет, чтобы мальчик стал частью его жизни! Но ведь и она хочет того же!

В детстве Чейенн очень тянулась к своему отцу. Всякий раз, как она соревновалась с Шэнтэл и побеждала сестру, ею руководило одно желание — завоевать любовь и уважение их отца. А когда Бен появлялся на школьных мероприятиях, Чейенн мечтала: вдруг он возьмет да и пригласит ее в свой большой дом на ранчо, где жило его семейство? И в один прекрасный день он заставит Шэнтэл принять ее как сестру. Но вот беда — Бену Весту никогда ничего подобного не приходило в голову, хотя он не мог не заметить ее обреченных на неудачу попыток завоевать его симпатию, как и того, что из-за репутации матери девочка превратилась в предмет всеобщего презрения. В таких случаях он печально опускал голову, но все оставалось по-прежнему.

С другой стороны, Каттер пришел к ней в ту минуту, когда ей и Джереми угрожала смертельная опасность. Он рисковал своей жизнью ради них.

А как Каттер говорил о том, что хотел бы иметь настоящую семью, воспитывать сына и дочку! Что бы там ни было в прошлом и что бы ни мешало им еще и сейчас, они с Каттером образовали настоящую семью.

От этой мысли на сердце потеплело, а ничем не оправданная злость на Каттера начала таять.

Но все же Чейенн не открыла дверь спальни и не попросила прощения.