Женщина заговорила по-гречески:
– Вы сделали это очень убедительно. Вы заслуживаете «Оскара».
Он ответил на том же языке:
– Я не был убедителен, раз вы раскусили меня.
– О, просто я никому не верю, – сказала она задорно. – Это помогает сэкономить уйму времени.
Он вежливо улыбнулся:
– Как это мудро! Вы работаете у Гомера? – показал он на ее камеру.
– Нет, я только недавно с ним познакомилась.
– И что вы о нем думаете?
– Никогда не встречала такого влюбленного человека.
– Что очень жаль...
– Что вы имеете в виду?
– Вы же, конечно, не думаете, что невеста любит его? Для нее он – бутоньерка, дополняющая бриллианты, которыми ее осыпает. Лучшая часть ее карьеры позади, поэтому она и ухватилась за него. Мне почти жаль его.
– Но это означает, что хоть кто-то наконец унизил его, и вы должны быть благодарны невесте. Только подумайте, насколько легче вам будет повергнуть его в будущем.
Она наклонила голову набок и с каким-то отстраненным любопытством смотрела на него, словно на какой-то редкостный экземпляр. Неожиданно дрожь пронзила Лисандроса. Он не понял почему, однако...
– Я полагаю, что в этом могу обойтись и без помощи, – заметил он.
– Вот о чем я думаю, – сказала она, очевидно сильно задетая. – Вы заметили, что чужие свадьбы обнажают самое худшее в людях? Я уверена, что обычно вы не столь циничны и раздражительны, как сейчас.
Это была чистейшая дерзость, но вместо того, чтобы отделаться от нахалки, он почувствовал желание вступить с ней в спор.
– Конечно нет. Обычно я еще хуже.
– Это вряд ли возможно.
– Все, кто знает меня, сказали бы вам, что я пребываю в своем самом добром и легком расположении духа.
– Не верю. Интуиция подсказывает мне, что в душе вы мягкий человек. Люди плачут на вашем плече, дети липнут к вам, а те, у кого возникают проблемы, обращаются за помощью прежде всего к вам.
– Я не делаю ничего, чтобы так было, – горячо возразил он.
Толпа теснила их, заставляя отойти в сторону. Когда они вышли из храма, Лисандрос проговорил:
– Я удивлен, что Гомер решил соорудить подобие Парфенона.
– О, он хотел бы воссоздать оригинал, – согласилась Петра, – но между нами... – она театрально понизила голос, – оригинал не слишком отвечал его стандартам, и он решил возвести это, чтобы показать всем, как нужно строить.
Не выдержав, Лисандрос разразился смехом, и несколько человек оторопели при виде того, как этот знаменитый своей суровостью человек с удовольствием реагирует на шутку. В ответ Петра рассмеялась сама. А потом он повел ее туда, где были сервированы напитки, и поднес ей бокал шампанского, почувствовав, как хорошо хоть ненадолго расслабиться.
Столы для свадебного приема стояли на воздухе, под солнцем. Гости занимали свои места в ожидании появления молодоженов.
– Я сейчас вернусь, – сказала Петра.
– Минутку. Вы не сказали мне, кто вы. Она оглянулась со странной улыбкой:
– Разве нет? Наверное, подумала, что в этом нет необходимости. Увидимся позже. – Она отсалютовала ему бокалом и поспешно ушла.
– Ну и хитрый ты дьявол! – произнес чей-то низкий голос за его спиной.
Крупный бородатый мужчина возник перед ним, и Лисандрос с удовольствием узнал в нем старого соратника.
– Георгий! – воскликнул он. – Мне следовало догадаться, что ты будешь там, где самая лучшая еда.
– Лучшая еда, лучшее вино, лучшие женщины. Ты и сам такой же. – Он показал на удаляющуюся молодую женщину.
– Она очаровательна, – сдержанно произнес Лисандрос. Он не собирался обсуждать ее.
– О, не беспокойся. Я уйду. Я не претендую на внимание дочери Эстел Раднор.
Лисандрос напрягся:
– О чем ты?
– Я не осуждаю тебя за то, что ты хочешь узурпировать ее. Она – чистейший персик.
– Ты сказал – дочь Эстел Раднор?
– А она тебе не сказала, кем является?
– Нет, – ответил Лисандрос, поджав губы. – Не сказала.
Быстрым шагом он направился следом за ней. Как легко он попался в ловушку! Его комментарий относительно ее матери поставил его в неловкое положение. Совершенно недопустимый комментарий. Она могла бы предупредить его, но не сделала этого... Выходит, она смеялась над ним!
Лисандрос не успел догнать ее. Светловолосая женщина уже подошла к главному столу, за который должны были сесть жених и невеста. Теперь у него какое-то время не будет никаких шансов.
Распорядитель проводил его на место, тоже за главным столом, но прямо за углом, справа от нее, – достаточно близко, чтобы он мог прекрасно видеть ее, но не мог разговаривать.
Петра была поглощена разговором со своим спутником. Неожиданно она рассмеялась, откинув голову, и он невольно подумал, что нашел бы ее очаровательной, если бы... если бы был в настроении для того, чтобы быть очарованным.
Тут она подняла глаза и поймала его взгляд. Она явно знала, что ее проделка удалась, потому что в ее дерзком взгляде он прочитал: «Что? Обманули тебя?»
Он ответил ей спокойным взглядом: «Подожди. Только подожди!»
Она с нетерпением ждала. Об этом ему сказала ее улыбка, от которой у него все перевернулось внутри. Чтобы никто ничего не заметил, Лисандрос надел на лицо привычную маску раздражения.
Приветственные возгласы и аплодисменты возвестили о торжественном появлении мистера и миссис Лукас.
Разменявший седьмой десяток, Гомер Лукас был седовласым, крупным мужчиной с властными манерами. Но когда он и его невеста величаво проходили на свои места, он наклонил голову и преданно поцеловал ей руку. Она, похоже, едва не растаяла от радости, вызванной его жестом, а возможно, пятимиллионным бриллиантом на ее пальце.
Молодая женщина, подшутившая над Лисандросом, присоединилась к аплодисментам и поцеловала свою мать, когда та села. Гости приступили к еде.
Конечно, Лисандрос допустил промах – принял ее за сотрудницу Лукаса. То, что эта особа здесь как дома, должно было предупредить его. И когда она подошла, чтобы сделать снимки с близкого расстояния, оба, и жених и невеста, стали позировать ей. А потом она позировала вместе с ними какому-то профессиональному фотографу.
В этот момент появился Никатор.
– Некоторым из нас надо воссоединиться, – услышал Лисандрос его громкий голос. – Брату и сестре.
По праву брата он обнял светловолосую за талию и притянул к себе. Она не сопротивлялась, но Лисандрос заметил промелькнувшее на ее лице раздражение. Она поспешно освободилась при первой же возможности и отправила его назад к Дебре Фэрли.
Как только гости стали разбредаться, Лисандрос подошел к ней. Она ждала его с насмешливым видом.
– Думаю, что это научит меня быть осмотрительнее в следующий раз, – угрюмо произнес он.
– Вы были немного неосторожны, правда?
– А вы решили, что это была грандиозная шутка, когда вы не сказали мне, кто вы, в то время как я говорил такие вещи о вашей матери.
– Я не заставляла вас говорить их. И разве вы не понимаете шуток?
– Нет. Я не нашел в этом ничего смешного.
Она слегка нахмурилась:
– А вам бывает смешно... хоть когда-нибудь?
– Нет. Так безопасней.
Ей стало не до смеха.
– Бедняжка...
Она сказала это так искренне, что это тронуло его. Прошло так много времени с тех пор, как его последний раз пожалели. Это было в другие времена... в другом мире... давным-давно...
Невероятное подозрение закралось в его голову. Он отогнал его, и оно нехотя отступило.
– Если вы решили, что я оскорбил вашу матушку, прошу извинения, – сказал он.
– На самом деле оскорбили вы меня.
– Не вижу, каким образом.
Она взглянула ему в лицо одновременно с недоверием, возмущением, но в основном с изумлением.
– Вы действительно не понимаете? – спросила она. – Прошло столько времени, а вы все еще не... Вы действительно не поняли?.. Тогда позвольте мне сказать вам, что, когда вы встречаете какую-нибудь даму во второй раз, вежливо было бы вспомнить первый.
– Второй раз?.. Разве мы когда-то... разве мы?.. – И тут он уже не мог дольше отгонять свое подозрение. Он понял. – Это были вы, – медленно сказал он. – На той крыше... в Лас-Вегасе.
– Господи, да вы помнили обо мне!
– Но... вы изменились... совсем не тот человек.
– Надеюсь, что так, после стольких-то лет! В чем-то такая же, в чем-то нет. И вы тоже изменились, но вас легче узнать. Я очень хотела, чтобы вы узнали меня, но этого не случилось. – Она театрально вздохнула. – Какое расстройство!
– Вам было безразлично, узнаю я вас или нет, – сказал он решительно.
Оркестранты расселись по своим местам. Стали освобождать пространство для танцев, так что им пришлось отойти в сторонку.
Лисандроса охватило странное чувство, словно он попал в чуждый ему мир, где все было совсем не таким, каким казалось. Эта женщина возникла откуда-то из прошлого и оказалась на его пути, вызывая его воспоминания и... страхи.
– Даже сейчас все еще не могу поверить, что это вы, – заметил он. – У вас другие волосы... они были очень коротко подстрижены...
– Удобно, – сказала она тут же. – Я была окружена киношной публикой, которая стремилась выглядеть как можно привлекательнее, а я – как можно незаметнее, что было актом юношеского протеста. Обычно подростки становятся неуправляемыми, находят удовольствие в вине, в ночных загулах, любовниках... Но так делали все вокруг меня. На меня бы никто и внимания не обратил. Так что я стригла свои волосы как можно ужаснее, покупала дешевую одежду, штудировала школьные учебники и рано приходила домой. Господи, какая я была целомудренная! Скучная, но целомудренная!
– И что произошло? – спросил он, заинтригованный.
Она хмыкнула.
– Мою маму начало очень беспокоить мое «странное поведение». Она долго не могла понять, что я стремилась получить академические знания.
– В какой области?
– Я выбрала специальностью Древнюю Грецию. Я пишу книги, читаю лекции. Делаю вид, что знаю больше, чем на самом деле...
– Как большинство людей, – заметил он, не удержавшись.
– Как большинство, – согласилась она сразу.
– А ваша матушка, она примирилась с вашим выбором?
– О да. Теперь она находится под большим впечатлением. Однажды пришла на одну из моих лекций и потом сказала: «Дорогая, это было великолепно! Я не поняла ни слова». Это ее мерило. И в конечном итоге это я познакомила ее с Гомером. – Петра посмотрела по сторонам. – Так что можно сказать, что это я во всем виновата.
Начались танцы. Гомер и Эстел вышли на танцпол, скользя в объятиях друг друга до тех пор, пока фотографы не сделали все свои снимки.
– А вы не будете снимать? – спросил он.
– Нет, я делаю только наши, семейные снимки. А то, что происходит сейчас, – это для публики.
Никатор, танцуя с Деброй, помахал ей рукой. Петра вздохнула:
– Ему уже под сорок, но он все еще несмышленыш в душе. Как он будет управлять компанией, просто не представляю... – Она виновато замолчала, прикрыв рот рукой. – Я этого не говорила.
– Не волнуйтесь. Вы не сказали ничего больше того, что уже всем и так известно. Интересно, что вы это уже поняли.
В его голосе послышалась саркастическая нотка, и ей не потребовалось спрашивать, что он имел в виду. Две крупнейшие греческие судостроительные компании находились в стадии соперничества, что включало и шпионаж.
Танец кончился, начался другой. Дебра исчезла в объятиях какого-то всесильного продюсера, а Никатор стал прокладывать себе путь в направлении Петры.
– О господи! Потанцуйте со мной, – выдохнула она, хватая Лисандроса и вытаскивая его на танцпол.
– Что вы дел... – Но его руки уже сами собой обнимали ее.
– Да, знаю, в приличном обществе мне полагалось бы подождать, пока вы не пригласите меня, – пробормотала она, – но здесь не приличное общество, а какой-то аквариум с золотыми рыбками.
Лисандрос подумал, что лучше не скажешь, но заметил:
– Но ваши страхи могут оказаться беспочвенными. Вас, с вашим непростым характером, он, возможно, вовсе и не собирался приглашать.
– У Никки странные вкусы, – поспешно добавила она.
Петра, словно ртуть, крутилась и вертелась в его руках, и он с трудом сдерживался, чтобы не прижать ее к себе, а там будь что будет.
Но не здесь. Не сейчас. Еще не пора.
Петра довольно точно прочла его мысли и почувствовала какое-то волнение в крови.
– Вы не любите танцевать? – спросила она через какое-то время.
– Это не танцы. Это плавание в аквариуме с золотыми рыбками.
– Что правда, то правда. Но мы вызвали досаду у Никатора, а это может что-то повлечь за собой.
Она была права. Выражение лица Никатора было как у ребенка, у которого отобрали игрушку. Но Лисандрос забыл обо всем, кроме Петры. Их лица были рядом, и ее улыбающиеся глаза смотрели прямо на него.
– Что вы будете делать после всего этого? – спросил он.
– Останусь здесь на несколько дней или недель. Использую шанс провести кое-какую исследовательскую работу. У Гомера большие связи. А здесь есть музей, подвал которого никогда никому не открывали, но он постарается договориться насчет меня.
Лисандрос взглянул на изящную чувственную женщину, на ее очаровательное лицо и голубые глаза, с их загадочной, манящей глубиной, и почувствовал, как его охватывает возмущение. Что делала такая женщина в музеях, изучая жизнь мертвых, когда все в ней говорило о жизни? Она должна принадлежать не гробницам, а солнечному свету! Ей следовало не переворачивать пыльные страницы, а ласкать лицо мужчины и прижиматься к нему своим обнаженным телом.
При мысли о ее обнаженном теле он глубоко вздохнул. Платье достаточно плотно облегало ее, чтобы он смог хорошо представить соблазнительные формы, но это еще больше искушало его. Он с трудом взял себя в руки.
– Посещение музеев действительно является в вашем представлении счастьем? – осторожно спросил он.
– Я собираюсь увидеть то, что долгие годы пытаются увидеть другие ученые. Я опережу всех.
– Но... но неужели вам не захочется увидеть что-то другое?
– Вы хотите сказать, зачем женщина забивает свою слабую головку такими вещами? Женщины созданы для удовольствия, а серьезные вещи нужно оставить мужчинам? Это вы имеете в виду?
Поскольку это было приблизительно то, о чем он действительно думал, Лисандрос попытался выпутаться. Ему не понравилось слово «удовольствие», которое употребила она.
– Я не это хотел сказать, – наконец произнес он, – но когда жизнь открывает перед вами так много широких дорог...
– Это вы о Никаторе? Да, я могла бы броситься в его объятия или сделать что-то другое, что он хотел бы от меня... Осторожно! – вскрикнула она.
– Простите, – сказал он поспешно, ослабив свои объятия после того, как инстинктивно слишком крепко сжал ее.
– О чем это я говорила? А, да! О возможностях.
– Забудьте о Никаторе! – взорвался Лисандрос. – Это не широкая дорога, а тупик.
– Я и сама уже поняла это. Мне уже не семнадцать, а тридцать два. Это старость.
Старость, с иронией подумал он, с такой персиковой кожей, шелковыми волосами и дразнящими глазами, которые так много ему обещали и предостерегали от дальнейших шагов. Но в одном эта женщина права: она не ребенок. Она достаточно взрослая, чтобы разбираться в мужчинах.
– Если вы напрашиваетесь на комплимент, то выбрали не того мужчину, – буркнул Лисандрос.
– О, конечно. Я никогда бы не обратилась к вам в поисках нежности или чего-то другого, кроме... – она запнулась, словно осторожно подыскивая слова, – кроме чего-то такого, что вы могли бы сделать лучше, чем любой другой мужчина.
Он не смог сдержаться:
– И что же это?
– Хороший финансовый совет, – заявила она. – Ага! Вот я и сделала это!
– Сделали что?
– Заставила вас засмеяться.
– Я не смеюсь, – произнес он подрагивающими губами.
– А засмеялись бы, если бы так сильно не старались сдержаться. Я поклялась себе, что смогу заставить вас засмеяться. Окажите любезность. Позвольте мне одержать мою маленькую победу.
– Я никогда не оказываю любезности. Но эту... я вам окажу.
– Только эту? – спросила она, подняв брови.
– Я предпочитаю сам одерживать победы.
– Могу принять это как вызов на соревнование.
Они замолчали, двигаясь под музыку, и Петра подумала о том, как не похож он был на других, беззаботных мужчин, с которыми она в основном проводила свою жизнь.
– Вас привлекают соревнования? – спросил он.
– О да, – уверенно ответила она. – Я всегда стараюсь поступить по-своему.
– Я такой же. Какая ужасная битва ждет нас впереди.
– Точно, – сказала она. – Дрожу от страха перед вами.
Он ничего не сказал, только слабо улыбнулся.
У Петры появилось странное чувство, что другие женщины на танцполе пристально смотрят на нее. Большинство из них переспали с Лисандросом, как предупреждали ее, и Петра неожиданно поняла, что это правда. Их глаза лихорадочно горели, взгляды были полны воспоминаний, горячих, сладких и прекрасных... и тоскливых. Они мысленно раздевали ее, пытаясь определить, в его ли она вкусе.
И это выводило ее из себя, потому что она пыталась понять то же самое.
Среди всех была одна женщина, жадный взгляд которой привлек ее особое внимание. Что-то в этой экстравагантно одетой наглой особе заставило Петру подумать, что она была самым недавним завоеванием Лисандроса... И была отвергнута им. Взгляд этой дамы, в тысячу раз более горький, чем у других, упорно останавливался на Лисандросе.
– Боюсь, что мне пора уходить, – сказал Лисандрос. – Я слишком долго пренебрегал своими важными делами. Мне было очень приятно снова встретить вас.
– И мне вас, – сухо произнесла Петра.
Он вежливо поклонился и через минуту ушел.
Она смотрела ему вслед, с трудом веря тому, что случилось, и случилось так неожиданно. Он был так же глубоко охвачен желанием, как и она сама. Петра нисколько в этом не сомневалась. И однако, он преодолел это желание.
– Не переживайте. Просто наберитесь терпения.
Подняв глаза, Петра увидела ту самую женщину, которая привлекла ее внимание во время танцев. Теперь она вспомнила, что видела, как она прибыла на эту свадьбу с одним из богатейших и влиятельнейших мужчин. Она смотрела на Петру со смесью презрения и жалости.
– Я не могла отвести взгляд от вас... и Лисандроса, – сказала дама, подходя ближе. – Он всегда так делает. Подходит слишком близко, а потом отходит, чтобы все обдумать. Если он решит, что вы соответствуете всем его ожиданиям, тогда он возвратится и насладится вами, но в удобное для него время и на его условиях.
– Если я соглашусь, – с трудом выдавила Петра.
Женщина холодно засмеялась:
– Не говорите глупостей. Конечно согласитесь! Все написано на вашем лице. Если бы он вернулся прямо сейчас, вы бы согласились.
– Я думаю, что вы хорошо знаете, о чем говорите, – тихо сказала Петра.
– О да. Знаю. По личному опыту. Я знаю, что происходит в вашей голове, потому что знаю, что происходило в моей: «Кто он такой, чтобы думать, что стоит ему вернуться и я подчинюсь его команде?» Но он посмотрит на вас, словно вы для него – единственная женщина в мире, и вы подчинитесь его команде. И это будет прекрасно... на какое-то время. В его объятиях, в его постели вы откроете для себя мир, о существовании которого никогда и не подозревали. Но в один прекрасный день проснетесь и снова окажетесь на земле. Вы ощутите холод, потому что он ушел. Он покончил с вами. Вы больше не существуете. Вы зарыдаете, не в силах поверить в это, но он не будет отвечать на телефонные звонки, так что через какое-то время вам придется поверить в это. – Она повернулась, чтобы уйти, и бросила через плечо: – Вы думаете, что у вас будет по-другому? Но с Лисандросом по-другому ни у кого быть не может.