10

Ред Стоун сидел за своим письменным столом и рвал завещание Старого коршуна на тысячи клочков — так, по крайней мере, ей показалось. Бумажки разлетались по всему ковру. Ред, похоже, не знал, для чего используется специальная корзина.

С лица стерся даже намек на теплоту. Он выглядел холодным, непримиримым, властным, требующим беспрекословного подчинения и вообще вгоняющим в трепет.

Но Мэри была не из робких. Чтобы не наступать в обуви на завещание, она подняла по пути к креслу для посетителей несколько обрывков.

— Оставь, — прикрикнул он на нее. — Чего тебе здесь надо?

— Ты же хотел до моего отъезда перецеловать пальцы у меня на ногах, — попыталась сострить она и села.

— А парень у тебя в комнате об этом не позаботился?

— Нет. — Она положила ногу на ногу. — Я хотела бы тебе сейчас объяснить, кто это был. Джошуа, тот человек из Феникса.

— Я примерно так и подумал. И что же, я угодил на праздник примирения, да? — съязвил он. — А теперь я изложу свою точку зрения по этому вопросу: я по горло сыт бабами, которые обжимаются то с одним, то с другим. Я тебя больше не хочу, Мэри Вигэм!

Мэри не верила своим ушам.

— Почему ты даже не спрашиваешь, что Джошуа делал в моей комнате?

На виске у него проступила жила.

— Не спрашиваю, — прошипел он, — потому что это меня не интересует!

— Но это не может тебя не интересовать! — возмутилась она.

Он грохнул кулаком по столу.

— Я не желаю ничего об этом слышать!

— Что ж, отлично, мистер Стоун! Ты не желаешь объяснений и не хочешь больше ничего обо мне знать только потому, что другой мужчина положил руку на мое плечо…

— …на твое голое плечо, холодно поправил он. — И все остальное тоже было вполне голым.

— Но это же приезжал Джошуа, и он хотел сделать эски…

— Ну и что? Даже если это был Джошуа? Джошуа существовал до меня, но теперь ты принадлежишь мне, и я больше не потерплю…

Сейчас уже Мэри задохнулась от гнева.

— Чего ты больше не потерпишь? Скольких женщин в своей жизни ты целовал в голое плечо?

— Достаточно! Но это было до тебя! — отрезал он.

— И ты никогда в будущем не станешь этого делать? — зло засмеялась она.

— Еще как стану, пачками! — Он равнодушно усмехнулся. — Потому что сейчас понял, что женщины, которую я ищу, не существует.

— А какую же женщину ты идешь?

— Такую, с которой я был бы уверен, что являюсь отцом ее детей.

Ну что за чушь? — мелькнуло в голове у Мэри, но времени на размышления не было. Точно так же, как вчера в пустыне, ее охватило предчувствие, что вот-вот может кончиться что-то самое важное для нее: ее любовь к Реду, которую она осознала, пожалуй, слишком поздно.

Она взглянула не него без всякой агрессивности.

— Неужели и правда должно кончиться все, что между нами было, Ред?

— А что между нами было, Мэри Вигэм? Банальщина, — цинично сказал он. — Я с тобой познакомился и в первую ночь — почти, а во вторую — полностью поимел тебя. В этом ты ничем не отличилась от других женщин.

Это было слишком! А кто стоял на коленях и обольщал, и говорил о женщине, которая ему подходит? Она почувствовала, что на глазах выступили слезы, и прикусила губу. Подлец, подлец. Так вот какова оборотная сторона медали «настоящего мужчины»! Он нетерпим, упрям, не допускает никаких возражений; все, что он ни делает, правильно, а женщины, поддавшиеся его обаянию, ничего не стоят. Козел!

— Ты хоть раз спросил, кто Джошуа по профессии, если мы собирались вместе ехать в Париж?

— Нет. Он массажист?

Мэри покачала головой.

— Сейчас ты, наконец, меня выслушаешь?

— Не вижу смысла. Зато помню, что видел своими глазами!

Тупик.

— Ты знаешь мой адрес в Фениксе, — тихо промолвила она.

— Не знаю, — возразил он. — И не думаю, что хотел бы узнать.

— Я не буду его тебе навязывать. — Мэри встала и пошла к двери. Обернулась и еще раз посмотрела на него. Он был так сбит с толку, что словно окаменел. Мэри вдруг пожалела его. Кажется, он переживает сильнее, чем она. Она всего лишь обозлилась.

Пусть тебя забальзамируют, «Сын Аризоны», пожелала она про себя, и выставят в пустыне как памятник самому тупому аризонцу.


Вернувшись в свою комнату, Мэри не позволила себе роскоши разрыдаться. Это она сделает потом, в Фениксе.

Она позвонила вниз Педро и выяснила, что Джошуа уже давно уехал.

Ничего страшного, ведь у нее еще оставался арендованный автомобиль, и она в любом случае успеет на последний автобус в Таксон. Она даже сможет снова поговорить с мистером Вудсом. Слава Богу, наступал уик-энд, и Бритта Димэгон, возможно, вернется на работу, раз Колби теперь за границей.

Итак, Мэри для начала собрала вещи, и справилась с этим быстро. Она сняла со стены четыре наброска углем, изображающих улыбающееся лицо Бритты Димэгон, и стала внимательно их рассматривать. И внезапно поняла Джошуа. Она тоже могла сейчас разглядывать эти рисунки и размышлять над тем, что в них нужно подправить, вместо того чтобы оплакивать свою разбитую любовь. Искусство отвлекает, признала она.

Мэри опять взялась за телефон, чтобы попросить Педро подготовить счет. Мексиканец тяжело задышал от удивления.

— Неужели, сеньорита? — спросил он с таким сожалением, что Мэри снова была тронута. Ее здесь явно все полюбили — кроме Реда.

В два часа она окончательно потеряла надежду, что он все-таки даст о себе знать.

Она встала, окинула последним грустным взглядом комнату с «джакуззи», и в этот момент дверь распахнулась и ворвался Пат.

— Это правда, что ты уезжаешь? — запыхавшись, спросил он и озадаченно показал на чемодан.

— Да, Пат.

— Почему?

Мэри соображала, что ей сказать. Преподнести ребенку какое-нибудь вранье насчет служебных обязанностей в Фениксе? Он же заметил, что она и Ред…

— Мы с твоим отцом немножко поссорились.

Лицо Пата помрачнело. Он подошел к маленькому креслу и сел.

— Точно так же, как с моей матерью, да? Наверняка из-за меня… Выходит, я и впрямь никому не нужен?

Мэри ошеломленно посмотрела на него. Как это понять?

— Какое отношение это к тебе имеет? — пробормотала она и опустилась в соседнее креслице. Не может же такого быть, чтобы Пат чувствовал себя нелюбимым и зависел от настроения соблазненных, а затем отвергнутых Редом дам. Ведь его отец делал для него все. — Ты не можешь объяснить мне это поподробнее?

— Нет, — замкнуто ответил он.

— Пат! Когда ты в Санта-Хуаните кое о чем меня попросил, я не сказала «нет». Ты не считаешь, что должен дать мне теперь объяснение? Что означает фраза «Я и впрямь никому не нужен»?

— Ничего.

Мэри встала.

— Хорошо, я пошла.

Но Пат удержал ее.

— Останься, — попросил он, в нерешительности водя носком ботинка по полу. — Хорошо, — проговорил он наконец. — Однажды я слышал, как тетя Морин сказала: «Кому нужен мужчина с маленьким мальчиком… да еще мальчиком сомнительного происхождения? — Пат с несчастным видом взглянул на Мэри. — И при этом тетя Морин размахивала газетой и говорила: Эта Апалача снова выступает и хвастается тем, что была партнершей «Сына Аризоны»… Грязная баба на потребу мужикам. Меня бы не удивило, если бы Ред все это время воспитывал чужого ублюдка… — Пат наморщил лоб. — На потребу мужикам? Чужой ублюдок? Ты это понимаешь?

— Нет, — ответила Мэри, хотя все прекрасно поняла. Может быть, гитарист уже раньше принимал участие в игре, и Ред не хотел жениться на легкомысленной женщине? Он допускал такой вариант и тем не менее создал для мальчика домашний очаг? А теперь испугался, что и с ней, с Мэри, у него повторится старая история? Отсюда его установка: «Я должен знать, что я отец своих детей!»

— А ты так хорошо поладила с папой, — с надеждой продолжил Пат. — Знаешь, эти слова насчет Апалачи… «грязная баба»… Поэтому я и попросил папу нанять на ее роль артистку. А потом вышла та женщина из автобуса. Нет, такую я не хотел. Но ты… разве ты не можешь остаться и быть моей…

— Пат, — прервала его Мэри. — Дело не во мне. Мне очень, очень нравится твой отец. Но сегодня случилось одно недоразумение. У меня к тебе предложение. Ты пойдешь к Педро и попросишь его прислать мне в комнату стейк, я проголодалась. А потом я еще подумаю. Возможно, твой отец тоже кое о чем поразмыслит, и все будет хорошо.

— Я могу поесть с тобой здесь, наверху?

Мэри провела рукой по его волосам.

— Если хочешь… пожалуйста.

Мэри беспокойно мерила комнату шагами и думала, что ей теперь делать. В любом случае Ред должен знать, какая ужасная мысль засела в голове у его сына. Ребенок, чувствующий себя нежеланным и заказывающий матерей в театральном агентстве, может приобрести на всю жизнь комплекс неполноценности.

Но если она пойдет к Реду, он непременно решит, что она придумала очередную уловку, чтобы еще раз с ним поговорить, — а этого ей не хотелось.

Написать ему? А он порвет письмо на тысячи клочков — как завещание Кларка Стоуна?

В дверь постучали, и вошел сияющий Педро с большим подносом. Под мышкой он принес наклеенное на фанерную доску объявление, издали напоминающее те, что вывешиваются полицией с приметами скрывшегося преступника.

— Приятного аппетита, сеньора. — Он накрыл маленький столик. — Пат сейчас придет. Вы разрешите мне пока повесить это в вашей комнате?

— А что это?

— Инструкция, как вести себя в пустыне. Сеньор Стоун распорядился, чтобы отныне эти доски висели во всех комнатах.

Мэри с улыбкой проследила, как Педро прикрепляет доску, и подошла поближе. Все-таки ее это интересовало. Если бы такая доска висела здесь вчера, она бы, возможно, кое-что сделала иначе.

— Вот здесь вас нашли, — гордо заявил Педро и показал на плане место, расположенное рядом с каким-то ответвлением от основного пути.

— А куда это ведет? — Мэри показала направление, в котором скрылась ее маленькая кобылка.

— О, сеньора! — Педро театрально содрогнулся. — Прямиком в ад. Там Мексика и «Дорога дьявола».

Мэри испуганно уставилась на него.

Колби! Колби на пути к «Дороге дьявола»!

— Почему вы так побледнели, сеньора? Вам ведь хватило ума не пойти в этом направлении…

— Педро, если у человека две фляги воды, как далеко он может добраться?

— Умный — далеко. Неумный — недалеко, — лаконично объяснил мексиканец.

— До Мексики можно добраться?

Педро воздел ладони к небу и фатально пожал плечами.

— Может, да. А может, нет.

Мэри потерла виски, как будто от этого ей лучше думалось.

— Педро, что представляет собой человек, который в пустыне отбирает у другого воду?

— Это… это убийца, сеньора.

Точно, согласилась Мэри. Колби — убийца. Но она еще слишком отчетливо помнила те секунды ужаса, когда представила себе, как будет умирать от жажды. Только представила! А Колби, хотя и убийца, но все же человек. Человек в беде.

Она никогда больше не сможет радоваться жизни, если сейчас бросит его на произвол судьбы.


Ред по-прежнему сидел за своим письменным столом, словно прирос к нему. Обрывки бумаги так же валялись вокруг него. Единственное, что он делал, — постукивал карандашом по столешнице: то очиненным концом, то тупым.

— Пожалуйста, присядь, Мэри, — сказал он уже гораздо более учтиво. — Я рад, что ты пришла. Я думаю, что вел себя…

— Ах, оставь сейчас в покое нашу запутанную любовную историю, Ред, — поспешила она его прервать. — Ты должен немедленно отправить поисковую группу на «Дорогу дьявола».

— С какой стати?

— Потому что Колби вчера отправился в ту сторону.

— Нанятый на временную работу ковбой? Откуда ты знаешь? — Брови его взлетели.

— Он меня преследовал, — нетерпеливо пояснила она.

— Тебя преследовал? — Ред передернулся, словно проснувшись от дурного сна. — Я сегодня туго соображаю.

Ей очень захотелось сказать «да», но речь шла не о ней, а о Колби.

— Ред, выслушай и действуй. Колби — это тот человек, который приставал к мисс Димэгон и тогда в Санта-Хуаните заглядывал в мою комнату, помнишь? Колби выследил меня по дороге в Юму и хотел получить адрес мисс Димэгон. Адреса я ему не дала, и за это вчера вечером в пустыне он увел у меня лошадь вместе с флягой воды, а перед этим слегка напугал.

— Что? — Ред вскочил. — Отобрать у женщины в пустыне воду? Наверно, это самое большое зло, которое можно совершить на этом свете. Почему я ничего об этом не знал?

— Я не хотела тебя волновать.

— Как он к тебе приставал? — В глазах Реда вспыхнула яростная ревность.

— Он только немножко погонял меня по пустыне, больше ничего. Поэтому я вынуждена была несколько удалиться от твоей драгоценной тропы.

Глаза Реда опасно сузились.

— Неужели ты думаешь, что я буду рисковать своими людьми ради такого подонка? «Дорога дьявола» — самое подходящее место для этой крысы!

— Ред, я хотела бы, чтобы ты его нашел или велел найти. Я чувствую себя виноватой. Если бы я еще вчера рассказала тебе об этом, сразу бы послали кого-то на поиски. Но мне хотелось провести с тобой прекрасную ночь. Я считала, что Колби доберется до Мексики.

Ред глубоко втянул воздух и как-то по-особому посмотрел на нее.

— И все-таки я не понимаю, Мэри. Какая же ты выдержанная женщина, просто на редкость. Любая другая на твоем месте ударилась бы в истерику. Я думаю, что ты очень отважная, Мэри Вигэм.

Она пожала плечами.

— Над этим тебе больше не стоит ломать голову.

— Мне кажется, я наговорил тут много ерунды.

— Да уж, наговорил. Но сейчас, пожалуйста, предприми что-нибудь в отношении Колби. У него всего две фляги с водой.

— То есть на две больше, чем было у тебя. — Впервые за сегодняшний день он сделал попытку ей улыбнуться. — Если ты уедешь, оставишь мне адрес?

— Я подумаю.

— Думай быстрее, твой душка Колби хочет пить.

Похоже, Ред снова в форме, констатировала Мэри, и ей очень захотелось улыбнуться ему.

Но она не улыбнулась. Пусть лучше немножко попотеет в своей пустыне и поразмыслит над той самоуверенной мужской глупостью, которую проявил.

— Я дам адрес Пату, — уступила она.

— Отлично. — Ред вдруг снова стал деятельным человеком. Он кивнул ей и энергично направился к двери. Там еще раз обернулся. — Позаботься, пожалуйста, о том, чтобы Инес не засосала в пылесос этот ценный документ, хорошо? Он еще может мне понадобиться.

— Пока, — добавил он.

Она ответила: «Пока!» и все-таки улыбнулась.

Теперь у нее было двое мужчин, которые сказали ей сегодня «пока», подразумевая, что она все же останется.

Это льстило, но, в сущности, нисколько не облегчало решения проблемы.


Ред попросил ее позаботиться о своем ценном документе, поэтому Мэри собрала обрывки. Она сложила клочки в конверт и написала на нем: «Шестьдесят четыре детали. Желаю приятного склеивания. Мэри», но тут ей пришла в голову идея, что она и сама могла бы это сделать. Ред не производил впечатление человека, к чьим достоинствам относилось терпение, а она все равно не хотела уезжать прямо сейчас, когда во дворе наверняка кипит лихорадочная деятельность в связи с предстоящими поисковыми работами. Некоторые ковбои участвовали в ее собственном спасении и, вероятно, немало бы подивились, если бы она пронеслась с чемоданом мимо Реда.

Поэтому она взяла со стола Реда несколько листов бумаги для писем и тюбик клея и постаралась как можно более незаметно проскользнуть через холл отеля. Ковбои, пастухи и любопытные постояльцы толпились повсюду и подкреплялись спиртным в баре. Мэри бросилось в глаза, что мужчины были обуты не в ковбойские сапоги, а высокие армейские ботинки на шнурках, и во дворе перед отелем стояли не лошади, а два джипа повышенной проходимости. Она заметила рюкзаки, фляги с водой, ножи-мачете и лопату. Они что, хотят сразу похоронить Колби?

Ред облокотился о стойку администратора и говорил по-испански по телефону, кажется, с мексиканскими пограничниками. Мэри разобрала слово «геликоптер» и предположение Реда, что Колби не даст себя сразу найти, так как украл в пустыне у одной сеньориты лошадь и воду.

— Пусть сам себя ищет, — буркнул один из ковбоев, вежливо посторонившись, чтобы пропустить Мэри. — Я не собираюсь перенапрягаться, чтобы найти этого койота.

Мэри поспешила в свою комнату. У нее не было сил выслушивать все это и потом произносить пламенные речи в защиту права человека на жизнь. Так бывает только в кино. Она лишь надеялась, что Ред держит своих людей в руках и умеет убеждать.

В качестве благодарности она могла только с особым старанием заняться склеиванием. Складывая обрывки, она волей-неволей вынуждена была читать текст. Видимо, Кларк Стоун оставался одним из последних крупных землевладельцев Аризоны. Его земли по величине приближались к индейским резервациям, скота было немерено, коневодство приносило прибыль, на ряде участков располагались медные рудники…

Маленькое королевство, подумала Мэри.

Самым важным было, конечно, письмо, которое она склеила лишь под конец. Кларк Стоун предлагал все это своему внуку Реду при условии, что тот наконец «приведет в порядок свои семейные отношения» и «женится на этой Мэри».

Не веря своим глазам, она покачала головой. Не могла же она за пять минут произвести на старика такое сильное впечатление! Вероятно, он принял ее за Апалачу, осознавшую свои материнские обязанности.

На секунду ее кольнула мысль, что Ред знал о перемене настроения старого господина и намеренно соблазнил ее, чтобы привязать к себе. Просто было бы очень привлекательно приписать Реду после этой отвратительной ссоры какую-нибудь подлость. Но она снова покачала головой. Скорее в духе Реда было разорвать в клочья важный документ, считая, что задета его мужская честь.

Может, передать ему вместе с этим склеенным письмом информацию о том, что Джошуа — скульптор?

Нет. Ред должен доверять своим и ее чувствам! Нельзя же так много говорить прошлой ночью о любви и совместной жизни, а через двенадцать часов люто возненавидеть.

Если он не приложит усилий, чтобы разобраться в их взаимоотношениях, ей действительно будет лучше в Париже. Возможно, она станет знаменитой художницей. И тогда, лет через десять, она еще поглядит на этого стареющего ковбоя!


Мэри закрыла конверт, не вложив никакой приписки. В этот момент в комнату снова влетел Пат.

— Извини, Мэри, у меня больше нет времени, — взволнованно крикнул он. — Панчито, Кристобалю и мне разрешили доехать на джипе до пограничного поста. Ты понимаешь, это страшно интересно… этот Колби…

Он с досадой скользнул взглядом по ее чемодану.

— Ты помирилась с папой?

— Еще не совсем, но немножко.

— Здорово. — Он послал ей воздушный поцелуй.

— Пат, ты ведь хотел мой адрес.

— Запиши его где-нибудь для меня, Мэри. Я ужасно спешу, а то они меня не возьмут. Пока, Мэри.

Вот я и получила еще одно «пока», усмехнулась Мэри и теперь уж совсем перестала понимать, что же ей делать. Она не сердилась на Пата за то, что для него мертвый Колби в пустыне оказался интереснее, чем живая Мэри, но все-таки раньше мальчик просил ее остаться.

А сейчас позволял ей уехать, даже не желая узнать адрес.

Отец и сын, подумала она.

С нее хватит.

Если Реду чего-то от нее нужно — пусть даже только ради получения лакомого куска, ранчо Стоунов — он, без сомнения, найдет способ разузнать ее адрес.


Двумя днями позже Ред без особого комфорта лежал в спальном мешке на жесткой земле и почесывал щетину на подбородке. Колби они еще не нашли, и он уже не верил, что поиски завершатся успехом.

Сначала они следовали по старому руслу давно не существовавшей реки, которое вело к «Дороге дьявола», потому что бессмысленно было искать на лошадях занесенные песком следы Колби. Тропа, использовавшаяся не каждый год, приготовила достаточно сюрпризов. Обломки породы, намытые когда-то ливнем, перегораживали русло, все заполонили колючие заросли. Поисковой группе пришлось проделать тяжелую, изнурительную работу — с помощью лопат и мачете расчистить путь, чтобы пробиться туда, где они сейчас находились.

Первым и единственным результатом было то, что они нашли маленькую кобылу, слава Богу еще живую. Колби оставил ее и даже проявил милосердие, не пристрелив.

Но, возможно, милосердие было тут ни при чем, и он просто не хотел выдать свое местонахождение.

Ред снова провел ладонью по заросшему подбородку. Он не любил себя небритым. Но сейчас он вспомнил, как два дня назад стоял перед зеркалом с такой вот щетиной, а Мэри…

Это была самая прекрасная ночь в его жизни. Что-то происходило не так, как обычно. Он обладал поразительно хорошей памятью на все, что касалось его амурных похождений и считал физическую любовь самым большим удовольствием на свете — но то, что случилось той ночью, приоткрыло в нем дверь к новому пониманию, где любовь оказывалась не только возбуждающим средством, но чем-то гораздо большим, всеобъемлющим.

Не чувственностью, а чувством, обещавшим защиту и заботу друг о друге, дарящим доверие и ждущим доверия в ответ. Эта любовь будила в нем желание понять смех и слезы Мэри, смеяться и плакать вместе с ней — на все времена.

Это было непостижимо и прекрасно.

Ред смотрел на звезды и не хотел вспоминать безобразную ссору и измену Мэри. Гораздо более важным было для него сейчас понять, почему он воспринимал Мэри совсем иначе, чем других женщин.

Вначале, скорее всего, сыграло свою роль ее сходство с «Маленькой девой», и он как мужчина, естественно, захотел непременно овладеть своей игрушкой.

Но Мэри заколебалась — и это только подогрело его. Она заявила ему, что может принадлежать только одному мужчине, и тут он захотел обладать ею всегда.

Однолюбка…

Было холодно, но Реда вдруг бросило в пот, когда до него дошло значение этого понятия, а также его последствия: Мэри — не Апалача, которая запросто могла с двумя… Если Мэри разрешила своему Джошуа поцеловать ее плечо, это означало, что она приняла решение в пользу Джошуа и Парижа!

С другой стороны — почему Джошуа уехал, а она осталась?

«Я хочу эту женщину», — произнес он в отчаянии и прикусил губу. На протяжении этих сумасшедших дней — а обо всем, что происходило, он узнал лишь вчера — Мэри всегда вела себя осмотрительно, честно и смело. Он же совершил ошибку, заставив ее расплачиваться за то, что после «Апалачи» не доверял больше ни одной женщине! Разве он позволил Мэри сказать хоть слово?

Так что же на самом деле происходило в той комнате и почему профессия Джошуа имела какое-то значение?

Ред попробовал восстановить в памяти картину, которая перед ним открылась. Мужчина с вытянутой рукой, стоявший за спиной у Мэри, словно приглашая ее на танец, обнаженная Мэри.

Ладно, для танцев раздеваться необязательно. Насчет массажиста он ляпнул со злости. Почему она вообще стояла так далеко, у окна? Точно так же, как во время их первой встречи, когда он ее попросил показать ему спину. И ведь сначала смотрел на нее не как на любовницу, а как на обнаженную натуру.

Натурщица?

Натурщица!

А Джошуа — скульптор, как и Санчо Хуарес, которого Мэри так почитала?

Теперь, докопавшись до истины, он почувствовал себя еще несчастнее. Он несправедливо оскорбил Мэри и не может ничего исправить, поскольку разыгрывает здесь, в пустыне, филантропа!

Ред закрыл глаза. Иногда — например, той ночью, когда он ее искал, — ему казалось, что между ними существует мысленная связь. Неужели никто не поможет ему послать ей сейчас сообщение, что он все понял — и любит ее?

Сообщение поступило по радио. Радиослушатель выбрал именно эту минуту, чтобы во время музыкальной передачи попросить старую песню «Улыбнись, не плачь» в исполнении «Сына Аризоны».

— Кончай реветь, — велел Джошуа.

— А зачем ты включил эту сентиментальную музыку? — попыталась оправдаться Мэри.

— Потому что именно этой пошлятины и ковбойских завываний мы не услышим в Европе. Та знаешь этого «Сына Аризоны»?

О да, подтвердила про себя Мэри и полезла за носовым платком. Посмотрела на Джошуа. Он выглядел переутомленным. Неудивительно, ведь он без передышки работал над последней скульптурой, даже спал в своем фабричном цеху — за что она была ему крайне благодарна — и появлялся, только чтобы поесть. Джошуа оказался очень тактичным, он давал ей время принять решение.

— Я предполагаю, что эта песня как-то связана с твоим романом в Санта-Хуаните?

— Да, — призналась она.

Он чуть насмешливо поднял брови.

— Ты когда-нибудь плакала из-за меня?

Мэри засмеялась сквозь слезы.

— Иногда, мистер. Твой интерес к другим дамам не проходил для меня незамеченным.

Он изумленно взглянул на нее.

— А почему ты ничего не говорила?

— Ты достаточно часто читал мне лекции насчет терпимости в отношениях между художниками. Склонным к нормальной жизни женщинам приходится на собственной шкуре испытать эту «терпимость», и тут без пары слезинок не обойдешься.

— А что ты сделаешь с тем мистером из Санта-Хуаниты, если он…

— Я его удавлю, — без запинки вылетело у Мэри.

Джошуа наблюдал за ней, склонив голову набок.

— Значит, ты любишь его больше, чем меня?

Мэри с несчастным видом пожала плечами.

— Это другой вид любви. Я знаю только, что я каким-то образом принадлежу ему и…

— Тогда почему ты сидишь здесь и дуешься на весь свет?

— Потому что… — Мэри и сама чувствовала, что выглядит именно так, — потому что я считаю, что это он должен меня искать, после того как без всяких оснований грязно обвинил…

— Кого это он должен искать? Ты знаешь, насколько похудела за два дня? Если подождешь его еще пару деньков, не будешь нужна ни мне в качестве модели, ни ему в качестве жены.

Мэри обиженно пощупала ребра.

— Ты преувеличиваешь.

Джошуа ухмыльнулся.

— Не говоря уж про убитое горем лицо.

— Хочешь от меня избавиться?

Он сначала усмехнулся, но сразу посерьезнел.

— Да. Я хотел бы, чтобы ты взяла себя в руки и определила, что тебе нужно. Ты мне нравишься, Мэри, возможно, я тебя даже люблю, но я не хочу, чтобы ты поехала со мной в Париж лишь потому, что парень из Санта-Хуаниты не дает о себе знать. Поскольку, если ты прождешь здесь еще шесть дней, в самолет в конце концов сядет исхудавшая кляча, чья линия спины сгодится разве что в качестве модели гладильной доски.

Джошуа увернулся от брошенной в него единственной диванной подушки, которая еще оставалась у Мэри, после того как он, переехав к ней, быстро разделался с ее мелкими безделушками.

— Я что, переходящий кубок? — возмутилась Мэри, но расхохоталась, поймав вернувшуюся бумерангом подушку.

Да, завтра она поедет назад, в Санта-Хуаниту.


Спустя еще два дня совершенно измученный Ред вошел в холл отеля-ранчо «Дикая лошадь». Сообщение о том, что поисковая группа нашла Колби, наверняка прибыло раньше него. Вертолет сразу доставил Колби в близлежащий госпиталь. Колби был еще жив, но Ред сомневался, что он перенесет испытание. Не исключалось, что обезвоживание и связанное с ним обессоливание зашли так далеко, что в организме мог нарушиться водно-солевой обмен, а это обычно приводило к остановке сердца.

Как бы там ни было, Колби все же узнал своих спасителей и получил воду. Порадует ли это Мэри?

Ред поднимался по лестнице по возможности тихо, так как не видел причину будить Педро, спавшего за стойкой. Войдя в квартиру, он обрадовался, что Инес в качестве приветствия оставила в гостиной приглушенный свет.

Он заглянул в комнату Пата и не удивился отсутствию мальчика. Пат часто ночевал у Панчито, когда отец был в отъезде.

В столовой был накрыт стол, но это Реда не интересовало. Он снял сапоги и прямиком направился к небольшой тележке со спиртным в углу гостиной, щедро плеснул себе виски, еще щедрее — воды, повернулся и со вздохом облегчения опустился на большой диван, который привез из родительской квартиры на ранчо Стоунов.

И только сейчас заметил, что напротив, в глубоком кресле с подголовником, свернулась клубочком и крепко спала молодая женщина.

Во сне ее лицо не слишком отличалось от лица спящего Пата, если не считать, конечно, очаровательного дерзкого носика. Черная ночная сорочка, конечно, не годилась для здешних холодных ночей, и поэтому ей пришлось закутаться в клетчатый плед.

Из-под него выглядывала прелестная ножка с ярко-красными ноготками.

Ах да, он ведь забыл, что должен их перецеловать.

Ощущение счастья, нет, блаженства пронзило его и разлилось по всему телу.

Он откинулся назад, разглядывая свою несколько побледневшую любимую, и сделал глоток.

Словно почувствовав его присутствие, Мэри открыла глаза.

Улыбка, засветившаяся на ее лице, не имела ничего общего с шармом или сексуальностью, она выражала радость и благодарность за то, что он здесь. В ней читалось, что все в порядке и что все недоразумения остались в прошлом. Да, и еще эта улыбка говорила, что Мэри любит его и принадлежит ему.

Ред не двинулся с места, он только ответил улыбкой на улыбку.

Безмолвное объяснение в любви.

Потом он протянул руку. Мэри встала и уютно пристроилась рядом с ним на огромном диване. Провела ладонью по четырехдневной щетине.

— Конечная станция, мистер Стоун, — пробормотала она.

— Конечная станция, — подтвердил он и нежно ее обнял.

Загрузка...