Ожерелье от Булгари

Глава 2

— Жаль, что эта убийца все еще носит твое имя, — сказала Дорис Барли, когда они лежали бок о бок среди скомканных белых шелковых простыней на широченной кровати, элегантные изголовье и изножье которой хоть и не были сделаны собственноручно великим Джакометти, но изготовлены по его эскизам.

— Ну, убийца — это сильно сказано, — добродушно проговорил Барли. — Кровожадная — так назвал ее судья.

— Невелика разница, — ответила Дорис. — И жива я сейчас лишь благодаря себе, а отнюдь не ей. А ноги у меня до сих пор болят. По-моему, тебе стоит натравить на нее своих адвокатов. Это же совершеннейший абсурд, что женщинам после развода позволяют оставлять фамилию бывших мужей. Им следовало бы брать девичью фамилию, то есть обрубать концы и начинать все заново. А иначе ошибки молодости вроде неудачного брака могут преследовать их всю жизнь. Я это предлагаю в ее же интересах, да и в наших с тобой тоже.

Пока она носит фамилию Солт, она все время будет привлекать внимание прессы.

— Будет сложновато отнять у Грейси мою фамилию, — заметил Барли. — Это ведь единственное, что выделяет ее среди толпы. Она была школьницей, когда я с ней познакомился. И до сих пор она остается в душе школьницей. А мне нужна более утонченная партнерша.

— Терпеть не могу, когда ты зовешь ее Грейси, — фыркнула Дорис. — Я хочу, чтобы ты называл ее не иначе, как бывшая жена.

Грейс Солт при рождении получила имя Дороти Грейс Макнаб, но Барли имя Грейс нравилось больше, чем Дороти, поскольку имя Дороти напоминало ему о героине Джуди Гарленд в мюзикле «Волшебник из страны Оз», и Дороти превратилась в Грейс.

Дорис тоже не сразу стала Дорис Дюбуа, а была сначала Дорис Зоак,[1] то есть находилась в самом конце телефонного справочника, куда никто не заглядывает, кроме налогового инспектора. Но потом сменила имя на другое, более соответствующее ее амбициям. Она никогда не рассказывала об этом Барли, и чем дольше оттягивала момент истины, тем труднее было признаться.

— Непросто будет отнять фамилию у моей бывшей жены, — снова заметил Барли. Он, человек, обладавший властью над столь многими, явно испытывал удовольствие, подчиняясь капризам Дорис. Они оба немного посмеялись — просто потому, что были счастливы и подобные проблемы казались им сущей ерундой. Дорис Дюбуа даже в постели не расставалась с драгоценностями, чтобы доставить удовольствие Барли. Ему это нравилось. Моему бывшему мужу нравилось не только смотреть на то, как великолепной работы золотое колье с бриллиантами и браслет обвивают прохладную влажную кожу шеи и запястья Дорис, но и касаться их. Прошлой ночью, когда его рука скользнула по ее груди с моментально отреагировавшими на ласку сосками и поднялась выше, к мягким нежным губам, а пальцы нащупали гладкий твердый металл, все его тело тотчас напряглось. Иногда Барли слегка тревожили высказывания приятелей, откровенно заявлявших ему: «Э, да что значит возраст, когда есть «Виагра» — на случай если пропадает ощущение новизны». Но даже после восемнадцати месяцев брака ощущение новизны не исчезало. Дорис делала Барли молодым. И его подарки ей были знаком благодарности — не подкупом или платой, а лишь выражением обожания. Барли было пятьдесят восемь лет, а Дорис — тридцать два.