Ожерелье от Булгари

Глава 26

Запись включилась в 4.25 пополудни. Микрофон фиксировал все звуки в квартире Дорис: бульканье чайника, то, как Дорис раздевается и принимает душ, кошачье мяуканье. Голос Дорис в сопровождении какого-то шарканья, потом что-то смахивающее на беготню голышом по комнате. Шум текущей воды.

— Ах ты, тварь такая, да как же ты сюда попала?! Ты здесь больше не живешь! Убирайся!

Звон разбившегося фарфора.

— Ну, видишь, что я из-за тебя натворила? Ой, бедная киска, я сделала тебе больно? Это что, кровь? Я и не знала, что у кошек может идти кровь. Нет, ты просто понапрасну устроила панику. Ничего с твоей лапкой не случилось, иначе ты бы не мурлыкала. Ты теперь живешь у соседки. И не имеешь ко мне больше никакого отношения. Я ей заплатила, чтобы она взяла тебя к себе. Мне следовало отвезти тебя к ветеринару и усыпить. Незачем тебе приходить сюда и вынуждать меня переживать. Я вовсе не кошатница, я тебе это говорила с самого начала. А теперь прочь, прочь, пока я не отвезла тебя к ветеринару!

Возмущенное «мяу», когда кошку выставляли за дверь, затем пара всхлипов Дорис.

— Что я могла сделать? Барли ненавидит кошек.

Наконец душ выключен. По радио передают музыку кантри и американские мелодии. Дорис распевает под этот аккомпанемент:

— Ра-аз-во-од.

Звонит телефон. Музыка смолкает.

— А, это ты, Флора. Что тебе нужно? Почему ты звонишь мне сюда? Не могла подождать, пока я приеду на работу?.. Нет, никакой ошибки. Программа больше в тебе не нуждается. Да, трехмесячное пособие вместо уведомления. Это абсолютно законно. Кому нужно, чтобы недовольные сотрудники болтались поблизости от телешоу? У тебя лишь временный контракт. У всех моих людей временные… Нет, подписание этого клочка бумаги, а в твоем случае — не подписание этих клочков бумаги вовсе не формальность, а жестокая реальность, дорогуша. Скажем так, чтобы звучало поласковее, — ты не создана для телевидения… Мне больше нечего сказать по этому поводу. Да, конечно, это было проведено через соответствующие инстанции. Да, естественно, Ален в курсе. Он начальник отдела. Он уведомил персонал. Просто уходи, Флора… Меня слезами не проймешь.

Стук положенной трубки. Снова звучит музыка. «Мы семья… мои сестры и я» — это Дорис исполняет небольшой победный танец.

— Сучка, сучка, сучка! Я ее вышвырнула! Снова звонит телефон.

— Я больше не желаю об этом говорить, Флора. Эта надоедливость… Ой, это ты, Ален. Да, я отослала бумаги… Да, я подписала их твоим именем. Мы ведь с тобой это обсуждали, помнишь?.. Мы сошлись на том, что Флоре придется уйти. Ну, так вот так оно и было. На вечернем совещании. После ленча. Ты тогда праздновал. Англия забила гол… Нет, я не хочу, чтобы ее перевели. Она такая зануда. Поднимет панику, начнется неразбериха, пойдут всякие слухи. Я хочу, чтобы ее не быта в здании… То есть как это у нее слишком хорошенькие ножки для ее же блага? А, поняла, всего лишь шутка. Должна тебе кое-что о себе сказать, Ален: у меня нет чувства юмора.

Трубка ложится на место.

— Господи, уже почти половина. А я еще даже не одета.

Звонит дверной звонок.

— Ну, значит, так тому и быть. Судьба… Проходите, Уолтер. Извините, что я не одета, но тут как в печке. Я не часто бываю в этой квартире. Полагаю, что и Грейс не часто бывает в своей. Вот, позвольте мне повесить ваше пальто. От вас приятно пахнет, Уолтер. Очень по-мужски. Спорю, Грейс нравится ваш запах.

Шорох Переносимой одежды. Голос Уолтера:

— Вы звали меня сюда. Я пришел. Я отлично могу работать по фотографии. Что вам нужно?

— У меня другая прическа. Я хочу, чтобы на портрете у меня была такая. Вам придется сделать еще один снимок.

— Сейчас волосы влажные.

Гул включенного фена. Голос Дорис:

— Через минуту высохнут. Тогда они были слишком, уж уложенными. А теперь будут свободными и легкими, в точности как, я. Как мой истинный дух. А не такими, как желает Барли. Боже, брак делает с девушками жуткие вещи. Не привязывайтесь особо к Грейс, она такая зануда, доводила Барли до слез. Что вы в ней такого находите? Нет, не отвечайте. Деньги, возможность продвижения. Что ж, все мы немножко таковы. Мир жесток, всем приходится как-то выживать.

Тишина. Затем:

— Подержите секундочку фен, Уолтер, хорошо? Я приподниму волосы. Дело в том, что кожа под грудями у меня еще влажная после душа… это здорово, как говорят в порнофильмах.

Фен включается на полную мощность, потом на малую, затем выключается. Голос Уолтера:

— Дорис, я сделаю снимок вашей новой прически и пойду домой. Больше ничего.

— Вы такой взрослый и надутый. Забавно, раньше вы казались мальчишкой, а теперь мужчина. Признаю, что можете стать таким же великим, как Пикассо. У вас такой талант. Я вам говорила, что, по всей вероятности, мы сможем, показать открытие вашей выставки в Нью-Йорке? Это действительно большое дело, Уолтер.

— Знаю.

— Если все пройдет хорошо, естественно. Портрет мне нужен к двенадцатому декабря. День рождения Барли. Я хочу, чтобы вы там были. На открытии портрета будут пресса и телевидение. Вы сможете это сделать? Конечно, сможете. Еще куча времени. И помните, что я хочу выглядеть не больше восьмого размера, и чтобы при этом не терялась целостность картины. Для леди Джулиет это будет удар. Ее ожерелье на моей груди. Это научит ее не ссориться со мной. А потом мы самолетом отправим портрет в Нью-Йорк к открытию выставки шестнадцатого числа. С представителями галереи я договорилась. Не могли бы вы высушить мне спину?

— Она уже совершенно сухая, Дорис.

— Мне нравится, когда вы называете меня Дорис. Это так сексуально. Все это очень напоминает «Завтрак на траве», не так ли? Я — такая раздетая, и вы — полностью одетый.

— Стойте спокойно и перестаньте вертеться, Дорис, дайте мне сделать снимок. Кстати говоря, ваша прическа совершенно такая же, как была. А потом я пойду домой к Грейс.

— Останьтесь и выпейте что-нибудь. Прямо из банки. Газированный оранжад подойдет? Я не положила туда снотворное, честное слово.

Она пошла к холодильнику и открыла дверцу, задев при этом магнитик, на котором крепился один из «жучков». После этого звук сделался нечетким, и стало трудно разобрать, что там происходит.

Росс с Гарри некоторое время слушали молча.

— Так сделали они это или нет? — не выдержал Росс.

— Трудно сказать, — ответил Гарри. — Но он держался стойко.

— Подозреваю, что она прибегла к снотворному с Барли, — заметил Росс. — Возможно, она мудрит с банками. Именно так заманила к себе бедолагу в ту первую ночь. Я их отвез в ее квартиру после шоу. Он не выходил оттуда добрых часов шесть. Я тогда подумал, что он пьян, но, возможно, он был одурманен. Он что-то бормотал насчет того, что хочет пить. Я помню, что мы заезжали по пути в гараж за газированным оранжадом. Возможно, к этому привыкаешь.

— Но я всегда считал, что после сильного снотворного ничего не помнишь. После его приема ты жаждешь секса, становишься неразборчивым и озабоченным, как скотина. А потом совсем ничего не помнишь. По мне, так очень неплохо.

— Твое тело будет помнить, что ему понравилось, — сказал Росс, — хотя разум и забудет. На следующий день он спросил меня, с кем это он был прошлой ночью, и я ответил, что с Дорис Дюбуа. Он позвонил ей, и понеслось: прощай брак, прощай Грейс. Это я виноват. Мне следовало держать язык за зубами.

Они порассуждали о том, как тело может помнить то, чего не помнит разум, и Гарри выразил восхищение романтизмом Росса. Росс предложил Гарри завести для канарейки пару: птичке, наверное, одиноко. Гарри сказал, что займется этим утром.

Они выпили еще пивка. Росс рассказал Гарри о своих пяти армейских годах, о трех в качестве наемника и восьми — телохранителя. А также о недавнем своем обучении экстремальному вождению, необходимому для водителя-охранника. Гарри сказал, что если Россу когда-нибудь надоест работать у Барли, то они могли бы стать партнерами. Потому что Росс — большая потеря для частного сыска.

Гарри с Россом, как было условлено, отнесли пленку старому мистеру Циглеру в Тавингтон-Корт. По дороге они остановились съесть спагетти и пропустили Этель, пришедшую буквально за несколько минут до них с высоким ближневосточным джентльменом в пальто из верблюжьей шерсти и с унизанными золотыми перстнями пальцами. Этель поселилась в квартире Грейс, поскольку было совершенно очевидно, что только там она и могла обосноваться, пока не найдет работу и жилье. Но этим вечером ей пришлось идти зарабатывать себе на жизнь наилучшим доступным ей способом, каким может заработать девушка.