С того момента прошёл почти месяц. Я благополучно перебралась в свою квартиру, в которой всё осталось в том же виде, в каком я её и запомнила. Словно в отпуск уезжала. Брат успешно заселился в лечебницу, откуда мне и позвонил. Сообщать ему о благородном поступке Рязанова я не решилась, так как пришлось бы объяснять и многое другое. Потому трусливо промолчала, отправляя его на длительное лечение, чем выиграла для себя целых четыре месяца, чтобы придумать достойное объяснение моего проживания на старой жилплощади. А вот Екатерине призналась, так как она уже была в курсе многого, да и скрывать от неё своё место жительства было затруднительно. Девушка поохала, поахала, даже где-то повосторгалась благородством Рязанова, но мне в её взгляде всё равно почудилось подозрение.
Я её восторгов не разделяла, но должна была признать, что поступок Ильи Андреевича оставил впечатление и в моей душе. Во всяком случае, я поняла, что мысли о нем перестали порождать ненависть в моей груди.
А мысли были… К своему стыду, так вышло, что в этом человеке я нашла своё вдохновение, которое щедро выплёскивала на холсты, не щадя ни сил, ни времени. Как и обещал, он больше не объявлялся, и мы не встречались. Казалось, что всё было лишь дурным сном: и проигрыш Вовки, и встреча в офисе с Рязановым, когда он сделал предложение, и даже продажа квартиры. И жить бы мне спокойно, вот только его образ прочно засел в моей голове, как я ни пыталась его гнать из своих мыслей. Как-то неожиданно вышло, что у меня скопилось достаточное количество картин, достойных выставки, что вынудило меня задуматься о будущем. И вспомнить прошлые знакомства.
Не скажу, что безоговорочно вернулась к жизни и к тому состоянию, в котором была до потери близких, но недавняя встряска заставила меня переосмыслить последние годы моей жизни. Той, где я была тенью себя прежней. Родители осудили бы меня. Они всегда учили меня бороться и жить, несмотря ни на что. А я… Как ни тяжко то признать, но именно появление в моей жизни Рязанова стало тем необходимым толчком, чтобы вынырнуть из своей скорлупы, и встретиться с реальностью. И бороться за свою жизнь, разумеется.
Я предполагала, что вернуться в строй будет проблематично. Всё же два с лишним года отсутствия в художественном деле – большой срок. Но не думала, что будет настолько сложно.
Все знакомые были вежливы до приторности, но помочь не могли ввиду различных причин, несмотря на то, что в прошлом делали на мне немалые деньги.
В десятый раз отбросив от себя телефон, по которому я общалась с очередным искусствоведом, устало откинулась на свой большой, удобный диван и утомлённо потёрла лицо руками. От отчаяния, чуть было не потянулась за телефоном, чтобы набрать номер Ивана. Помнится, у него было несколько держателей галерей в друзьях, где прежде я не выставлялась. Но быстро одёрнула руку, поморщившись от своих мыслей. После той встречи в кафе я не знала о судьбе Ивана, как и Полины. Мне было плевать. Как-то слишком просто я отпустила того, с кем жила несколько лет, но эта мысль меня не волновала.
С досадой покосилась на ровные ряды исписанных холстов вдоль стен, идущие прямиком до прихожей. Даже сумка уже и та висела на углу одной из картин…
Взгляд замер на сумке, а по телу прошла дрожь. Боясь ошибиться, я подорвалась на месте и вытряхнула содержимое дамской сумочки прямо на пол, судорожно откидывая в сторону ненужный хлам. Выискивала глазами, но так и не могла найти, отчего к горлу подступал предательские слёзы обиды.
Неужели потеряла? Месяц прошёл, мало ли куда я могла деть ту визитку…
Отчаявшись, решила вновь проверит сумку, и с облегчением обнаружила в складках подкладки помявшийся кусочек картона. Вытащила руку и прочла написанное на визитке. Помнится, меня ещё тогда удивило, что помимо имени и номер телефона на визитки никаких данных не было. Я даже засомневалась на секунду, та ли это визитка, вообще?
Но решила рискнуть. Уже набирая номер телефона, я вдруг остановилась от промелькнувшей мысли: «Правильно ли я поступаю?». Ведь Настасья работает у Рязанова, а я сама хотела, чтобы он исчез из моей жизни.
После с тоской посмотрела на ряды холстов без рамы и зло усмехнулась. Мужик уже ко мне не лезет, но из моей жизни так и не убрался. И вообще, я же не у него подачки прошу! Какое он вообще отношение имеет к тому галеристу и жениху своего секретаря? Правильно – никакого!
Потому, глубоко вздохнув, словно перед прыжком в воду, я нажала на кнопку вызова.
***
Мне повезло. Буквально. Жених Настасьи оказался чуть ли не единственным, который согласился обсудить возможную выставку и посмотреть мои работы. Хоть Настасья и говорила, что у её жениха есть мои работы, дело – есть дело. Мужчина оказался внешне совершенно непримечательным, хотя и далеко не уродом, ростом невыдающимся, да и с предрасположенностью к полноте. Вспоминая красавицу Настасью, я, признаться честно, ожидала чего-то большего, и невольно загрустила. Хотя бы потому, что девушка мне понравилась, и подозревать её в упомянутой Рязановым продажности не хотелось.
Но после общения с мужчиной, у меня появилась надежда, что девушка могла полюбить его хотя бы за чувство юмора, лёгкий характер и порядочность.
– Я рад, что вы решили вернуться, Дарья Сергеевна, – обратился ко мне Евгений, когда мы уже всё обсудили, и я невольно подпрыгивала на месте от радости, стараясь делать это незаметно. Мужчина протёр очки в тонкой оправе, помедлив, а после надел их на нос и улыбнулся мне. – Меня всегда восхищали ваши работы. Редко встретишь художников, которые так ярко и понятно выражают чувства в своих произведениях. Поверьте, я знаю, что говорю, – с важным видом заметил он. – Потому очень обрадовался, когда Настя сообщила мне о том, что виделась с вами и общалась. Признаться, я ждал вашего возвращения и надеялся, что вы обратитесь именно ко мне.
– Правда? – изумилась я. – Мне казалось, про меня все забыли, как и про мои заслуги. Я проверяла, – невесело улыбнулась я, вспоминая, сколько знакомых обзвонила, и была вежливо послана.
– Быть может, другие, – невозмутимо пожал мужчина плечами. – Следующую выставку я планировал посвятить именно взаимоотношениям людей и эмоциям. Естественно портретную. Вы в этом деле зарекомендовали себя с очень положительной стороны, потому, думаю, ваши работы не могут остаться невостребованными и будут выигрышно выглядеть на фоне работ других художников, что тоже станут выставлять свои произведения в этот день. Извините, но эксклюзивную выставку предоставить не могу, как бы не хотел… – явно чувствуя себя неловко, произнёс галерист.
– Я всё понимаю и благодарна уже за возможность, что вы мне предоставили. Я понимаю, что за то время, что отсутствовала, многих привилегий лишилась, и не горюю по этому поводу, надеясь, что со временем всё смогу вернуть. Большое спасибо за ваше лестное мнение о моей работе, мне очень приятно, – улыбнулась я, помня, что без взаимной вежливости в творческом цехе очень сложно. Пусть даже вежливостью бывает неприкрытая лесть и желание зацепить.
В конечном итоге мы распрощались с ним вполне довольные друг другом, а я стала ударными темпами готовиться к выставке, словно к первой в своей жизни. Вру, в первый раз я так не нервничала, так как всю организационную работу взял на себя отец – известный художественный критик, а моральной поддержкой меня обеспечивала мама – преподаватель в художественном училище. Да – семья у меня глубоко интеллигентная и творческая. Только Вовка подкачал и подался в бизнес, хотя мог бы стать отличным фотографом. Во всяком случае, мне нравились свои фотографии только за авторством брата.
За день до выставки, когда я возвращалась из салона красоты, под своей дверью обнаружила… Ваню.
– Привет, – улыбнулся Иван своей коронной улыбкой с очаровательной ямочкой на щеке, от которой прежде я сходила с ума.
– Привет, – без лишних эмоций отозвалась я, размышляя, какого черта происходит.
– Отлично выглядишь, – перешёл он к комплиментам, когда понял, что вестись на его улыбки я не собираюсь. – Поменяла причёску?
– Верно, – тряхнула я укороченной гривой по плечи, которой вернула натуральный цвет. Поразительно, как меняет настроение всего лишь смена причёски! Вот сейчас чувствую себя совершенно другим человеком, который ни в жизни бы не связался бы с таким красавчиком, как Иван. Красиво, конечно, но за подобной красотой кроется слишком много эгоизма. Люди, да его косметичка больше моей, втрое! И ванная вся была заставлена не моими, а его баночками, чьё предназначение порой даже для меня оставалось загадкой. Как он мне говорил: «Внешность – это моя работа». В целом верно, если тебе восемнадцать и нужно как-то жить на одну стипендию, пока не получишь образования. Вот только Иван почему-то решил, что будет востребован всегда, не задумываясь, что когда-то перед ним могут закрыть дверь, перестав восхищаться его достоинствами. – Спасибо, – сухо кивнула я, обошла его и стала возиться с ключом, чувствуя намёк на брезгливость от близости этого мужчины.
– Мои ключи не подошли. Поменяла замки?
– Бывший хозяин поменял, – улыбнулась я, радуясь, что на этаже только по две квартиры, а мои соседи сейчас на работе и не станут свидетелями возможных сцен. За сменённые замки Рязанову отдельное спасибо. Сначала не поняла, когда увидела обновку, сейчас радуюсь такой предусмотрительности, так как не допускала даже мысли, что Ваня решит вернуться в эту квартиру.
Когда новый, ещё не до конца разработанный замок поддался, я хотела проскочить в квартиру, но Иван подал голос:
– Даже на чай не пригласишь?
– А должна? – удивилась я. Осмотрела мужчину с ног до головы, а после любопытство во мне восторжествовало, и я со вздохом кивнула, соглашаясь впустить его. – Прости, но уже довольно поздно, так что если есть что сказать, говори быстрее. У меня завтра важный день, – разуваясь, бросила я за спину и обернулась, чтобы наткнуться на светлый взгляд выразительных глаз, который раньше мне кружил голову. Теперь он внушал только досаду от мысли, что краска подобного оттенка у меня заканчивается и нужно бы докупить.
– Да, я слышал, что ты выставляешься. Полинкины работы тоже будут там, – проинформировали меня, отчего настроение тут же слетело ещё на несколько пунктов.
Я, конечно, знала, что выставляться завтра буду не одна, но вот присутствие Грунской даже не предполагала. Помнится, Евгений упоминал, что выставка будет портретной. А Полинка, насколько я помню, больше по абстракционизму, гордо прикрывая своё неумение рисовать красивым словцом и неразборчивым маранием краской холста, в которое она, якобы, вкладывала глубокий смысл.
– Рад, что ты вернулась к творчеству, – вернул Иван меня из собственных мыслей, заставив обратить на него внимание. Он кивнул на один из ближайших к себе холстов, отвёрнутых к стене и, потянувшись, уточнил. – Можно?..
– Нет! – резко оборвала я его, не желая, чтобы Иван видел картину. Мужчина замер, с удивлением на меня посмотрев, так как прежде я не жадничала и всегда показывала ему даже наброски. – Ты хотел чаю, верно? – он кивнул. – Тогда идём на кухню. Как я уже говорила, уже поздно.
Уже на кухне, мужчина меня обошёл и по-хозяйски поставил чайник на плиту, что вызвало во мне раздражение. Поразительно. Такое привычно действие, я тысячи раз видела, как Ваня что-то делает на этой кухне, но именно сейчас это вызвало отторжение и даже возмущение.
– Не хозяйничай, пожалуйста, – проворчала я, потеснив его плечом и встав рядом с плитой. – Ты не дома.
– Даш, – замялся мужчина, запустив пятерню в идеально уложенные волосы с модной стрижкой. – Я как раз хотел об этом поговорить.
– О чайнике? – съязвила я, наблюдая, как мужчина садиться за барную стойку, что у меня служила обеденным местом.
– Нет, – обиделся он. – О нас.
– О чайнике было бы боле логично. Его покупал ты. А «нас» уже месяц как нет.
– Вообще-то я хотел извиниться, – насупился Иван, а я поняла, что сейчас он упрямо пересиливает себя. Не привык малыш раскаиваться.
– За что? – поинтересовалась я.
– За то, что вспылил тогда, в кафе. И за те слова, что сказал тебе в тот день.
– Серьёзно? – прищурилась я, сложив руки на груди, после того как выключила газ. Но разливать чай не торопилась, подозревая, что если дойдёт до скандала, я и чашкой с крутым кипятком запустить могу. Лечи его потом, такого несчастного, слушая стенания по поводу его испорченной внешности. Ну, нафиг! – А что изменилось? По-твоему, я перестала быть продажной? Как по мне, так наоборот – живу же я в своей квартире, – обвела я пространство помещения руками. – Рассказать, как вернула – не поверишь, – издевательски заметила я, широко улыбнувшись.
– Даш, прекрати, – поморщился Ваня. – Я ведь пытаюсь всё наладить.
– Наладить что? – разозлилась я. – У нас больше нет отношений, чтобы их налаживать.
– Я хочу тебя вернуть, – серьёзно произнёс он. – Мы столько лет были вместе, неужели это ничего для тебя не значит?
– Для меня это много значило ещё тогда, когда я пришла в то кафе, – цинично усмехнулась я. – До того, как узнала, что ты променял все, что между нами было, ради проживания в комфорте. С другой.
– Все делают ошибки… – начал он.
– И все за них должны расплачиваться, – оборвала я его, строго посмотрев. – Вань, ты зря пришёл. Ничего между нами не получится.
– Потому что я тебе изменил?
– Не только, – мотнула я головой. – Было бы нечестно сказать, что я была идеальной невестой. Особенно последние несколько лет. Я отдаю себе отчёт, что сама могла испортить то, что между нами было, потому мне сложно винить тебя. Но сейчас я понимаю, что мы просто не сможем вместе. Мы изменились. Оба. И ничего уже с этим не поделаешь. Прости, но вместе мы уже не будем.
– И откуда же у тебя такие мысли, Дашенька? – зло поинтересовался Ваня. – Не научил ли тебя Рязанов?
– Не твоё дело. Спроси лучше у Полины, кто и чему её научил, – разозлилась я. – Уходи, Вань, – вздохнула я. – Зря ты пришёл. Лучше было оставить всё, как есть и не усложнять.
Мужчина хотел что-то сказать, но посмотрел на меня и передумал. Поднялся и просто ушёл. Молча и громко хлопнув входной дверью.