Океан Разбитых Надежд

Глава 3

Следующим утром я спускаюсь вниз, сонно потирая глаза. С каждой ступенькой запах чёрного чая с лимоном и недавно приготовленного картофельного пюре усиливается. Живот начинает громко урчать. Я проскальзываю в опустевший кафетерий детского дома. Запах тут стоит невероятный! Повариха Хью бегает за стойкой, стаскивая в раковину грязную посуду.

– Доброе утро, миссис Хью, – кричу я ей вслед.

– Доброе утро, мисс Лонг! – отозвался Люк.

Я подскакиваю от неожиданности и поворачиваю голову. Под лучами утреннего солнца его волосы отливают тёплым медовым оттенком. Люк так мирно сидел за столом, мимо которого я прошла, что я умудрилась не заметить его с первого раза.

– Доброе утро, – отвечаю я спустя несколько секунд.

Его совсем не похожий на Билли голос продолжает звучать в голове далёким, еле уловимым эхом. Я слышу его, словно находясь на дне океана. И, пожалуй, в этом голосе действительно есть что-то завораживающее. Что-то, о чём Люк никому не рассказывает. Что-то, о чём он предпочёл бы забыть.

Длинные рукава его рубахи закатаны до локтей, а светлые джинсы подобраны точно по размеру. Они идут ему куда больше, чем тёмные классические брюки, которые он носит в школу. Люку в принципе идёт светлая одежда. Она подчёркивает его мягкость, светлость, даже ту самую загадочность, не дающую мне покоя. Я скольжу взглядом ниже – в его руках лежит распахнутая книга.

– Доброе утро, Кэтрин! – наконец добродушно отзывается повариха Хью, поправляя свой белый колпак, – желаешь пюре? – женщина появляется из-за широкого прилавка.

– Да, пожалуйста.

Я продолжаю с интересом коситься на Люка. Разглядываю его сдвинутые брови, пульсирующую жилку на шее и почему-то не могу оторваться. Но для меня он всё тот же незнакомый мальчуган, а не хороший знакомый. Тот самый неприглядный мышонок, с которым не о чем говорить.

Я завтракаю в пустом кафетерии, где изредка мелькают Зои и Луиза. Девочки любят лакомиться имбирным печеньем, которое лежит в вазочках на каждом столике, и я их понимаю. Хью прекрасно готовит! Кажется, впервые она испекла это печенье на вечер Бёрнса1. Тогда она ещё подала знаменитую баранину, приготовлению которому, как она говорила, научила её мама ещё в детстве.

Вскоре моя тарелка пустеет, и я встаю, чтобы отнести её к посудомоечной машине. Я задерживаюсь у столика Люка.

– Как тебе книга? – интересуюсь я. Он подпёр голову рукой и полностью погрузился в сюжет.

– Очень грустная, – он даже не поднимает на меня глаз, перелистывая страницу. – Хотите почитать?

– Нет, спасибо. У меня полно дел сегодня.

Это действительно так. На днях бабушке привезли несколько ящиков рассады, и нужно поскорее управиться с цветами, иначе они поникнут.

Я люблю помогать бабушке. Я могу сортировать бумаги в бухгалтерии, ходить на сбор фруктов в наш маленький садик, на который открывается чудесный вид из игровой. Он хоть и небольшой, но работы там достаточно для всех. Кто-то вскапывает чёрствую землю старыми лопатами, кто-то ухаживает за молодыми деревьями, поливая и удобряя их, а кто-то работает над внешним видом, подстригая кусты с ягодами и собирая обломившиеся ветви.

Солнце поднимается выше, освещая прекрасный сад. Так хорошо идти по улице и наслаждаться красками лета: и зелёной травой, тянущейся вверх, и белыми облаками, проплывающими над головой, и лицами, озарёнными улыбками.

Старшие ребята помогают мне перенести ящики с цветами из сарая к клумбам под окнами, где я планирую рассадить цветы. Эти клумбы пустеют с прошлой весны: аномальная для Хантингтона жара сделала своё дело. Ребята ставят три ящика рядом со мной, и я благодарю их за помощь.

Я смотрю на цветы: бутоны нежно-розовых пионов легки и воздушны, многочисленные фиалки соседствуют друг с другом в маленьком ящичке, гордые астры широко раскинули лепестки. Цветы благоухают, напоминая мне о проведённых за городом детстве. Я обожаю их, поэтому иногда мне хочется, чтобы цветы были повсюду. Хочется выбежать в поле, полное ромашек, и нестись без оглядки.

Иоанн Кронштадский, священник, как-то сказал, что цветы – остатки рая на Земле. Если это правда, то невозможно представить ту красоту, о которой рассказывают старинные писания о небесах.

Вообще-то в Хантингтоне нет проблем с тем, чтобы наслаждаться природой. Никаких скрывающих небо стеклянных высоток – вместо них одноэтажные семейные коттеджи, хаотично разбросанные вдоль Ривер Фосс. В Хантингтоне нет широких трасс – их заменяют двухполосные дороги, благодаря которым у каждого дома имеется большая дворовая территория. Весной на них благоухают цветы, а шелест листвы разносится по всему району. Машины редко катают по улочкам, поэтому дорожной пыли в Хантингтоне совсем мало. Но мой маленький городок всё равно не сравнить с тем, что находится за его пределами. Здесь я вижу бескрайние зелёные луга как на ладони, особенно мне нравится наблюдать за скачущими лошадьми, которых разводят на ферме недалеко от Хантингтона. В те дни, когда их выводят на прогулку, под ногами содрогается земля, ведь десятки тяжёлых копыт одновременно втаптывают траву в почву.

Маме нравится в Хантингтоне по иным причинам. Она обожает быть в центре внимания, а в Лондоне, где каждый третий турист, а пятый – член английской знати, это проблематично. Наш отделанный коттедж хорошо контрастирует с соседними домами, и мама почему-то гордится этим. Я не понимаю, как её может радовать то, что наш семейный доход постоянно обсуждают все вокруг.

Я заранее выкопала лунки на клумбах, чтобы лишний раз не возиться в земле. Беру в руки маленький пластиковый стаканчик с красивой астрой и аккуратно подцепляю его край, чтобы оголить корни цветка. Когда дело выполнено, я сажаю цветок и досыпаю сверху свежей земли. Вскоре вдоль стены располагается целый ряд астр, от которого никто не может свести глаз.

– Как идёт работа? – Билли подходит ко мне сзади и обнимает за талию, продолжая: – Не хочешь передохнуть?

Я разворачиваюсь к нему. На нём рабочий джинсовый комбинезон, белая футболка и панама. Руки спрятаны под грязными перчатками.

– Всё хорошо, – говорю я. – С астрами уже закончила, остались пионы и фиалки. Только посмотри, какая красота!

Я демонстрирую результат моего многочасового труда, правда, Билли никак не реагирует. А мне нравится новый вид клумбы: она выглядит оживлённой, и я уверена, что она будет ещё красивее, если закончить рассадку до вечера.

Билли мало нравятся цветы. В прошлом году он перетоптал несколько единственных лилий, цветущих у деревянных беседок, резвясь с друзьями.

– Ты даже не обедала, – замечает Акерс.

– Я и не голодна.

– Уверена?

Меня напрягает его настойчивость. Пока он не пришёл, всё было хорошо. Теперь же созданная моими руками идиллия начинает медленно рушиться.

– Если бы я хотела, то обязательно пришла бы, – огрызаюсь я. – И вообще, разве тебе не нужно помогать остальным в саду?

В щеку прилетает тяжёлая ладонь, и моя голова поворачивается вбок. На коже появляется покраснение. Я медленно тру рукой место, куда меня только что ударил Акерс, но боль не утихает. Она жгучая, как будто моё лицо натёрли перцем чили.

– Пойди умойся, ты вся грязная, – командует он. – И придержи язык за зубами, он тебе ещё понадобится.

Он не раз бил меня раньше, поэтому со временем я привыкла к его пощёчинам. Я не мазохистка, и боль, которую он мне причиняет, далеко не самая приятная вещь. Но и пожаловаться я не могу: ничего не изменится. Да, бабушка сделает ему выговор, да, Билли посадят на домашний арест, но вскоре он всё равно будет прощён. Из-за одного Билли я не могу взять и уехать, ведь тогда я совсем не буду видеться с бабушкой.

Тогда мы перестали бы общаться ещё позапрошлым летом.

Именно тогда я начала встречаться с Билли. Когда нам двоим было по одиннадцать лет, мы были ветрены и легкомысленны. Билли клялся в искренности своих чувств. Я видела в нем оскорблённого жизнью мальчишку, чьи глаза засверкали от первой любви. Когда ему исполнилось двенадцать, и в голове у него уже начинали зарождаться первые взрослые мысли, он поклялся добиться моего сердца, а я звонко смеялась ему в ответ. Я видела в нём отважного мужчину, которого не страшат препятствия. Хотелось посмотреть, на что он способен. «Настоящий рыцарь», – подумалось мне тем днём. Когда ему исполнилось четырнадцать, он впервые в жизни затеял драку, а потом ещё одну. Затем новые ссадины появлялись на хмуром лице Акерса с каждым последующим днём, вплоть до пятнадцатого дня рождения, и однажды всем стало страшно связываться с ним. Я видела в нём сорванца, не достойного звания мужчины. Тогда я сказала Билли, что не хочу встречаться, но он решил, что всё будет иначе.

Я бросаю его на улице и скорым шагом скрываюсь за дверьми детского дома. Внутри нет никого, кроме персонала и нескольких ребят, которые не захотели выходить на работу, поэтому ванная комната оказывается свободной.

Я захожу туда и подхожу к зеркалу, покрытому пятнами от зубной пасты. Ванная редко сияет от чистоты. Мозаикой на полу выложены красивые узоры, но в последнее время они скрыты под старенькими тряпками, а белые керамические раковины частенько покрываются налётом.

Я начинаю присматриваться к своему отражению. На коже осталась грязь от перчатки Билли. Внимательно рассматриваю алый след от пощёчины и скатывающиеся вниз капельки крови, убеждаясь, что парень рассёк мне щеку. Включив тёплую воду, я начинаю промывать рану. Благо, на полочке завалялась старенькая бутылочка с перекисью!

Внезапно дверь в ванную широко распахивается, но почти сразу захлопывается. От неожиданности я роняю на пол бутылочку.

– Извините, здесь было открыто, – оправдывается Люк, стоящий по ту сторону двери.

Я перекрываю воду, хватаю первое попавшееся полотенце и вытираю щёку.

– Ничего, я почти закончила, – кричу я, поднимая пустую бутылочку. – Я уже умылась, дай мне несколько секунд.

Я оставляю мокрое полотенце в корзине для грязного белья, после чего беру половую тряпку и несколько раз прохожусь ею по месту, где разлилась перекись. Сложив её вдвое и оставив рядом с ведром и шваброй, я протираю взмокший лоб тыльной стороной ладони.

Внутри меня назревает страх и паника. Мне бы не хотелось выглядеть несуразно в глазах Люка: отчего-то мне кажется, что он сразу догадается, что к чему.

– Можешь входить, – говорю я, и дверь вновь открывается.

Люк появляется в ванной комнате по пояс голый. Я задерживаю взгляд на его оголённой груди дольше, чем положено. Через предплечье парень перекинул футболку, а вокруг шеи обвязал белое махровое полотенце.

– Всё в порядке? – осторожно интересуется он, и я выхожу из ступора.

– В полном, – отвожу глаза в сторону и делаю несколько шагов к выходу.

– Что за царапина?

– Упала, – вру я.

Щеку продолжает щипать перекись, но я не жмурюсь.

– Будьте аккуратнее, – наставляет Люк. – Зовите, если понадобится помощь в саду.

– Хорошо, – коротко киваю я, подходя к двери. – Только я почти закончила. Ты не хочешь присоединиться к остальным? Мы рассаживаем фиалки и деревья.

– Вам нравятся фиалки?

– Да, – киваю я. – Так ты пойдешь?

– С радостью, только схожу в душ. Представляете, помогал Хью с готовкой, и не уследил, как убежало молоко, – Люк демонстрирует мне футболку с мокрым пятном.

Я не могу скрыть нелепой улыбки, когда представляю, как он пыхтит у плиты вместе с Хью. Замочек двери глухо щёлкает за моей спиной, и я оказываюсь в пустом холле.

Люк такой… милый.

Взяв в медицинском кабинете пластырь, я наклеиваю его на рассечённую щёку, а затем снова выхожу на улицу. Я подхожу к клумбе – Билли не видно поблизости – и возвращаюсь к рассаде. Пионы менее пышные, чем астры, и этим они мне нравятся: их очень удобно пересаживать. Пока я сажала астры, то повредила несколько стеблей из-за тяжёлых бутонов, и пара цветов оказалась в горке с сорняками. С пионами такого не происходит. Я высаживаю их в параллельную линию, следя за тем, чтобы расстояние между насаждениями оставалось одинаковым. Закончив с пионами, я приступаю к фиалкам. Они всегда нравились мне больше остальных цветов: простота их украшает. Думаю, если бы они были чуть большего размера, то уже не смотрелись бы так элегантно.

Люк выходит спустя несколько минут. Осторожно, но всё же приветливо улыбаясь мне, он скрывается за стволами молоденьких вишен. Мешковатые штаны цвета хаки, местами уже потёртые, сливаются с высокой травой, а светло-голубая футболка – с чистым небом. Но я, к сожалению, теряю его из виду так же быстро, как и встречаю.

Остаток дня я провожу за поливом. Запах сырой земли по-настоящему расслабляет. Я захожу в детский дом, когда блеклый туман вуалью накрывает землю, а небо начинает чернеть.

Я мою руки внизу, после чего поднимаюсь к бабушке сообщить, что работа выполнена.

– Привет, – я толкаю дверь вперёд и захожу в кабинет. – Мы закончили.

Бабушка перебирает книги в шкафу, осторожно смахивая пыль с каждой. Дверцы шкафов широко распахнуты, и в комнате уже настоялся запах древесины и старых страниц.

– Я видела, – отзывается бабушка, не поворачиваясь ко мне. – Теперь наш сад намного ухоженнее и красивее. Передай ребятам мою похвалу, когда спустишься вниз.

– Без проблем, – я улыбаюсь от уха до уха. – Мы все работали не покладая рук.

– Я верю, Кэтрин, – вздыхает бабушка.

Я хочу развернуться и выйти, но бабуля кажется мне какой-то подавленной. Я делаю несколько шагов и останавливаюсь в самом центре кабинета.

– Всё в порядке?

– Не совсем, – отвечает бабушка, и я вопросительно смотрю на нее. Она, наконец, поворачивается, а затем говорит: – Книга пропала.

Я ужасаюсь. Знаю, с каким трепетом бабуля относится к своим книгам, и их пропажа может серьёзно сказаться на её настроении. Да и сам факт того, что кто-то мог взломать замочек на книжном шкафу, даже немного пугает.

– Что у тебя с щекой? – вдруг спрашивает она, и по спине пробегают мурашки.

Уже поздно что-либо предпринимать, чтобы наказать Билли. Всё затянулось, и, раскрыв бабушке все карты, я рискую потерять не только доверие ребят, но и бабушки.

Я тихо отвечаю:

– Ничего особенного.

Бабуля некоторое время смотрит на меня, пытаясь понять, правду ли я говорю.

– Будь осторожней в саду, – мягко наказывает она. – Так ты брала книгу?

– Нет, у меня своих нечитаных полно. А какая именно пропала?

– «Спеши любить» Николаса Спаркса.

Точно!

– Это я взяла её, – говорю я, облегчённо выдохнув.

Бабушка выглядит обескураженной.

– Ты же только что сказала, что не брала.

Я перебиваю её, поднимая руки к груди:

– Люк приходил вчера попросить у тебя её, и я дала ему. Прости, что забыла сказать об этом тебе, – я вывожу ногой узоры на махровом ковре.

Неловко вышло. Я уже не в первый раз заставляю бабушку волноваться по пустякам, но этот случай настолько глупый, что мне хочется провалиться под землю. Бабушка заметно веселеет после моих слов и, закрыв шкаф, идёт к своему креслу.

– Всё в порядке. Люк часто берёт у меня романтику, – бабушка кладёт ключи в ящик под рабочим столом.

– Правда?

– Да, Кэтрин. Он уже перечитал все романы Даниэлы Стил, которые у меня были!

Ого. Честно, сама я бы никогда не подумала, что такой парень, как он, уделяет время литературе. Я всегда считала, что он впустую тратит всё свободное время, просиживая дни в пустой комнате.

– А ещё он прекрасный садовод, – шутит бабушка. – Вам стоит поработать завтра вместе в нашей оранжерее.

Мне довелось видеть его в саду лишь раз, и это было сегодня. Не могу забыть блестящую под солнцем кожу, взмокшую на спине ткань футболки и ту скромную улыбку на лице.

Я присаживаюсь в кресло напротив письменного стола и начинаю выслушивать бабушкины желания. Она бы хотела видеть в старой оранжерее побольше молодых растений, наблюдать цветущие орхидеи, которые на днях привезли в детский дом, видеть порядок на стеллажах. Желаний оказывается больше, чем я предполагала.

– Думаешь, это хорошая идея? – спрашиваю я у бабушки, когда она заканчивает.

Ведь я совсем не знаю Люка. Не знаю, что взбредёт в его голову, не знаю, как он отреагирует на те или иные слова, не знаю, способен ли он поднять на меня руку. От подобных мыслей мне уже нехорошо.

– Новые знакомства всегда полезны, Кэтрин, – отвечает она. – Ты же не сможешь вечно общаться здесь с одним только Билли.

Если он захочет, то такой исход вполне вероятен.

– Не пойми меня неправильно, но тебе следует завести друзей, Кэтрин.

– Среди парней?

Теперь меня пугает её наставление. В парнях страшно всё. Их плечи, широкие спины и крепкие мышцы. Мне противны их развратные мысли. Но в больший шок меня повергают их необдуманные действия. От них никогда не знаешь, чего ожидать, и, когда для одних девушек это является плюсом, для меня это самый тяжёлый минус.

– Можешь и среди девушек, – бабушка не стала со мной спорить. – Насколько мне известно, многие хотели бы познакомиться с тобой поближе.

Единственного, чего они хотят – опозорить меня как можно жёстче, затмить мой успех, достигнутый десятками неделями диет и посещений спортивных залов.

Если так посмотреть, то работа с Люком не кажется таким опасным делом, как с кем-либо другим. Он выглядит сдержанным и закрытым – вряд ли он решит отрезать мои косы садовыми ножницами.

– Хорошо, я поработаю завтра с Люком, – соглашаюсь я.

– Он хороший парень, Кэтрин.

Перевожу взгляд на бесчисленные сувениры и побрякушки на столе. Разглядывая один за другим, я стараюсь не думать о Люке слишком много: мыслей о нём куда больше, чем мне хотелось бы. К тому же румянец, проявляющийся на моих щеках, не сулит ничего хорошего.

– Я знаю.

Я совсем ничего не знаю о нём.

– Уверена, вы подружитесь.

– Очень надеюсь, – я встаю с кресла. – Нужна помощь в кабинете?

Бабушка складывает локти на столе. Тот сияет от чистоты, и я заранее знаю ответ.

– Нет, спасибо. Вы и так хорошо поработали сегодня.

– Ладно, – я подхожу к двери. – Тогда я буду у себя.

– Не засиживайся допоздна, Кэтрин, – бабушке не нравится, когда я ложусь позже отбоя. – Спокойной ночи.