Око Бога

Глава 9

Бренна медленно просыпалась, уютно свернувшись под мехом. Она потянулась и замурлыкала, когда рука Вали скользнула по ее бедру. Он почти всегда будил ее таким образом, обнимая и поглаживая, как будто хотел отполировать ее до блеска.

— Уже почти рассвет, моя любовь. Нам нужно вставать, — прошептав эти слова ей на ухо, он скользнул языком вдоль мочки.

Бренна знала, что он прав. Пришла зима, с вьюгами и ветрами, и они уже пережили три сильных бури. Ветра снесли много крыш с деревенских домов, и в замке было полно внезапно лишившихся крова жителей и их животных. Вчерашний день был спокойным — солнце и оттепель — и они решили воспользоваться данной богами возможностью и починить то, что можно было починить. Те, кто мог читать знаки, говорили, что эта зима будет ветреная и холодная, так что этой короткой передышкой нужно было воспользоваться сполна.

Но мысль о том, что придется выбраться из-под теплого меха в холодную комнату, заставила Бренну издать стон протеста и прижаться спиной к теплой груди мужа. Он всегда спал голым, и уже был возбужден; он всегда просыпался горячим и возбужденным. Бренна пошевелила бедрами, и Вали застонал и вцепился пальцами в ее бедра. Звуки его удовольствия — и осознание того, что это ее прикосновения, ее тело, ее близость может вызывать в нем это удовольствие — это было сильное чувство. Волнующее чувство, согревающее кровь и заставляющее Бренну желать близости с мужем.

Она открыла глаза; в комнате было еще темно.

— Нам пока не нужно вставать.

Она чуть отодвинулась при этих словах и, опустив руку между их телами, захватила его в кулак, заскользила вверх и вниз по напряженной длине. Бедра Вали задрожали, и он издал долгий, тяжелый вздох.

— Ты распутная, жена.

— Моему мужу это нравится.

Вали сунул руку под нее и обнял, обхватив ладонью грудь. Другой рукой он поднял ее ногу и закинул назад, на свое бедро.

— И в самом деле.

Бренна любила эту позицию больше, чем другие, которым он ее научил — лежа на боку, он позади нее, проникает в нее, а руки свободны, чтобы касаться самых чувствительных точек ее тела, приводя ее к множественному экстазу. Так Бренна чувствовала себя по-настоящему любимой. И вот он скользнул в нее, в ее влажную глубину, и застонал прямо ей в ухо.

— Ты всегда готова для меня. Распутница.

Хихикнув и тут же ахнув от его движения, Бренна закинула руку за спину, чтобы коснуться его волос.

— И ты для меня.

— Всегда, да.

Рука на груди пошевелилась, скользнула к нежной линии шеи. Вторая рука прошлась по бедру и скользнула между ее ног. Вали полностью завладел ее телом, и Бренна охнула и выгнулась навстречу ощущениям.

Не было никакого чувства, равного этому — чувству единения с другим человеком, чувству слияния с ним. Она считала, что соитие — это просто животный инстинкт, и стоны и крики только подтверждают это. Она так ошибалась.

Животный инстинкт был там, необъяснимая и неоспоримая необходимость ощущать его тело внутри ее тела, ощущение наполненности, целостности, желание тянуть и кусать, и царапать, пока он овладевает ею, и то, как Вали стонал и рычал, и выл, и ревел — да, все это было проявлением животной страсти, как она и предполагала.

Чего она не знала, чего она не могла осознать, так это глубину этого чувства. Выражение необходимости, может, и было животным, но сама необходимость шла откуда-то из глубины. Из самой глубины души. Бренна знала, что ее любовь к Вали, ее желание быть с ним во всех смыслах этого слова могло помочь им подняться над этим миром и остаться там навсегда.

Вот что такое на самом деле соитие. Теперь она поняла.

Он двигался в ней, и она двигалась в ответ, его пальцы терзали нежные складочки ее самого интимного места и заставляли ее всхлипывать от наслаждения. Другой рукой Вали обхватил ее груди и поймал сосок между пальцев.

Неожиданно сосок пронзила резкая боль, и, удивленная, Бренна подскочила и замерла на месте.

— Ой! — она положила руку поверх его руки и чуть сжала, чтобы остановить движение.

За два месяца, проведенных вместе, Вали хорошо ее узнал, и он тоже замер.

— Они болят? Пришло время для твоей крови?

Бренна подумала. Прежде чем оставить дом своих родителей, она теряла кровь только дважды. В самый первый раз мать сказала ей, что нужно прислушаться к луне, чтобы знать, когда придет кровь, но луна никогда не помогала ей. Когда Бренна уезжала с воинами, она могла провести целый сезон, не теряя кровь.

Когда они прибыли в Эстландию, кровь была, сразу после того, как она и Вали начали спать вместе, незадолго до того, как они поженились. Наверное, пришло время. Он, должно быть, обратил внимание, что и в прошлый раз у нее болела грудь. Бренне понравилась такая внимательность.

— Думаю, да, — она грустно вздохнула при мысли о том, что на несколько дней придется забыть о таком, как сейчас, пробуждении, и постельных утехах перед сном.

Вали спрятал лицо на ее шее и снял руку с груди, притягивая Бренну ближе.

— Тогда я заполню тебя сейчас, пока еще можно.

Бренна повернула голову, и Вали накрыл ее рот своим, снова и снова погружаясь в него языком, повторяя движения в ее лоне. Он управлял их возбуждением, ведя его все выше, пока они оба не застонали в унисон, пока не сжались мышцы их сплетенных тел. Бренна ухватила Вали за волосы, его пальцы кружили, терли и щипали местечко меж ее ног, пока он заполнял ее снова и снова, с каждым толчком все глубже, пока она не поняла, что больше просто не выдержит.

Ей уже не хватало воздуха. Бренна оторвалась от его губ и резко вдохнула. Вали издал глубокое грудное урчание, его пальцы, натруженные и огрубевшие в боях, надавили на центр ее удовольствия. Бренна вскрикнула, снова и снова, чувствуя, что вот-вот потеряет и обретет все одновременно, чувствуя, как близок пик ее экстаза.

— Да, Дева. Потеряй себя для меня.

И она себя отпустила. Вокруг вспыхивали искры и плясали огни, а потом Вали зарычал в собственном освобождении и сжал ее бедра, и Бренна поднялась еще выше, пока не осталось ничего, кроме абсолютного блаженства.

oOo

Она открыла глаза, чтобы увидеть Вали — он навис над ней, его лицо отражало смесь озабоченности и зарождающегося веселья.

— Все хорошо?

— Да. Конечно. А что? — она подняла руку и пропустила пальцы через его длинную, мягкую, густую бороду.

— В таком случае, я очень доволен собой, — он усмехнулся и поцеловал ее руку. — Ты потеряла сознание.

— Я? — она поднялась на локтях и посмотрела вокруг. В комнате был немного светлее и теплее; Вали разжег огонь. И он был наполовину одет. Она, должно быть, и правда потеряла сознание — и немного вздремнула после.

— Да, ты. Нужно быть осторожным, чтобы не переутомить тебя уже с утра. Нам многое предстоит, — веселье сошло с его лица, и он нахмурился. — Тебе хорошо? Только честно.

— Все просто отлично. Я чувствую себя такой удовлетворенной.

Она улыбнулась, и он ответил ей взглядом и провел пальцем по ее щеке.

— Ни дня без улыбки. Моя миссия слишком легка, как мне кажется.

— Ты собираешься быть самодовольным и невыносимым целый день?

Игриво она надавила на его плечи, и он сел так, чтобы она могла подняться. В голове на мгновение помутилось; образ Вали расплылся перед глазами.

— Бренна? — он заметил. Он замечал в ней все.

Всю ее жизнь окружающие старались не смотреть на нее. А Вали с трудом отводил от нее взгляд. Его любовь к ней была как пьянящее зелье. Он изменил почти все, что она знала о мире.

Она откинула мех и встала.

— Ты собираешься быть самодовольным и невыносимым весь день.

Он встал и притянул ее ближе.

— Я лишил тебя чувств. Считай, что тебе повезло, и я не стану рассказывать об этом в зале.

Смеясь, она легонько ударила его в живот и пошла умываться и одеваться.

oOo

Хотя дни становились теплее и светлее, близилась середина зимы, и погода была отнюдь не теплой. А работа была сложной и требовала много сил, и когда они прервались на обед, щеки румянились не от мороза, а от усилий.

Все расселись у костра в центре деревни, и женщины подавали горячий скауз, хлеб и медовуху. Большинство женщин трудилось на кухне. Живя с родителями, Бренна не готовила, а живя в рабстве, не прислуживала. В этот день она помогала чинить крыши — хотя большая часть ее работы заключалась в том, чтобы оградить шаловливых детей от неприятностей, в то время как мужчины рубили дрова, ставили грубые балки и закладывали ярусные деревянные кровли.

Есть не хотелось, и Бренна грызла кусок хлеба и смотрела на других. Суровая погода и разрушения, казалось, не омрачали ничье настроение. Мужчины и женщины сидели вокруг огня или бродили рядом, болтали и смеялись. Молодые люди, прикончившие обед, пока другие еще ели, боролись в снегу. Дети бегали и визжали, убегая от Вигера, а он изображал монстра, топая и рыча на них.

Леиф и Ольга сидели вместе, разговаривали. Ольга учила Леифа языку Эстландии, и он был прилежным учеником. Он уже знал достаточно, чтобы говорить с жителями деревни без переводчика. Бренна завидовала. Языки ей не давались, хотя она и пробовала учить. Ольга уже бегло владела их языком, да и Леиф не отставал в знаниях, и даже Вали и некоторые из воинов уже знали достаточно, чтобы объясняться, и только Бренна сумела изучить всего лишь несколько слов и фраз и по-прежнему опиралась на пантомиму, когда переводчика не было рядом.

Вали попытался помочь ей однажды, но попытка чуть было не закончилась дракой — это был единственный раз, когда они всерьез поругались. Вдали от битвы Вали был уравновешенным, терпеливым — добросердечная душа. Бренна и в себе открыла тогда мягкость. Но ей не нравилось чувствовать себя глупой, а в тот день так и случилось.

Она смотрела, как Вали разговаривает с Ормом, стоя в окружении своих друзей и семьи. Даже сидя в одиночестве, Бренна ощущала уют дружеского общения. С тех пор, как они захватили замок и наладили отношения с местными, каждый день казался Бренне все более и более нормальным. Даже налетчики, знающие ее в течение многих лет, начали относиться к ней иначе — как к одной из них. Люди обращались к ней, и не просто потому, что не могли этого избежать. И в последние недели, поняла она вдруг, все называют ее просто Бренна.

Никогда ее жизнь не была такой.

Сделав глоток медовухи, она скривилась. Обычно ей нравился вкус меда Эстландии, но, кажется, на этот раз что-то было не так. Но остальным вроде бы все пришлось по вкусу. Бренна понюхала чашку. Желудок вдруг скрутило, и ей пришлось быстро выплеснуть напиток в утоптанный снег.

Поднявшись, она подошла к Вали и Орму. Ее муж улыбнулся и протянул руку ей навстречу, и когда она приняла ее, притянул к себе и обнял, не прекращая разговора. Она ощущала это по-особенному — как будто его любовь к ней была такой же частью его, как дыхание.

Как и ее любовь к нему.

oOo

Горожане работали все вместе, и к вечеру две конюшни были восстановлены. Решили сосредоточиться сначала на конюшне, ведь жители могли бы и дальше жить в замке, а вот животным в этом странном и роскошном месте было слишком тесно и неудобно. Налетчики привыкли делить жилье со скотом; это иногда помогало согреться в суровые зимы. Но народ Эстландии, по крайней мере, этой его части, жил в крошечных хижинах рядом с помещениями для скота. Многие конюшни казались более удобным, чем дома.

Решив работать так долго, как позволит переменчивый зимний свет, мужчины перешли к следующей крыше. Бренна и Астрид с Харальдом, и Тордом, и несколькими крестьянами направились обратно в замок. Они должны были вернуть обратно в деревню уведенных из нее животных, а мужчины остались бы здесь, чтобы позаботиться о них.

Чувствуя себя донельзя уставшей, Бренна был рада, что едет в замок. На Фрейе она могла немного отдохнуть и собраться с силами, готовясь к обратному пути. В ожидании остальных она сделала несколько длинных глотков из меха с водой.

Они ехали рысью, но не гнали, сохраняя устойчивый темп, но не так быстро, чтобы не иметь возможности поговорить. Бренна поняла, что она действительно сильно отстает от других в изучении языка Эстландии. Хотя их группа состояла и из налетчиков, и из жителей, звенела дружеская болтовня, одни рассказывали анекдоты, другие смеялись. Даже Астрид, казалось, понимала, что говорят вокруг. Но Бренна могла лишь уловить пару слов там, пару слов здесь, и смысл шутки ускользал.

Но все же она обнаружила, что улыбается, как будто заразившись хорошим настроением от остальных. Она чувствовала себя немного одиноко, не понимая шуток, и, это задело ее больше, чем несколько месяцев назад. Она решила, что надо поговорить с Ольгой и попробовать еще раз.

Уже на полпути к замку, Бренна вдруг почувствовала себя совсем плохо. Она решила, что дело в еде, а потом мир вдруг резко сместился в сторону, как корабль во вспененном море. Повинуясь инстинкту, она сжала ноги и потянула поводья на себя. Фрейя попыталась воспротивиться этой непонятной ей команде, а потом Бренна почувствовала себя пушинкой и, потеряв равновесие, упала на землю.

Взрыв боли в голове от удара о снег был последним, что она запомнила.

oOo

Открыв глаза, Бренна поняла, что лежит в кровати, которую она делила с Вали. Комната была залита золотым заревом огня. Стояла ночь. Вали сидел на стуле рядом с ней, глядя через кровать на яркий большой огонь. В комнате было уютно и тепло.

Ее голова ужасно болела, и Бренна подняла руку, чтобы прикоснуться к месту, которое болело больше всего. Она нащупала большую шишку, мягкую и твердую одновременно. Она, должно быть, ударилась о камень под снегом, когда упала с Фрейи.

Ее движения встревожили Вали, который оставил свой стул и сел на кровать рядом с ней.

— Бренна. Моя любовь. Как ты?

— Голова болит. И мое эго тоже. Я не падала с лошади уже много лет. Прости, что напугала. Это была всего лишь кочка.

Он улыбнулся и поднял ее руку к губам, провел по бороде костяшками ее пальцев и поцеловал их.

— Бренна. Ольга считает, что ты носишь ребенка.

Голова болела, Бренна чувствовала себя странно. Она услышала его слова и поняла их, но они для нее были чужими.

— Что?

— Она спросила, когда в последний раз ты теряла кровь. Я сказал ей. Чувствительность груди, отсутствие голода, обморок — Ольга говорит, что это признаки того, что в тебе есть ребенок.

— Что? — это было единственное слово, которое пришло ей в голову.

Он склонил голову.

— Любимая, ты удивлена? Я сеял свое семя внутри тебя каждый день, часто и не раз. Ты не думаешь, что мы могли сделать ребенка?

Она не думала. Такого никогда не происходило с ней, даже в мечтах. Давным-давно Бренна оставила мысль о том, что узнает любовь, станет женой или матерью, и эти понятия просто растворились в ее сознании. Даже свадебный обряд, даже подарки для будущих детей казались какими-то абстрактными, были просто частью ритуала, а не ее жизни. Она никогда не думала и не говорила о детях.

— Я никогда не думала, что смогу. Я уже рассталась с надеждой на это.

Он нахмурился и коснулся рукой ее щеки.

— Ну, так верни ее обратно. Ты заслуживаешь счастья, и у тебя оно будет. Ты носишь моего ребенка, Дева-защитница. Боги улыбаются нам, мы им нравимся.

Бренна залезла руками под мех и сложила ладони на свой живот. Спальное белье было таким тонким, что она могла чувствовать свою кожу.

Ребенок. В ней ребенок Вали.

— Я хочу, чтобы у него были твои глаза.

Руки Вали накрыли ее руки сверху.

— Ты уверена, что родишь мне сына?

Она была уверена. Хотя не знала, почему, но разум давал однозначный ответ. Она носила сына.

— Да. Откуда-то я это знаю.

Ее муж ухмыльнулся гордой ухмылкой.

— И он будет сильным и совершенным, и у него будут свои собственные глаза.

Бренне понравился этот ответ, и его мысли, очень понравились.

— Когда?

— Ольга говорит, к середине лета. Корабли уже вернутся к тому времени, но мы подождем, пока он не родится, а уж потом отправимся домой.

И тут, как удар молнии, Бренну настигла еще одна определенность.

— Вали, я не хочу уезжать.

Настала его очередь быть в замешательстве.

— Что?

— Все хорошее, что произошло в моей жизни, произошло здесь. Я хочу остаться — чтобы поселиться здесь. Чтобы сделать это место домом.

Его руки покинули ее живот, он уставился на нее.

— Бренна, я — воин. Я ничего не знаю о сельском хозяйстве.

— Я знаю сельское хозяйство. И твой отец был кузнецом. Ты был когда-то его учеником.

Хмурое выражение на лице Вали превратилось в оскал, он резко встал и отошел на пару шагов прочь, к краю постели.

— Ты знаешь, каково это было. Я не хочу даже думать о нем. Я работал целую жизнь, чтобы о нем забыть, и ты делаешь мне больно этим напоминанием.

Она погорячилась.

— Я сожалею, — Бренна протянула руку. — Пожалуйста, вернись.

Он тут же вернулся и улегся на другой стороне кровати, рядом с ней, приподнявшись на локте.

— Разве мы не можем жить среди своих?

— У меня нет своих, Вали. Но здесь ко мне относятся, как к равной. Даже те, кто знает меня много лет, сейчас называют меня Бренна, а не Око Бога. Я знаю, что это из-за тебя, но теперь мне кажется, что они и сами уже так не думают.

Она откинула мех и накрыла живот руками, изучая эту часть своего тела, как будто могла увидеть ребенка внутри.

— Я боюсь, что наш ребенок будет нести мое проклятие. А так и будет, если мы станем жить среди тех, кто считает меня другой.

Снова подняв глаза, она повернулась к Вали, чьи глаза были устремлены на ее живот. Из-за боли в голове она не могла повернуть шею, так что пришлось позвать Вали по имени, чтобы он поднял на нее взгляд.

— Быть другой тяжело. Я бы не хотела такой жизни для нашего ребенка.

Его глаза долго изучали ее лицо. Наконец, он вздохнул и покачал головой, и Бренна почувствовала искру страха.

— Я не могу отказать тебе ни в чем, моя Бренна. Я научусь быть фермером.

Облегчение и счастье пронеслись через нее, оставив после себя тепло в душе.

— Спасибо. Я люблю тебя.

Она улеглась обратно в кровать и закрыла глаза.

— Нам придется трудно, если мы хотим обустроиться здесь, в Эстландии, — сказала она вздыхая.

Тьма медленно обволакивала ее. Вали устроился рядом и притянул ее ближе. Положив руку на живот Бренны, он поцеловал ее в щеку и прошептал:

— Хватит говорить. Отдыхай, мамочка. Будь сильной и здоровой.

Глава 10

Яан набросился на Вали, и тот опустил меч вниз с такой силой, что он отскочил от щита юноши. Щит с грохотом упал на каменный пол, и Яан замахал руками.

— Еще раз!

По команде Вали Яан фыркнул и потянулся за длинным мечом на поясе. Вали ударом выбил его из рук Яана и атаковал, успокоившись только тогда, когда меч ткнулся Яану под ребра.

— Теперь ты мертв. Подними его.

Когда Яан пробурчал себе под нос слова, которых Вали не понял, тот выпрямился в полный рост и расправил плечи. Теперь он был почти на голову выше Яана. Спину немного потянуло, но Вали знал, что дискомфорт под шрамом от раны будет всегда, и проигнорировал это.

— Подними его, — он говорил на языке Эстландии, хотя Яан наверняка понял, что было сказано, еще в первый раз.

Он заметил, что налетчики и селяне проводят вместе все больше и больше времени, устав от мерзкой погоды за окном. Разговаривая, и те и другие учились языку, запоминая слова и выражения.

Оценив внушительность Вали, Яан сглотнул, нахмурился и поднял свой меч. Вали сдержал улыбку. Мальчик уже был свирепым воином, но был еще не сдержан, и Вали доставляло удовольствие ставить его на место.

Вокруг них тренировались другие мужчины, и от каменных стен зала то и дело отражался лязг кованого железа. Они отодвинули к стене большой дубовый стол и устроили в зале что-то вроде площадки для тренировок. Теперь, когда снег навалил вдоль стены замка, только те, у кого на улице была важная работа, покидали замок.

Внутри было тепло и удобно. Многие из тех, кто тренировался, включая Вали и Яана, сбросили туники, и пот стекал с их обнаженных тел.

Вали протянул руку и сжал пальцы, давая понять Яану, что можно снова напасть. На этот раз, однако, прочитав по напряжению мышц тела Яана его намерение двинуться вперед, он крикнул:

— Стой! — и Яан замер прямо перед ним, держа меч двумя руками. — Ты что, принц Владимир, решил тут станцевать мне танец алого плаща?

Он надеялся, что сказал все правильно.

И, должно быть, да, потому что Яан поморщился, пытаясь одновременно изобразить на своем лице две противоречивых эмоции: глубокое презрение и браваду.

— Я не он.

— Тогда почему ты двигаешься, как будто пришел танцевать перед гостями? — Вали похлопал по мечу Яан своим собственным. — Когда ты держишь меч таким образом, я могу блокировать тебя здесь, — он ткнул своим мечом под клинок Яана, — и здесь, — он сделал это снова, ткнув в другое место, — и здесь, и здесь, — Вали коснулся мечом руки Яана, — и здесь.

Вали направил кончик меча на голое запястье Яана, не касаясь его кожи.

— И ты больше не воин.

Вали поднял свой меч и указал пальцами на кончик лезвия. По обычаю его народа кончик был слегка зауженным, почти округлым.

— Смотри. Такое лезвие не сможет причинить кому-то вреда. Не… — он искал слово, — коли, но руби.

Чтобы проиллюстрировать это, Вали развернул лезвие и разрубил воздух медленной, но мощной дугой.

— Никто не устоит. Взмах должен идти сбоку, а не сверху. И сможет тебя защитить.

Яан скривился и покачал головой. Он ответил Вали на его языке.

— Вы не используете щит.

— Нет. Но я — Ульфенар, и я тренировался и много сражался.

— Что делает твоя плоть сильнее, чем моя?

— В меня труднее попасть.

Яан ухмыльнулся.

— Твоя спина свидетельствует о другом.

Не поддавшись на намек по поводу своего ужасного шрама, но, не желая упустить момент и оставить его без ответа, Вали взмахнул мечом снова, быстро и тихо, на этот раз направив клинок в шею Яана. Он позволил клинку коснуться кожи, прежде чем отстраниться, оставляя тонкий красный порез возле уха этого самоуверенного малолетки. Удар застал Яана врасплох, на лице парня отразился шок и страх, и он выронил свой меч, даже не пытаясь блокировать атаку.

«Жестокий и глупый, как и большинство молодых людей». Вали покачал головой.

— Ты не готов, щенок. Я бы сегодня убил тебя много раз. Слишком много, — Вали подошел ближе и схватил Яана за промежность, заставляя его захрюкать от боли. — Тебе не хватает кое-чего тут, — он отпустил парня, сжал кулак и постучал по голове. — Это убьет тебя.

Яан отскочил от него и подобрал свой меч, на этот раз держа его правильно, под углом, готовый блокировать удары или рубить. Он снова хотел бороться. Парень был зол и смущен, но он учился. Придержав ухмылку, Вали рыкнул и кивнул.

— Давай же, парень, покажи мне.

Все вокруг тренировались и подначивали друг друга на протяжении большей части дня; затем, когда все устали, женщины-служанки принесли воды, и все уселись в креслах или на полу, чтобы отдохнуть. Вали смотрел на мужчин, которые смотрели на женщин. Многие из оставшихся в замке налетчиков были жестоки с пленными, но некоторые медленно оттаивали и уже даже воспринимали их как равных, а не как рабов. Когда лидеры поняли, что Владимир обращался со своими подданными, как с рабами, они решили, что самый верный способ прожить мирную зиму и, если придется, отразить нападение других сюзеренов Владимира — это сделать селян союзниками.

И у них получилось. Но это означало, что женщины не обязаны подчиняться прихоти налетчиков, и паре человек пришлось напомнить об этом, когда они забылись. Сейчас, когда прошло несколько месяцев с момента захвата замка, разделение между группами практически сошло на нет. Даже языковой барьер практически был преодолен.

Не для Бренны. Она долго боролась с языком, и, по мнению Вали, ее навыки практически не улучшились, несмотря на все ее усилия. Усилия и неудачи сделали ее нетерпеливой и вспыльчивой.

Вали тоже не терпелось. Она хотела сделать этот дом своим. И значит, должна научиться говорить на языке этого народа.

Вали сидел в высоком деревянном кресле у камина, глаза его бесцельно сканировали зал. Он увидел свою жену, стоящую в дверях, и ощутил мгновенный прилив вины, как если бы она застала его за плохими мыслями о ней. Их глаза встретились, и она улыбнулась, и он был просто ослеплен.

Несколько месяцев назад они узнали, что она носит ребенка. С тех пор Бренна изменилась. Она проводила больше времени с женщинами, обучаясь или вспоминая то, что должна уметь жена: ткачество, приготовление пищи и домашние дела. Она даже попросила Ольгу помочь ей с целительством. Словно, наконец, позволила своей женской натуре выйти наружу.

Всего неделей ранее Бренна ошеломила его появлением в зале в платье и хангероке, ее волосы были закручены в мягкие мелкие косички (Прим. Хангерок — деталь женского костюма, напоминающая сарафан). Только в день своей свадьбы он видел ее в платье. Она объяснила, что в бриджах уже неудобно; ее живот слишком сильно вырос.

Вали не возражал. Он находил ее привлекательной и в мужской одежде, обтягивающей ее стройные мускулистые ноги, но женская одежда оказалась гораздо удобнее. Когда страсть настигала их в течение дня, не требовалось бороться со шнуровкой на бриджах и завязками — Вали просто задирал ее юбки и, отдавшись страсти, вонзался в нее в тот же миг.

В последнее время это было весьма полезно. В последние недели, отправившись от слабости и болезни, что мучила ее с тех пор, как они узнали о ребенке, Бренна стала ненасытной. Она была восторженной и чуткой той ночью, когда он впервые взял ее, и всегда была готова к экспериментам, но в последнее время, казалось, получала удовлетворение, только если он держал ее в постели день и ночь. По правде говоря, он уже немного… утомился.

Вали сначала решил, что лучше и безопаснее отказаться от физической любви, пока их ребенок не родится, и в течение нескольких недель, пока она чувствовала себя плохо и постоянно падала в обморок, Бренна соглашалась.

А однажды ночью он проснулся оттого, что она схватила его и пыталась направить в себя. Она даже не потрудилась разбудить его — и после того, как освобождение накрыло Бренну, ему пришлось схватить ее за бедра, чтобы не дать ей уйти, прежде чем он сам достигнет пика. Он не был уверен, что она вообще проснулась. Ей было нужно, и она взяла то, что хотела.

Настал рассвет, и Бренна снова захотела его и потребовала от него близости. Вали поговорил с Ольгой, опасаясь, что мог ранить ребенка. Но Ольга только посмеялась над ним и велела ему продолжать.

И они продолжали.

Все еще улыбаясь, Бренна шагнула в комнату и направилась к нему через толпу вспотевших мужчин. Небольшую округлость ее живота закрывал синий шерстяной хангерок, завязанный теперь свободнее, чем раньше. Вали часто ловил себя на том, что стоит, уставившись на ее живот. Его ребенок растет внутри его жены. Их любовь увековечена.

Она шла к нему, будто бы по делу, ее глаза не отрывались от его лица. Приблизившись, Бренна подошла к нему вплотную, почти оседлав, ее хангерок и платье чуть задрались, обнажая ноги и ботинки.

В целом, их люди не стеснялись близости и ласки. Они жили в общине друг с другом, все всех знали. Крошечные хижины Эстландии показались им смешным, а запирающиеся комнаты замка — причудливыми. Им не нужно было личное пространство.

Бренна, его когда-то одинокая и подозрительная жена, была заметно более ласкова с ним на людях, но она никогда не демонстрировала это так откровенно. Все в зале заметили это. Большинство просто проводило Бренну взглядом, но даже не попытались поймать взгляд Вали через ее плечо.

Вали сидел в шоке, пытаясь поймать ее взгляд, пытаясь что-то понять. Он сразу стал твердым, но не собирался брать жену на стуле посреди хорошо освещенного зала, с двумя десятками потных мужиков, слоняющихся вокруг них. То есть, не собирался позволять ей взять его, если быть более точным.

— Бренна?

Она наклонилась и лизнула его грудь, продвигаясь вверх по его плечу, по шее, к уху.

— Мне нравится вкус твоего тела после работы.

— Бренна.

На этот раз он застонал. Она продолжала извиваться на нем, и вскоре ему точно не останется другого выбора, кроме как взять ее прямо здесь. Он мог чувствовать тепло ее тела через бриджи, и его тело хотело ее так же сильно, как она хотела его.

— Ты мне нужен, — она дышала ему в ухо. — Я хочу.

Она наклонила голову и прильнула к его шее, уткнувшись лицом в бороду. Вали не удержался и откинул голову назад. Обхватив ее за ягодицы, он поднялся, но как только Бренна почувствовала его движение, она обхватила мужа руками и ногами и оказалась сидящей у него на руках.

Стараясь не замечать реакцию окружающих — а она варьировалась от задорного свиста до шока — он пронес Бренну через зал и вышел прочь.

oOo

Добравшись до комнаты, он опустил ее и закрыл дверь. Она погладила его спину, когда он отвернулся, и ухватилась за шнуровку на бриджах, когда посмотрел на нее.

Смеясь, он поймал ее руки. Она была словно не совсем в себе.

— Что нашло на тебя, Дева?

Бренна опустила руки и посмотрела на него.

— Я не знаю. Я чувствую, чувствую днем и ночью, что хочу быть рядом с тобой. И сейчас, увидев тебя на тренировке, увидев твое тело… — ее щеки покраснели, и она сделала шаг назад. Вали быстро ухватил ее за руки, не давая уйти. — Думаешь, это… одержимость?

Он не стал напоминать ей, что, судя по разговорам, ее странные глаза означали, что она может быть одержима богами в любое время.

— Ты одержима только нашим ребенком. Старшие говорят, что это не так уж и необычно.

— Ты говорил обо мне с другими? Об этом?

— Любовь моя, они заметили.

Покраснев до корней волос, Бренна хотела отстраниться, но Вали удержал ее.

— Нет никакого позора. Я рад, что ты хочешь меня так, что показываешь это окружающим. Но сейчас я хочу сделать все медленнее. Если сначала я наслаждался, задирая твои юбки и овладевая тобой где-нибудь на лестнице, то сейчас я бы полежал с тобой в постели.

Уголок ее рта дернулся вверх.

— У нас есть время?

Настала его очередь колдовать над ее шнуровкой.

— У нас есть время.

Ослабив ее хангерок так, чтобы его можно было снять через голову, Вали повернулся и шагнул назад к своей кровати. Бренна остановилась, сопротивляясь его требованию. Он склонил голову набок.

Прежде чем Вали успел спросить, она сказала:

— Я хочу…

Не пытаясь привлечь ее ближе, он шагнул вперед.

— Чего ты хочешь, жена? Я не могу тебе отказать.

— Когда я сидела на тебе в зале. Я чувствовала твои ноги, и я…

— Да? — он все еще мог чувствовать ее вес на своих бедрах.

— Я могла чувствовать тебя. Ты прижимался ко мне.

Тело Вали сжалось при воспоминании об этом, и он застонал и обнял жену за шею, положив руку на ее затылок под заплетенными волосами. Он наклонился и впился в ее рот, находя язык. Бренна положила руки ему на плечи и вцепилась пальцами в мышцы.

Когда они начали задыхаться, он отстранился достаточно, чтобы спросить:

— Ты хочешь объездить меня?

Она кивнула.

— Мы можем? На стуле?

— Конечно. Но я хочу, чтобы ты была голая. Я хочу чувствовать тебя.

Широко улыбаясь — и дня не проходило, чтобы Вали не исполнял своего обещания даровать ей счастье — она сделала шаг назад и сняла хангерок через голову. Она делала это медленно, не отводя глаз. Потом настала очередь сапог. Деталь за деталью Бренна снимала свою одежду, и он смотрел на нее, и она смотрела, как он смотрит, будто устраивала ему представление. И вот она осталась совсем голая, и коса легла на ее обнаженную грудь.

— О боги, жена. У меня все ломит из-за тебя.

Жестом, который стал для нее привычен, Бренна опустила взгляд ниже и положила руку на небольшой холмик своего живота. Вали знал этот взгляд, это приятное чувство покровительства и преданности своему ребенку. Это было так сексуально, что он застонал.

Она повернула к нему лицо.

— У меня тоже все ломит, Вали. Садись.

Он стащил сапоги и бриджи и сел на деревянный стул с высокой спинкой. Огонь на день приглушался, и в комнате было холодно, но он был настолько горячим от желания, что едва ли это имело значение. Вали похлопал себя по голым бедрам, и Бренна уселась на него, обняв одной рукой за талию, чтобы держаться, пока устраивается поудобнее. Она была горячей и влажной, всегда готовая для него, и Вали закрыл глаза и зарычал, когда ее тело приняло его.

Она застонала, откинув голову назад. Ее коса упала с плеча на спину, и он схватил эту шелковую веревку и обернул ее вокруг кулака. Вали подался вперед, оттягивая Бренну назад, так что он мог вкусить плоть ее горла, ее грудь, ее соски.

Склонившись над ней, Вали почувствовал, что ее живот прижался к его животу, их сын оказался между ними. Скоро живот Бренны будет слишком большой, чтобы они могли соединяться так, лицом к лицу. Мысль об этом разгорячила его кровь еще больше, заставила его желание видеть ее целиком разгореться сильнее.

Бренна олицетворяла собой удовольствие — удовольствие, которое только он ей мог дать. И теперь, когда желание ее стало почти невыносимым, она была похожа на дикого зверя. Слышать, как эта женщина, его жена, еще неопытная и такая невинная, стонет и рычит под ним, видеть, как ее тело извивается от страсти, как дрожат в оргазме ее мышцы, видеть ее прекрасное лицо таким сосредоточенным и восхищенным, ощущать запах ее возбуждения, узнавать ее вкус, ощущать ее тело, сжимающееся вокруг него, обхватывающее его — Вали имел гораздо больше опыта, чем она, но он никогда не чувствовал ни с какой другой женщиной столько огня, сколько с Бренной. Этот огонь горел глубоко в его разуме. В его душе.

Именно он хотел не торопиться и смаковать момент, но теперь уже Вали не был настолько уверен, что справится лучше, чем она. Со стоном поражения он поймал ее грудь губами и стал сосать, втягивая сладкую плоть в рот, стал потягивать ее сосок зубами, хорошо зная, как она отреагирует. Не могло быть неторопливости, когда он овладевал ей таким образом.

Она неистово выгнулась назад с громким стоном, а затем отпустила себя. Ее руки впились в его плечи, и движения стали быстрее. Она стонала на каждом выдохе, двигалась все быстрее, пока ритм не стал настолько быстрым, что Вали уже не мог себя сдерживать.

Каждый толчок был глубже, приближал его к финалу, но она, казалось, еще не была готова отпустить себя. Потребовались все его силы, чтобы не излиться.

— Бренна! — выдохнул он. — Пожалуйста!

Она резко остановилась и замерла, глядя на него сверху вниз, тяжело дыша, ее лицо раскраснелось и сияло, ее коса красиво растрепалась. Глядя на него своими чудесными глазами, она провела ладонью по его лицу, прошлась пальцами по бороде.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

Он улыбнулся.

— И это самая удивительная вещь в моей жизни.

— Дай мне увидеть наши звезды.

Так она описала ему свое освобождение, и Вали был очарован, как всегда, ее сладкой невинностью.

— Держись за меня, Дева. Я принесу тебе все звезды, которые есть на небе по воле богов.

Когда Бренна обняла его, он подался вперед, скользнул руками под ее бедра, а затем встал. Движение вогнало его еще глубже, и он крякнул от усилия сдержать свой финал.

Бренна ахнула, и ее глаза вспыхнули.

— Чувствуй себя свободно. Позволь мне вести нас.

Она кивнула, и Вали почувствовал, как Бренна глубоко вздохнула и расслабилась. Он поднял ее чуть выше и опустил вниз, медленно, одновременно раскачивая бедрами. В Бренне вспыхнул огонь, и Вали понял, что она близка. Это освободило его от необходимости сдерживаться, и он сдался страсти. Их тела яростно соединились, и комната наполнилась криками, когда они оба одновременно пришли к освобождению.

Обессилев, Вали уже не мог держаться на ногах, и едва успев осторожно уложить Бренну, рухнул рядом с ней. Он положил свою руку на ее вздымающийся от дыхания живот.

Бренна посмотрела на его руку.

— Интересно, что он думает о нас.

Вали хмыкнул и наклонился, чтобы прижать губы к выпуклости, в которой жил его ребенок.

— Что он приходит в семью, полную любви, и сделает ее еще полнее.

oOo

— Если зима не кончится, боюсь, к лету у нас будет много круглых животов, — Леиф вздохнул и отвернулся от помоста в конце зала.

Там юный Харальд и Стэн оказывали восторженное внимание миловидной молодой деревенской женщине, чьи груди были оголены, а юбки — высоко задраны, и которая, судя по звукам, явно не возражала против такого внимания.

Леиф, Вали и несколько других мужчин отдыхали перед очагом в комнате с помостом. Они не смогли понять назначение комнаты, и никто из жителей села не понимал его. В ней стоял резной стол со странной маркировкой. Теперь тут развесили меха и положили коврики и сделали удобное место, чтобы отдохнуть и побеседовать. Меньше, чем в главном зале, чтобы легче было обогреть, но очаг был большой и гостеприимный. Этот зал превратился в помещение, куда люди могли прийти, расслабиться и насладиться компанией. Вали тут чувствовал себя в большей степени дома, чем где-либо еще в Эстландии.

Пожалуй, еще только в комнате, которую Вали делил с женой, он ощущал себя как дома. Больше нигде.

Живот рос, и Бренна начала быстро уставать и раньше ложиться спать. Он позволял ей уходить в комнату одной, чтобы она могла поспать. Если он поднимался в комнату с ней вместе, спать они сразу не ложились. Ее интерес к их близости оставался неизменным.

Хотя зима была на исходе, она не потеряла свою силу. Еще один ураган нагнал снега почти по колено. Сугробы вокруг замка достигли окон на втором уровне. Мужчины прорыли коридоры на всем пути в деревню, так что смогли передать припасы для тех из них, кто занимался скотом. Каждая смена, таким образом, могла в любое время прийти в замок и провести несколько дней в тепле в комфорте.

Не занимаясь работой или тренировками, не ремонтируя крыши, провалившиеся от нанесенного снега, люди скучали и грустили. Кто-то напивался от безделья и занимался любовью с женщинами, оказывающимися под рукой.

Женщинам было гораздо менее скучно, ведь они постоянно были загружены готовкой, наведением чистоты и порядка, но кажется, они совсем не возражали против оказываемого им внимания.

Услышав слова Леифа, Ольга, стоявшая у огня, бросила на него через весь зал свирепый, мрачный взгляд. Вали удивился, заметив, как Леиф поймал ее взгляд и смущенно отвернулся. Ольга собрала свои юбки и в гневе прошествовала к помосту, поймала за руку молодую женщину и потащила ее подальше от поклонников, прочь из комнаты.

Вали увидел, как Леиф проследил за Ольгой взглядом. Он знал, что они проводили вместе время; она научила Леифа языку эстландцев, и он помог ей усовершенствовать ее знания. Ольга отвечала за замок, поэтому она часто говорила с теми, кого назначили в лидеры. А теперь Вали задумался, было ли в их отношениях что-то большее, чем просто дружба и сотрудничество.

— Ты и она?.. — он позволил словам повиснуть в воздухе.

Леиф покачал головой.

— Нет. Она замечательная и красивая женщина. Мне она нравится. Но мы скоро уедем, уже через пару месяцев, и я бы не взял ее, чтобы потом отшвырнуть прочь.

Было что-то еще в голосе Леифа, и Вали промолчал, ожидая, пока тот скажет.

Он сказал. Глядя на огонь, Леиф добавил:

— Я хотел попросить ее вернуться со мной, но она слишком хрупкая для нашего мира.

— Хрупкая? Ольга?

Она была небольшого роста, да. Но Вали видел, как она сунула руки глубоко в живот человека, чтобы закрыть кровоточащую рану. Она пережила весь ужас их лагеря для пленных и сделала себя неотъемлемой частью их жизни.

Она была равной для них — более того, она была их другом. «Хрупкая»? Вали так не казалось. Не более хрупкая, чем Бренна.

— Ее кости, как у птички. Когда я обхватываю ее руку своей рукой, то чувствую, что могу ее просто сломать. Она не создана для нашего мира.

В голосе Леифа звучало сожаление, которое тронуло Вали. Он подумал о том, как бы стал чувствовать себя, если бы расстался с Бренной — даже если бы они расстались до того, как она стала его женой.

— Ты можешь остаться здесь, с ней.

Леиф повернулся к Вали, хмурясь.

— Нет. Эйк не откажется от опытных налетчиков. Он привезет крестьян, чтобы они поселились здесь, и он оставит младшего сына, чтобы править. Ульф, как мне кажется, умный, но слишком мягкий, чтобы сделать походы частью своей жизни. Своих воинов он послал, чтобы найти новые сокровища.

— Ты говоришь так, будто здесь только люди Эйка. Я здесь в интересах ярла Снорри, помни это. Я надеюсь на союз между нами.

— И если его не будет, то мы с тобой больше не друзья, — Леиф оглянулся на огонь. — И положение Бренны сложно в любом случае.

Ему не нужно было больше ничего не говорить, они постоянно обсуждали, как поступит ярл Эйк, когда узнает, что лишился своего Ока.

Вали кивнул; это была мысль, которая всегда таилась где-то в глубине его разума: он забрал у ярла Эйка его талисман. Она была уже не ручная зверюшка ярла. Теперь она была женой Вали. Он женился на ней и сделал ее беременной, и она будет носить его ребенка. Пройдут годы, прежде чем она снова сможет носить щит. А может, и никогда не сможет. Здесь, в Эстландии, она всегда может быть женой фермера.

И Вали — фермер. Любя Бренну, он хотел видеть ее счастливой любой ценой, но мысли о том, чтобы закончить свои дни, работая на ферме, беспокоила Вали. Сможет ли он сделать это место своим домом? Будет ли он доволен такой жизнью?

Они никому не говорила об их плане остаться здесь, и Вали был уверен, что такие новости лучше оставить недосказанными. Не все из отряда хорошо восприняли их дружеские отношения с жителями деревни, и Леиф был прав — их дружба балансировала на узкой кромке альянса между двумя ярлами, живущими за морем. А эти ярлы часто воевали. Весть о том, что два лучших воина решили оставить службу и осесть на вражеской земле, может создать проблемы. Сейчас, в сердце этой дикой зимы, только с природой стоило считаться. Они жили в мире, у них были друзья, дом. Его Дева обрела дом, и он не хотел рисковать этим без надобности.

Раздор придет. Они должны будут бороться за жизнь, которую хотели, за дом, который нашли вместе. Они оба знали это без слов. Но не сейчас, не сейчас.

Вали допил медовуху и отставил свою чашку. Он встал и положил руку на плечо Леифа.

— Увидимся утром. Мой друг.

Леиф кивнул, все еще глядя в огонь, и Вали пошел спать.

Он скучал по своей жене.

Глава 11

— Подтяни чуть потуже, или полотно не будет гладким, — Ольга положила свою руку под руку Бренны и подтолкнула ее вверх, побуждая ту сделать, как она предложила.

Бренна знала, как ткать. Ее учили, по крайней мере, несколько лет назад. Но она ненавидела это занятие. Ничто во всех мирах не было более скучным, чем стоять у станка и сплетать нити шерсти вместе. Она сосредоточенно работала уже много времени, а в результате получила лишь тряпку, которую вряд ли кто захочет надеть.

Женская работа была муторной. Бренна не возражала помогать в приготовлении пищи; это иногда могло быть интересным — и иногда даже физически трудно — и она чувствовала гордость, когда людям, которых она кормила нравилось то, что она готова. Но уборка и ткачество? Она бы променяла станок на меч с радостью.

Скорее бы кончилась зима, и они с Вали смогли бы начать планировать свою новую жизнь. Тогда у нее будет собственный дом и земля, чтобы работать, и ребенок, которого нужно растить. Теперь, в ловушке внутри мрачных стен замка, занимаясь уборкой и готовкой — и ткачеством для нужд сотни неблагодарных мужчин, Бренна стала часто выходить из себя.

Но она хотела научиться. Она знала, что ее дни в качестве воительницы уже сочтены. Пройдут годы, прежде чем она сможет оставить ребенка и уплыть в поход, а воевать дома, чтобы подвергать ребенка опасности, ей не хотелось. Она вышла замуж, и ее муж посадил в нее свое семя. Теперь она была женой, и вскоре станет матерью. Она хотела стать такой же славной матерью, какой была защитницей.

Но не могла притвориться, что это ей интересно.

Самое худшее было то, что она оказалась далека от обсуждений и планирования — о патрулях, о ремонте, о подготовке к лету. Никто не отказывал ей в праве занимать место в качестве лидера среди налетчиков, пока ее живот был плоским, но как только о беременности узнали Леиф, Орм, все мужчины — и даже Вали — перестали звать ее на собрания.

Когда она спросила об этом мужа, он посочувствовал — и остался непреклонен. Ее работа, по его мнению, заключалась в том, чтобы воспитывать ребенка. И желательно, сказал тогда Вали, сосредоточиться на изучении языка, раз уж она пожелала тут поселиться. Проблемы замка и деревни были уже не ее заботой. Говорить о делах должны были те, кто ими занимается.

И у нее не нашлось возражений. Она заняла свое место на кухне и в ткацкой.

Пока они работали, Ольга занималась с Бренной языком Эстландии и даже заверила ее, что обучение идет хорошо. Бренна не верила. Когда Ольга просила ее перевести слово, все удавалось, но, когда она попыталась понять разговоры женщин вокруг, понимала только половину из сказанного. В лучшем случае.

Ее разум не хотел знать больше слов, чем он уже знал. Родители рассказывали Бренне, что, когда она была маленькой, они боялись, что она вообще останется немой. Бренна заговорила лишь в четыре годика. И это лишь усилило убеждение людей в ее странности. Возможно, ей просто не давались языки.

Она толкнула ремизку (прим. деталь ткацкого станка. Ремизка, перемещаясь вверх или вниз, поднимает или опускает нити основы) в порыве обиды.

— Я ненавижу этот станок!

— Скажи это на нашем языке.

Бренна одарила Ольгу взглядом воина, даже немного порычала, но та была непреклонна. Она просто ждала, с бесстрастным лицом.

Бренна знала, как на их языке звучит «ненависть».

— Vihkan.

— Скажи все, что ты сказала. Все.

— Маvihkan… — она понятия не имела, как называется на эстландском ткацкий станок. Наверняка слышала тут же, в этой комнате, десятки раз, но в голове слово не отложилось. — Мavihkan… seda…

— Kudumismasin.

Бренна изумленно уставилась на Ольгу. Как она сможет изучить язык, в котором такое просто слово, как «станок» превратилось в это?

Прежде чем она успела разъяриться — а в последнее время Бренна стала часто впадать в ярость — малыш резко пнул ее в мочевой пузырь, и она схватилась за живот.

— Ой!

Ольга тоже положила руки на живот Бренны.

— Он много движется сегодня.

Кивнув, Бренна улыбнулась, глядя на свой округлый живот.

— Даже больше, чем обычно.

Только несколько недель назад она почувствовала первые толчки малыша, но с тех пор ее живот стал заметно больше, а сын двигался все время. Даже Вали чувствовал.

— Я верю, что в тебе мальчик — его колыбель очень низко висит, — Ольга положила руку на талию Бренны и повела ее к двери. — Достаточно ткачества. Давай посидим на кухне. Я налью молока, и ты сможешь узнать больше слов. Если ты изучишь их, то никогда не будешь голодать.

— Все не так смешно, как ты думаешь, — Бренна хмуро посмотрела на подругу, и та ответила ей кривой ухмылкой.

— Как будет «смешно»?

Задумавшись на секунду, пока они шли к кухне, Бренна ответила:

— Veider?

Ольга рассмеялась.

— Может и так, если ты хотела сказать, что я не странная. Naljakas — это значит «весело».

— У вас так много слов, чтобы обозначать вещи.

— Именно потому мы всегда говорим именно то, что имеем в виду.

oOo

К вечеру от упражнений малыша у Бренны заломило спину, и она рано ушла на отдых, сразу после ужина, оставив Вали пить и смеяться с другими людьми. Она научилась получать удовольствие от компании других людей, и даже иногда шутила с ними, но все равно для нее еще трудно было чужое общество и суматоха. Всю свою жизнь она была в стороне, и хотя ей было очень одиноко, именно отстраненность Бренна понимала очень хорошо.

Здесь ее приняли. Здесь у нее были друзья, настоящие друзья, люди, которые искали ее общества и хотели побеседовать с ней. Люди, которые знали ее. Это было хорошо. Она была счастлива, впервые в жизни, по-настоящему счастлива. И вымотана. Ее настроение часто менялось — такого раньше не было. Ее мозг не мог справиться с энергией, которую она излучала.

Ольга сказала ей, что это из-за младенца, что она будет чувствовать себя лучше и спокойнее, когда разрешится от бремени. Бренна надеялась, что это так.

Она слышала смех внизу, и она бы с удовольствием присоединилась к остальным, тем более сейчас, когда она уже была просто Бренна, а не Око Бога.

Она помылась и переоделась в одежду для сна и расплела косы, когда дверь открылась, и вошел Вали. Как правило, ко времени его прихода она уже спала; иногда от него сильно пахло медовухой, и он просто падал в кровать и засыпал, пару раз погладив ее плечо.

Он не был пьян, и Бренна забеспокоилась, что что-то неладно.

— С тобой все в порядке? Я не думала, что ты придешь спать так рано.

Он подошел к ней и положил свои большие руки на ее живот.

— Ты, кажется, устала сегодня. Я волнуюсь. Все хорошо? — он погладил ее живот. — Как он?

Его любовь и внимание немного смягчили ее бурное настроение. Накрыв его руки своими, она ответила:

— Хорошо. Я только… väsinud?

— Это хорошо! Не означает «устала», но это верное слово.

— Ты снисходителен, — она попыталась отстраниться, но он удержал ее.

— Нет, любовь моя. Я знаю, что язык — это сложно для тебя. Я рад, что ты стараешься. Ты устала из-за ребенка? — он перестал давить ей на живот. — Осталось не так долго.

— Ольга думает, что еще пару месяцев как минимум. Она отсчитывает с момента, когда я впервые почувствовала его движения. Два месяца — это долго.

Малыш пнул, как будто соглашаясь, и Вали усмехнулся и опустился на колени.

— Здравствуй, сынок. Будь добр к своей матери. Расти внутри нее сильным.

Он прижал губы к ее животу и втянул ткань ее белья в рот.

Она положила руки ему на голову.

— Вали, я хотела бы завтра прокатиться. Не далеко — только в деревню — и не быстро. Но снаружи, на воздухе.

— Нет, Бренна. И тебе, и ему это не пойдет на пользу. И зима была суровая. Ты в безопасности и в тепле внутри замка.

Он встал и повел ее к креслу возле огня. Хотя она и хотела бы говорить о деле лицом к лицу, все же рада была присесть. Вали пододвинул кресло ближе и уселся перед ней, держа ее за руки.

Однако она не сдалась.

— Зима уже почти прошла. Погода теплая. И бурь долго не было, и сегодня была оттепель. Мне будет тепло. Угрозы никакой вокруг нет. Я буду в безопасности. В тепле и безопасности. Мне надо выйти наружу, мне надо подвигаться. Я должна, или я сойду с ума.

— Оттепель сегодня значит, что назавтра будет лед. И как ты собралась садиться на лошадь в таком состоянии?

— Я не слабая.

— Я не говорю, что ты слабая. Я имею в виду, что у тебя будет ребенок.

Покончив с обсуждением, Бренна раздраженно фыркнула и выпрямилась.

— Мне не нужно разрешение, муж. Я свободна. Все, что мне нужно сделать, это дождаться, пока ты уедешь из замка с охраной, а затем сделать, как захочу.

Он сбросил ее руки и резко встал.

— Нет, Бренна. Если ты будешь себя так вести, я приставлю к тебе охрану.

Она тоже поднялась, правда, гораздо медленнее.

— Выбери человека, который тебе не очень нужен, потому что он получит травму еще до заката. Ты не сможешь управлять мной.

— Зачем тебе так рисковать? Рисковать нашим ребенком? Собой? Вы оба - сокровище, Бренна. Разве ты не видишь?

— Я вижу, что заперта, что меня отправили к ткачихам, когда мое место рядом с тобой. Я вижу, что ты относишься ко мне, как к сосуду для нашего сына, а ведь раньше ты обращался со мной, как с воином и как с равной. Я вижу, что ты не видишь этого.

Чтобы подчеркнуть эти слова, она ткнула в его грудь пальцами.

Гнев исчез с его лица, Вали обхватил руками лицо Бренны.

— Я ничего такого и не думал. Я хотел только любить тебя и держать вас обоих в безопасности. Но ты знаешь, что голос на собрании отдают только те, кто участвует в деле, и ты знаешь, что не можешь — что ты неспособна — делать работу, которую ты когда-то делала. У тебя есть теперь более важная забота. И еще ты знаешь, что для нашего ребенка и для тебя небезопасно скакать на лошади, учитывая твое состояние.

Он был прав — она знала, что это так. Она хотела топнуть ногой, но он был прав. С удрученным вздохом Бренна сдалась и снова уселась в кресло.

— Прости меня. Я сегодня дерганная. Я действительно думаю, что схожу с ума.

Он снова уселся рядом.

— Ты не сходишь с ума, моя любовь. Мне сказали, что это из-за ребенка.

Она закатила глаза. Он со всеми о ней разговаривал.

Вали наклонился, как будто открывая ей тайну.

— Торд и Сигвальд едут завтра на санях в деревню, везут припасы. Хочешь прокатиться на санках с двумя молодыми глупцами? Достаточно ли этого будет, чтобы ты увидела мир и улучшила свое настроение?

Пока он говорил, Бренна счастливо заулыбалась. Радость распирала ее грудь. Она обняла мужа.

— Да! Да, это было бы замечательно! Да!

— До сих пор ни дня без улыбки. Кажется, это на мне боги поставили свою метку.

oOo

Утро было ясным и холодным, и ночные заморозки превратили вчерашнюю оттепель в ледяное покрывало. Яркое солнце в безоблачном небе заставило снег искриться и слепить глаза. Красивый и ослепительный.

Они потеряли половину снежного покрова за один день, и река громко шумела, неся за собой свежий стаявший снег.

Вали, Леиф и несколько других мужчин планировали вскочить на своих бесстрашных лошадей и поехать на север, осмотреть границы владений ближайшего края — владений принца Тумаса. Они всю зиму старались не спускать с границы глаз, а с тех пор, как стало теплее, им следовало быть еще более бдительными.

Бренна проснулась в прекрасном настроении, вдохновленная перспективой дня, проведенного на свежем воздухе. С тех пор, как она освободилась из рабства, она часто проводила зимы одна, в лесу. Этой зимой в ловушке внутри каменного замка, без дневного света или свежего воздуха, среди толпы других людей, и с животом, которые рос все больше, она чувствовала, что мир вокруг давит на нее даже больше, чем она сама это осознавала.

Короткая утренняя возня в постели — Вали взял ее сзади, как зверь, и заставил ее кричать, уткнувшись в меха, — и они присоединились к своим людям.

Теперь все лошади были подготовлены — одни взнузданы, другие запряжены в сани. Вали поймал Торда и Сигвальдаи, зажав их в углу, давал им указания, шутливым угрожающим тоном. Наверняка молодые люди будут просто в ужасе от перспективы получить от него нагоняй в случае, если Бренне в поездке будет неудобно.

Он тяжело хлопнул их по плечам, заставив обоих шагнуть вперед, а потом повернулся и подошел прямо к ней, но хмурая ухмылка с его лица никуда не делась.

— Будь внимательна, Дева-защитница, — сказал он, приблизившись и взяв ее за руки. — Только поездка. Пусть щенки сами делают свою работу.

— Я поняла. Я не буду рисковать нашим ребенком, Вали.

— И все-таки ты решила поехать.

Она испустила тяжелый вздох. Вали высказал свою точку зрения. Снова и снова.

— Я буду смиренно сидеть в санках, как беспомощная женщина, которой ты меня считаешь.

— Хорошо, — он улыбнулся, и она ответила ему улыбкой. Вали коснулся ее скулы и добавил: — Счастливого дня, моя любовь. Дня, который принесет мир в твою душу. Я хотел бы иметь возможность присоединиться к тебе.

— Возможно, в другой раз.

— Возможно.

Она знала, что он смеется над ней, и что наверняка до рождения сына его вряд ли удастся уговорить на еще одну такую поездку, но не возражала.

Ей и так удалось выбраться из замка, а эти проклятые каменные стены она не увидит до вечера.

Он прижал ее к своей широкой руки и, подняв ее, усадил на сиденье возка. Устроив ее грузное тело поудобнее, он вытащил из кучи поклажи тяжелый мех.

— Я упаду в обморок от перегрева, — пожаловалась Бренна, когда он закутал ее ноги мехом.

— Если упадешь, то хотя бы отдохнешь, — он наклонился и поцеловал ее, обхватив лицо руками и глубоко погружаясь своим языком в ее рот, заставляя исчезнуть с ее губ и из ее разума любые протесты.

Она коснулась кончиком своего языка отметинки на его языке, как всегда делала, вспоминая их первую встречу. Он застонал и оторвался от ее губ, прижался лбом к ее лбу.

— Будь осторожна, мамочка. Моя любовь.

— И ты. Я люблю тебя.

Поцеловав ее в бровь, Вали отошел прочь, и оба бледных встревоженных налетчика выступили вперед, чтобы занять свои места по бокам от нее.

oOo

Хорошо запуганные Вали — что бы он там им ни сказал — Торд и Сигвальд обращались с Бренной так, будто она была сделана из стекла. Спешили к ней на помощь, стоило ей чуть сползти со своего сиденья. Они были необычно тихими. Бренна думала, что ее будет раздражать их безостановочная болтовня, но казалось, бок о бок с ней ехали две безмолвных статуи. Две слишком заботливых статуи. Несмотря на то, что она и сама предпочитала тишину, Бренне было неловко сидеть рядом с двумя обычно словоохотливыми мужчинами, которым нечего было ей сказать.

Поездка в деревню была не долгой; санки были удобными, и в них она могла совершать такое путешествие туда и обратно хоть трижды в день. Бренна решила притвориться, что она одна.

Она углубилась в свои мысли, пока тело наслаждалось красотой дня — яркое солнце, искрящийся снег, бодрящий мороз, а иногда даже пролетающие птицы — верный признак того, что злая зима уже уходит прочь, искать себе пристанище в другом месте.

Когда они добрались до деревни, Торд и Сигвальд стали больше похожи на себя. Их друзья держали в деревне животных, и встреча была веселой, хотя прошла всего неделя с тех пор, как они расстались. Они провели полдня у огня в маленьких хижинах, наслаждаясь скаузе, хлебом и медом (Прим. Слово scouse является сокращением от lobscouse — названия дешевого мясного блюда, традиционной еды матросов Северной Европы). Для Бренны, которая не могла пить медовуху из-за беременности, нашлось козье молоко. Хотя все мужчины относились к ней так, словно боялись сломать, они шутили и смеялись, и Бренна чувствовала себя довольной. Младенец вел себя спокойно в санках, но когда она уселась у огня, зашевелился и стал пинаться, словно тоже был доволен.

После трапезы мужчины принялись разгружать припасы. Бренна осталась у огня, пока Торд не пришел и не сказал, что пора ехать. Возвращаясь к саням, она чувствовала тоску. Хороший день так быстро заканчивается.

Поездка обратно, однако, была гораздо веселее. Торд и Сигвальд расслабились и подтрунивали друг над другом, словно забыли, что между ними в санях сидит женщина.

— Она хочет большего, мой друг. Она заслуживает большего.

— И ты думаешь, ты можешь предложить больше? Я видел твоего червяка, в морозы он прячется в животе от холода.

Сигвальд взял вожжи в одну руку, а мизинцем другой изобразил свернувшегося червяка.

Торд в ответ изобразил неприличный жест. Бренна усмехнулась, и они сначала удивились, а потом рассмеялись вместе с ней.

— Вы знаете меньше, чем думаете, о женщинах, если считаете, что только то, что висит у вас в бриджах, имеет значение, — сказала Бренна, ухмыляясь.

— Ах, Торд. У нас есть возможность узнать из уст Ока Бога о мудрости обращения с женщинами.

Бренна напряглась при звуке ненавистного имени, но не позволила себе это показать. Сейчас она слышала его совсем редко и знала, что Сигвальд назвал ее так в шутку. Поэтому она подняла бровь над правым глазом и позволила ему встретиться взглядом с Око Бога.

Его глаза вспыхнули в испуге, и она пожалела о своей неудачной попытке присоединиться к шутке.

А потом мимо нее пролетела стрела и уткнулась в левый глаз Сигвальда. Он упал назад, вылетел из саней, не отпустив вожжи.

Испуганная телом Сигвальда, свалившимся прямо ей под ноги, лошадь вскрикнула и оступилась. Она попыталась обойти упавшего, когда стрела воткнулась ей в крестец, и лошадь снова закричала и взвилась на дыбы.

— Бренна! — Торд схватил ее за руку и попытался столкнуть вниз, на пол саней, но там ей было не спрятаться.

В катящихся санях для ребенка было не менее опасно, чем на глазах стрелков. Бренна боролась с хваткой Торда, а потом она вдруг ослабла — его тоже нашла стрела. Устрашающе толстая, она прошла через его грудь.

Он был еще жив, хрипел и дергался на полу саней. Бренна выхватила у него ножны, пытаясь не вылететь из саней, которые жестко трясло на ухабах, и вытащила меч.

Склонившись над передней частью саней, пытаясь защитить своего ребенка и не поднимать голову, на случай, если сани еще преследуют, Бренна начала резать жесткий кожаный жгут. Прежде чем она смогла разрезать даже первый ремень, в лошадь попали еще несколько стрел, и сани перевернулись, потом еще раз и упали на бок.

Бренну выбросило на снег, она тяжело упала на спину. Из ее тела хлынула жидкость и намочила ей ноги. Она пыталась поднять голову, чтобы посмотреть, кровь это или нет, но не смогла двинуться с места.

Она не могла двигаться. Даже дышать не могла. Она смотрела в ясное голубое небо и отчаянно пыталась заставить свои легкие работать. Они не могли быть далеко от замка. Если бы она могла кричать, они наверняка могли бы ее услышать, в этот светлый день, со снегом, достаточно жестким, чтобы оттолкнуть звук.

Когда она, наконец, смогла сделать один мучительный вдох, в поле ее зрения попал человек в доспехах. Он уставился на нее, а затем прицелился ей в голову из лука.

Бренна увидела, что он заметил ее живот и заморгал в растерянности. Держа стрелу на тетиве, он опустил лук. Она пыталась вспомнить нужные слова.

— Пожалуйста… не трогай моего ребенка, — выдохнула на своем языке. — Palun! Laps.

«Пожалуйста» и «ребенок» — единственные слова на эстландском языке, которые она смогла вспомнить.

Он снова моргнул. Затем мужской голос за ее спиной что-то прокричал — она не смогла понять ни слова — и мужчина над ней снова прицелился.

И на этот раз он выстрелил.

Глава 12

Патруль прошел без происшествий, как обычно, они не обнаружили никаких признаков вторжения людей Тумаса. День был прекрасный, светлый, ясный, достаточно холодный, чтобы снег не начал таять, как это было днем раньше, но не такой морозный, чтобы езда была опасной или неудобной. Их все устраивало.

Вали был в хорошем настроении. Бренна утром казалась воспрянувшей духом, ведь она с таким нетерпением несколько недель ожидала вылазки в деревню, и, хотя мысли о ней не давали ему покоя на протяжении дня, он был рад, что они нашли компромисс. Он надеялся, что она и малыш в порядке. Он строго-настрого наказал Торду и Сигвальду беречь ее ценой своей жизни.

Во второй половине дня, когда солнце начало опускаться, и на землю упал тяжелый холодный вечер, Вали, Леиф и остальные проскакали через ворота замка. Он сразу же удивленно заметил, что саней на месте нет. Они уже должны были вернуться. Возможно, задержка возникла потому, что сани перегружены.

Когда Вали спешился, Леиф позвал его:

— Вали.

Только одно слово. Вали повернулся туда, куда подбородком указал его друг, и увидел Орма, идущего из главного замка прямо к ним, выражение его лица было озабоченным. Трое мужчин шли за ним, вооруженные и одетые для верховой езды.

Что-то случилось.

— Мы готовим к отправке отряд, — сообщил старший мужчина, остановившись перед Вали и Леифом. Он поднял глаза на Вали. — Сани не вернулись.

Не дожидаясь объяснений, Вали прыгнул обратно в седло, за ним последовали Леиф и другие. Он развернул свою лошадь и пустил ее в галоп. Он слышал цокот копыт других всадников, но не обращал на них внимания. С ним они или нет, но он едет за своей женой.

Они наткнулись на Торда почти сразу же, как замок пропал из виду, и Вали моментально ощутил гнев от осознания того, что это может значить для Бренны.

Торд брел по снегу, таща за собой меч, оставляя за собой на снегу красную ленту крови. В его груди засела стрела, увидев Вали, он покачнулся и упал на снег.

Вали соскочил со своего скакуна и подбежал к нему.

— Что случилось?! Где она?! — потребовал он, падая на колени и хватая Торда за плечо.

Торд застонал и сплюнул кровь. Задыхаясь, с трудом выдавливая слова, он ответил:

— Напали. Нужна… помощь. Она… она… дерево. На полпути дерево… закрыло ее.

Массивная сосна с толстым стволом отмечала половину расстояния к деревне.

— Она жива?! Торд, она жива?

В голове мелькнула видение: его жена лежит мертвая в снегу, утопая в луже собственной крови, и ребенок умер внутри ее. Они оба оставили его.

Его желудок сжался. Не понимая, что делает, не в силах облегчить свою боль, он сжал плечи Торда, и юноша издал слабый крик. Леиф, стоя на коленях рядом с Вали, положил свою твердую руку на его руку, но ничего не сказал.

— Да… когда я… ушел. Ранена, но жива. Не может двигаться. Сигвальд… Валгалла, — когда Вали вскочил на ноги, Торд махнул рукой и невнятно пробормотал. — Не… Тумас. Флаг… другого.

Торд закрыл глаза и больше ничего не сказал.

Иван. Они решили, что он слишком мал и слаб, чтобы бороться с ними, особенно зимой. Они обращали свое внимание и свои ресурсы на очевидную угрозу с севера, на княжество сильнее, богаче, и они оставили южный фланг открытым. Да, в последнее время они почти не ездили в ту сторону.

Среди оставшихся в Эстландии людей не было стратегов. Лидерами среди них были те, за кем они шли во время боя, а не те, кто его планировал. Они выполняли приказы других людей. Из них всех Бренна была самый проницательный стратег, лучший планировщик. Она вполне могла бы увидеть их промах, но они не разрешили ей присутствовать на заседаниях, потому что она носила ребенка.

И в своей слепоте они подвергли ее в опасности. Ее и ребенка, которого она носила.

У Вали не было времени осознать всю иронию ситуации. Он кивнул и побежал обратно к своей лошади. Вскочив в седло, он услышал слова Леифа, обращенные к остальным:

— Они не напали на замок. Но, возможно, захватили деревню. Стэн, отвези Торда к Ольге. Орм, отведи остальных в деревню. Будьте готовыми к борьбе. Я иду с Вали.

Вали не ждал. Он вскочил на коня и поскакал.

oOo

Возле умирающей лошади и перевернутых саней Вали соскочил на землю, едва успев замедлить ход своего коня. Он заметил Бренну, она лежала неподвижно под мехом, которым он еще утром укрыл ее ноги, лежала рядом с деревом.

Он упал на колени, оказавшись рядом, и откинул меха. Она лежала, свернувшись в клубочек, и резко вздрогнула, когда он коснулся ее. Ее глаза открылись, она стала озираться вокруг.

Облегчение боролось в нем с беспокойством. Она была жива. Она была жива. Но в последних лучах заходящего солнца он мог видеть бледность и синеву ее лица — и она так долго пролежала на снегу.

— Вали?

— Я здесь, любовь моя. Я здесь.

— Помоги мне. Ребенок. Что-то не так.

Мех сдвинулся, соскользнув с тела Бренны, и Вали поднял взгляд на Леифа, который стянул его с нее.

Бренна лежала в окровавленном тающем снегу. Ее хангерок был жесткий от холода и темный от крови. Стрела вонзилась в землю недалеко от ее головы, но Вали не мог различить ни одной раны.

Ребенок. Кровь их ребенка. И тут Бренна сжалась и вскрикнула от боли. Звук был слабым, но длился и длился, и это продолжалось целую вечность. Осознание того, что его храбрая терпеливая жена-воительница кричит от боли, заставило желудок Вали сжаться.

Потом она остановилась, задыхаясь и пытаясь вдохнуть, и еще, и еще. Ее тело слегка расслабилось.

— Что-то не так, — в ее тоне он услышал мольбу о помощи.

— Мы должны отвезти ее к Ольге, — Леиф уже присел рядом с ними.

— Бренна, ты можешь встать?

Она покачала головой.

— Моя грудь. Что-то не так в моей груди. И ребенок. Что-то не так. Я думаю, что он хочет родиться. Но его время еще не пришло.

Вали понял, что она не знала про кровь.

— Я отвезу тебя к Ольге, — он скользнул руками под ее тело.

Когда он поднял ее, она закричала снова, тонко, как если бы сам крик причинял ей боль, и тонкая струйка крови просочилась из уголка ее рта.

Держа жену на руках, он встретил взгляд Леифа, и оба они, имея ту же мысль, повернулись к саням. Нет. Им потребовалось бы слишком много времени, чтобы освободить поводья умирающей — нет, умершей — лошади из упряжи саней. Ему придется вернуться в замок с Бренной на руках.

— Прости меня, моя любовь. Мне придется причинить тебе много боли, пока я буду везти тебя домой.

Она покачала головой.

— Неважно. Мне нужна Ольга. Она все исправит.

Леиф взял ее на руки, и Вали вспрыгнул в седло. Он наклонился, чтобы снова поднять ее на руки, и она снова издала этот слабый долгий крик, сжимаясь в его руках. Леиф держал ее, пока ей не стало легче.

Когда Вали прижал Бренну к своей груди, она потеряла сознание.

Леиф уселся в седло, и они повернули назад и помчались к замку.

oOo

Ольга встретила его на территории замка. Она была вся в крови — кровь Торда, как Вали догадался — но она подбежала к нему, когда он передал Бренну Яану, чтобы спрыгнуть с коня.

— В кровать! Прямо сейчас! — она не принимала возражений.

Взяв свою жену на руки, Вали кивнул и поспешил внутрь. Ольга шла следом, созывая женщин на эстландском языке. Слишком сосредоточенный на Бренне, тем не менее, Вали понял, что она просит принести одеяла и дает указания.

Оказавшись в их покоях, Вали уложил Бренну на кровать. Она не раз приходила в себя по дороге, ее тело сжималось, становясь как камень в его руках. Опустив Бренну на кровать, он присел рядом и отвел ее волосы со лба. Она была такой холодной, и кожа была цвета приглушенно-голубой смерти. Но она дышала. Он мог слышать это. Он мог видеть небольшие пузырьки розовой пены в уголках ее рта.

Женщины раздели ее, стащили с нее сапоги и нижнее белье. Пришла Ольга, вклинилась между Вали и Бренной.

Она отвела руку назад и ударила Бренну по щеке. Сильно. Затем снова. Вали вскочил на ноги и схватил ее за руки и толкнул к стене.

— Что ты делаешь?! Ей и так больно!

— Ребенок идет. Если она не проснется и не поможет ему, ты потеряешь их обоих.

Он смотрел на нее сверху вниз, смесь незнакомых эмоций заставила бурлить его кровь. Самой сильной из них, лишающей его ощущения земли под ногами, был страх.

— Еще слишком рано.

— Именно, — Ольга кивнула, ее карие глаза твердо смотрели на него, и он услышал слова, которые она не стала произносить. Его сын не выживет. Она пыталась спасти Бренну. — Отпусти меня, Вали.

Он отпустил ее.

Она выпрямилась и вернулась к кровати. Не глядя на Вали, она сказала:

— Теперь иди. В этой комнате в это время нет места для мужчины.

— Я не оставлю их, — он сказал это так решительно, как мог. Он не бросит их.

Ольга развернулась и снова посмотрела на него.

— Очень хорошо. Может пригодиться. Ей плохо. Удерживай ее наверху.

Вали не нужны были наставления. Он кивнул и упал на колени у края кровати, взяв холодные руки Бренны в свои. Ее веки задрожали, и морщина боли пересекла ее лоб.

— Будь со мной, Дева. Ты отважна и сильна. Открой глаза.

Она открыла и повернула голову в его сторону.

— Что-то не так, — прошептала она, языком слизывая розовую пену на губах. — Неправильно.

— Бренна, — Ольга была рядом. — Когда почувствуешь боль, не борись с тем, чего хочет твое тело. Вали поможет. И я помогу.

— Ольга. Это неправильно.

Ее голос был так слаб, так тих, будто она уже говорила из-за пределов этого мира. Ее веки снова дрогнули, закрываясь, и Вали схватил ее за руку.

— Бренна! Останься!

Она закричала — слабый тихий крик, который передал всю глубину ее беспомощной, безнадежной боли. Ольга сказала:

— Вали, помоги ей сесть. Сейчас.

Он так и сделал, сдвинув руку под ее спину, но, когда он потянул ее вверх, она снова закричала.

— Ей же больно!

— Все это причиняет ей боль. Не обращай внимания и помоги ей. Бренна! Бренна, слушай меня. Тужься. Слушай свое тело, тужься!

Она подчинилась. Ее тело сжалось, ее брови сошлись в одну линию, и она дико закричала. Ольга с выражением глубочайшей сосредоточенности на лице засунула руку Бренне под юбку.

Когда Бренна снова расслабилась, Ольга вздохнула и покачала головой. Когда она отстранилась, ее руки были покрыты кровью.

Кровью Бренны. Или их ребенка.

— Вали, пожалуйста. Слишком поздно, у нас нет выхода. Она должна нам помочь. Разбуди ее.

Он смотрел на ту, которую держал в своих объятьях. Он терял ее. Но он не хотел, не мог ударить ее.

Поэтому он приложил свои уста к ее уху и заговорил с ней.

— Бренна, останься со мной. Будь сильной. Сражайся, воительница. Найди свою ярость и огонь и возьми их. Пожалуйста, — он вложил в ее руку меч и поднял его. — Подними свой меч и сражайся. Никакая боль не сломит Око Бога. Воительницу отца Одина. Боли тебя не сломить.

Пока он говорил, взрыв грома потряс каменные стены, и молния осветила трещины сквозь узкие окна, закрытые ставнями от холода.

— Боги видят нас, Бренна. Тор ответил нам. Давай же, делай то, что должна.

Она проснулась, заплакала и стала тужиться. Ольга наклонилась. Вали сходил с ума от желания взять на себя боль Бренны. Но это было невозможно.

Как и прежде, когда ее тело ослабло, Бренна почти потеряла сознание. Ее голова откинулась, и она расслабилась в его объятиях. Но в этот раз Ольга не отошла от нее, и две другие женщины подошли ближе. Они засунули руки под юбки его жены, между ее ног.

Он услышал слабый звук, похожий на крик мыши.

— Та hingab, — пробормотала одна из женщин, Анна.

— Он дышит? — Вали осторожно уложил Бренну и встал. — Он родился? Он живой?

Все еще занимаясь делом, Ольга сделала резкое движение одной рукой и кивнула Анне, которая забрала из ее рук какой-то кровавый узелок.

Затем Ольга посмотрела грустными глазами на Вали.

— Он живой, Вали, но не проживет долго. Он слишком мал и не сделан до конца. Но пока да, у тебя есть сын. Нет ничего постыдного в том, чтобы помочь ему избавиться от этой боли. Анна позаботится о нем.

Он не знал обычаи народа Ольги в таких вопросах, но знал, как поступают с такими детьми на его родине. Такой ребенок, рожденный неправильно или слишком рано, будет убит или вывезен в лес и оставлен умирать. Их мир был жесток и беспощаден в отношении уродства или слабости.

Но эта боль, о которой говорила Ольга, это его сын. Его первенец, который пока был жив. Он не откажется от него.

— Нет. Дайте его ко мне.

— Вали…

Он протянул руку.

— Дайте его.

Ольга кивнула Анне, которая с явным страхом на лице подала ему окровавленный узелок. Шнур, который связывал мать и ребенка вместе, свисал вниз, на конце его была завязана шерстяная нитка.

Казалось, Анна подала ему только тряпки, настолько мал и невесом был его малыш. Он уместился у Вали в ладонях. Комок зашевелился, и Вали прижал ее к груди, баюкая его с лаской, которую в себе не знал.

Такой маленький. Он отодвинул ткань и увидел крошечное, идеальное лицо и крошечные, идеальные ручки. Его кожа казалась полупрозрачной, и даже в свете факелов и свечей Вали мог видеть нити вен на маленьких руках и на закрытых глазках.

Маленькое личико сморщилось, и его сын издал еще один слабый мышиный писк. В то же время гром и молнии сотрясли небо. Гром и молния зимой — редкость. Человек, родившийся в такую ночь, мог бы рассказать свою историю. Возможно, это был знак, что его маленький сын сможет выжить.

— Тор с нами сегодня, мой сын. Тебя будут звать Торвальд.

Вали почувствовал на себе взгляд Ольги. Он посмотрел на нее и увидел, как она напряжена. Но ему было все равно. Его сын был жив, в его руках и у него будет имя.

— Его зовут Торвальд.

Ольга подарила ему мягкую улыбку и кивок, после чего отправилась обратно к Бренне. Женщины все еще стояли вокруг нее, она все еще была без сознания. Лицо ее посерело, рот открылся.

— Ольга…

— Она потеряла много крови, Вали, и ее ребра… murtud?

Было необычно для Ольги забыть слово, и Вали не знал, что именно она хотела сказать.

Она раздраженно фыркнула.

— Она ранена. Вот почему из ее рта идет кровь. Рождение малыша тут не поможет. Она должна иметь время, чтобы пополнить свою кровь, и тогда исцелится. Мы сделаем все, что можем. Если ваши боги с вами, возможно, они помогут ей.

Вали держал своего сына и смотрел, как женщины трудятся, чтобы спасти его жену. Он хотел быть рядом с ней, но там не было для него места. Он не знал, что делать. Его сердце рвалось на части.

Он может потерять их обоих в эту ночь. Но, скорее всего, так и будет.

Нет. Они были не одни. Они были Бренна Око Бога и Вали Грозовой Волк, любимцы богов, и она родила сына.

«Тор, — начал он молча молиться. — Я молю тебя. Спаси мою семью».

Торвальд, его сын, издал еще один тонкий крик, слабее, чем предыдущие. Вали перевел взгляд на сверток в своих руках и отодвинул ткань. Под тонкими ребрышками билось сердечко, дрожало от дыхания. Пока он смотрел, дыхание сына стало реже.

И потом остановилось.

Он смотрел на маленькую грудку долгие мгновения, ждал, что она снова начнет подниматься, но нет. Крошечные ручки лежали неподвижно. Сын, которого он и Бренна зачали вместе, покинул их. Его глаза горели от слез, Вали повернулся к Бренне, но не смог разглядеть ее за столпившимися у кровати женщинами

Теперь он потеряет и ее?

— Бренна, — это был только шепот, и он не мог ее удержать. — Пожалуйста.

Молния ударила еще раз, жестокий луч света, за которым последовал ужасный удар молота Тора о землю.

— ЧЕГО? — закричал Вали, пугая женщин. — ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ ОТ МЕНЯ?

Недолго думая, он побежал к двери и открыл ее. Все еще держа на руках ребенка, завернутого в ткань, пропитанную кровью его матери, Вали побежал по коридору, вниз по темной лестнице, через замок, через тяжелые двери и в ночь.

Снег валил, хлопья были такими большими, что не было видно и зги. Ветер бесновался и гнал снег по направлению к югу.

Сквозь бурю Вали шел прочь от замка. Он вытянул руки со свертком, в котором лежал его умерший сынок, и позволил тряпкам упасть на снег у его ног. Затем поднял к небу обнаженное тельце мальчика.

— ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ ОТ МЕНЯ? КАКУЮ ЕЩЕ ЖЕРТВУ ТЫ ОТ МЕНЯ ХОЧЕШЬ? ТЫ УЖЕ ЗАБРАЛ МОЕГО РЕБЕНКА! ТЫ ЗАБЕРЕШЬ ЕЩЕ И МОЮ ЛЮБИМУЮ? ЛУЧШЕ ВОЗЬМИ МОЕ СЕРДЦЕ ИЗ ГРУДИ!

Он почувствовал руку на своей спине, притянул сына к груди и обернулся со злобным рычанием. Леиф стоял позади него и смотрел на него.

— Вали, мой друг. Мой брат. Не искушай богов.

— Мне все равно! Пусть будет, что будет!

— Твоя женщина еще жива. Ты хочешь отказаться от нее?

Не отвечая, Вали стоял и смотрел на него, его грудь вздымалась, он тяжело вдыхал морозный ледяной воздух.

Леиф протянул руку.

— Позволь мне забрать твоего сына. Я позабочусь о нем, до тех пор, пока вы не будете готовы попрощаться с ним.

Вали отстранился.

— Бренна захочет его видеть.

— Нет. Это вызовет еще больше боли, а она уже и так вынесла много. Я знаю. Она ждала ребенка, она хотела стать матерью. Ей будет тяжело видеть его. Ты должен быть с ней.

Леиф снова поднял руки, и на этот раз Вали отдал ему своего сына. Он наклонился и поднял со снега покрывальце и накрыл тело ребенка.

Затем он вернулся в замок, прошел сквозь толпу и направился к комнате, где лежала Бренна.

Он не знал, что будет делать, если она тоже умрет.

oOo

Снег валил два полных дня и три ночи, снова похоронив замок под сугробами. На третье утро буря утихла, солнце светило с самого утра.

Бренна решила прокатиться на санях в деревню, а их жизнь раскололось на куски.

И она все еще не проснулась.

Торд был мертв, он не пережил первую ночь, но он сказал им все, что мог. Сигвальд был мертв. Мужчины, которые напали на сани, были частью отряда воинов князя Ивана. Они наводнили деревню, убивая людей и скот. Орм и его люди прибыли туда, когда все уже было кончено. Двое раненых мужчин прожили достаточно долго, чтобы рассказать им, как все было.

Им повезло. Суровая зима заставила всех деревенских перебраться в замок; и женщины, и дети, и большинство людей до сих пор оставалось там — все, кроме тех, чья задача состояла в уходе за скотом.

Зима спасла большинство жителей деревни, и последняя буря, которая нанесла свежего снега высотой Вали по колено, спасла замок от атаки и дала возможность прийти в себя от потерь.

Но буря закончилась, и солнце светило снова. Когда Бренна придет в себя, Вали отправится в стан врага, чтобы отомстить.

В то утро Ольга открыла ставни, чтобы впустить в комнату солнце, и вдохнув холодного, чистого воздуха, Бренна, наконец, открыла глаза.

Лежа рядом с ней, Вали смотрел на нее, поглаживая ее светлые волосы. Он сам спал мало и коротко, постоянно просыпаясь и глядя на нее. Она проснулась, глубоко вздохнула и застонала от боли, а потом повернула голову и посмотрела на него.

— Моя любовь. Моя любовь, — он наклонился и поцеловал ее в щеку. — Как ты себя чувствуешь?

— Мне больно, — прохрипела она.

Улыбнулась и опустила руку к животу в жесте, который был привычным уже несколько недель с тех пор, как их сын начал шевелиться внутри нее.

Вали видел, как осознание проступает на ее лице, и его сердце разрывалось от боли.

— Вали? Где? Где он? — ее голос был грубым и резким, паника в нем резала его, как лезвие.

Ольга подошла к краю кровати и налила воды в чашку. Вали не обратил на нее внимания, глядя только на Бренну.

— Он родился живым, но он был слишком хорош для этого мира. Тор пришел и забрал его жить среди богов.

Ее лицо исказилось гневом и печалью, а затем выражение его стало пустым, и она отвернулась. Ольга предложила ей попить, но она не послушалась ее.

Вали понял, что она делала, но его это не устраивало. Но он не смог бы справиться с ее холодностью. Только не сейчас. Он потянулся и взял ее за подбородок, заставив повернуться к нему лицом.

— Нет, Бренна. Не отворачивайся. Мы разделяем эту потерю, и мы будем вместе идти к исцелению. Я не могу потерять и тебя тоже. Мне было грустно и одиноко… и страшно. Останься со мной. Останься. Пожалуйста, останься, — он скользнул рукой от ее подбородка к шее и наклонился, упираясь лбом в ее лоб. — Пожалуйста, останься.

Она ничего не сказала, но убрала руку со своего пустого живота и положила на его руку.

И этого было достаточно, чтобы дать ему понять, что он не потерял ее.

— Я назвал его Торвальд.

Сдавленный всхлип вырвался из ее раненной груди, и она кивнула.

Вали пододвинулся ближе и осторожно обнял ее.

Глава 13

Ольга заботилась о ней все это время, меняя повязки, помогая ей справиться с потребностями тела, купая ее, перевязывая ее ребра. Бренна чувствовала себя — она и была — беспомощной и униженной.

Но ее друг был верным и заботливым. Каждое утро перед уходом Вали дарил ей прощальный поцелуй в лоб, и Ольга приходила в комнату, чтобы ухаживать за ней до самой ночи, когда Вали возвращался домой. Он забегал к ней в течение дня, но никогда не оставался надолго. Другие женщины приходили спросить о чем-то Ольгу или поговорить о происходящем в замке. Ольга была главной, и она продолжила ей оставаться, хотя редко выходила из комнаты в течение дня, если не считать времени, когда Бренна спала.

Первое, что она делала каждое утро — смена повязки и туалет. Физически было почти не больно, но Бренна с трудом выносила такое положение собственного тела — с разведенными ногами и оголенным интимным местом.

Ольга похлопала Бренну по колену и отступила, собирая окровавленное постельное белье. Пытаясь не обращать внимания на дискомфорт от каждого движения, Бренна выпрямила ноги.

Там было еще так много крови. Ее сын был рожден и умер уже несколько дней назад, и она все еще кровила.

И хотя Ольга заверила ее, что это нормально, Бренна понимала, что потеряла слишком много крови, и все еще была слишком слаба. Даже сидя она почувствовала, как резко закружилась голова и заболела грудь.

Убрав в сторону кровавое постельное белье, Ольга вымыла руки в тазике и вернулась. Бренна знала, что будет дальше: худшая часть процедуры. Ее подруга и лекарь подошла к краю кровати и развернула меха.

— Еще есть кровь. Возможно, сегодня уже будет лучше.

Скользнув рукой по спине Бренны, она подняла ее и повернула набок. Бренна стиснула зубы и стерпела эту боль. Бывало и хуже.

Ольга склонилась над ней и положила небольшой кусочек ткани под лицо Бренны. Затем осторожно помассировала ей спину медленными направленными вверх движениями.

Сейчас Бренна должна была покашлять. Ей наносили раны мечом и топором. Ее били щитом. Она пинали, били по голове, даже кусали. Но ничто не было таким ужасным как боль, через которую Ольга заставляла ее пройти, чтобы исцелиться. С каждым толчком Бренне казалось, что сердце вот-вот оторвется и выпрыгнет из ее рта.

После того, как она прокашлялась, на ткани оказались черные сгустки крови. Иногда кровь из нее брызгала, и ткань пачкалась сильнее. Это было самое худшее, но Бренна стоически выдержала эту боль. В это утро, правда, она откашляла только один сгусток.

Когда пытка была закончена, Ольга помогла ей лечь обратно на подушки. Затем подняла ткань и изучила ее.

— Ты выздоравливаешь. Каждый день лучше. Больше нет свежей крови, и старой крови меньше. Сегодня мы будем ходить по комнате и немного посидим у очага.

Такая мелочь, но даже мысль об этом заставила Бренну почувствовать усталость.

— Я попрошу Вали присоединиться к нам, — голос Ольги был добрым и обнадеживающим.

Бренна покачала головой. Она ненавидела мысль о том, чтобы Вали увидел ее в слабости, и она знала, что ей придется собрать все свои силы, чтобы пересечь комнату — чтобы просто пересечь комнату! — и сесть в кресло.

Ее сопротивление было вызвано не тщеславием, хоть она и ненавидела свою слабость. Дело было в Вали — она видела определенность в его глазах, в напряженных плечах, в сжатых губах. Он видел ее боль, ее слабость, и он злился. Не на нее, но из-за нее.

Он был заботливым и любящим, и ей были нужны силы и утешение, которое она может найти в его объятиях. Но он жаждал мести, и каждое свидетельство того, что Бренна уже не такая, какой была, заставляло эту жажду разгораться сильнее. Она видела его одержимость желанием отомстить за нее и их ребенка.

Она тоже хотела мести. Все хорошее, что она наконец-то нашла, ускользнуло от нее, и это не могло остаться без ответа. Но она не могла даже стоять на ногах, так что месть пока откладывалась. Вполне вероятно, что она будет лежать в кровати, в этой комнате, когда Вали и другие нападут на принца Ивана. Вполне вероятно, что так же, как рождение, жизнь и смерть ее собственного ребенка, все это произойдет без ее участия.

Казалось странным быть беременной любимым ребенком, носить его в течение нескольких месяцев, а потом проснуться и понять, что его больше нет, что у нее не осталось ничего, и только кровь по-прежнему сочится у нее между ног и молоко капает из распухшей груди. У него было имя: Торвальд — хорошее имя. Но его выбрала не она. Младенец, которого она любила, просто исчез.

Не было даже могилки, где она могла бы его оплакать. Погода помешала проведению погребения. Тельце ее сына сожгли.

Ее сердце было разбито, и мысли путались от горя, но она не умела горевать. Слезы были агонией. Вали яростно скрежетал зубами от боли, обнимая ее. Она не могла обратиться к нему за утешением, не причиняя еще больше боли.

Она была одна. Снова. Впервые в жизни у нее были друзья и любовь, и дом, и все это ничего не значило. Она по-прежнему была одна.

oOo

Несмотря на ее нежелание, Вали пришел в их покои. Бренна как раз сидела у огня. Она бросила на Ольгу острый взгляд, но та сделала вид, что не заметила, и продолжила дальше стелить свежую постель.

Ее муж подошел прямо к ней и присел сбоку от кресла, положив руку поверх ее руки.

— Я рад видеть тебя. Как ты себя чувствуешь?

Слабой и больной, разрезанной на части, как будто бы каждому вздоху приходится продираться из груди сквозь металлические зубья.

— Лучше. Я чувствую себя сильнее.

Он наклонился и поцеловал ее пальцы.

— Скоро ты снова возьмешь в руки меч и щит.

Недостаточно скоро.

С долгим, глубоким вздохом Вали посмотрел в ее глаза. Затем он встал и занял место рядом с ней.

— Мы давно кое-что планировали. Я хотел поговорить с тобой об этом.

Бренна переместилась в своем кресле, мужественно терпя резкий дискомфорт, так, чтобы она могла снова встретиться с ним взглядом. Ни Вали, ни кто-либо еще не советовался с ней, пока она носила ребенка. С тех пор, как она потеряла его, к ней приходили с разговорами, но эти разговоры — даже разговоры с Вали — всегда касались только ее здоровья.

— Пожалуйста, да. Расскажи мне.

Еще не заговорив, он посмотрел вверх, мимо нее. На Ольгу. Как будто ему нужно было ее разрешение, прежде чем он заговорит с собственной женой.

— Вали! Пожалуйста! — сила ее призыва сотрясла ее грудь и заставила ахнуть. Глаза Вали быстро вернулись к ней, тени залегли под его нахмуренными бровями.

— Я не хочу волновать тебя, Бренна. Я хочу, чтобы с тобой все было хорошо.

— Я снова как в клетке. Мне одиноко и грустно. Это хуже боли, хуже, чем раны. Пожалуйста.

Вали взял ее за руку; затем, после еще одного разозлившего Бренну взгляда на Ольгу, кивнул.

— Мы оказались слепцами, мы упустили Ивана, но я думаю, ты бы этого не сделала. У тебя есть своя точка зрения. Так что мне нужен твой совет, если ты чувствуешь себя достаточно хорошо.

Бренна забыла о боли.

— Давай.

— Снег держит нас тут. Нас снова засыпало, и морозы пока держатся. Отряд, который напал на деревню, был пешим…

— Что? Что произошло в деревне?

Она увидела его колебания — Вали собирался рассказать ей то, чего она не знала. Он сжал ее руку.

— Сожгли. Уничтожены. Люди и скот — все потеряно.

Ее последнее воспоминание о том времени — обед со смеющимися деревенскими мужчинами.

Она знала, что Сигвальд мертв, и она уже после спросила о Торде, который, несмотря на стрелу в груди, попытался привести помощь, когда понял, что не справится сам, и она знала, что он тоже погиб. Она знала, что это не Тумас, а Иван послал отряд, потому что Торд, когда нашел и накрыл ее, рассказал ей прерывающимся от боли голосом о том, что на нападавших были цвета Ивана. Эти обрывки памяти постепенно возвращались к ней.

Но ее память затуманилась и исчезла, когда Торд оставил ее.

Среди самых ярких ее воспоминаний, снова и снова вторгающихся в ее неспокойные сны, — мужчина в доспехах, стоящий над ней, и стрела, направленная в ее лицо.

Когда он спустил тетиву, то чуть двинул лук, и стрела глубоко вонзилась в землю в каком-то дюйме от ее головы.

Он пробормотал слова, которых она тогда не понимала, а потом повернулся и крикнул:

— Kõik surnud!

Она знала эти слова. Все мертвы. Он солгал кому-то — лидеру отряда, скорее всего. Он спас ее.

Но то, что он и ему подобные сделали с ней, убило ее сына. И ее друзей. Лишило ее даже большего, чем она знала.

Она хотела бы посмотреть ему в глаза — они были светло-коричневые, как мед — когда будет вырезать его сердце из груди. Она хотела, чтобы он знал, чтобы понял, что спас ее только для того, чтобы она сама, собственными руками прикончила его.

— Вся деревня?

— К сожалению, да. Наше счастье, что мы открыли замок для сельчан, иначе все они тоже бы погибли. Мы начнем все восстанавливать с началом весны. Но в это же время мы ждем неприятности с севера, с Тумасом. Если он нападет до прибытия корабля, у нас просто не хватит людей, чтобы бороться на двух фронтах и одновременно строить — и теперь кажется, что Томас и Иван все-таки союзники

По словам Ольги и других жителей три принца воевали друг с другом постоянно. Даже если и так, налетчики должны были задуматься о том, что их враги могут на время стать союзниками. Их разведчики, однако, говорили, что Тумас вряд ли бы стал заключать такой союз. Иван был далеко, он был беднее, и армия у него была хуже, говорил Вали Леиф, так что угрозы с его стороны для Тумаса нет. Тумас будет рассчитывать на свою собственную, мощную силу. Он наверняка презирает даже мысль о союзе с более слабым принцем.

И все же Иван нанес первый болезненный удар.

По мнению Бренны это имело смысл. Ивану был нужен фактор внезапности для достижения успеха. Войска Тумаса превосходили его войска. Ему оставалось либо бороться в открытую посреди снежной бури, либо ждать подходящей погоды.

Их разведка показала, что солдат у Ивана меньше, и армия относительно слабая. Если он и хотел напасть, не заключая альянса, то рассчитывал на внезапные атаки и засады.

Они должны были быть готовы к нападению с юга, но они потеряли бдительность после нескольких месяцев тихой тяжелой снежной зимы.

Бренна заметила, что Ольга оставила работу и застыла с мехом в руках у кровати. Ее внимание переключилось на Бренну и Вали и их разговоры. Ольга родилась на земле Ивана, и остатки ее семьи все еще жили там. Она была отправлена к Владимиру много лет назад в рамках соглашения о перемирии между князьями.

Бренна кивнула Ольге, приглашая присоединиться к ним. Когда ее подруга уселась напротив нее и Вали, Бренна сказала:

— Ты волнуешься за свою семью.

— Принц Иван заставляет деревенских бороться на своей стороне. Но он не обучает их, как делаете это вы. У меня есть два младших брата. Они были маленькие, когда я покинула дом, но сейчас они — молодые мужчины и будут воевать. Я боюсь, что клинки моих новых друзей будут проливать мою кровь.

Вали выслушал и кивнул, но сказал:

— Любой, кто борется за Ивана — враг. Мы не можем выбирать, и я хочу увидеть, что между ним и моим топором не останется ни одного человека. Он должен заплатить.

Глядя вниз на свои руки, сложенные на коленях, Ольга кивнула.

— Да. Так и должно быть.

Бренна повернулась к мужу.

— Какой совет ты ищешь?

— Я хочу выступить против Ивана сейчас. Я чувствую, что просто не выдержу ожидания. Я хочу отплатить ему тем же. Мы можем ударить ночью, малыми силами, и уничтожить все, что он держит.

— И для тебя это — справедливость? Красться, как воры? Я не могу поверить, что Вали Грозовой Волк хочет действовать таким образом. Я хочу видеть глаза мужчины, который отнял у нас нашего сына.

— Мы не можем ждать, мы не сможем бороться с Тумасом и Иваном. И Бренна, ты вообще пока не можешь сражаться.

Во время этого разговора Бренна забыла, что еще слаба. Она забыла про свои раны и свою боль. В эти несколько минут она чувствовала себя сильным и энергичным воином. Слова Вали ударили ее, и она вспомнила все это и вдруг почувствовала слабость.

Он притянул ее ближе.

— Моя любовь?

— Все хорошо, — она глубоко вздохнула и снова обрела самообладание. — Что сказал Леиф?

Вали нахмурился в раздражении, но ответил.

— То же, что и ты. Он считает, что мы должны спланировать прямую атаку на время ближайшей оттепели. Он думает, что снег и холод заставят Ивана сидеть на месте, как заставляют сидеть нас.

— Если мы потеряем бойцов в сражении против Ивана, мы будем слабее против Тумаса. У него уже больше сил, чем у нас.

— Что ты говоришь?

— Это ты говоришь, Вали. Мы не можем сражаться с Иваном и Тумасом и надеяться победить обоих. Возможно, риск еще больше как раз потому, что они не союзники. Разве нам не нужны корабли и люди, чтобы сразиться с Тумасом?

— Мы не можем знать, когда они приедут.

— Я не могу говорить о намерениях Снорри, но Эйк хотел приехать в начале сезона. Мы послали домой большое богатство, и он захочет увидеть эту землю. Я думаю, что он решит отплыть с началом весны. И это улучшит наши шансы.

— Снова я спрошу тебя, жена: что ты скажешь?

— Я думаю, что ты прав. Нам надо отплатить Ивану. Но не красться в ночи и уничтожать, нет, мы должны сделать, как сделали здесь, с Владимиром. То есть, нам нужны живьем и скот, и деревенские жители, такие, как семья Ольги, которые могли бы нам пригодиться. Нам нужно только уничтожить солдат и самого принца. Возможно, мы можем предложить нашим ярлам еще больший подарок.

Она повернулась к Ольге.

— Есть ли способ связаться с твоей семьей?

— Я вижу их только раз или два в год, на рынке. Но да, я могу послать им весточку. Я знаю, посланник может спокойно проехать в село.

— Жители любят своего принца?

Улыбка Ольги была кривой.

— Только настолько, насколько нужно, чтобы сохранить свою жизнь. Владимир был добрее, и вы видели, как он относился к своим подданным. И моя семья не единственная, которую разрушил Иван.

— Ты думаешь, что, если мы нападем, деревенские жители нам помогут.

Голос Вали выражал и понимание, и восхищение. Он откинулся назад и посмотрел куда-то в пространство. Бренна знала, что он обдумывает план.

— Да. Мы подождем, пока весточка Ольги дойдет до деревни. Тогда мы ударим. Возможно, он ждет нас, но не ожидает, что его собственные люди вдруг станут бороться против него.

— Хорошо, Бренна. Я расскажу все другим, — он снова наклонился вперед и взял ее руки. — Но ты не можешь сражаться. Мне жаль.

— Я понимаю.

Вот, что она сказала. Но она могла бороться. Она сможет. Чтобы подготовить весточку для деревенских жителей и передать ее, и узнать ответ, потребуется время. Это займет дни. Она успеет окрепнуть. Ей хватит времени, чтобы вернуть свои силы.

И она хотела посмотреть этим людям в глаза.

Вот что она имела в виду, когда сказала, что понимает.

Что она будет бороться. Что их сын будет отмщен.

oOo

Бренна была в постели, когда Вали пришел снова. Она заставила себя оставаться в вертикальном положении в течение большей части дня, и отпихнула Ольгу прочь, когда та попыталась помочь ей идти. Теперь она почти дрожала от боли и усталости, и едва не плакала, когда легла и позволила себе расслабиться, но это не имело значения.

Дни ее беспомощности закончились. Бренна была воином, и скоро будет готова к бою.

Вали стащил тунику и скользнул под пушнину к ней. Он оперся на локоть, чтобы поцеловать ее в лоб и пощекотать щетиной щек ее гладкую кожу.

— Им нравится твоя идея. Мы подготовим сообщение для жителей завтра или послезавтра.

Она улыбнулась.

— Это хорошо.

— Да. Бездействие сводило меня с ума. Я клянусь своим топором, Бренна. Иван заплатит. Верь мне.

— Я верю.

Бренна верила ему, и она верила, что будет с ним. Она знала, что пока говорить об этом не стоит. Вали никогда не согласится, он не поверит, что она к тому моменту будет достаточно сильной, и здесь и сейчас он будет прав.

Но она будет достаточно сильной. Даже если сражение будет завтра, она заставит себя собраться с силами. Если она умрет, то она умрет, сражаясь против человека, который забрал ее ребенка.

— Ты бледная сегодня, Бренна. Снова слабость?

— Нет. Только устала.

Он поцеловал ее в щеку.

— Тогда мы не будем говорить. Давай спать.

Она поймала его за плечо, прежде чем он успел отвернуться. С момента, как она потеряла ребенка, Вали относился к ней с нежностью и лаской. Но не как муж. Даже лежа рядом с ней ночью в постели, голым, он сохранял дистанцию между ними. И она чувствовала себя одинокой.

— Вали, Поцелуй меня.

Он нахмурился.

— Бренна, ты все еще кровоточишь. И грудь… Ольга сказала…

Она прервала его нетерпеливым вздохом.

— Я знаю, что сказала Ольга. Я не имею в виду тебя внутри меня. Но ты не хочешь меня поцеловать? Ты больше не хочешь меня?

Он издал странный звук, и Бренна не сразу поняла, что это был смех.

— Да, любовь моя, я хочу тебя. Я хочу тебя просто невыносимо. Даже когда мое сердце разбито на осколки, я хочу тебя. Увидев тебя у огня сегодня, я едва не задохнулся от желания.

Он взял ее за руку, вытащил ее из-под шкуры и опустил ее вниз к своему орудию, горячему плотному и жесткому.

— Я хочу тебя и сейчас. Но я не зверь. Я буду держаться подальше, пока ты не исцелишься, пока ты не будешь готова.

Она коснулась его рукой, и он застонал и остановил ее.

— Ты относишься ко мне с такой заботой, что я чувствую себя одиноко. Я боюсь показать, что мне грустно от потери ребенка, потому что ты злишься и уходишь. Я боюсь показать, что я устала, потому что ты злишься и уходишь. Боюсь показывать слабость, потому что ты злишься и уходишь.

— Это правда, гнев сидит во мне. Он мучает меня. Но я не злюсь на тебя, Бренна. Боги, нет.

— Я знаю. Ты злишься на то, что случилось, на тех, кто это сделал. Ты пытаешься скрывать это от меня. Я понимаю. Но ты уходишь, и я остаюсь одна, грущу, обижаюсь, чувствую себя истощенной. Я была одинока всю жизнь, Вали. Я думала, там, где любовь, одиночества нет.

В его ярко-синих глазах горели шок и сожаление, и любовь.

— Прости меня.

Она подняла руку и погладила его бороду.

— Пожалуйста, Поцелуй меня.

Он приоткрыл рот и скользнул своим языком к ее языку впервые с того ясного утра, когда все еще было хорошо. Она коснулась отметинки на его языке, и он застонал, как всегда. Бренна подняла руки, игнорируя боль в груди, и схватила его за косу обеими руками.

Он прервал поцелуй, но не отстранился. Нависая над ней, тяжело дыша и глядя на нее своими яркими глазами, он сказал:

— Я люблю тебя.

— И я тебя, — наконец, снова почувствовав тепло любви, Бренна расслабилась и позволила себе отдаться чувствам. — Я хотела бы хоть раз подержать его на руках.

Вали дернулся, как будто она причинила ему боль. Но не ушел.

— Он был такой маленький, Бренна. Он помещался у меня в руке. Но он старался держаться. Я видел, как он сражался.

Его голос сорвался на последнем слове, и Вали опустил голову так, что его лоб почти коснулся ее щеки. Бренна повернула голову и прижалась губами к его виску.

Затем она почувствовала теплые, влажные капли на своей шее. Слезы.

Ничего не мог показать ей свою любовь больше, чем это. Вали показал ей свою уязвимость, поделился с ней своей болью.

Тогда она знала, что им обоим больно.

И она знала, что они оба снова станут сильными. Вместе.

Глава 14

Леиф провел пальцем по линии из деревянных щепок, которую Орм выложил на резном столе. Они сделали на столе в зале для отдыха настоящую карту Западной Эстландии, где были отмечены физические особенности земли и места расположения замков и деревень. На месте расположения городского рынка Мирканди была точка, которую принимали за центр: Тумас владел землями на север от нее, Иван — на юге, а Владимиру принадлежали земли на западе, вдоль большей части побережья. Владения Владимира, теперь их собственные, были самыми крупными из трех.

— Иван продолжает патрулировать эту местность, он устроил наблюдательные посты здесь, здесь и здесь. Вот здесь лес проходит очень близко от замковой стены. В лесу Иван уязвим. Но пока мы знаем только то, что селяне с нами, и как многие говорят, будут за нас бороться. Мы не знаем, насколько их воины натренированы и насколько готовы следовать нашему плану.

Вали наклонился вперед и передвинул несколько щепок подальше от большой стопки, которая обозначала налетчиков. Он пододвинул их в сторону леса.

— Тогда лучники уйдут в лес. Стэн, Ганс, Бьярке и Георг. Они прикроют деревенских жителей и будут направлять их в соответствии с нашим планом, если это окажется необходимо. У нас нет необходимости в лучниках, а эти четверо владеют луком лучше, чем клинком.

Выслушав протестующие возгласы, он посмотрел на остальных.

— Я не имею в виду, что вы слабее, друзья мои. Ваши луки могучие и стремительные.

Леиф изучил лежащие на столе щепки, потом разделил оставшуюся кучу на три группы. Он считал щепки, одновременно излагая план.

— Каждая группа занимает контрольную точку, затем перемещается к стене. Стена высокая, но в плохом состоянии, и на нее будет легко взобраться, если отвлечь стражу. Вали, Орм и я поведем два отряда прямо к воротам. Мы пойдем так, как если бы мы вели все войско, что у нас есть. Астрид и Харальд обойдут замок с двух сторон, чтобы разрушить стены. Жители деревни нападут из леса, — Леиф сделал шаг назад и осмотрел стол. — Мы обрушимся на них со всех сторон.

Орм провел обветренной рукой по своей длинной седой бороде.

— Если жители помогут нам, как и обещали, они проползут как муравьи и захватят замок. Это будет хаос, — он улыбнулся. — Идея Бренны хороша. Надо использовать его собственных подданных против него.

Бренна должна была быть на этом собрании. С тех пор, как Вали обратился к ней за советом, она проводила на ногах все больше и больше времени, и накануне вечером он даже помог ей спуститься вниз, чтобы разделить ужин с остальными. К вечеру обычно она была измотана, но он видел, что она исцеляется, набирается сил.

Но когда он сказал ей, что они получили ответ от деревенских жителей из владений Ивана и попросил ее присоединиться к ним в планировании похода, она своим отказом лишила его дара речи. После всех ее слов про «взаперти» и разговоров о пренебрежении, она отказалась присоединиться к налетчикам в планировании нападения, а ведь это фактически была ее идея.

Он предположил, что было слишком болезненно для нее быть вовлеченной в обсуждение боя, в котором она не сможет участвовать. Он помнил свою беспомощность в палатке Свена и понимал ее разочарование: быть воином и быть отрезанным от войны — эта мысль съедала заживо.

— Лидер, который обращается со своим народом, как с животными, должен понять, что животные иногда кусаются.

Яан произнес эти слова, врываясь в мысли Вали, и мужчины и воительницы, стоящие вокруг резного стола, обратили на него свое внимание. Он был молод и порывист, и он был крестьянин, фермер. Но за те месяцы, что Вали знал его, молодой человек стал натренированным и жестоким, как большинство налетчиков. Вали подумал, что стоит предложить ему уплыть с ними. Он оставит дома отца и сестру, но таков был удел молодых: они покидали отчие дома и строили свои собственные.

— Скажи нам, Яан. Укусят ли деревенские жители принца Ивана?

Яан заметил, что на него все смотрят и его все слушают, и плечи его поникли. Отвечая, он сначала что-то пробормотал себе под нос, пока не обрел уверенности в себе, и потом заговорил на своем языке.

— Я… Я… Я всегда жил в этом месте. Мои родители и их родители, и их родители до них, мы все жили здесь. Владимир владел этой землей всю мою жизнь. Он не был добрым человеком. Он забирал девушек из деревни, чтобы сделать их служанками в замке, и эти девушки, как мы знали, занимались… другими… обязанностями, не теми, которые должны исполнять девушки. Жестокие обязанности. И он забирал плоды нашего труда и создал из него свое богатство, а мы каждую зиму умирали от голода. Самый слабые из нас часто голодали.

Он замолчал и тяжело сглотнул, в тихой комнате этот звук услышали все.

— Вторжение орды монстров из-за моря спасло нас. Мы знаем, что произошло возле побережья. Многие из нас потеряли семьи в этот день. Мы знаем, как вы обращались с теми, кого захватили в плен — так же, как Владимир обращался со своими служанками. Мы все знаем. И еще теперь вы наши друзья. Потому что мы знаем, что вы не монстры, но яростные и безжалостные воины. И мы знаем, что вне войны вы можете быть справедливыми. Трудная была жизнь при принце Владимире, так что теперь лучше.

Он снова замолчал, но теперь его взгляд обежал вокруг стола, и Вали подумал, что эта пауза — для эффекта.

— Владимир был жесткий, несправедливый человек. Иван хуже. Восстанут ли против него крестьяне, если будут знать, что они не одиноки? Да. И припомнят ему всю его несправедливость и похоронят его вместе с ней.

oOo

Вскоре после того, как они составили план, Вали поднялся, чтобы рассказать Бренне, что они выдвигаются на следующее утро, если будет хорошая погода, а также чтобы спросить ее, сможет ли она спуститься и присоединиться к вечерней трапезе. На лестнице и коридоре было тихо; Бренна в течение последних дней уже чаще оставалась одна, так как ей уже было нужно меньше ухода. Даже Ольга снова начала заниматься своими замковыми обязанностями.

Вали открыл дверь. С тех пор, как Бренна заболела, он всегда стучал, прежде чем войти, так как никогда не был уверен, в каком состоянии может найти ее. В этот раз он не стал.

Он застыл в дверном проеме, увидев свою жену, так тяжело болевшую всего лишь две недели назад. Бренна стояла посреди спальни, в руках у нее был меч, занесенный как будто для удара.

Замерев от неожиданности, Вали все же разглядел, что она была насквозь мокрая от пота, ее одежда для сна стала почти прозрачной и прилипла к ее телу, ее волосы намокли и завитки упали на ее покрасневшее лицо.

Она двинулась первой, опуская меч в сторону и стоя прямо. Ее глаза смотрели на него, не моргая и вызывающе.

Справившись с шоком, Вали шагнул в комнату и закрыл дверь.

— Бренна! Что это?

Он видел, что она дрожит от усталости и едва дышит, но она вела себя так, если бы она не устала. Повернувшись на каблуках, она подошла к столу и взяла ножны. Сунув меч в ножны, Бренна повернулась к Вали, чтобы снова встретиться с ним взглядом, и заговорила.

— Я хочу драться с тобой.

— Нет.

Ее глаза вспыхнули от его категоричного отказа, и ее блестящий правый глаз засветился особенно ярко, целым калейдоскопом цветов.

— Ты думаешь, меня это остановит?

Он думал. Она была не в состоянии сражаться, и он не собирался подвергать ее риску — или позволить ей подвергнуться риску самой. Пересекая комнату, он протянул руку, намереваясь взять ее за руки, но она отступила назад и поставила между ними высокий стул. Вали остановился, и они посмотрели друг на друга почти как враги.

— Бренна, ты не достаточно сильная, чтобы сражаться. Посмотри на себя — ты дрожишь, промокла насквозь, и в этой комнате одна. Как ты собираешься сражаться с вооруженным воином?

— Я могу сражаться, и я буду, — она скрестила руки на груди как капризный ребенок.

Не в силах понять причину ее безрассудства, не понимая, как она может игнорировать очевидную причину, Вали даже не разозлился. Он был слишком потрясен для гнева.

— Это твой аргумент? Ты просто пойдешь сражаться?

— Я не хочу спорить. Я информирую тебя.

— А если мы поедем без тебя? — это было единственное, что он смог придумать, чтобы удержать ее, не привязывая к кровати. Задав вопрос, он уже начал планировать — он поговорит с Леифом, и они уедут в темноте до рассвета.

— Тогда я поеду за вами, — Бренна тяжело вздохнула, и он увидел, как ее лицо исказилось от от боли, которую она попыталась скрыть. — Вали, между нами не будет ссоры. Я присоединяюсь к вашей группе, или я еду в одиночку, но я сражаюсь. Эта месть — моя, и не меньше твоей. Больше.

— И потому ты рискуешь собой, чтобы отомстить?

— Бой — это всегда риск. И боль — всегда цена. У тебя нет голоса в этом вопросе, муж. Я теперь — сосуд только для своей собственной души.

— И тебе нет дела до моей души? Как она будет жить, если я потеряю тебя?

— Я переживаю за тебя так же сильно, как ты за меня. Мы — воины. Наша жизнь — это риск. Я долго была воином до знакомства с тобой. Хотя это правда, я не так сильна, как могла бы быть. Ты ведь знаешь, сила и огонь приходят в праведной борьбе. Этот мужчина забрал у нас кое-что важное. Я не позволю себе отказаться от шанса отомстить ему. Я не позволю тебе забрать у меня этот шанс. Я сражаюсь. С тобой или в одиночку.

Он видел, что она права: между ними не будет ссоры. Никто не выиграет этот бой. Брена приняла решение, и она была упряма и решительна. У него был только один выбор: защищать ее в ее глупости. Любить ту Деву-защитницу, которой она была, и проследить за тем, чтобы она отомстила и выжила, чтобы рассказать историю своей мести.

— Ты не одинока, моя Бренна. И никогда больше не будешь. Если ты не видишь причину, я поддержу тебя в своем безумии.

Он обошел стул и взял ее в руки в свои. Когда он притянул ее к себе — аккуратно, зная, что независимо от ее жестоких слов, ей трудно — она покорно пришла в его объятия, по-прежнему холодная и мокрая от усилий. Он положил подбородок ей на макушку и обнял ее.

— Пожалуйста, не оставляй меня, — прошептал он.

— И ты меня, — последовал ее ответ.

oOo

В ту ночь Вали проснулся возбужденный и задыхающийся. Бренна лежала на боку рядом с ним, ее рука обвилась вокруг его твердого естества. Они не занимались этим с тех пор, как она была ранена, и теперь он был сильно возбужден. Но Ольга сказала ему, чтобы он держался подальше, пока не придет ее первая нормальная кровь. Вали знал, что у Бренны еще не прекратилось послеродовое кровотечение. Невозможно было жить в одной комнате и не знать этого.

Это была одна из его утренних великих забот: проснется ли она назавтра с кровотечением. Бренна окатила его презрением, когда он спокойно упомянул об этом накануне вечером, и спросила, неужели он считает, что она никогда не воевала во время месячных? Она настаивала, что разницы нет. Он считал по-другому, но ему пришлось оставить этот разговор.

Он многого не знал о внутренней работе тела женщины, и его это устраивало. Его мать была целительницей, и он знал кое-что о лечении ран, но она всегда прогоняла его, когда за помощью приходили женщины.

Ему было всего десять лет, когда она просто не пришла домой. И тогда остались только он и его ужасный отец.

Вали отогнал воспоминания прочь и остановил руку Бренны.

— Нет, любовь моя. Еще слишком рано.

Она подняла глаза и улыбнулась, светлые волосы упали на ее лицо.

— Я не хочу принимать тебя. Я бы доставила тебе удовольствие вот так, если ты позволишь мне.

Чтобы продемонстрировать свои намерения — как будто он мог этого не заметить — она убрала его руку и скользнула своей свободной рукой к вершине, а затем обратно вниз, к его телу, позволяя пальцам задеть растущие там волосы.

Застонав, он убрал волосы с ее лица.

— Тебе не тяжело так лежать?

Она лежала на боку, приподнявшись на локте.

— Нет. Только тянет, но не больно. Ты слишком много волнуешься, — пока она говорила, ее рука двигалась туда-сюда, сжимая и чуть отпуская, как будто доя его.

— Я имею право переживать, — он вздохнул и расслабился, отдаваясь ее рукам.

oOo

Он поднялся раньше Бренны и оделся в сером рассветном сумраке. В душе Вали еще жила крохотная надежда на то, что она может передумать, сейчас, когда настал день отъезда. Но она проснулась, когда он уже собирался покинуть комнату.

— Ты не хотел улизнуть, я надеюсь, — ее голос был легким и дразнящим, но глаза смотрели внимательно

— Конечно, нет, — он подошел к кровати и поцеловал ее в лоб. — Я позабочусь о том, что Фрейю оседлали, и буду ждать тебя.

Он хотел спросить, как она себя чувствует, но знал, что вопрос Бренна воспримет в штыки, поэтому ограничился тем, что оглядел ее — и счел ее вид приемлемым. В течение нескольких дней после смерти их сына цвет лица Бренны был ужасный, страшный, серый. Но в это утро слабый румянец выступил на ее щеке. Он поцеловал ее к щеку и оставил ее готовиться.

Оказавшись в зале, Вали наложил себе в миску ячменной каши из котла, висящего над огнем. Суета в комнате вызвала в нем воспоминания. Они все готовились к бою. Они превратили жителей в воинов. С ними были еще две молодые деревенские женщины, которые заплели волосы и надели галифе, как Девы-защитницы. Астрид обучила их обеих.

Зал был полон мужчин и женщин, наполняющих свои желудки теплой пищей и готовящихся к бою. В комнате витал дух воинственности, сочетающий в себе облегчение матерых вояк, с нетерпением ожидающих момента дать ярости выход, и томительное ожидание новичков, еще не знающих, с чем столкнутся.

Вали, закаленный воин, на сердце и в разуме которого была невыносимая тяжесть, доел кашу и сунул топоры в кольца на поясе. Он носил тяжелую шерстяную тунику, но пояс завязывал не туго, чтобы можно было легко его снять. Даже в этой новой оттепели он будет бороться с голым торсом, его тело будет свободно.

Затем он облачился в шкуру своего волка.

Готовый к бою, он вышел в конюшню, седлать своего коня и коня жены. Леиф был уже там, ведя свою оседланную лошадь, вороного жеребца, к открытой двери. Увидев Вали, он остановился и кивнул.

— Она придет?

— Ты давно ее знаешь. Как думаешь, я мог бы отговорить ее?

— Как я и думал, — Леиф усмехнулся. — Мы все будем следить за ней. Один из нас будет всегда рядом с ней.

— Я буду с ней рядом.

— Вали, ты со мной ведешь отряд. Ты наверняка окажешься вдали от нее. Но она не будет в одиночестве.

— Я буду рядом с ней, и она будет рядом со мной. У нее будет ее месть. У меня — моя.

Два друга молча смотрели друг на друга, и потом Леиф кивнул.

— Как угодно, — он слегка дернул поводья и повел лошадь прочь из замка.

Выведя из конюшни своего коня и лошадь Бренны, Вали уселся в седло и стал ждать, глядя на ворота замка и держа в руке вожжи Фрейи.

Бренна назвала свою лошадь; кажется, больше никто из них не давал скакунам имен. Были в ее характере эти маленькие сентиментальные черты — дать имя животному, дразнить веревочкой полудиких кошек и котят, охотящихся на замковых вредителей, учить сельских детей играм и песням. Когда Бренна готовила, она пела. Он прошел через кухню однажды днем, когда она там работала. Ее голос был нежным, но более высоким, чем он думал. Бренна тогда носила его ребенка, и он решил, что поет она для него.

Вали проглотил твердый комок печали, которая заполнила его горло при воспоминании.

Бренна вышла из замка, и гордость за нее заставила его отбросить свое горе и свое беспокойство в сторону. Она стояла там, прямая и сильная, одетая в кожаную тунику, с затейливо заплетенными волосами. Она была готова к битве. Ее меч и щит были приторочены к спине, и кинжал был закреплен на бедре.

Бренна обвела черным глаза и нарисовала лучи вокруг своего правого глаза. Око Бога. В битве она принимала данное ей имя.

Его воительница, готовая обрушить правосудие богов на тех, кто осмелился причинить боль ей и тем, кого она любила.

Все люди вокруг них занимались подготовкой к отъезду — кто-то поправлял седло, кто-то туже затягивал подпругу, кто-то седлал лошадей. Но когда Бренна Око Бога вышла из замка, все остановились и посмотрели на нее. Все они знали, конечно, как ей было больно, знали о потере, и все они знали, что она хотела бороться.

Вали подумал, что историй о ней в случае успеха станет в десять раз больше. Если она осуществит свою месть и вернется обратно в замок, она станет известна и почитаема, как сама Брунгильда (прим. Брунгильда — супруга Сигиберта I, короля Австразии, дочь вестготского короля Атанагильда и Госвинты (Госвинды). Имя Брунгильда переводится с древневерхненемецкого как «Закованная в броню воительница»).

Бренна встала между лошадьми и подняла руку, чтобы забрать поводья Фрейи. Он протянул их ей. Они не улыбнулись друг другу, ибо не время это было для улыбок, но глаза их встретились и сказали все, что должны сказать: в их взглядах были гордость и любовь, и преданность.

Она запрыгнула седло легко, без каких-либо признаков дискомфорта. Только правый глаз дернулся. Кроме Вали этого не увидел никто, и он знал, что ей было больно подняться в седло. Но она была могучей воительницей, шедшей на праведный бой, и ее боль не имела значения.

— Бок о бок, воительница. Мы останемся вместе.

Она кивнула и одарила его почти незаметной улыбкой, просто ухмылкой, застывшей на мгновение в уголке ее рта.

— Мы спасли друг друга. Мы обречены на это, я верю.

— Так и есть.

Он пустил свою лошадь вперед, и Бренна сделала то же самое, и вместе с Леифом они повели отряд через ворота замка.

Глава 15

Утро было ясное и холодное, но восход солнца принес тепло. Бренна скакала между Вали и Леифом и вдыхала запах перемен — дело шло к весне. Зима держалась долго и упорно, но лето, наконец, стряхнуло с себя ее тяжелый плащ.

Снега в самые суровые дни зимы выпало столько, что сугробы были в разы выше Вали, а замок замело до вторых окон, и даже сейчас налетчики ехали на лошадях или шли пешком по снегу, в который проваливались по колено. Он таял быстро в этот день, третий в череде теплых дней и пока самый теплый из них.

К тому времени, как они остановились, чтобы отдохнуть и накормить лошадей, им уже пришлось идти по грязи.

Вали соскочил с коня и подошел к ней. Когда его руки поймали ее за бедра и помогли сползти с седла, Бренна послала ему раздраженный взгляд через плечо, но не стала сопротивляться и позволила ему поставить ее на землю. Ей было больно, и она превозмогала боль. Несколько часов в седле на лошади, идущей рысью — и грудь заболела так сильно, что каждый вдох словно застревал в горле. Бренна нуждалась не только в помощи, чтобы спрыгнуть на землю. Ей было нужно простое прикосновение его сильных любящих рук.

Он повернул ее к себе лицом, а затем погладил по щеке.

— Ты бледна снова, моя любовь.

Не став отрицать, Бренна поймала его руку своей рукой и улыбнулась.

— Мне это нужно, муж. Мое желание отомстить будет поддерживать меня.

Посмотрев в ее глаза, он кивнул.

— Используй это время, чтобы отдохнуть. Я принесу тебе еду и питье.

— Спасибо. Сначала мне нужно отойти, я на минутку.

Понимая, что у нее есть личные заботы, он снова кивнул и наклонился к ее лицу. Ощущая спиной твердую спину Фрейи, Бренна обвила руки вокруг шеи мужа, игнорируя тянущую боль в ребрах, и самозабвенно поцеловала его.

Его руки сжали ее зад. Вали прижал ее так крепко, что она почувствовала его возбуждение, даже сквозь мех и кожу. На миг Бренна забыла обо всем. Не осталось ничего, кроме их любви, физической и духовной.

Поцелуй был неторопливым, и отпуская ее, Вали прошелся языком по ее губам. Она вздохнула и открыла глаза.

— Я люблю тебя.

Он прикоснулся своим лбом к ее.

— Ты держишь мое сердце в своих руках. Держи его крепко.

oOo

Поев соленую треску и хлеба и выпив воды, налетчики оглядели своих коней. Лошадей покормили зерном, а потом очистили копыта от налипшей на них грязи. Бренна оперлась о круп Фрейи, очищая грязь, когда на нее упала тень.

Леиф стоял рядом с ней.

— Позволь мне.

— Моя лошадь — моя забота.

Он положил руки ей на плечи и отодвинул ее в сторону.

— Я тот, кто научил тебя этому правилу, а значит, я сам могу его нарушить.

Вали, который тоже занимался своим конем, выпрямился и некоторое время просто смотрел на них, затем кивнул Леифу в знак благодарности.

Бренна задумалась на секунду, затем повернулась к Леифу, который уже держал копыто Фрейи.

— Кажется, вы сговорились.

— Мы сговорились защитить тебя от последствий твоего глупого рвения? Так и есть.

Ольга тоже сказала, что она ведет себя глупо. Казалось, никто не понимал причин ее поступка. Но она была удивлена тем, что Леиф тоже вел себя так, словно осуждал ее.

— Ты понимаешь, Леиф. Я знаю, что ты понимаешь. Возможно, даже больше, чем Вали.

Он отпустил очищенное от грязи копыто Фрейи и обошел ее сзади, поглаживая по крупу. Бренна последовала за ним, желая продолжить разговор.

Леифу было лишь на несколько лет больше, чем Бренне. Он был не старше Вали, и казался моложе, с тяжелой, длинной гривой золотистых волос, ровным прекрасным лбом и густой, но подстриженной бородой. Но в такие моменты его голубые глаза светились темным светом мудрости.

Она знала его историю не потому, что они были близки еще до похода в Эстландию — до Вали у Бренны не было друзей или даже приятелей, но потому, что его трагическая история была известна во всех концах Гетланда.

Он женился совсем молодым, едва получив звание воина — как и было заведено у их народа. Леиф почти не знал свою такую же юную невесту до брака, но они жили хорошо, и она родила ему шесть детей. Трое умерли в младенчестве. Дочь и два сына выжили. Лихорадка забрала его дочь на пороге ее совершеннолетия. Один сын утонул. Его жену и будущего седьмого ребенка убили те же налетчики, что едва не убили жену ярла Эйка и его детей.

Из всей его семьи выжил только его сын Эйнар. Эйнар, который был зверски убит принцем Владимиром, и смерть которого повлекла за собой ужасную резню.

Если кто-то и знал, что такое боль потери и жажда мести, то это Леиф Олафссон.

Взяв Фрейю за заднее копыто и начав счищать с него грязь, Леиф ответил:

— Да, Бренна, я понимаю. А еще я понимаю твоего мужа и знаю, как больно ему будет жить без тебя. Это как рана в сердце, которая никогда не сможет зарасти.

— Я думаю, что если бы я осталась дома, Вали не стало бы легче. Я чувствовала себя измученной в эти последние недели. Я не знаю, как это — отказываться от борьбы и ждать.

Леиф отпустил копыто Фрейи и выпрямился. Он был почти такой же высокий и широкоплечий, как Вали, и Бренна откинула голову назад, чтобы оставаться с ним лицом к лицу.

Он улыбнулся.

— Ну, посмотрим, сможешь ли ты найти то, что так ищешь.

oOo

Солнце двигалось на запад, но было еще достаточно светло для сражения, когда Леиф и Вали, как один, ринулись вперед.

Они ехали по лесу, и Бренна уже заметила признаки человеческого присутствия — протоптанные людьми и лошадьми тропы, сметенный в сторону снег. Они проходили по охраняемой территории.

Леиф поднял руку, и всадники остановились. По сигналу Ганс и Бьярке выехали вперед с луками в руках. Леиф и Ганс двинулись в одном направлении, и Вали и Бьярке — в другом. Бренна знала, что они делают — высматривают передовой патруль. Если они что-то заметят, у лучников будет возможность убить их тихо, без шума.

Орм подъехал к Бренне.

— Вали рассказал наш план? — тихо спросил он.

— Да. Три группы. Стрелки и жители деревни организуют четвертую, они пойдут сзади. Мы разделимся прямо сейчас?

В непосредственной близости сражения с тела Бренны слетела боль и усталость. Она чувствовала, как барабаны боя уже бьются в ее груди, придавая ей сил и наполняя огнем.

— Да. Вы едете с главным отрядом, к воротам. Астрид и Харальд поведут две пеших группы к стенам. Когда разведчики вернутся, Ганс и Бьярке присоединятся к Стену и Георгу и направятся в лес, чтобы соединиться с жителями поселка.

Позади нее несколько всадников спрыгнули на землю. С большой повозки, которая следовала за ними, тоже сошли воины. Они сгруппировались с остальными и по указанию Харальда и Астрид разделились на отряды.

Когда она повернулась и оглядела свой разделившийся на группы отряд, он уже не показался ей таким большим.

— Это хороший план, Бренна Око Бога.

Бренна удивленно повернулась к Орму. Она не слышала это имя уже много месяцев. Звук его не разозлил ее, как бывало раньше. Она стала другой за эти месяцы в замке, среди своих первых друзей, рядом со своей первой любовью, в своем первом доме. Она больше не была только Оком Бога. Теперь она была Бренной, которая становилась Оком Бога только тогда, когда держала щит и меч.

И сейчас она осознала, что это имя ей нравится.

Возница и его помощник собрали поводья лошадей без седоков и повели их прочь, в глубокие леса. Они будут ждать возвращения налетчиков.

Все они ожидали возвращения разведчиков.

Леиф и Ганс вскоре вернулись, остановив коней почти вплотную к Бренне и Орму.

— Никаких признаков патруля. На востоке все тихо.

В ожидании Вали и Бьярке, Бренна почувствовала стеснение в груди, и оно никак не было связано с ее травмой. Каждый вдох, каждое биение сердца, казалось, длились бесконечность.

А потом она увидела его, и у нее от облегчения закружилась голова. Он подъехал, хмурясь и ухмыляясь, как всегда делал в бою, но ухмылка сменилась улыбкой, когда он остановил скакуна.

— В отряде было трое. Мы подошли сзади, и Бьярке снял всех троих, прежде чем они смогли развернуть лошадей, — он протянул руку и ударил мужчину по руке. — Эту историю я буду рассказывать всю свою жизнь, мой друг.

Бьярке стыдливо ухмыльнулся, а затем повернулся и направился в сторону других лучников. Все четверо кивнули лидерам отряда и поскакали прочь. Они будут прочесывать лес, оставаясь в седле, прикрывая остальных.

Пришла пора. Леиф и Вали дали отряду команду готовиться, а затем заняли свои позиции во главе линии всадников. И снова они встали по обе стороны от Бренны, а Орм переместился во второй ряд, позади нее. Вали уже снял свою тунику, и его массивная грудь вздымалась в предчувствии схватки.

Молча они вышли на дорогу и направились к воротам замка. Те, кто нес щиты, вытянули их вперед. Бренна тоже почувствовала себя спокойнее с привычной тяжестью щита на руке.

Ворота со скрипом открылись, и из замка выехал вооруженный отряд. Вел их всадник в дорогих сверкающих доспехах. Бренна обежала взглядом верхню часть стены в поисках лучников, но ничего не увидела. Она ни на минуту не позволила себе расслабиться и успокоить себя мыслью, что в замке нет лучников, чтобы охранять стены. Наверняка они были, но, как и планировалось, их застали врасплох. Удержать лучников, не дать им подняться на стену — как раз это и было задачей деревенских жителей.

Лидер отряда заговорил, но познания Бренны в языке Эстландии не позволили ей понять все до конца. Ей показалось, что она услышала слово «tulid» — то есть, «прийти», и голос всадника поднялся на этом слове в вопросительной интонации, так что она догадалась, что он спросил, зачем они пришли.

Леиф махнул рукой, и справа от нее, между ней и Леифом, мимо ее головы пролетело копье. Оно засело у одного из всадников в горле.

Они пришли не для разговоров.

Когда воин упал, налетчики спрыгнули со своих коней и погнали их прочь, подальше от драки. Бренна повернулась к Фрейе и отвесила ей резкий шлепок по крупу, прогоняя ее с громким, пронзительным «Ха»! Кобыла понеслась за своими собратьями. Таким образом, они спасли лошадей и убедились, что в бою не будет препятствий. Лошадь была хорошим средством передвижения, но не была оружием.

Бренна вытащила свой меч и бросилась в бой.

Они загнали солдат обратно в крепость, и когда налетчики расчистили проход, Бренна увидела, что жители деревни уже сражаются у задней стены, один за другим выхватывая из прикрытой соломой кучи вилы, деревянные колья, молоты, лопаты — инструменты, которые сейчас становились оружием в их борьбе за свою жизнь.

Лучники остановились на вершине стены и стреляли вниз и вдоль нее. Астрид и Харальд привели свои отряды на стены почти одновременно, как раз в нужный момент. Казалось, сами боги управляют этим боем.

У Бренны не было времени разглядывать хаос за пределами основного боя; она закружилась в водовороте налетчиков и солдат. Поставить щиты перед отрядом было нельзя, они были слишком далеко друг от друга. Поэтому она сосредоточилась на сражении, используя щит и меч, как оружие и как защиту, как ее и учили, а научили ее так хорошо, что ей вообще не приходилось об этом думать. Ей нужно было только увидеть, и в бою ее зрение менялось, позволяя ей видеть все вокруг.

Она заметила, что Вали постоянно сражается рядом. Сражаясь, рядом с собой она постоянно видела его массивное незащищенное тело, слышала глубокий, яростный, звериный боевой клич. Леиф был недалеко. Каждый раз, когда она сделала шаг в сторону, за пределы основного боя, она оказывалась в центре, в окружении мужчин, которых она знала. Они направляли ее, защищая и блокируя удары, направленные в ее сторону — и не позволяли ей самой драться в полную силу.

Но она могла сражаться сама. Разозлившись, на этот раз на своих друзей, Бренна вскрикнула и прыгнула вперед, опередив и Вали, и Орма. Она наконец-то встретилась с врагом лицом к лицу, без защиты своих друзей, и ударила мечом в плечо ближайшего к ней воина, расчищая себе путь дальше.

Бренна оказалась во дворе замка — тут было не меньше хаоса, но больше врагов вокруг — и прежде чем она смогла вытащить из тела поверженного врага меч, Вали крикнул:

— ПОДНЯТЬ ЩИТ!

Инстинктивно, не зная, кому именно он это крикнул, она задрала щит — и пронзившая его стрела вонзилась в ее руку.

Она выдернула свой меч из тела солдата и добила его ударом в шею. Затем она ударила щитом об его тело, ломая торчащую из него стрелу.

Вали схватил ее.

— Оставайся рядом со мной!

Он тряс ее с каждым словом, его глаза казались дикими на окровавленном лице.

— Ты удерживаешь и меня, и себя тоже! Позволь мне сражаться!

Бренна поймала взгляд солдата, целящегося в Вали. Она ударила своего мужа щитом, заставляя его отшатнуться в сторону, заблокировала щитом удар. Взрыв боли ударил ее раненную руку, и это была ее первая боль в этом бою, но она отвела щит в сторону и вверх, рванулась вперед и ударила воина по руке с мечом. Потом развернулась и резким рубящим ударом снесла ему обе ноги

Покалеченный, он упал сначала на колени, а потом навзничь. Его шлем слетел с головы при падении, и Бренна увидела знакомое лицо. Оно было скрыто шлемом и пластиной для носа, когда она последний раз видела его, но она бы узнала эти глаза из тысячи глаз — светло-карие, цвета меда

Воин, который спас ее в лесу. Один из тех, кто перевернул ее сани и заставил ее преждевременно родить. Тот, кто повинен в смерти ее сына.

Он тоже узнал ее. Его глаза расширились.

— Halasta minu!

Она знала эти слова. Он просил пощады.

Наклонившись так, чтобы он услышал ее шепот даже в грохоте войны, она зарычала.

— Ei! Kõik surnud! (прим. переводчика: «Нет. Только смерть!» (эстонск.))

Убедившись, что он услышал и понял ее слова, она воздела меч и вогнала его в грудь.

Бренна выпрямилась и оказалась лицом к лицу с мужем. Они посмотрели друг на друга, а потом он взглянул того, кого она только что убила. Вали снова посмотрел на нее, и его взгляд был наполнен осознанием.

Затем он кивнул, и они вернулись к бою.

oOo

План сработал почти идеально. Часть команды Харальда попала под обстрел на стене, но та шестерка лучников, что успела открыть огонь, в конечном итоге все равно была убита. Одиннадцать деревенских жителей и еще двое налетчиков погибли. Наверняка воинов Ивана погибло больше, но их никто не считал. Бренна хотела бы знать, как выглядят братья и отец Ольги. Оставалось только надеяться, что они живы.

Отделяя своих погибших и от убитых воинов Ивана и тех, кто еще дышал, Леиф и Вали наткнулись на привязанного к коновязи человека в богатых доспехах. Кажется, это был какой-то вожак.

У Ивана на службе было несколько благородных вассалов, но очень маленькая армия. Нападение на отряд Бренны продемонстрировало весь уровень его безрассудства. Но ему наверняка удалось бы нанести реальный ущерб, или даже победить их в бою, если бы замок был готов к нападению.

Теперь, однако, его владение стало их владением, как и все его ресурсы — и их было не так уж и много. Его скот и запасы могли бы помочь пополнить кладовые и восстановить сгоревшую деревню. И, если бы жители согласились — а таков был план Леифа — то можно было бы объединить две деревни, помочь воссоединиться семьям и объединить силы.

Но сначала им нужен был принц Иван, который, как оказалось, уже улизнул.

Вали стоял кинжалом в руке и снимал кожу с руки последнего живого воина принца. Когда крики воина смолкали, Вали задавал ему один тот же вопрос:

— Kus on prints? (прим. переводчика: «Где принц?» (эстонск.))

— Ma ei tea! Ma ei tea! — причитал мужчина, и Вали снова начинал резать его. — Ma ei tea!

Я не знаю.

Вали отпустил руку воина, которая теперь была ярко-красной от запястья до локтя, и ткнул острием кинжала в живот пленника.

— Peatuge! Palun peatuge!

Стоп.

Вали остановился и спросил снова:

— Kus on prints?

— Tunnel. All köök.

Вали посмотрел на Леифа, а затем на Бренну. Они все поняли, что под кухней был туннель. «Кухня» была одним из первых выученных Бренной слов эстландского языка.

Затем он повернулся к Орму.

— Оставьте его в живых. Мы вернемся. Если вернемся без принца, то, — он указал своим кинжалом на воина, — его страдания не кончатся еще долго.

Леиф, Вали и Бренна направились в замок и отыскали кухню. Там под столом пряталась дородная старая женщина. Леиф присел и осторожно помог ей выбраться.

— Туннель? — спросил он, голос у него был добрый и успокаивающий.

Она указала на огромный камин. Дернув за кольцо сбоку, они нашли дверь. Она открылась, и Бренна и остальные увидели каменные ступени. Вали схватил факел со стены, и они пошли вниз.

Они нашли принца спрятавшимся в углубление в стене. Он не закрыл дверь, потому что не смог втиснуться в углубление целиком.

Бренна подумала, что если все принцы Эстландии такие, как те двое, с которыми они воевали — лжецы и трусы — то эта страна заслуживает того, чтобы быть захваченной. Эти дворяне воевали за спинами своих крестьян, а сами прятались в своих замках.

Вали вытащил Ивана за шиворот. Толстяк бормотал и лепетал, но Вали ударил его кулаком в лицо и заставил его замолчать по-настоящему. Затем он вскинул его тяжелое пухлое тело на плечо, присел на корточки, сгорбившись в узеньком пространстве, и они прошли через замок и вышли наружу.

Нужно было, чтобы наказание принца Ивана увидели.

Видя, что Вали несет принца, Орм вскрыл солдату горло, а потом отвязал его от коновязи, и его тело упало в кровавую лужу.

Вали наклонился и сбросил бессознательное тело принца на солому, в лужу крови своего последнего солдата. Затем он похлопал его по лицу, чтобы тот пришел в себя.

Когда принц сел, скорчился и снова забормотал, Вали заговорил за ним на языке Эстландии. Он говорил громко, обращаясь к князю и всем остальным. Бренна не поняла всего, что он сказал, но его жестов и тех слов, что она разобрала, ей хватило.

Он просил принца посмотреть на то, что сотворила его жадность, задуматься над тем, что вокруг него благодаря ей теперь одни враги. Он рассказывал людям, что они теперь свободны, что они теперь смогут жить хорошо, и предлагал жителям деревень объединиться.

Затем он поставил Ивана на ноги, сказал что-то другое, более спокойно, так, что Бренна не услышала, и ударил его топором в лицо.

oOo

Они уложили своих мертвых на тележку. Когда отряд прошел через ворота родного замка, ночь уже настала, было темно и холодно. Яркая, почти полная луна освещала их путь, было холодно, но в эту ночь холод не превратился в мороз.

Боги были с ними в этот день и ночь. Бренна хотела бы, чтобы они были с ними в ночь рождения ее сына, но она была благодарна и за такое.

Ее мучила боль. Ее грудь, казалось, была полна шипов. В нижней части спины и в животе было тесно, горячо. Раненая рука уже давно онемела. Если бы Фрейя не была такой покорной, и если бы не их взаимное доверие, Бренна вряд ли бы усидела в седле.

Когда Вали помог ей выбраться из седла, она не смогла сдержать резкий стон.

Он нахмурился.

— Быстро в кровать. Прямо сейчас. Я позабочусь о Фрейе и приду.

Она не стала спорить.

Она, однако, пошла навстречу Ольге, выбежавшей из замка, завидев возвращающийся отряд.

— Мы привезли тебе подарки, мой друг, — сказала она и взяла Ольгу за руку.

В самой середине спешивающегося с коней отряда налетчиков были два молодых человека, одетых в грубые шерстяные одежды, слишком легкие для зимы, но укрытые сверху мехами, которые им дали их новые друзья.

Братья Ольги. Ее семья. Оба были молоды, еще даже не носили бороды, но уже могли сражаться. Их отец не пережил налета. А мать давно умерла.

Увидев их, Ольга побежала вперед и обхватила руками их обоих, рыдая и прижимая их к себе. Чувствуя себя так, словно стала свидетелем какого-то интимного момента, Бренна повернулась и пошла в замок.

Долгий подъем вверх по темной лестнице в их комнату, по ее мнению, был самой трудной частью этого дня.

oOo

Прошло много времени, прежде чем Вали открыл дверь в комнату, но Бренна смогла за это время только снять с себя сапоги. Она сидела у огня, чувствуя усталость и боль, и слушала рев и смех друзей — внизу праздновали победу и выпускали из себя остатки боевой свирепости.

Бренна была зла. Она искала мести и нашла ее. Но душа не унималась. Месть не вернула ей сына. Не вернула друзей.

Вали подошел и присел рядом с ней. Впервые он увидел ее раненую руку, увидел кровь. Он поднял ее руку.

— Ты ранена.

Ее рука болела и болела сильно, но это была боль, которую она знала. Прошло слишком много времени, и рану уже нельзя было зашить. Останется шрам, но сейчас ее нужно было только промыть и перевязать. Она вытащила руку из его хватки.

— Несильно. Стрела прошла через щит, задела только плоть.

— Надо ее промыть и перевязать.

— Я все сделаю. Мне нужно некоторое время, чтобы отдохнуть.

И тут он удивил ее с улыбкой.

— Я рад, что ты не спишь. Женщины принесут нам ванну.

Несмотря на жуткую усталость, прекрасное слово «ванна» заставило Бренну улыбнуться и отбросить прочь беспокойные мысли и темные переживания.

— Я бы не отказалась.

Он пригладил волосы, выпавшие из ее косы.

— Внизу все пьют и празднуют, и рассказывают историю об Оке Бога, которая прошептала заклинание на ухо своему врагу, прежде снести ему голову, и которая поднялась и спасла Вали Грозового Волка, защитив его крепкой рукой со щитом, как если бы сам Один дал ей свою силу.

— Ты спас меня. Ты бы спас меня от всех врагов, если бы я тебе позволила.

— Я не боюсь величия моей жены. Они рассказывают и мою историю. И да, я бы постарался защитить тебя от всех врагов, хотя наверняка погиб ты тогда в этой схватке.

Она отвела его руку от своих волос и сжала ее.

— Мы спасли друг друга.

— Моя Дева-защитница. Мы обречены.

Он притянул ее руку к губам и поцеловал ее.

Стук в дверь возвестил о приходе женщин с ванной и горячей водой. Вали встал и крикнул:

— Входите!

Когда женщины вошли в комнату, он улыбнулся Бренне.

— И теперь я смиренно спрашиваю тебя, позволишь ли ты позаботиться о тебе сегодня вечером? Я хотел бы помочь тебе вымыться, и хотел бы перевязать твою рану, и я хотел бы держать тебя в своих объятьях, пока мы спим.

Мысли об этом наполнила глаза Бренны слезами. Она сморгнула их прочь, прежде чем они смогли упасть.

— Ты спасаешь меня каждый день, — прошептала она.