Окончательно мертв

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

На следующий день была пятница, не только мой выходной, но и день моего свидания, так что, считай, красный день календаря, и портить его уборкой я решительно отказалась. Хотя на дворе было еще холодновато, я все же позволила себе одно из любимых моих занятий: надела бикини, смазалась и пошла лежать на солнце в шезлонге, купленном на распродаже в «Волмарте» в конце прошлого лета. Я взяла с собой во двор книжку, приемник и шляпу. В переднем дворе было меньше деревьев и цветов, где могут водиться кусачие насекомые. Я читала в свое удовольствие, подпевала песням по радио и красила ногти на руках и на ногах. Хотя сперва я покрылась гусиной кожей, но быстро согрелась под солнцем, а ветерка, от которого могло стать холодно, не было.

Я знаю, что солнечные ванны — это зло, что это плохо, что потом мне это еще аукнется… все это знаю. Но это одно из немногих доступных мне удовольствий.

Никто меня не навестил, телефона я не слышала, а раз солнце уже вышло, то вампиры попрятались. И я отлично провела это время, принадлежащее только мне. Где-то около часу дня я решила смотаться в город за продуктами и новым лифчиком, а по дороге остановилась у почтового ящика за Хаммингберд-роуд — посмотреть, не проезжал ли уже почтовый фургон. Ага, счета за кабельное и за электричество уже лежали в почтовом ящике, что хорошему настроению не способствовало. Но за зирсовским каталогом притаилось приглашение на свадебный прием у Халли. Ну… да. Я удивилась, но удивилась приятно. Конечно, я жила рядом с Халли в одном из домов Сэма пару недель, пока мой дом ремонтировался после пожара, и мы в это время каждый день виделись. Так что это нельзя было назвать совсем уж натяжкой — что она включила меня в свой список приглашенных. Впрочем, быть может, она была рада, что случай с Коди так быстро разрешился?

Я немного получаю приглашений, и потому это усилило во мне ощущение благополучия. Три других учительницы будут вести смотрины у невесты, и подарки намечались кухонные. И прекрасно, поскольку я все равно еду в супер-центр «Волмарта» в Клариссе.

Как следует подумав, я купила двухквартовую кастрюльку «Корнинг-вэйр» — они всегда пригодятся. (Еще я купила фруктовый сок, острый чеддер, бекон, оберточную бумагу и очень-очень красивый синий лифчик с трусиками под цвет… Но это уже к делу не относится.)

Добравшись до дома и выгрузив покупки, я завернула коробку с кастрюлькой в серебряную бумагу и завязала большой белый бант. Записала дату и время приема в календарь и положила приглашение на подарок. На смотринах невесты буду на высоте положения.

Взбодрившись от собственных подвигов, я после завтрака вытерла новый холодильник внутри и снаружи. В новой стиральной машине постирала кучу шмоток, в десятый раз пожалев, что шкафчики еще не собраны — надоело мне разыскивать вещи в кучах на полу.

Прошла по дому — раз Квинн сегодня за мной заезжает, надо проверить, всюду ли порядок. Не давая себе задуматься, сменила простыни и вымыла ванную — не то чтобы я намеревалась сразу падать с ним в кровать, но ведь всегда лучше быть готовой, чем нет? Кроме того, мне от этого стало лучше — когда знаешь, что все чисто и красиво. Свежие полотенца в обеих ванных, смахнуть пыль в спальне и в гостиной, быстро пробежаться пылесосом. Перед тем, как пойти в душ, я еще веранду подмела, хотя знала, что ее засыплет желтым раньше, чем я вернусь со свидания.

Волосы просохли сами на солнце — тоже, наверное, пыльцы набрались. Накрасилась я тщательно: вообще-то косметикой не злоупотребляю, но приятно было накраситься куда-то, кроме как на работу. Чуть теней у глаз, щедро — туши, немного пудры и помады. Потом надела новое белье, специально для свиданий. С чувством даже праздника: темно-синие кружева. Посмотрела в трюмо — проверить эффект, и показала себе большой палец. Себе надо радоваться, правда?

Костюм, который я купила в «Нарядах от Тары», был темно-синий, из какого-то плотного красиво драпирующегося трикотажа. Я застегнула брюки и надела топ. Он был без рукавов, ткань надо было перекрестить на груди и завязать. Я поэкспериментировала с размером выреза, наконец выбрала некую степень откровенности, как раз на грани между сексуальностью и вульгарностью.

Вытащила из шкафа черную шаль, которую дал мне Олси вместо той, что разодрала Дебби Пелт. Она мне вечером понадобится. Надела черные босоножки. Перебрала украшения, прикинула, остановилась на простой золотой цепочке (бабушкиной) и простых серьгах-шариках.

Ха!

В дверь постучали — я посмотрела на часы, несколько удивилась, что Квинн появился на пятнадцать минут раньше. И машины его я тоже не слышала. Открыла дверь — там стоял не Квинн, а Эрик.

Наверняка он обрадовался моему удивленному аханью.

Никогда не открывайте дверь, не спросив. Никогда не считайте, что вы знаете, кто там. Вот зачем я глазки поставила? Дура я. Эрик, наверное, прилетел, потому что машины в поле зрения не было.

— Можно войти? — вежливо спросил Эрик.

Он оглядел меня с головы до ног, оценил зрелище и только потом понял, что не для него оно готовилось. И не обрадовался.

— Я так понимаю, ты кого-то ждешь?

— Честно говоря, да. И не менее честно говоря, предпочла бы, чтобы ты остался с той стороны порога.

И я отступила, чтобы он до меня не дотянулся.

— Ты сказала Пам, что не хочешь ехать в Шривпорт, — сказал он. Да, он действительно был зол. — И вот я здесь, и вижу, почему ты не отвечаешь на мои звонки.

Обычно акцент у него едва заметен, но сегодня он был отчетливо выражен.

— У меня не было времени, — сказала я. — Я сегодня ухожу.

— Я вижу, — сказал он, уже спокойнее. — И с кем?

— Ты считаешь, что это тебя касается? — спросила я, с вызовом глядя ему в глаза.

— Конечно, касается.

Я несколько опешила.

— И с чего бы это? — нашлась я с вопросом.

— Потому что ты должна быть моей. Я с тобой спал, ты мне дорога, и я… я помогал тебе финансово.

— Ты уплатил мне деньги, которые был мне должен за оказанные услуги, — ответила я. — Пусть ты со мной спал, но не в последнее время, и ты никак не показал, что хочешь это повторить. Если я тебе дорога, то ты это демонстрируешь весьма странным образом. Никогда не слышала, чтобы такое вот тотальное пренебрежение, кроме приказов от шестерок, было способом выразить, что я тебе дорога.

Путанная фраза, согласна, но он понял.

— Ты Пам называешь шестеркой? — На его губах мелькнул призрак улыбки. Потом он снова обиделся. Это видно было, потому что он начал отпускать тормоза. — Я не обязан крутиться под рукой, чтобы ты видела. Я — шериф. А ты… ты моя свита.

Я чувствовала, что у меня отвисла челюсть, но не могла ничего сделать. «Муха влетит», — говаривала моя бабушка, и у меня было такое чувство, что их целая куча влетела.

— Твоя свита? — выговорила я, кое-как овладев речевым аппаратом. — Знаешь, куда ну тебя с твоей свитой? Не тебе мне приказывать!

— Ты обязана поехать со мной на конференцию, — сказал Эрик, гоняя желваки на скулах и блестя глазами. — Вот почему я позвал тебя в Шривпорт — договориться о времени и условиях.

— Я никуда с тобой ехать не обязана. Твои приказы отменены старшим по званию, приятель.

— Приятель? Приятель?

Дальше все покатилось бы под гору, если бы в это время не появился Квинн. И не на своем грузовичке, а на «линкольне континенталь». У меня был момент чистого снобистского удовольствия, когда я подумала, что на нем прокачусь. Брюки я выбрала отчасти потому, что думала о необходимости залезать в грузовик, но с тем же удовольствием я проедусь в роскошном автомобиле. Квинн перешел через газон и с незаметной быстротой взлетел на крыльцо. Вид у него был не такой, будто он спешит, но вдруг он оказался здесь, и я ему улыбнулась, и выглядел он великолепно. Темно-серый костюм, темно-лиловая рубашка и галстук, где в полосочку перемежались эти два цвета. У него была одна серьга — простой золотой обруч. Эрик показал клыки.

— Привет, Эрик, — спокойно поздоровался Квинн, и его густой голос вызвал у меня в позвоночнике дрожь. — Сьюки, ты так хорошо выглядишь, просто съел бы тебя.

Он улыбнулся мне, и трепет в позвоночнике переместился в совершенно иную зону. Никогда бы не подумала, что в присутствии Эрика мне покажется привлекательным другой мужчина. Значит, я ошибалась.

— И вы тоже очень хорошо выглядите, — ответила я, пытаясь не сиять, как идиотка. Неэлегантно было бы пустить слюни от восторга.

— Что ты наговорил Сьюки, Квинн? — спросил Эрик.

Двое высоких мужчин оглядели друг друга. Я не думаю, что я была источником их вражды. Я была симптомом, а не болезнью. Что-то тут было более глубокое.

— Я сказал Сьюки, что королева требует ее присутствия на конференции в составе ее делегации, и что приглашение королевы выше твоего, — ответил Квинн ровным голосом.

— И с каких это пор королева передает приказы через оборотней? — спросил Эрик с презрением в голосе.

— С тех пор, как этот оборотень оказал ей ценные услуги в сфере бизнеса, — ответил Квинн без колебаний. — Мистер Катилиадис сказал ее величеству, что мои дипломатические способности могут быть полезными, а мои партнеры с радостью предоставили мне свободное время для выполнения любых поручений, которые она соблаговолит мне дать.

Не уверена, что поняла все тонкости, но общий смысл до меня дошел. Эрик был разгневан — если употребить поэтическое слово из моего календаря. На самом деле он так злился, что из глаз чуть ли не искры сыпались.

— Эта женщина была моей, и она все еще моя, — сказал он тоном таким уверенным, что я подумала: надо бы посмотреть, нет ли у меня тавра сзади.

Квинн перевел взгляд на меня:

— Крошка, ты действительно его? Или нет?

— Нет, — ответила я.

— Тогда поехали смотреть шоу, — сказал Квинн.

Он не казался испуганным, даже озабоченным не казался. Это его истинная реакция, или он сохраняет лицо? Так или этак, а это производило впечатление.

По пути к машине мне пришлось пройти мимо Эрика, и я посмотрела на него, потому что не могла сдержаться. Быть к нему так близко, когда он так зол, небезопасно, и я должна была оставаться начеку. Эрику редко кто переходил дорогу в серьезных делах, и аннексия меня королевой Луизианы — его королевой — это было серьезное дело. Да и еще мое свидание с Квинном застряло у него в горле. И придется ему это проглотить.

Потом мы сели в машину, пристегнулись, и Квинн отлично вывел «линкольн» задним ходом на Хаммингберд-роуд. Я выдохнула, медленно и осторожно, а успокоилась окончательно только через несколько минут. Руки постепенно разжались, я заметила, что нарастает молчание, и мысленно себя встряхнула.

— Вы часто бываете в театре, когда разъезжаете? — спросила я, чтобы завязать разговор.

Он засмеялся, и этот глубокий и густой звук наполнил салон.

— Да, — сказал он, — я хожу в кино, в театр и на любые спортивные события, которые застаю. Люблю смотреть, как кто-то что-то делает, а телевизор смотрю мало. Мне приятнее выбраться из дома или из номера в отеле и смотреть вживую, или же самому участвовать.

— Так вы танцуете?

— Танцую, — покосился он на меня.

— Я очень люблю танцевать, — улыбнулась я. — И очень неплохо умею это делать, хотя мало бывает возможностей этим заняться. Пою я не очень, — призналась я, — зато очень, очень люблю танцевать.

— Звучит многообещающе.

Я подумала, что нам еще предстоит посмотреть, как пройдет сегодняшний вечер, и то еще нескоро куда-нибудь выберемся танцевать, но зато хотя бы мы выяснили, что есть такая вещь, которая нравится обоим.

— Кино я тоже люблю, — сказала я. — А на спортивных событиях… кажется, не бывала ни разу, если не считать школьных соревнований. Но на эти я хожу. Футбол, баскетбол, бейсбол… На все хожу, когда работа позволяет.

— А сама в школе спортом занималась? — спросил Квинн.

Я созналась, что играла в софтбол, а он рассказал, что занимался баскетболом. Учитывая его рост, совсем не удивительно.

С Квинном оказалось легко разговаривать. Он слушал, когда я говорила. Он отлично вел машину — по крайней мере, не ругался на других водителей, как Джейсон. Мой брат, когда ведет машину, становится совершенно нетерпимым.

Я ждала, когда упадет второй сапог. Ждала того момента — ну, вы меня понимаете, — момента, когда твой кавалер сознается в чем-то, что ты никак принять не можешь: объявляет себя расистом или гомофобом, заявляет, что женится только на баптистке (южанке, брюнетке, марафонской бегунье — вообще любое «только»), сообщает о детях от первых трех жен, говорит, как он любит, когда его бьют палкой, или пускается в воспоминания о том, как в детстве надувал лягушек и мучил котов. После этого, уж как бы весело ни было, понятно, что ничего не будет. И мне не надо даже ждать, чтобы он сам об этом заговорил: я это могу у него в голове прочитать еще до первого свидания.

И среди нормальных парней я популярностью не пользуюсь, ну никак. Признают это они или нет, а не нравится им ходить с девушкой, которая точно знает, сколько раз они гоняли шкурку, сколько раз облизывались на другую женщину или представляли себе, как учительница выглядит без одежды.

Квинн обошел машину и открыл мне дверь, когда мы припарковались на противоположной от Стрэнда стороне улицы, а потом взял меня за руку, когда мы переходили улицу. Мне такая любезность понравилась очень.

В театр шли толпы народа, и все они посматривали на Квинна. Конечно, лысый мужик такого роста не может не заработать любопытных взглядов. Я пыталась не думать о его руке: она была очень большая, очень теплая и очень сухая.

— Они все смотрят на тебя, — сказал он, доставая из кармана билеты, и я сжала губы, чтобы не прыснуть.

— О нет. Я так не думаю, — возразила я.

— А отчего еще они бы так таращились?

— На вас, — ответила я, удивившись.

Он засмеялся так громко, что у меня все внутри завибрировало.

Места у нас оказались очень хорошие — посередине и ближе к передним рядам. Квинн заполнил свое сиденье полностью, и я даже подумала, будет ли что-нибудь видно тем, кто сидит за ним. В программку я посмотрела с любопытством, увидела, что не знаю ни одного имени в составе актеров, и решила, что это мне все равно. Подняв глаза, я увидела, что Квинн внимательно меня разглядывает, и залилась краской. Сложив черную шаль, я положила ее на колени. Вдруг мне остро захотелось подтянуть топ, чтобы прикрыть вырез на дюйм.

— Определенно на тебя они смотрят, — сказал он и улыбнулся. Я нагнула голову, польщенная, но застеснявшаяся.

«Продюсеров» уже видели многие, нет необходимости пересказывать сюжет, пьеса — о доверчивых простаках и обаятельных негодяях, очень смешная. Мне каждая минута спектакля понравилась. Потрясающе интересно смотреть, как актеры играют прямо перед тобой на таком профессиональном уровне. Приезжая знаменитость, которую зрители постарше вроде бы узнали, шумно играла главную роль с потрясающей уверенностью. Квинн тоже смеялся, а после антракта снова взял меня за руку. Мои пальцы вполне естественно ответили на это пожатие, я даже не застеснялась.

Вдруг оказалось, что прошел еще час, и пьеса кончилась.

Мы встали вместе со всеми, хотя было ясно, что зал очистится далеко не сразу. Квинн взял мою шаль и подал мне, я завернулась в нее. Ему было жаль, что я прикрылась — это я прямо у него в мозгу прочла.

— Спасибо, — сказала я и дернула его за рукав, чтобы добиться его внимания. Я хотела, чтобы он знал, насколько я говорю искренне. — Это был потрясающий вечер.

— Мне тоже он очень понравился. Пойдем чего-нибудь поедим?

— О'кей, — сказала я после секундного колебания.

— Тебе пришлось задуматься?

У меня действительно мелькнула моментальная мысль сразу на несколько тем. Если бы их перечислить, получилось бы что-то вроде: «Ему наверняка понравилось, а то бы он не предложил продолжать вечер. Мне завтра на работу, но такую возможность я не упущу. Если пойдем есть, надо будет аккуратно, чтобы на новый наряд ничего не пролить. А хорошо ли его еще больше выставлять на деньги, ведь билеты такие дорогие?»

— Я прикинула, сколько могу позволить себе калорий, — ответила я, похлопав себя по заду.

— У тебя все в порядке, и сзади, и спереди, — сказал Квинн, и от теплоты в его глазах мне стало тепло, как на солнышке. Я знала, что на самом деле фигуристей, чем идеал. Я даже слышала, как Холли говорила Даниэль, что больше восьмого размера — это уже уродство. Поскольку день, когда я влезала в восьмой, был для меня редкой удачей, я аж на целых три минуты глубоко опечалилась. Я бы передала этот разговор Квинну, но он наверняка решил бы, что это я на комплимент напрашиваюсь.

— Давайте, только в ресторане угощаю я, — сказала я.

— При всем должном уважении к твоей гордости, не могу согласиться.

Квинн посмотрел мне в глаза, показывая, что говорит со всей серьезностью.

К этому времени мы дошли до тротуара. Удивленная его горячностью, я не знала, как реагировать. С одной стороны, это было облегчение, потому что мне приходится с деньгами обращаться аккуратно. С другой стороны, я знала, что с моей стороны было правильно такое предложить, и я бы с хорошим чувством восприняла, если бы он согласился.

— Но вы же понимаете, что я не хотела вас оскорбить?

— Я понимаю, что ты показываешь свое равенство со мной.

Я посмотрела на него подозрительно, но он был серьезен.

— Я верю, что ты ничуть не уступаешь мне ни в каком отношении. Но это я пригласил тебя, и потому это наше свидание финансово обеспечиваю я.

— А если бы я пригласила вас?

Он посмотрел мрачно:

— Тогда я сидел бы, не выступая, и предоставил бы тебе организовывать вечер.

Он сказал это неохотно, но все же сказал. Я отвернулась, чтобы скрыть улыбку.

Машины ровным потоком выезжали со стоянки. Поскольку мы вышли из театра не спеша, машина Квинна одиноко стояла во втором ряду. Вдруг у меня сработал ментальный датчик тревоги. Где-то близко находился мощный источник враждебности и недобрых намерений. Мы уже сошли с тротуара, направляясь к машине, я стиснула руку Квинна и тут же отпустила ее, чтобы не мешать, если придется действовать.

— Что-то не так, — сказала я.

Квинн, не отвечая, стал сканировать глазами местность, левой рукой расстегнул пиджак, чтобы не стеснял движений. Руки его сжались в кулаки. Поскольку инстинкт защиты был в нем силен, он шагнул вперед, заслонив меня спиной. Поэтому, конечно, на нас напали сзади.