7


Невил устало вошел в тихую пустую кухню. Ему пришлось задержаться у Джона гораздо дольше, чем он рассчитывал, но вовсе не оттого, что подвыпивший друг снова и снова настойчиво повторял историю своего рассыпавшегося брака, а потому, что его серьезно беспокоило состояние здоровья Джона.

Распавшийся брак тяжело повлиял на него. Несмотря на все заверения, Невил не сомневался, что Джон все еще отчаянно любит бывшую жену. Финансовые проблемы, вызванные распадом семьи, сфокусировали на себе все эмоции, которые этот валлиец не умел выразить. Для человека его воспитания и натуры легче было обвинить бывшую жену в стремлении забрать себе все деньги, чем признать, что ее уход образовал в его жизни такую брешь, которую ничто не могло заполнить.

Пристрастие Джона к выпивке в стремлении заглушить боль только ухудшало положение.

Невил попытался дозвониться домой, сказать Дорис, что задержится, но, когда девушка не взяла трубку, решил, что она уже легла спать.

Легла в свою постель… одна… когда по праву должна была находиться в его постели, в его объятиях. Тихий стон вырвался из его груди. Невила поразило открытие, с какой опасной легкостью потребность в Дорис лишила его контроля над собой.

В прошлом он пришел к заключению, что одной из причин его неспособности по-настоящему влюбиться служила чрезвычайная склонность к анализу, к контролю.

Как же он ошибался! Появление Дорис доказало его заблуждение. Все, чего ему не хватало раньше для полного счастья, — это лишь женщины, ему одному предназначенной Богом.

И Дорис стала такой женщиной. Он понял это мгновенно, инстинктивно почуял, но она… Невил тряхнул головой.

Когда-нибудь, уже очень скоро, она поведает, что сделало ее столь осторожной, заставило постоянно обороняться и почему она так неохотно позволяет себе доверять ему.

Глаза его затуманились, и он погрузился в размышления. Его никогда не покидала вера, что взаимное доверие является краеугольным камнем любых отношений, а интимных особенно. И вот сейчас он собирался принять на себя очень важные обязательства, причем такие же важные, как, вероятно, и Дорис. Однако девушка все еще таила от него какую-то часть себя, она не доверяла полностью, ей в какой-то мере даже хотелось иметь причину для подобного недоверия как средство избавления от отношений, которые, она сама не знала точно, хочет ли завязать. Может потому, что боялась его привязанности к ней или собственных чувств.

Многие нынешние женщины очень неохотно расстаются с независимостью, с таким трудом завоеванной. Невил никогда не обвинял их. Но ведь он никогда и не хотел превращать Дорис в свою послушную бессловесную тень. Если быть откровенным, он даже обиделся бы, подумай Дорис о нем такое в самом деле.

Он любил ее за то, что она была самой собою. Любил ее, нуждался в ней, желал ее.

Невил закрыл глаза и еще сильнее сжал зубы. Когда Дорис посмотрела на него сегодня, сказала, что хочет его, что не может ждать…

Люди считали его сдержанным, отстраненным человеком, не позволяющим страсти захватить себя. Картины, проносившиеся сегодня в его мозгу, неминуемо повергли бы их в шок. Ему тоже довелось пережить небольшое потрясение. Поддайся он чувствам, обязательно бы затолкал Дорис в «лендровер»… и совершенно неизвестно, когда бы они вернулись на ферму.

Но ему не хотелось, чтобы их первое сближение произошло в зверином нетерпении, как и где попало. Может, он чересчур чувствителен или романтичен, но первая ночь не позволяла, по его мнению, спешки.

Невил хотел заниматься с нею любовью медленно, смакуя каждый миг… Он ощутил, как неистово колотится сердце, будто он только что взбежал по крутому склону горы.

Смайлз взглянул на часы. Уже за полночь. А спит ли Дорис?

Он тихо вышел из кухни и направился по ступенькам наверх. Дверь в спальню Дорис была закрыта. Невил секунду помедлил, а потом осторожно повернул ручку. Девушка лежала на боку, уткнувшись лицом в подушку. Волосы — шелковая взъерошенная копна — окружали ее лицо точно ореолом. Как же ему хотелось протянуть к ней руки, прикоснуться! Лунный свет, пробивавшийся сквозь занавеску, заливал обнаженное плечо и руку бледным холодным светом.

Дорис беспокойно пошевелилась во сне, лоб нахмурился, под глазами обозначились темные круги, словно… словно она плакала.

От бурного прилива эмоций и вожделения у Невила перехватило дыхание. Плакала? Из-за чего? Ему нестерпимо хотелось осторожно разбудить Дорис, шепча слова любви и осыпая нежными поцелуями, увидеть, как распахнутся ее глаза от удивления и удовольствия, как залечатся от любви и желания. Но Невилу хотелось от нее большего, чем обычный секс, даже большего, чем самая глубокая физическая близость. Он любил Дорис и хотел, чтобы она присутствовала в его жизни постоянно. Но как удостовериться, что и она испытывает те же желания? Что-то продолжало удерживать ее, вставая между ними, вопреки всем ее словам, сказанным сегодня.

Вероятно, она готова отдаться ему, и, если бы не нагрянул Джон, они, наверное, уже стали бы любовниками. Но Джон приехал, предоставив им возможность еще раз подумать. Невил подозревал, что первоначальное его решение дождаться окончания курса было самым верным, особенно если он не ошибался, относя неопределенность чувств Дорис на счет ее неприятия работы и целей Центра.

Лучше подождать, пока курс и все с ним связанное останутся позади.

Ах, если бы он только мог сдерживать себя так долго! Ну, по крайней мере, завтрашний день не обещает больших затруднений, горестно подумал Невил, когда его взгляд упал на горные ботинки Дорис. Основную часть дня они проведут в горах.

По иронии судьбы, ему придется проделывать упражнение, разработанное для достижения взаимного доверия и зависимости с той единственной женщиной, доверия которой он жаждал и которая, как он подозревал, его ему не оказывала.

Очень, очень осторожно он нагнулся и оставил легчайший из поцелуев на обнаженном плече. Легчайший из поцелуев! Но при этом, разогнувшись, он почувствовал, что напряжение не покинуло его, а, наоборот, стало таким сильным, что мускулы словно одеревенели.

В глубине души Смайлз понимал: неважно, что может сказать Дорис, неважно, во что может верить, пока она не откроет сердце полностью. Неважно, каким сказочным был бы между ними секс, — без доверия, без преданности одного этого недостаточно.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Дорис сердито отвернулась от Невила, вцепившись в кружку с горячим кофе. Как он осмеливается проявлять такую заботу, такое беспокойство, когда она знает — и он должен об этом догадываться, — сколько фальши было в его мнимой обеспокоенности?!

— Конечно, в порядке, — соврала Дорис, по-прежнему избегая встречаться с ним глазами. — А почему нет? — добавила она с вызовом.

Прошедшая ночь выдалась тяжелой и болезненной, пробуждение утром походило на пробуждение от ночного кошмара.

— Извини. Я про ночь. Я звонил тебе, но ты, должно быть, уже спала, — сказал Невил.

На вопрос, что предпочла бы она на завтрак, она лишь покачала головой.

— Но ты обязательно должна поесть, — настаивал Смайлз. — Впереди долгий день, а на ланч будет только горячий суп и сандвич. Как только выберемся в горы, ты обнаружишь, как дорога каждая калория.

— Да, полагаю, должна, — равнодушно согласилась Дорис.

Ей так хотелось сказать, что она остается дома! Но осторожность все же перевесила. Прогулка хотя бы отвлечет ее от печальных мыслей, унижения и боли.

Боль. Как коротко это слово, чтобы выразить всю глубину ее страдания!

Дорис не понимала, как хватает Смайлзу бессердечия вести себя так, словно ничего не случилось, наблюдая за нею с притворной заботой в глазах, когда все это время…

— Вы, кажется, говорили, будто хотели выйти пораньше, — холодно напомнила девушка, допивая кофе.

Поднимаясь, она решительно повернулась к нему спиной, чтобы только не видеть его лица, его глаз, его губ.

О Боже, не позволь слезам, так мучительно сдерживаемым, пролиться и выдать ее!

— Дорис…

— Я пойду оденусь, — с холодным безразличием отозвалась она.

Когда полчаса спустя девушка спустилась вниз, сердце ее было тяжелее, чем ботинки. Гораздо тяжелее.

Вместе с гневом и горечью ее терзали тревога и страх. Какая-то часть ее существа опасалась, что она не найдет в себе достаточно сил сделать то, что обязана, что ее эмоции, ее любовь прорвутся и выдадут ее. Девушка не могла смотреть на Невила, не вспоминая, каково находиться в его объятиях, не испытывая желания оказаться там снова, отбросить правду и поверить, будто он не лгал ей.

Дорис боялась собственной уязвимости, отворачиваясь от вопросительного, настороженного внимания Невила.

— Сядь сюда, — предложил Смайлз, застав ее врасплох и осторожно подтолкнув к стулу, прежде чем она успела воспротивиться.

Когда Невил опустился на колени подле ее ног, Дорис на мгновение показалось, будто он собирается попросить у нее прощения. И, взглянув на склоненную темноволосую голову, она снова ощутила боль любви и желания.

Но руки Невила, обхватив лодыжку, пошевелили ногу в ботинке.

— Шнурки завязаны недостаточно крепко.

Ботинки… Он всего лишь проверял, как завязаны шнурки. У Дорис чуть не вырвался истерический смешок от контраста между прозаическими намерениями Смайлза и ее фантазиями.

— И не оставляй концы шнурков незаправленными, — добавил он, проворно развязывая их и подтягивая, прежде чем крепко завязать. — Ты можешь наступить на них и упасть.

— Благодарю.

Дорис словно выплюнула это слово.

Невил поднял голову, чтобы заглянуть ей в глаза с пристальным вниманием, но Дорис не хотела отзываться. Почему он, черт возьми, не отпускает ее ногу?

Если Смайлз так и будет держать лодыжку в театральном порыве, поглаживая ее внутреннюю сторону большим пальцем, будто просто не в состоянии справиться с потребностью прикоснуться к ней, она выскажет все, что думает о нем. Или то, или… Дорис едва удалось подавить легкий предательский вздох, откликаясь на нежное прикосновение. Волны наслаждения пробежали по ее телу, прежде чем ей с трудом удалось высвободиться из рук мужчины.

Когда они покинули ферму и направились к тропинке, ведущей в горы, Дорис попыталась отогнать мысли о том, как бы обстояли сейчас дела, не вмешайся судьба. Продолжали бы они заниматься любовью утром или просто лежали бы в постели, окутанные чувственным теплом?

— Ты уверена, что все в порядке? — опять спросил Невил, остановившись подождать, пока девушка догонит его. — Раньше ты была бледна, а сегодня вся горишь.

— Все прекрасно, — снова соврала Дорис.

Тропинка на склоне горы, по которой медленно, но легко взобрался Невил, показалась опасным маршрутом нетренированному глазу, телу и особенно ногам Дорис. Она никогда серьезно не увлекалась спортом, но регулярно ходила пешком, получая от этого удовольствие, часто предпочитая ходьбу поездке на машине. Но эти прогулки не имели ничего общего с тем, что пришлось делать сегодня. Поэтому не только гнев и боль являлись причиной ее односложных ответов на непринужденную болтовню Смайлза.

Ныли не только ноги, легкие тоже начали ощущать напряжение.

Взглянув украдкой на часы, девушка обнаружила, что они идут всего два часа: только-только перевалило за одиннадцать. Невил сказал, они остановятся на ланч в половине первого, а потом отправятся обратно вниз.

— А ты хорошо справляешься, — услышала Дорис теплый голос. — Многие из начинающих на этой стадии жалуются на усталость и не хотят идти дальше.

В самом деле? Дорис сцепила зубы, пытаясь не замечать бунта мускулов, отказывающихся слушаться.

— Если ты все же хочешь отдохнуть, в нескольких ярдах есть замечательное место, где открывается удивительный вид на ферму и…

— Я не хочу останавливаться, — оборвала Дорис. — Мне хочется поскорее закончить со всей этой ерундой.

Она сердито закусила губу, когда Невил остановился напротив, таким образом, вынуждая остановиться и ее.

— Послушай, что-то все же не так, — тихо произнес он. — Не надо, пожалуйста, не отрицай. Если тому причиной прошлая ночь…

— Если! — взорвалась Дорис, уже не в силах сдерживать переполнявший ее гнев. — Если… Какие могут быть «если»?

— Послушай, я понимаю… я… тоже расстроился… — смешался Невил.

— Расстроились? — Дорис уставилась на него, вся вспыхнув от осознания, на что он намекал. — Боже, ваша наглость просто не знает границ, — горько рассмеялась девушка. — Из-за чего же вы расстроились, Невил? Расстроились, что не смогли лечь со мной в постель? Каким же удивительным событием должна была обернуться для меня эта ночь, да? Удивительным, но едва ли уникальным… Не для меня. И не для всех остальных податливых дурочек, которых вы обманули и затащили в свою постель до меня…

— Дорис, что?..

Девушка различила изумление и замешательство в его голосе, увидела их на его лице и вместе с ними заметила боль. Его боль.

— Игра окончена, Невил, — заключила он. — Вам больше нечего утруждать себя ложью — теперь, когда Джон с головой выдал вас. Стоит ли удивляться, что жена бросила его, если он пытался моделировать свою жизнь по вашей? Что он тогда сказал? О да, я помню, он позавидовал цепи ваших побед и возможностям, которые добавлял к ним ваш бизнес. Как добавлял и к счету в банке, между прочим, — голос Дорис наполнился едким сарказмом, пока она швыряла ему в лицо все эти слова.

Гордость и злость помогали преодолеть боль, жестоко терзавшую ее.

— Нет, Дорис… — запротестовал Невил. — Пожалуйста, выслушай меня. Ты не поняла…

— Не поняла? — ядовито перебила Дорис. — О нет, Невил, это вы не поняли. Конечно, не один вы виноваты, — рот ее скривился в горькой усмешке. — В конце концов, я не могу сказать, будто не знала, что вы за человек, как мало можно вам верить. Мне следовало прислушаться к голосу рассудка вместо…

— Как мало мне можно доверять? — печально спросил Смайлз. — Или как мало ты хотела доверять? Дорис, все, что там наплел Джон, в реальности не существует. Это всего лишь его интерпретация, его фантазии, если хочешь, представление, как он жил бы, окажись на моем месте. Это его способ самоутвердиться, восстановить веру в свое мужское достоинство.

У Дорис внезапно пересохло во рту, голос упал до сердитого шепота.

— Если это правда, почему же вы тогда ничего не сказали, почему позволили ему?..

— Потому что мне просто не пришло в голову, будто ты можешь поверить его словам. Я полагал, ты воспримешь его разговоры такими, каковы они на самом деле: завистливые и горестные жалобы напившегося человека, страдающего из-за потери жены. Все, что говорил Джон, имеет так мало сходства с реальной действительностью, что я не подумал, будто ты отнесешься к этому всерьез, — печально сказал он.

Дорис охватила слабость от хаоса мыслей. Он лгал. Он вынужден был лгать.

— Я не могу заставить тебя поверить мне, Дорис. Так же, как не могу заставить доверять. А ведь к этому все сводится, правда? Доверие…

Говоря, он сделал шаг ей навстречу.

Дорис мгновенно охватила паника. Еще несколько шагов, и он прикоснется к ней, обнимет ее, а раз сделав это…

— Нет, не надо! — Дорис быстро сделала шаг назад. — Не приближайтесь, не прикасайтесь ко мне!

— Дорис, стой! Не двигайся!

Услышав его резкое приказание, девушка запаниковала еще больше и сделала еще один шаг назад — в никуда. Она падала с вогнутого глинистого склона горы, круто обрывающегося с тропинки, так стремительно, что не могла даже вскрикнуть. Она падала, скользила, катилась в лавине пыли и камней, закружившей ее, колотившей, поглощавшей ее.

Бессвязные мысли проносились в мозгу, пока Дорис катилась по склону. Невил, предупреждающий ее, какой опасно ненадежной может быть глина. Невил, показывающий на крутые спуски гор и глубину пропастей, в которую те обрывались.

Пыль забила ей ноздри и глаза. Легкое постукивание о глинистый склон превратилось в оглушительный рев. Дорис вскрикнула, и казалось, весь воздух выбило из легких, когда она налетела на что-то жесткое.

— Дорис, Дорис!

Онемевшая от шока и боли, девушка, тем не менее, поняла, что ее падение остановлено огромным валуном, как будто специально установленным на узкой площадке. Она лежала на боку и, хотя каждая клеточка ныла и кричала от боли, похоже, ничего не было сломано.

Как только Дорис попыталась превозмочь себя и подняться, она услышала решительный голос Невила:

— Нет, Дорис, не шевелись! Оставайся неподвижной.

Неподвижной? Почему? Что должно случиться? Площадка, на которой она оказалась, была очень узкой. Дорис видела, как круто обрывается за нею склон горы, исчезая в бездонной пропасти.

Дорис охватил отчаянный страх, в богатом воображении тут же возникли ужасные картины. Что произошло бы, рухни валун вместе с площадкой? Было ли это воображение или действительно глина ползла вниз, когда она падала?

— Мне придется пойти позвать на помощь, — долетел до нее тревожный голос Невила. — Пока меня не будет, ты должна постараться сохранять полную неподвижность.

— Нет! — отказ Дорис был криком чистого ужаса. — Нет Невил. Не оставляй меня здесь. Пожалуйста, останься со мной!

Она дрожала и всхлипывала, наполненная отчаянием и страхом от мысли, что Невил уйдет, от мысли остаться в одиночестве здесь, на узком и ненадежном куске глины, который может легко рухнуть под ее тяжестью… Невил сделал это, чтобы наказать ее; он собирается уйти и бросить ее, бросить ее умирать, умирать одну… Он вообще не собирается звать на помощь… Он… Господи, я схожу с ума!

— Дорис, я должен идти. Я обязан найти подмогу, но я обещаю, если ты послушаешься меня и выполнишь все указания, то будешь в безопасности. Послушай меня, Дорис. Доверься мне.

Довериться ему… Из груди вырвалось истерическое рыдание. Если бы она не доверилась ему сначала, то не оказалась бы здесь. Довериться ему? Как она могла? Как могла подвергнуть себя такому риску?

Смайлз мог уйти прямо сейчас и бросить ее. Никто не узнает. Он может просто сказать, что произошел несчастный случай.

— Дорис, обещай делать все, как я скажу. Ты не попытаешься шевелиться?

Как он догадался, что именно это она и собирается сделать? Она уже решила, что, как только Невил уйдет, попытается каким-нибудь образом выбраться на твердую почву.

— Обещай мне.

Обещать ему. Доверять ему?! Дорис закусила губу, чтобы сдержать рыдание.

— Не могу, — яростно сказала она. — Не могу!

— Тогда я не могу оставить тебя, — услышала она голос Невила. — А раз я не могу спасти тебя без посторонней помощи, нам остается лишь одно…

Сердце Дорис остановилось. Он собирается оставить ее. Собирается уйти и предоставить ее самой себе.

— Я не могу спасти тебя, Дорис. Но, по крайней мере, я могу с тобой умереть.

Умереть с ней… Дорис повернула голову и увидела, что Невил осторожно спускается к ней.

— Невил, нет!

Звук вырвался из глубины груди — взволнованный протест, выдавший ее подлинные чувства. Он готовился умереть вместе с нею!

— Я сделаю все, что ты говоришь, — со слезами в голосе выдавила она. — Я останусь здесь. Я не буду шевелиться, обещаю.


— Дорис?

Девушка с трудом приподняла голову и открыла глаза. Казалось, вечность прошла с тех пор, как Невил ушел за помощью. Сначала Дорис чувствовала в себе силу и храбрость, успокоенная готовностью Смайлза погибнуть вместе с ней, но постепенно спокойствие испарилось, уступив место опасениям и страху, искушению пошевелиться, попробовать выбраться отсюда. Искушению столь сильному, что Дорис уже балансировала на опасной грани поддаться ему.

Но ведь она обещала Невилу, дала ему слово. Слезы душили ее. А что, если он все-таки лгал ей?

— Дорис…

Девушка напряглась, услышав второй раз свое имя.

То выходя, то впадая опять в шоковое состояние, она поначалу подумала, что голос Невила, зовущего ее, лишь послышался ей, и подавила в себе желание взглянуть вверх. Слегка поехавшая мимо глина вызвала еще больший ужас в ее душе.

— Дорис…

На этот раз ошибки быть не могло, потому что голос доносился не сверху. Он звучал почти рядом!

Дорис осторожно повернула голову и огляделась. Сердце наполнилось радостью. Она боялась себе поверить, когда увидела Невила, медленно спускающегося к ней по крутому склону. Его поддерживала веревка, обмотанная вокруг пояса.

Теперь Дорис понимала, почему он просил ее не шевелиться. От каждого, даже точно выверенного его движения вниз летели комья глины, которые, смешиваясь вместе и набирая скорость, превращались в настоящую лавину.

Вся сжавшись в комочек на узком своем островке и наблюдая за Смайлзом, Дорис не замечала слез, струившихся по лицу и прочерчивающих чистые дорожки на покрытых грязью исцарапанных щеках, пока Невил не остановился рядом и не сказал хрипло:

— Все хорошо, Дорис. Не плачь, любовь моя. Все будет хорошо. Спасатели высылают за нами вертолет. Он скоро прилетит.

Он осторожно примостился рядом.

Вертолет… Дорис автоматически взглянула вверх, чтобы проследить маршрут, который Невил только что проделал. Хотя она ничего не сказала, он разгадал ее мысли.

— Это больше чем риск, — ласково произнес он.

Больше чем риск. Но он пошел на это, чтобы спасти ее. Сердце болезненно сжалось, на глаза навернулись новые слезы и потекли градом.

— Все хорошо… все хорошо, — повторил Невил, придвигаясь ближе к ней и обвивая девушку рукой.

Смайлз излучал тепло и безопасность, запах кожи был таким знакомым. Пространство не позволяло Дорис сделать то, что она хочет. А ей хотелось броситься в его объятия, попросить крепко сжать ее. Площадка едва вмещала ее тело, а Невил с трудом удерживался рядом, упираясь в металлические скобы, вбитые в глинистый склон.

«Доверься мне», — попросил он, и, дожидаясь его в одиночестве среди враждебных гор, где-то в глубине души Дорис понимала, что может доверять, что он не тот человек, кто уйдет и бросит другого в опасности.

А раз она могла доверить ему свою жизнь, то уж, конечно, могла доверить ему и свое сердце, свою любовь.

— Тебе не следовало сюда спускаться, — прошептала Дорис. — Не следовало так рисковать.

— Я хотел быть с тобой, — просто ответил он и протянул руку к ее руке, пальцы его переплелись с ее пальцами и успокаивающе сжали их. — Я едва ли планировал такое на сегодня, — невесело пошутил Смайлз.

— Да? — отозвалась Дорис. — А я так поняла, что именно в этом и заключается твой план убедить меня в эффективности курсов: взаимное доверие, взаимозависимость, — постаралась она поддержать его шутку, но слезы опять застлали глаза.

Тем не менее, она продолжала:

— Но тебе не следовало быть здесь. Рисковать собой. Это моя вина.

— Нет, моя, — возразил Невил. — Я ведь видел, утром что-то было не так, но подумал…

— Что я дулась из-за ночи.

Лицо Дорис перекосилось от боли, побледнело, заставив Смайлза встревожиться:

— Что с тобой? Что случилось?

— Ничего. Просто… — Дорис взглянула на него. — О, Невил, если что-нибудь случится с нами… с тобой… Мы ведь так и не стали любовниками. Я никогда не ощущала прикосновения твоей кожи к моей. Никогда не прикасалась к тебе, не лежала в твоих объятиях… Я думала об этом, пока тебя не было. Думала, какой глупой была. Как много времени потратила даром. Ты прав, я не хотела доверять тебе. Я боялась.

Дрожащим голосом Дорис поведала историю Мэгги. Когда она закончила, Невил был так тих, что девушка подумала, он рассердился.

— Я знаю, мне не следовало подгонять тебя под стереотип, — поспешно добавила она. — Ты был прав, когда говорил, будто мой страх доверять кому-то, вероятно, коренится в ранней смерти родителей. Пожалуйста, не надо меня ненавидеть, Нев.

— Ненавидеть тебя?

Голое его звучал так резко, будто он наглотался пыли.

— О Боже, Дорис. Если бы я кого и ненавидел, то только не тебя, а самого себя. Мне следовало дать тебе больше времени, больше понимания вместо самоуверенного требования доверять мне. — Он замолчал нахмурившись, и, подняв голову, взглянул вверх. — Слышишь? Это вертолет. Ты слышишь?

Дорис слышала, только боялась поверить.

— Скоро все кончится, — пообещал Невил. — И когда, — взгляд, который он бросил на нее, был красноречивее всяких слов, — когда все завершится, я позабочусь, чтобы ты исполнила все обещания, данные мне. Причем с каждого будут взиматься проценты.

— Звучит так, словно мне придется провести весь остаток жизни в твоей постели, отрабатывая долг, — ответила Дорис.

Она готова была взлететь не только от облегчения, обещанного скорым спасением, но и от незнакомого чувства невесомости и легкости, оттого, что впервые в жизни поделилась с кем-то глубоко запрятанными страхами.

Чувство легкости и эйфории так переполнили ее, что Дорис была готова бегом взбежать по склону горы.

— О, Невил, — сердце забилось сильнее, когда она протянула руку и коснулась его лица.

— Не надо, — предупредил он. — Вертолет прибудет сюда в любую минуту, а мне меньше всего хочется вписать свое имя в историю в качестве человека, который перевозбудился, оказавшись в ловушке в горах. Мы все знаем, что в опасности есть элемент эротики, но не до такой же степени!

Дорис попыталась ответить, но вертолет уже кружил над ними, грохот мотора заглушил бы любые слова.

С прибытием вертолета и команды спасателей все завертелось с такой быстротой, что в памяти Дорис не сохранилось никаких деталей. Смешанное чувство страха и облегчения, которое пережила она, пока оказалась в безопасности в вертолете, накладывалось на беспокойство за Невила, ждавшего внизу. Она никогда не забудет этого, как и короткого разговора, не предназначенного, как подозревала девушка, для ее ушей, — разговора между командиром спасателей и Невилом, когда они, наконец, все забрались в вертолет и направились к базе.

— Мы проследили ваше продвижение, — услышала она голос спасателя. — На всякий случай. С побережья движется большая туча, причем довольно быстро, и если бы мы замешкались с вашими поисками, вам, вероятно, пришлось бы там заночевать. Вам здорово повезло, что не забрались выше. Буря убивает гораздо больше альпинистов, чем обвалы. И какого черта вас понесло туда, к девушке? Ведь вы тоже состоите в поисково-спасательной команде, не вам рассказывать, как коварны глинистые склоны. Мог поехать весь склон. Такое раньше случалось. Пару лет назад целый отряд опытных альпинистов, пять человек, пропал в похожей ситуации. Девушка, по крайней мере, находилась в безопасности, хотя я ни за что не захотел бы задерживаться на той площадке, но вы… А если бы глина начала обваливаться?

— Это был рассчитанный риск, — тихо ответил Смайлз, так тихо, что Дорис пришлось напрячь весь свой слух, чтобы разобрать его слова.

— Ерунда, — перебил его спасатель. — Только две вещи могут заставить человека пуститься на подобный риск. Первая: если он простой и обычный мужчина, любитель острых ощущений, а для нас головная боль. Человек, который любит прикидываться героем. Но второй тип людей… Они никогда не совершали подобных глупостей, они знают, какой это риск, но идут на него из-за любви.

Мужчина замолчал, бросив задумчивый взгляд на Невила, а Дорис почувствовала, как горячие, но целительные слезы катятся у нее из глаз.

Невил любил ее, и она не нуждалась в том, чтобы кто-то ей об этом сообщил. Неважно, что случится с ними в будущем; неважно, что Невил просто по щедрости своей натуры простит ее сомнения, — какая-то часть ее существа никогда не позволит простить ей себя; какая-то часть ее будет сожалеть всегда о том, что ей не хватило храбрости поверить ему.


Дорис неохотно открыла глаза. Сердце испуганно колотилось, пока она не осознала, наконец, что находится не в горах, а в кровати на ферме.

Несмотря на все ее протесты, на заверения, что чувствует себя прекрасно, в больнице настояли на тщательном обследовании. Слава Богу, никаких внутренних повреждений обнаружено не было, и ее отпустили, предоставив заботам Невила и предписав строго полный отдых.

В молочном напитке, которым напоил ее Смайлз, было нечто более эффективное, чем простое какао, хмуро подумала Дорис, ощущая свое непослушное тело.

Невил…

Дверь спальни отворилась, и он вошел, словно она в самом деле произнесла его имя. Настороженность исчезла с его лица, когда он увидел, что Дорис проснулась.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, приближаясь к постели.

— Так, словно сражалась с медведем не на жизнь, а на смерть, — шутливо ответила девушка.

— Попробуй заменить медведя десятью тоннами глины, — мрачно предложил Невил.

Он настоял на своем присутствии в палате, когда с Дорис сняли защитную одежду.

— Это всего лишь царапины, — заверила медсестра, увидев его лицо. — Они выглядят опасными, но на самом деле скоро заживут.

Царапины или нет, но было в этом теле, покрытом синяками и кровоподтеками, нечто, вызывающее неодолимое желание бережно обнять Дорис, забрать себе ее боль точно так же, как взял он на себя всю вину за случившееся.

«Доверься мне… Обещай мне», — просил он ее, но теперь, покидая палату, он знал, что ее безопасность была скорее в руках судьбы и природы, чем в его собственных. Кто знал, насколько прочным окажется тот глинистый выступ? И все же у него не было выбора — он должен был оставить ее там и броситься за помощью.

— Который час? — буднично спросила Дорис.

— Почти половина седьмого.

— Половина седьмого? — Дорис села в постели и поморщилась, как только синяки напомнили о себе. — Значит, я спала почти сутки.

— Вообще-то восемнадцать часов, — уточнил Невил, не добавляя, что все это время не сомкнул глаз, опасаясь, что Дорис вдруг понадобится его помощь.

— Ну, все-таки на девять часов больше обычного, — ответила девушка. — Я встаю. Я хочу есть, — капризно добавила она, увидев, что Невил собирается протестовать. — Ведь я не обедала ни вчера, ни позавчера.

Они молча посмотрели друг на друга. Взгляд, которым они обменялись, говорил больше, чем слова.

— Я не хочу оставаться здесь одна, Невил, — сказала Дорис. — Я хочу быть с тобой. Мы чуть не потеряли друг друга. И не только из-за моего падения.

— Не надо, — попросил Смайлз, накрывая ее руку своей ладонью, слегка дрожавшей, как заметила Дорис. — Я никогда не прощу себе случившегося.

— Ты должен, — сказала девушка. — В этом есть и моя вина. Она гораздо больше. Если бы только я доверилась тебе! Я никогда не буду в тебе сомневаться, Невил. Никогда, обещаю.

Она немного наклонилась к нему, взгляд упал с глаз на губы.

— О Боже! Дорис…

Невил поцеловал ее с такой осторожной нерешительностью, будто она была из хрупкого китайского фарфора.

Лишь только он отпустил ее, девушка жадно посмотрела на его губы. Как убедить мужчину, что, несмотря на синяки и царапины, ты так страстно его желаешь, что с готовностью добавишь к ним новые ради удовольствия оказаться в его объятиях, испытать любовь той силы и страсти, какую он обещал?

Не очень-то легко, подумала Дорис, когда Невил отошел от кровати.

— Я оставлю тебя одеться. Мне надо сделать пару телефонных звонков.

Затворив дверь спальни, Невил тихо отругал себя. Ничего удивительного, что Дорис смотрела на него с болью и замешательством одновременно. Но если бы он помедлил возле нее хотя бы мгновение, никакие синяки, никакие царапины — ничто не удержало бы его. Он оказался бы в ее постели, чтобы безоглядно любить ее. Ведь теперь исчезли все проблемы и барьеры между ними. Не было ли это причиной одной из обычных Жалоб женщин на мужчин: мужчины часто настаивают на выражении эмоций через секс? Но подобная потребность коренится глубоко в мужской натуре и инстинктах.

Он видел синяки на теле Дорис. Если бы он дотронулся до нее, обнял, поцеловал, то уже не смог бы оставаться таким же нежным и осторожным, каким ей хотелось его видеть. Даже тот короткий поцелуй заставил его вести внутреннюю борьбу: ему так хотелось прижаться с силой к ее губам, к ее телу.

Невил никогда не мог себе представить, что окажется жертвой таких низменных желаний и инстинктов. Ему не доводилось переживать ничего подобного. Но ведь он и не любил прежде.

Дорис нахмурилась, войдя в тихую пустую кухню. Ей потребовалось гораздо больше времени, чтобы принять душ и одеться, чем она предполагала. Когда она вымыла и высушила волосы, руки так сильно заболели, что вместо обычного платья она надела просторную мягкую рубашку, доходившую до колен. Через нее едва заметно просвечивали крошечные трусики. Сквозь ткань можно было различить и темные круги на белой коже груди и едва заметные выпуклости сосков. Они с Невилом уже достигли определенной стадии в своих отношениях, той степени интимности, при которой, даже еще не будучи любовниками, он не принял бы подобный наряд за провокационный жест. Падение в горах повлияло на нее физически гораздо сильнее, чем Дорис хотелось признать.

Но где же Невил? Девушка открыла дверь и вышла в коридор. Дверь в кабинет была не заперта, там горел свет. Прокричав его имя, Дорис толкнула дверь и, войдя внутрь, остановилась на пороге, как вкопанная. Невил сидел в кресле и крепко спал.

Волна любви и нежности прокатилась по ней. Она порывисто приблизилась и, опустившись рядом с креслом, еще раз, теперь очень тихо, произнесла его имя. Невил что-то пробормотал во сне, но не проснулся. Отблески огня играли на его лице, подчеркивая мужественные черты. Дорис протянула руку и прикоснулась к нему, словно нежно очерчивая кончиком пальца овал его лица. Ее наполнили любовь и желание вместе с глубокой благодарностью Невилу и судьбе.

Менее терпеливый, менее понимающий мужчина не был бы с нею таким осторожным, внимательным, таким заботливым. Невил обладал огромной силой, мало кто мог с ним в этом сравниться. Она могла полностью на него положиться, довериться ему без лишних колебаний. Горячие слезы навернулись на глаза. Девушка медленно наклонилась и нежно поцеловала его в губы.

Несколько пуговиц на его рубашке были расстегнуты, и рука ее скользнула в распахнутый ворот, наслаждаясь теплом его кожи, размеренными движениями грудной клетки. Так хорошо было здесь, рядом с ним. С ним ей было хорошо.

Дорис с любовью провела по его мощной шее кончиками пальцев, потом пробежала по их следу губами. Ласка, ставшая сначала данью Невилу как необыкновенному человеку, превратилась в нечто более насыщенное и чувственное, как только в ее теле зародилось желание, как только в нем возникла реакция на знакомый волнующий запах.

Дорис покорно поддалась потребности, пульсирующей в ней. Губы прижимались к коже мужчины, пока она ласкала сначала шею, потом плечо, судорожно отводя рубашку, впитывая аромат его тела. Ее собственная рубашка, обтянув, больно надавила на груди, занывшие от желания ощутить прикосновение Невила.

Дорис поежилась. Закрыв глаза она представила, как Невил дотрагивается до нее, стягивая рубашку, а потом любовно обхватывая груди; как глубоко заглядывает он ей в глаза, медленно поглаживая чувствительные бугорки сосков. Она ощущала жар и усиливающееся влечение…

Потрясенная Дорис попыталась подавить, унять его, крепче прижимаясь к Невилу. Она оперлась одной рукой на его бедро — инстинктивное и бездумное движение, незапланированное и автоматическое. Дорис почувствовала, что даже во сне Невил ощущал ее присутствие. Девушку не шокировали возбужденные импульсы напряженной плоти под джинсами. Боль в теле усилилась, когда Дорис подавила соблазн пробежаться по Невилу ласкающими пальцами и губами.

Ошеломленная силой собственной чувственности, Дорис даже не понимала, что делает, пока расстегнутая ею рубашка не сползла с ее плеч, обнажив набухшие груди и шелковистую кожу.

Девушка медленно расстегнула пуговицы на рубашке Невила, порывисто задышав при виде бронзовой кожи на его груди, покрытой мягкими темными волосками. Она прикоснулась к его телу, наслаждаясь ощущением твердой теплой плоти и мягких шелковистых волос, а затем, изнемогая от желания, наклонилась вперед, уткнувшись в его грудь лицом, вдыхая его аромат, неспешно продвигаясь губами вверх, к шее, пока тугие бугорки ее грудей не оказались на расстоянии вздоха от обнаженной кожи мужчины.

Все, что ей оставалось, — это лишь выдохнуть воздух из легких, и расстояние между ними исчезнет.

Легкий стон застрял в горле, когда Дорис подавила желание прижаться к Невилу, преодолела соблазн ощутить прикосновение его плоти, его тела к своему. Вместо этого она поцеловала его шею, провела губами по подбородку… вдоль очертаний рта… хотела коснуться закрытых во сне глаз.

Только глаза больше не были закрыты.

Смущенная Дорис внезапно осознала, что делает, и горячая волна стыда прокатилась по телу.

— Когда… Когда ты проснулся? — смущенно спросила она.

— Проснулся? — простонал Невил. — А я думал, сплю.

Увидев, как вспыхнуло ее лицо, он протянул руку и дотронулся до щеки девушки.

— Не смущайся, — волнуясь попросил он. — Я не могу представить себе более чувственного комплимента, какой только женщина способна сделать мужчине.

В замешательстве Дорис начала подниматься, но ладони Невила легли ей на руки и остановили, бедра прижались к ней.

Дорис замерла, заметив, как смотрит на нее Смайлз: долго, волнующе, внимательно. Взгляд задержался на ее губах так долго, что по телу Дорис пробежала легкая чувственная дрожь. Она нервно облизнула губы кончиком языка, но могло ли это унять возбуждение, охватившее ее, когда Невил перевел глаза на ее груди?

— Я не собиралась… Я только хотела… Я никогда… — запинаясь, начала Дорис.

Все тело словно загорелось под его взглядом.

— Тебе незачем оправдываться, Дорис, или объяснять, — тихо произнес Невил, опустив голову на ее грудь. — Если ты испытываешь хотя бы десятую долю моего чувства к тебе…

Дорис громко вздохнула, тело выгнулось в чувственном порыве, когда губы Невила мягко охватили сосок. Она видела подобные ласки в фантазиях, но любая из них меркла рядом с действительностью.

Руки Невила скользнули под ее рубашкой по спине, поддерживая ее, и Дорис выгнулась назад в позе откровенной до неприличия, подставляя тело необычайно эротическому движению его губ. Огонь зажег кремовую бледность кожи, резко оттенил ее груди и темные волосы Невила в контрасте с ними.

Из груди Дорис вырвался пронзительный крик возбуждения, и Невил осторожно выпустил сосок. Девушка вздрогнула, увидев свое тело, задрожавшую от чувствительности плоть. Словно по ней пробежал легкий ветерок. В том, как крепко прижимались к ее коже руки мужчины, Дорис разгадала с трудом сдерживаемую силу его неприкрытого желания. Оно виделось в его серых глазах.

— О Боже, Дорис, — выдохнул Невил, уткнувшись в нее влажным горячим лицом. Он коснулся губами ее живота, пощекотал языком пупок. — Я хочу тебя… Я хочу тебя всю без остатка, — хрипло выдавил он, передвинув руки к ее бедрам.

— Нет, Невил. Подожди… Пожалуйста… Есть кое-что… Сними джинсы, — прошептала девушка, залившись густым румянцем, когда Невил поднял голову, чтобы взглянуть на нее.

Слова шокировали Дорис почти так же сильно, как, очевидно, и его, но теперь не стоило к ним возвращаться, к тому же…

— Я хочу увидеть тебя, Невил. Прикоснуться к тебе.

Дорис нерешительно протянула руку и коснулась обтянутого джинсами бедра мужчины. Она заметно дрожала, гадая, не слишком ли далеко зашла, не означала ли полная неподвижность Невила охлаждения его пыла под натиском столь агрессивной женской чувственности. Ей никогда не доводилось переживать ничего подобного, испытывать острого желания прикоснуться к мужчине, ласкать его так, как она это делала сейчас с Невилом.

— Пожалуйста… — с болью взмолилась девушка, все ее тело вспыхнуло, загорелось.

— Но ведь тебе предписано отдыхать, — слабо запротестовал Смайлз.

Однако Дорис видела по его глазам, что ее мольба сотворила с ним. И когда Смайлз потянулся к молнии, рука его дрожала не меньше, чем рука Дорис несколько секунд назад.

Он разделся быстро, почти прозаично, без тени смущения или тщеславия, спокойно принимая внимательный изучающий взгляд Дорис, сочетающий в себе женское опасение и робкий благоговейный трепет. Только один раз он заколебался, взглянув на девушку и хрипло сказав:

— Я думал, что прекрасно знаю, как быть мужчиной, был уверен в своей сексуальности, но ты сейчас так на меня смотришь…

Дорис читала в его глазах любовь, которая смела последние барьеры на пути.

— Ты так прекрасен, Невил!

— Прекрасен? О, Дорис… — улыбнулся Смайлз. — Теперь я понимаю, почему говорят, что любовь слепа.

— Не слепа, — заверила Дорис. — Совсем наоборот, ты кажешься мне самым прекрасным, Невил. И внешне и внутренне… Но я любила бы тебя даже и не имей ты такой внешности, — тихо, чуть хрипло произнесла девушка.

Глаза наполнились слезами, когда она наклонилась и нежно поцеловала внутреннюю сторону его бедра.

— Дорис…

Она услышала предупреждение в голосе мужчины и проигнорировала его. Тщательно сдерживаемое дотоле желание вспыхнуло в ней с новой силой, и когда Невил поставил ее на ноги, крепко обняв и тесно прижавшись к ней, заглушив все протесты настойчивыми, страстными, требовательными поцелуями, Дорис открыто задрожала от возбуждения.

Она не заметила, как с нее окончательно слетела рубашка, потом трусики. Дорис ощущала лишь наслаждение от прикосновения губ Невила к ее шее, грудям, мягкой и гладкой коже талии и живота, и еще ниже…

Девушка вздрогнула, опустив глаза и увидев голову, прижавшуюся к ее телу. Она вплела свои пальцы в густые волосы мужчины, как только его пальцы раздвинули мягкую женскую плоть. Дорис слышала его дыхание, согревающее самую интимную часть ее тела, а когда он коснулся ее языком, девушку охватило невероятное блаженство.

Никогда, никогда за всю свою жизнь Дорис не чувствовала такой силы страсти, никогда не осознавала, что значит быть столь любимой, желанной.

До нее доносился восторженный шепот Невила. Он шептал ей, лишь на мгновение отрываясь от ласк, что ничего прекраснее он не знал, что в ней смешались амброзия, нектар и эликсир жизни одновременно, что всю оставшуюся жизнь он обречен на страсть к ней одной, что не будет для него жизни без Дорис.

Когда он, наконец, уступил ее отчаянной мольбе и, подняв на руки, перенес в уютное гнездышко из подушек возле камина, устроенное специально для Дорис, она ощутила вкус собственного тела в его поцелуе.

— Невил, я так сильно хочу тебя. Хочу тебя!

Спина ее выгнулась, из груди вырвался крик восторга, когда он вошел в нее, когда, забыв обо всем, она растворилась в его страстном поцелуе, повторяющем медленное вторжение его тела в нее.

Никогда еще не испытывала Дорис такого блаженства, не мечтала о таком наслаждении. Она так остро ощущала каждую клеточку тела мужчины, что от самого малейшего его движения чувственные импульсы разбегались по всему телу.

Возбуждение, зародившееся от влажных прикосновений губ Невила к ее грудям, выросшее и распустившееся точно диковинный цветок под ласками его искусного языка в самой интимной части ее тела, доставило редчайшее наслаждение, столь насыщенное, столь полное, что Дорис громко выкрикнула имя Невила, а из глаз брызнули слезы.

— Посмотри на меня, — почти потребовал Смайлз.

Теперь он протянул руку и коснулся ее залитого слезами лица. Глаза Невила потемнели от глубокого чувства.

— Я знал, что у нас все получится хорошо, — резковато сказал он. — Но это… ты… Ты вселила в меня чувство вечной жажды.

Он откинул влажные волосы с лица девушки и поцеловал ее, сначала нежно, потом все настойчивее.

— Невил, — волнуясь обратилась к нему Дорис. — Сегодня ночью я хочу быть с тобой… Спать с тобой… — Она пристально вглядывалась в его лицо и не видела хотя бы малейшего признака колебания…

— Неужели ты действительно надеешься, будто я дам тебе шанс заниматься чем-то другим? — шутливо поинтересовался Невил, поднеся ее ладошку к своим губам. — Если ты полагаешь, что я буду счастлив, отпустив тебя хотя бы на расстояние руки, начиная отсюда и до…

Он пробежал кончиками пальцев вверх по ее руке, заставив Дорис вздрогнуть от удовольствия.

— Но существует одна проблема, — нахмурился Смайлз.

Дорис неуверенно взглянула на него. Что он собирался сказать?.. Что не хочет брать ее навсегда в свою жизнь? Что, сказав о любви к ней, не имел в виду любви вечной?

— Что? Какая проблема? — заволновалась Дорис.

— Безопасный секс, о котором мы говорили, — хмуро продолжил Невил. — Мы не договорились окончательно…

Прошло несколько секунд, прежде чем слова Смайлза полностью достигли ее сознания. Дорис виновато прошептала:

— Это моя ошибка. Я так сильно тебя хотела, я больше не могла ждать… обо всем забыла.

— Нет, не твоя, — возразил Невил. — Ответственность лежала на мне, но почувствовав, как откликается твое тело на мое желание, я просто не мог согласиться, чтобы какая-то преграда встала между мной и этой сладкой чувственностью. Но если возникнут непредвиденные последствия…

— Последствия… — неуверенно повторила Дорис.

— Да, — подтвердил Невил, положив руку на ее округлый живот. — Если ты забеременеешь от меня, Дорис, это будет означать брак. Мы оба, и ты и я, знаем, как важна для ребенка безопасность, как необходима ему уверенность, что оба родителя всегда рядом.

— Брак? — пробормотала, заикаясь, Дорис, уставившись на любовника. — Но…

— Вероятно, нам все-таки придется прибегать к предосторожности, но в любом случае нам надо пожениться, — заключил Невил.

— И ты это сделаешь? Просто на случай, если я забеременею?

— Мы поженимся завтра, — хрипло ответил он. — Имея в руках такой шанс, как возможная беременность, я не хочу его упускать. Дорогая моя, каким бы сексом мы ни занимались, именно такие чувства я испытываю к тебе. Именно так я хочу тебя — полностью и навсегда. Но я знаю, ты не могла решиться на серьезный шаг так быстро. Два дня назад ты даже не представляла, что доверишься мне.

Значит, она все-таки задела его своим отказом поверить, подумала Дорис, крепко обняв Невила.

Но она никогда больше не причинит ему боли, никогда!


Загрузка...