Опасный искуситель

21

Все сидевшие в карете, направлявшейся в Веверли, хранили молчание. После встречи с Генделем никто не проронил ни слова. Да и о чем говорить, думала Корделия.

Она боялась поднять глаза на своих спутников, боялась увидеть их расстроенные лица. Она сделала все, что могла, и все же чувствовала себя виноватой. Быть может, объясни она Генделю, как помог ей лорд Кент… Или скажи она ему…

Нет, все было бы бесполезно, уверяла она себя. Гендель заботился лишь о своем будущем; что станет с ней или с лордом Кентом, его не волновало. И разве она имела право винить его в этом?

– Ты хочешь сразу же отправиться домой? – спросил лорд Кент леди Джудит.

Его вопрос оторвал леди Джудит от горьких мыслей.

– Нет. Мы же обещали всем, что вернемся к позднему ужину и расскажем про концерт. Мне не хочется их разочаровывать.

– Я не чувствую в себе сил улыбаться и веселить присутствующих, притворяясь, будто все в порядке. Ведь издательству моему конец, – буркнул лорд Кент.

Леди Джудит не стала обращать на его ворчание внимания и повернулась к Корделии.

– А вы, мисс Шалстоун, будете ужинать?

Как бы ей хотелось отказаться! Но отец и Гонорина должны услышать всю историю.

– Наверное, да.

Себастьян молчал, но она чувствовала на себе его взгляд. Она вдруг подумала о том, что ничто уже не задерживает ее в Лондоне. Отец и Гонорина ждут, что она уедет вместе с ними; что ж, завтра – прекрасный день для отъезда.

Эта мысль терзала ее сердце. И грусть ее не уменьшилась при виде всей компании, встречавшей их на пороге дома с нетерпеливыми вопросами. Она избегала смотреть на Гонорину, и подруга ее сразу же догадалась, что что-то не так. Она не стала мучить ее расспросами, а просто обняла за талию и притянула к себе.

Все направились в столовую, но Себастьян пошел к лестнице.

Леди Джудит остановилась и повернулась к нему.

– Куда ты, Себастьян? Ты что, не пойдешь с нами? Даже твой брат изъявил желание поужинать со всеми.

Себастьян покачал головой.

– Я присоединюсь к вам позже. – Он загадочно посмотрел на Корделию. – Мне надо заняться кое-какими делами у себя в кабинете.

Леди Джудит пожала плечами и проследовала за девочками в столовую, а Корделия разочарованно взглянула на Себастьяна. Это ее последний вечер, а он даже не хочет провести его с ней. Она с трудом сдержала слезы. Наверняка он расстроился из-за того, что ей не удалось уговорить Генделя. Корделия вздохнула. Что ж, с этим она ничего не может поделать.

Ужин прошел напряженно. Слава Богу, леди Джудит сама вела беседу и смогла рассказать о том, что произошло, никого в этом не виня. Но это не принесло Корделии облегчения. Она страдала из-за отсутствия Себастьяна и осуждала себя за это.

Подали вторую перемену блюд, и тут в гостиную вошел мальчик-слуга, тихо подошел к Корделии и передал ей записку. Прочитав ее, она некоторое время смотрела на листок, не веря своим глазам.

«Приходи! – было написано размашистым мужским почерком. Она никогда не видела почерка Себастьяна, но сразу поняла, что записка от него. – Я буду ждать тебя в своем кабинете. Нам надо поговорить».

Мальчик вышел сразу же, так что у нее даже не было возможности послать с ним отказ. Корделия смяла в руке записку.

Она обвела глазами присутствующих. Заметили ли они, что мальчик передал ей записку? Кажется, нет. Все наперебой расспрашивали Ричарда о том, что случилось в театре. Самое мудрое, что она могла сделать, – это остаться за столом.

«Приходи!»

Это слово жгло ей сердце. Он написал: «Нам надо поговорить», но только ли это имел он в виду? Если он хочет предложить ей свою любовь, она должна отказать ему, иначе грош цена ее решениям. Если он снова начнет уговаривать ее стать его любовницей, она – увы! – согласится, а это будет непростительным шагом.

Но ей так хотелось в последний раз увидеться с ним наедине. Нет, ей надо пойти хотя бы затем, чтобы сказать ему, чтобы он оставил свои домогания, иначе он будет преследовать ее до самого ее отъезда. Не дай Бог, он проникнет ночью в ее спальню! Что ж, она должна увидеть его и положить конец этой истории.

И, не раздумывая дольше, она поднялась из-за стола.

– Прошу… прошу меня извинить. – Все обернулись к ней. – Оказывается, я слишком устала. Пожалуй, мне лучше лечь пораньше.

«Обратного пути нет», – подумала она, торопливо выходя из столовой. Она могла еще подняться в свою комнату и действительно лечь спать, но знала, что не сделает этого. Боялась она лишь того, что кто-то может обратить внимание на то, что за ужином нет их обоих – ее и Себастьяна.

Чтобы убедиться, что за ней никто не последовал, она подождала некоторое время у двери столовой. Ведь Гонорина вполне могла догадаться, куда она отправилась. Но никто не вышел, и она немного успокоилась. Слава Богу, ее уход никому не показался подозрительным.

И она пошла вверх по лестнице.

На самом деле обстоятельства ее ухода заметил один человек – Джудит. Когда в комнату вошел мальчик с запиской, Джудит как раз смотрела на мисс Шалстоун, слушая лишь вполуха, как Ричард излагает собравшимся свою версию вечерних событий.

И теперь Джудит хотелось узнать, не связан ли внезапный уход мисс Шалстоун с этой запиской. Кто же мог послать ей записку, думала Джудит, глядя на Ричарда и пытаясь понять, заметил он что-нибудь или нет.

Но, взглянув на его расстроенное лицо, послушав, с какой горечью рассказывает он о встрече с Генделем, она тотчас забыла о таинственном уходе мисс Шалстоун.

С тоской смотрела она на его изможденное лицо. Что же им с Ричардом теперь делать?

Месяц назад ее вполне устраивала ее участь. Себастьян прекрасный человек, они знакомы с детства. Она всегда думала, что лучшего мужа и желать нельзя. Но, когда Ричард поцеловал ее, все переменилось.

На самом деле все переменилось еще раньше, когда она поняла, как ему плохо. Раньше он был для нее просто Ричардом, человеком, на чью поддержку и совет она могла рассчитывать. Но вот стало понятно, что он может и не пережить потери своего издательства, и ее охватила непонятная паника. Из-за этого она и проводила так много времени в Веверли после отъезда Себастьяна.

Вчера, сказав Ричарду, что не может идти против воли отца и поэтому не откажется выйти замуж за Себастьяна, она даже представить себе не могла, что почувствует, увидев Себастьяна снова. Теперь она прекрасно понимала, что не может стать его женой, а мечтает лишь о Ричарде. Но, к сожалению, сегодняшние события и упрямство Ричарда положили конец ее надеждам. Теперь, понимая, что у него нет ничего, а брат его может дать ей все, он ни за что на ней не женится.

Она вздохнула. Даже если бы он решился сделать ей предложение, отец не дал бы своего согласия. Как убедить отца, что из брака с Себастьяном ничего хорошего не выйдет! Да никак – ведь Себастьян самый богатый и знатный из ее кавалеров, к тому же герцог. Отец ни за что не прислушается к ее возражениям! А о браке с Ричардом против воли отца нечего даже мечтать.

И тут ей в голову пришла новая идея. А что, если удастся уговорить Себастьяна расторгнуть помолвку? Ведь после поездки в Белхам он переменился к ней. Сейчас его заботят не столько планы относительно их свадьбы, сколько дела мисс Шалстоун!

И тут она припомнила все события сегодняшнего вечера: как Себастьян говорил о том, что мисс Шалстоун не подходит Ричарду, как не сводил с мисс Шалстоун глаз, как яростно защищал ее право на встречу с Генделем…

Мисс Шалстоун вышла после того, как получила записку, и Себастьян был единственным, кого не было за столом. Сердце Джудит забилось быстрее. Неужели это возможно? Неужели мисс Шалстоун и Себастьян…

Извинившись, она вышла из комнаты и пошла искать мальчика, принесшего записку. Нескольких осторожных вопросов было достаточно, чтобы убедиться, что записку действительно послал Себастьян из своего кабинета.

Она задумалась. Дело здесь нечисто, иначе Себастьян обратился бы к мисс Шалстоун прямо при всех перед ужином. Или мисс Шалстоун, получив записку, сказала бы во всеуслышание, куда именно она направляется.

Она хлопнула в ладоши. Нет, это было бы слишком хорошо! Если сейчас Себастьян с мисс Шалстоун разговаривают наедине, ей надо лишь случайно застать их обнимающимися или целующимися. Тогда никто не сможет винить ее в том, что она расторгла помолвку! Никто, даже отец!

Но тут она нахмурилась. Подобная ситуация была бы слишком неловкой. Ей пришлось бы притворяться рассерженной, ругаться с Себастьяном. Нет, подобные сцены не для нее.

Кроме того, разорвать помолвку – это только полдела, надо быть уверенной в том, что Ричард сделает ей предложение. При его теперешнем положении он может и не решиться…

Внезапно ее осенило. Вот как надо поступить! Она взглянула на второй этаж, туда, где находился кабинет Ричарда, и довольно кивнула головой.

Да, это должно получиться, думала она, расхаживая по холлу. Надо дать Себастьяну и мисс Шалстоун еще немного времени и тогда уже приводить план в исполнение.

И, загадочно улыбаясь, она вернулась в столовую.

Себастьян ходил из угла в угол по кабинету. Что скажет он Корделии, когда она придет? Если он сразу же заявит, что любит ее и хочет на ней жениться, она снова откажет ему.

Но это чистая правда. Он окончательно убедился в том, что любит ее. До сегодняшнего дня он думал, что она нравится ему, что он ее хочет, и только. До сегодняшнего вечера он считал любовь глупым чувством, которое придумали скучающие дамы, а женитьбу – предприятием чисто деловым, которое и нужно рассматривать именно с этой точки зрения.

Но, когда в его жизнь вошла Корделия, он вынужден был пересмотреть свои прежние представления. И сегодня, глядя на ее вдохновенное лицо, он понял, как много она для него значит. А что же это, если не любовь? Если он расскажет об этом ей, она ведь выйдет за него?

Он вспомнил ее слова: «Я хочу быть независимой женщиной» – и выругался про себя. Поверит ли она ему, если он скажет, что любит ее и хочет, чтобы она стала его женой? А если поверит, признает ли, что хочет того же, или будет храбриться по прежнему? Станет ли она убеждать его, что хочет лишь независимости? Предчувствие говорило ему, что совершенно неважно, в чем она станет его убеждать, что в глубине души она так же любит его, но как заставить ее признать это?

Одно он знал наверняка – нельзя ее пугать. Сначала он должен заставить ее признаться, что она любит его, что хочет принадлежать ему. Тогда он использует ее же слова, чтобы доказать, что не независимости она ищет. Он должен убедить ее, что они созданы для того, чтобы стать мужем и женой.

Но прежде она должна прийти к нему.

Черт возьми, а если она этого не сделает? Если не ответит на его зов? Вдруг он совершил ошибку, передав ей записку с посыльным?

Но у него не было иного выбора. Он не мог зайти в ее спальню ночью – ее комната соседствовала с комнатой одной из его сестер. Нельзя было просить, чтобы она пришла в его спальню – это бы оттолкнуло ее от него навсегда.

Встреча с Генделем состоялась, и, скорее всего, завтра она уедет, но он не может допустить этого. Если придется, он сделает ей предложение в присутствии всех, прямо при Джудит.

Но ему не хотелось ранить Джудит внезапностью. Если Корделия не придет сегодня, возможно, ему придется переговорить с Джудит с глазу на глаз, убедить ее разорвать помолвку, даже если придется идти против воли отца.

Вдруг он услышал, как скрипнула дверь. Обернувшись, он увидел Корделию, застывшую на пороге.

Сердце его бешено забилось – она стояла такая испуганная и такая невозможно прекрасная!

– Ты пришла, – прошептал он.

Она вдруг поняла, что он снял камзол и жилет и остался только в рубашке с распахнутым воротом и в бриджах. Она вздрогнула и перевела взгляд на его лицо.

– Наверное, я не должна была этого делать.

Он бросился к ней, втянул ее в комнату и запер за ней дверь, словно опасаясь, что она убежит.

– Ты пришла, а все остальное неважно.

Она резко покачала головой и отступила в сторону.

– Я пришла только для того, чтобы просить вас прекратить все это.

Не обращая внимания на ее слова, он обнял ее за талию и притянул к себе. Она уперлась обеими руками ему в грудь.

– Нет, Себастьян. Между нами ничего быть не может. И вы прекрасно это знаете. Завтра я уеду.

Он приник к ее губам, не дав ей договорить. Губы ее были так нежны и восхитительны! Сначала она пробовала остаться холодной, но через несколько мгновений словно растаяла в его объятиях. И тогда лишь он позволил себе провести рукой по ее телу, будто вновь знакомясь с ним – вот нежная округлость ее груди, скрытой платьем, вот изгиб талии, вот бедро…

Он не собирался заниматься с ней здесь любовью. Спальня его прилегала к кабинету, и он намеревался отнести ее туда, но теперь боялся, что, если перестанет хоть на минуту ласкать ее, она убежит прочь. Он быстро оглянулся, и взгляд его упал на медвежью шкуру, лежавшую у камина.

– Нет, – прошептала она, заметив его взгляд. – Я пришла сюда не за тем, чтобы… чтобы…

Он посмотрел на нее и поднял бровь.

– За тем. – Медленно, осторожно он вытащил жемчужные шпильки из ее волос и уронил их на пол. – Ты можешь не признаваться в этом, но пришла ты потому, что хочешь меня столь же страстно, как я хочу тебя. И ты не могла бы уехать, не повидавшись со мной наедине.

Волосы ее волной упали ему на плечи.

– Это… это не так. Вы решили, что нам надо поговорить.

– Надо. – Он улыбнулся. – Но сначала пусть разговаривают наши тела, только так ты можешь признать то, что отказываешься облечь в слова.

Она отвела взгляд.

– О чем вы?

Он взял ее за подбородок и развернул к себе, так что она вынуждена была поднять на него глаза.

– О том, что ты хочешь меня. Что ждешь каждого поцелуя, каждой новой ласки. – Кончиком пальца он дотронулся до ее губ. – Не успеет эта ночь закончиться, ангел мой, и ты признаешься в этом… и во многом другом.

Она тяжело дышала, в ее взгляде была тревога.

Его губы были совсем близко.

– Я заставлю тебя признаться в том, насколько я тебе небезразличен. И он приник к ее дрожащим губам, раздвинул их языком, и она застонала от наслаждения. Черт возьми, она сводит его с ума! Как он желает ее! Но он должен быть осторожен. Ему надо заманить ее обещаниями тех удовольствий, которым она не может противостоять. Он ждал, когда тело ее начнет содрогаться от страсти, сжигающей ее.

Только когда она обвила руками его шею, он отпустил ее подбородок, провел рукой по шее, и губы его следовали за рукой. От поцелуев его она выгнулась, и шея ее обнажилась.

Приникнув к ее уху, он прошептал:

– Ты ведь не хочешь покидать меня завтра, правда, ангел мой?

– Не-е-ет, – выдохнула она, и шепот ее зажег огонь в его крови.

Он целовал ее висок, лоб, прикрытые веки, а руки его шарили по ее спине, ища завязок корсета. Наконец он нашел их, распустил ее корсет, она отвернулась от него испуганно, тем самым помогая ему дальше снимать с нее одежду. Грудь ее обнажилась, и он стал осыпать поцелуями ее зардевшиеся щеки и шею.

Потом он прижал ее к двери, прижал так, чтобы она почувствовала его возбуждение. Глаза ее распахнулись. Вид у нее был утомленный, но в глазах читалось желание. Губы ее были приоткрыты, и он приник к ним с жадностью. Когда он отпустил ее, голова ее безвольно откинулась к двери.

– Я хочу любить тебя, – шепнул он, накрывая ладонью ее грудь. – Прошу тебя, ангел мой, позволь мне это.

Она прикрыла глаза, нахмурилась и прислонилась щекой к двери.

– Ты меня погубишь.

Его смутило то, с какой мольбой она прошептала это. Неужто она не понимает, что ее власть над ним втрое сильнее, чем его власть над ней? Неужто она не понимает, что он не хочет ее погубить?

Он медленно гладил ее грудь и смотрел, как щеки ее заливаются румянцем.

– Это тебя губит?

Она кивнула, а руки ее обхватили крепче его талию.

– Ты хочешь, чтобы ради тебя я поступилась всем – своей гордостью, своей… независимостью.

– Черт бы побрал твою независимость! Я люблю тебя. Попробуй скажи, что тебе это безразлично.

Она широко раскрыла глаза и изумленно уставилась на него.

– Не произноси этих слов! Я не хочу, чтобы ты говорил, что любишь меня, если это значит лишь… – Она отвернулась. – Я не хочу, чтобы ты говорил, что любишь меня.

– Если это значит что? – Он ласкал ее сосок кончиком пальца, и она, не выдержав, застонала. – Продолжай, Корделия.

– Нет… ничего. Я… я лишь хочу, чтобы ты оставил меня в покое.

С его губ готовы были сорваться уверения, что он разрывает свою помолвку, что женится на ней, что хочет жениться. Но он уже говорил ей это, и она отказала ему. Черт возьми, на сей раз сначала он заставит ее признаться, что она любит его. Тогда она не сможет вновь отказать ему.

Он обхватил ее лицо ладонями.

– Ты отказываешься быть моей женой… отказываешься быть любовницей… Ты говоришь, что хочешь независимости, а сама таешь от одного моего прикосновения. Очевидно, тебе нужно лишь мое тело.

– Мне… мне не нужно и твое тело, – прошептала она, отводя взгляд.

Она попыталась убрать руки с его талии, но он схватил их и положил себе на грудь.

– Лгунишка! Но обмануть тебе меня не удастся – твое собственное тело говорит правду.

Когда он отпустил ее руку, пальцы ее гладили его грудь словно по собственной воле, и тогда он повернул голову, поймал один из пальцев ртом и играл с ним, пока щеки ее не стали пылать.

– Румянец на твоем лице говорит о том, что ты хочешь меня, – шепнул он. – Или ты будешь и это отрицать?

Он приник губами к ее запястью, где бешено бился пульс.

– Кровь твоя бежит по жилам, полная желания. И это ты будешь отрицать?

Она не успела ответить, а он уже опустил вырез ее платья и коснулся губами ее груди. И тело ее обмякло в его объятиях.

Он поднял голову и взглянул на ее залитое краской лицо.

– Будешь и это отрицать? – вновь повторил он.

Она застонала и покачала головой.

Но ему этого было недостаточно.

– Скажи это, Корделия, скажи хотя бы, что хочешь меня.

– Я хочу тебя.

От ее сдавленного шепота у него голова пошла кругом. Он осыпал ее лицо поцелуями, а она, забыв про все, срывала с него рубашку. Он скинул рубашку через голову и стал судорожно стаскивать с нее платье.

Руки ее были полусвободны от одежды, и тут он замер. Ему в голову пришла удивительная мысль.

Она не сводила с него потемневшего от страсти взора.

– Себастьян?

Он поднял ее на руки и понес к камину, положил на шкуру и встал над ней, расстегивая бриджи. На мгновение он застыл в нерешительности, словно не веря тому, что заставил ее признаться в своем желании.

Корделия сама с трудом в это верила. Неужели он прав, и она с самого начала, идя к нему, ожидала именно этого? И тут вдруг она поняла, что не может без посторонней помощи выбраться из платья.

Он медленно разделся, не сводя горящего взгляда с ее тела. От возбуждения у нее пересохло во рту. Он стоял перед ней совершенно обнаженный, и до чего он был прекрасен! Стройный, высокий, сильный! Она облизнула языком запекшиеся губы.

Он чуть улыбнулся и, опустившись на колени рядом с ней, провел рукой по ее рту, подбородку, шее – к груди. Она пыталась выпутаться из платья, но он улегся с ней рядом и продолжал ласкать ее грудь и обнаженную часть живота.

– Что ты делаешь? – выдохнула она.

– Я собираюсь заняться с тобой любовью.

– Но… но тебе надо… – Она покраснела. Он же прекрасно понимает, что она не может пошевелиться! – Тебе надо помочь мне…

– Не сейчас, – прошептал он, и в глазах его сверкнули дьявольские искорки.

Она снова попробовала стянуть платье, но у нее ничего не получилось.

– Не сейчас, – повторил он твердо. И он накрыл ее тело своим, так что руки ее лежали по бокам.

На мгновение она по-настоящему испугалась. Но тут он приник к ее губам, и она забыла обо всем. Силы небесные, как он целовал ее!

Когда руки его скользнули ей под юбки, холодок, пробежавший по ее животу, сменился жаром желания. Пальцы его прошлись по ее чулку, подвязке, к бедру. Она пыталась вывернуться, освободить руки – ей так хотелось обнять его!

Но она была в ловушке. Когда она прошептала наконец:

– Прошу тебя, Себастьян, дай мне тоже обнять тебя! – он дико взглянул на нее.

– Ты любишь меня?

Она закрыла глаза, чтобы не смотреть на него. Это нечестно, думала она, цепляясь пальцами за медвежью шкуру. Он говорил, что любит ее, но только так он мог сделать ее своей рабой, и теперь он хотел, чтобы она отдала ему ключ от своей клетки! Он хотел, чтобы она призналась во всем, и тогда она будет в его власти, он заставит ее остаться в Лондоне, стать его любовницей, а сам он будет хозяином своей собственной жизни, и Джудит останется при нем. Она не может позволить ему воспользоваться преимуществом, потому что тогда она погибнет, погибнет окончательно.

Пальцы его добрались до самых укромных уголков ее тела, и она судорожно вздохнула.

– Любишь ли ты меня, мой ангел? – повторил он сдавленно.

– Я… я хочу тебя.

– Черт подери, это мне известно!

Его резкие слова заставили ее открыть глаза, но в выражении его лица не было ни тени наглости. Оно было напряжено, напряжено до боли, словно он боролся сам с собой. Она чувствовала телом его возбужденную плоть. Почему он не хочет овладеть ею? Зачем он сдерживается, зачем мучает ее?

Он вновь погладил ее, так медленно и нежно, что ее бросило в дрожь.

– Ты любишь меня? – простонал он.

И тут она все поняла. Он использовал ее желание как оружие против нее же. Палец его проник в нее, и она выгнулась помимо своей воли.

О, как он жесток! Но ведь его оружие направлено на обоих, подумала она. Она тоже может заставить его забыть обо всем, и должна сделать это до того, как он заставит ее раскрыть свое сердце. Она бедром прижалась к нему, а грудью приникла к его груди.

Он застонал, его янтарные глаза пылали, но он отодвинулся от нее.

– Только не сейчас, искусительница! На сей раз соблазнять буду я!

Он склонил голову к ее груди, протянул к ней руку, и она поняла, что ей брошен вызов. Пальцы его становились все настойчивее и настойчивее, но всякий раз, когда она содрогалась от страсти, он отступал, а потом снова приступал к истязаниям. Он ласкал ее, осыпал поцелуями, и она стонала и извивалась под ним.

Она знала, что он сам сгорает от страсти, потому что на каждый ее вздох он отвечал вздохом, но – не сдавался. Он подводил ее к пику наслаждения, не давая достичь его.

Наконец он убрал руки и дико взглянул на нее.

– Ты любишь меня? – почти прорычал он, и пот каплями стекал по его лицу. – Признайся, что ты любишь меня, Корделия, и, клянусь, я подарю тебе небо и землю, и буду дарить их каждую ночь до конца жизни.

Она была словно в горячке и едва слышала его слова. Ей хотелось кричать, бить его кулаками в грудь, но она не могла пошевелиться. Если бы она могла унять свое рвущееся из груди сердце, если бы могла совладать с пламенем, бушевавшим в ее груди…

– Ты дьявол, Себастьян, – выдохнула она.

– Пресвятая Богородица! Корделия, я люблю тебя и знаю, что ты меня любишь. Черт возьми, ну признайся же! Клянусь, я не остановлюсь, пока ты не признаешься!

И тут он убрал руку с ее бедер. Она вздохнула – облегченно и разочарованно одновременно, потому что решила, что он наконец прекратил ее мучить. Но он подвинулся так, что голова его оказалась ниже ее живота, и медленно поднял ее юбки.

Щеки ее пылали, а он разглядывал то, что было скрыто одеждой. Она испуганно дернулась, когда он поднял голову и с вызовом улыбнулся. Она была вне себя от его наглости и с ужасом понимала, что на этом он не остановится.

И она угадала. Он вновь опустил голову, и после этого она уже не думала ни о чем. Потому что он не ограничился поцелуями – рот его продолжил то, чем раньше занимались его пальцы…

Словно тысячи искорок пробежало по ее телу… Он стал грубее, настойчивее. Голова ее металась по ковру. После всех мучений это было уже слишком… Но нет, этого было мало. Она извивалась, дергалась, пытаясь достичь большего….

Стон вырвался из ее груди, и мучения стали нежнее, осторожнее.

– Себастьян… прошу… прошу тебя…

– Ну же, ангел мой, – бормотал он. – Проси, как ты заставляла меня просить. Скажи наконец, чего ты хочешь.

– Я… я хочу, чтобы ты… – Она запнулась, не зная, как назвать это.

Он вновь приник к ней своим горячим ртом, она дернулась так сильно, что едва не скинула его, но он прекрасно знал, что делал. Он действовал с тем ритмом, который заворожил ее настолько, что она потеряла ощущение времени и пространства. Что бы это ни было – грешный рай или божественный ад, но он был властелином. Она забыла о том, что руки ее в ловушке, музыка чувств пела в ее теле, заставляя ее подчиняться его воле.

Когда она почти готова была достичь вершины, он вновь отодвинулся от нее и заглянул ей в лицо. Взгляд его был страстен и ненасытен.

– Ты любишь меня? – взревел он. – Черт возьми, Корделия, скажи это!

Она страстно желала одного – чтобы он был с ней, но удержалась от признания. Если она произнесет эти слова, она станет его рабой навеки.

– Прошу… дай мне обнять тебя, – лишь прошептала она.

Глаза его распахнулись, мрачная тень пробежала по его лицу. Со звериным рыком он сорвал с нее платье.

Отбросив его в сторону, он накрыл ее своим телом.

– Пресвятая Богородица! – простонал он. – Я не могу этого выдержать. – И он приник к ней.

Руки ее наконец были свободны, и она обхватила его спину, вонзив ногти ему в кожу. Он овладел ею с той страстью, которой уже давно пылала она. Желание ее было уже невыносимо, и теперь она так стремилась к удовлетворению его, что всем телом откликалась на каждое его движение.

«Тебе нужен жеребец», – вспомнила она его слова. Да, нужен! И он есть у нее… Они вместе мчались к наслаждению, которое было уже совсем рядом….

– Ангел, ангел, – шептал он, тяжело дыша. – Будь моим ангелом!

Он двигался все быстрее, но мучения ее длились слишком долго, и теперь наслаждение настигло ее внезапно, как вспышка молнии, расколовшей ее гордость.

– Себастьян! Ах… Себастьян! Я люблю тебя! – вскричала она, и тело ее содрогалось в сладостных конвульсиях.

Из уст его тоже вырвался крик, и семя его оросило ее лоно.

Он упал на нее, и она прижала его к себе. Оба они тяжело дышали, как лошади после скачки. Но этот забег выиграл он. Черт возьми, он победил!

Но слышал ли он те слова, из-за которых мучил ее так долго? – подумала она, когда сознание наконец вернулось к ней. Он уткнулся лицом ей в плечо, щекоча ее своим дыханием. Она гладила его спину и старалась забыть о том, что отдала ему в руки единственное оружие, которое можно было использовать против нее.

– Я тоже люблю тебя, – шепнул он ей на ухо.

Так значит, слышал, подумала она, в отчаянии глядя в потолок. Но какая разница? После того что произошло сейчас, она уже не сможет его покинуть. Женой она будет или любовницей – ей все равно. Он необходим ей. Больше она ни о чем не думала. Он сделал ее своей рабой.

Эти печальные размышления так занимали ее, что она почти не слышала, как дверь кабинета распахнулась. Только услышав, как кто-то выругался, она очнулась.

Они с Себастьяном отпрянули друг от друга и в изумлении уставились на дверь. Там, бледный как смерть, стоял лорд Кент.

– Черт подери! – пробормотал Себастьян.

На сей раз она полностью разделяла его чувства.