Опасный талант

13

Эта по-бульдожьи агрессивная выходка Дю Барри не произвела на Грейс того эффекта, на который, вероятно, была рассчитана, ибо не вызывала в ответ ни слез, ни смущенных оправданий. Грейс просто спокойно посмотрела на него оценивающим взглядом, стараясь попутно навести какое-то подобие порядка в мыслях.

— По какому, собственно, праву вы требуете у меня отчета в моих действиях? — с достоинством спросила она.

— Ведь мы же с вами единомышленники, — ответил Дю Барри, подходя к ней. — Наши взгляды совпадают по множеству вопросов, мисс Пенуорт; и вы, вероятно, не могли не заметить, что вы интересуете меня не только с профессиональной точки зрения.

— Вы явно заблуждаетесь, — возразила Грейс, — ибо каждая ваша фраза говорит лишь о ваших коммерческих интересах.

Грейс заставила себя мужественно противостоять его атаке. Она заметила, однако, что оказалась стоящей между издателем и диваном, так что путь к отступлению был отрезан. А выражение лица господина Дю Барри наводило на мысль, что сейчас он озабочен далеко не объемами продаж ее книги. Скорее он походил на отвергнутого любовника и смотрел на Грейс с угрюмой задумчивостью и даже с угрозой.

Помимо своей воли Грейс сделала шаг назад и, споткнувшись, рухнула на диван. В тот же миг господин Дю Барри оказался сидящим рядом с ней и выпалил то, что, по его мнению, было страстной клятвой в любви.

— О, капризная женщина, — воскликнул он, с силой потянув ее на себя, пока она не оказалась сидящей. — Как вы думаете, почему я так беспокоюсь о том, чтобы люди прочитали вашу книгу?

У Грейс кружилась голова и, приложив руку ко лбу, она ответила:

— Я думаю, что вы хотите заработать на ней.

— Не мог же я настолько ошибиться в вашем характере, чтобы поверить, что вы пишете ради денег. Нет, мисс Пенуорт… Грейс… вы ведь делаете это из-за вашего стремления к правде и справедливости. И я могу лишь только… уважать вас… за ваше мужество.

Грейс заметила, что его последние слова сопровождались откровенным взглядом на ее высоко вздымающуюся и опадающую грудь, значит не так уж уважительно он относился к ее чувствам, как утверждал.

— Отпустите меня, господин Дю Барри, — попросила она, съеживаясь от прикосновения его пальцев к ее плечам, щупающих ее плоть словно буханку хлеба.

— Как я могу отпустить вас? — воскликнул он. — Грейс, — он снова поднял на нее глаза и теперь смотрел в упор, — у нас с вами одинаковые вкусы, схожие взгляды на жизнь. И даже когда мы разговариваем, мы словно читаем мысли друг друга. Мы должны быть вместе, вы и я.

По поводу чтения мыслей Грейс поняла, откуда у Дю Барри такие убеждения: когда она начинала высказывать мнение, противоположное мнению Дю Барри, он просто принимал его и заканчивал за нее предложения. Он снова пришел к заключению, с которым Грейс согласиться никак не могла и не собиралась.

— Пожалуйста, господин Дю Барри, — сказала она, высвобождаясь из его крепкой хватки и вставая с дивана, — не надо больше ничего говорить.

Он вскочил следом за ней, но, когда она отошла на несколько шагов в сторону, не сделал попытки приблизиться.

— Простите, мисс Пенуорт. Вы, видно, удивлены, — проговорил издатель тоном, в котором тоже сквозило замешательство. — Признаться, я и сам себя удивил. Но, раз уж я приехал, то должен высказаться, и я уверен, что вы согласитесь с моими мыслями.

Закрыв глаза от гнева и досады, она сказала себе, что, видимо, ничего другого не остается, как только выслушать, что он скажет.

— Хоть я и не разделяю вашего оптимизма, сэр, — осторожно сказала она, — но, раз уж вы проделали ради меня этот неблизкий путь, продолжайте.

— Когда я узнал от вашей матери, что вы отправились сюда вместе с герцогом, я был просто в ужасе, — сказал он. — Вы даже не представляете, какие это может иметь последствия.

— Надеюсь, услышать это от вас, — ответила Грейс, скрестив руки на груди.

— Род, из которого происходит Станден, хорошо известен разгульным образом жизни его представителей. Это сплошь распутники и гуляки, — в приглушенном голосе Дю Барри отчетливо слышались нотки омерзения. — Вы ведь не можете не знать, что он лишь играет вашими чувствами.

— Полагаю, вы ошибаетесь, — холодно ответила Грейс. — Его светлость проявил ко мне столько доброты и уважения.

— Тем не менее, он сломает вашу жизнь.

С удивлением приподнимая брови, она спросила:

— Интересно, какое отношение это имеет к вам?

— Ну, естественно, что из-за этого ваша книга будет расходиться еще хуже, — автоматически ответил Дю Барри, а Грейс презрительно фыркнула. — А кроме того, я не могу вынести мысли, что о вас начнут распускать сплетни.

До Грейс начало доходить.

— И это отрицательно повлияет на вашу репутацию?

— Именно, — подтвердил издатель, — Грейс, я хочу, чтобы вы вышли за меня замуж. У вас превосходная голова, но нужно направить ваши мысли в правильное русло…

— И вы хотите придать моим идеям устраивающую вас форму, — заключила она.

Вот человек, подумала Грейс, когда он кивнул в ответ, чья самонадеянность переходит все мыслимые границы. Хочет на ней жениться, чтобы взять под контроль ее разум. Последние крохи уважения, которые еще оставались у Грейс к издателю, начали таять. Но он, похоже, не замечал, что за чувства она испытывает к нему.

— Вот видите? — воскликнул Дю Барри. — Я же говорил, что наши умы устроены одинаково. Подумайте только, каких удивительных результатов мы добьемся, если навеки сложим наши усилия!

— Мне даже… — начала она, но, прежде, чем он успел перебить ее, предупреждающе подняла руку и решительно заявила: — Ради Бога, ни слова больше, господин Дю Барри. Я не могу выйти за вас.

— Но почему же нет?

Грейс была не настолько наивна, чтобы назвать настоящую причину отказа, а именно, что она безнадежно влюблена в герцога Станденского, и поэтому сказала:

— Вы заслуживаете жену, которая готова пожертвовать всем своим существом ради дела вашей жизни, сэр. Такая эгоистка, как я, не способна осчастливить вас.

— О, — сокрушенно воскликнул господин Дю Барри. — Об этом я не подумал. Значит, ваша собственная карьера имеет для вас первостепенную важность?

В данный момент это совершенно не занимало ее мысли, но ведь не могла же она признаться в этом Дю Барри. Набрав в грудь воздуха и мысленно попросив у Бога прощения за ложь, она отчеканила:

— Эта моя единственная надежда, Дю Барри.

Судорожно вздохнув, словно пытаясь справиться с постигшим его разочарованием, издатель нацепил на нос очки и проговорил:

— Ну, тогда желаю вам успехов, мисс Пенуорт.

— Что ж, спасибо, — поблагодарила Грейс, слегка удивленная, что он так быстро сдался.

— Несмотря на то, что, признаюсь, я разочарован вашим решением, — сказал он, беря со стула свою шляпу с широкими полями, — самое меньшее, что я могу для вас сделать, это обеспечить такую рекламу вашей книге, что она будет иметь большой коммерческий успех.

— Я ценю вашу доброту, — отозвалась Грейс и решила, что, возможно, думала о нем хуже, чем он есть.

— Безусловно, в результате этого я получу как моральное удовлетворение, так и финансовую выгоду, — заметил издатель с кривой усмешкой. — Такова природа бизнеса. Но я верю, что ваша обида на меня не продлится долго.

— Конечно, нет, — отозвалась Грейс, подавая ему руку, чтобы показать, что не отказывает ему в своей дружбе.

Помедлив, он принял протянутую руку и пожал ее. Потом, с неприязнью выпустив ее пальцы, сказал:

— Что ж, я пытался образумить вас; теперь вся ответственность за дальнейшее ложится на вас. Всего хорошего, мисс Пенуорт.

Минуту спустя после ухода господина Дю Барри в библиотеку вошел Станден.

— Что ему нужно было?

Появление ее доброго друга моментально вернуло Грейс в хорошее настроение, несмотря даже на сумрачный вид герцога. Ей захотелось провести рукой по его нахмуренному лбу, чтобы разгладить морщинки, но это, она знала, выглядело бы слишком фамильярно. Очень тихо она ответила:

— Он приезжал, чтобы забрать меня домой.

— Но вы по-прежнему здесь, — заметил с улыбкой герцог и, к удивлению Грейс, морщинки на его лбу чудесным образом исчезли. — Означает ли это, что вы больше предпочитаете находиться в моей компании, чем в его?

Слегка пожав плечами, она призналась:

— Мне приятно, что вы так думаете; вот только здоровье моего племянника привязывает меня к вашему дому, хотите вы того или нет.

— Мисс Пенуорт, — отозвался герцог, глядя на нее прищурившись. — Я готов на все ради того, чтобы вы остались здесь.

От этого признания у Грейс перехватило дыхание, но его следующая фраза не оставила у нее ни малейшего сомнения относительно того, что она представляет собой в глазах герцога.

— С вами потрясающе интересно. Я едва могу дождаться вашей новой замечательной истории.

— А вот вы не боитесь, например, что я могла бы толкнуть ваших людей на путь радикализма?

— Никогда еще я не видел их столь удовлетворенными, — доверительно сообщил Станден, подходя к ней. — И чтобы они так радостно встречали моего гостя.

Грейс заметила, что глаза его как бы потемнели, словно он вошел в тень, но в них не было ничего угрожающего. Напротив, он выглядел очень спокойным и привлекательным.

И это испугало ее.

Она всего лишь дочь священника и не должна смотреть на герцога иначе как с благоговейным страхом. Ей следовало бы быть довольной, что он нашел ее достаточно интересной, чтобы не испытывать скуки в ее обществе. Все же высказанный комплимент вызвал в ней разочарование, но длилось оно лишь несколько мгновений, до того момента, как он взял ее руки в свои и улыбнулся, глядя ей в лицо.

— Бедная Грейс, — сказал он, поднимая ее руки так, что она стала смотреть на него поверх их скрещенных пальцев. — Как я вас ужасно разочаровал.

Потрясенная тем, что он прочитал ее мысли, Грейс попыталась придать своей чувствительности меньше значения.

— Вовсе нет, ваша светлость. Видимо, я до сих пор не могу прийти в себя после разговора с господином Дю Барри.

— Что такое? — озабоченный ее признанием, Станден подвел ее к стулу и усадил. — Надеюсь, он не нанес вам никакого вреда?

Герцог ничем не выдавал своего волнения, разве что слишком сильно стиснул ей пальцы, когда вел ее по комнате. Грейс сложила руки на коленях и, запинаясь, ответила:

— Да нет, вообще-то. Просто требовал, чтобы я вышла за него замуж.

В тот же миг ему вспомнилось предостережение бабушки, высказанное днем раньше и казавшееся тогда всего лишь навязчивой чепухой, но теперь обретшее зловещий смысл и предвещающее грядущую катастрофу.

— За него замуж! — воскликнул герцог и стиснул зубы, дабы не вырвались слова о том, что лучше бы она выходила замуж за него.

— Так что, мне пожелать вам счастья?

Суровый тон, которым были сказаны эти слова, заставили Грейс внутренне возликовать. Чтобы восстановить уважение герцога, ей нужно было объясниться. Чувствуя, как к лицу приливает кровь, она, путаясь в словах, отвечала:

— Нет. Я не осчастливила его согласием. Думаю, мне следовало бы испытывать к нему благодарность за сделанное предложение. Мама станет называть меня упрямой девчонкой.

Теплая волна облегчения охватила Стандена, и он едва удержался, чтобы не обнять Грейс от радости. Но с расцветающей на его лице озорной мальчишеской ухмылкой он ничего не мог поделать:

— Так и станет, Грейс?

— Ну да, ведь в прошлом году я отказала его преподобию господину Глэдстону, и ожидается, что в этом году я приму любое предложение.

Обрадованный тем, что Грейс отвергла двух неподходящих кандидатов, давая тем самым ему возможность сделать ей предложение и оставить с носом семейное проклятие, Станден не мог устоять против искушения подразнить Грейс:

— В чем же дело? Почему вы не исполнили материнский наказ?

Подавив непроизвольную дрожь, Грейс несколько мгновений созерцала свои руки, сложенные на коленях. У нее было впечатление, что герцог считал, будто она должна была принять предложение господина Дю Барри. Ей хотелось, чтобы герцог понял, что ее решение основано не на легкомыслии или романтическом капризе, а на собственном понимании любви.

— Мне не нравится, как он ведет себя, ваша светлость. Постоянно говорит мне, как мы с ним похожи, как одинаково мы мыслим. На самом деле мы совершенно по-разному думаем. Он никогда не дает мне высказывать мои взгляды, если они не совпадают с его мнением.

— Никогда? — усмехнулся Станден с таким видом, словно сомневался в способности мужчины интеллектуально подавлять женщину — в особенности такую женщину — но вслух не высказал подобной шокирующей мысли. А если бы высказал, Грейс посчитала бы его таким же самоуверенным, как и неудачливого претендента на ее руку.

— Он постоянно внушает мне, что я должна учиться у него; но ни в коем случае не наоборот. Он ведь действительно член научного общества в Кембридже.

Пальцы Стандена сомкнулись в кулак, а Грейс подумала, не заслужила ли она его презрения тем, что так пренебрежительно отзывается о его братьях-мужчинах в лице Дю Барри и уже почти ожидала, что он осадит ее. Но вместо этого Станден сказал лишь:

— Теперь ясно, по крайней мере, откуда этот либерализм его настроений. Я так понимаю, что его предложение явилось для вас полной неожиданностью?

— Именно так, ваша светлость. Я его никогда ничем не обнадеживала. Могу себе представить, на что был бы похож наш брак: он мне ни слова не давал бы написать, разве что переписывать его собственные эссе.

Герцог усмехнулся, словно объяснение Грейс позабавило его.

— Думаю, вы сами предпочли бы иметь секретаршу.

Грейс прижала руку к пылающей щеке.

— Не могу отрицать, что мои собственные проекты значат для меня гораздо больше. Но, сказав ему это, я поступила очень жестоко.

— Зато честно.

— Вы не первый, кто говорит мне об этом, — поникшим голосом проговорила Грейс. — Иногда меня даже называют слишком честной.

Станден ответил не сразу, так что она подняла на нею взгляд. Он тут же одарил ее широкой улыбкой, и, когда она снова заулыбалась в ответ, сказал:

— Я не вижу в этом ничего дурного.

— Спасибо, — отозвалась Грейс.

Его одобрение, казалось, заставило ее засветиться изнутри. Больше всего ей хотелось нравиться ему, но женщине нелегко открыто в этом признаться, даже слишком честной. Поэтому она сказала совсем другое:

— Думаю, что это слишком заключается в неумении промолчать, когда нужно.

— А также в доверии ко всем без разбора, — добавил задумчиво Станден таким голосом, что у нее по спине пробежал холодок.

Что это было? Предупреждение о грядущей опасности, или же о тщетности ее желаний? Но в следующий момент ее надежды показались ей не настолько уж безнадежными, ибо Станден потянул ее за руку со стула со словами:

— Я знаю, что не в праве просить вас о чем-либо, но надеюсь, что вы будете мне верить.

— Как другу? — спросила она, напоминая себе еще раз, что на большее она не может рассчитывать.

Откуда вообще к нему пришла эта нелепая идея о предложении ей своей дружбы, думал он. И почему она все время бросает ему эту дружбу в лицо? Неужели она боится его?

— Как вам угодно, — наконец разочарованно ответил он, протяжно вздохнув и предложил ей сходить посмотреть, как чувствует себя Хью.

— Но подождите рассказывать ему очередную историю, пока я не закончу свои дела с Уилкинсом, — добавил он.

После того, как Грейс вскочила на ноги и поспешила наверх к Хью, Станден отдал распоряжение Уилкинсу, чтобы тот послал человека проследить за Дю Барри. От отвергнутого поклонника, пообещавшего, что отказ будет иметь последствия, можно было ожидать неприятностей.

Конечно, Станден ни словом не упомянул об этом Грейс и ее племяннику, когда позже зашел в комнату Хью. Мальчик был всецело поглощен организацией военных действий, бросая в бой раскрашенных оловянных солдатиков из коллекции герцога. Грейс, сидя за столом, что-то писала, а когда вошел Станден, тут же прикрыла написанное чистым листком бумаги, не склонная, видимо, с кем-либо делиться записанными мыслями.

Герцогу снова стало любопытно, что это она такое пишет, но он не стал подначивать ее, а сел на стул возле постели Хью и спросил:

— Ну, генерал, что за историю ты сегодня будешь слушать?

Юный полководец, вместо того, чтобы тут же потребовать от тети обещанную сказку, спросил герцога:

— Вы служили в армии, ваша светлость?

— Да, я был полковником у герцога Веллингтона, — ответил Станден, усаживая Грейс на кровать рядом с племянником, чтобы можно было наблюдать за ней, когда она будет ткать полотно своей истории. — Когда-нибудь я тебе расскажу об этом, если захочешь.

— Я хочу сейчас, — сказал Хью тоном ребенка, которому скучно и не по себе.

Грейс окинула герцога внимательным взглядом. Внешне он казался абсолютно спокойным, но в глубине души Грейс чувствовала, что ему не хочется делиться военными воспоминаниями. Тема войны не подходит для благовоспитанного разговора, и такие воспоминания, она знала, часто вызывают у рассказчика душевную боль. Поэтому она напомнила мальчику:

— Вы же проходили с гувернером события последней войны, Хью.

— Но Стивенс же там не был, — возразил Хью, — и он рассказывал только лишь о датах и местах сражений.

Держась рукой за голову, словно испытывал головную боль, он заныл:

— Как я могу удержать все это в голове, если я не знаю, как все это происходило на самом деле?

— Думаю, все, что тебе нужно знать — это то, что реальная война совсем не похожа на ту, которую ведут игрушечные армии на твоей кровати, — со сдержанной строгостью ответил Станден. — По оловянным солдатикам не плачут жены и дети, когда они погибают.

— Знаю, — сказал Хью, рассеянно почесывая зудящую кожу и окидывая взглядом игрушечных солдат, разбросанных по долинам и холмам, в которые он превратил покрывало. — Папа читал мне военные сводки. Ну ладно, если не хотите рассказывать о своем военном опыте, может, покажете тогда тактические ходы?

Приподняв бровь, герцог бросил взгляд на Грейс, и, поднявшись со стула, смел солдатиков в коробку. Затем, сидя на корточках, принялся расставлять солдатиков на полу, имитируя диспозицию армий в битве при Ватерлоо, сопровождая свои движения комментариями, которые свесившийся с кровати Хью слушал разинув рот. Станден рассказывал, как Бонапарт предпринял отчаянную атаку на укрепленный замок, удерживаемый превосходящими силами обороняющихся англичан.

— А вы там были? — наконец спросил Хью, пораженный огромными потерями с обеих сторон.

— Да, — ответил Станден, поднимая с пола офицера. — Вот он я.

— Живы и здоровы, — пробормотала Грейс, — слава Всевышнему.

— Да, моя дорогая, — почти машинально отозвался герцог, но благодарно улыбнулся Грейс. Глядя на нее многозначительным взглядом, он продолжал: — Однако я потерял много хороших солдат и намерен для тех, за кого я отвечаю, сделать в дальнейшем все, что в моих силах.

Затем, обращая на Хью свой повелительный взгляд, добавил:

— Тебе предстоит вести собственную войну, мой мальчик. Лучше тебе сейчас отдохнуть, чем слушать еще одну историю о безрассудной храбрости на поле боя.

— Но мне скучно, — замычал Хью, отталкивая Грейс, когда она стала взбивать его подушки.

— Нет. Ты болен, и эту битву ты, похоже, проиграл.

Свернувшись от обиды калачиком, Хью пробурчал:

— Это нечестно.

— На войне и в любви все честно, — поставил точку Станден, поднимаясь с корточек. Беря Грейс за руку и направляя их шаги в сторону двери, он добавил: — Свою войну, Хью, как и любую другую, ты выиграешь только в том случае, если будешь подчиняться приказам, своевременно идти в наступление и тщательно окапываться.

Закрыв дверь, когда Хью снова стал протестовать, Станден несколько мгновений в молчании смотрел на Грейс. Он стоял спиной к свету, и она не могла по его лицу определить, о чем он думает, однако его застывшая поза говорила о раздражении, виновницей которого она себя почему-то ощущала.

— Простите меня, — промолвила Грейс, опуская взор на богатый рисунок персидского ковра, покрывающего пол в холле.

— За что? — спросил Станден. — Вы жалеете, что отвергли предложение Дю Барри?

— Нет, ваша светлость. Я не стану хуже спать из-за этого решения. Просто мне все время кажется, что ваша жизнь была бы… проще, если б не хлопоты, связанные со мной.

— Проще, Грейс? — и он фыркнул. — Напротив, если б не вы, жизнь казалась бы мне бесконечно скучной. Нет, нет, не стоит еще раз извиняться, — добавил он, когда она подняла к нему лицо и облизнула губы, собираясь, видимо, что-то сказать.

Это непроизвольное движение ее языка поглотило все внимание герцога; его нестерпимо жгло одно-единственное желание: поцеловать девушку. Такого сильного желания поцеловать не вызывала в нем еще ни одна женщина, но он знал, что сейчас у Грейс не подходящее для этого настроение. Один неверный шаг с его стороны мог разрушить все его шансы. Собрав волю в кулак, он удержался от того, чтобы заключить ее в свои объятия, хотя не смог противостоять потребности прикоснуться к ней.

— Идите напишите письмо матери Хью, — предложил он, нежно проводя тыльной стороной ладони по щеке Грейс. — Или еще одну едкую статью, бичующую поразительную человеческую бесчувственность.

Когда он отнял руку от щеки Грейс, в ее сердце не осталось никакой надежды, что герцог поцелует ее. Внезапно она почувствовала, что на глаза навертываются слезы разочарования. Как же глупо и самоуверенно было ожидать, что он ее поцелует. Вероятно, это менее всего могло входить в его намерения.

Он снова дразнил ее, как старший брат мог бы дразнить свою младшую надоедливую сестренку. Несмотря на чувство обиды, заполнившее ее сознание, она понимала, что должна ответить что-нибудь. Уцепившись за его последнюю фразу, Грейс сказала:

— Может быть, и напишу, ваша светлость. Но вас не отличает бесчувственность, которая так часто встречается у представителей вашего пола.

Сердце Стандена радостно ухнуло, но внешне он ничем не проявил этого, подумав о том, что Грейс, похоже, становится к нему более мягкой. Ему необходимо было это знать. Но вместо того, чтобы прямо спросить, что она о нем думает, он сказал:

— Что заставило вас прийти к этому заключению, с которым я согласен?

— Ваша доброта к детям, — ответила Грейс, с улыбкой посмотрев в лицо герцогу, и подумала: и бесконечная доброта ко мне.

Несмотря на краткость ее спокойного ответа, Стандену он показался высочайшей похвалой, и он не мог не заметить, что ее светлые глаза излучают искреннее доверие. Ему хотелось сказать ей, что все, что бы он ни делал — все это ради нее, но он опасался, что такое прямое признание лишь заставит ее чувствовать себя неловко. Поэтому он лишь улыбнулся с довольно глупым видом и сказал:

— Благодарю вас, мисс Пенуорт. Теперь я покидаю вас, пока не замарал свою репутацию.

И пока не сказал еще большую глупость, добавил он про себя, идя по холлу и ругая себя изо всех сил. Он больше напоминал себе сбитого с толку мальчишку, одолеваемого порывами страсти к милой гувернантке, нежели пэра Англии, безнадежно влюбившегося в красивую женщину, которая, похоже, относится к нему как к старшему брату. Считала ли она его на самом деле образцом настоящего мужчины или, несмотря на признание его доброты к детям, она лишь проявила формальную вежливость из-за неудобств, доставленных болезнью племянника?

В течение последующей недели Стандену не раз приходилось пожалеть, что мальчик так некстати заболел. Конечно, герцог сочувствовал ему. Зудящая кожа мальчика делала его жалким, как и кашель, и сопливый нос, и необходимость находиться в затемненной комнате.

Но несмотря на свои чувства к Хью, герцог вынужден был признаться себе, что у него есть более эгоистичные мотивы сожалеть о болезни мальчика. Грейс была полностью поглощена заботами о племяннике и почти не имела времени для герцога, разве что по его настоянию в один из вечеров провела с ним и его бабушкой несколько часов. Но и тогда она выглядела отсутствующей и была немногословна, и к концу недели Станден стал чувствовать себя апатичным и заброшенным.

Со своей стороны, Грейс была так занята облегчением страданий племянника, что едва ли имела возможность заметить вялость герцога. Желая, чтобы Хью как можно больше времени проводил в покое, Грейс все более приходилось полагаться на Стандена, который редко отказывался поиграть с Хью в солдатики или показать ему пару фокусов, пока она подкрепляла силы. Однако сразу же, как только она возвращалась, он, ссылаясь на дело, покидал их и возвращался только вечером, когда Грейс рассказывала очередную историю.

И когда наконец Хью полностью выздоровел, она поняла, что должна поблагодарить герцога за гостеприимство и сказать, что пора им возвращаться в Лондон. Когда, набравшись мужества, Грейс решительно шагнула в кабинет герцога, она застала его с носовым платком, прижатым к лицу. Затем сразу же его потряс приступ кашля и на лбу выступили капельки пота. Не ожидая, когда ее попросят, Грейс поспешила к герцогу со стаканом воды в руках. Справившись с кашлем, он поставил стакан на письменный стол и сказал хрипло:

— Вы пришли, чтобы скрасить мой серый день, дорогая Грейс?

Нежно прикоснувшись к его щеке, как делала это с Хью, она вскричала:

— О нет!

Сердце Грейс тревожно забилось, ибо она почувствовала, что у Стандена жар.

— Вас лихорадит!

Затем, преодолевая сильное желание по-матерински заключить его в объятия, она спросила, пристально глядя ему в лицо:

— Глаза болят?

Станден провел ладонью по лицу и усталым голосом, заставившим ее сердце отозваться болью, ответил:

— Да, немного, мисс Пенуорт. Но мне нужно доделать дела.

— Дела подождут, — решительно сказала она, и поймав его руку, повела к дивану, подальше от дневного света, льющегося из длинного узкого окна. Усевшись рядом с ним, она строго спросила:

— Но почему вы не сказали мне, что в детстве не болели корью?

— А вы не спрашивали, — ответил Станден, испытывая обиду оттого, что она ни разу не поинтересовалась его прошлым. Неужели он так неинтересен ей? За прошедшую неделю она практически не уделила ему времени, и, если то, что докладывала прислуга, соответствовало действительности, собиралась при первой же возможности снова сбежать от него. А ему хотелось, чтобы она была рядом. Но она уже вскочила на ноги, чтобы позвонить в колокольчик.

— Нет, не надо звонить, Грейс, — скомандовал Станден и жестом позвал ее к себе. Когда она повиновалась, он взял ее руку и не отпускал.

— Что такое, ваша светлость? — спросила Грейс, смущенно усаживаясь рядом. — Подать вам воды?

Станден помотал головой.

— Хочу, чтобы вы посидели со мной. Что это вы делаете?

Накинув ему на плечи плед, она решительно ответила:

— Собираюсь уложить вас в постель.

Станден озорно улыбнулся:

— Вот как! Это мне нравится, надо сказать. Как же вы собираетесь удержать меня там?

— Не глупите, ваша светлость, — ответила краснея Грейс, но приписала его некорректный вопрос болезненному состоянию. — Вы нездоровы.

— Но с головой у меня все в порядке, — хихикнул герцог, держа ее прохладные руки в своих, чтобы она не ушла.

Улыбаясь, несмотря на озабоченность его здоровьем, она сжимала его пальцы и мысленно обратилась к Богу, чтобы он даровал ему долгую жизнь.

Неожиданно для Грейс Станден провел ее рукой по своей щеке. Казалось, все его существо излучало неимоверный жар и, когда Грейс уже подумала, что вот-вот сама воспламенится, герцог поцеловал ее ладонь и задумчиво проговорил:

— Наверное, да. Но не в таком уж я бреду, чтобы не знать, с кем разговариваю, Грейс. Я не хочу, чтобы вы покинули меня сейчас, но просить вас остаться не могу.

— Да, это было бы неприлично, — согласилась Грейс, беря его горячую сухую руку в свою и опуская глаза.

— Да нет, — пробормотал он. — Вы ведь составите компанию моей бабушке, пока я не смогу отвезти вас домой?

— Конечно, — отозвалась Грейс и воспарила духом. — Но послушайте, ваша светлость…

Тут она заметила появившегося в дверях лакея, который пришел по ее вызову. Сделав ему знак рукой, чтобы не приближался, она спросила у нею, болел ли он корью, и, получив утвердительный ответ, поднялась на ноги и сказала.

— Хорошо. Тогда помогите мне, пожалуйста, доставить его светлость в спальню. Боюсь, что он нездоров.