Попрощавшись с Улле, они укатили на Ютландию. Огромный бетонный мост навис над проливом Большой Бельт. Прежде чем въехать на него, Ларс заплатил за двоих свыше четырехсот крон.
Когда они двигались по мосту, он показал Маргарет остатки сооружений – это было то место, куда раньше причаливали морские паромы, перевозившие пассажиров с Зеландии на Ютландию и обратно.
– Я любил ездить на пароме, – признался Ларс. – Мне это казалось романтическим. Мама всегда покупала нам что-нибудь вкусное в буфете. А если на паром садились шведы, то они как сумасшедшие закупали огромное количество пива. – И, увидев недоумение в ее глазах, пояснил: – Ведь пиво и вообще все спиртное у шведов намного дороже, чем у нас. А на пароме действовали датские цены, к тому же сниженные – для того чтобы поощрять товарооборот и поддерживать функционирование паромных сообщений.
Переехав по мосту на другую сторону залива, они оказались на Ютландии. Скоро они уже стояли у памятного знака, извещавшего, что именно здесь в девятом веке родился принц Амлет. А потом Ларс сфотографировал Маргарет у другого памятного знака, подтверждавшего то же самое.
– Таких мест на Ютландии в общей сложности семь или девять, – засмеялся он. – Не будем объезжать их все.
– Не будем, – согласилась она, – тем более что мне хочется скорее очутиться в Скагене.
Они поехали вперед, но перед самым Скагеном пейзаж стал скучным. Справа и слева тянулись бесконечные вересковые пустоши, кое-где сиротливо жались низкорослые сосны.
И вот наконец показалась голубовато-серая водная гладь. Она казалась безбрежной. Это сливались в один поток воды Балтийского и Северного морей. Даже Маргарет, островной жительнице, привыкшей к воде, это зрелище все равно показалось величественным.
День был солнечным и тихим. Небо сияло бездонной синевой, которая никогда не кажется скучной и на которой в этот день не было ни облачка. А аккуратные домики под черепичными крышами были покрашены какой-то особенной желтой краской. Как потом объяснили Маргарет, этот цвет так и назывался «желтый скагенский». Эти домики привели ее в восторг. А когда она приблизилась к месту, где сливаются бурля воды двух морей, то неожиданно для самой себя не раздеваясь бросилась прямо туда.
Вода кипела и пенилась. Маргарет промокла, но была счастлива.
– Я не буду стирать эту одежду, а просушу ее сейчас на солнышке и уберу в пакет, – выдохнула она. – А дома пусть мои родные нюхают, как пахнет смесь Балтийского и Северного морей.
– Но в чем же ты поедешь обратно? – растерялся Ларс.
Маргарет засмеялась.
– Я взяла с собой еще шорты с футболкой. – Она ткнула его кулачком в грудь. – Мы, тасманийки, предусмотрительные создания.
– Я это вижу, – улыбнулся Ларс и поцеловал ее в кончик носа.
Они пообедали в открытом ресторанчике неподалеку от пристани, а потом зашли в музей, созданный в старой гостинице, где в XIX–XX веках останавливались художники, основавшие знаменитую Скагенскую школу живописи.
– Мне нравятся эти художники, – призналась Маргарет, осмотрев экспозицию. – Как тонко они чувствовали и изображали игру света и тени! Я бы охотно купила одну из их работ, но даже мне, девушке далеко не бедной, это, конечно, не по карману.
На обратном пути Маргарет заснула. Она явно устала. Ее густые темно-рыжие кудри слегка касались правого плеча Ларса. Ему казалось, что он чувствует их тепло, и его сердце наполнялось нежностью. Он так любил Маргарет!
Приехав на ферму, он сразу позвонил матери. Виви сообщила, что толпа репортеров у их дома поредела, но все же была. Журналистов в первую очередь интересовало расписание Маргарет.
– Я сказала, что завтра вечером вы поедете к деду на ферму. Так что, если вы вернетесь в Копенгаген часов в пять вечера, то журналисты в это время будут мчаться к деду.
– Очень правильно ты их направила, – засмеялся Ларс. – Думаю, мы сразу после ланча отправимся домой. Пожалуйста, приготовь что-нибудь вкусненькое на ужин, мама. Мне хочется, чтобы Маргарет запомнила эту поездку в Данию.
– А как у вас с ней? – не удержалась от вопроса обычно тактичная Виви.
– По-моему, все хорошо. И дед ее полюбил. Даже хочет, чтобы она переехала к нему на ферму помогать выращивать лошадей.
– Ну, это непростой вопрос, – заметила Виви. – Тут, наверное, нужно решение всего клана Маккейнов.
– Вот и Маргарет думает так же. Но, по-моему, она вернется. – В тоне Ларса звучало торжество.
– Я буду только рада за тебя, сынок. – Голос Виви задрожал от волнения.
Через минуту в помещение вошел дед и радостно объявил.
– Ужин готов!
Маргарет влетела на кухню и воскликнула:
– Что за потрясающие ароматы!
– Думаю, своей стряпней я сумею доставить тебе удовольствие. Этих блюд ты наверняка не пробовала на Тасмании. Вот копченый угорь. Его выращивает мой друг на рыбной ферме.
– Потрясающе. Просто тает во рту! – похвалила она. – Впервые ем такую вкуснятину.
– В вашей экзотической Тасмании, где есть все, даже утконосы, угри, кажется, не водятся, – съехидничал Улле. – А это, – он наклонился к духовке и вынул оттуда керамическое блюдо с тонко нарезанными кусочками мяса, – оленина. В Дании она очень популярна.
– Опять от друга?
– Да. У него есть и поместье, и собственный лес. И в сезон он приглашает охотников на отстрел оленей. Это очень выгодный бизнес.
– Наверное, я бы не смогла убить оленя, – вздохнула Маргарет. – У него такие печальные глаза… Но мясо очень вкусное. Спасибо за угощение, Улле! – Она повернулась к Ларсу. – А чем ты меня собираешься порадовать завтра?
– Утро мы можем провести на пляже, а после ланча поедем в Копенгаген. Ну а послезавтра отправимся в замок Гамлета. Что-то не вижу радости на твоем лице.
– Сегодня я побывала в двух местах, где совершенно точно «родился, жил и правил» Гамлет, – засмеялась Маргарет. – Может быть, переключимся на кого-то другого? Замок Гамлета ведь может подождать до моего следующего приезда…
От этих слов сердце Ларса радостно затрепетало.
– А завтра… – Она умоляюще взглянула на него.
– Что ты страдаешь? Говори, и я постараюсь выполнить любое твое желание!
Маргарет кинулась ему на шею.
– Видишь ли, мое детство было наполнено сказками, а мои любимые сказки – Андерсена. Я рыдала над судьбой Русалочки, радовалась за Гадкого Утенка, превратившегося в прекрасного лебедя, и гордилась Стойким Оловянным Солдатиком. Поэтому…
– Поэтому завтра утром мы едем в Оденсе, на родину Андерсена. Решено! – заключил Ларс.
Улле вздохнул и пригладил и без того аккуратные коротко стриженные волосы.
– Значит, рано утром мы с тобой расстаемся, Маргарет…
– Не расстраивайся, Улле, я обязательно приеду к тебе. – Она посмотрела ему в глаза. – Даю слово!
– И тогда мы сыграем свадьбу? Я так хочу, чтобы ты вышла замуж за моего внука. И я дождался бы правнуков. – На выцветшие голубые глаза старика набежали слезы.
Ларс и не предполагал, что дед может быть таким сентиментальным.
Маргарет от неожиданности смутилась.
– Подожди, Улле… Мы ведь говорили о моей работе на ферме… Какие же вы нетерпеливые, Йенсены!
– Прости меня, девочка. Просто мне уже много лет и я спешу. – Улле не знал, куда деваться от допущенной бестактности.
– Зато я терпеливый, – вмешался Ларс. – И я не тороплю тебя, Маргарет. Лично я готов ждать хоть целый… целый год.
Все засмеялись. Неловкость была снята.
Рано утром автомобиль Ларса мчался по шоссе в сторону острова Фюн. Покрытый фруктовыми садами, остров был очень живописным.
– Видела бы ты Фюн весной! – воскликнул Ларс. – Недаром его называют «остров-сад».
– Ну, мне эта картина знакома, – заметила Маргарет. – Неподалеку от нас расположена огромная долина с фруктовыми садами и даже виноградниками.
– Увы, виноградников в Дании нет, – признался Ларс. – Хотя, говорят, много веков назад, когда климат был значительно теплее, в Копенгагене кое-где выращивали виноград.
– А сколько лет Копенгагену?
– Около девятисот. Он основан епископом Акселем Абсалоном в тысяча сто шестьдесят седьмом году. Все, что было на этом месте тогда – это невзрачное рыбацкое поселение Хавн, то есть гавань. Абсалон начал с того, что построил мощный замок-крепость в форме круга, прикрывавший это место с моря. Возведя крепость, епископ дал Хавну торговые привилегии, чтобы привлечь туда торговцев. И был прав: наличие крепости и привилегии мгновенно привлекли в Хавн купцов. Они осели там под защитой епископа и способствовали превращению этого местечка в город. Память об основателе датской столицы увековечена в названиях улиц и площадей. Когда я буду показывать тебе Копенгаген, я сразу приведу тебя на Ратушную площадь, откуда начинается отсчет всех расстояний в Дании. Ты увидишь, как из стены ратуши выступает фигура Абсалона, одетого в сверкающие золотом и серебром одежды, с епископским посохом в руке. Отведу я тебя и туда, где находился центр убогого рыбацкого поселка Хавн. Там теперь возвышается монументальный конный памятник Абсалону: епископ-воин восседает на вздыбленном бронзовом коне в рыцарской кольчуге и с мечом у пояса. В общем, у нас не только очень древняя столица, но древнейшая во всей Европе монархия!
– Да, ваше королевство очень старое, – признала Маргарет. – А мы ведем свою историю всего лишь с тысяча восемьсот второго года. Когда Земля Ван Димена была присоединена к Великобритании.
– Да, я читал. Голландский мореплаватель Абель Тасман открыл остров в… – Ларс замялся, пытаясь вспомнить.
– В тысяча шестьсот сорок втором году, – подсказала Маргарет. – На уроках истории эту цифру вбили мне в голову.
– Да, спасибо. Тасман был человеком скромным и назвал остров не в честь себя, а присвоил ему имя тогдашнего губернатора Батавии – по-нынешнему Джакарты – Антони Ван Димена, пославшего Тасмана на поиски новых земель в южных широтах.
– И когда же остров переименовали?
– В тысяча восемьсот пятьдесят шестом году. С тех пор он зовется Тасманией. Последний коренной житель острова умер в тысяча восемьсот семьдесят шестом году. Большинство населения – англосаксы. Говорят, у нас можно встретить деревни и городки, типичные для Англии восемнадцатого и девятнадцатого веков и лучше сохранившиеся, чем в самой Англии. То есть если хочешь перенестись в аутентичную Англию восемнадцатого века, поезжай на Тасманию.
– А сейчас ты увидишь Данию конца восемнадцатого века – мы въезжаем в Оденсе, – торжественно оповестил Ларс.
Они подъехали к кварталу, сплошь состоявшему из очень низеньких разноцветных домиков – желтых, зеленых, розовых под ярко-красными черепичными крышами. Их чисто вымытые окна сверкали на солнце, а на подоконниках цвела герань.
– Говорят, что в одном из таких домиков и родился Андерсен, – объяснил Ларс. – Но, в каком точно, доподлинно неизвестно. А вот и посвященный ему музей. Снаружи он кажется тоже маленьким, но внутри это огромное помещение. Скорее, современный научно-исследовательский центр. Здесь представлены все книги Андерсена, изданные в разных странах, его прижизненные издания и разнообразные научные труды, посвященные его творчеству. Собраны предметы его быта, и эта коллекция, к нашему счастью, постоянно пополняется. Воссоздана даже в мельчайших деталях та комната, где он умирал. Не удивляйся, если ты увидишь веревку, которую сказочник всегда брал с собой в путешествия. Он очень боялся пожаров и считал, что в случае чего сможет спастись от пожара, спустившись из горящего помещения на веревке. Знаешь, ведь Андерсен был очень одиноким человеком. А сами его сказки предназначены скорее не для детей, которых он не очень-то и любил, а для взрослых.
– Да, я знаю. – Маргарет тряхнула непокорной гривой темно-рыжих волос. – Но не хочу в это верить. И вот парадокс – дети всего мира обожают сказки Андерсена и его самого. И им не важно, любил ли он их или нет. Когда я была маленькая, то считала Андерсена своим самым лучшим другом. Каждый вечер я слушала его сказки и засыпала под них.
– Пожалуй, ты права: когда любишь кого-то, не так уж и важно, как он к тебе относится. Твоей любви хватит на вас двоих. Хотя… – Ларс судорожно сглотнул, – если ты никогда меня не полюбишь, не знаю, что я буду делать. Ты со мной – и нет человека счастливее меня. А вот ты уедешь…
– Конечно, я уеду, причем очень скоро. Но я обязательно вернусь. – И Маргарет поцеловала его в щеку.
Ларс обнял ее
– Знаешь, я так к тебе привыкла, что тоже не хочу с тобой расставаться, – призналась она. – Прошло всего несколько дней, а ты стал для меня дорогим человеком. Самым дорогим. – Она слегка покраснела.
Глаза Ларса вспыхнули голубым светом.
– Маргарет, если б мы были не в музее, я не знаю, чтоы сделал! Наверное, сжал бы тебя в объятиях и целовал до тех пор, пока бы ты не согласилась бы стать моей!
Румянец на ее щеках стал еще гуще.
– И я, хотя музей замечательный, с удовольствием оказалась бы с тобой на пляже. Ты и я. Одни на всем свете.
– Давай так и сделаем. – Глаза Ларса потемнели от желания. Но постепенно он взял себя в руки и произнес:
– Я обещал тебе быть терпеливым, и свое обещание сдержу. Но, когда ты снова приедешь в Данию, я женюсь на тебе, что бы ни случилось! И тогда берегись – я не буду таким сдержанным пай-мальчиком. Ты увидишь настоящего викинга в порыве безумной страсти.
– А что может случиться? – удивилась Маргарет. – Все будет, как ты захочешь, мой викинг. – И она тесно прижалась к нему.
Наступил вечер, когда молодые люди въехали в Копенгаген. Около дома Йенсенов они не заметили ни души. Ларс немедленно позвонил деду.
– Мы около дома, дед. Здесь все тихо. Маргарет шлет тебе привет. В Оденсе ей очень понравилось. Но она уже скучает по твоей ферме. Просит поцеловать тебя. И Грома – тоже.
Они поднялись в квартиру, и Виви сразу посадила их за стол.
– Я приготовила типичный датский ужин. Пиво – «Туборг», «Карлсберг» и «Факсе» – на выбор а на закуску три вида селедки – соленая, в сладком соусе и копченая. Последняя – с острова Борнхольм. Там ее делают особенно вкусной.
Маргарет попробовала все три вида, но больше всего ей понравилась борнхольмская.
– А хлеб тоже борнхольмский. Он продается не везде, а только в специальной булочной. Пришлось заказать с утра – к вечеру его весь разбирают.
– И хлеб объедение, такой упругий, а пахнет как! – похвалила Маргарет.
В этот вечер она выглядела особенно красивой. Глаза ее сверкали, темно-рыжие волосы отливали золотом.
– Ты отлично загорела на ферме! – отметила Виви.
– Конечно, ведь мы ездили на лошадях, купались в море, загорали… – Вспомнив жаркие поцелуи на песке, она невольно покраснела.
– В общем, хорошо провели время, – заключила Виви, сделав вид, что не заметила ее неожиданного смущения. – А как тебе наш дед?
– О, Улле замечательный! Такой гостеприимный, заботливый, да и готовит прекрасно. И ферма у него тоже образцовая. Лошади такие ухоженные, конюшни чистые. Я каталась на Громе…
– На Громе?! – испугалась Виви. – Но он же такой свирепый!
– Мама, ты бы видела этого ягненка, когда он смотрел влюбленными глазами на Маргарет! – захохотал Ларс.
– Ягненок? Это Гром-то ягненок?! Ничего себе! Видимо, ты, Маргарет, волшебница. Сначала приручила Ларса, потом Грома. Кто следующий?
– Ах, Виви, ну какая же я волшебница. Вот на Тасмании есть один старичок…
– Такой маленький, толстый, с красным лицом и очень внимательными голубыми глазами? – спросил Ларс.
– А ты откуда знаешь?
– Да так, слышал о нем, – уклонился от объяснений он.
– Ну, так он действительно волшебник. А я просто люблю лошадей.
– А нас ты тоже любишь? – закричали Йохан и Кристина, появившиеся в дверях.
– Я люблю все семейство Йенсенов, – серьезно ответила Маргарет и вдруг покраснела, когда ее взгляд, перемещаясь от Виви к Йохану и Кристине, остановился наконец на Ларсе. – Вообще-то я хочу познакомить вас с моими родителями, братьями и сестрами. Они у меня тоже замечательные! – воскликнула она и впервые за несколько дней почувствовала, что соскучилась по дому.
– Пусть приезжают к нам вместе с тобой, – пригласила Виви. – Когда нам ждать тебя в Копенгаген?
– Думаю, через полгода, не раньше. Очень много дел дома. И главное, надо закончить колледж, получить диплом Я же стану дипломированным специалистом в области коневодства. Улле просил меня приехать и поработать на его ферме. Я бы тоже очень этого хотела. Может, уговорю его купить пони и начать их разведение. Очень перспективное направление.
– Думаю, ты уговоришь деда, – вмешался Ларс. – Он от тебя просто без ума.
– Улле никогда не теряет голову. – Но, вспомнив разговор о свадьбе и правнуках, Маргарет смущенно поправилась: – Ну, почти никогда. А в целом он очень разумный человек. И наши симпатии взаимны. Мне очень хочется помочь Улле на ферме. И проверить себя в новом деле. На что я способна? Какие новшества могу предложить? Окупятся ли они? Ведь разведение лошадей – дело дорогостоящее. Ошибки здесь недопустимы. Все-таки на Тасмании у меня до сих пор была вспомогательная роль. Всем там заправляет мама. Я уже говорила, что она самая энергичная женщина на свете, хотя и немного авторитарная, если честно. А папа с ней старается не спорить. Он просто берет в руки ружье и отправляется в горы. А теперь еще берет мольберт и краски и отправляется на пастбище. – Маргарет улыбнулась. – Он рисует только с натуры, и только наших лошадей. Папа понимает, что, если будет доказывать свою правоту, мама может обидеться. Она считает, что всегда права только она. Конечно, такое положение немного напрягает всю семью, но без мамы, ее бешеной энергии и энтузиазма не было бы «Розамунды». Мы все это хорошо понимаем.
– С мамами не всегда просто, – понимающе подтвердила Виви. Внезапно она вскочила и с шумом потянула ноздрями.
– Кажется, что-то подгорает, – пробормотала она. Виви убежала на кухню и вскоре вернулась с большим блюдом, от которого шел аппетитный пар.
– Вот, свиные котлеты! Датчане их просто обожают и называют «фрикаделли». Я их сама готовила, еще по бабушкиному рецепту.
К фрикаделли предлагались овощи: нарезанная кубиками отварная свекла и желе ядовито-зеленого цвета. Котлеты Маргарет понравились, а вот от желе она отказалась, немного огорчив хозяйку. А затем она задала вопрос о знаменитых датских белых свиньях, и Виви увлеченно стала объяснять.
– Вообще-то свинья является в Дании очень почетным животным. Ей даже памятники установили – один на Ютландии, в городе Орхус, другой – здесь, на Зеландии, около города Рингстед. А знаешь ли ты, что мы вывели породу белой свиньи, у которой на одно ребро больше, чем у всех других свиней?
– То есть из нее выходит на два свиных стейка больше, – пояснил Ларс. – И хотя мы экспортируем свинину в самых разнообразных видах – мясо, сосиски, бекон, – экспорт живой белой свиньи запрещен. Кстати, хваленый английский бекон на самом деле почти всегда датский. Наши фуры привозят его каждое утро на Британские острова в специальных упаковках, привычных для глаз англичан.
– Значит, знаменитая яичница с беконом, которую англичане предпочитают на завтрак, наполовину датское произведение? – удивилась Маргарет. – Расскажу дома, не поверят!
Время в Дании пролетело для Маргарет незаметно. Она успела побывать еще в Новой опере, погулять в чудесном парке развлечений «Тиволи», пройтись по самой длинной пешеходной улице Копенгагена – Строгете. Там Маргарет купила сувениры: бусы из зеленоватого янтаря для мамы, свитер из чистой шерсти со скандинавским рисунок для папы, игрушечные наборы «Лего» для младших братьев и сестер и бутылку знаменитого датского шнапса «Аквавит» для старшего брата.
Но в аэропорту Каструп, куда вся семья Йенсенов отправилась, чтобы проводить Маргарет, случилось непредвиденное. Тасманийку внезапно окружили журналисты.
– Как вам понравилась Дания? Вернетесь ли вы в Копенгаген? Что вы можете сказать об инциденте в Бангкоке? – звучало со всех сторон.
Ларс думал, что Маргарет растеряется, но, видимо, хороший отдых успокоил и закалил ее нервы.
– Я влюбилась в Данию, в ее людей, – просто сказала она. – Я ощутила открытость датчан, их простоту. Мне было здесь очень хюггели.
Услышав это практически непереводимое выражение, которое для датчан означает многое, в том числе и возможность хорошо провести время среди друзей, журналисты зааплодировали, а Маргарет продолжила:
– Я обязательно вернусь в Копенгаген. Ведь здесь меня ждут друзья, ждет жених. – И она улыбнулась Ларсу.
Тот чуть не задохнулся от радости – Маргарет впервые назвала его женихом, да еще при свидетелях! А для журналистов это была сенсация.
– Вы собираетесь пожениться? Когда?! – завопили они и еще более яростно защелкали фотокамерами.
– Надеюсь, скоро. Но сначала я поработаю на ферме Улле, деда моего жениха. – Последние слова Маргарет звучали для Ларса как музыка. – Ведь у нас с ним одна страсть – лошади.
– А что вы можете сказать о Бангкоке? – попытался испортить радужное настроение Маргарет какой-то назойливый журналист.
– Это успех полиции Таиланда, не мой, – ответила Маргарет. – А что касается наркотиков, то мое мнение, как и у большинства жителей Тасмании, однозначное: наркоторговля – одно из самых жестоких преступлений двадцать первого века и с ним обязательно надо бороться.
Интервью с прекрасной Маргарет Маккейн, иллюстрированное красочными фотографиями, напечатали многие газеты Дании и Австралии. Попало оно и в некоторые издания Европы. В частности, это интервью перепечатала «Цволле дахблад» – газета, выходившая в голландском городе Цволле.
Когда-то Цволле вместе с Гамбургом, Любеком и несколькими другими городами входил в знаменитую Ганзейскую унию и был одним из богатейших мест на всем Европейском побережье. Удобная гавань на реке Эйссел позволяла заходить сюда крупным судам, набитым разнообразными товарами, среди которых особенно ценились китайский шелк, фарфор, пряности с южных островов. Цволле богател, здесь вырастали особняки купцов – солидные, роскошные, украшенные мраморными скульптурами, полотнами великих мастеров, драгоценными персидскими коврами. Да и в наши дни он остается одним из красивейших городов Голландии. Здесь на старинных виллах живет много очень состоятельных людей.
Голландец, имеющий роскошный особняк на окраине Цволле, прихлебывая кофе, лениво просматривал «Цволле дахблад», которую рано утром доставил ему местный почтальон.
Увидев в газете интервью Маргарет Маккейн, он резко поставил чашку на стол. Аппетитно пахнущий кофе пролился на скатерть из старинного небеленого голландского полотна.
Дрянь! Наркоторговля ей не нравится. И из-за этой мерзавки был схвачен мой брат! Какая сволочь! Мужчина яростно потер затылок. И что ее дернуло полететь из проклятого тасманийского захолустья в Европу?! Сидела бы у себя на острове и пасла баранов. Ах она, оказывается, разводит коней, надо же! Чертова тасманийская дешевка оказалась не в меру глазастой! Так хорошо запомнила моего брата, что пришлось отдать целых пять миллионов долларов, чтобы у полицейских и судей чуточку притупилось зрение. Он с такой силой ударил кулаком по столу, что едва не разбил драгоценную фарфоровую чашку, из которой пил кофе.
На стоявшем у самой стены старинном столике красного дерева зазвонил миниатюрный мобильник. Это была самая дорогая в мире модель «Vertu» – в корпусе из чистого золота, украшенного вкраплениями бриллиантов.
Все-таки деньги способны творить чудеса, подумал он, и по его лицу зазмеилась удовлетворенная улыбка. Посмотрим, что скажет адвокат…
Он схватил телефон и нажал на зеленую кнопку.
– Ну, чем порадуешь, Ван Юнлинь?
– Его повесили. Пять минут назад.
Кровь отлила от лица голландца.
– Ты шутишь? – выдохнул он. Его голос был похож на шипение разъяренной гадюки. – Скажи мне, что ты шутишь!
– К сожалению, нет, патрон. Я обо всем договорился… передал деньги, куда надо. Но, оказывается, нашему министру внутренних дел позвонил директор американского ФБР.
– И что?! – в ярости завопил голландец. – У вас же Таиланд, а не США!
– Верно. Но дело в том, что ваш брат успел наследить и в Штатах. И директор ФБР специально позвонил нашему министру, чтобы выразить удивление по поводу того, что такой крупный преступник, как ваш брат, всякий раз выходит сухим из воды, несмотря на то что за ним числятся тяжкие преступления в десятках разных государств. – Адвокат тяжело вздохнул. – Он прямо дал понять министру, что видит основную причину в коррупции. И что если ваш брат сумеет ускользнуть и на этот раз, то Америка так этого не оставит. – Он помолчал и с трудом выдавил: – Министр, видимо, испугался. Решил, наверное, что, стоит ему отпустить вашего брата, как начнут проверять его самого. Его счета, его золото, его дома и так далее. И – от греха подальше – приказал разделаться с вашим братом. Чтобы никто не мог ни к чему придраться. – Голос его совсем упал. – Поверьте, мы не смогли ничего с этим сделать. Чтобы остановить впавшего в панику министра, потребовалось бы осуществить в стране военный переворот.
Голландец так стиснул трубку, что та хрустнула у него в руках. Затем потянулся за номером «Цволле дахблад» и сжал газету дрожащими руками.
– Ну погоди, Маргарет Маккейн. Теперь твоя жизнь в моих руках. Я знаю, где тебя достать!
Он вынул географический атлас и, найдя Данию, вонзил острый нож в название, набранное крупными буквами: Копенгаген.
Как только Маргарет приземлилась в аэропорту столицы Тасмании городе Хобарте, раздался звонок на ее мобильник.
– Дорогая, – услышала она взволнованный голос Ларса, – как ты долетела?
– Очень хорошо, спасибо, хотя лететь пришлось слишком долго. Я находилась в воздухе почти двадцать часов. Ничего не делала, только ела и спала, но все равно устала.
– Да, понимаю, авиаперелет – штука утомительная. – Ларс помолчал. – Я хочу поблагодарить тебя, Маргарет, за то, что ты назвала меня женихом. Ты и вправду так считаешь или хотела поддразнить журналистов? Ведь это так, если ты назвала меня своим женихом? Так?
– Да. Я готова прекратить сопротивление. Я – твоя невеста и мечтаю о том, что когда мы поженимся, то будем жить так же дружно, как твой дед Улле с Лизе.
– Ну, дочка, что ты решила после поездки в Данию? – строго спросила Одри, когда все наелись, наговорились и уселись в гостиной у камина. – Ведь август на Тасмании самый холодный месяц в году.
Ее всегда своенравная и умеющая поставить ухажеров на место Маргарет выглядела смущенной.
– Мамочка, я, кажется, потихоньку влюбляюсь в Ларса.
– Вот и хорошо! – завопили младшие братья и сестры. – Поедешь в Данию, будешь дружить с принцессой Мэри. А ты ее видела? Что она тебе сказала? Как она выглядит?
– Не тарахтите, малышня, – прервала их вопли мать. – Ну же, расскажи о своих встречах с принцессой, дочка.
Маргарет выглядела растерянной.
– Почему вы решили, что я с ней общалась? Принцесса Мэри вообще обо мне ничего не знает. На Тасмании живет почти триста тысяч человек. Она не обязана всех знать. К тому же она совсем недавно родила дочку Изабеллу, да и сын ее, Кристиан, еще совсем маленький. Так что принцесса очень занята.
Если малыши и выглядели разочарованными, то миссис Маккейн быстро привела их в чувство.
– Маргарет устала. Она добиралась до дому почти сутки. А вам пора навестить лошадей, добавить им корма, проверить, хватает ли им воды. Быстро в конюшню!
Мать и дочь остались одни. Одри подошла к Маргарет и обняла ее за плечи, а потом отодвинула от себя и долго всматривалась в ее ставшее еще более красивым лицо.
– Да, ты уже взрослая. Скоро тебе исполнится двадцать один год. И если ты решишь связать свою судьбу с датчанином, я возражать не буду. Сама я, как ты помнишь, вышла замуж рано, мне только-только исполнилось восемнадцать. А потом пошли дети – пять сыновей и три дочери, ферма, хозяйственные заботы. Мне нет и пятидесяти, но я чувствую, что стала быстрее уставать, больше раздражаться. На мне лежит огромная ответственность за дом, ферму, за детей. Я так испугалась, когда узнала, что с тобой приключилось в Бангкоке! И вот что я решила: я потихоньку начну передавать дела Кеннету. Он скоро закончит ветеринарный институт. Пусть попробует себя в серьезном деле – в качестве владельца «Розамунды».
– Что ты, мамочка! Ты еще такая молодая и энергичная! Я тебя всегда ставлю в пример! – воскликнула Маргарет. Заявление матери ее испугало. Одри казалась дочери скорее вечным двигателем, чем уставшей от жизни и забот женщиной. Сердце Маргарет сжалось от нехороших предчувствий. Но, стараясь выглядеть спокойной, она добавила: – А насчет Бангкока не переживай. Это был всего лишь эпизод, хотя и неприятный. Который хорошо закончился.
Поздно вечером к Маргарет подошел отец.
– Тебя хотят увидеть и услышать твои рассказы многие наши соседи и друзья. Ты, Маргарет, стала знаменитой. Надо будет, как это принято у нас, пригласить их. – Он прищурился. – Думаю на рассвете отправиться в горы и, пользуясь зимним сезоном, настрелять куропаток. Говорят, их сейчас много. Ты ведь любишь куропатки, фаршированные ветчиной и экзотическими фруктами, Маргарет?
– Конечно, папочка, кто же их не любит! – воскликнула Маргарет и благодарно чмокнула отца в щеку. – Ну, пойду спать, я страшно устала. А тебе желаю удачной охоты.
Они простились, и Маргарет уселась за компьютер. Она послала Ларсу сообщение о теплой встрече дома и о предполагаемой вечеринке для друзей и соседей с обильным угощением. Твоя невеста, подписала она послание и почувствовала необычайную радость от этих двух слов.
Сообщение от Ларса было наполнено клятвами в любви и рассказами о том, как он скучает по своей зеленоглазке. Твой жених, подписал свое сообщение Ларс, и сердце Маргарет забилось в сладкой истоме. Она поняла, что любит Ларса Йенсена.
Она провалилась в глубокий сон, едва голова коснулась подушки.
…Солнце уже стояло в зените, а отец все не возвращался с охоты. Мобильник его не отвечал. Все это было странно и тревожно. Миссис Маккейн металась по ферме словно раненая тигрица. Наконец она не выдержала. Усевшись в джип, Одри стала объезжать на нем соседей. Вскоре большой кавалькадой они направились в горы.
Потянулись томительные часы ожидания. Маргарет не находила себе места. То бегала в конюшню и, прижавшись лбом к каурой лошади по кличке Бела, шептала: «Папа жив, жив! С ним ничего не случилось!» То мчалась за околицу и пристально всматривалась в даль. Сердце сжимала необъяснимая тоска.
Наконец она собрала младших братьев и сестер и, чтобы отвлечь их от томительного ожидания, предложила накрыть столы на веранде. Ведь поздно вечером у них будет много гостей. Они послушают, что расскажет им Маргарет о поездке в далекую Данию. А потом, как обычно, начнутся танцы. Обязательно придет сосед Джеймс Макферсон со своей волынкой. Он так замечательно на ней играет, что ноги сами пускаются в пляс. Потомки выходцев из Ирландии и Шотландии – волею судеб попавшие на Тасманию в середине XIX века – любят народные танцы своих далеких родных мест.
И вот столы накрыты белыми накрахмаленными скатертями. Маргарет расставила на них вазочки с примулами и нарциссами – первыми вестниками наступающей на Тасмании весны. Как красиво! Скорее бы вернулся отец с охоты и мать, которая зачем-то помчалась на его поиски с соседями. Отец опытный охотник, что может с ним случиться? – уговаривала своих младших братьев и сестер Маргарет. Но сердце ей подсказывало, случилось что-то нехорошее.
Только к вечеру зазвонил телефон.
– Мы нашли отца, – мертвым голосом произнесла мать. И связь оборвалась.
Уже темнело, когда на ферму въехало несколько машин. Из первой вышла миссис Маккейн. Она пыталась казаться спокойной, но Маргарет сразу заметила, как судорожно мать сжимает руки и ищет глазами самых младших детей. Она прижала к себе семилетнюю Джейн и пятилетнего Оливера, как бы стараясь защитить их, в то время как соседи, сопровождавшие ее в поисках отца, осторожно стали вытаскивать его из машины.
Маргарет бросилась вперед, но тут же отшатнулась. Тело было в крови, шея неестественно повернута. Кто-то принес ягдташ, полный убитых куропаток. Он тоже был измазан кровью отца.
– Он упал со скалы. Видимо, смерть наступила мгновенно, – прошептал ей на ухо сосед Джон Маккормик. – Мы уже вызвали «скорую», сейчас она подъедет.
Врачи констатировали смерть пятидесятилетнего Кевина Маккейна, наступившую в результате падения с высоты и перелома шейных позвонков. Тело внесли в дом.
Собрав все свое мужество, Маргарет подошла к отцу. Он лежал на своей кровати в спальне. На его лице застыло недоуменное выражение. Видимо, он поскользнулся на мокром от росы мху и упал неожиданно для самого себя.
Маргарет знала, что отец любил всех своих восьмерых детей. Но к ней он относился по-особому. Он гордился необычайной красотой своей старшей дочери, тем, как серьезно, основательно и в то же время артистично делала она все, за что бралась: ездила на лошади, пекла пироги, ухаживала за цветами. Он чувствовал в Маргарет, именно в ней, артистическую натуру, каковой был и сам.
Папочка, зачем? Ну зачем ты поехал на охоту? Кому нужны эти куропатки? – зарыдала девушка. А я, почему я тебя не отговорила?! Почему поспешила лечь в постель? Эгоистка! Как теперь жить? Как мы будем жить без тебя?
Она взяла окровавленную холодную ладонь отца и покрыла ее поцелуями, а затем прижала к щеке, да так и осталась сидеть на кровати, глядя пустыми глазами в пространство. В ее душе образовалась черная дыра. Мир из яркого, радостного в одно мгновение превратился в безжизненную серую пустыню.
Сколько так Маргарет просидела, погруженная в невеселые мысли, она не знала, но внезапно очнулась от голоса матери.
– Я позвонила Кеннету в Мельбурн – он вылетает на похороны, – сообщила мать неестественно спокойным голосом.
Хоть бы она кричала и плакала, подумала Маргарет. Так ей было бы легче!
Мать подошла к туалетному столику, взяла в руки их свадебную фотографию и долго стояла, пристально вглядываясь в лицо молодого Кевина. Внезапно фотография выпала из ее рук, и она стала заваливаться на левый бок.
Маргарет бросилась к матери.
– Мамочка, что с тобой?
– А-а! – замычала мать. Она не могла произнести ни слова, язык не слушался ее, а правая рука повисла, как неживая.
Уложив мать на ковер, Маргарет со всех ног бросилась во двор.
– На помощь! Скорей на помощь! – закричала она врачам, не успевшим еще покинуть ферму. – Там мама, ей плохо…
Санитары вбежали в спальню, таща носилки. Они осторожно, но быстро подняли миссис Маккейн с пола. Одри мычала, как будто никогда не умела членораздельно говорить.
Врач подошел к ней, заглянул в глаза, поднял сначала ее левую, потом правую руку, постучал молоточком по правой ноге.
– Точный диагноз будет поставлен позднее, но, судя по всему, это инсульт, – заключил он. – Миссис Маккейн не смогла пережить гибель мужа.
Маргарет поняла, что она единственная на этот момент, кто полностью отвечает за все: за похороны отца, лечение матери, за младших братьев и сестер, за большое хозяйство, наконец. Это потом подъедет старший брат и, может быть, будет немного легче. Но сейчас она глава семьи.
– Мы готовы оплатить всех самых лучших врачей, включая приглашение специалистов из Мельбурна, если потребуется, и, конечно, самый качественный уход за мамой, – твердо сказала Маргарет.
– Не беспокойся, девочка, в Хобарте один из лучших в Австралии кардиоцентров. Мы спасем твою мать! – ответил врач. Он всегда симпатизировал зеленоглазой красавице, но в эти минуты восхищался ее собранностью и мужеством.
Маргарет настояла, что будет сопровождать мать в Хобарт лично. Когда они подъехали к кардиоцентру, мать сразу увезли в реанимацию. Теперь от Маргарет ничего не зависело. Главным на данный момент были два фактора: правильные действия врачей и крепость организма самой миссис Маккейн.
Маргарет вернулась на ферму и отдала все распоряжения по организации похорон отца. Младшие братья и сестры жались к ней как беспомощные птенцы, и она особенно остро почувствовала, что на какое-то время должна заменить им мать.
Она вышла на веранду. Теперь здесь как-то особенно сиротливо смотрелись покрытые белыми скатертями столы, совсем не к месту невероятно нежно пахли цветы. Весна… Вечеринка с друзьями… Еще несколько часов назад это казалось совершенно естественным. Но сейчас все это было просто невозможно представить.
Маргарет стала убирать и складывать скатерти. А потом, собрав цветы в один букет, прижала их к груди и долго так стояла, беспомощно глядя вдаль. Какое горе внезапно пришло в дом Маккейнов! Хватит ли у нее сил справиться с ним? А что, если и мать тоже умрет? Нет, надо гнать эти ужасные мысли прочь. Ведь, как утверждают некоторые, они имеют способность материализовываться. Прочь! Мама выживет. Она обязательно выживет!
Маргарет вытерла слезы и вернулась в гостиную, где ее ждали притихшие братья и сестры.
– Все будет хорошо. Мама обязательно поправится. Вы мне верите?
Малыши дружно закивали.
Через несколько часов на ферме появился Кеннет, прилетевший из Мельбурна. Он был на три года старше Маргарет, и между ними всегда существовало скрытое соперничество. Видимо, Кеннет ревновал отца к сестре. Как старший из детей и потенциальный наследник, он считал, что отец все симпатии, опыт и навыки должен был передавать ему, а не Маргарет. Но теперь это уже не имело никакого значения. Кевина Маккейна не стало. Не скрывая слез, брат и сестра бросились в объятия друг друга.
Маргарет плохо помнила, как прошло отпевание отца в католической церкви Смиттона. Сердце ее было полно печали. Она продолжала винить себя в том, что не отговорила отца от поездки в горы, в том, что захотела полакомиться фаршированными куропатками. Простишь ли ты меня, папа? – безмолвно вопрошала она. Я же себя никогда не прощу!