Наклонившись, чтобы посмотреть на счетчик, Сильвестр Уайкс заметил возле своего дома еще одно такси и рядом с ним свою жену Цилию.
— Чуть подальше, пожалуйста, — попросил он водителя. — Остановитесь на следующем углу возле почтового ящика.
Машина проехала мимо дома. На углу Сильвестр вышел, расплатился и подождал, пока такси отъедет. Затем он спрятался за почтовым ящиком, откуда ему было все хорошо видно.
Шофер стоял возле машины и наблюдал, как Цилия загружала в нее чемоданы и узлы.
— Могли бы мне помочь. — Ее пронзительный, капризный голос разнесся далеко по тихой ночной улице.
— Спина болит, — сказал шофер.
— Не притворяйся. — С этими словами она швырнула в такси большую картонную коробку.
— Теперь все? — спросил шофер.
— Нет, еще не все.
Сильвестр ухмыльнулся.
Цилия сходила в дом и вернулась с двумя здоровенными сумками, которые бросила на сиденье. Потом сходила еще и принесла фанерный ящик.
Шофер вынул из кармана газету и погрузился в чтение.
Сильвестр ждал.
„Лет шесть тому назад, — подумалось ему, — я увидел ее на какой-то вечеринке. Она была в противоположном конце комнаты. Я перехватил ее взгляд. Мы кивнули друг другу, я продрался сквозь толпу и взял ее за руку. Когда мы уходили с вечеринки, я сказал ей свое имя, а она мне свое. Я пригласил ее поужинать. За ужином она поведала мне о своих проблемах. Этот вечер закончился для нас в постели, а шестью неделями позже мы поженились. Я любил ее, — подумал он. — Я думал, что был ею страстно увлечен“.
Его жена снова вошла в дом. Сильвестр переступил с ноги на ногу.
На этот раз Цилия появилась на улице, согнувшись под тяжестью телевизора. Она осторожно спускалась с одной ступеньки на другую, прикусив от напряжения и сосредоточенности язык. Шофер начал было складывать газету, но передумал и, прикрываясь ею, наблюдал в зеркало заднего вида, как его пассажирка заталкивала телевизор в машину.
С восхищением отметив, что Цилия умудрилась не забыть и не поленилась прихватить из спальни этот маленький телевизор, Сильвестр мысленно сказал ей „браво!“ и выставил высшую отметку за аккуратность. Но вот наконец Цилия вошла в дом всего лишь затем, чтобы взять свою сумочку. Она захлопнула за собой дверь, села в машину и скомандовала: „Поехали!“
„Не ошибся ли я тогда, приняв вожделение за любовь? — спросил себя Сильвестр. — Было же время, когда я помчался бы за этим такси, остановил бы его, вытащил ее из машины и не позволил уехать“.
— Да, это было вожделение, — громко сказал он почтовому ящику.
Такси доехало до конца улицы и повернуло на Кингз-роуд. Сильвестр подошел к дому и отпер входную дверь. Оказавшись внутри, он втянул носом воздух, отпустил ручку своей дорожной сумки, которая плюхнулась на пол, и бросился бежать, открывая на ходу окна во всех комнатах. Потони холодного воздуха устремились в гостиную, заполнив ее, рванулись вверх — в спальню и ванную комнату. Спускаясь по лестнице вниз, в цокольный этаж, он услышал звонок в дверь. Раскрыв последнее, кухонное, окно, Сильвестр высунулся, чтобы посмотреть на визитера.
Увидев знакомые толстые икры ног над тонкими щиколотками и туфли с высоченными каблуками, он крикнул:
— Ребекка! Сейчас открою!
— Что здесь происходит? — спросила Ребекка с любопытством. У нее были огромные черные глаза, красивый нос и чувственные губы, за которыми виднелись крупные крепкие зубы.
— Сейчас я тебя впущу, — сказал Сильвестр и поспешил к входной двери.
— Ты что, хочешь схватить воспаление легких? — спросила, входя в дом, Ребекка. — На улице жуткий холод.
— Здесь была Цилия, — сказал, закрывая за ней дверь, Сильвестр.
— Да?..
— Забирала свои пожитки.
— Понятно. — Ребекка прошла в гостиную. — Но почему во всех комнатах ветер завывает?
— Разве ты не чувствуешь, какой здесь запах?
Ребекка принюхалась.
— Хм… Сколько же она тут пробыла?
— Не знаю точно, но довольно долго.
— Этот запах долго не продержится, — уверенно сказала Ребекка. — Духи „Возбуждение“ нестойкие. А я думала, что ты все еще в отъезде. Хотела оставить записку, чтобы ты позвонил мне, когда вернешься. Я подумала, что ты, может быть, почувствуешь себя голодным, одиноким…
— Так оно и есть, — подтвердил Сильвестр. — Прекрасно. Ты — молодец.
Ребекка засмеялась.
— Но если ты намереваешься держать окна открытыми, то я бы позаимствовала какое-нибудь пальто.
— Еще несколько минут, — сказал Сильвестр. — Подожди, я сейчас поставлю чайник и угощу тебя чаем.
— Кофе, если можно, — попросила Ребекка. — А я все-таки закрою окна. Запаха уже нет, это тебе только кажется.
— Я наблюдал за ней издали, — сказал Сильвестр. — Когда я подъезжал к дому, она как раз укладывала свои вещи в такси.
— Ты с ней разговаривал?
— Мне удалось увильнуть.
— Трус! Интересно, что она взяла?
— Она уже забрала отсюда все, что можно продать. Может быть, уже и продала, чтобы заплатить за новые наряды.
— Неужели тебе это совершенно безразлично? Дом выглядит каким-то ужасно голым.
— Мне все равно.
Ребекка позакрывала все окна и пошла за Сильвестром на кухню.
— Ну хотя бы чайник-то она тебе оставила?
— А я купил новый. О, черт бы ее побрал! — Она и его увезла!
— Ладно, — засмеялась Ребекка, — поедем ко мне. Я угощу тебя чаем.
— А почему бы мне не приготовить чай в кастрюльке? — предложил Сильвестр.
— Поменяй замки, — сказала Ребенка, — не то в один прекрасный день ты придешь домой и обнаружишь, что в нем нет ничего, кроме пола, потолка да совершенно голых стен.
Сильвестр пропустил эти слова мимо ушей, так как не любил непрошеных советов. Вскипятив воду в кастрюле, он приготовил кофе для Ребекки и чашку крепкого индийского чая для себя.
— Цилия права: ты себе испортишь этим месивом кишки, — сказала Ребенка.
— Между прочим, когда я ехал сюда на поезде, мне довелось увидеть кое-что экстраординарное, — сказал Сильвестр. Поставив чашки на поднос, он направился в гостиную.
— Что именно? — спросила Ребекка, устраиваясь на диване. Сев, она широко, по-мужски расставила ноги. Сильвестр, собиравшийся сесть в стоявшее напротив кресло, отказался от этого намерения и сел рядом с ней на диван. Юбка Ребекки была такой короткой, что он невольно занервничал.
— Ты знаешь, — сказал он, — меня легко расстроить.
— Тебя слишком легко расстроить, — сказала Ребенка и потянулась за своей чашкой. — Так что там было экстраординарного?
— Овца.
— Овца?
— На спине. — И Сильвестр рассказал про все — про овцу, девушку-спасительницу, проводника, чудака, сломанные очки.
— Поезд, видимо, шел очень медленно, — сказала Ребекка.
— Почему? Поезда дальнего следования идут очень быстро, со скоростью не менее ста миль[1] в час. — Сильвестр прихлебнул чай. Он был горячий и крепкий — как раз такой, какой он любил.
— Да, но не по воскресеньям. По воскресеньям на дорогах проводят ремонтные работы, и поэтому движение поездов замедляется. Что касается твоего поезда, то он наверняка шел с очень маленькой скоростью, иначе он не мог бы остановиться так близко от овцы. Если бы поезд шел с большой скоростью, то этой девушке пришлось бы бежать назад к овце несколько миль. — Дав понять, что она лучше разбирается в поездах, Ребекка принялась за свой кофе. — Думаю, что ты спал, когда она остановила поезд, — добавила она.
— Но я же почувствовал запах тормозов, — возразил Сильвестр.
— Это с твоими-то способностями различать запахи! Ты говорил с ней?
— Я же сказал тебе, что нет.
— Ты, конечно, хотел поговорить, но не решился, — заявила Ребекка. — Ты ужасно нерешительный.
„Как-то однажды был такой момент, — подумал Сильвестр, — когда мне вдруг захотелось заняться с тобой любовью, но я не решился“. И он засмеялся.
— Что смешного? — спросила Ребекка. — Судя по тому, что ты рассказал, это печальная история. Так ты говоришь, что девушка была похожа на сумасшедшую?
— Нет, это тот придурковатый любитель поглядеть на птичек высказал мнение, что она сумасшедшая. Правда, она выглядела ужасно печальной, но никакая она не сумасшедшая. Я бы сказал, что она абсолютно здорова и в своем уме.
— Каким образом ты все это разглядел без очков? Ты же сказал, что сломал их. Дай-ка я взгляну на твою ладонь! — Ребекка схватила его руку, всмотрелась. — Господи, Сильвестр, какой ужасный порез! Может быть, следует наложить швы? Давай, я прилеплю на него пластырь.
— Нет, — решительно возразил Сильвестр и отдернул руку. — Не надо. Пустяки, заживет и так.
— И потом, тебе нужны новые бифокальные очки. Я договорюсь о приеме с твоим окулистом?
— Ты уже не работаешь у меня секретаршей!
— Так я позвоню ему завтра?
— Спасибо, не надо.
— Как хочешь, я всего лишь хочу помочь тебе. — Ребекка сжала губы. — Как бы то ни было, — сказала она задумчиво, — а ты рассказал мне печальную историю. Бедная овечка!
— Это была довольно крупная овца, скорее всего тексельской породы. Овцы этой породы самые крупные.
— Какое это имеет значение? — Ребекке начал уже надоедать разговор об овце.
— Никакого.
— Так что еще взяла в этот раз Цилия? — Ее взгляд обежал комнату. — Книги?
— Да она еле читает!
— Я вижу, она взяла те фигурки мопсов из мейсенского фарфора и кубок Челси. Ого! Табакерки Капо ди Монте тоже исчезли!
— Это был ее подарок мне. Она увезла все, что когда-либо мне подарила. Ну и конечно, мебель.
— О Боже!
— Она никогда не дарила мне ничего такого, что было бы не нужно ей самой. — Сильвестр вытянул ноги и оглядел комнату. Он наслаждался тишиной и покоем в доме.
— Я сама феминистка, — сказала Ребекка, — и тем не менее считаю, что Цилия вела себя просто ужасно. Оставила она тебе хотя бы простыни? Я помню, что именно она купила постельное белье, когда вы поженились. Если она и их утащила, то я могу одолжить тебе парочку. А еще банные полотенца. Возможно, она их тоже увезла. Пойду посмотрю. — Ребекка встала, вонзив при этом в паркет острый каблук. Сильвестр удивился тому проворству, с которым она подняла с дивана свое массивное тело.
— Нет, нет, Ребекка! Не надо! — остановил ее Сильвестр. — Не беспокойся, пожалуйста, все нормально. Я провожу тебя.
Он поспешил воспользоваться тем, что Ребекка встала, полагая, что если она останется еще и начнет шарить в комнатах, то наверняка увидит те новые вещи, которые он купил в магазине „Все для дома“, и тогда разговору не будет конца.
— Я только вымою наши чашки, — сказала Ребекка, хватая поднос. — Эти чашки я подарила вам на свадьбу. Я рада, что Цилия оставила их тебе.
— Да, это твой подарок. Оставь, Ребекка, не надо! Я в состоянии сам вымыть чашки. — И Сильвестр сделал шаг по направлению к двери.
— Пообещай, что дашь мне знать, как только тебе понадобится моя помощь, — потребовала Ребекка. Она выпустила из рук поднос, но не двинулась с места. — Я рада, что она оставила тебе диван, — сказала она, оглядывая комнату. — А кровать она тебе оставила?
Сильвестр сказал „да“.
— Хм… Это хорошо. Нужно, чтобы кто-нибудь приходил к тебе прибраться. Я позвоню в агентство, в которое я всегда обращаюсь в этих случаях, и договорюсь об уборщице.
— Не беспокойся, пожалуйста, — сказал Сильвестр. — Я обойдусь.
— Ты можешь с этим не справиться. Я…
— Я не хочу никакой уборщицы. Я не выношу шума электрополотеров и пылесосов. А с ней еще придется разговаривать!
— Да, это как бы часть того, что они получают за свой труд. Без разговоров никак не обойдешься. Но при этом ты много узнаешь. Это даже интересно.
— Нет, спасибо! Я обойдусь.
— Не пройдет и недели, как у тебя в доме будет жуткий кавардак. Повсюду немытые тарелки, на полу — мокрые полотенца, и к тому же наверняка кончится туалетная бумага. Женитьба совершенно не изменила тебя.
— Ребекка, кончай распоряжаться мной. Ты уже не моя…
— Секретарша. Я это знаю. Но я найду тебе уборщицу, которая будет приходить в твое отсутствие, и я, конечно же, прослежу, чтобы поменяли замки. Ты еще поблагодаришь меня за это!
Сильвестр засмеялся.
— В своем стремлении распоряжаться ты совершенно неисправима.
— Не отрицаю. Мне не стоило, наверное, тебе это говорить, — проворчала она, двинувшись наконец к двери, — но Цилия однажды сказала мне, что ты — зануда и здорово ей надоел.
— Я надоел ей потому, что она надоела мне, — невозмутимо сказал Сильвестр и чмокнул Ребекку в щеку. — До свидания!
Захлопывая дверь, Сильвестр Уайкс чуть было не ударил ею Ребекку по заду. Он потянул носом воздух своего пустого дома, убедился, что из него исчезли какие-либо следы „Возбуждения“ и издал радостный вопль.