Глава 4

В одной сумке из магазина были три пары вельветовых брюк, три футболки, пижама, белье и носки и пара теннисных туфель — размер почти подходил — для Кайла. В другой сумке — вещи для Кэрри розового, светло-фиолетового и белого цветов: брюки, футболки, белье и кеды. Все ценники были удалены, словно это подарки. «Что ты чувствовал, Майк, покупая эти вещи для детей?» — хотела спросить его Крис. Но даже будь он рядом, пока она разбирала вещи, ей не хватило бы духу задать этот вопрос.

Она подозревала, что Майк скажет, будто нуждался в этом долгое, очень долгое время. Крис вспомнила, как он тушил пожар, его сосредоточенное лицо, по которому стекал пот вперемешку с копотью. Он казался таким сильным и мужественным и в то же время таким нежным. В его мягких зеленых глазах светились доброта и человечность. Казалось, он все делает от чистого сердца, а не потому, что этого требует разум или логика. Вбегать в горящий дом и спасать жизни — что же в этом разумного?

Ее вытащили из огня; едва ли можно себе представить более уязвимое положение, чем это. Он спас ее, вынес на себе. И сделал это мастерски.

Майк так быстро, так смело рассказал ей о том, что потерял семью; в его голосе не было ни небрежности, ни мелодраматичности, он рассказал все открыто. Предельно откровенный, но больше не испытывающий чувства боли. Простой мужчина, который изъяснялся напрямую; он предоставил им приют просто так, потому что все равно почти никогда не бывает дома, потому что дети еще слишком малы для такой неудачи и потому что приюты ужасны… еще и потому что у него когда-то была дочь. Это немного успокоило Крис; ее собственная боль еще не прошла, и она с нетерпением ждала того момента, когда сможет спокойно говорить о случившемся как о далеком прошлом, а не о настоящем.

«Давайте договоримся, Крис, ваша дочь напоминает мне мою…»

Майк убрал в гараж инструменты перед тем, как уехать, чтобы дети случайно не поранились. И спросил, не затруднит ли Крис оставлять ему записки на холодильнике, чтобы он знал, пошла ли она по делам, по работе или куда-нибудь еще. Он вовсе не собирался контролировать ее. Просто будет заезжать время от времени за своими вещами, и ему не хотелось, чтобы они натыкались друг на друга, путались друг у друга под ногами или еще как-нибудь смущали друг друга. Он также дал ей номер домашнего телефона своей матери и своего мобильного, по которому он сможет ответить, когда выезжает на место пожара. Крис казалось, будто ей дали все, включая место и уединение. Впрочем, он имел полное право задавать вопросы.

Крис рассказала ему по возможности мало о себе, поскольку история ее жизни была слишком запутанна и невероятна. Загадочная Крис, одинокая женщина со своими детьми и злобной собачонкой. Она составила свое мнение о нем на день.

Его глаза немного грустные, и причина известна. Сейчас у него нет усов, но на фотографии, которую она обнаружила, пытаясь найти телепрограмму, он был с густыми коричневыми усами. Его сфотографировали в футболке с эмблемой их центра в Сакраменто; он был моложе и менее умудрен жизненным опытом, его щеки — более впалыми, глаза — широко раскрыты, без морщинок. Он выглядел симпатичнее, но не привлекательнее. Вот таким был мужчина, в которого влюбилась Джоанн. Сильный, подтянутый, перспективный, молодой.

Крис нравилось, как он выглядит сейчас. Его мужественность, зрелость, даже грусть придавали взгляду глубину, в которую женщины могли погрузиться в поисках комфорта или удовольствия. Каждая черточка его лица отражала чередование боли и горя, сострадания и большой любви. Когда Майк Кавано предложил ей и детям жилье, а затем принес в дом все эти мешки с продуктами, Крис почувствовала тепло, словно ее накрыли теплым одеялом. Майк казался уверенным в себе, крепким, сильным. Он был не из тех мужчин, которые падают, когда наклоняются, предположила Крис. Она совсем не знала его, но чувствовала себя в безопасности. Надеялась, что чувство не возьмет над ней верх.

Крис и раньше чувствовала себя в безопасности. Она была единственным ребенком, а потому считала себя защищенной, затем внезапно осиротела. Она зависела от бескорыстной любви тетки, потом почувствовала себя покинутой из-за гнева Фло. Далее — после трех судебных разбирательств — снова была в безопасности, с кучей денег, мужем, которого любила, и ребенком. Казалось бы, что могло пойти не так?

Она попыталась спросить Майка, пытается ли он компенсировать таким образом свою потерю. А он ответил: «Перестаньте. Просто перестаньте, хорошо? Пусть все будет так, как есть. — И затем, вздохнув, добавил: — Пожалуйста».

Крис знала, что причина не только в этом. Она почувствовала знакомое влечение. Ее манили его сила, руки, загорелое лицо и вьющиеся волосы, яркая робкая улыбка. Ямочка. Слишком долго ее тело молчало. Крис была потрясена этим внезапным, спонтанным открытием. Она чувствовала, что Майк испытывает то же самое. Да, он делал это все для детей, но так смотрел на нее, что она поняла: он пытается скрыть свое влечение к ней. Ей было интересно узнать его настоящие мотивы. Может быть, он хотел женщину. Или семью. Не мог заменить то, что потерял, но мог восполнить те эмоции, которые испытывал, когда они были живы. Ощущение того, что ты нужен, что ты не одинок. Это можно было сделать, предоставив жилье. Но он не знал, что пытается помочь женщине, которая ужасно боится быть зависимой.

«Просто крыша над головой», — сказал он. Она напомнит ему об этом в случае необходимости.

Крис нацарапала записку: «Пошла в магазин, на почту, в «Айверсон», к няне и в сгоревший дом. Буду дома весь вечер. Спасибо. Крис».

Она натянула брюки и футболку и была рада, что ее мокасины на резиновой подошве. Крис купила две пары голубых джинсов, две блузки, нижнее белье и кеды. Скромный шопинг. Крис приобрела только необходимый минимум, притом на распродаже, но потратила почти все деньги, которые дал Майк.

Она зашла в «Айверсон» за новой формой, чтобы вернуться к работе. Ее начальник и коллеги посочувствовали и предложили помощь. Все это ее очень глубоко тронуло, но в то же время заставило почувствовать себя еще хуже. В конце концов, какое она имеет право на такую заботу и помощь? Она была богатой наследницей, но оплошала. Она чувствовала себя самозванкой. В такие минуты Крис скучала по матери. Та бы ее поняла.

На обратном пути Крис заехала домой к Хуаните Хименес объяснить причину перерыва и спланировать новый график для няни, когда она вернется на работу. Затем поехала к старому дому, который был огражден лентой, чтобы туда не бегали соседские дети. Кэрри и Кайл остались в машине. Дом был полностью разрушен, но некоторые из книг, которые она успела запихнуть в холодильник, сохранились. Она забрала их с собой в дом Майка, но оставила возле гаража, чтобы проветрились.

Крис приготовила себе и детям простой скромный ужин. Она не хотела брать много продуктов из тех, которые купил Майк. Она заплатит ему потом в любом случае. Затем она вымыла голову жидким мылом, чтобы избавиться от запаха гари; ей было не по карману покупать шампунь. Она взяла немного у Майка. Ее было не обмануть появлением нового, нетронутого тюбика зубной пасты в ванной, которой он, очевидно, никогда не пользовался. На самом деле здесь было много новых, запечатанных предметов, но сам-то он пользовался ванной рядом с главной спальней! Там стояли наполовину использованные тюбики и баночки. Вряд ли он пользовался лосьоном для тела или детским порошком.

Крис искупала детей, дала им мороженое и немного поиграла с ними. Она рано уложила их спать. Затем приняла ванну и устроилась в гостиной, прихватив бокал бурбона. Дома она носила джинсы, потому что у нее не было денег на покупку пижамы. Большой велюровый диван был мягким, а фильм по огромному телевизору оказалось интересно смотреть, как в кино. И она ждала.

Ждала Майка. Она ведь оставила записку. Интересно, он заедет? Проверить, как она справляется. Спросить, нужно ли что-нибудь еще. Посмотреть, не украла ли она телевизор. Убедиться, что с детьми все в порядке.

Но Майк не пришел. Возможно, он даже не заезжал в их отсутствие и не видел записку.

На следующий день она опять оставила записку: «Ушла по делам, вернусь в шесть. Буду дома весь вечер. Спасибо за все. К».

Но очевидно, он опять не приходил. И телефон не звонил, пока она была дома. Очень странно. Крис чувствовала, словно Майк окружил ее и был повсюду, но все же вне пределов видимости и досягаемости. Как Санта-Клаус. Или Бог.

Она решила поискать какую-нибудь книгу и обнаружила небольшую библиотеку в главной спальне; вошла туда, чувствуя себя при этом виноватой. Ей казалось, что она вторгается во что-то личное. Книги на полке были в основном приключенческими и шпионскими романами — типичная литература для мужчин. Касслер, Ле Каре, Ладлэм, Фолет, Шоу. Что-то из Стивена Кинга. Открытая книга, лежащая на тумбочке, была новым бестселлером Дэна Брауна. Эти книги создали у нее хорошее впечатление о Майке; он читал для удовольствия, для развлечения, чтобы воображать, расширять кругозор. Крис писала по такой же причине. Затем она пошла в его кабинет и застелила там диван.

— Итак, что у нас здесь, — громко сказала она, открыв дверь в кладовку.

Принтер стоял на маленьком книжном шкафу. Там была совершенно другая литература. Собрание сочинений Диккенса, Лондона, Мэлвила, Толстого, даже Остин. Там было старое издание «Книги джунглей», детское издание «Тома Сойера» и другая классика. Книги в переплетах и обложках. «Маленький принц» и «Иллюзии» Ричарда Баха. Он их читал или они были здесь по другой причине? Они принадлежали его жене? Наконец, Крис выбрала «Моби Дика» и, нежно поглаживая книгу, спустилась в гостиную, чтобы насладиться роскошью. И подождать.

Подождать его. Какой по характеру мужчина может это сделать? — снова спросила она себя. Дать ключи от собственного дома совершенно незнакомому человеку, у которого, очевидно, большие проблемы. И быть совершенно спокойным. Такой человек не мог не нравиться. Ей нравились его дом, его щедрость, его забота о несчастных детях. Только она не могла понять, нравится ли он ей как друг или как мужчина. И это ее беспокоило.

Затем наступила пятница, третий день их пребывания в дома Майка. Крис понимала, что не следует все усложнять. Но она хотела больше узнать о человеке, у которого было столько интересных книг и который одел и накормил их, потому что все «просто так произошло». Она снова написала записку: «Буду в библиотеке до 2 ч. Встреча в городе с владельцем дома в 2.30. Вы любите тако? Мы поужинаем около 5.30-6 ч. Приходите, если сможете. К.».

Крис вернулась домой в четыре. Наверху ее записки было написано карандашом: «Я принесу пиво. М».

Крис приняла душ и вымыла голову. Ей не терпелось ощутить его присутствие, его одобрение и заботу. Она пообещала не занимать его дом на долгое время, но ей хотелось узнать немного больше о человеке, спрятавшем все инструменты, чтобы не поранились дети, о мужчине, хранившем классику в одной комнате и современную литературу — в другой. Мужчине, который принесет пиво, несмотря на то что в холодильнике и так есть пиво. Он был здесь, но его присутствие не оставило никакого знака. Он был здесь каждый день? Ждал такого приглашения?

Майк уже не сможет уйти из ее жизни, не оставив следа; она уже не сможет забыть его. Он прочно вошел в их сердца. Их жизнь может измениться навсегда. Как самое незначительное действие способно изменить все.

Приехав, он позвонил в дверь. Кэрри впустила его, и Чикс сразу же зарычал.

— Здравствуйте, мистер Кабино, — сказала девочка. — Мама, мистер Кабино пришел к нам в гости. Наша мама очень аккуратно себя ведет в вашем доме.

— Кэрри, ты можешь звать меня Майком, — ответил он, беря ее на руки. Она была легкая как перышко. Под рукой у него был большой коричневый бумажный пакет. — Тебе уже лучше?

— Разве я была больна? — удивилась малышка.

— Нет, но твой дом сгорел.

— О, это был не мой дом, мы его снимали. Раньше у нас была квартира. Вам уже лучше?

— Разве я был болен? — широко улыбнулся Майк. Ему нравилась игра этого очаровательного ребенка.

— Нет, но мама говорит, что мы заняли ваш дом.

Он весело рассмеялся. Его смех прогремел по дому, и Чикс почти потерял самообладание, угрожающе зарычав.

— Я одолжил его вам, потому что мне так хотелось. Объясните ему, что это мой дом!

— Может быть, если поделитесь с ним тако, вы ему понравитесь.

— Ну уж нет. Мне все равно, нравлюсь я ему или нет.

— Он вас может укусить, если вы не поделитесь, — сообщила девочка.

Майк посмотрел на нее, изобразив такой испуг, что она разразилась хохотом и захлопала в ладоши: шутка удалась.

— На самом деле он вас не укусит, — успокоила она.

Майку очень хотелось бы, чтобы взрослые смотрели друг на друга так же, как это делают дети. Детский взгляд такой открытый, такой любопытный. Они хотят видеть вас. Они смотрят прямо. Не вздрагивая и не чувствуя стеснения, смотрят вам в лицо, чтобы видеть, из чего вы сделаны, что вы собой представляете. И им абсолютно все равно, что вы видите, как они смотрят на вас. Будь взрослые на такое способны, дружба не отнимала бы столько времени.

— Думаю, мы сегодня можем зажечь огонь, — сказал он. — На улице так холодно и дождливо.

— Мама сказала, что камин совсем новый.

— Я им пользуюсь. Пойдем, — сказал он, забыв, что несет ее на руках в кухню, где Крис разрезала мясо.

Не многим нравились тако, но Майку показалось, в кухне пахнет удивительно по-домашнему. Вероятно, она еще испекла хлеб. Может быть, на ней даже вечерний наряд; она прибралась действительно хорошо. Но на ней были джинсы. Его взгляд задержался чуть ниже ее спины, хотя, когда она повернулась поприветствовать его, он виновато поднял глаза. Крис улыбнулась и поздоровалась, а он покраснел, потому что подумал о сексе и боялся, что она догадалась. Много времени прошло с тех пор, когда у него была подобная реакция. Майк почти не знал эту женщину, но не мог ждать. Он чувствовал и стыд, и облегчение. И верил, что эта часть его не износилась. А также надеялся, что не сильно разочаруется, когда не получит того, что хочет. Он протянул ей пакет.

— Пахнет вкусно. Зажжем огонь? Каминная решетка безопасна, и я присмотрю за детьми.

— Было бы здорово. Я не хочу, чтобы они боялись огнестойких каминов.

Он покачал головой, посмотрев на нее, впечатленный.

— Я думал, вы должны больше беспокоиться об этом. Вы ведь потеряли… все.

— У меня есть они, — улыбнулась Крис. — Остальное не важно.

Кайл сидел на стуле у раковины, и Майк ухватил его свободной рукой. Держа обоих детей под мышкой, он отнес их в гостиную, чтобы показать, как разжигать огонь, пока Крис готовила тако.

Она услышала, как он разговаривает с детьми, и выглянула из кухни посмотреть, что происходит.

— Мы сложим бревна очень аккуратно, вот так, чтобы они не упали. Что будет, если горящее бревно выпадет из камина? Правильно, оно попадет на ковер. Так. Положим немного бумаги вниз, сюда, чтобы легче было разжигать огонь. Да, бревна горят и без бумаги, но с ней это происходит быстрее. Итак, Кайл, очень жарко? Да, ты не должен подходить ближе. Решетка будет очень горячей, пока горит огонь. А сейчас станет тепло и уютно.

Крис вышла и дала ему пива.

— Спасибо, — сказал Майк.

— Тако будут готовы примерно через десять минут.

— Дети тоже хотят пить, правда?

Малыши с надеждой уставились на него.

— Как насчет шоколадного молока?

Дети, широко раскрыв глаза, посмотрели с еще большей надеждой.

— Но, Майк, они должны пойти на кухню…

— Они не увидят огонь на кухне.

Он заметил, как Кэрри и Кайл еле сдерживают звуки восхищения.

— А если они его разольют? — не соглашалась Крис.

— Ну и что? Мы хотим пить шоколадное молоко у камина. Правда, дети?

Он посмотрел сначала на Кэрри, потом на Кайла; ребята осторожно кивнули. Кэрри высунула язык, а в ее глазах читалась мольба.

— Хорошо, — сдалась Крис.

Она слышала, как они рассмеялись, все трое. В кухне, где никто не мог ее видеть, помешивая шоколад в молоке, она улыбнулась. Он их баловал, во всем им потакал. Слава богу. Он милый, щедрый и забавный, и они навсегда его запомнят. Крис беспокоило, что в ее жизни совсем не было мужчины для них, но у нее не хватало ни времени, ни сил, ни смелости даже на самые безобидные отношения. Кроме того, она хотела держать их подальше от своих неверных суждений. Она уже наделала глупостей, когда выбрала Стива. Майк был хороший, и детям нужен приличный мужчина, которого они будут помнить, о котором будут думать. И ей тоже.

Крис принесла детям молока, а себе — пива.

— Я только что перевернула мясо. Похоже, ужинать будем здесь, — сообщила она.

— Хорошо, — ответил он, передавая стаканы. — Расслабьтесь и наслаждайтесь.

Крис глубоко вздохнула и вздрогнула, когда Кайл поднес стакан ко рту. Скоро он оставит несмываемый след на ковре пожарного.

— Я же сказал, расслабьтесь. Я могу прямо сейчас вылить стакан молока на ковер, если это поможет вам успокоиться. Не нервничайте.

— Просто все здесь такое красивое. И почти новое.

Майк знал с той ночи, когда сгорел ее дом, что она хоть и потеряла все ценное, это не означало, что у нее ничего не было всю жизнь. Она происходила не из бедных. Он и сам не понимал, почему так в этом уверен, но просто знал это. Сам он был из бедных — рабочий класс ирландских католиков, которых переселили на Восточное побережье. Его мать жарила говядину — причем не самого лучшего качества — по особым случаям. Отец говорил: «Жестко? Зато полезно для зубов». То, как Крис держала голову, как она говорила или ходила, заставляло его думать, что она выросла в других условиях.

— Все новое, потому что им почти не пользуются, Крис. Вовсе не значит, что оно хорошее.

Она с благодарностью улыбнулась ему.

— Что сказал вам владелец дома?

— Он еще позвонит мне.

— Что? — Майк немного рассердился.

— На самом деле он предложил мне пару сотен долларов — ту сумму, что я ему заплатила за жилье. Но он хотел, чтобы я подписала документ о том, что никто из нас не пострадал и мы не будем требовать большей компенсации. Я не согласилась. Сказала, что потеряла ценных вещей на несколько тысяч долларов; они не новые, но мы не смогли бы обойтись без них. Все случилось не по моей вине, но мне следовало все застраховать. Я думала, он проявит больше сострадания.

— Мерзавец. Извините, — сказал Майк, оглядываясь на детей. — Теперь нужно быть с ним жестче. Подайте на него в суд.

— Знаете, я не участвую в судебных процессах, — ответила она, чудом не добавив слово «больше». — Но попытаюсь получить от него больше денег.

— Кучу денег. Вы же все могли погибнуть!

— Знаю, — ответила Крис, поежившись. — Я много думала об этом.

Она проклинала себя за то, что подвергла Кэрри и Кайла такому риску, живя в гордости и пытаясь доказать, что может быть независимой. Снимать дешевый обшарпанный дом с сомнительными соседями, когда тетя Фло могла принять их у себя — пусть и после упреков и обещания Крис во всем ее слушаться. У ее детей могло быть больше всего, они могли бы жить в большей безопасности. Ей всего лишь нужно было признать, что она была дурой, бесчувственной дурой, и уже достаточно поплатилась за это.

Но Крис никогда не гналась за богатством. Хотя и выросла в богатой семье, она не сильно скучала по роскоши. Ей хотелось прийти в себя, а не просить прощения. Она предпочитала сама о себе заботиться, а не пользоваться чьими-то подачками. Хотела позвонить Фло и спросить, могут ли они помириться, а не просить помощи. Ей не хотелось казаться полностью побежденной, как будто она жертва. Когда Кристин уже была готова позвонить в Чикаго, ей всегда удавалось урвать еще один день независимости. Гордости. То, что досталось ей от отца. Сила и непокорность. Правда, иногда это утомляло.

— Я еще не звонила своей тете, — виновато поведала она Майку.

— Не торопитесь, — ответил он. — Вы нашли принтер?

— Да. А еще книги. Удивительные книги.

— Они принадлежат моему брату, — пояснил Майк. — Я самый старший в семье и не думал о колледже. Мне хотелось лишь денег и мужской работы. Я сын своего отца — и все. Другие дети невероятно умные. Томми — ему около двадцати девяти — профессор. Известная шишка. Каждый раз, когда он работал над книгой со своим классом, его невозможно было заставить замолчать. Казалось, он сплетничает о соседях — он был таким болтливым и ранимым. Он всегда давал мне копию. — Майк рассмеялся над собой. — Я никогда не говорил, что читал их, но действительно читал. Черт возьми, слушать, как Томми рассказывает, — это почти присутствовать на занятиях.

— Я тоже ходила в колледж. Недолго, — сказала Крис. — Два года. Я изучала литературу.

— Тогда вы знаете, — ответил он, как будто они входили в число избранных людей, которые могли обсуждать вещи, известные лишь немногим, все то, что происходило в книгах, — маленькая группа, прочитавшая эти классические истории, жившая в них, глубоко тронутая и навсегда изменившаяся.

За тако они говорили о книге Крис, хотя раньше она старалась избегать и этой темы. Ее немного смущали статус новичка и непомерные амбиции. Она хотела быть второй Джуди Блум. Эти мечты были вызваны любовью к книгам, но именно идея создать собственную историю, выразить в ней свои мысли и наполнить ее энергией увлекла ее порыв так высоко. Это заставило ее отвлечься от мелких, поверхностных проблем, в то же время сделав ее исследование более глубоким, чем это можно было представить, направленным на изучение ее внутреннего мира.

Особенно ей нравились истории для детей, в них было что-то волшебное. Она отождествляла их эмоциональное воздействие с собственным опытом.

— Не думаю, что все помнят детали из детства так же хорошо, как я, — попыталась объяснить она. — Я помню, во что была одета, когда Барбара Эн Круз вытолкнула меня из очереди на обед; я помню то чувство, что испытывала, когда меня самую последнюю выбрали в футбольную команду. Это все равно что быть непопулярным. И первую вечеринку в школе, в шестом классе. Я оказалась единственной, кого не пригласили, и была так обижена и расстроена, что мама разрешила мне спать вместе с ней. Я настолько отчетливо помню те чувства, что это почти пугает.

Крис объяснила, что она любит детей вообще. Любит, как они растут, развиваются, справляются с трудностями, переживают их, становятся кем-то. Если бы Крис окончила колледж, она бы наверняка стала работать с детьми, например преподавать в начальных классах.

Крис и сама удивлялась тому, что она говорила и говорила, как естественно это было и как хорошо, что рядом сидел кто-то способный поддержать ее.

— Вы хотите еще детей? — спросил Майк.

— Хочу сначала довести до ума этих двоих. У меня нет никаких навыков работы, но я хороший писатель. Со временем хочу быть дома с детьми и зарабатывать написанием книг. Писать для детей — единственное, что, как я чувствую, делаю правильно.

Кэрри и Кайл побежали играть.

— А выйти замуж еще раз? — осторожно спросил он.

— Никаких шансов, — решительно ответила Крис. — Мой бывший уехал в командировку и не вернулся. Еще до рождения Кайла. Теперь мое будущее вот в этих руках, — сказала она, показывая свои ладони.

— Никогда не говорите «никогда»: это обычно навлекает неприятности.

— Я справлюсь. Я твердо стою на ногах. Когда становится действительно трудно, работаю дополнительно или убираю квартиры. Если убираюсь у людей, которые работают, привожу детей с собой. И при таком образе жизни я могу писать. Пока забочусь о детях и достаточно пишу, я чувствую себя настолько счастливой, насколько можно. — Она посмотрела на Майка. — Возможно, я и не создам великих произведений, но я, если буду работать очень и очень усердно, обязательно напишу несколько хороших книг — как те, что у вас в спальне, которые помогают людям отвлечься и немного больше развиться. А те книги, что у вас в кабинете, — нужен особый дар, чтобы их писать.

Майк мягко улыбнулся.

— Я не спала в вашей кровати, — сообщила Крис.

— Я знаю, — спокойно ответил он.

Они оба отвели взгляд. Крис удивилась: откуда он мог знать? Она хотела спросить его, но ей не хватало храбрости. Он решил проверить? Положил карандаш в кровать? Или расстелил простыни по-особому?

Майк отвел взгляд, потому что был смущен тем, как он это узнал. Когда Крис не было дома, он взял подушку из спальни, надеясь почувствовать ее запах, и был разочарован, не ощутив ничего. Он подумал о подушке на диване, но сдержался.

Майк с облегчением вздохнул, когда дети вмешались именно в этот момент. Они играли в «Кэндиленд» у камина и смотрели мультфильм по телевизору. Он почесал Чикса за ушами, неосторожно подыграв им. Каждый раз, когда он дотягивался до него, терьер грозно рычал, но позволял себя гладить. Дети при этом звонко смеялись.

В восемь часов Майк выключил телевизор. Огонь в камине почти погас. Он зажег свет у своего кресла, усадил детей на колени, открыл большую красочную книгу Ричарда Скэрри. И стал читать.

Через полчаса Кайл спал у Майка на груди, посасывая палец. Но Майк все равно читал. Он снял ботинки; голос его звучал все медленнее и тише. Крис подошла к ним.

— Кэрри, милая, пора спать. Я помогу тебе.

— Нет, мама, я хочу уснуть здесь, как Кайл.

— Будет лучше, если ты почистишь зубы и уснешь в кровати, — проговорил Майк, целуя ее в лоб.

— Хорошо, — согласилась девочка, — но сначала дочитайте рассказ.

— Я прочитаю тебе его в следующий раз. А сейчас позволь маме уложить тебя спать.

Крис взяла Кэрри на руки:

— Я отнесу ее, а потом вернусь за Кайлом.

— Хорошо, — ответил Майк.

Он не предложил отнести Кайла. Ему хотелось побыть с ним некоторое время наедине: один в полутемной гостиной с ребенком на руках. Майк крепко сжал маленького мальчика, вдохнул запах его волос, его аромат. Сильный. Резкий. Кайл засопел, когда его палец выпал изо рта. Майк вернул его на место. Детство так быстро проходит.

Крис забрала его слишком скоро. Майк почувствовал комок в горле и теснение в груди. Он выключил лампу. Теперь комнату освещал только огонь, который постепенно тускнел. Вернулась Крис и сказала: «Все». Сказала это так, как говорят все матери, когда их работа закончена, но они все равно готовы сорваться в любую минуту. Так обычно говорила Джоанн, когда ей наконец удавалось уложить неугомонную Шелли: девочка хотела играть всю ночь.

Затем Крис села на диван и посмотрела на него. Майк знал, что, возможно, она заметила слезу на его щеке. Он решил не вытирать ее, потому что тогда она бы знала наверняка. Он не стыдился таких эмоций, но это было слишком личным, и он не хотел пока допускать ее до этого. Он не был уверен, что она поймет. Вероятно, она догадалась, потому что молчала, пока он не справился с чувствами. В конце концов, она же знала, что он потерял.

— Вы читали «Из Африки»? — наконец спросил Майк.

— Давно. Задолго до того, как решили снять фильм.

— Я тоже. Помните, это была любимая книга Холдена Колфилда? Я читал «Над пропастью во ржи» с классом моего брата Томми. Тогда же я прочитал и «Из Африки». В книге есть эпизод, в котором говорится о тропических язвах, которые можно получить в Африке. Если ты не будешь осторожным, раны заживут с внешней стороны, внутри же все будет еще хуже; они станут зараженными, водянистыми и полными яда. Единственный способ избавиться от них — вскрыть, полностью вычистить и оставить открытыми, пока они не покроются шрамами и рубцами. Этого момента в кино нет.

Он потер щеки.

— Их получаешь не только в Африке, — проговорила Крис.

— Не звоните пока своей тете, — попросил он. — Пожалуйста.

— Было бы лучше, если бы я давно ей позвонила.

— Пожалуйста, — снова сказал он.

— Послушайте…

— Здесь полно места. Не торопитесь.

— Но…

— Вам нужно место для них. Для себя.

— Оно не мое. Трудно…

— Это не благотворительность, Крис. Вы принесете пользу и себе, и мне.

— Майк, что происходит?

— Останьтесь еще на некоторое время. Мне нужен рубец, тогда у меня будет шрам. Я не специально это сделал, просто ждал слишком долго.

— О боже, — вздохнула Крис.

— Может быть, мне удастся залечить раны. Если нет, то вашей вины в этом не будет.

— Что, если наше пребывание здесь нанесет только новые раны? — спросила Крис.

— Нет, я не думаю, что это случится.

— Тогда что же случится?

— Ничего плохого. Большой Майк называет такие вещи «бессознательными планами»: когда вы делаете нечто такое, что кажется безумным всему миру и совершенно случайным, и сначала не думаете, что это было у вас на уме, но потом понимаете, что подсознательно знали, что поступите именно так. Я и сам не собирался никому помогать или предлагать семье пожить здесь — я видел много семей, у которых сгорели дома, — и я не знал, что предложу это вам, даже когда приюты были переполнены, и я уж точно не знал, что попрошу вас остаться дольше, чем мы договаривались, но… — запнулся он, пожав плечами. — Мама говорит, что Большой Майк несет чепуху.

Крис усмехнулась.

— Я не умею выражать свои чувства, — извинился Майк.

— У вас прекрасно получается.

— Если бы все случилось иначе, если бы я встретил вас в зоопарке, я бы сделал что-нибудь нормальное, например пригласил бы вас на ужин или в кино.

— Пригласили бы?

— Но все случилось не так. У вас сгорел дом. Вам нужно жилье. Такое ощущение, что все и должно так быть, что это естественный ход вещей. Вот и все. Я не приносил много еды сюда прежде. Мне не нужно соблюдать тишину, когда я рано встаю. Никто ничего не портит. Дома тихо все время. И для вас с детьми есть некоторые преимущества тоже.

— Но…

— Не только для детей, — добавил он таким образом, чтобы она почувствовала, что он полностью честен.

— Вот как?

— Я не пытаюсь за вами ухаживать, — сказал Майк.

— Это безумие, — проговорила она, опираясь локтями на колени и обхватив лицо руками.

— Да, весь мир сошел с ума. Ваш бывший бросил вас, когда вы были беременны. Ваша семья ненавидит вас. Ваш дом сгорел. И какой-то идиот хочет, чтобы вы остались в его доме, потому что…

Она ждала, пока он закончит. Майк молчал, и она спросила:

— Потому что?..

— Почему бы и нет?

— Послушайте, — сказала Крис, немного растерянная. Что он подразумевал под этим «почему бы и нет»? — Вы очень щедрый, милый парень, но честно, Майк, я вас совсем не знаю, а вы не знаете меня, и…

— Это безумие, Крис, но я не такой. Я не причиню вам вреда. Ради бога, я ведь вынес вас из горящего дома. Вы хотите какие-нибудь подтверждения? Хотите встретиться с моей мамой?

— Я просто хочу знать, что вы пытаетесь получить.

— Продолжение. Сегодняшнего вечера. Мы ведь прекрасно провели время? — усмехнулся он, гордый собой.

У Майка была заразительная улыбка, она невольно заставляла улыбаться в ответ. Вечер действительно был великолепный. У нее даже появилась мимолетная мысль, что она любила его, желала, чувствовала себя уютно и защищено в первый раз за долгое время. Единственное, чего ей не хватало, так это подобного предложения.

— И это все?

— Это все, о чем я смею вас просить.

— Вы заставляете меня волноваться, — произнесла она.

— Не берите в голову. Мужчины говорят еще более дерзкие вещи в ночных барах, не так ни? — снова усмехнулся он. Он знал. Она знала. Он знал, что она знает, что он знает. — Ничего страшного не случится, если мы будем друзьями.

— Как долго?

— Как насчет Рождества? Оно уже не за горами. Было бы здорово. Особенно для детей. Может быть, и для нас с вами.

— Рождества? — с сомнением переспросила Крис.

— Приюты и прочие места… Ну, в общем, они иногда опасны. Там грязно, вокруг ошиваются сомнительные типы… люди страдают. Идти туда — плохая идея, поверьте. Если вам не хочется оставаться здесь, вы можете позвонить своей тетушке, которая ненавидит вас. Я думаю, будет глупо, если вы поедете в Чикаго, потому что тогда мы не узнаем, нравимся ли друг другу — я имею в виду всех нас, — но, учитывая все варианты, мне совсем не нравится идея навещать вас в одном из тех приютов.

— До Рождества?

— Дети тоже почувствуют себя спокойно, если будут знать, где им предстоит жить некоторое время.

— Звучит немного пугающе, — призналась Крис.

— Не более пугающе, чем спать в машине.

— Правда. Но…

Крис не могла придумать, что сказать. Она не предполагала, что он попросит ее остаться, но сразу же поняла, почему он так поступил. Потому что он скучал по семье, потому что хотел, чтобы его дом не казался таким одиноким, потому что Кэрри напомнила ему о дочери… и потому что его влекло к Крис.

— Но вы понимаете. — Он взглянул на нее. Его взгляд был спокойный, расслабленный, доверчивый. Она, должно быть, полная дура, если бы не поняла. — Не так ли?

— Вы пойдете домой к родителям? — спросила Крис.

— Да, — ответил Майк, обувая ботинки.

— Вовсе не обязательно. — Он остановился. — Если вы хотите, я понимаю, но это же ваш дом. — Она поджала под себя ноги. — Если вам нужен шум, то он раздастся где-то часов в семь.

Майк откинулся в кресле, оставив ботинки там, где они были.

— Спасибо. Вы точно не возражаете?

Крис покачала головой.

— Просто помните, что это временно.

— Я знаю.

— И не слишком привыкайте к этому.

Слишком поздно!

— Не привыкну.

— Я ценю вашу щедрость.

— Я тоже. Я имею в виду вас. Я понимаю, почему вы немного занервничали. Очевидно, вы не доверяете мужчинам.

— Не очень.

— Что ж, вас можно понять. Все будет хорошо.

— Соседи по комнатам. Это действительно невероятно.

— Ничего подобного раньше не случалось, — сказал Майк. — Никогда. Тот диван ничего? Вам удобно? — поднял он бровь.

— Отлично, — ответила Крис.

— Я мог бы спать там. Или…

— Даже не думайте, — возразила она.

На этот раз его глаза заблестели, когда он усмехнулся. Он чувствовал себя намного лучше.

— Да ладно, Крис, вы не можете заставить меня не думать об этом.

Она запустила в него диванной подушкой. И, сама не ожидая, засмеялась над ним. Или над собой. Трудно было сказать, над кем. В конце концов, она думала о том же самом с того дня, когда встретила его. Просто ее это пугало. Но не так сильно, чтобы волноваться за свою жизнь.


Была уже полночь, и Мэтти Кавано сидела на краю кровати. Она потянулась к тумбочке.

— Если ты притронешься к телефону, я оторву тебе руку, — предупредил Большой Майк.

— Может быть, с ним что-то случилось? — сказала она.

— С ним все в порядке. Мне все равно, что ты не спишь уже месяц. Оставь парня в покое. Ему и так нелегко. Есть что-то, о чем его мама не может позаботиться.

— Но мы не знаем эту женщину… она в разводе.

— Обе руки, — пригрозил муж. — Я оторву тебе обе руки.

— Надеюсь, он в порядке. Вот и все. Надеюсь, он в порядке.

— Он не в порядке уже десять лет. Ложись. Давай вот так, — сказал он, притягивая ее к себе. — Если мы не собираемся спать, думая, как там наш Маленький Майк, то ведь можно и подурачиться немного?

— Дурачиться? Как я могу дурачиться с каким-то стариком, когда думаю только о своем сыне. Может быть, он лежит сейчас где-нибудь в яме?

Майк рассмеялся и поцеловал жену в щеку.

— Это совсем не то, что ты подумала, Мэтти Кавано. Священник получит кучу сплетен на исповеди, так? Любопытная ты женщина. Иди сюда. Ближе. — Он помолчал несколько минут. — Не так сильно меня беспокоит та женщина, как ее собака. Она точно откусит нашему Майку палец.

Загрузка...