Остановка в Венеции

Глава девятая

— Люси, это же почти преступление…

— Почему? С каких пор людям запрещено иметь потрясающие шедевры в частной коллекции? И вообще, он принадлежит нам. Полиция от искусства не нагрянет сюда, чтобы арестовать нас. О его существовании никто даже не подозревает.

— А кольцо Клары?

— Она бы предпочла оставить его в семье, я уверена, — не сдавалась Люси.

Мы сидели у нее в комнате, дожидаясь прибытия гостей на мой прощальный ужин — не прощальный, а так, предотъездный.

— Подозреваю, Люси, что мы с Кларой были вашими дочерьми. И когда-то где-то жили вместе. В Китае, наверное, или в Индии.

— Тут определенно действует какое-то — как бы это сказать — притяжение, некая сила, тянущая всех сюда, даже великого Джорджоне. Мы должны быть благодарны и не задавать лишних вопросов. Все дело в этом доме! Альвизе им пренебрегал, считал объедками с барского стола, а он в итоге оказался настоящим кладезем… Я ведь столько лет куковала тут одна, с Аннунциатой и моей любимой собакой Беллой, а потом с красавцем Лео. Мне вполне хватало работы и царящего тут покоя, я понятия не имела, как может быть по-другому. А потом начала осыпаться штукатурка с Клариной стены, возник Маттео, затем ты, и Лидия, и Рональд. И теперь я уже избаловалась. Ты для меня настоящий подарок, Нел. За этот короткий срок ты стала мне самой настоящей дочерью, а я даже не догадывалась, как она мне нужна. И вдруг такая замечательная! Напоследок, можно сказать!

— Вы не жалеете, что у вас не было детей?

— Знаешь, я как-то о них не думала. А теперь интересно, как бы могло сложиться. Все то, о чем я старалась не задумываться, я могла бы полюбить. Наверное, Альвизе и война меня слегка напугали. Наверное, мне не хватало Фортеццы. Мне всегда казалось, что бывают матери и дочери, а я вот такая вечная дочь. Или что-то вроде монахини. А теперь вижу, что и дети были бы неплохи. Как знать, что открыла бы нам жизнь, повернись она по-другому? Но с другой стороны, взгляни, какое богатство мы обрели! Я безмерно благодарна уже за то, что мне довелось дожить до этого дня. Очень загадочно. Но я не хочу тебя пугать, милая, пусть у тебя будет все, чего ты желаешь, все, что сделает тебя счастливой. Будь храброй по мере своих сил. Не стесняйся мечтать. Так матери напутствуют?

— Не моя.

— Моя тоже нет. А я вот скажу. И помни, как бы ни сложились наши отношения, тебя тут любят и всегда ждут, пока дни мои не сочтены.

Я не нашла в себе сил ответить.

— Да, и еще кое-что, — промокая глаза, сказала Люси. — Вдруг тебя заинтересует. Мне кажется, было бы неплохо издать историю этого дома. Если бы старая графиня узнала про наши открытия, она бы со мной согласилась. Это будет дань уважения имени да Изола, которое так много для нее значило. — Люси рассмеялась. — Надо же, как иногда накатывает всепрощение, щедрость на излете, так сказать. В общем, если тебя заинтересует, я сделаю в фонде заявку на грант — очень приличный грант. Получится неплохая подготовка к твоей работе над Кларой.

— Да, точно, мне же предстоит работать над Кларой…

— Ну, не ехидничай. Лидия полагает, что ты отлично справишься, а Лидии мы верим. Но тебе придется выучить итальянский, сама понимаешь. Tu devi impa-rare italiano. У тебя быстро пойдет. Возвращайся обязательно. Лео настаивает. Все, пора, не будем заставлять всех ждать. У нас особенный вечер.

Она взяла меня за руку, и мы вместе спустились в гостиную.

Меня завалили подарками. Лидия вручила учебник итальянского и вышитую индийскую шаль; Рональд — очаровательную старинную репродукцию с Гафуро, провозглашающим: «Harmonia est discordia concors», а Маттео — крошечный антикварный мозаичный кулон с видом городка, на золотой цепочке.

— Это Кастель-франко? — подмигнула Лидия, смеясь.

— Это Аркадия, — ответил Маттео — Подлинность мне подтвердили.

Уже пошла вторая бутылка шампанского, когда Аннунциата внесла первую из шести перемен блюд — ассорти из морепродуктов. За ним последовало ризотто, запеченная курица с подрумяненным на гриле цикорием, салат, сыр и, наконец, тирамису. Пользуясь на удивление теплой погодой, мы раскрыли все окна, и в гостиной весело мерцали огоньки свечей. Лео, кажется, понимал, что я уезжаю, и не отходил от меня ни на шаг. Мы все по очереди поднимали бокалы друг за друга.

— Я хотела бы выпить за этого молодого человека, — обернувшись к Лео, провозгласила я. — Если бы не его жажда приключений, мы бы не наслаждались сегодняшним счастьем. Он пошел на огромный риск, но, думаю, не прогадал, поскольку теперь он знает, как заказывать ужин в номер, побывал на званом обеде и окружен преданными поклонниками. Люси считает, что к собакам надо прислушиваться. Думаю, Лео ответил бы сейчас бессмертными словами Уильяма Блейка: «Довольно! Не то будет чересчур!» За Лео мудрого, за Лео героического, за Лео — поэта!

— За Лео! — подхватил дружный хор.

Лео, услышав свое имя, запрыгал вокруг.

Близилась ночь, мы притихли, но подниматься из-за стола никому не хотелось. Теперь все изменится, мы уже не будем шайкой заговорщиков. Но может быть, когда чары спадут, наша дружба только окрепнет и станет еще милее. Почему бы нет.

— Дорогие друзья, — наконец решилась Люси. — Бедный запраздновавшийся Лео должен отдохнуть. Последний тост за самый невероятный сентябрь на моей памяти! Спокойной ночи, дорогие мои, будем ждать новой встречи.

Она с улыбкой обвела всех взглядом и удалилась. Лео последовал за ней по пятам, оглядываясь и тоже улыбаясь своей фирменной улыбкой.

Лидия и Рональд тоже вскоре отправились по домам. Невозможно представить, что завтра к этому времени я уже буду в другой стране. Маттео закрыл дверь, и мы снова застыли во внутреннем дворике.

— Представляешь, Маттео, мне здесь было страшно, когда я пришла первый раз. И Аннунциата меня пугала. И ты на меня особого впечатления не производил.

— Твое появление меня тоже не вдохновило, — ответил он. — Я надеялся, что ты уберешься поскорее.

Он взял меня за руку, и мы вернулись в дом. Стояла ночь.

Его комната оказалась просторнее моей. Фрески на потолке, большая кровать с балдахином, шелковая перина травяного цвета, старинный комод у стены, бледно-розовая штукатурка.

— Похоже, монахиней ты не был, — заметила я.

— Нет, никогда.

— Ничего, у меня есть Клара.

— Да. А у меня есть ты.

Мы повалились на кровать.

— Здесь лучше, чем в «Гритти», — прошептала я ему в шею. — Здесь дом.

— Да, пожалуй, — стягивая с меня свитер и целуя в плечо, согласился он.

Когда он снял все остальное, мы кинулись в открытый нами недавно райский омут. Тяжело будет расстаться с этим человеком.

— Приедешь в аэропорт? — спросила я.

— Хоть в аэропорт, хоть куда. Ты вернешься?

— Даже если меня утащат дикие лошади, Маттео.

— Дикие лошади?

— Это такое выражение. Значит, что вернусь.

Я проснулась на рассвете и стала смотреть, как в окне замешивается утро. В дверь тихонько постучали, на пороге возникла Аннунциата с подносом, кофе и булочками. Беспрецедентное прощание.

— Grazie, Annunziata, e che bella cena ieri sera.

Я кое-как сконструировала фразу, пытаясь выразить благодарность за вчерашний ужин. Получилось не ахти, но Аннунциата поняла и заключила меня в объятия. А потом, напрягаясь не меньше моего, вещала по-английски: «Пойдем! Пойдем!» — и, обрадованная успехом, попятилась обратно за порог.

Вещи я уже собрала. Поездом, хоть так было бы логичнее и выстроилась бы параллель с прибытием, решила не ехать. Полечу самолетом. Поезд ночной, а мне не хотелось приезжать невыспавшейся и помятой. Я надела свитер Люси, кулон Маттео и кольцо Клары.

Пора спускаться.

— До свидания, Клариссима, — попрощалась я. — Люблю тебя. Пожелай мне удачи.

Аннунциата вынесла мою сумку во внутренний дворик. Маттео с Люси пили кофе. Люси налила третью чашку и намазала мне тост маслом.

— Отличный день для путешествий, — заметила она. — Ни облачка. Не понимаю, почему все так расстраиваются.

— Вот, обвешалась талисманами, — показала я. — Буду заряжаться энергией. Иди сюда, Лео. — Я угостила его кусочком тоста. — Да, я знаю, что так нехорошо, — оправдалась я перед Люси, — но я хочу, чтобы он ждал меня обратно. И потом, в «Гритти» я его полноценным завтраком так и не покормила, нам помешали.

— Похитили и заперли, — подхватил Маттео. — Пора ехать.

Ехать.

Мы вышли во двор и встали у двери. Я подхватила Лео на руки.

— Не забывай меня.

Песик ответил торжественным поцелуем, который приберегал для Люси, поцелуем искренней любви.

— Позвонишь? — спросила Люси. — Расскажешь, как ты там?

— Позвоню. И расскажу.

У меня дрогнул голос.

— Arrivederci, сага, храни тебя Бог. — Она взяла меня за руку и обняла. Лео втиснулся между нами. — Помни, мы не сон.

— Или наоборот, — возразил Маттео, поднимая мой чемодан и распахивая дверь. — В любом случае, мы будем тут.

Люси, с Лео на руках, махала, пока мы не завернули за угол, направляясь к речному такси.

— Они оба божества. Это богиня, разрушающая иллюзии, а этот маленький, со слоновьей головой, раздает сладости и бережет радость. Я отдаю Ганешу тебе, а Дургу возьму с собой. Правильно?

Мой чемодан уже забрали. Мы сидели в зале ожидания, держа, верите или нет, по бокалу вина. Маттео рассматривал божков.

— Наверное, лучше будет, если ты оставишь меня разбираться с иллюзиями, а с собой заберешь защитника счастья. Это ведь я склонен строить воздушные замки, — улыбнулся он.

— Думаешь, я забуду? Считаешь, я просто развлекаюсь? Я ведь не от большой радости здесь оказалась, Маттео. Я сама не знаю, как так вышло. И обращаться в неоплатонизм я тоже не предполагала, но кто такое предполагает? Я избалована. Люси тоже так говорит. Может, я вернусь раньше, чем меня тут захотят видеть… Нежные прощания, все такое — и тут раз, я снова на пороге как раз к ланчу.

— Вполне по-итальянски.

Маттео наклонился через стол и слился со мной в долгом поцелуе.

Бестелесный голос объявил посадку на мой рейс, а я еще даже досмотр не прошла. Мы рванули к паспортному-контролю — и вот я уже по ту сторону. Мы смотрели друг на друга через барьер, мимо проталкивались пассажиры. Обменявшись воздушными поцелуями, мы разошлись.

Странное действие оказывают аэропорты, они словно нейтрализуют жизнь. Все впадают в зомбированный транс, подогреваемый внутренним напряжением. Здесь нечасто услышишь смех или плач. Только дети не поддаются, потому что они ни за что не отвечают. Дети и пьяные.

Самолет взмыл в сияющее небо, и волшебный остров начал таять внизу. Маттео, наверное, уже дома. Дом… А я куда лечу? Энтони пришлет за мной машину. Меня разместят в отеле. Есть книга с собой? Нет уж, не собираюсь дремать у окна, дожидаясь мужа. Если в Париже хорошая погода, пойду гулять. Даже если погода плохая. Оставлю записку, отправлюсь в Лувр, смотреть на картины шестнадцатого века, поброжу по Тюильри. Это Энтони у нас всегда любил Париж, но он уже не свободен. Никола сейчас уже должна быть в Нью-Йорке, забирать Лидди. Интересно, как Натали отреагирует? Думаю, будет демонстративно обращаться с Николой как со студенткой-воспитательницей по обмену. Снова нахлынули прежние дурацкие мысли, отупляющие, как в аэропорту. Меня пробрал озноб.

Я попыталась сосредоточиться на картинке, где Маттео целует меня, перегнувшись через стол. На сердце потеплело, однако время и пространство брали свое. Я удалялась все стремительнее.

Под крылом плыли зеленые сочные поля. Может, мы пролетаем Кастель-франко? Дом, охраняемый ангелами… Как он там, еще стоит? Глядя на раскинувшийся внизу пейзаж, омытый золотистым светом, я вдруг увидела «Бурю» и все остальное словно впервые: Дзордзи и Клару, Люси, Ка-да-Изола, Маттео, моего драгоценного Лео. Они все мои. Они меня не отпустят.

— С вами все в порядке? — поинтересовался итальянский бизнесмен в соседнем кресле.

Участливо поинтересовался.

— Да, спасибо. Все хорошо. Простите.

— И как вам понравилась Венеция?