Останься со мной!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

– Ну, как тебе здесь нравится? – Либби старалась перекричать музыку, приближаясь к Саре с двумя бумажными стаканчиками пунша. Она протянула один стакан Саре и обвела свободной рукой быстро заполняющийся народом спортивный зал.

– Я уже говорила тебе: тут великолепно! – заверила ее Сара. – Не беспокойся. Здесь все прекрасно проведут время.

Спортивный зал средней школы, который был родным домом для спортклуба «Бизоны» Датч-Крика, сверкал в вечернем праздничном убранстве. Его деревянный пол блестел, деревянные скамьи на открытой трибуне по обеим сторонам зала были заново окрашены в голубой и белый цвета, к гордости команды «Бизоны». Несколько кирпичей в стенах от времени уже почти рассыпались в прах, но все еще поддерживали ряд высоких окон.

Либби и ее помощницы украсили весь зал. Электронное табло, занимавшее большую часть стены, было завешено черной материей, создавая космический фон, на котором сверкали звезды и луна, сделанные из алюминиевой фольги.

С баскетбольных корзин свисали серебряные полоски, по которым каскадом струился мерцающий свет, и они тихонько раскачивались от движения проходящих пар. Ряд столов, чьи исцарапанные поверхности были благоразумно прикрыты скатертью в красно-белую клетку, был заставлен теплыми горшочками со шницелями в соусе барбекю и фрикадельками в сметане. Рядом с изысканными блюдами красовались блюда в бабушкином исполнении: салаты из капусты со сметаной, картофельные салаты и запеченная фасоль. Рядом с салфетками горками возвышались шоколадные пирожные с орехами, печенье и сочные кусочки пирога. Обозревая это пиршество, Сара попыталась втянуть живот, одергивая платье, плотно облегающее бёдра.

– Прекрати, – Либби шлепнула ее по рукам. – Ты выглядишь потрясающе, и это платье на тебе великолепно сидит.

К удивлению Сары, Либби и Ребекка выбрали для нее как раз ее любимую модель: простое, без рукавов черное облегающее платье, такое короткое, такое элегантное... которое одинаково хорошо подходило и для посещении консерватории в Денвере, и для танцев здесь, в спортивном зале средней школы. Но Либби, которая хоть и была на несколько дюймов выше Сары, имела гибкую, спортивную фигуру, а Сара нет. Поэтому платье Либби было немножко тесновато ей в бедрах и в груди.

Но тем не менее, с бриллиантовыми слезками в ушах, в черных туфлях на тонких шпильках и с простой прической, – волосами, забранными в пучок, Сара себе понравилась. Правда, ей хотелось, чтобы ее нервное состояние побыстрее улетучилось. Оно возникло, когда Сара позволила обеим, Либби и Ребекке, суетиться вокруг нее, торжественно совершая обряд одевания, словно готовя невесту к замужеству или принося деву в жертву. Но Сара знала, что это было нетерпеливое ожидание – нет, не танцев, – а одного Мака. Ей очень хотелось, чтобы он увидел ее такой: не в теннисных туфлях, а на высоких каблуках, чтобы от нее исходил запах духов, а не пота.

– Мак еще не появлялся? – Вопрос Либби отразил ее собственные мысли. Белокурая Либби, одетая в голубой шелк, казалась холодной как лед. Ее длинные волосы были заплетены в косы и уложены на голове в виде короны, а длинные узкие рукава и высокий воротник придавали ей царственный вид. На спине был по-театральному глубокий V-образный вырез, который почти доходил до юбки того же цвета и выставлял напоказ волнующе обнаженную спину. Эта смесь огня и льда заставляла ковбоев бежать к Либби, спотыкаясь на ходу, и двое уже летели к ней, как мотыльки на свет.

– Может быть, нужно было помочь ему и мальчикам собраться? – продолжала Либби. – Бекки сойдет с ума, если Якоб не придет.

Еще раз бегло оглядев переполненный зал, Сара махнула рукой Сьюзи и Сайресу, которые дружно работали, разливая пунш по бумажным стаканчикам. Она тоже приехала рано, чтобы помочь Либби с самыми последними приготовлениями к празднику.

Каждый раз, когда двери в зал распахивались, Сара надеялась увидеть в них Мака, его темные волосы, синие глаза, его широко расправленные плечи, говорящие о том, что в зал вошел мужчина.

– О, вот и они, наконец. – Либби, извиняясь, улыбнулась двум ковбоям, которые направлялись к ней, и торопливо пересекла зал, уворачиваясь от танцующих пар.

Сердце Сары чуть не выпрыгнуло из груди, когда она увидела Мака, стоящего в дверном проеме. Костыли уже как будто стали неотъемлемой частью его самого, но ни в коем случае не портили впечатления, производимого ковбойским костюмом угольно-серого цвета в сочетании с безукоризненно белой рубашкой. Мак был с непокрытой головой, но Сара отметила, что его волосы, вьющиеся на затылке и над ушами, были слегка примяты от его любимой шляпы.

Она видела, как Либби что-то сказала Якобу и указала пальцем на чашу с пуншем, возле которой в группе подростков стояла ее дочь. Якоб в ответ ухмыльнулся и пошел в ту сторону, Майкл следовал за ним по пятам. Потом Мак наклонился к Либби и спросил ее о чем-то. Либби повернулась и указала прямо в сторону Сары. Мак поднял глаза и встретился с Сарой взглядом. Она почувствовала, что по ней как будто пробежал электрический заряд. Мак приближался к ней, и толпа куда-то исчезла, музыка стихла, свет потускнел, и единственным, кого она видела перед собой, был Мак.

Он не отрывал от нее глаз.

Зазвучала медленная музыка. Мак остановился перед ней. Он переложил костыли в одну руку и протянул их проходящему мимо мужчине:

– Брюс, будь добр, поставь, пожалуйста, к стене. Удивленный ковбой взял костыли, пробормотав что-то невнятное. Сара скользнула в объятия Мака, и они, закрыв, глаза, стали покачиваться на одном месте в такт музыке.

– Извини, что опоздал. Я забыл, что на гипс брюки могут не налезть, и мне пришлось самому распороть шов.

Сара взглянула на дорогой материал, аккуратно собранный булавками около гипса.

– И я тоже совсем забыла об этом. Я зашью их завтра утром, перед тем как уехать.

Уголок его глаза легко задергался, как бы в ответ на болевую реакцию.

– Не надо.

– Чего «не надо»?

– Не говори об отъезде. Не сейчас. – Он притянул ее ближе, и мгновение они танцевали молча, едва двигаясь.

– Я скучал по тебе сегодня, – сказал он тихо, почти дыша ей в ухо.

– Все было в порядке? Ты нашел сандвичи, которые я приготовила вам на обед? А запеканку с рисом и овощами на ужин?

Он взглядом остановил ее.

– Я не говорил, что скучал по твоей стряпне. Я сказал, что скучал по тебе.

Она с трудом сглотнула.

– Ты прекрасно выглядишь, – пробормотал он. – Сногсшибательно.

– Спасибо. – Она пыталась успокоить глухое биение своего сердца, подыскивая более безобидную тему для разговора, чтобы отвлечься от ощущений, которые вызывал в ней голос Мака, его прикосновения, запах его одеколона. – Это, конечно, не джинсы. И чувствуешь себя совсем иначе. Я уже забыла, что значит собрать всех на званый вечер, забыла, как это здорово – работать вместе с кем-то, сообща, для общего дела: чувствуешь удовлетворение. – Сара улыбнулась ему. – Эти две недели были для меня действительно великолепными, Мак.

– Для меня тоже. – В его улыбке сквозила горечь. – Но только ты не нашла здесь того, что искала, не так ли? Мы не выдержали экзамен. – Впервые за всю неделю он упомянул о вызове, который бросил ей вместе с Сайресом, об испытании, которое она должна была пройти, чтобы понять, готова ли присоединиться к реальному миру. И впервые за это время он дал ей понять, что результаты ему совсем не безразличны...

Ее губы дрогнули в улыбке.

– Это был мой экзамен, – сказала она, – не твой. Я не выдержала его, а не ты.

– Ты была спокойной всю неделю. И я подумал, что, может быть... – Он пожал плечами. – И я подумал, что ты счастлива здесь.

– Так и было! Я была очень счастлива.

– Но?..

Сара подыскивала такие слова, чтобы он понял ее. Чтобы он понял, что она уедет в любом случае, даже если ей придется жить с этой болью в сердце до конца дней.

– Мак, – сказала она, – о чем ты мечтаешь? Чего бы ты хотел сейчас больше всего на свете?

Он ответил не колеблясь:

– Я хочу, чтобы мои сыновья росли счастливыми и здоровыми и чтобы все на ранчо процветало.

– А что я могу сделать для этого?

Мак молчал, его взгляд был устремлен куда-то вдаль поверх ее головы. Морщинки у рта обозначились резче, а на лбу стали еще заметнее.

– Да, с мечтами всегда трудно расставаться... – философски протянул он после паузы.

– Но не тогда, когда ты борешься за них так долго, и не тогда, когда эти мечты – единственное, что тебя держит.

На этот раз Мак молчал дольше. Он продолжал смотреть мимо нее, и Сара почувствовала, что мысленно он отдаляется от нее все больше.

– Итак, ты завтра уезжаешь?

– Я собрала свои вещи сегодня утром, перед тем как поехать к Либби.

– По-прежнему стремишься на север?

Она кивнула.

– Думаю, что да. Но, возможно, опять смогу свернуть на эту дорогу когда-нибудь осенью. – Сара знала, что ее слова только ухудшают положение, знала, что обещание встречи только продлевает агонию, но тем не менее не могла удержаться, чтобы не дать себе хотя бы крошечной надежды. – Я постараюсь заскочить и сказать всем «привет».

– Это было бы прекрасно, – ответил Мак вежливо. На этот раз он заглянул ей в глаза, и его глаза были темными и бездонными. – Может быть, когда-нибудь у тебя появится новая мечта.

Сара снова кивнула, в горле у нее застрял комок, она широко раскрыла глаза, стараясь не моргать, чтобы не пролилось ни единой слезинки.

Несмотря на сдержанные слова и отсутствующий взгляд, Мак так сильно прижал ее к себе, что они буквально слились в одно целое. Ее голова лежала у него на плече, одной рукой он обнимал ее за талию, а другой держал ее руку, прижимая к своему сердцу. Она словно сквозь туман замечала, что танцующие пары, проплывавшие мимо, бросают на них любопытные взгляды, но ей было все равно. Она хотела, чтобы Мак никогда не выпускал ее из своих объятий.

Музыка смолкла. И как-то сразу резко ворвался гул голосов, ярко вспыхнул свет, почувствовалось присутствие толпы, запах еды был уже неприятен. Сара глубоко вздохнула и заставила себя оторваться от Мака. Это было трудно, но она знала, что уже больше не сможет оставаться в магическом кольце его объятий.

Как раз в это время Либби проходила мимо: ее вел под руку невысокого роста мужчина с лысеющей головой и с уже Намечающимся брюшком. На нем был длинный экстравагантный галстук, перехваченный на шее огромным бирюзовым камнем.

– Либби сегодня потрясающе выглядит, правда? – спросила Сара, отчаянно пытаясь направить разговор в менее болезненное русло.

– Да, – согласился Мак. Ему также хотелось отвлечься. Ему хотелось забыть запах роз, преследующий его как наяву, так и во сне, не видеть этих печальных с поволокой глаз, не ощущать ее нежной кожи, шелковистых волос и не слышать этого веселого смеха. Он заставил себя взглянуть на Либби, туда, где она стояла рядом с мэром Датч-Крика. Этот старый ловелас положил свою руку низко на обнаженную спину Либби, а его широкий лоб весь покрылся капельками пота.

Мак усмехнулся: Либби умеет действовать на мужчин. Она выглядела великолепно, впрочем, как и всегда. Они встречались, еще когда учились в школе, но между ними никогда даже искорки не пробежало. Он наблюдал, как она вежливо рассмеялась в ответ на какие-то слова мэра.

Теперь, строго приказал он себе, для него будет существовать только тот тип женщин, которым ему следует интересоваться. Либби была хорошим другом, трудолюбивым человеком, знакомым с его миром. Она будет прекрасным помощником в ведении хозяйства на ранчо. Кроме того, она была преданной. Стоило только посмотреть, как она вернулась домой, чтобы помогать своим старикам. Она оставалась верна ему и мальчикам, несмотря ни на какие трудности. Простая. Веселая. Она никогда бы не шаталась по стране в поисках самой себя. Либби определенно была создана для него.

Кто-то поставил другой диск, и зазвучала громкая молодежная музыка. Мак вздохнул и снова заключил Сару в свои объятия, где она опять ощутила себя частицей его самого. Они стали танцевать, медленно покачиваясь, не обращая внимания на ритм музыки. Он прижался щекой к ее волосам, глубоко вдыхая исходящий от них запах роз и стараясь запомнить его, потому что скоро, очень скоро она уедет и заберет его сердце с собой.

Сара хлопнула дверцей фургона с прочной металлической обшивкой. Она забрала последнюю одежду из шкафчика орехового дерева в спальне для гостей и распихала ее по узким ящикам стола в своем фургоне. Шампунь вернулся в проволочную корзинку в верхней части душа, три пары обуви заняли свои места на полке в чуланчике, а сумочка оказалась между ремнями безопасности на переднем сиденье.

Все готово, все на своих местах – можно и отправляться в дорогу.

Она оглянулась, чтобы посмотреть на дом, который окрасился в розовый цвет под лучами утреннего солнца, пробивавшимися сквозь листву высоких тополей. Роса сверкала на траве, а в прохладном и чистом воздухе повисло ожидание. Сара поднялась по ступенькам крыльца, поглаживая пальцами перила и ощущая тепло нагревающегося дерева. Медленно она открыла широкую входную дверь и вошла в гостиную.

Ни звука не доносилось сверху из-за закрытых дверей. Сара удивилась, что мальчики еще не встали, потому что они с друзьями ушли из зала за несколько часов до того, как она смогла оторваться от Мака. К тому времени, когда она вернулась домой, ребята были уже в кроватях и их храп разносился по всему дому. Проходя по комнате, она невольно прикасалась ко всем вещам: погладила спинку кресла, в котором Мак обычно сидел и читал газету, дотронулась до темно-синей вазы со звездочками на столе в большой комнате, осторожно прошлась пальцами по контурам каждого лица на семейной фотографии, висевшей на стене.

Сара никогда не стала бы прощаться так со своими личными вещами. Это было проявлением сентиментальности, которая ей не нравилась. Как бы невзначай у нее мелькнула мысль: а что, если бы ей вообще не надо было ни с кем прощаться? Если бы она жила на таком ранчо, именно так, как она себе представляла все эти годы, если бы она вернулась в колледж, получила бы степень, стала бы ветеринаром...

Сара отвернулась от фотографии. Хватит с нее. Пора готовить завтрак. Мужчины скоро проснутся, и ей хотелось их вкусно накормить, прежде чем уехать. Но когда она уже решительно направилась в кухню, ее взгляд наткнулся на шкафчик, где находились все эти солонки и перечницы, ветряные мельницы, кошечки и машинки, с такой любовью собираемые все эти годы. Она прошла через комнату и остановилась перед стеклянной дверцей, рассматривая эти вещицы, каждую в отдельности.

Маленькая черно-белая корова с розовым выменем, смехотворно длинными ресницами и глупой коровьей улыбкой стояла особняком. Осторожно Сара повернула необычный ключ в замке, распахнула дверцу и взяла статуэтку в руки. Тонкие трещинки на глазури выдавали ее возраст, а голубая полоска на задней ноге коровы свидетельствовала о том, что ее неоднократно тщательно склеивали.

Сара улыбнулась забавному выражению коровьей морды, мысленно прощаясь с теми фигурками, с которых уже дважды стирала пыль за то время, что находилась здесь, и повернулась, чтобы поставить коровку на прежнее место. Как только статуэтка коснулась стекла, ножка отломилась именно в том месте, где была склеена.

Черт! Сара собрала осколки. Придется ее починить. Она вспомнила, почему была так счастлива, когда продала все свои безделушки и украшения, все эти маленькие кусочки стекла и фарфора, которые так и остались в ее прошлой жизни.

Сара положила коровку и сломанную ножку на стоику рядом с холодильником, а сама стала вынимать из него яйца, бекон, масло и хлеб. Для человека, который не любит готовить, Сара получала неизъяснимое удовольствие от приготовления этого последнего завтрака. Запах поджаренного бекона, смешивавшийся с ароматом свежеприготовленного кофе, похоже, будет самым бесподобным воспоминанием в ее жизни, подумала она и тут услышала шаги позади себя.

– Боюсь, что мальчишкам будет не до завтрака, – сказал Мак, хватая кусочек бекона. – Кажется, у нас проблемы. – Он кивнул головой в сторону мальчишек, которые еле плелись за ним, медленно и осторожно переставляя ноги.

– Ради Бога, что случилось? – Сара устремила взгляд на парочку, отметив зеленоватый оттенок их кожи. У Якоба сильно спутались волосы, но, судя по выражению его лица, о расческе не могло быть и речи. У Майкла верхняя губа прилипла к тусклому металлу пластинок, и рот так и оставался открытым – казалось, ему не хватало сил, чтобы закрыть его. – Грипп? – спросила она, подходя к Майклу и положив руку на его холодный и влажный лоб.

– Может, это было бы даже лучше, – проворчал Мак без каких-либо признаков сочувствия. – Они со своими друзьями решили попробовать пунш, который готовила Сьюзи.

– О, нет! – Сара содрогнулась при воспоминании о том, с каким удовольствием на вечере ковбои лакали этот пунш, разбавленный спиртом. После нескольких глотков из бумажного стакана у нее закружилась голова, и ей пришлось опорожнить желудок в туалете. – А ребята знали о последствиях приема этого зелья?

– Еще бы! Конечно, знали. – Мак взял еще кусочек бекона с тарелки, и мальчишки побледнели, увидев, как он выбирает кусок пожирнее. – Очень плохо, Якоб, в субботу на автозаправке всегда полно работы, – сказал он, медленно жуя кусочек и делая вид, что смакует его. – А когда при каждой останавливающейся машине звенит звонок, кажется, что голова просто слетает с плеч. А тебе, Майкл, запах стойла Джастиса пойдет только на пользу, особенно сегодня, когда так жарко и свежий навоз дымится по всей конюшне.

Ребята стремглав бросились в сторону ванной.

– Не очень-то хорошо с твоей стороны, – сказала Сара, отпихивая руку Мака, потянувшегося за очередным кусочком бекона.

– Мне тоже что-то скверно. Все это сводит меня с ума. – Он тяжело рухнул на стул, с грохотом опуская костыли на пол.

– Такое раньше с ними случалось? Мак покачал головой.

– Впервые. Но я должен был предвидеть нечто подобное. Они сейчас в таком возрасте, когда хочется выйти за рамки обычного поведения. Мне нужно было присматривать вчера за ними, а я... мы...

Да, накануне они были так поглощены друг другом, что Майкл и Якоб... О, пожалуй, в самую последнюю очередь они с Маком вспомнили бы о них! Когда ребята, очень бледные, вернулись на кухню, Сару пронзило чувство вины. Они могли выпить целое ведро пунша, а она бы даже не заметила этого.

– Нам очень, очень жаль, па, – пробормотал Майкл, уставившись на дырку в носке, из которой выглядывал большой палец.

– Все, хватит! Я уже слышал это наверху. – Мак сердито взглянул на них, но ребята избегали встречаться с ним взглядом. Они стояли такие юные, несчастные и совершенно разбитые. – А, черт, идите в постель, оба, – сказал он, раздраженно махнув рукой, как бы прогоняя их от себя. – Все равно до полудня от вас никакого толку не будет. Сегодня утром я сам обо всем позабочусь. – Он нахмурился. Его ум лихорадочно соображал, как лучше управиться с таким огромным количеством дел. – Сначала я накормлю животных. А заправка пока будет закрыта, я приду туда позже.

Мак выглядел таким же несчастным, как и его сыновья, и в Саре вместе с чувством вины шевельнулась жалость. Сам собой вырвался вопрос:

– А может, я поработаю на заправке часок-другой, пока ты не управишься с основной работой?

Не успела она спросить, как Мак уже отрицательно качал головой:

– Мне не хотелось бы задерживать тебя.

От его вежливо-равнодушного тона у Сары все сжалось внутри, будто вчерашний вечер был чем-то вроде фотографии, которую можно запрятать в старый семейный альбом. Она отмела все его возражения, и в голосе ее зазвучали деловые нотки:

– Всего-то пару часов. Невелика проблема.

– Но только, пока я не накормлю лошадей и не уберу стойла, хорошо?

– Конечно.

На его лице отразилось облегчение. Мак повернулся к сыновьям.

– Что вы тут стоите до сих пор? Марш в постель. И мне придется забыть о ваших грандиозных планах до конца лета, – говорил он уже им вслед. – И это обучение будет длиться месяцы, а не дни.

Мак быстро проглотил завтрак и пошел на конюшню, пока Сара прибиралась на кухне. Она поймала себя на том, что сейчас выполняет каждую мелочь с особой тщательностью. Она хотела, чтобы все было в идеальном порядке – не потому, что испытывала потребность в этом, а потому, что хотела облегчить жизнь мужчинам, которые стали так много значить для нее.

Убравшись на кухне, она взяла расколовшуюся коровку и, хлопнув дверью, пошла по газону к дорожке из гравия, которая вела к бензоколонке. Дорожка шла вдоль огорода, на этот раз тщательно прополотого, в котором кукуруза доходила уже до колен, а у цуккини завязывались плоды. Она надеялась, что кто-нибудь поможет им в этом году законсервировать помидоры, веточки которых, как она заметила, усыпаны маленькими зелеными шариками.

Сара нахмурилась, проходя мимо грядки с клубникой. Ее обычно темно-зеленые листья стали бурыми, почернели по краям и жалобно поникли. Сара сунула коровку в карман блузки и наклонилась, чтобы сорвать растение. Короткий тоненький корень предательски краснел изнутри. Сара не помнила научного названия этой болезни, но знала, что этот грибок, поражающий корни, не поддается лечению. Маку лучше перекопать всю грядку и перенести ее на новое место. Черт! Надо не забыть рассказать ему об этом перед тем, как уехать.

Мак зло зацепил полные вилы опилок и швырнул их в тачку. Каждый взмах давался ему с трудом, он старался не терять равновесия, перенеся тяжесть тела на здоровую ногу и почти не касаясь земли ногой в гипсе. Пыль от опилок забивалась глубоко под гипс и вызывала зуд в тех местах, до которых он не мог достать рукой.

Он оперся на вилы, чтобы немного передохнуть, глубоко вдыхая насыщенный едкими парами воздух, а по его спине струйками стекал пот, также вызывая зуд и раздражение. Он давно не чистил стойла, а тем более в гипсе. Черт бы побрал этих ребят!

Но к его гневу и разочарованию примешивалось новое тревожное чувство: он становится зависимым от своих сыновей и с годами ему все больше и больше будет нужна их помощь. Они были ему нужны. И эта мысль приносила ему еще большее беспокойство, потому что он предвидел их детский бунт. Он с отчаянием в душе сознавал, что вчерашний вечер только положил начало проблемам, с которыми ему как отцу предстояло столкнуться. Отцу-одиночке.

Мак отошел от тачки. Не могло быть и речи о том. чтобы сдвинуть ее с места, нагруженную до отказа. Но одному из детей придется это сделать позднее. Он выпрямился. Уже час прошел после завтрака, а он еще не сделал и половины работы в конюшне. Он снова выругался, раскидывая свежие опилки по грязному полу с прочным покрытием, впервые за все время после травмы осознав, насколько ему мешает гипс.

Он старался не думать о Саре и о том, как сильно они все стали зависеть от нее. За такое короткое время она прочно вошла в их жизнь. Как они теперь обойдутся без нее?

Как он будет коротать эти тихие летние вечера без нее, один на крыльце? Как будет наслаждаться прогулкой верхом, проверяя стада, если ее не окажется рядом и никто не попросит попридержать Джастиса, чтобы маленькая кобылка не отставала? А впрочем, какого черта ему кто-то так внезапно стал необходим? Мак отвел коня в чистое стойло и похлопал его по гладкой шее.

– Что мы будем без нее делать, а, парень? – Он тяжело опустился на тюк соломы.

Сара поставила перед матерью Либби канистру с бензином и протянула сдачу.

– Видела тебя с Маком вчера на танцах, – задумчиво сказала Эдит. – Я подумала...

– Нет, – оборвала ее резко Сара. – Я уеду в Йеллоустон сразу же, как только Мак управится с хозяйством. Знаете, мне придется составить целый список дел и передать его Маку перед отъездом. А теперь еще этот газон... Эдит, ты не представляешь, сколько хлопот мне доставил этот газон.

– Но, Сара, – прервала ее Эдит, нахмурившись, – это все проблемы Мака, не твои.

Сара подскочила, вздрогнув при этом.

– Да, верно. Конечно, это его проблемы. Я...

Пожилая женщина как-то странно взглянула на нее, затем сунула сумочку под мышку.

– Ну что ж, думаю, мне пора, а то Карл будет беспокоиться, куда я запропастилась. – Она открыла дверь и, уже шагнув за порог, сказала: – Сара! Меня мой газон тоже беспокоит. Это нормально – заботиться о ком-то, если ты сама выбрала того, о ком тебе заботиться.

Сара смотрела, как Эдит села в машину, отъехала от бензоколонки и развернулась в сторону дороги. Опять проблема выбора. Оставаться или уезжать? Ранчо или Йеллоустон? Мечты или любовь? А что, если сделать выбор бывает иногда очень трудно? – хотелось ей крикнуть вслед удаляющейся машине. Что, если хочется любить всех? Сара заставила себя вернуться к осколкам коровки, которые взяла в руки. Она достала тюбик клея и капнула немного на сломанную ножку, потом осторожно сложила вместе два кусочка и подержала немного в руке.

Она сидела неподвижно на табуретке и ждала. Ее ноги стали вдруг нетерпеливо постукивать по полу. Сара взглянула на часы, внезапно преисполнившись решимости уехать прямо сейчас. Слова прощания давно уже были сказаны. Пришло время убегать, прятаться, зализывать раны и ждать, когда наступит выздоровление. Пусть время и расстояние благополучно сотрут и Мака, и его сыновей, и ранчо из ее памяти, полной удивительных и сладостных воспоминаний, хотя и окрашенных привкусом горечи. Она старалась не обращать внимания на слабенький внутренний голос, который нашептывал, что не хватит ни времени, ни расстояния на земле, чтобы это произошло.

Сара заерзала на табуретке, с каждой секундой становясь все нетерпеливее. Ее пальцы почти онемели, пока она держала склеенные кусочки.

Соскользнув с табуретки, она постояла, переминаясь с ноги на ногу, в то время как рука ее неподвижно лежала на стойке. Она снова взглянула на часы, отчаянно сознавая, что не хочет уезжать. Подъехала машина, и у двери раздался звонок. Хватит – значит хватит. Пора. Медленно она начала разминать пальцы. Входная дверь распахнулась, и опять звякнул звонок. Сара раскрыла ладонь.

– Привет, ма!

Кусочки статуэтки выпали у нее из рук.