Глори открыла глаза, привыкая к яркому солнечному свету, льющемуся через открытое окно, и вспомнила события предыдущего вечера. Вздрогнув, женщина повернула голову и увидела Николаса, который смотрел на нее, опершись на локоть. Он убрал спутанный во сне завиток волос с лица жены, продолжая молчать, словно в некоторой неуверенности.
– Все еще хочешь уехать? – наконец, спросил мужчина, стараясь придать голосу беззаботный тон. Его лицо казалось настороженным, словно он боялся услышать ответ жены на вопрос, который все же должен быть задан.
– Нет.
– Сожалеешь о случившемся?
Глори покачала головой. Николас несколько смягчился, хотя женщина была искренней только наполовину. На самом деле, ее продолжали терзать сомнения и раскаяние за то, что снова полюбила Блэкуэлла. Каждый день начинался с таких мучительных раздумий, ни на минуту не оставляющих ее в покое.
– Я твоя жена, – сказала она, робко улыбнувшись, – и буду ею столько, сколько ты этого захочешь.
Стремительно повернувшись, Николас обнял любимую.
– Даже целой вечности мне будет мало. – Он наклонился и поцеловал Глори. Это был страстный, глубокий поцелуй, поцелуй-раскаяние за все причиненные обиды.
Если бы только она могла в это поверить!
Они снова любили друг друга, сначала нежно, потом страстно и неистово, пытаясь наверстать упущенное. Когда больше не осталось сил, Глори приникла щекой к груди мужа, прислушиваясь к ровному биению сердца, и ее светлые волосы рассыпались по его обнаженному торсу диковинным золотистым покрывалом.
– Николас, я должна кое-что тебе сказать. – Глори села в постели и повернулась лицом к мужу.
Блэкуэлл накручивал на палец ее непокорный локон.
– Да, милая?
– Это касается нашего ребенка.
– Не нужно говорить об этом сейчас. Подождем, когда ты будешь готова.
– Мне кажется, такое время никогда не наступит.
Николас поднес к губам ее ладонь, стараясь утешить, если не словами, то лаской.
– Я напрасно обвиняла в случившемся тебя, – заговорила Глори, – ты ни в чем не виноват. – Она судорожно перевела дыхание и отвернулась, чувствуя нестерпимую боль, начавшую было затихать.
– Глори, послушай… – Капитан сел в постели рядом с женой и сжал ее похолодевшие руки.
– Пожалуйста, дай мне закончить. Я знала, все не так просто. Доктор предупреждал, что ребенок занимает неправильное положение, и советовал быть предельно осторожной. Я никому об этом не рассказывала, даже тете Флоу, потому что не поверила в опасность. Конечно, старалась беречься, но, видно, недостаточно. Виновата в случившемся я, а не ты или еще кто-то.
Глори не замечала, что плачет, пока Николас не привлек ее к своей груди.
– Я хочу, чтобы ты перестала винить себя. Мы не знаем точно причины случившегося. Значит, на все воля Божья. У нас будут другие дети, работа над этим, как ты знаешь, уже началась.
Женщина улыбнулась сквозь слезы.
– Да.
– Конечно же, да. – Он припал щекой ко лбу жены. – И я намерен добиваться осуществления цели, используя для этого любую возможность. – Николас повернул Глори к себе и крепко поцеловал ее, доказывая правоту своих слов.
Когда они, наконец, вышли из спальни, день начинал клониться к вечеру.
– Я хочу, чтобы твои вещи перенесли в нашу общую комнату.
Эта просьба и обрадовала, и испугала Глори. С каждым днем она все сильнее привязывалась к мужу. Выбор сделан, причем, как всегда, вместо нее решил Николас. К своему удивлению, молодая женщина поняла, что это ей даже нравится. Дальнейшие размышления прервал громкий стук во входную дверь.
На пороге стояла красивая, элегантно одетая и причесанная женщина под руку с франтовато одетым джентльменом, выглядевшим на несколько лет старше спутницы. Дама пронеслась мимо озадаченного Айзека так стремительно, что тот не успел преградить ей путь. Глори переводила взгляд с Николаса, ставшего чернее тучи, на незнакомку, буквально пожиравшую его глазами, и мужчину, который был откровенно раздосадован происходящим.
– Николас, дорогой, – проворковала женщина низким грудным голосом. Ее глубоко декольтированное дорожное платье с множеством рюшей открывало значительную часть груди. Темные волосы незнакомки блестели в солнечном свете, падавшем сквозь все еще открытую дверь, а белоснежная кожа казалась мягкой и нежной. Она была на несколько дюймов ниже Глори и несколько полнее.
– С нами приключилось самое ужасное, что только могло случиться, – продолжала женщина. – Наш экипаж сломался всего в нескольких милях отсюда. К вам мы приехали на попутной подводе с сеном. Наш кучер сказал, что экипаж исправят только завтра, и я уверена, ты не будешь возражать против нашего вторжения. Просто не знаю, где бы мы еще могли остановиться. – Развернув расписной веер, незнакомка принялась обмахиваться им.
– Ведь ты не против, правда?
Николас так долго не отвечал, что Глори начала беспокоиться.
– Разве можем мы с женой отказать в помощи двум старым друзьям? – сказал, наконец, он. – Айзек, проводи мистера и миссис Педигри в красную комнату. Надеюсь, вам там понравится.
– Спасибо тебе, старина, – заговорил мистер Педигри. – Просто не знаю, что могло случиться с этой проклятой коляской. Только что была в порядке, и вдруг… – Он беспомощно пожал своими худыми плечами. Глори показалось, что на лице его спутницы мелькнула довольная улыбка.
– Николас, – укоризненно произнесла миссис Педигри, – где твои манеры? Познакомь же нас со своей прелестной женой.
Глори как раз собиралась обратиться к мужу с такой же просьбой, испытывая смущение от контраста между ее скромным платьем из саржи и великолепным шелковым платьем гостьи.
– Прости мою забывчивость, Кристен, – произнес Николас с иронией. – Познакомьтесь, это моя жена Глори. Дорогая, это Артур и Кристен Педигри.
– Очень приятно, мадам. – Галантно поклонившись, Артур поцеловал руку хозяйки дома.
– Рада познакомиться с вами обоими.
– Не правда ли, она очаровательна, Николас? – защебетала Кристен. – Мы совсем не ожидали встретить здесь такое прелестное создание.
Глори вспыхнула, догадавшись о том, что имела в виду эта женщина.
– Почему ты не привозишь ее в город? Уверена, ей до смерти наскучила мрачная деревенская жизнь.
– Мне очень здесь нравится, миссис Педигри, – уверила ее молодая женщина и, наверное, в сотый раз, подумала – что-то здесь не так.
– Зовите меня просто Кристен. Надеюсь, мы подружимся.
– Да, Кристен.
– Почему бы вам сейчас не пройти за Айзеком? – предложил Николас. – Думаю, небольшой отдых вам не помешает. Увидимся позже. Ужин в восемь. Я предупрежу повара, что вы будете ужинать с нами.
– Прекрасно, – согласился Артур. – До вечера.
Айзек велел слуге внести вещи гостей, а сам повел их наверх.
– Кто они такие, Николас?
Супруги сидели за столом, накрытым к завтраку, хотя начинали сгущаться сумерки. Перекусив холодным мясом, фруктами и сыром, Глори пила чай, а Блэкуэлл потягивал вино.
– Просто знакомые. Люди, с которыми я общаюсь, бывая в городе.
– И ничего больше? – допытывалась жена.
Николас медленно поднял глаза, словно принимая какое-то решение.
– Ты уверена, что хочешь это знать?
Глори невольно напряглась.
? Да.
– Я мог бы сказать тебе, что это просто друзья семьи. Мог бы наговорить массу правдоподобных вещей, но солгал бы. Кристен Педигри – та женщина, одежда которой находилась на борту «Черной ведьмы».
– О, Боже. – Глори схватилась руками за горло.
– Я уже говорил тебе раньше, она ничего для меня не значит. Мы не виделись уже много месяцев. Никто не приглашал ее сюда. Я люблю только тебя. Верь мне.
Глори смотрела в окно на аккуратные лужайки, сбегающие к реке. Вдоль берега ходили, громко гогоча, белоснежные гуси.
– Я никогда не давал монашеских обетов, у меня, как и у любого другого мужчины, есть желания. А Кристен хотела – нет, даже больше, чем просто хотела – удовлетворять их.
– Она красивая.
– Да, но тебе и в подметки не годится.
– Мне больно думать о том, чем вы с ней занимались…
– Ты хочешь сказать, тем же, чем и мы этой ночью?
Глори промолчала.
– Этой ночью мы любили друг друга. Я спал со многими женщинами, но ни одну не любил.
Глори хотела верить, хотела всем сердцем. Она знала, что умрет, если потеряет его снова.
– Ты мне не веришь?
– Я… я не знаю.
Николас почувствовал, что теряет самообладание. Схватив салфетку, лежащую у него на коленях, он скомкал ее и сказал резко и холодно, сам того не желая:
– Уже несколько месяцев я люблю тебя, хочу тебя, стараюсь делать только то, что хочешь ты. Пытаюсь доказать, что у меня нет ничего дороже тебя. Большего мужчина сделать не в состоянии. Я поклялся, что никогда не стану таким жалким рабом женщины, как мой отец, никогда не буду одержим любовью. Но ты заставила меня нарушить эту клятву. Я устал доказывать тебе то, что ты должна чувствовать сердцем. – Швырнув скомканную салфетку на пол, Блэкуэлл отодвинул стул в сторону. – Люби меня таким, какой я есть, Глори, или не люби вообще. Поступай, как знаешь. – Николас, не оглядываясь, выбежал из комнаты.
Сердце Глори сжалось. Глядя на удаляющегося мужа, она думала, что Николас прав, он сделал все, чтобы доказать свою любовь и заслужить доверие. Ни разу еще не обидел ее после той крупной ссоры. И все же… Как хочется быть уверенной! А тут еще эта Кристен Педигри.
Остаток дня прошел, как во сне. Хотелось пойти к мужу, поговорить с ним откровенно. Но что сказать ему? Можно солгать, что верит каждому его слову, как было раньше. Но это всего лишь ложь. Вместо этого Глори надела к ужину роскошное платье из серебристо-голубого атласа с глубоким декольте. Она могла не верить Николасу, но любить не переставала. И уж тем более, не собиралась уступать его этой вертихвостке! Когда дело касалось женского соперничества, Глори всегда оказывалась на высоте. Сегодня Кристен Педигри познакомилась с серой деревенской мышкой. Вечером ее взору предстанет ослепительная красавица из поместья Саммерфилд.
Когда молодая женщина спустилась вниз, Николас уже ожидал ее в прихожей. Как она и ожидала, рядом с ним стояли Артур и Кристен. Было достаточно беглого взгляда на помрачневшее лицо брюнетки, чтобы понять: победа в первом раунде уже одержана.
Капитан, совершенно не ожидавший такого оборота событий, сначала нахмурился, косясь на слишком смелое декольте, но на смену мрачности скоро пришло радостное изумление.
– Вижу, ты во всеоружии и готова к сражению, – прошептал он жене на ухо.
– Есть вещи, за которые стоит сражаться.
Взгляд мужчины стал еще более теплым.
– Вижу, Николас, ты по-прежнему знаешь толк в одежде, – заметила Кристен. Артур пропустил слова жены мимо ушей, но Николас снова помрачнел. Глори взяла мужа под руку, несколько ошарашенная заявлением столь интимного характера.
– Мадам, вы выглядите просто восхитительно, – сказал Артур. – Капитану Блэкуэллу всегда везло на красивых женщин.
– Уверяю тебя, Артур, – сухо заметил Николас, – теперь меня интересует единственная красивая женщина – моя жена. – По глазам читалось: даже если она мне не верит.
– Какая жалость, – произнесла Кристен со вздохом. – Скольких женщин разочарует это известие!
Серые глаза Блэкуэлла так потемнели, что казались черными.
Когда брюнетка улыбнулась Николасу, Глори показалось, что сердце стиснул холодный железный обруч. Такой ревности она никогда не испытывала.
На ужин были голуби, свежепойманный палтус, густой ароматный соус, свежие овощи и легкий десерт. Николас был с женой вежлив и внимателен, а с Кристен – сдержан и холоден. Изо всех сил стараясь держать себя в руках, Глори обменивалась колкостями с темноволосой женщиной, заигрывающей с капитаном.
– На вас такое красивое платье, – сказала она Кристен, – похоже, не только Николас знает толк в одежде, или, может быть, вы покупали его сами?
Кристен вздернула подбородок.
– Я приобрела это платье у мадам Ласерж в Париже. Артур хочет видеть на мне только самое лучшее.
– Не сомневаюсь в этом.
Блэкуэлл наблюдал за женой, старательно скрывая улыбку, и Глори пыталась догадаться, о чем он сейчас думает.
– Я решил последовать твоему совету, Кристен, – объявил Николас в конце ужина. – Мы с Глори проведем некоторое время в городе. Уитморы дают бал. Думаю, лучшего места, чтобы представить молодую жену, не найти.
Глори отпила глоток вина, скрывая удивление и пряча внезапно возникшую в руках дрожь.
Для Кристен это заявление тоже оказалось полной неожиданностью.
– Это повлечет всякого рода разговоры.
Вспомнив ужасные недели в Нью-Йорке, когда ее изгнали из общества и сделали объектом насмешек, молодая женщина ощутила слабость. Она подумала, знает ли Кристен Педигри историю с «капитанской подстилкой». Многозначительная улыбка брюнетки говорила, что ей все известно, и Глори с трудом сдерживалась, чтобы не выскочить из-за стола.
– Мы непременно навестим, вас. Если, конечно, вы не будете слишком заняты. – Она перевела взгляд на Артура, который, наконец, оторвался от десерта.
– Глупости! – воскликнул тот. – У нас уйма времени. Жаль только, что я бываю дома не слишком часто.
– Действительно, какая жалость! – подыграла Глори. – И чем, интересно, вы занимаетесь в отсутствие мужа?
Кристен натянуто улыбнулась и взглянула на Николаса.
– Откровенно говоря, я действительно была несколько одинока в последнее время. – Вздохнув, она кокетливо захлопала длинными черными ресницами. – Думаю, мне следует почаще видеться со своими старыми друзьями.
Глори хотелось наброситься на нее. Пришлось отпить глоток вина, чтобы немного успокоиться. Ужин закончился в молчании, после чего хозяйка дома встала из-за стола, чтобы уйти, сославшись на головную боль.
– Пожалуй, нам всем пора расходиться, – поспешил заметить Николас, крепко держа жену за руку.
По лестнице поднимались все вместе, сначала Блэкуэллы, за ними – чета Педигри. Когда же Глори собралась было остановиться перед дверью в свою комнату, Николас настойчиво потащил ее дальше.
– Не будем рисковать, – прошептал он едва слышно. – Я хочу, чтобы они были абсолютно уверены, что ты спишь со мной.
Глори хотела протестовать, но Блэкуэлл начал целовать ее, не ожидая, пока гости скроются за углом. Взбешенный, он втащил жену в комнату.
– Мне казалось, мы договорились. Отныне ты будешь спать здесь.
– А как быть с моими вещами?
– Я не стал переносить их сегодня, не хотел, чтобы Педигри узнали, что мы спали врозь. Мы сделаем это после их отъезда.
– Надеюсь, ты не собираешься спать со мной, ведь твоя… твоя любовница находится в этом доме!
– Ты хорошо знаешь меня, и, думаю, понимаешь, что именно я собираюсь делать. Кристен Педигри – больше не моя любовница. У меня есть только ты, моя любовь и моя жена.
– Что ж, хорошо. Но учти, я буду спать на диване. – С этими словами Глори подошла к дивану и, как была в платье, растянулась на мягком бархате.
– У вас, мадам, – заявил Николас, – очень короткая память. – Он направился к дивану, взял жену на руки и опустил на постель.
– Так как это платье купил тебе я, то могу сделать с ним все, что захочу. Сейчас оно должно висеть в шкафу. Правда, с тем же успехом можно разорвать его в клочья.
Свирепо поглядывая на жену, Николас сорвал с себя фрак, отшвырнул в сторону серый шерстяной жилет и широкий белый галстук, расстегнул и сбросил с себя рубашку.
– Я до смерти устал умолять тебя, дорогая. Отныне ты будешь делать то, что я скажу. – Блэкуэлл был зол, взбешен и дьявольски красив. Глори никогда не хотела его так сильно. Как-то незаметно ее руки сами собой обвились вокруг шеи мужа, и в тот же миг она запустила пальцы в черные непокорные кудри. Он тихо застонал и поцеловал жену со всей страстью, на которую был способен.
Оторвавшись от любимой, Николас торопливо расстегнул пуговицы ее платья.
– Почему я не могу сказать тебе «нет»?
– А вы, мадам, заставляете меня забыть гнев и думать только о том, как бы побыстрее раздеть вас.
Глори улыбнулась, довольная словами мужа.
– Ты самая невозможная и самая желанная женщина, которую я когда-либо знал.
Его губы не дали Глори возразить, и у нее вырвался лишь тихий вздох.
Глори лежала, прижавшись к мужу, и чувствовала его ровное дыхание, но была уверена, что Николас не спит.
Тяжелые портьеры отбрасывали тени на его лицо.
– Скажи, что любишь меня, – прошептал Блэкуэлл чуть слышно.
– Дай мне еще немного времени, – прошептала она после долгой паузы.
Проснувшись утром, Глори обнаружила, что муж уже ушел. На небе ярко светило солнце, обещая чудесный мартовский денек. Она поспешила умыться; Бетси принесла ей бледно-желтое кашемировое платье, помогла одеться и завить волосы. Пройдя по дому, неожиданно для себя столкнулась в столовой с Артуром, но ни Николаса, ни Кристен, видно не было.
Хозяйка Блэкуэлл Холла направилась к конюшням, но и там не обнаружила мужа. Один из конюхов сообщил, что Николас был здесь несколько минут назад. Напоследок Глори решила проверить небольшой сарайчик, где хранился разного рода инвентарь. Узкая дверь отворилась в тот момент, когда ее муж заключил в объятия Кристен Педигри. Заметив жену, Николас отшатнулся от брюнетки и выругался.
Кристен повернулась, ее хорошенькие круглые щечки залила краска.
– Все совсем не так, как вам показалось, уверяю вас. Я оступилась, а Николас поддержал меня.
– Очень правдоподобная история, – сказала Глори, сжимая складки своего платья.
– Прошу извинить меня, я еще не уложила вещи. – Кристен пронеслась мимо.
Голос Николаса, тихий и злой, заставил Глори повернуться.
– Уверен, ты решила думать о худшем, на самом деле она подкралась ко мне сзади, и я подумал, что это ты. Больше здесь ничего не было. Я не намерен всю оставшуюся жизнь оправдываться в том, в чем не виноват. – Глаза Блэкуэлла, холодные и сердитые, с вызовом смотрели на жену. – Теперь, думаю, надо вернуться в дом и вежливо попрощаться с гостями. Завтра мы уезжаем в город. – С этими словами он вышел.
Несколько минут женщина стояла, оцепенев, не в силах пошевелиться, а потом заулыбалась: не зная еще, как объяснить случившееся, не понимая, почему она чувствовала, что Николас говорит правду. Днем Глори почти не видела мужа. Попрощавшись с четой Педигри, Николас – сухо и сдержанно, его жена – с нарочитой любезностью, Блэкуэлл отправился в конюшни в мрачном расположении духа. Ужинали вместе, за столом говорили мало и, как только с едой было покончено, он удалился в свой кабинет.
Привыкая к роли хозяйки в огромной супружеской спальне, обшитой темным деревом, тяжелыми портьерами на окнах, Глори ждалa мужа. Она радовалась вещам, перенесенным сюда, тихому потрескиванью дров в камине и тяжелому бархатному балдахину над кроватью.
Единственное, чего не хватало комнате, это Николаса.
С каждой минутой ее тревога нарастала, она уже собиралась отправиться на розыски мужа, но раздумала и, набросив ослепительно-белый пеньюар из французского кружева, попыталась заняться чтением. Тяжелые шаги в коридоре заставили ее вздрогнуть. Отложив книгу в сторону, Глори подкрутила фитиль лампы.
Николас открыл дверь, даже не взглянув в сторону кровати. Повернувшись спиной к Глори, он не спеша разделся и убрал в шкаф вещи. Из-под опущенных ресниц она следила за тем, как муж ходит по комнате, любовалась игрой его мускулов. Наконец, он повернулся и направился к постели, но резко остановился и замер в полнейшем смятении: тонкое кружево пеньюара подчеркивало прелестные груди жены. Николас взял ее на руки и прижался щекой к волосам.
– Теперь ты мне веришь? – прошептал он, обжигая Глори дыханием.
? Да.
Его глаза светились от счастья, на губах играла радостная улыбка.
– Обещаю, ты не пожалеешь об этом.
Утро прошло в хлопотах, связанных с подготовкой к поездке в Нью-Йорк. Кучер и конюх, одетые в ливреи, подали к крыльцу четырехместную карету, изготовленную в Англии по специальному заказу. Николас помог Глори усесться. В дорогу она надела красновато-коричневое, с зеленой отделкой, платье, ее муж – темно-серый фрак с черным бархатным воротником.
Покачиваясь в карете, молодая женщина старалась не думать о предстоящих днях. Николас хочет, чтобы она вращалась в среде тех людей, которые еще совсем недавно чурались ее. Что они ей скажут? Как следует отвечать? Будут ли эти люди относиться к ней с прежним презрением?
– О чем ты думаешь? – прервал молчание капитан. – Со стороны кажется, будто на твои хрупкие плечи взвалили непосильный груз.
Она улыбнулась, близость мужа отвлекала от тягостных размышлений.
– Ни о чем. Правда. Просто любуюсь природой.
Николас не поверил, хотя пейзаж, действительно, был очарователен: все кругом зеленело, и несколько разбросанных вдоль дороги домиков выглядели куда чище и ярче, чем всего несколько дней назад. На поля уже потянулись работники, чтобы подготовить почву к весеннему севу. Неизвестно откуда взявшаяся шавка с лаем бросилась на карету.
– Тебе беспокоит предстоящий бал, – заметил Блэкуэлл несколько минут спустя.
– Ничего не могу с собой поделать. Нам обязательно нужно туда пойти?
– Я хочу, чтобы все раз и навсегда узнали, что ты моя жена, что я люблю тебя и не позволю говорить о тебе плохо.
Закрыв глаза, Глори откинулась на спинку сиденья, вжимаясь в него так сильно, словно хотела исчезнуть.
– А мы не можем ненадолго там появиться, а потом уйти?
– Нет. Я хочу, чтобы ни у кого не осталось и тени сомнения. Мы укоротим злые языки раз и навсегда.
Глори отвернулась, на глаза навернулись слезы.
– Я не уверена, что у меня хватит смелости встретиться с этими людьми.
– На балу я не отойду от тебя ни на шаг.
По щеке Глори скатилась слезинка. Она чуть слышно прошептала:
– Они ненавидели меня, говорили ужасные вещи, называли меня… капитанской подстилкой.
Блэкуэлл вспыхнул, все в нем клокотало от злости.
– Я мог бы купить и продать большинство этих людей. Если кто-то скажет о тебе хоть одно дурное слово, я или разорю его, или застрелю!
Он сжал кулаки и нахмурился. Потом, подвинувшись ближе к жене, обнял ее за плечи, словно желая защитить от злого и жестокого мира.
Успокоенная словами мужа и его заботливым тоном, Глори улыбалась сквозь слезы. Никогда еще она не любила Николаса так сильно.