Милли уставилась на грозовые облака, плывущие на них, и ее желудок скрутило. Это выглядело очень плохо.
— Что мне нужно делать? — спросила она, но Чейз даже не посмотрел в ее сторону.
— Просто спускайся вниз.
— Но тебе потребуется помощь здесь, наверху.
— Милли, ты вообще не смыслишь в лодках и хождении под парусом. Здесь ты будешь больше обузой, чем помощником. — Он наконец поднял взгляд на нее, и она увидела в нем страх. — Спускайся вниз.
— Я не хочу, чтобы ты оставался тут один, — засомневалась Милли.
— Поверь, — холодным тоном сказал Чейз, — я отлично справлюсь.
— Намекаешь на то, что я имела в виду твою болезнь? — разозлилась она. — Это, знаешь ли, раздражает. Чейз, я бы не пожелала никому остаться тут в одиночку. Это опасно. К тому же я прекрасно могу следовать твоим инструкциям.
Губы Чейза почти изогнулись в улыбке, а может, Милли просто хотела в это верить.
— Почти убедила.
— Нет, серьезно, скажи мне, что делать.
— Уверен, я в последний раз слышу эту фразу от тебя. Ладно, уговорила. — Он глубоко вздохнул. — Нужно подтянуть узлы и задраить люки.
— Подтянуть узлы?
— Именно.
— Эм… Что это конкретно значит?
Чейз закатил глаза, и Милли улыбнулась. Даже несмотря на то, что близилась страшная гроза, несмотря на то, что их отношения зашли в эмоциональный тупик, она все равно обожала просто быть рядом с ним. Она любила его за то, что всегда мог заставить ее улыбнуться.
— Закрой все иллюминаторы и убери все неустойчивые предметы — около кровати есть сундук. А я осушу трюм.
Милли не имела ни малейшего понятия, что это значило. Она просто поспешила сделать что велено. Первые капли дождя упали на стекло иллюминатора, когда она закрывала его. Она быстро покидала книги и одежду в зафиксированный на полу сундук, о котором говорил Чейз, и поспешила обратно на палубу. Ветер стал порывистым, и Милли чувствовала его напор. Появились смутные воспоминания обо всех тропических грозах и ураганах, о которых она слышала за последнее время. В душе зародилось нехорошее предчувствие. Судя по выражению лица Чейза, их ожидает нелегкая морская прогулка.
— Что теперь? — спросила Милли, повышая голос, чтобы он мог ее услышать.
— Смотри, чтобы трюм не затопило, а я постараюсь держать нос лодки под нужным углом к волнам, чтобы нас не перевернуло. По моим расчетам, мы находимся в двадцати минутах от острова. Я не хочу подходить ближе, пока ветер не утихнет. Последнее, что нам нужно, — разбиться о скалы.
— Точно.
Чейз показал ей, как откачивать воду, ветер все усиливался, и вскоре волны начали с огромной силой разбиваться о борт корабля. Они молчали и были полностью сфокусированы на работе. Милли была слишком сконцентрирована, чтобы обращать внимание на липкий страх, который пытался завладеть ее разумом. Промокшее насквозь шелковое платье прилипало к продрогшему телу. Несколько раз лодку швыряло на волнах так сильно, что Милли сбивало с ног. Она смотрела на Чейза, стоявшего у румпеля, промокшего до нитки. Он выглядел сильным и непоколебимым. Даже посредине этой бури ее сердце наполнялось любовью.
Милли не знала, как долго все это длилось. Ветер завывал, волны бились о борта, а они делали все, чтобы держать лодку на плаву. В какой-то момент она поняла, что воды стало меньше и лодку больше не шатает так сильно. Гроза уходила.
Море начало успокаиваться, Чейз, наконец, обернулся к ней и устало улыбнулся. Он выглядел изнеможенным, а его тело и мышцы лица буквально дрожали от напряжения.
— Мы сделали это, — сказал он.
— Так точно.
— Спасибо.
Она кивнула и напряглась. Пришло время снова вернуться к их спору, который прервался грозой. Зато теперь у нее был еще один козырь.
— Кажется, мы неплохо справились с непогодой.
— Вроде того, — ответил он без эмоций и прищурился.
Милли сделала глубокий вдох:
— И если мы смогли справиться с этим, мы…
— Хочешь сказать, мы так же легко справимся с проблемами и в личной жизни? — Он закатил глаза. — Суровая женщина, неужели ты действительно будешь сравнивать такие вещи?
Милли сделала шаг к нему навстречу:
— Я сделаю все, что понадобится, Чейз.
В его взгляде вдруг промелькнула печаль.
— Я знаю. Это-то меня и беспокоит, — вздохнул он и посмотрел на успокоившееся море. — Пойдем в каюту, нам нужно переодеться во что-нибудь сухое.
Они спустились вниз и оба переоделись в футболки и шорты. Милли была в предвкушении. Но Чейз сел на край кровати и похлопал по покрывалу рядом с собой, приглашая ее. Не похоже на жест соблазнителя.
Она пошла к нему на ватных ногах и села рядом. Чейз взял ее за руку. Милли чуть не задохнулась — он снова заставит ее плакать. Только на этот раз слезы не будут исцеляющими. Ей будет больно.
— Милли.
— Я не хочу слушать речь в стиле «отпусти меня по-хорошему», Чейз. Мы оба не настолько просты.
— Ты права, — слабо улыбнулся он. — Ты очень сильная, Милли, и невероятно своенравная.
— Не забудь — еще суровая.
— И строгая. Столько слов на букву «с». — Он вздохнул, поглаживая ее пальцы, как бы наслаждаясь этим прикосновением. — Ты сможешь выдержать правду.
Милли приготовилась к новой битве:
— Ну, и что же это за правда?
— А правда заключается в том, что с тех пор, как мне впервые поставили этот диагноз, уровень лейкоцитов в крови у меня падает. Да, у меня все еще хроническая стадия болезни, но вскоре она перерастет в фазу акселерации. Если ты действительно изучала материалы, ты знаешь, что все станет действительно плохо.
— В жизни нет никаких гарантий, Чейз.
— Нет, но тут все ясно — как только болезнь вступит в эту фазу, обратного пути не будет. Это только вопрос времени. Мои дни будут сочтены. И последние из них будут очень суровыми — химиотерапия, облучение, специальные больницы для безнадежно больных… Это все — один длинный мучительный последний вздох.
Милли нервно сглотнула. Ее голова наполнилась образами слабеющего Чейза, который чувствует себя все хуже.
— Я понимаю это.
— Вот тебе еще откровение, — тихо продолжил он. — Эти дни были очень насыщенными. Ты рассказала мне о своем муже и Шарлотте… Ты никому не говорила эти вещи, никогда так не плакала с момента аварии. Именно на этом основывается твоя привязанность.
— Ты думаешь, мои чувства ненастоящие?
— Я говорю, что уже нет времени проверять. Мы возвращаемся обратно в Нью-Йорк, начинаем встречаться… Сколько? Неделю? Месяц? А вдруг потом меня положат в больницу, кто знает. И к чему это все? Это будет нечестно, Милли.
— Я должна сама решить.
— То есть ты действительно хочешь этого? — требовательно спросил Чейз. — Хочешь посвятить все свое время уходу за неизлечимо больным? Потратить свои возможно лучшие годы на человека, у которого заканчивается время? Не говоря уже о том, что тебе придется вновь пережить все горе от потери заново?
Милли нервно сглотнула. Она молчала. Когда он преподнес это все так открыто и прямо, это звучало нелепо. И ужасно. Насчет части, касающейся ее разбитого сердца, она не была уверена. Она знала, что Чейз видел настоящие эмоции на ее лице, слышал их в ее голосе.
— Видишь? — тихо произнес он.
— Но я хочу, чтобы все получилось, — прошептала она, и Чейз сжал ее пальцы.
— Давай просто будем помнить, что у нас было.
Она всхлипнула, не в силах ответить, а он подарил ей грустную улыбку и отправился на палубу.
Три дня спустя Чейз летел первым классом в Нью-Йорк. Он смотрел на чертеж, над которым работал. Этот проект поглотил его целиком еще неделю назад, а сейчас он мог думать только о Милли. О ее теплом взгляде, улыбке. О Милли, лежащей на нем, целующей его.
«Забудь об этом», — твердил он себе и пытался стереть из памяти ее образ, как и три минуты назад.
Вздохнув, Чейз отложил чертеж и взъерошил волосы. Их последние часы были такими неловкими и в то же время очень ценными. Когда они добрались до острова, он причалил к берегу и проводил ее к отелю. Они не разговаривали. Оба знали, что все кончилось, и осталось только попрощаться.
— Я оставлю твою одежду у портье, — сказала Милли. Она все еще была в его шортах и футболке.
— Забудь об этом, — резко ответил он.
Чейз не хотел быть грубым, но, оказалось, говорить было больно, как и думать.
Милли медленно кивнула и остановилась у двери:
— Моя комната здесь.
— Хорошо, — ответил он.
— Чейз…
— Прощай, Милли, — произнес он, не дав ей закончить.
И вдруг Чейз осознал необходимость коснуться ее, почувствовать вкус ее губ в последний раз, оставить его в памяти. Он обнял Милли и прижался к ее губам на несколько секунд, а затем развернулся и заспешил прочь, не оглядываясь.
Теперь же он снова смотрел на свой чертеж. Это был проект здания библиотеки в университете в Нью-Гемпшире, и ему не нравился получившийся вход. Хотелось бы сделать потолки высокими, но в то же время они не должны выглядеть громоздко. Нужно будет подобрать другой материал — что-нибудь местное и возобновляемое, как и все материалы, которые он использовал для строительства. Например, эти стеллажи из дуба. Темное дерево напоминало ему шоколадный нежный взгляд Милли.
Ну вот, опять. Чейз снова отодвинул чертеж. Нет смысла пытаться работать. По крайней мере, во сне он не будет думать о ней.
Он будет мечтать…
Несколько дней спустя Чейз сидел в кабинете онколога. Женщина просматривала результаты анализов, которые он сдал по прилете.
— Итак, хорошие новости: твои показатели стабильны.
— А плохие?
— Они немного ниже, чем мне бы хотелось, но этому может быть несколько причин.
— Как, например, тот факт, что новое лекарство тоже не работает? — протянул Чейз.
Рейчел, его доктор, лишь хитро улыбнулась:
— Я понимаю, ты ожидаешь худшего, и это своеобразный защитный механизм.
«Давайте только без психоанализа», — подумал он.
— По моему опыту, самое плохое как раз чаще всего и случается.
— У тебя не самый плохой случай, — тихо возразила Рейчел. — Поверь мне. Этот препарат не работает так, как мне бы хотелось, но можно попробовать еще один. Твои показатели более или менее зафиксировались — они же не падают резко.
— Но снизившийся уровень лейкоцитов говорит о скором переходе в фазу акселерации, — возразил Чейз.
— Может быть, — вздохнула Рейчел, — но для этого должны быть и другие условия.
— Какие?
— Начнется цитогенетическая эволюция с новыми аномалиями.
— Я даже не знаю, что это.
— Смысл в том, что, если один препарат не работает, это не означает, что тебе больше вообще никакое лечение не поможет.
— Но это все равно плохо.
— Мы обнаружили хронический миелолейкоз у тебя на ранней стадии, и статистика у пациентов с подобными случаями довольно хорошая.
— Но я не цифра из столбика статистики, в конце концов.
— Конечно. Но твой случай точно не самый плохой.
Чейз забарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Он ненавидел эту неопределенность. Ненавидел чувство тикающей бомбы, которая отсчитывала время, готовая вот-вот взорваться.
— Живи обычной жизнью, Чейз, — тихо посоветовала Рейчел. — Не нужно ждать того, что может случиться, а может и нет.
— Скорее все-таки может.
— Не надо так говорить. — Она потянулась за блокнотом. — Я выписываю тебе рецепт на новый ингибитор. Весь следующий месяц раз в неделю мы будем брать анализ крови и смотреть, как обстоят дела.
— Отлично…
Еще предписания врачей, еще неизвестность и ожидание. Запоздало Чейз осознал, что ведет себя грубо.
— Прости, Рейчел. У меня был ужасный день…
Или неделя. С тех пор, как он спустился с самолета и вернулся в свою бесполезную жизнь.
— Все в порядке на работе? — сочувствующе улыбнулась Рейчел.
— Угу.
— А в личной жизни?
— Какой личной жизни? — улыбнулся Чейз.
Рейчел нахмурилась:
— Чейз, нужно, чтобы в твоей жизни были люди, которые смогут тебя поддержать.
Вот как раз это-то ему и не нужно. Он не рассказал коллегам о своем диагнозе. Не говорил и братьям, хотя вряд ли они хотели бы знать. Они трое не поддерживали друг друга с тех пор, как умерли их родители.
Да, знала только Милли.
— Все нормально, — уверил он врача, хоть и вся его жизнь была далека от нормы.
«Все ужасно», — подумал Чейз про себя.
— Я понимаю, из-за отпуска ты можешь почувствовать, что немного отстала от нынешнего положения дел, Милли, но это уже перебор.
— Тебе же нравится, когда я работаю, Джек, — ответила она.
— Не шестнадцать часов в день, — вздохнул ее начальник. — Я горжусь, что у меня в офисе очень суровая рабочая этика, но не настолько же… Это похоже на помешательство. Милли, так не пойдет. Ты просто перегоришь. Поверь, я уже видел, как это бывает — оно того не стоит.
— Я в порядке, и в работе мое счастье.
«Ложь».
— Кстати, как прошел твой отпуск?
Минуло две недели с тех пор, как она вернулась с острова. Две долгие, одинокие недели. И в те минуты, когда ее мозг не был занят работой, она думала только о Чейзе. Мечтала о его улыбке, его прикосновении…
«Это ненастоящие чувства. Мы провели вместе всего пять дней, только и всего», — убеждала себя Милли в сотый раз и сама себе не верила.
— Милли?
Запоздало она поняла, что не ответила начальнику.
— Мой отпуск? Эм, ну, ты знаешь… Все было вполне нормально.
«Восхитительно».
— Все в порядке и нормально, да?
— Угу.
— Что ты делала?
«Ныряла за моллюсками, занималась любовью, плакала в его объятиях».
— Что обычно делают в отпуске? Купаются, загорают… — Она затихла и вновь уставилась на экран.
— Я всегда думал, что ты из тех, кто предпочитает активный отдых. Погружения с аквалангом, катание на парашюте, привязанном за трос к катеру…
— Нет.
— Милли. — Джек положил руку на ее стол, отвлекая ее от изучения монитора. Она взглянула на него. Ее начальник смотрел на нее по-отечески, с состраданием. Причем Джек никогда не выглядел подобным образом — у него просто не было времени на подобные чувства. Как и у нее.
По крайней мере, ей хотелось о себе так думать.
— Что, Джек?
— Ты в порядке? Я имею в виду, действительно ли в порядке? Я знаю, что произошло… ну, ты поняла… авария.
— Спасибо за заботу, Джек, — тихо ответила она, — но я в порядке. Я всегда храню в своем сердце эту боль, но сейчас мне лучше, чем раньше. Становится легче с каждым днем.
По крайней мере, это было правдой. С тех пор, как она призналась Чейзу и выплакала всю боль, ей стало действительно легче. Лучше.
Но у нее не было Чейза.
Лежа в постели, она часто не могла уснуть, вспоминая его прикосновения, то, как он всегда мог рассмешить ее. Это все казалось таким настоящим, что сжималось сердце.
— Ладно, я рад. Надеюсь, что ты прекратишь просиживать на работе по шестнадцать часов, хорошо?
Милли просто улыбнулась в ответ и открыла следующую страницу файла. В ее планы не входила смена графика. Ведь если прекратить забивать голову делами, мозг сразу начнет думать о Чейзе. Не было смысла еще больше себя мучать.
Спустя неделю во время ее предполагаемого перерыва на обед, который Милли в очередной раз проводила за компьютером, ей позвонила сестра и сообщила, что зайдет на ужин.
— Я вроде как занята, Зо.
— Точно. Я думала, ты вернешься из отпуска расслабленной, Милли, а ты стала еще хуже.
— Вот уж спасибо!
— Я серьезно. Я зайду в семь.
Милли пришлось согласиться. Ее сестра была единственным человеком, с которым она чувствовала себя более-менее нормально после аварии.
Звонок в дверь раздался ровно в семь. Милли успела забежать домой за три минуты до этого. Поэтому она все еще была в своем брючном костюме и на шпильках. Зои удивленно оглядела ее.
— Вау! Бьюсь об заклад, мужчины находят твой прикид очень сексуальным.
— Я не потому так одеваюсь.
Сестра поставила пакет с едой на безупречно чистый стол с гладкой гранитной поверхностью.
— Я знаю, но мужчины на самом деле — слабый пол. Готова поспорить, все твои коллеги постоянно фантазируют о том, как ты расстегиваешь свою шелковую блузку и шепчешь им на ухо цены акций…
Милли неохотно рассмеялась:
— Зои, ты невыносима!
— Стараюсь. Итак, — Зои достала из пакета чипсы и высыпала их в миску, — рассказывай, что произошло на Гавайях?
— Я была на Карибах.
— Точно. — Она выудила из пакета плавленый сыр. — Так что же случилось, Милли? Говори, потому что я знаю: что-то произошло, и я все равно добьюсь от тебя рассказа.
— Не получится, — уверенно возразила Милли.
— Дело в мужчине? У тебя был курортный роман?
Милли следила за тем, как Зои выдавливает сыр из бутылки прямо в миску с чипсами. Она тут же вспомнила, как Чейз удивился такой неизысканной закуске. Всего лишь одно воспоминание тут же вызвало у нее улыбку.
— Вообще-то ты права.
— Что? — Опешившая Зои резко развернулась в сторону Милли, и струя плавленого сыра пролетела через полкухни прямо на белоснежную блузку сестры.
— Ты оплачиваешь мне химчистку.
— Договорились, а теперь рассказывай все.
— Да, особо нечего рассказывать. — Милли безуспешно пыталась оттереть ярко-оранжевое пятно. — То есть ты действительно охмурила какого-то парня? — В голосе Зои слышалось столько скептицизма, что Милли невольно улыбнулась.
— Да.
— Он красавчик?
— Определенно.
— Я так завидую тебе!
— И правильно.
— Это была интрижка? Курортный роман?
— Можно и так сказать.
Милли попыталась ответить безразличным тоном, но безуспешно. Предательские слезы появились в уголках глаз, и она отвернулась к раковине под предлогом того, чтобы попытаться оттереть пятно на блузке. Но сестру было не одурачить.
— О нет, — протянула она, положив руку ей на плечо. — Что случилось?
— Все сложно.
— Зная твое прошлое, это можно было предположить.
Милли вздохнула:
— Знаешь, я так устала от того, что все в моей жизни сложно и грустно.
— Я понимаю, — прошептала Зои.
Милли сглотнула и развернулась:
— У него есть одна проблема.
— О нет, только не парень с проблемами… Поверь мне, от таких нужно бежать.
Милли печально улыбнулась. Зои постоянно «везло» на ничтожеств, которые бросали ее под различными глупыми предлогами, типа «бывшая девушка, мама, учительница младших классов в свое время сделала мне очень больно, и теперь я боюсь обязательств».
— Не в этом смысле.
— А в каком?
— Он… — Милли запнулась, ей не хотелось рассказывать о состоянии Чейза — это был не ее секрет. — Это не важно. Смысл в том, что он не стал продолжать наши отношения, потому что не хотел сделать больно мне.
— Какая избитая отговорка.
— Нет, на самом деле, — тихо возразила Милли.
Зои поставила миску с чипсами и сыром в духовку.
— Серьезно? Потому что, когда парни говорят подобное, это обычно значит, они не хотят, чтобы им сделали больно.
— Нет, просто…
Зои вдруг остановила ее, положив руки ей на талию.
— Я права или я права?
— Может быть, Зо, — медленно согласилась Милли. — Я просто никогда не думала об этом.
Сестра заглянула в духовку, чтобы проверить начос.
— Для финансового гения, сестренка, ты порой бываешь очень глупой в некоторых обычных вопросах.
Милли не могла не согласиться.