Остров везения

5

Такого с ней еще не бывало. Обняв ее, Густав плыл, работая ногами и одной рукой. Второй он так плотно прижал Маргрит к себе, что она ощущала каждый мускул его плоского живота и мускулистых ног, которые толчками приближали их к берегу.

– Ненормальный! – хрипло прошептала молодая женщина, изо всех сил стараясь держать рот над водой.

– Тише, моя милая длинноногая водяная ведьмочка! Ты нас утопишь.

Она покорилась и, подняв лицо как можно выше, прильнула щекой к его шее. Ее обволок запах здорового мужского тела, под прохладной кожей которого пылал настоящий огонь.

Из воды он вынес ее на руках. У нее не было сил взбираться по крутому скользкому берегу, по мокрой от росы траве.

– Моя майка, – беспомощно прошептала Маргрит.

– Я тебе принесу одну из моих рубашек, – пообещал Густав с удовольствием, которого не мог скрыть сипловатый голос.

На воздухе было теплее, чем в воде, однако молодую женщину зазнобило. Видимо, она все-таки замерзла. Откуда бы иначе взяться неудержимой дрожи?

– Пойдем, я тебя оботру, – прошептал Густав, заводя ее в теплую тьму дома.

Полотенца висели за дверью. Он снял их, Одним накрыл ее голову, а другим закутал обнаженные плечи.

– Я зажгу свечу, хорошо?

Вспыхнула спичка, и Маргрит отвернулась.

Она не могла смотреть на Густава после того, как ответила на его ласки.

– Это был условный рефлекс на тебя, – повторяла Маргрит, остервенело растирая голову.

Густав взял из ее рук полотенце.

– Что ты там ворчишь? – чуть насмешливо спросил он, умело вытирая ей волосы, словно каждый день только этим и занимался.

Они сидели сейчас на одной из кроватей.

Густав для удобства прижал Маргрит макушкой к своей груди.

– Ах да, я же совсем позабыл свое громкое имя и славу!

– А я помню. Если я подросла и попалась тебе под руку, то это не значит, что я стала доступной. – Она словно пыталась этими словами отгородиться от него.

Густав поднял ей голову и с самодовольной улыбкой обмотал полотенце вокруг шеи.

– Что ж, Маргрит, сама напросилась. Между прочим, некоторые женщины обожают такие вещи. А разочаровывать даму не в моих правилах.

– Но я не некоторые, – заявила она, впрочем уже не столь уверенно, почти желая, чтобы Густав попытался довести дело до конца силой, тогда у нее было бы право выставить его со своей территории. – Я тебе уже говорила: секс меня мало интересует. У меня есть дела поважнее. И меня раздражают приставания доморощенного донжуана, который считает себя вправе соблазнить любую женщину, которая с ним купается.

Света в комнате было мало, и, возможно, в синих глазах Густава сверкали не искорки радости, как ей казалось вначале, а огоньки гнева. Так или иначе, извиняться Маргрит не собиралась и соображала, как бы поскорее закончить вечер. Но поползновения «доморощенного донжуана» привели в такой разброд ее мысли, что она никак не могла подобрать нужные слова.

– Дядя Мартин давно здесь был? – неожиданно спросил Густав, проглотив ее резкость, чего она совсем не ожидала. – Биргитта не любит, когда он один отправляется на рыбалку, ведь твой дядя недавно перенес инфаркт.

Напряжение спало. Но Маргрит тут же подумала, что никто даже не удосужился сообщить ей, когда заболел ее любимый дядя. Разве она бессердечная эгоистка? Неужели они решили, что она за своими делами забыла родных? А может, это и в самом деле так?..

На другой, день незадолго до полудня, прикатил дядя Мартин.

– Здравствуй. Вот надумал посмотреть, как ты тут, – приветствовал он племянницу. – И сообщить, что тебе вчера вечером звонил приятель из столицы.

Маргрит на всякий случай оставила в Стокгольме номер телефона родственников, но никак не ожидала, что им воспользуются.

– Кто это был?

– Некто по фамилии Болиндман. Он говорил так, будто надел туфли на два размера меньше.

Молодая женщина засмеялась, представив разговаривающего с дядей Александра. Они сели на покосившуюся скамью в тени ивы.

– Это ты верно заметил! – прыснула она, взяв на душу небольшой грех. – Я должна ему позвонить?

– Как хочешь. Но вот что он велел тебе передать: «Кончай играть в Робинзона, возвращайся, твое место здесь. Ты нужна галерее и мне тоже». Помнится, он выразился именно так.

Дядя положил руку на спинку скамьи.

– Что это за галерея? И, коли на то пошло, что это за парень в тесных туфлях?

Вытянув ноги, Маргрит откинула голову назад и опустила ее на руку дяди. Смех, вырвавшийся из ее горла, лишь на какой-то миг грозил перейти в слезы, но она легко подавила их.

Дни на острове определенно пошли ей на пользу, а ведь последние месяцы она в таких случаях совершенно не владела собой.

– Галерея – это место моей работы. Мужчина в тесных туфлях – Александр Болиндман, мой начальник и ее владелец. Но все это чепуха. Дядя, почему ты мне не сказал про свое сердце?

– Это все Биргитта, хочет нянчиться со мной и рассказывает всем, что я болен, – проворчал он. – Вечно выдумывает невесть что!

Обыкновенный инфаркт, от этого разве умирают на нашем острове? Вот если бы на меня свалилась сосна, тогда, конечно, надо было бы посылать за священником.

Что ж, юмор показывает, что организм борется с болячками, решила Маргрит и перестала тревожиться за дядино здоровье. Когда, попрощавшись с племянницей, он отправился домой, молодая женщина занялась тем, о чем всегда только мечтала.

Она извлекла из дорожной сумки коробку акварельных красок, беличью кисточку и пачку бумаги. И, вытащив из дома стол, устроилась за ним, с огромным прилежанием рисуя сосновый бор, виднеющийся на противоположном берегу озера. Но вскоре незаметно подкравшаяся туча загнала ее под крышу.

Тут и появился Густав. Поставив грузовичок поближе к крыльцу, он ворвался в дом, промокший до нитки и верь забрызганный грязью.

– Ты как ньюфаундленд, только что спасший утопающего! – протягивая ему полотенце, которое тут же потемнело от влаги, сказала весело Маргрит. – Придется завтра посетить прачечную самообслуживания. Ты мне принес что-нибудь поесть?

– Ненасытное создание Я предлагаю тебе восхищаться моим прекрасным ликом, благоговейно слушать, как я блистаю остроумием, а ты думаешь только о своем желудке!

Он бегом добрался до грузовика и вернулся с корзиной и двумя бутылками вина. Маргрит взяла у него бутылки и, наклонившись над столом, заглянула в корзину.

– По крайней мере, я правильно оцениваю себя, – с усмешкой возразила молодая женщина, изучая ее содержимое: круг мягкого сыра, два пирога с рыбой, что-то завернутое в фольгу и пахнущее, как… – Свиные ребрышки! Поджаренные над углями на решетке! Густав Бервальд, ты просто соблазнитель!

– Пирушка не обещает быть чересчур опрятной: у тебя удобств маловато. Стол из дома стоит на берегу! Если только ты любишь есть под дождем…

– Я рисовала, сидя за ним, – пояснила Маргрит, вынимая из корзины ребрышки, сыр и еще несколько таинственных свертков. – Хотя почему я, ведь ты все равно уже мокрый и грязный…

Вернувшись через минуту, Густав пробормотал, что его беззастенчиво используют. И Маргрит, повинуясь внезапному порыву, чего С ней не было уже несколько лет, чмокнула его в квадратный подбородок.

– Ну-ну, тебе же это нравится. Каждому ведь приятно чувствовать, что он кому-то нужен.

Они поставили стол между кроватями и распаковали все свертки. Маргрит выложила стопку бумажных салфеток, Густав откупорил одну из бутылок. Они уселись на койки по-турецки и принялись жевать, болтать и смеяться.

– Такие вещи просто невозможно есть культурно, – пожаловалась она, когда Густав протянул руку, чтобы стереть у нее с подбородка капельку соуса.

– Смотря что считать культурным. Обгладывать кости – давний славный обычай шведского народа.

Потом они поговорили о политике, об искусстве и о нашумевшем романисте, которого Маргрит встретила недавно на выставке. Далеко не сразу она поймала себя на мысли, что для фермера Густав Бервальд весьма увлекательный собеседник. Столько смеяться ей не приходилось уже много лет, а в последнее время, хоть она этого и не сознавала, смех вообще исчез из ее репертуара. Но остро отточенное чувство юмора Густава зацепило и разбередило ее собственное. Раз за разом он заставлял ее хохотать до изнеможения.

– Разве тебе не весело с Александром? – неожиданно спросил Густав.

– У нас с ним похожие вкусы, но я, кажется, ни разу не видела, чтобы он позволил себе расслабиться и засмеяться.

– А твой покойный муж?

– Карл? О, тот вообще стыдился любого проявления эмоций. Только раз, помню, он не сумел скрыть радости – когда ловко облапошил другого коллекционера…

Не договорив, Маргрит опустила голову и стиснула кулаки. Густав протянул руку через стол и осторожно разжал ее пальцы.

– Не горюй, солнышко. Ты сейчас вся ощетинилась – от затылка до хвоста.

– А вот Карл, – печально сообщила Маргрит, – никогда не произносил слов вроде «хвоста». По-моему, его смущала анатомия.

Густав насмешливо заметил, что, похоже, немало найдется вещей, которых Карл никогда не делал. И Маргрит, несмотря на свой печальный настрой, не могла с ним не согласиться., Но молодую женщину все же задело то, с какой заинтересованностью и дотошностью Густав расспрашивает о мужчинах в ее жизни, и она поспешила сменить тему, сообщив:

– Приезжал дядя Мартин… Сказал, что звонил Александр. – И, похоже, ничего от этого не выиграла: разговор снова вернулся в прежнее русло.

– Так ты уже приняла решение? – Густав встал и закрыл окно: капли дождя начинало задувать внутрь. Он обошел комнату, проверяя все окна, и наконец остановился рядом с Маргрит. – Ты собираешься выйти за него замуж? – тихо спросил он.

Нервно вертя в руках бокал, молодая женщина отвернулась.

– У меня еще неделя, – уклончиво ответила она.

– Но ты уже взвесила все? Учти, ведь он с тобой не только не спит, но даже не смеется.

Ты хоть сознаешь, что вы все время будете вместе, просто деться будет больше некуда?

Глядя, как за стенами домика бушует гроза, она тщетно пыталась уйти в себя под монотонный стук дождя по крыше.

– Боже, ну откуда я знаю? – воскликнула она. – Ведь у нас так много общего!

Густав осторожно положил руку на ее узкую лодыжку, но не гладил, а просто грел своим теплом.

– Я твой друг, Маргрит. Мне тяжело смотреть, как ты совершаешь еще одну большую ошибку. Ведь мы оба из собственного опыта знаем, что неудачный брак не проходит для человека бесследно.

Она резко повернулась, и в желтом свете фонаря он увидел ее большие умоляющие глаза.

– Ну откуда можно знать заранее, Густав Бервальд? Дай мне надежное доказательство.

Он провел рукой по всей длине ее голени и накрыл колено.

– Если бы все всегда шло, как мы хотим, не существовало бы такого понятия, как развод. Но, оглядываясь в прошлое, я бы всякому посоветовал, прежде чем связывать свою судьбу с другим человеком, как следует изучить самого себя. А вот ты, Маргрит, ты хорошо знаешь себя?

– У меня есть занятие получше, чем копаться в своих слабостях!

Спустив ноги на пол, она промямлила что-то насчет кофе, но Густав поймал ее за руку.

– Не увиливай от ответа, Маргрит. Мы оба прекрасно знаем, почему ты хочешь убежать. – Его низкий, протяжный голос дрожью отозвался у нее в спине, и, прежде чем она успела уклониться, он повернул к себе ее голову и отыскал губами рот, За секунду она из воплощенного здравого смысла превратилась в воплощенное ненасытное желание. Единственной реальностью были стиснувшие ее руки Густава и его язык, едва касающийся ее губ. Маргрит чувствовала его теплые руки у себя на спине, на плечах. Он стал нежно водить губами по ее рту, и из ее груди вырвался низкий звук. Она ощущала, как ей передается его учащенное сердцебиение.

Поцелуй оставался легким и мучительно дразнящим, словно Густав намеревался исследовать и запомнить каждый изгиб ее тела. Руки у него задрожали, напряглись, и Маргрит первая не выдержала этой взаимной скованности.

Отбросив всякое стеснение, она приоткрыла губы ему навстречу. Не сдержав стона, он опрокинул безвольное тело женщины на кровать, придавил своей тяжестью и принялся расстегивать блузку.

Теперь, когда условности были наконец преодолены, Густав никак не мог ею насладиться.

– Маргрит, Маргрит, ты чертовски аппетитна, – невольно вырвалось у него, когда он ощутил в нижней части ее шеи бешеное биение пульса.

Его руки уже распахнули блузку и теперь ласкали грудь. Он нетерпеливо сдернул с нее шорты, а Маргрит, подняв руки, потянула вверх его рубашку. Густав натянуто засмеялся и, помогая ей, стащил рубашку через голову и отшвырнул в сторону. Маргрит не могла оторвать взгляда от совершенных линий его торса.

Она инстинктивно развела ноги так, чтобы он мог теснее прижаться к ней. На этот раз поцелуй был глубоким, почти неистовым, потом его губы медленно спустились к груди, оставляя за собой волнующий след страсти. Густав утолил мучительную жажду груди и пробудил к жизни остальные уголки ее истомившегося тела.

– Густав, о, прошу тебя?.. О, так, так!.. – восклицала Маргрит, не подозревая, что говорит в полный голос.

Теперь его губы добрались до ее пупка, а рука скользнула в ложбинку под животом. Когда же его язык отыскал средоточие самых невообразимых ощущений, дыхание Маргрит прервалось и она судорожно вцепилась в его плечи, вдавив пальцы в упругие, твердые мышцы.

Густав навис над ней, и она перебирала пальцами курчавые волосы на его груди. Видимо, она больно его ущипнула, потому что он вздрогнул и снова навалился на нее всей тяжестью. Она с радостью приняла его: ее распирало желание познать каждый дюйм его могучего тела своим, ставшим вдруг страстным и требовательным телом. Повинуясь внеземному порыву, она неловко повернулась в попытке приспособиться к этим ошеломляющим новым ощущениям своей плоти, и тут напряженное тело Густава несколько раз содрогнулось.

– Скажи, что мне для тебя сделать, Маргрит? – прохрипел он.

Сбитая с толку, женщина посмотрела в его окутанное полумраком лицо и не знала, что сказать. Не время было для слов или просьб.

Зато было время погасить адский пламень, пылающий в ней и рвущийся наружу.

– Густав, пожалуйста…

– Скажи мне, Маргрит, ты меня хочешь?

Хочешь, чтобы мы занимались любовью? Хочешь получить все, что я могу тебе дать – и телом, и разумом?

Она продолжала смотреть на него. Буря противоречивых чувств в душе лишила ее дара речи.

Господи, что за игру он еще затеял?

– Ты не хочешь меня?

Густав порывисто сел, отвернулся от нее и, положив кулак на спинку кровати, прислонился к нему лбом. Она видела не только блеск пота на его спине, но даже легкие подергивания кожи от ударов сердца. Глубоко разочарованная, Маргрит коснулась его рукой, но он резко отстранился, вскочил и шагнул к двери.

Она отчетливо слышала его дыхание. Дождь, казалось, перестал, стояла напряженная тишина, чреватая взрывом.

– Густав, – шепотом позвала молодая женщина.

– Забудь обо всем, Маргрит… Впрочем, если тебя это волнует, поверь мне, ты во всех смыслах совершенно нормальная женщина. Советую тебе дважды подумать, прежде чем связывать судьбу с каким-нибудь бесполым существом, что бы он тебе ни предлагал.

Его слова зазубренным лезвием полоснули по ее нервам. Она совершенно не знала, как избавиться от этой новой нестерпимой боли, когда кровоточит душа. В этом состоянии она не могла лукавить даже перед собой и снова заговорила:

– Что случилось, Густав? Я сделала что-то не так? Мне, наверное, не хватает опыта.

– Маргрит… – Он запнулся, а она не могла понять, почему голос его стал таким резким.

Какое чувство обуревает его? Раздражение? Разочарование? – Бог мой, Маргрит, что толку тебе объяснять! Давно уже я не хотел женщину так, как хочу тебя, но я не могу взять на себя ответственность – за нас двоих.

Ответа не последовало. И Густав повернулся к ней с искаженным от душевной муки лицом.

– Еще слишком рано, Маргрит. Что бы ты сейчас ни думала, но к этому ты пока не готова, и я, оказывается, тоже. Нужно просто немного повременить, моя радость. – Он отрывисто засмеялся, и смех его был похож на треск разрываемой ткани. – Когда я в следующий раз ошалею и потащу тебя в постель, напомни мне, что я сейчас сказал, хорошо?

С этими словами он вышел из дома. Собрав остатки гордости, Маргрит встала в дверях и смотрела, как он широким шагом идет через поляну.

– Держись от меня подальше, Густав Бервальд! – крикнула она ему вслед – И не приходи сюда, пока я не уеду!

Маргрит не была уверена, что ее слова достигли его ушей. Она даже не знала, хочет ли этого, но он помедлил мгновение, прежде чем захлопнуть дверцу грузовика.